Они нашли его однажды ночью, когда за окнами их маленькой, выстуженной квартирки на самой окраине большого и шумного города, красно-жёлтым пламенем догорала во тьме поздняя поздняя осень. В этот осенний день, на улицах города было неуютно и пусто, а с хмурых и низких небес ненастья уныло моросил на вконец раскисшую землю противный мелкий дождь, холодный и бесконечный, как всё холодное и бесконечное на свете. Такой же холодный осенний ветер завывал в тесноте печных труб и срывал с веток тополей в старом парке последние жёлтые листья. И такая же холодная ночь конца осени, уныло улыбалась им сквозь запотевшие окна гостиной, обещая быть долгой. И такое же холодное зябкое завтра ждало их впереди, где-то за одну минуту до рассвета. Так было там, откуда они начали свои поиски.
Они нашли его случайно, как оброненную кем-то на дороге монетку, блеснувшую серебром во вселенской слякоти этой беспробудно - жёлтой осени. Случайно, значит без всякого умысла и цели, а скорее из простого любопытства и скуки, и ещё, может быть от какой-то странной безъисходности, пришедшей этой ночью в город с чёрных, непроницаемых небес вместе с бесконечным дождём. Наверное, так оно и было.
Всё получилось как-то само собой, как если бы некто, притаившийся в ночи за окнами, вдруг решил, что сегодня всё будет не так и, взяв за руки, отворил перед ними тайную дверь и повёл в мир по ту сторону неба. Ничего плохого в этом не было, да и, наверное, быть не могло. Просто за окнами была осень, и шёл этот холодный бесконечный дождь, стиравший шершавыми пальцами с мира последние краски ушедшего в никуда лета.
То, что случилось дальше, было похоже на сон из миллиона самых лучших снов никогда не виденных ими. Сон, в котором чудеса перемешались с явью, поселившись в ней наравне со скукой и унылым дождём. И как полагалось во снах, они только закрыли глаза, ожидая начала новой игры и вдруг, через мгновение темноты и ожидания, среди жёлтых листьев и пустынных коридоров улиц, среди холода и пронизанных ветром дорожек старого парка, и в самом деле свершилось чудо-первое в их жизни. Зелённым комочком потерянного навсегда лета, в золотистой обёртке солнечного полдня и начинкой из бездонных голубых небес, оно сказочным шатром развернулось прямо над их головами.
Так, из ничего, в выстуженной осенью тесноте крохотной квартирки на окраине города и появился он, появился и затих в ожидании, как призрачный мираж в промозглой пустыне поздней осени. В полной тишине он висел в воздухе прямо посреди комнаты и не таял, как должен был, как всегда бывает со сказками. Он висел и не таял, с каждым последующим мгновением обретая смысл и плоть. А они, очарованно любовались им издалека, затаив дыхание и, страшась подойти ближе, страшась одним неловким, неверным движением, одной неправильной мыслью или взглядом, разрушить хрупкий механизм. Но они верили своим глазам, безоговорочно, слепо, как верят в бога.
Не растаял он и через полчаса, пока они, забыв про всё на свете, резвились на золотистом песке океанского берега, рождённого из ничего одиночеством и пустотой. Не так ли когда-то было и с нашим заблудшим миром. Но их ноги ласкали настоящие волны морского прибоя, непоседливые и тёплые, но их лёгкие вдыхали ароматы лета в самой своей середине, а в их душах была самая настоящая, совсем не поддельная радость от жизни.
Он не растаял и на следующую ночь, когда из бесконечного ситничка за окнами и такой же бесконечной осени, с затаённой надеждой они вновь отправились на поиски чудесного берега. Он был там, где они и оставили его прошлой ночью, на той стороне хмурого пасмурного неба. Только тогда они решились признаться самим себе, что нашли его... случайно нашли новый, неведомый и чудесный мир, великодушно пустивший их под ультрамариновую сень своих бездонно-голубых небес. И это было чистой правдой.
Вот так, в один осенний холодный день, неприметный и серый, их жизнь вдруг обрела смысл. Это кажется странным на первый взгляд. Но это только на первый. Не надо забывать, что за окнами была осень, поздняя поздняя осень и долгая холодная ночь впереди. А в такие ночи может быть всё и даже то, чего быть не может. Поверьте мне на слово.
На этом, пожалуй, можно было бы и поставить точку, но тогда у этой истории не будет главного, у неё не будет конца. А бесконечных историй не бывает, бесконечной бывает только ложь. А ложь - самое мерзкое, что есть в нашей жизни, куда более мерзкое, чем осень и бесконечный дождь за окнами.
C этого дня их жизнь стала другой и потекла дальше иной дорогой. Днём они только и делали, что ждали наступления темноты. И когда ночь наконец наступала, они собирались все вместе вокруг остывающей печи, чтобы снова отправится в мир за облаками, где их ждало жаркое лето, синий океан и яркое жёлтое солнце в прозрачной синеве небес. А это всё, чего они по большому счёту хотели от жизни. Кто знает, быть может, они хотели от неё слишком многого.
Дорога в новый мир казалась теперь проторенной и лёгкой. Закрывая глаза под нудный шорох унылого ситничка за окнами, они просыпались уже на другом краю мироздания, на золотистом берегу океана, и шумный плеск его волн приветливо встречал их на пороге нового мира. С этой самой минуты, они делили свою жизнь поровну между океаном, песчаными дюнами на его берегу и сосновым бором, что наполнял пряный воздух запахом душистой смолы и корабельным скрипом ветвей. Делить так свою жизнь им было не трудно. Утром, когда знойное белое солнце ещё только раскалялось на вселенских углях, замышляя свой полуденный бросок к зениту, они беззаботно валялись на золотистом песке океанского берега, нежась в солнечных лучах и покое. А когда, наконец, раскалившись до бела, гигантское солнце повисало белым пятном над их головами, торжественно знаменуя собой, наступление полдня, они прятались в тени могучих сосен, среди аромата хвои и умиротворения. А когда красное остывающее солнце грузно опускалось за горизонт, окрашивая небо багрянцем заката, они, искупавшись в последний раз в парной воде океана и вдоволь налюбовавшись заревом догорающего на горизонте дня, нехотя отправлялись обратно, в зябкую, полинявшую от бесконечного дождя осень.
Так проходили день за днём, неделя за неделей, а потом наступила зима. Она пришла как-то сразу и вдруг, словно караулила момент, стоя в тёмной подворотне киснущей осени. Ещё недавно ветер кружил позёмкой жёлтые листья, ещё недавно низвергались на землю небесные хляби, и шел, куда-то торопясь по алее старого парка, потерявшийся в миллионах холодных капель, случайный прохожий. Казалось, так будет всегда, казалось, мир навечно погряз в осени и уже не сможет из неё выбраться. И вот это произошло, бесконечный осенний ситничек сделал своё дело - стёр последние краски и мир стал чёрно-белым.
Долгими холодными ночами, когда дождь за окнами сменила зимняя вьюга, они, возвращаясь из своих странствий весёлые и загорелые, чужие в этом чёрно-белом остывающем мире, и собирались вокруг потрескивающей жаром печи, чтобы до самого утра делить друг с другом события других дней другой жизни в другом мире, скрытом от посторонних глаз низкими хмурыми тучами ненастья. А мир за их окнами ещё больше хмурился, слушая их рассказы, и сердито стучал ставнями в стены, показывая своё неудовольствие. Он не любил их. И это было взаимно. Ведь по настоящему он никогда не был их миром, да и не мог им стать. Это был чей-то мир, не понятный и странный, куда более не понятный и странный, чем тот, что нашли они. И он был неправильным - этот мир за окном. Теперь, имея возможность сравнивать, они ясно видели это. Каменная глыба, повисшая над жёлтым солнцем в день сотворения, крохотный бело-голубой шарик, одиноко болтающийся где-то на самой окраине вселенной, забытый и богом, и дьяволом, и самими людьми. Нет, это был не их мир. Их мир был далеко на другой стороне этого хмурого ненастного неба, там, где никогда не было осени и бесконечного дождя. И однажды они решились...
Пять человек, столько их было в самый первый день, столько их собралось и однажды вечером одного из холодных и вьюжных зимних дней. Пять человек тайное число, открывшее им лестницу в небо. В этот вечер они собрались домой, они возвращались туда, где их ждало лето, океан и солнце. Они возвращались домой, навсегда. Им нечего было взять с собой в дорогу из этого недоброго мира, и они возвращались домой налегке, как и подобает тем, кто торопится домой. Пять человек, так было всегда, и вдруг один из них сказал: «Нет!" Они не винили его за слабость, потому что путь был не близким и трудным. Они не упрекнули его в трусости, потому что пути обратно не было. Они вообще ничего не сказали ему, ведь каждый сам делал свой выбор, раз и навсегда. Только одно теперь оставалось неясным, получится ли у них на этот раз, когда их осталось только четверо. Но выбор был сделан, и они взялись за руки и закрыли глаза. А за окнами шёл снег, мир хитровато укрывал свои недостатки и грязь под белым и чистым покрывалом.
Человек был хмур и сердит. Он стоял у потухшего камина, и мысли его бродили где-то далеко от этой холодной маленькой комнаты забитой людьми и суетой. Он думал. Он не понимал. Прожив долгую и трудную жизнь и повидав всякого, он поймал себя на мысли, что ничего не понимает в ней - в этой самой жизни, что сейчас бурлит и пенится вокруг него. Наверное, он уже стал слишком стар для этого и не успевал за всем, что происходило вокруг. Но с этим ничего нельзя было поделать. "А раз так, - решил он, то и говорить здесь не о чем". В сотый раз ему пришлось затолкать свои мысли и чувства в самый дальний уголок сознания до лучших времён и взяться за то, за что ему платили. В конце концов, это было его работа, только и всего. Его работа... Будь она не ладна. И он должен её выполнять.
Он подошёл к телефону, висящему на стене у самых дверей, немного постоял в раздумье, собираясь мыслями, не спеша, закурил сигарету и, вдохнув крепкого терпкого аромата, решительно набрал номер.
- Добрый вечер комиссар, хотя какой он к чёрту добрый, - хмуро сказал он в трубку. - Да, сэр, снова то же самое. На этот раз четыре подростка и все четверо мертвы. С ними был и пятый, но у парня поехала крыша и скорая увезла его. Да, сэр, наверное, это шок, так говорят врачи со скорой. Малый всё время твердил о лете. Да, сэр, вы не ослышались, он всё время говорил про лето, солнце и ещё какой-то океан, и сосны. Не знаю, сэр, о чём это. Нет, сэр, допросить его пока не было никакой возможности, во всяком случае, пока. Да, сэр, наркотики будь они прокляты. Вы правы, сэр, молодёжь нынче просто свихнулась на этой пакости. Да, сэр, заканчиваем. Хорошо, управимся здесь и выезжаем. Доброй ночи, комиссар. - Он положил трубку на рычаг и стал ещё более хмурым и угрюмым. Нет, он не понимал. Он никак не мог понять некоторых вещей, что иногда случались в этой жизни, и с которыми ему приходилось иметь дело по роду своей работы. Но такой уж она была - его работа. И он делал ее, как мог. Постояв ещё немного, угрюмый человек направился прочь из маленькой комнаты туда, где за её стенами спал огромный непонятный для него город. Спал. И наверное, видел сны.
Рано утром на берегу океана проснулись, разбуженные плеском волн и солнечным светом, четыре счастливых человека. Мир вокруг был приветлив и радостен, и в этом мире хотелось жить вечно. Океан. Лето. И солнце. А где-то на высоком берегу шумели сосны. И они открыли глаза...
Иллюзия длилась ещё мгновение, крохотное и никчёмное. А потом солнце над их головой померкло и ультрамариновые небеса, став непроницаемыми и чёрными, вдруг свернулись над ними. И чудесный мир исчез, утащив за собой в бездну небытия четырёх испуганных подростков. Ловушка захлопнулась.
К О Н Е Ц.