Каждое утро, выходя из спальни, Светлана натыкалась взглядом на дверь комнаты свекрови. Если сквозь занавешенное стекло двери просачивался электрический свет, она знала наперед: день не удался. Свекровь опять перепутала время суток, бодрствовала всю ночь и сейчас будет путаться под ногами. Сколько раз просила ее не выходить утром без надобности, не отвлекать, не мешать слушать новости по телевизору, собраться с мыслями перед работой! Нет, не понимает. Сейчас займет ванную…
Было еще хуже, если свекровь не выходила из своей комнаты: Светлане казалось, что та притаилась за дверью и прислушивается к каждому ее движению. «Пасет, как маленькую. Чтобы вовремя ушла, не опоздала бы на работу…» Раздражал не только вид старой женщины, но и сам факт присутствия ее в квартире.
Однажды, тридцать лет назад, они уже жили вместе, сразу после свадьбы. Аделаида Петровна приняла невестку радушно, хотя и настороженно. Та, в свою очередь, готова была полюбить мать своего мужа, какой бы та ни оказалась, потому что воспитывалась в старых традициях большой русской семьи. Дома у Светланы остались отец, мать, братья и сестры, бабушка, и она привыкла жить общинно, уважать старших, заботиться о младших. Здесь же семья была неполной: мать и сын. С мужем Аделаида Петровна давно была в разводе. Она много работала, успешно делала карьеру, причем занимала традиционно мужские должности. Характером славилась решительным и гордым, по дому всю работу делала сама, не давая сыну даже гвоздь забить в стену. Она любила сына, но скорее на словах, чем на деле, не особо вникая в его детские проблемы. В результате в школе, уже в третьем классе, Славика оставили на второй год за неуспеваемость. Общее образование, шутил он, когда вырос, получилось таким: восемь классов и два коридора (учебные программы за девятый и десятый классы проходил в армии, в стройбате, парты стояли в коридоре). Правда, до службы он успел получить хорошую рабочую специальность: мама отправила его в училище по путевке детской комнаты милиции - как трудного подростка…
Сразу после свадьбы представители двух поколений жили дружно. Светлана была студенткой, но уже ездила по командировкам, смело входя в будущую профессию. Слава работал по сменам. Все вместе, втроем, собирались не каждый день. Все были заняты. Но вскоре интересы пересеклись, по какому-то пустяковому бытовому поводу, и Аделаида Петровна жестко дала понять: главная в семье – она. Хозяйка в доме – тоже она, ее мнения непререкаемы, решения не оспариваются. Молодые обиделись. В кредит купили холодильник и телевизор, стали отдельно питаться. После второго конфликта, который случился сразу после рождения ребенка, сын поставил стенку по смежной комнате – отделились территориально. Стали искать размен квартиры, потому что купить или снять себе жилье в советские времена было невозможно. Хорошо, если предприятие, заботясь о работниках, предоставляло молодой семье комнату в общежитии. В горсовете в очереди на жилплощадь стояли годами, даже десятилетиями. Проблема была – «вам и не снилось!»
В перманентном состоянии размена двухкомнатной квартиры со смежными комнатами на одну благоустроенную квартиру (для Аделаиды Петровны) и любое жилье прошло десять лет. Уже родились еще дети и подросли, когда у молодой семьи появилась возможность решить квартирный вопрос, правда, в другом, маленьком городе, там нужны были специалисты. Недолго думая, они уехали. И в незнакомом месте, где не было ни родных, ни друзей, ни даже знакомых, зато в трехкомнатной благоустроенной квартире – были счастливы. Так устали от вечных конфликтов с мамой, она же свекровь и бабушка… Так хотелось жить самостоятельно…
Между собой молодые не раз потом обсуждали эту больную тему: почему не получилось жить вместе? Конфликты-то были на пустом месте. Светлана хорошо помнила свою старенькую бабушку, мамину маму, которая жила в их большой семье. С ней было надежно, спокойно. Перекрестит, бывало, провожая на пороге, и все в делах твоих тебе удается. Слава тоже помнил свою бабушку, причем маму папы, то есть свекровь Аделаиды Петровны. Она приезжала ненадолго, уже много позже развода, помогала невестке чем могла, но доживать свой век почему-то уехала к другой родне.
Конечно, все женщины разные, не сравнить. Аделаида Петровна слишком любила себя, чтобы жертвовать для других даже своим временем, не получая за это вознаграждения. Она любила жить красиво, быть в центре внимания, особенно мужского, ярко красила и без того выделяющиеся на лице полные губы, душилась модными духами «Красная Москва» (часто без меры), умела рассказывать анекдоты в компании и при этом произвести впечатление тонкого интеллектуала. Не удивительно, что она не разрешала называть себя бабушкой, не гуляла с внуками - ни разу не прошла по улице с детской коляской. Жила для себя, и даже когда в семье не было денег на хлеб и молоко, непрактично покупала шоколад… «Но ведь каждый имеет право на личную жизнь. Стоит ли осуждать?» – останавливал Светлану муж, когда она заводила такие разговоры. Он старался обходить острые темы, чтобы никому не сделать больно.
… Жизнь вокруг между тем продолжалась. Дети выросли. Слава и Светлана вернулись в родной город, где были вузы, чтобы дать им возможность продолжить образование. Теперь и здесь у них была своя большая квартира. Аделаида Петровна по-прежнему жила одна. Перевалив определенную возрастную черту и выйдя на пенсию, она начала прихварывать. Ту двухкомнатную квартиру поменяла на однокомнатную, ближе к поликлинике и пониже этажом. Веселых компаний и подружек вокруг поубавилось, поэтому возвращению сына с невесткой и внуками она обрадовалась: все-таки родные люди, не одна будет. Все чаще стала просить зайти в магазин, принести ей продукты. Самой тяжеловато…
А однажды вечером позвонила, пожаловалась на боли в сердце. Сказала, что приезжала «скорая», что сделали укол и утром велели вызвать врача. «Придите на всякий случай, проведайте, вдруг мне будет совсем плохо…» Утром, слава Богу, все было нормально.
Такие ситуации, такие звонки стали повторяться, и как-то Аделаиду Петровну в самом деле забрала «скорая». Она упала, дома, потеряла сознание, пришлось даже взломать входную дверь …
В тот день, вслед за машиной «скорой помощи» приехав в больницу, Слава и Светлана долго ждали в приемном покое. Затем им разрешили побыть некоторое время возле постели больной. Той не разрешали даже шевелиться: предполагалось, что где-то в ноге оторвался тромб и пошел «гулять» по вене… Врач, молодой мужчина, провожая их из палаты, сказал: «Ничего не могу обещать …Возраст… Готовьтесь…»
Ночь тянулась дольше обычного. Это слово – «готовьтесь» … Слава, казалось Светлане, просто почернел от невеселых дум, осунулся на лицо. Утром они пришли в больницу никакие. На посту их ждал пропуск в реанимационное отделение.
- Знаешь, - сказала Светлана, - если все обойдется, возьмем маму к себе, одну ее оставлять уже опасно.
- Конечно, - согласился муж.
Они не успели дойти до нужной палаты, как увидели свою больную. Аделаида Петровна легким шагом вышла из туалета, где мыла свою чашку и тарелку после завтрака. Видимо, тромб рассосался сам собою… Недели две Аделаиду Петровну еще подержали в больнице, а когда выписали, семья воссоединилась.
Все подруги Светланы предостерегали ее от этого шага, по опыту зная, как тяжело жить вместе с престарелыми людьми, даже родными. А тут – свекровь! Кто был в курсе, напоминали, как жила она свои первые семейные десять лет вместе с Аделаидой Петровной. А Светлана никого не слушала. Она видела перед собой страдающие глаза мужа той запомнившейся ночью. И о себе знала твердо: она вынесет все, если надо.Вот ведь Слава - помогал ухаживать за ее мамой, своей тещей, когда пришлось выхаживать, лежачую, после инсульта, - и она сможет все. Светлана приготовилась рассчитывать свой день по минутам, выкраивая в нем время для больной свекрови. Работа, муж, взрослые дети, маленькие внуки – вот был круг ее обычных забот. И теперь плюсом к ним – Аделаида Петровна.
Она была уверена в том, что этот плюс не станет минусом. В конце концов, научила же их всех чему-то жизнь? К примеру: не надо зацикливаться на том, что не принципиально, необходимо уступать в мелочах. С мужем они уже научились останавливать друг друга простым вопросом: «а это принципиально?» - когда казалось, что невозможно придти к согласию. И свекровь, похоже, стала мягче характером. Тех проблем, которые отравляли их совместную жизнь прежде, не должно быть. «Да ведь и ролями мы поменялись: хозяйка в доме теперь я!» - нашла Светлана главный аргумент в споре с подругами.
И все-таки она не рассчитала крепости характера восьмидесятилетней женщины. С виду теперь старушка – «божий одуванчик», небольшого роста, худенькая, с ввалившимися щеками, с кудрявым от химии и рыжим от хны ореолом редких волос вокруг просвечивающего сквозь них черепа, она быстро освоилась в новой обстановке и оказалась «живее всех живых». Она не выходила из дому, ссылаясь на то, что ее кружит, что мучает одышка - но смело забиралась на подоконник, чтобы вымыть окно (пятый этаж) или повесить шторы. Она жаловалась, что падает зрение, и в то же время много вязала крючком и штопала носки. Она делала все по-своему, вопреки здравому смыслу, категорически не воспринимала советов и уж тем более замечаний. А в еде была более чем капризна: рыбу не ела в любом виде, и даже запаха ее не переносила; не ела свинину, курицу, рис, творог. Предпочитала каждый день лакомиться шоколадом и мороженым или довольствоваться картошкой, сваренной в мундире, с подсоленным подсолнечным маслом.
«Старые что малые» - вспоминала Светлана поговорку. Но малых-то за проказы в угол поставить можно, а бабушку не поставишь. Маленького погладишь по головке, поцелуешь – и все неприятности тотчас позабудутся. А тут - столько гордости, вернее, гордыни (нашла Светлана слово), что ни подойти со словами утешения, ни помочь в чем-то. Хотя вот и мама - тоже старенькая была, но ее можно было поцеловать – и все разногласия как рукой снимало. Свекровь – нет. Она вроде бы любила всех, подчеркнуто называя окружающих «миленький», «любименький», но любила «как бы», на словах, не распространяя демонстрируемое отношение на свои реальные поступки, не думая, как отразятся они на родных. Железная женщина. Не могла она, к примеру, признаться в своей немощи. Сама делала уборку в комнате. Сама стирала свое белье, даже постельное (хорошо, что стиральная машина – автомат). Единственное, что допускала – это не запереться в ванной, когда моется, так, на всякий случай…Аделаида Петровна привыкла жить одна и не хотела менять свои привычки. Жила как в коммунальной квартире, стараясь только не мешать другим. Она, видимо, просто не понимала, что в нормальной семье принято еще и заботиться друг о друге. Не было случая, чтобы в выходные дни, когда сын и невестка могли позволить себе поспать подольше, она приготовила для всех завтрак. Или просто заварила бы чай, сварила кофе. Она просыпалась обычно раньше всех и ждала, когда ее позовут к завтраку. То же самое было в будни вечерами: она ждала, когда невестка придет с работы и приготовит ужин.
Она взяла за правило два раза в год, а то и чаще, если удавалось, поправлять свое здоровье в доме сестринского ухода. Среди людей, передвигающихся на инвалидных колясках или прикованных к постели, эта женщина чувствовала себя королевой, потому что могла обходиться без посторонней помощи и даже помогала другим. Здесь она по старой памяти делала стенгазеты к праздничным датам, а при расставании дарила медперсоналу свои послания в стихах, которые неизменно заканчивались словами из монолога Чацкого (Грибоедов «Горе от ума»): «Карету мне! Карету!»
Домой Аделаида Петровна приносила распорядок дня, установленный в доме сестринского ухода, и отношение к домочадцам - как к сотрудникам, в чьи обязанности входило ухаживать за ней, потому что она им платила деньги. И это последнее особенно мучило Светлану. Да, свекровь отдавала в общий бюджет семьи часть своей пенсии, причем сама настояла на этом. Но не за деньги Светлана предложила мужу в памятный день в больнице взять его мать в семью, жить вместе. Не за деньги – из любви и из сострадания! Из воспитанного в ней дочернего долга. Своим родителям она его отдала сполна, и царство им небесное… Сыновний, дочерний долг - это понятие моральное, и неправильно, неморально путать его с долгами денежными.
Хорошо, когда есть деньги, и ужасно, когда они вмешиваются в человеческие отношения. Получая из рук свекрови деньги, Светлана просто физически ощущала страдание. Она переживала, что не может, как хотелось бы Аделаиде Петровне, каждый день покупать к столу сырокопченой колбасы или вкусного сыра, ее любимых шоколадных конфет или пирожных. Ведь покупать бы пришлось на всю семью, а это дорого! Для семьи она каждый день готовила простую, но полезную пищу, и отчаивалась, что свекровь ест мало. К тому же, получая деньги, она чувствовала себя прислугой …
Деньги вмешались и в отношения бабушки и внучки. На старости лет Аделаида Петровна сообразила, что внучка у нее – единственная, причем и лицом, и фигурой очень на нее похожая. Засобиралась внучка замуж, и бабушка решила подарить ей накануне свадьбы …квартиру. Ту самую однокомнатную квартиру, из которой сын и невестка взяли ее к себе. Оформила дарственную, вручила документ принародно, чтобы вся родня, и будущая в том числе, знала. А потом, через короткое время, вдруг передумала и без объяснений попросила дарственную вернуть. «Мама, за что она меня так обидела? Что я ей плохого сделала?» - плакала потрясенная дочь. «Мало любила» - чуть было не ответила Светлана словами свекрови. Она изначально понимала, что, делая такой подарок, Аделаида Петровна надеялась на перемену в отношениях с внучкой, до того достаточно прохладных. Но что можно было сделать сейчас, когда детская память не сохранила тепла рук папиной мамы? Другую бабушку вспоминает с любовью, а эту… Жили с ней в одной квартире, а даже косички не умела ей заплетать; когда мама была в отъезде, с косичками мучился папа… Выйдя замуж, внучка перестала вовсе навещать бабушку, и даже появившегося вскоре правнука не хотела той показывать. И Светлана, и Слава, как могли, сглаживали этот конфликт, но он вспыхивал с новой силой, особенно когда Аделаида Петровна начинала задабривать ее подарками. А однажды, в прощеное воскресенье, когда все православные верующие просили друг у друга прощения за вольные или невольные обиды, позвонила ей: «Прости меня, внученька, за все, чем я тебя обидела». Всю жизнь была ярой атеисткой, а тут повод нашла, чтобы объясниться. Внучка со всей жестокостью юности отозвалась: «Бог простит, и я прощаю. Только внучки у Вас как не было, так и не будет».
...Говорят,психологи выделили три фразы, которые человеку очень трудно бывает произнести. Эти фразы: "Я тебя люблю","Прости меня", "Помоги мне"...
Как жить, когда не хочется после работы возвращаться домой? В каком-то хорошем старом фильме (кажется, «Доживем до понедельника») старшеклассники писали сочинение на тему «Что такое счастье». «Счастье – это когда утром тебе хочется идти на работу, а вечером возвращаться домой», - сформулировал кто-то. Просто и незамысловато, без громких слов. И правильно по сути. Светлане не хочется идти домой. Сейчас, когда дети живут самостоятельно, ее больше тянет к ним: поиграть с внуками, просто поболтать или отпустить молодых в кино, в гости, погулять. Но, если у детей нет в ней срочной необходимости, она, конечно, возвращается домой, потому что должна приготовить ужин и обед на завтра для свекрови. Она не так ответственно заботится о муже: они вместе с удовольствием бы иногда поужинали не дома, а то и просто заменили ужин легким вином с фруктами, под настроение. Но свекровь надо накормить. Надо выслушать ее жалобы на плохое самочувствие и при этом сдержаться, чтобы не обидеть неверием. Бывало, что она отвечала на ее жалобы советами, приносила сборы лекарственных трав… Теперь же старалась, выслушав, промолчать - ее советы все равно не воспринимались. Аделаида Петровна все знала лучше всех, все делала наоборот и не слушала даже врачей. Она стала плохо слышать и от этого говорила слишком громко. Получалось не просто громко, а категорично, в крик.
В тот день, с которого начался этот рассказ, Светлана вернулась домой с работы, приготовила ужин и, пару раз столкнувшись со свекровью на кухне, объявила мужу, что сама ужинать не будет. Что она уходит. Что ей надо побыть одной. И ушла - в ночь.
Она на самом деле ушла в ночь, потому что не знала, куда пойдет. Первое направление – на автобусную остановку. А там – куда глаза глядят. Подошел троллейбус. Не взглянув на номер (все равно), она зашла в салон и села на свободное место у окна. Когда-то в юности вот так же бесцельно она каталась в троллейбусе, навсегда попрощавшись со своей первой любовью. Тогда казалось, что мир рушится. Тогда она, совершенно несчастная, стояла на задней площадке, прижавшись лицом к окну, и дорога, как любовь, оставалась позади, троллейбус вез ее в никуда. Она никому не была нужна. И ей уже никто не был нужен… Сейчас почти в таком же смятении чувств в троллейбусе сидела представительная дама зрелых лет, научившаяся не выдавать своего внутреннего состояния. Кто не знал ее, мог бы подумать, что женщина просто устала после трудового дня: время от времени она закрывала глаза, как будто хотела спать. Кто знал, мог понять: что-то у нее случилось, раз оказалась в троллейбусе в неурочный час одна.
Светлана, стараясь отрешиться от своих невеселых мыслей, рассматривала попутчиков. Так поздно вечером это была особая публика, в основном люди торопились к питерскому поезду. Заходили группами, с поклажей, разговаривали возбужденно, стараясь не забыть сказать все самое необходимое перед разлукой. Было трудно разобраться, кто из них уезжает, а кто провожает. Понятно было одно – им всем жаль расставаться. «Не успели надоесть друг другу, наверное, просто в гостях были, - мысли Светланы соскочили на ее грустную тему. – Мы тоже любили ходить друг к другу в гости. А еще лучше было жить в разных городах и иногда перезваниваться. Никаких тебе претензий друг к другу. Никаких ссор».
Какой-то мужчина неуверенно поздоровался с ней. Не сразу узнав, она охнула: сколько лет, сколько зим! Какими судьбами? «Да вот, приезжал проведать тещу. Живет в доме престарелых, почти с того времени, как мы уехали в Германию. Жена надеялась на брата, а получилось вот что…» Светлана вспомнила друзей юности, давно покинувших Россию. Денис был нарочито оживлен и как бы сам себя успокаивал. «Знаешь, а там, в этом доме, вполне сносно. Отдельная комната, полное обслуживание, медперсонал. Даже женятся на старости лет, замуж выходят. Нормально!» Бодрился. Сошел с троллейбуса у вокзала, большой, сутулый, и все-таки какой-то потеряный.
Сколько лет, сколько зим… Вот она какая, жизнь… Светлана бывала в этом доме престарелых по работе, общалась с его обитателями. Там жили прошлым. Запомнилась одна женщина, вполне успешная на фоне остальных – она даже выступала в концертах художественной самодеятельности, можно было представить, какой был у нее чудный голос… Ее дочь жила в этом же городе, двое других детей – подальше. У всех были свои семьи. И она здесь, в доме престарелых, нашла себе мужа. Они жили в комнате, стены которой были увешаны афишами ее прошлых концертов. Увидев их, Светлана в тот момент подумала: как жалка увядающая красота! И все-таки эта бывшая певица, а на самом деле - проводница на железной дороге, по-своему была счастлива. Каждому свое.
Каждому свое. Я не хочу в дом престарелых, в дом сестринского ухода, еще в какой-нибудь казенный дом. Ни в коем случае не соглашусь в старости жить в семьях детей, если, конечно, не будет на это крайней необходимости. Если буду на своих ногах и в здравом уме… Доживать свой век надо только вдвоем с любимым мужем. Как в сказке: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день»…
Как будто приняв жизненно важное решение, Светлана вышла из троллейбуса на ближайшей остановке, перешла на противоположную сторону улицы и остановила «маршрутку». Домой!
Слава ждал ее с ужином, что было неожиданно и приятно (он накормил маму и ждал жену; Аделаида Петровна уже улеглась на ночь). После своей «выходки» (уйти в ночь, заставить волноваться) Светлана чувствовала себя виноватой. Но муж, как бывало почти всегда, понял ее состояние. И, как всегда, она рассказала ему обо всем, что передумала. Выговорилась. Слава сказал, что тоже хотел бы очутиться на старости лет в той самой сказке.
Правда, они так и не договорились, стоит ли сказать Аделаиде Петровне спасибо за науку, которую изо дня в день невольно, не зная даже о том, преподает невестке. За то, что она научила ее терпению. За то, что Светлана многому учится на ошибках свекрови, даже если та не признает их ошибками, и надеется не повторить ничего подобного в отношениях с детьми и внуками. За то, что она другими глазами смотрит теперь на себя саму.
Дай Бог здоровья Аделаиде Петровне!
Надежда Акимова
г.Петрозаводск