Глава седьмая. Отказ Кожемяки от битвы со Змеем.
Зачем копье руке недвижной?
Зачем слеза сухим глазам?
Кто встанет демону навстречу?
Своей судьбы не зная сам?
Такого нет сейчас героя.
Он прячется, забывши стыд,
Как будто можно в жизни этой
Уйти от множества обид?
Как будто можно отвернуться,
И не глядеть на ворох бед?
А молча выйти и вернуться,
Коль с горем справится сосед.
Усталый Василий распрямился и, напившись квасу, вновь взялся за свое любимое развлечение, выделку тисненых книжных переплетов, которое удивительно отвлекало его от самых мрачных мыслей. Он только утром вернулся в город и едва отдохнул с дороги, так как проклятие скрутни не выходило у него из головы.
Все чаще его ругали то волхвы да волшебники Славной Прави*, то христианские священники за медлительность в работе, но, подивившись хитроумной выделке переплетов, снова шли к нему, нимало не догадываясь, что могучий кожевник начал читать отданные в плетение книги. Топот коней и крики во дворе отвлекли его от раздумий. Новых посетителей он сперва принял за знатных заказчиков и хотел их прогнать, так как книжных заказов привез и без того много, а заказы на артель по упряжи, одеже и доспехам отдал остальным мастерам загодя, так как справился с выделкой отданных ему в работу старшиной артели кож словно играючи. Собственно кто бы мог угнаться за белоголовым богатырем с тонкой талией, проходившим в двери всегда только боком из-за невероятной ширины плеч. Из-за них и из-за мощных рук он казался великаном, хотя росту был немного выше среднего. Его слегка смутила ввалившаяся к нему в избу толпа раззолоченной знати, но воевода Бодрич степенно поклонился и, пожелав ему покровительства Велеса, спросил:
-Узнал ли ты, Василий, город и людей! И сказал тебе кто-нибудь о страшной беде, нависшей над городом?
Василий уже слышал о змее и его жертвах, но еще не знал всех подробностей. Да и мысли его пока были заняты своими собственными неприятностями. Тогда Бодрич с боярами рассказал ему о посещении волхвов и о том, что он назван спасителем города. Он сначала было заколебался и готов был уступить, но когда услышал о гибели черниговского княжича с отрядом всадников, замахал руками. Все уговоры были напрасны, Василий не сдавался ни на какие посулы. Но воевода прилип как репей, а затем, пригрозив карами земными и небесными, потащил его в княжеский терем. Князь Тригор принял его запросто в обеденном зале и угостил его всевозможными медвяными напитками. После печальной беседы князь сказал:
-Ты ставишь свою жизнь-жизнь простолюдина, ты сам знаешь ей цену. Я могу ее отнять у тебя просто так. Но сегодня не твоя или моя жизнь течет тонкой пряжей между пальцами богини, а жизни невинных дев, в числе которых уже завтра может оказаться и моя дочь. Ее жизнь я завещаю тебе на долгие времена. Покажи себя достойным воином и я уступлю тебе вместе с нею свой трон.
-Зачем тебе князь такой зять как я? Разве нет вокруг тебя достойных мужей, не раз побеждавших жестокого врага и сегодня готовых отдать за тебя свою жизнь? Неужели ты хочешь, чтобы твоя дочь всю жизнь нюхала мерзкий запах кожевни, так как я не смогу бросить свое ремесло даже усевшись на троне.
Князь усмехнулся и, глядя на забияку-кожевника, подумал:
-Глупыш, если ты сядешь на троне, то тебе уже будет не до бычьих шкур, была б цела собственная шкура.
Но вслух он произнес другое:
-Вокруг меня еще много осталось храбрых и сильных воинов. Но после гибели черниговского княжича с отрядом я понял, что должен исполнить волю богов. Смертному не одолеть чудовище из Подземного царства. Ты не простой человек, а божий избранник. Сходи к Сварогу или Световиду и принеси ему жертву, он подскажет тебе как действовать.
-Я простой смерд, великий князь и твое предложение очень почетно для меня, но я воспитан волхвами и не умею сражаться. Спроси богов и они наверное скажут тебе, что у нити судьбы два конца, а значит есть и другая возможность одолеть Змея Горыныча. Потяни за другой конец, князь, так как боюсь, что боги ошиблись в выборе, указав на меня.
Тригор мог бы подивиться разумной рассудительности ремесленника, но теперь ему было не до здравых умствований. И, однако же, он решил последовать совету Кожемяки и спросить еще раз любимого бога о ниспослании помощи. Емельян ехал с ним бок о бок и недовольно гудел, а что же, мол, Бодрич-то не вызвался воевать Змея. Действительно опытнее и сильнее старшего воеводы в княжестве, пожалуй, никого не было. Князь, как обычно, поморщился от совета Емельяна и тот обиженно отъехал. Князь не раз высказывал недовольство враждой своих преданных слуг, но поделать ничего не мог. Неумный, но мощный ратник забил себе в голову сравняться с воеводой не только по воинской славе, но и по уму. Однако усердный Добромысл не удостоил его своим вниманием при рождении, так он и жил, не понимая своего ущерба, от чего делался посмешищем всей дворни.
Кони легко ступали по тропке зеленого бора и, цепочка всадников, с Гаркуном во главе, неторопливо двигалась к едва видным за стройными могучими стволами деревянным хоромам. Святой Сварожий бор был светел. Стучали где-то дятлы, по деревьям цепко прыгали белки. Поодаль, у изгиба тропы, проскакал нахальный, по-летнему огненнорыжий лис. Неожиданно застрекотала сорока, и, ехавший третьим от головы отряда, худой гридень схватился за лук, но затем забросил тулу назад. Серо-бурый бочина огромного волка мелькнул и пропал за можжевеловыми кустами в подъельник.
Уже показался свежий, отстроенный после пожара, и потому светлый храм Сварога, украшенный затейливой резьбой., но надежно огороженный массивным деревянным частоколом, как вдруг где-то совсем рядом заладила свой часослов кукушка. Гаркун оглянулся на князя и поняв его безмолвный приказ придержал коня. Тригор съехал с тропы и прошептал: “Кукушка, кукушка, Макоши подружка, скажи мне года, наряжу, хоть куда”. Но князь и гридни напрасно слушали шорох леса и дальнее щебетанье птиц. Кукушка будто воды в рот набрала. Тригор набычился и, дернув за уздечку, подъехал к Евлампию.
-А ну-ка, ты спроси про себя!
-Так она небось уже улетела, чего зря звать? - отнекивался Гаркун, но повинуясь тяжелой руке князя, сдавившей его плечо, ухмыльнулся и повторил присловье.
Кукушка помолчала, но затем неуверенно закуковала, как будто выдавливая из себя звуки. Но конца ее кукованию не было видно и князь поехал дальше, вздохнув с огорчением.
Худой гридень проворчал с завистью:
-Ну ты, Евлампий, два века жить будешь. Я так уже и со счета сбился.
Гаркун недоверчиво моргнул белесыми ресницами и ухмыльнулся.
-Не та у меня должность, чтоб два века себе мерить. Врет она все, поскакушка беспутная.
И он коленями послал коня вперед на тропу. В храме их заметили и гостепреимно распахнули ворота. Седой волхв в просторной белой одежде почти без украшений призывно помахал рукой, приглашая поторопиться.
Всадники въехали во двор и к князю подбежал худой отрок.
-Покон! -позвал его старик. -Привяжи коней к коновязи и готовь краду под ягнят.
Из переметной сумы последнего всадника донеслось тревожное блеяние ягнят, встревоженных возникшей суетой. Большелобый гридень слез с коня и развязал суму. Он вытряхнул на землю черного и белого ягнят, подхватил их под теплые курчавые животы и передал их Покону. Молодой волхв заученными движениями оглушил их небольшой дубинкой, висевшей у него на поясе и, моментально перерезал горло сначала белому, а затем черному ягненку. Они еще подергивали ножками в его руках, а он уже подставил медный таз, чтобы слить сиз них кровь. Когда кровотечение стало слабеть он выпотрошил и ободрал их. Тонкий и острый, как бритва нож буквально летал в его руках. Полчаса, которые князь потратил на глубокомысленные разговоры со старым волхвом и его подошедшим еще более седым помощником, Гаркун и гридни потратили весело, зубоскаля над Поконом, который разделывал ягнят с красивыми взмахами ножа, поклонами и поворотами. Искушенный зритель наверняка заприметил бы в этом какой-то замысловатый обрядовый танец, но веселые поглотители медовухи и пива не занимали свои головы столь сложными вещами и посмеивались над волхвом в кулак, не решаясь оглашать двор своими сомнительными остротами. Воины были привычны к смерти и кровавая жертва вовсе не казалась им обременительной, хотя, по большому счёту, по сравнению с кочевниками, которые питались только мясом и резали кого-нибудь по несколько раз на дню, они сами были почти святыми агнцами. Ну какая это была кровь, когда они знавали дни, когда человеческая кровь заливала поля и окрашивала потоки воды в красный цвет на долгие часы или даже дни.
-Зря князь тревожится из-за девок. Бабы еще нарожают. Али спустимся на челнах до Тавриды и оттуда молоденьких рабынь привезем-хорохорился Гаркун.
Гридни подсмеивались над рассуждениями своего воеводы, нимало не удивляясь их черствости. Гаркун давно прослыл человеком без сердца.
Но Покон гневно зыркнул на весельчаков глазами и те почли за лучшее отойти в сторону, а он продолжал разделывать тушки и раскладывать куски на краде, честно отдавая богу лучшее.
Сосны зашумели, раскачивая верхушками, и когда Покон поднес огонь к краде уже сильно стемнело. Дрова занялись медленно и неохотно, но тут же угасли под проливным дождем. Старый волхв повел князя в полумрак храма, чтобы помазать губы своего кумира жертвенной кровью, но здесь произошло новое несчастье. Кода Тригор стал подниматься по ступенькам к изголовью истукана, раздался неожиданно сильный удар грома. Князь споткнулся и пролил жертвенную кровь на себя. Старик едва уговорил расстроенного князя помазать кровью губы кумира. Он отер одежду князя расшитой ширинкой и пошел за ним на двор под веселый с пузырями на лужах, проливной дождь. Князь уже не слушал его увещеваний, а молча пошел к коновязи, даже не взглянув на едва дымящуюся краду. Гридни вывели коней из под навеса и разобрали поводья.
-Борони бог, борони бог!-запричитал опечаленный волхв уже и сам не веря в счастливую звезду князя.