Час пробил трижды. Глава 1. Тревога

Евгений Черепанов
Дамы и господа, вещица только пишется, поэтому, вероятно, недостаточно отредактирована.


       Раннее утро 3 октября 2007 года для полковника Ильи Ивановича Половицина выдалось очень ранним. Короче, до рассвета оставалось ещё несколько часов. Половицин стоял посреди плаца, пошатываясь и поругиваясь в ажурные клубы табачного дыма, которые вылезали из носа и рта. Половицину не хотелось даже думать о том, закончился день или только начался, и почему он – заместитель командира полка – здесь один в это непонятное время суток.
       - Суки… суки… суки…
       Интуитивно почувствовав, что домой идти – поздно, в штаб – рано, а здесь оставаться – холодно, полковник сделал усилие и сдвинулся с места. Полковничьи ноги привычно понесли полковничье тело к складу.
       
       - Уйё! Бля… - вскрикнул Половинин, привычно споткнувшись о здоровенный камень, который какие-то идиоты три с половиной призыва назад бросили в трёх метрах от дверей склада.
       Ладони полковника инстинктивно упёрлись в складские двери. В складские двери по инерции тюкнулся и окурок, пулей вылетевший изо рта полковника.
       - Конев! Конев, бля, открывай!
       - Здравия желаю, товарищ полковник! – ответил ему голос сверху.
       Половицин сделал несколько шагов назад и задрал голову.
       - Конев, ты там чего?
       Прапорщик Конев ловко завис на краю крыши и мягко спрыгнул на землю.
       - Товарищ полковник, вам известно, где находится солнце, когда его нет на небе?
       Подполковник напрягся, но отвечать не решился.
       Прапорщик достал ключ и сунул его в замочную скважину.
       - Солнце приходит к нам из Японии. – Прапорщик провернул ключ, открыл дверь и жестом пригласил полковника войти. – А с японцами у нас сами знаете… что?
       Половицин не ровным, но твёрдым шагом подошёл к столу.
       Половицин закипал медленно, но уверенно.
       - Бля! – выдохнул он и грохнул по столу кулаком. Пустая водочная бутылка упала, шумно покатилась и стукнулась об пол. Пепельница, которая два года назад была обычной консервной банкой, просто подпрыгнула, но устояла. – Ну, сволочи! Вот вспомнишь мои слова, додолбают они нас с этими Курилами…
       - Я вам больше скажу, - продолжал прапорщик Конев. – После нас солнце уходит на запад, а там – НАТО.
       Полковник Половицин окончательно расстроился. Он сел на табурет, взглядом поискал в пепельнице окурок пожирнее. Но все окурки оказались нежизнеспособными, а могли лишь обжечь губы и расстроить ещё больше. Тогда Половицин залез пальцами в карман гимнастёрки, вытащил мятую пачку «Бонд стрит», нервно пошарил в ней и к удивлению своему обнаружил настоящую сигарету.
       - Спичку, прапор! – потребовал Половицин.
       - Вот! - Конев торжественно вскинул указательный палец вверх, - Вы понимаете, о чём я, товарищ полковник?
       - Мммм? - вопросительно промычал Половицын, невольно сосредоточив взгляд на пальце прапорщика. Его мозг занимался нахождением ошибки в алгоритме: "Курить хочется? Хочется. Сигарета есть? Есть. Рот? Присутствует. Приказ подать спичку отдал. Почему не сработало?" Так полковник и сидел, задумавшись. А Конев выдерживал театральную паузу, мысленно отсчитывая секунды. Где-то после сотой секунды, прапорщик заметил, что Половицин заскучал и начал чего-то высматривать по углам.
       - Это правильно вы их оценили, - заговорил прапорщик. - Нас ещё в школе прапорщиков учили: все враги - сволочи! И не надо их жалеть. Вот вы думаете, что, мол, там у них, в НАТах, тоже думают, что солнце ночью у нас обитает? А я вам вот что скажу... Хрен, они так думают, они уже действуют".
       Пока прапорщик болтал о хитроумных японцах, способных выдумать разные электронные пакости, и о наглых НАТОвцах, которые считают, что государства нужны для того, чтобы строить в них свои военные базы, мозг полковника Половицина включился в креативную (созидательную) деятельность. Начал созревать план. С каждой минутой план становился всё увесистее, объёмнее и ярче по краскам. Обрастал мякотью и наливался соком, как овощ. Время от времени Половицин, как больной шизофренией, произносил короткие фразы.

Перечень фраз, произнесённых подполковником Половициным:
Звездец! Это звездец!
С вас сто восемьдесят четыре рубля!
Всем начистить бляхи и морды!
Священная наша держава!
Генерал, твою мать!
К обеду, Танька, к обеду!
Грибочки! Ядерные! Две порции. Плачу наличными!

       Половицин увлечённо всасывал воздух через сигарету, которую прапорщик так и не зажёг.
       Наконец, Половицин мыслями вернулся в склад. Он уже был готов действовать и всем своим лицом (особенно нижней его частью) выражал уверенность и желание командовать.
       - Товарищ прапорщик, - оборвал он монолог Конева, - доложите, где командир полка генерал Румянцев? Где начальник штаба полковник Спирсов?
       Прапорщик как ни в чём не бывало, не изменяя тона, которым он вещал про японцев и НАТОвцев, ответил:
       - Румянцев, сами знаете, в командировке. А Спирсов дома. Должен быть дома. А на самом деле, хрен его знает, товарищ полковник.
       Половицин сурово взглянул на прапорщика.
       - Дак, товарищ полковник, вы же вчера сами вместе ушли с полковником Спирсовым.
       - Куда!? – спросил Половицин, понимая, что это может быть правдой.
       - В посёлок.
       - Точнее?
       - К Мурсалимову в баню.
       - Бля! – Половицин снова губами прилип к сигарете и стал втягивать через неё воздух. – Ну, вот что у нас за армия? А? Прапорщик Конев? Вдруг война, а мы, на хрен, в бане!
       - Пока полковники и генералы в бане, - Конев поднёс ладонь к козырьку, - армия находится в руках трезвых прапорщиков и лейтенантов.
       - Находится? – спросил Половинин и тут же ответил. – В жопе она находится, а не в руках. - Он взглянул на свою сигарету. - Вот, зараза! Ты вот даже не смог выполнить приказа – дать своему командиру прикурить, а туда же, на хрен, трезвые прапорщики!
       - Прикурить-то я вам всегда дам, даже без приказа. - Прапорщик взмахнул рукой, в которой оказались коробок и спичка, вспыхнувшая в ту же секунду. Половицин прикурил вкусно, как гурман. Аж сощурился от удовольствия.
       - Прикурить дать - это ерунда, - продолжал Конев. - Это запросто. А вот что дальше делать будем? Придётся, товарищ полковник, вам взять командование на себя, - прапорщик и, поднеся горящую спичку к своим губам, потушил её тонкой струёй воздуха. – Поскольку генерала Румянцева нет, а полковника Спирсова хрен сыщешь, другого варианта нет.
       Половицин привычным движением согнул в локте левую руку, чтобы взглянуть на часы. Часы отсутствовали.
       - Сколько времени до рассвета?
       - Два часа сорок восемь минут! Успеем?
       - Умрём, но сделаем! – в голосе Половицина тяжёлым металлом проскрежетали уверенность и решительность. – Бей тревогу! Всем на плац!

       В 04:51 сирена взвыла, как сволочь. Вся воинская часть вздрогнула и организованно засуетилась. И в каждом движении воинской части слышались редкостные по качеству, но вполне обыденные по количеству образцы ненормативной лексики.
Через минуту под непрекращающийся вой тревожной сирены из казарм начали высыпать одуревшие воины. Они, освещаемые лишь луной, неровными струйками стекались к плацу и пытались построиться ровно, путаясь и в своём воинском боевом снаряжении, и с местом, где должен был стоять каждый из них.
       Наконец, все как будто построились. Тревогу отключили. И стало отчётливее слышно беспокойное шарканье солдатских сапог и матершинная (нецензурная) тишина. Это над плацем вполне зримо повис вопрос: “Какого х?!”
       В затянувшейся паузе вдруг перед строем возникла фигура полковника Половицина. За его спиной сдержанно разминал плечи и кулаки прапорщик Конев. На них смотрели примерно две тысячи четыреста глаз.
       - Товарищи военнослужащие! – голос Половицина звучал как тромбон – с пошловатой хрипотцой, но уверенно и пронзительно. И самого Половицина немножко сгибало, как джазмена на сцене. – Братцы! Сынки! – Половицин оглядел всех. – Приказываю! Всем – курить! Командирам рот и батальонов с замами собраться в штабе! Через 1 минуту.
       Половицин круто развернулся и первым поспешил в штаб. За ним увязался прапорщик Конев. Следом, отделившись из строя, потянулось ещё несколько офицеров. Солдаты в нерешительности зароптали, но, повинуясь приказу, достали сигареты и защёлкали зажигалками.

       Подполковник Половицин ввалился в штабную комнату, сразу же уселся на стул начальника штаба и стал ждать, когда в помещение зайдут все до единого офицера. Но из тридцати офицеров части, вызванных в штаб, пришли только четверо – лейтенанты Сушняков, Грелкин и Замараев, а так же комбат капитан Блинов.
       Половицин нервно дышал носом ровно минуту. За эту минуту в штаб зашёл ещё один офицер, командир второй роты третьего батальона старший лейтенант Расчёсов. Расчёсов был не то, чтобы пьян, а пьян (даже не в сиську и в сардельку) во что-то совершенно непотребное. На земное притяжение Расчёсову явно было насрать (я настаиваю на этом слове, так как именно это слово наиболее точно отражает отношение старлея Расчёсова к земному притяжению). Он выделывал телом немыслимые кренделя, занимая собой три четверти помещения штаба, и при этом ни как не мог упасть. Из левого кармана офицерских брюк Расчёсова торчала открытая банка тушёнки, а из банки торчала замысловато загнутая рукоятка от вилки.
       - Господа офицеры, - начал неуверенно Половицин, поглядывая на выкрутасы Расчёсова, - настал час решительных действий!
       Расчёсов с разбегу молча боднул карту России в районе Астрахани и, согласно третьему закону Ньютона, так же молча полетел спиной вперёд к противоположной стене, где была входная дверь. По пути Расчёсов захватил стул. И с этим стулом молча вылетел в дверь, и уже там – в коридоре – земное притяжение всё-таки завалило храброго старлея на бетонный пол. Старший лейтенант Расчёсов ещё секунд десять побарахтался со стулом и успокоился.
       - Надо бы его к жене отвести, - сочувственно произнёс капитан Блинов. Расчёсов был из его батальона.
       - Отставить, – резко отозвался подполковник Половицин. – Родина в опасности. Нужно думать о главном. Генерала Румянцева нет, полковника Спирсова нет, поэтому я принимаю командование сам на себя. Слушайте приказы, – подполковник обеими ладонями упёрся в стол, нависая над ним. – Первый батальон. Первая рота… Разобрать забор вокруг части к чёртовой матери. Вторая рота – напротив плаца сделать макет дворца культуры. Третья рота – вместо спортивной площадки сделать макет стадиона с трибунами. Четвёртая рота – замаскировать полосу препятствий под парк культуры и отдыха. Второй батальон. Первая рота – перекрасить все здания в разные цвета. Вторая рота – посадить вдоль всех дорог и тротуаров кусты и деревья. Третья рота – посреди плаца сделать макет фонтана. И чтобы вода лилась. Ясно? Четвёртая рота – сделать макет большого магазина. Тоже около плаца. Третий батальон. Первая рота – в машины и в город. Нужно две или три машины водки. Ответственный за операцию капитан Блинов. Вторая рота – доставить в часть одну тысячу двести женщин и девок. Половина лучше, чтобы были с детьми. Третья рота – сделать макеты трёх автобусов. Четвёртая рота – в резерве. Материалы на складе у прапорщика Конева. Всё должно быть готово… Во сколько рассвет? – Половицин обратился к прапорщику Коневу.
       - В 7:35, - с готовностью отчеканил прапорщик.
       - Всё должно быть готово в 7:34. Выполнять! - скомандовал полковник Половицин.
       - Пошёл на хер, козёл! – заорал из коридора старлей Расчёсов.
       Половицин набрал в лёгкие воздух и сделал злые глаза: - Что?!
       - Это он не вам, - быстренько заступился за старлея лейтенант Грелкин. – Это он во сне.
       Полковник нервно улыбнулся и жестом пригласил всех немедленно действовать.

       Половицин вместе с прапорщиком Коневым снова ушли на склад, широко открыли двери и в дверной проём наблюдали за активными (и что немаловажно – осмысленными) перемещениями воинских подразделений и отдельных военнослужащих и получали удовольствие. Офицеров постепенно становилось больше, командные окрики доносились всё чаще и всё разборчивее. Прапорщик Конев время от времени выдавал то кисти с красками, то доски с гвоздями, ножовками и молотками, то бензин для машин, то тушёнку для дембелей.
       Выдав очередную порцию досок (а именно, показал пальцем, откуда и сколько взять), прапорщик подошёл к Половицину и сказал:
       - Армия – не чайник! Да, товарищ полковник?
       - Не чайник, - согласился Половицин и замер в недоумении. Он силился, но не мог обнаружить логическую связь, оправдывающую данное противопоставление.
       - А на-ку, прапорщик, поясни, - попросил Половицин.
       - Ага, то есть – есть!
       Конев как бы пулей как бы метнулся к шкафу с посудой и прочими не совсем уставными вещами, выхватил из его недр электрический чайник, ещё медленнее подскочил к раковине, наполнил чайник водой, вернулся к столу и поставил чайник перед полковником.
       - А теперь, - сказал прапорщик, - прикажите чайнику закипеть.
       Половицин медленно поднялся со стула, развернулся к чайнику, выпятил вперёд командирскую грудь и взглядом упёрся в носик чайника.
       - Дак ты чё это… Бля! Хрен ведь получится…- полковничий взгляд с чайника перебрался на довольную физиономию Конева и стал суроветь. – Ты это чего, прапор?
       - А теперь, - ничуть не смущаясь, продолжал Конев, - посмотрите туда, - и показал рукой в дверной проём. – Один ваш приказ и весь полк ожил и заработал.
       Половицин загордился собой и развернулся, чтобы посмотреть, как в соответствии с его приказом закипела работа во вверенной ему части. Но как раз в эту секунду в дверном проёме выросла фигура старшего лейтенанта Расчёсова. Его глаза что-то тревожно искали в мире, который только он и видел. Открытая банка тушёнки и причудливо загнутая вилка торчали уже не из левого кармана брюк, а из правого.
       - Надо его всё-таки домой отвезти, - сказал прапорщик. – Хотя, - он сделал короткую паузу и пакостливо улыбнулся. – Хотя в свете последних решений, именно в таком виде он нам и нужен. Надо придумать для него какое-нибудь ответственное задание, сбивающее противника с толку.
       - Пусть доски таскает, - с ходу предложил подполковник.
       - Хорошо, - разочарованно выдохнул прапорщик. Он хотел придумать чего-нибудь посмешнее, но полковнику перечить не стал. Ушёл вглубь склада и вернулся с широченной сороковкой длинной в пять метров.
       - Старший лейтенант Расчёсов! – скомандовал Половицин.
       Расчёсов, услышав до боли знакомое, инстинктивно выпрямился.
       – Взять доску, - продолжал подполковник. – Носить доску по воинской части!
       - Есь, - ответил Расчёсов, обеими руками ухватился за доску. – Разрешите вып…нять? - и круто повернулся на лево. Хотел на сто восемьдесят градусов, но не получилось и на девяносто. Помешал узкий дверной проём. Потом – в другую сторону. Эффект тот же.
Расчёсов, начал махать доской, как заведённый. Сперва мах слева направо, потом мах справа налево. И так без пауз и перерывав. Конев пытался развернуться с доской, а Половицин и Конев то уклонялись, а то отскакивали от доски и отчаянно матерились.
       - Ты тупой, Расчёсов, роту твою в рот! – кричал Конев.
       - Сука, твою мать! Бля! Доберусь, морду набью! – незатейливо, но на полном серьёзе угрожал полковник.
       Но ничего не помогало.
       Так продолжалось минуты две или даже пятнадцать. В такие моменты время летит непонятно.
       Прапорщик Конев, осознав бесперспективность своих активных действий, отошёл в сторону, закурил и вприщурку сквозь сигаретный дым стал наблюдать, как полковник пытается остановить старлея, прозомбированного водкой и командирским приказом. То есть, согласно теории Выгодского, стал совершать мысленные пробы.
Когда огонёк сигареты подобрался к фильтру, прапорщик отметил, что полковник уже выдыхается.
       Конев ткнул окурок в гору других окурков, цветком астрой торчащих из жестяной пепельницы.
       - Товарищ полковник, разрешите обратиться!
       Половицин даже обрадовался, что появился повод не сдаться, а честно увильнуть от борьбы с ротным, которая уже давно утомила, и которая не обещала победы. Он отскочил подальше от мотающейся по сторонам доски.
       - Да, обращайся.
       - Дайте ему приказ “ровняйсь, смирно”.
       - О, бля! Точно! – Половицин поправил съехавшую на ухо фуражку, выровнял козырёк по носу и скомандовал: - Старший лейтенант Расчёсов, ровняйсь, смирно!
       Расчёсов тут же перестал размахивать доской и встал, как столб. Конев подошёл к нему, взялся за доску.
       - А теперь прикажите, отпустить доску.
       - Старший лейтенант Расчёсов, отпустить доску.
       Расчёсов отпустил доску, и её тут же подхватил Конев.
       - А теперь дайте ему команду “кругом”.
       - Кругом! – скомандовал Половицин, и старлей уверенно развернулся на сто восемьдесят градусов, почти не зацепив косяк левым плечом и правым затылком.
       - Сейчас дайте ему команду, чтобы взял доску и чтобы шёл выполнять ваш приказ.
       - Старший лейтенант Расчёсов, приказываю взять доску, - Расчёсов взял. – Приказываю ходить с доской по всей воинской части!
       - Разреш…т… выпо…л…ть?
       - Выполняйте, - разрешил Половицин и облегчённо выдохнул.
       Старший лейтенант Расчёсов сказал: - Есь! – и тут же рухнул вместе с доской прямо на пороге.
       - Сука! – сказал Половицин и зло сплюнул в сторону пьяного старлея.
       - Никак нет, - отозвался старлей. – Разрешите идти?
       - Иди на хер! – почти хором выкрикнули Половицин и Конев.
       - Служу Отчизне! - ответил старший лейтенант Расчёсов и отключился уже по-честному: крепко и надолго, как минимум до обеда.

Продолжение следует.