Юлька. Трехгодовалая девчушка с волосами цвета пшеницы. На ее личике явно отразилось пристрастие матери к зеленому змию: карие глаза немного косили, нос и щеки имели ту нездоровую отечность, какая бывает у детей алкоголиков, но ясный ум, отражающийся во взгляде, и логичность суждений в столь раннем возрасте были компенсацией за уродливую внешность. Насмешка Бога. Где вы видели красивых и умных блондинок?
Впрочем, жизнь складывается по-разному, а жизнь ребенка-отказника…как?
Она сидела под замком в больничной палате, среди двух таких же годовалых подкидышей, размазывая чистыми рукавами больничной пижамы слезы по грязному лицу, и не замолкая ни на минуту, звала….Маму.
Как сложится жизнь у нее, познавшей в три года предательство самого близкого человека?
Толстая старая медсестра, матеря на чем свет стоит мамаш-кукушек, принесла каши:
- Ешь, деточка, не плачь! Ты сама кушать-то умеешь, али тебя покормить?
- Умею! – Шмыгая носом, Юлька берет ложку, жадно откусывает кусок хлеба, жует, облизывая губы, соленные от слез.
- Вот сволочи, настругают, потом раскидывают по сторонам и весям! Сучки! Чтоб им пусто было! – Медсестра, тяжело дыша, грузно поднялась с кровати, погладила Юльку по пшеничным волосам, и сунула две бутылки с кашей годовалым детям. – Ешьте, ешьте! А то, куда вам путевку дадут не понятно. Здесь отъедайтесь. Путевка, твою мать, в жизнь! Вот ведь сучки! – Старушка, не переставая ворчать, шаркая распухшими ногами, вышла из палаты.
Юлька отодвинула тарелку с недоеденной кашей и снова громко заревела.
Она звала маму три дня, умолкала только на время сна.
- Так! Че ты орешь? Долго ты орать будешь! – Медсестра, явно страдающая от наступающего климакса, налетела на девчонку.
- Маму милиция утащила!!! Мой папа придет и меня заберет! – Рыдала Юлька.
- Ага, как же милиция! Пить меньше надо! Ходи теперь за вами! – Женщина раздраженно меняла простыни.
- Папа придет, оденет меня, и мы пойдем с ним доооо-мой!
- Пойдешь, пойдешь, не ори только!
- Я домой хочу! – Пуще прежнего зашлась девчушка.
Медсестра, собрав грязное белье, вышла из палаты, громко хлопнув дверью. Юлька уткнулась в подушку. Она плакала даже во сне.
Как сложится жизнь у нее, когда на зов не придет никто, ни мама, ни папа? Никто.
Через пять дней Юлька меньше плакала и даже стала играть со своими собратьями по несчастью, счастье которых заключалось лишь в том, что они не осознали происходящего. Пока.
Она все также утвердительно говорила, что придет папа и заберет ее, только вот веры в голосе поубавилось. А может, показалось.
- Папа придет, да? – Столько надежды во взгляде.
Я не знала, что ей ответить. Я не умею врать, а правда противным комком застряла в горле – ни проглотить, ни выплюнуть. Я просто подмигнула ей.
- Не плачь… – Коснулась пшеничных волос.
Как сложится жизнь у человека, потерявшего веру, известно лишь Богу…
А на моих пальцах осталось тепло головки, обрамленной волосами цвета спелой пшеницы.