Я сидел на каменистом берегу моря, наблюдая как неторопливые волны, набегая одна на другую, выкатывали с шумом и белой пеной камешки и всякий хлам прямо под ноги. Штормило второй день. Купаться было почти невозможно, загорать на ветру холодно, а сидеть в санатории было скучно. И мне ничего не оставалось, кроме как сидеть и наблюдать за морем.
Рядом, метрах в двухстах, стоял выброшенный на мель еще лет пять назад большущий морской корабль с высоченными проржавевшими бортами, надпалубными постройками, с кранами и лебедками, и еще какими-то сооружениями. Отсутствие людей превращало ставший на вечную пристань корабль в какой-то нереальный призрак.
«Ну вот, - думал я, глядя на этот когда-то могучий и полный мощи своих дизелей корабль, - ничто не вечно под луной. Вчера ты был полон сил и энергии, а теперь лишь жалкая тень». И как бы подтверждая грустные мысли, волны набежали на грязный и ржавый борт корабля, ударяя его со всей силы, так что брызги поднимались выше палубы.
В такую погоду потянуло на философские мысли. Мне почему-то пришла на память книга японского писателя Акутагавы, творившего в начале прошлого века. Красивые, неожиданно захватывающие новеллы, как и четверостишия, мне нравились. В них было что-то необычное, непривычное для восприятия европейским читателем, но такое близкое русской душе. В них было главное – человеческие срасти, страх перед Богом, но одновременно и желание узнать что-то такое, о чем никто еще не знает.
Особенно четко в душу запал короткий, но полный тайного смысла рассказ-новелла «Беседа с Богом странствий». Суть непростых отношений человека с Богом Акутагава выразил откровенно и беспристрастно. Один священник из Буддийского храма, прелюбодействуя, провел ночь у известной красавицы-гейши, и устав от любовных утех, под утро стал усердно молиться, читая свою любимую сутру. Читал ее священник красивым голосом, да так проникновенно, что боги и ангелы, посланники Будды, были им очарованы. Лишь один Бог странствий Сэм решился посетить блудника и образумить его.
Старый, немощный бог Сэм сделал служителю культа замечание:
- Для того, чтобы читать такие молитвы, как эта сутра, нельзя прикасаться к женщине. Нужно чтить пять запретов и три заповеди. Без них ты становишься не проповедником буддизма, а его противником.
Священник пришел в ярость и прогнал Сэма:
- Не тебе меня учить, мерзкий старикашка. Близость мужчины с женщиной выше Бога, если друг к другу их движет страсть.
Старый Бог странствий не стал спорить, а лишь тихо растворился в утренней дымке. Пропели первые петухи. Весенний рассвет наступил, обнажая белую кромку снежных гор. Божественная природа бессмертна, она не зависит от человеческих страстей, представлений и измен. После ночи обязательно наступит утро, заалеет рассвет и запоют петухи. А неправедный священник, этот сгусток морали и аморальности, Богам не интересен, а потому он смертен и тленен, как все живое в природе.
Вот такие мысли посетили меня, когда я глядел на бурное море и севший на мель корабль. Но вдруг мое внимание привлек лай, обычный лай собаки. Каким-то неестественным показалось появление собаки на берегу бушующего моря. Повернув голову, я увидел странную парочку молодых людей, везущих перед собой коляску с ребенком. Вокруг них бегал рыжевато-пегий пес-дворняга, и от радости периодически лаял.
Молодые люди расположились недалеко от меня, сидящего к ним спиной, и начался их «активный» отдых. Первым делом они открыли двухлитровую пластиковую бутылку пива, и стали по очереди к ней прикладываться. Видимо, хмель оживил их, и минут через десять они стали весело о чем-то болтать, смеяться, размахивая руками. Ветер доносил до меня обрывки фраз.
- Слышь, они вчера так нажрались, до посинения…
Это был голос парня
- А я и говорю… Не троньте, это же… Ни черта не понимают… Лезут и лезут… - прилетали фразы молодой особы с визгливым голосом. – А они смеются… А я прямо как озверела, не выдержала… Дала в морду…
- А я смотрю, что-то они не того… - смеясь отвечал ей парень.
Но тут, под обрывки фраз явственно послышались какие-то бухающие звуки. Я оглянулся и от удивления открыл рот. Собака тащила в зубах огромный камень. Он был таким тяжелым, что то и дело падал из ее пасти и ударялся о другие камни. Но пес тихо повизгивал и снова, и снова хватал булыжник и тащил наверх. Наконец собака дотянула камень и пристроила его рядом с веселой парочкой. А те, не обращая никакого внимания ни на собаку, ни на меня, продолжали громко хохотать и рассказывать друг другу историю, видимо с ними приключившуюся вчера вечером. Теперь они уже оба со смаком курили, опустевшая бутылка валялась у них под ногами. Ребенок мирно спал в коляске, убаюканный шумом ветра и набегающих на каменный берег волн.
Собака, положив камень, посидела минуту, скуля и преданно смотря на хозяев. Но те ее не замечали. Тогда собака снова сорвалась с места и бросилась к пенящемуся морю. На этот раз она наметила для себя большой овальный камень, который принесли волны. Но он выглядывал из воды лишь в те секунды, когда волна уходила. Собака выждала эту секунду и стремительно кинулась в море. Но волна уже успела вернуться и захлестнула собаку. Та молча нырнула, и когда волна ушла, рванула зубами камень к берегу. После трех или четырех попыток камень оказался на берегу. Тихонько поскуливая, когда камень срывался из пасти, собака тащила его все туда же, на высокий берег, к своим хозяевам. А потом снова и снова бросалась вниз, к морю, вылавливая очередные булыжники.
Я залюбовался работой собаки, и почти совсем забыл о парочке, их разговорах и спящем ребенке. Но вот собака, мокрая от ныряния и уставшая от непосильной работы, наконец-то отряхнулась о воды, уселась около груды принесенных ею камней и уставилась на хозяев. Те, распив очередную бутылку пива, жадно закусывали принесенной с собой едой, все так же не обращая внимания на собаку. А собака облизывалась и тихо подвывала, иногда от нервного расстройства шурша лапой по кальке.
Но ничто не трогало хозяев. И я снова подумал о японских философах. Ведь они правы! Человек думает только о себе. И бог-то ему нужен для прикрытия грехов, не более. Ему сытно, тепло, и какое ему дело до друзей и товарищей, до собаки в конце концов? По большому счету никакого. Одни ненужные слова. А детей вообще заводят из-за удовольствия или по инерции. Появились другие удовольствия, глядишь – и детей стало меньше. Демографический кризис… Да нет его. Есть кризис души. Растеряли мы ее, да и не заметили когда и как, в этой погоне за комфортом, сытостью и карьерой.
А Бог молчит, не дает никакого знака. Чем он там занят? И я поглядел на небо. Но кроме тяжелых облаков над шумным морем, да кричащих чаек там не было никого. Вдруг луч солнца пробился сквозь тучи, как знак: «Не все потеряно, есть надежда!» На долю секунды стало так радостно на душе. Может все рассеется? Сгинет мгла, развеются тучи, и солнце вовсю засияет над бескрайним простором моря?! Как его не хватает сейчас…
Я встал, отряхнул брюки, и направился к выходу из бухты. Проходя мимо изрядно захмелевшей парочки я остановился и как бы невзначай бросил:
- Хорошая у вас собака.
Молодой человек уставился на меня пустыми глазами, не понимая что я сказал и зачем.
- Хорошая, говорю, собака у вас, - повторил я.
- А-а-а… Собака-то? - Молодой человек потерял ко мне всякий интерес.
– Вы идите, идите, не приставайте к нам, - все тем же визгливым голосом запричитала молодая особа.
Собака, мирно сидевшая у ног хозяев, вдруг вскочила и бросилась ко мне, злобно оскалившись.
«Ну вот, что и требовалось доказать: собака – лучший друг человека!» - грустно подумал я и зашагал дальше.