ДЕТСТВО
Начальная школа
Родился я 7-го сентября 1929 года в селе Боромля Тростянецкого района Сумской области в семье служащего. Отец в то время работал в кооперации, а мать вначале была домохозяйкой, потом работала в колхозе «Червона поляна».
Рождения сына в семье ждали давно, и особенно ждали внука дед и бабка. Но они умерли в апреле 1929 года, не дождавшись этого события.
Я был в семье четвертым ребенком после трех старших сестер - Нины, Веры и Любы. Отец неохотно рассказывал, что дети были и раньше, в том числе и первый сын, но они быстро умирали.
К слову сказать, я сестру Нину не помню, так как она умерла вскоре после моего рождения якобы от золотухи.
В 1929 году отец одним из первых сдал свой скот и лошадь в колхоз, а сам остался служащим. В 1931-1932 годах семья жила на станции Боромля, а потом переехала в г. Белополье Сумской области, куда был переведен по работе мой отец.
Свое детство начинаю помнить с того, что я рос в окружении девочек, моих сестер и их подруг. А ребят было мало, и были они, к сожалению, гораздо старше меня. Мне рассказывали, что я сам начал разговаривать так, как будто я девочка. Вдобавок к этому, поскольку я был самым младшим в семье, мне приходилось донашивать девчачью одежду и зимой ходить в платке. Ярко вспоминается один курьезный случай из дошкольного детства – говение(причащение).
Дом, в котором мы жили, был разделен на две половины. Одну половину занимала наша семья, вторую – семья Гома. У них было также трое детей: старший сын Вовка и две девочки: Галька и Ленка. Они были примерно моими сверстницами – Галька на год старше меня, а Ленка на год моложе.
Галька была заводилой. Однажды, когда мне было лет шесть, она подошла и говорит: «Сегодня в церкви будут давать булки с медом, это я услышала от Баранки (соседка по улице)» От такого соблазна я не устоял, ибо сладостями нас в семье не баловали: работал один отец, остальные были иждивенцами.
Церковь стояла невдалеке от нашего дома, красивая, кирпичная. Я облачился в свой непонятный наряд – платок и длинное сестринское пальто, и мы с Галькой направились в церковь. Там была масса народу. Но толпа располагалась не хаотично, а потихоньку двигалась в определенном направлении. Как я узнал позже, к попу за исповедованием. Узнал я это потом, когда стал взрослым, и мои церковные похождения были не раз высмеяны богомольными родственниками.
Ретивые бабки быстро нас, детей, направили в нужное русло, и мы вскоре очутились перед попом. Он нас накрыл каким-то покрывалом и начал нас спрашивать о наших грехах. Что ему отвечать, я абсолютно не представлял. Не могла выручить и разбитная Галька.
Как я осознал позже, поп начал задавать наводящие вопросы: слушаемся ли мы родителей, ходим ли в школу и др. У меня он спросил: «Есть ли у вас в доме иконы?» Я доселе такого слова не слыхал, но прикинул, что речь идет об окнах, быстро сосчитал, сколько в наших двух комнатах окон и ответил, что есть шесть штук. Поп остался доволен, заявил, что бог прощает нам грехи, и толпа увлекла нас к самому главному – месту, где давали булки с медом.
Но нас там ждало большое разочарование. На ходу нам вложили в рты по маленькому кусочку белого хлеба, примерно 2 на 1 см, смоченного в жидкости, которая очевидно полежала рядом с медом. Мы, образно говоря, облизнулись, что, мол, неплохо, но явно мало, а наши рты быстро вытерли каким-то жестким покрывалом, и толпа направила нас в то место, где нам предстояло целовать иконы.
Мы начали рассматривать их, но волевая бабка быстро наклонила наши головы для целования и направила нас дальше, как бы на свободную охоту. Там меня испугал дьячок, он размахивал дымящимся кадилом перед самым моим носом.
И мы с Галькой, как говорится, не солоно хлебавши, прибыли домой. Вечером мы рассказали все дома, и родители от души смеялись, а затем от меня, малого, требовали еще несколько раз воспроизвести случай моего говения.
Других особенных дошкольных событий я не помню, если не считать, что летом мы изредка лазили воровать у Баранки крыжовник.
В школу я пошел первого сентября 1937 года. Помню, в первый день учительница вела с нами знакомство, и нам дали по кулечку конфет, подчеркивая, что ходить в школу и постигать науку – это праздник. Первую мою учительницу звали Ефросинья Александровна Макаренко. Она учила до этого мою старшую сестру Веру.
В школе мне было учиться легко, так как я уже умел читать и считать – научили старшие сестры. В Белопольской неполной средней школе №2 я закончил четыре класса. Учеником был прилежным и первым по успеваемости. За это поощрялся к праздникам маленькими подарками. Фотографии лучших учеников школ города были дважды помещены в районной газете, в том числе наши с Любой. Люба училась на отлично, и Вера неплохо училась. Родителей всегда хвалили, а мать избирали в президиумы родительских собраний, чем она гордилась.
Во всех четырех классах я получал похвальные грамоты, а за окончание четвертого класса был награжден небольшим глобусом. Когда я вышел его получать, директор школы поднял меня на руках высоко и показал всем: мал да удал!
Когда меня приняли в пионеры, я стал посещать Дворец пионеров. Там меня знала и уважала заведующая Валентина Тихоновна Филатова. В пионер-палаце я научился играть в шахматы, бильярд и др., принимал активное участие в художественной самодеятельности. На праздники декламировал стихи, так как голос был громкий и хорошая дикция. Готовился и к городским олимпиадам, но участия в них не принимал.
Заработки
Так как я жил в бедной семье, то моим постоянным желанием было быстрее вырасти и зарабатывать деньги. Один раз я участвовал в уборке семян в совхозе и заработал большую по тем временам сумму : 2 рубля 40 копеек.
В 1938 году нашими соседями по улице стала семья Полишевых. Семья была большая, дети – одни мальчишки с яркими кличками, например, Саяша, Ярема, Шкиля и др. Я сдружился с Ленькой-Саяшей. Он был на год меня меньше, но рос в семье жуликов и сам стал парнем жуликоватым и мог проверить карманы. Но это занятие от меня он тщательно скрывал.
Однажды Саяша предложил мне следующий заработок: в жаркие летние дни ходить по базару и предлагать воду по 5 копеек за кружку. Это предложение мне понравилось, и мы взялись за дело. На водокачке за два километра набирали ведро воды и несли его по базару вдоль торговых рядов. Выкрикивали по очереди: «Кому воды холодной!? Кому воды холодной?!»
Надо сказать, что заработок оказался денежным. Вечером мы были самыми богатыми парнями. Брали ситро и вдоволь ели мороженого. На остальные деньги ходили в кино. Этот заработок оборвал мой отец, когда узнал, чем я занимаюсь. Он сказал, что это занятие не для рода Романики.
Дальнейшие похождения с Саяшей были следующие. Мы лазили по садам и воровали на базаре арбузы. С ним я научился играть в очко. Много не увлекался, но, бывало, проигрывал свои 34 копейки, выданные отцом на школьную булочку.
Футбол
Наша школа находилась рядом с заводским стадионом. Там часто проходили футбольные матчи, и это не прошло мимо меня. Я увлекся футболом и считаю, что играл неплохо. Взрослые парни всегда брали меня в свою команду. Обычно я стоял на воротах или играл нападающим, как тогда выражались, имел право бегать по всему полю.
Помню, однажды я стоял на воротах, когда играли мальчишки на три-четыре года старше меня. Били по воротам сильно, мне иногда было больно после приема мяча, но я крепился, не показывая вида, и был горд, что не подвел своих товарищей.
Другими видами спорта, не считая шахмат, условий заниматься не было. Было, правда, еще купание в речке Свистун.
Футбольные навыки мне очень пригодились в будущем, когда я уже был офицером. Если приходилось играть в антрактах между полетами «летчики на техников», то всегда выигрывали летчики. Я обычно был нападающим, хорошо владел обводкой и забивал голы.
Как я ходил в кино
Однажды, когда я был в первом классе, мы со старшей сестрой Верой пошли в кино на вечерний сеанс. Кинофильм назывался «Пугачев». Нам не досталось билетов рядом, и мы договорились с сестрой сойтись после сеанса и идти домой вместе.
Я смотрел кино с большим интересом, забыл про уговор с сестрой, и когда фильм закончился, вышел сам на улицу. В темноте и холоде шла куда-то масса народа, и я растерялся, куда же мне идти? Помехой явилось то, что выход из кинотеатра был с противоположной входу стороны.
Люди быстро разошлись, я остался один и заревел. Ко мне подошел мужчина и начал меня успокаивать. Но я не знал, куда мне идти. К счастью, этим мужчиной оказался наш директор школы Беспалов. Он спросил: «Ты ходишь в школу?» Я ответил: «Да, хожу в первый класс». И предложил ему, чтобы он довел меня до школы, а от школы домой дорогу я знал отлично. Так он и сделал. От школы я вприпрыжку побежал домой. На полпути мне попались навстречу мать и старшая сестра Вера с палками. Они шли на мои розыски холодной зимней ночью.
Оказалось, когда Вера пришла из кино домой и узнала, что меня нет дома, в семье поднялась паника: ночь, холод, а Михайла нет. Веру отругали, что бросила малого, и пошли меня разыскивать, прихватив для защиты чаплийку и палку.
Дома мне попало за ослушание, но была поощрена моя идея, как найти дорогу домой.
Это событие иногда вспоминалось в семье под девизом: «А ну, Михайле, как ты ходил в кино на вечерний сеанс?»
«Удрученное купание»
К разряду других приключений относится случай с купанием на реке Свистун в г.Белополье.
Был обычный жаркий летний день. Хотелось купаться. Но компания была одни девчонки, они купаться не захотели, и я отправился сам, доказывая тем самым, что я уже большой, тем более мальчик, который окончил второй класс.
До речки было, по моим понятиям, не менее трех километров. Прибыв на место, я быстро снял свои «раздетки»: новые трусы, которые привез мне на днях отец из Одессы, рубашку и пошел бултыхаться в воду. В воде испытывал блаженство и был очень доволен, что не остался с наскучившей мне компанией. Девчонки изредка меня обижали, и я обещал, что когда подрасту, отплачу им за все обиды и буду лупить каждую поочередно.
Изрядно нанырявшись, я продрогший вылез из речки и собирался быстро одеться, чтобы не мерзнуть. Но, увы, меня подстерегала неудача: на месте лежала только рубашка, а новых трусов не было. Я мотнулся по пляжу на розыски, но ничего подобного не обнаружил. В моей голове пронеслась мысль: «Украли!»
Что было делать? Как идти домой? В этом возрасте я, конечно, уже понимал вопросы приличия, стыда и разности пола. Тем более идти предстояло большей частью городом. Недолго раздумывая, я натянул рубашку, немного согнулся и сделал вывод, что так сойдет, хотя мне показалось, что пока я купался, рубашка стала как бы короче и только едва прикрывала мое стыдливое место.
Я вспомнил, что ворчал на мать за то, что она вечно шила мне длинные рубашки. Вот здесь длинная рубашечка и не помешала бы. Но делать нечего – необходимо двигать домой. Помню, шел как наэлектризованный, при встрече с прохожими я немного наклонялся, благодаря чему передний подол рубахи опускался. Но задний край при этом приподнимался, и там сверкала попа. Тогда я выработал манеру при встрече с прохожими слегка наклоняться и поворачиваться в их сторону, как бы провожая их взглядом.
Так я миновал часть города и спустился в луга, где пастухи пасли скот. Пастухами были мальчишки постарше меня, они быстро заметили мой изъян и начали выкрикивать мне то «повернись!», то «наклонись!» Мне же от стыда некуда было деваться и оставалось лишь прибавить шагу. Жили мы почти на окраине и, к счастью, на улице оказалось не так много прохожих.
Дома моя потеря была быстро обнаружена. Отец немного поворчал, а мать в наказание достала латанные трусы и сказала: «Что ж, носи эти. Новых покупать не будем – бесполезно». А сестры подняли смех, узнали и их подруги, которые еще больше стали меня подначивать. Но время стирает из памяти многое, так вскоре забылся и этот случай с купанием. Хотя порой в семье кто-нибудь вспоминал: «А ну, Михайле, расскажи, как ты ходил купаться?»
Экскурсия в Сумы
Так как нас в семье было трое детей, и я был самым младшим, то соответственно мне и внимание было последним. Отец заботился о нашем воспитании и поэтому каждое лето доставал нам путевки или на экскурсию, или в пионерлагерь. Наличие путевок свидетельствовало о росте в то время благосостояния людей.
В 1939 году уехала на экскурсию в город Канев Вера. Ей там очень понравилось. Она привезла фотографию, где экскурсанты запечатлены у могилы Тараса Шевченко. И я в память об этом, уже будучи летчиком – курсантом, сделал вираж над могилой Тараса на самолете Ли-2.
В 1940 году уехала в пионерлагерь в Одессу Люба. Она купалась там в море и привезла массу впечатлений.
До меня очередь на путевку в пионерлагерь не дошла. В 1941 году, едва начались каникулы, грянула война...
Об этом я напишу позже.
Отец, видя, что я мучительно мечтаю о своей очереди на какую-нибудь поездку, устроил меня на трехдневную экскурсию в город Сумы. Она была, видимо, в основном для детей сотрудников райпотребсоюза г.Белополье.
И вот я поехал на экскурсию. К удивлению, отец дал мне впервые в жизни 10 рублей на самостоятельные расходы. Я был доволен. Во-первых, я увидел впервые город, который намного больше того, где я рос. Во-вторых, нам, как взрослым, показали, как делают шерстяные изделия, напильники, церковь, построенную при Петре Первом и другое. В-третьих, мне была предоставлена возможность распоряжаться самому своими деньгами. И мы, как сейчас помню, с мальчиком по фамилии Пунченко объедались мороженым и другими сладостями. Финишем этого было то, что у нас не хватило денег на обратный проезд, а его организовали поездом. Мы с Пунченко грустили, но мир не без добрых людей. Были составлены какие-то списки, нас усадили в вагон, и мы двинулись на Белополье. Это была моя вторая поездка в поезде. Первую я совершил раньше из Белополья в Боромлю, родину нашей семьи.
Дома я долго рассказывал о всем увиденном. О бесплатном проезде я рассказал позже, да и за этот проезд потом удержали с моего отца.
Ожидал я своего «турне» на лето 1941 года, но война прервала счастливое детство, и все пошло по-другому...