Знаки припоминания. Былинки. 2007

АЛЕКСАНДР РАКОВ




БЫЛИНКИ

ЗНАКИ ПРИПОМИНАНИЯ






Жене Валерии - посвящаю













САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
2007
А к сердцам-то не раздольные,
не широкие и людные, -
иногда пути окольные,
иногда подъемы трудные,
иногда трясины топкие,
скалы гладкие до ужаса…
Пусть не ходят люди робкие
там, где требуется мужество.
Не в погоне за известностью,
не в расчете на признание
я иду суровой местностью
не имеющей названия.
И мои награды высшие
вне графы о награждении, -
чья-нибудь печаль затихшая,
чье-нибудь сердцебиение,
чье-нибудь раздумье долгое.
Вероника Тушнова
Итак, продолжим…
 
Гипертекст Александра Ракова

Как понимать ключевое слово в заголовке, вошедшее в культурологический обиход с появлением интернетовского пространства? Гипертекст – связка, превращающая произведение во фрагмент универсального информационного поля. Новизна гипертекста состоит в его нелинейности. Он не ограничен одной плоскостью. Напластования текста открывают новые горизонты познания. От одной ссылки можно двигаться к другой, и так далее, без конца. Такое движение даёт возможность читателю, вырабатывающему жизневоззрение, оказаться вдруг в неожиданной для себя точке многомерного сетевого пространства.

Открытие сетевой публицистики в отечественной литературе связывают с «Дневником писателя» Ф.М. Достоевского, в котором (вспомним!) появился изумительный рассказ «Мальчик у Христа на ёлке». Оригинальная форма издания писательского дневника, публицистического и одновременно пронзительно личного, публикация в нём не только своих мыслей, но и обширных откликов читательской аудитории, вольность стиля – едва ли не важнейший атрибут сетевой прозы, – эти и другие формальные открытия Достоевского обогащают практику русского Интернета. Это бесспорно. Как и то, что Фёдор Михайлович в построении «Дневника писателя» использовал так называемый анфиладный принцип, генетически свойственный древнерусской письменной литературе. Окончание огромных сочинений в ней – от агиографий до хожений – как бы отодвигается, продолжаясь дополнительными записями о новых событиях и размышлениях. Древнерусский гипертекст обширен, как православие. Дневниковые же заметки Достоевского с их спонтанностью, многослойностью и чётко выверенным ассоциативным рядом размышлений действительно предвосхитили гипертекстуальные лабиринты сети Интернет, состоящие из периодически пополняющихся веб-страничек, потенциальной аудиторией которых является весь мир, превратившийся в глобальную деревню.

В этих лабиринтах достойное место уже четырнадцатый год занимают тексты газеты «Православный Санкт-Петербург» и его дочерних изданий «Соборная весть», «Горница», «Правило веры» и «Чадушки», главным редактором и создателем которых является автор представляемой мной книги «Знаки припоминания» Александр Григорьевич Раков. Свои тексты он публикует в газете под рубрикой «Заметки редактора». Публикует не как черновики, а как светоносные, подчас интимные откровения. Они востребованы и формируют читателя, хотя православное писательство Александр Раков определяет как минное поле: «и сам можешь подорваться, и других сделать духовными калеками». Об этой опаске речь впереди. Пока же ради читателей авторы «Православного Санкт-Петербурга», подобно герою пантелеевского рассказа «Честное слово», обязаны стоять насмерть на своих постах: «Пока не придёт разводящий со сменой».

Так понимает и осознаёт своё поприще Александр Раков, усвоивший, видимо, совет Н.В. Гоголя: «Обращаться с словом нужно честно. Оно есть высший подарок Бога человеку». А у писателя и газетчика, как и у духовенства, два законных поприща: исповедь и проповедь.
Что же поддерживает автора на этом минном поле? Александр Раков отвечает: «Тихая-тихая любовь Бога теплит моё сердце и никогда не покидает его. И когда я погружаюсь в неё, я чувствую, что Господь совсем рядом, только протяни руку». Вслед за гоголевским откровением в «Завещании» он вполне осознанно, не без мучительности сознаёт, что «долг писателя – не одно доставленье приятного занятья уму и вкусу; строго взыщется с него, если от сочинений его не распространится какая-нибудь польза душе и не останется от него ничего в поучение людям». Эти гоголевские слова применительно к своим обширным гипертекстам о судьбах России (типичным из них явился «Архипелаг ГУЛаг», так и не прочитанный в России) любит цитировать Александр Исаевич Солженицын.

Вот на какие, казалось бы, отвлечённые суждения подвигла меня рукопись «Знаков припоминания», стилю которой свойственна правдивость и совестливость – главные писательские достоинства. Достойная прочтения книга в России воспринималась и воспринимается как сакральный предмет, который содержит в себе тайну мира или её отголосок. Особой стороной русской книги, со времён её рукописного бытия, является взыскуемая со страниц нравственная сила и осознанная её создателями ответственность перед читателем и перед Богом. От православного книгописания с древности три блага извлекалось: «первое – от своих трудов питаешься, второе – праздного беса изгоняешь, третье – с Богом беседовать научишься».

«Знаки припоминания», по моему мнению, наилучшее из названий книг Александра Ракова в обретённом им жанре былинок. Представляю, насколько трудно было отстаивать автору этот термин, отсутствующий даже в «Толковом словаре» В.И. Даля. Язык русский словами бывалка, бывальщина, былина, быль охватил «рассказ не вымышленный, а правдивый; вымысел, но сбыточный, несказочный». Слово былинки, выстраданное Александром Раковым, не просто продолжает этот ряд, но обновляет его кардинально. Тема былинок – смысл человеческой жизни, а сюжет – история человеческой души в наши дни. Им свойственен лаконизм повествования, мягкость и зыбкость структуры, отсутствие строго определяемых границ. Повторяющиеся элементы гипертекста – из прочитанных стихотворений, высказываний святых отцов и святителей, из читательских писем – напоминают известное в тысячелетней истории нашей литературы плетение словес – орнамент, близкий к орнаменту рукописных заставок древнерусских книг, так называемой «плетёнке», известной ещё с тех времён, когда Церковь была главным заказчиком и организатором книгопроизводства на Руси. Обилие стихотворений не подавляет читателя: письменное стихотворство появилось у нас сравнительно поздно, только в середине XVII века, и освоено недостаточно. Александр Раков, по собственному признанию, неравнодушен к поэзии, которая по определению есть чистая исповедь души. Как составитель, он тонко разборчив, но его былинки притягивают творения сюжетной поэзии мыслей, более доступные, чем строки поэзии звуков, определяющие творчество как гром в себе (термин В. Сосноры). Первые незавиднее, зато выигрывают своим содержанием и развивают читательский вкус.

«Мысли православного человека, – свидетельствует одна из читательниц былинок, – напоминают о том, как должно жить. Общение с православным человеком в любом случае располагает к серьёзным размышлениям». Соглашаюсь: былинки Александра Ракова, в которых автор приоткрывает тайники своей души, располагают к серьёзнейшим размышлениям. И вызывают доверие, поскольку автор не призывает, а сам старается жить по законам православной чести, не путая свет и тьму, исповедуя такие жизненно необходимые понятия, как порядочность, благородство, стыд. Дорогого стоят в глазах иных специалистов по православию такое, к примеру, откровение писателя: «долго не понимал высоты подвига новомучеников». Или: «Великий пост провёл плохо, недостойно».

Александру Ракову не просто нравится повседневная русская жизнь, она вызывает его пристальный интерес. Не останутся безответными многие наблюдения, думание автора: «Невский проспект стал чужим», «с футболом перебарщивают», «не строят снеговиков, и горок ледяных самодельных нет больше. И снежных крепостей. А без снеговика какая зима!».

Автор не захлёбывается жизнью, он – в ней: «Редакцию газеты с полным основанием можно назвать «домом печали»: идут и идут люди со своими бедами, шлют письма – исповеди, просят помолиться, передать записочку старцу или прислать денег». От письма безутешного не уклонишься, а у писателя появляется плач одной женщины по двум нерождённым детям. А кого не тронет своей горечью авторский вывод: «Как-то незаметно ушло, выветрилось из повседневья бывшее нормой достойное умение жить по-людски и умирать по-Божьи»?!.

Как жизнь прожить? – всегда мучительный вопрос для России, в которой непрерывно воспроизводятся основные в истории человеческой мысли формулы, концентрирующие в себе целые мировоззренческие миры. «Да будет воля Твоя на земле, как на небе» – это молитва о возможном. «Нужно жить не для себя и не для других, а со всеми и для всех» – правило русского мыслителя Н.Ф. Фёдорова. Для этой цели все должны стать познающими и всё – предметом познания. В том числе, родная история как исследование уходящего вглубь веков родства по предкам, восстановление их жизни и деяний, для начала – в мысли.

Вот к каким параллелям привело меня чтение новой книги былинок Александра Григорьевича Ракова, в которой не забыты ни корни, ни ветви его рода, ни аксиомы православной веры, ни переживания за близких.

Многомерный гипертекст в отечественной литературе, как мы уже уточнили, не новинка. За Достоевским по пути дневниковой исповеди воспоследовал живой В.В. Розанов, выстрадавший «жанр безответственной и откровенной болтовни на любые темы (от поноса у младшей дочки до принципиальной вредности монашества)». Такую нелестную характеристику, подобную оплеухе, русский мыслитель получил в дни своего недавнего юбилея (150 лет со дня рождения!) от критика «Московских новостей». Розанову, конечно же, были свойственны и страстные увлечения, и досада, и гнев, но в своих уединённых исповедях он не мог видеть Россию проигранной, разобщённой, оказавшейся вне истории и православной эстетики: планета сбросила тысячелетнее царство с себя легко, «буквально, Бог плюнул и задул свечку». Розанов виноватил литературу эпохи модерна: «мерзость безстыдства и наглости». Не внушила литература, по Розанову, выучить народ гвоздь выковать, серп исполнить, косу для косьбы сделать, а царь взял и отрёкся от такого подлого народа. Почему Русь слиняла в два дня? Никто вернее Розанова не высветил эту историю. Он считал, что знаменитый мартовский приказ № 1, разрушивший многомиллионную российскую армию, был заготовлен в Берлине. «Берлин вообще очень хорошо изучил русскую литературу. Он ничего не сделал иного, как выжал из неё сок. Он отбросил целебное в ней, чарующее, нежное. От ароматов и благоуханий он отделил ту каплю желчи, которая несомненно содержалась в ней. И в нужную минуту поднёс её России… Россия выпила и умерла».

Столь подробная остановка на текстах В.В. Розанова вызвана тем обстоятельством, что именно в том же литературном русле, но без экзальтации и парадоксов, рождаются в переломное для народа время и книги Александра Ракова, которые, по оценке Владимира Крупина, «остро необходимы сегодня для ориентации в теперешней обстановке нашествия на Россию чужебесия».

За исповедальной прозой Розанова в манере гипертекста последовал многотомный и весьма осторожный «Дневник» М.М. Пришвина. Позже – «Трава-мурава» Фёдора Абрамова, «Мгновения» Юрия Бондарева, «Камешки на ладони» Владимира Солоухина, «Затеси» Виктора Астафьева, «Крохотки» Александра Солженицына. В этой замечательной плеяде не затеряются и освоят надлежащее пространство в читательском сознании былинки Александра Ракова – чистая исповедь души редкостного человека, освобождающегося от вины и греха чистосердечием и теплотой молитвы. Русская литература в лучших своих образцах по преимуществу – прозрение и молитва.

И, наконец, об опаске подорваться, и других сделать духовными калеками. Драматург Эдвард Радзинский недавно рассказал, что митрополит Антоний Сурожский в Лондоне прочитал ему басню И.А. Крылова «Сочинитель и Разбойник». Герои басни «в жилище мрачное теней / На суд предстали пред судей / В один и тот же час». Но когда под Разбойником погас костёр, то под Сочинителем, который «не думал быть Разбойника грешней», адов огонь не унимался и становился всё злей. Мораль такова: «по лютости своей и злости / Разбойник вреден был, / Пока лишь жил». Писателю же, который «величал безверье просвещеньем, / В приманчивый, в прелестный вид облёк / И страсти и порок», и посмел хулой вооружиться на богов, гневная Мегера, захлопнув котёл крышкой, указала как бы в сторону России: «И вон опоена твоим ученьем, / Там целая страна / Полна / Убийствами и грабежами, / Раздорами и мятежами / И до погибели доведена тобой! / Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!».

Одно ясно: пишущему человеку следует честно обращаться со словом – даром Божиим и приводить в стройность собственную душу. А как же иначе?

Александр Раков этими свойствами наделён. Более того. Одна из заключительных глав-былинок повествует о том, как ему со второй попытки удалось добраться до скромной могилы великого старца на лондонском кладбище: «Мы прочитали заупокойную молитву, приложились к кресту и по длинной липовой аллее отправились в обратный путь. На душе было хорошо. Появилась надежда, что труды митрополита Антония на английской земле не пропадут даром».

Судя по упомянутой и весьма поучительной для сочинителей-постмодернистов басне, митрополит Антоний болел душой за Россию, за нашу духовную участь. Он понимал, что писательство – служение, постриг, а не блуд или бред. Осознаёт это в полной мере и Александр Раков, ратующий за возврат России в лоно православной культуры.

Юрий Помпеев,
профессор, доктор культурологии,
член Союза писателей России.
       
       СПб., сентябрь, 2007
       

СЛОВО ЧИТАТЕЛЯ
       «Здравствуйте, Александр Григорьевич!
Долго не решалась, но сегодня все же пишу вам. Несколько лет назад я взяла в библиотеке вашу книжку «В ладошке Божией», прочитала, мне очень по¬нравилось; потом другую, вот название запямятовала. Недавно была в паломни¬ческой поездке, познакомилась с одним верующим. Поговорили о ваших книгах, и он посоветовал написать вам письмо не откладывая, как на сердце ляжет.

Мне 29 лет, к вере пришла пять лет назад перед серьезной хирургической операцией. На выставке «Православная Русь» искала ваши книги; мне подска¬зали, где расположен стенд вашей газеты. Купила «Былинки» и прочитала ее с огромным удовольствием. Была просто потрясена. Прочитала все другие ваши книги. Хотелось бы приобрести книги «В ладошке Божией», «Страницы души»; «Заветные узелки» и «Время странствования» переписала с вашего Интернет-сайта на дискету. Хотелось бы иметь в библиотеке и выпущенные редакцией че¬тыре книги о Святителе Николае.
С любовью выполнила вашу просьбу и записала имена ваших родителей р.Б.Веру и р.Б.Григория в помянник о упокоении их душ.
С уважением, Татиана, СПб»

«Уважаемый Александр Григорьевич!
Прочла вашу книгу «Страницы души», которую купила на православной вы¬ставке. Теперь у меня две ваши книги: «Былинки» и «Страницы души». Не знаю, как прочитать остальные книги, но верю, что они будут в моих руках.

Сначала тянула время, не приступая к чтению, откладывала удовольствие насладиться этими маленькими родничками-«былинками». Каждая записка застав¬ляет задуматься, примерить на себя, поразмышлять и что-то взять себе на вооружение.
Почти в каждой «былинке» есть ваше покаяние перед читателем, всенарод¬ное покаяние; не каждый способен на такое, во всяком случае, у меня не хва¬тило бы духу. Каяться на исповеди батюшке – одно, а всенародно – совсем другое. Вы смелый.

Кое-кто обижается на вас за грубость, это в вас есть, но мне кажется, что эта резкость – ваша самозащита; вы отходчивый человек с доброй душой.

Прочла, как вы подростком убили кота, и разревелась: вспомнила, как будучи ребенком, утопила котенка. Он кричал, плакал, но когда я вернулась к пруду, его на поверхности уже не было. Теперь всю жизнь казню себя за этот поступок. Исповедовалась батюшке, стало чуть легче, но не совсем – наверное, Господь еще не простил.
       
ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ
«Нельзя! Ко мне! Назад!..» Не сберегли, однако –
Семь черненьких щенят нам родила собака.
Топила я щенков вот этими руками.
Ведро, вода, чулок. В чулке – щенок и камень.
Так нужно, только так. Не оставлять дворняжек -
Им хуже всех собак. Удел бедняжек тяжек.
Хорошеньким щенком потешатся немного
И выбросят потом. И заведут бульдога.
Последний… Он молчком пристраивался снизу,
Набухан молочком, за семерых облизан.
Как жаль, что не бульдог, «Гулять пора! Светает».
Ошейник, поводок и наша ложь святая.
Собака не шутя безумствовала в лифте:
«О, где мое дитя! Отдайте, не губите!»
… Собака смотрит вниз. А мы пред нею плачем.
Как облако повис щемящий писк щенячий.
Сил не было терпеть. Соски ее опухли.
Забыла все теперь среди костей на кухне.
Живется ей легко. И только писк похожий,
Услышанный мельком, всегда ее тревожит.
Зоя Эзрохи, СПб

Спасибо за ваши книги. На дочь свою не обижайтесь: придет время – она все поймет; главное, чтобы она знала, что она в вашем сердце.
Очень люблю ваши газеты, особенно «Православный Санкт-Петербург» и «Правило веры». Читаю от корки до корки и отношу родственникам.
Еще раз благодарю за ваш труд, будьте здоровы, душевного вам равновесия и согласия с самим собой.
       Нина Михайловна Васильева»

«… А читателям вы нужны, Александр Григорьевич. Мне трудно судить, как вам даются книги, но люди ждут и читают их, ждут и читают ваши газеты – пусть и выходящие небольшим тиражом. В каком-то интервью из больницы было сравнение газеты «Православный Санкт-Петербург» с «Московским комсомольцем» - «МК» валяется на полу, а «Православный СПб» больные передавали из палаты в палату. Так что не в тираже дело. Я, в подражание вам, даже нашел стихотворение:
Ходила книга по больнице
в помятой, старенькой обложке.
В ней на рассвете пели птицы,
звенели у берез сережки.

В ней лес шумел, грустило поле,
цвела под ливнями трава.
И сердце трогали до боли
простые русские слова.

И я от этих светлых песен
как бы почувствовал весну –
с больничной койки ноги свесил,
шатаясь, подошел к окну.

В мое окно снега смотрели.
Но для меня, белым-бела,
как будто бы на самом деле
в тот день черемуха цвела.
Евгений Петров
Вы говорите людям – просто и сердечно – о главном. К тому же это ваш собственный, выстраданный вами опыт. Вы пытаетесь понять самого себя – и читатель вместе с вами задумывается о себе, о своей жизни, о ее смысле. Так вы помогли мне, и не мне одной. Понимаю ли я вас? Кажется, понимаю, во всяком случае, стараюсь понять.
Держитесь, Александр Григорьевич, не забывайте, что люди ценят вас, многие любят и молятся за вас. Да поможет вам Бог!
Ольга».

«Уважаемый Александр Григорьевич!
Прочитал вашу книгу «Былинки». Книга замечательная – прежде всего открытостью автора. Никаких фигур умолчания. Какой он есть, Александр Григорьевич, такой он и в книге – со всеми его недостатками и движениями души. И зря кто-то сравнивал вашу манеру с Розановым: у Розанова – профессорский шик, взгляд немного сверху вниз, изложение с апломбом. Вы иной раз тоже впадаете в безапелляционность, но это вас портит, потому что чуждо. Ваши «былинки» ценны именно тем, что вы – человек сомневающийся, не отлитый в бронзу.
Читая вашу книгу, словно оказываешься внутри жизненных перипетий человека искренне верующего, воцерковленного, но в силу необходимости большую часть времени расходующего вне церковной ограды. А такие переживания остро необходимы в наше время…
Андрей Карпов, культуролог, поэт, Москва

«Об Александре Ракове»
Вот книга. А где-то за кадром
Исписана плотно тетрадь.
И все же его, Александра,
Писателем мало назвать.
Он ручкой размашисто движет
По линиям прожитых лет…
Не верьте ему, он не пишет –
Он душу выводит на Свет.
Татьяна Шорохова, СПб
       
«КАЖДЫЙ ИМЕЕТ СВОЕ ДАРОВАНИЕ ОТ БОГА»(1 Кор.7,7)
Внаклонку, кряхтя и мучаясь, медленно завязываю ботинок.
- Да ты к шестидесяти годам даже шнурки не научился завязывать! – всплескивает руками жена и рвется научить правильно, видимо, забывая, что я человек упрямый и с толку меня сбить трудно. Эх, если бы только шнурки! Я не посадил ни одного дерева, не лажу с топором и другими приспособлениями; огромное число деревьев остается для меня загадкой, а о животных и птицах нечего и говорить. Поэзия названий цветов, деревьев, трав… Я раньше по поляне шел, голову задрав. Я с именами древними был шапочно знаком: деревья звал деревьями, цветок я звал цветком. Был прав великий гений, цветам название дав: в отечестве растений нет безымянных трав. Георгий Кондаков.
 Заблудившись в лесу, я пропаду точно, не сумев даже со спичками разжечь на ветру костер; не разберу стороны света, хотя помню, что мох должен расти с южной стороны дерева. Да и что мне это даст, если я не знаю, в какую сторону идти? Есть сыроежки сырыми пусть другие пытаются, а на ягодах выжить не удастся. Залезть на дерево я не смогу по причине наличия живота и общей физической слабости, свойственной горожанам, да если заберусь, спускаться вниз без подсказки намного труднее. Можно, конечно, брести одной из безчисленных тропинок, но однажды тропка завела меня в гиблое болото. Твое дитя, природа, я так и слеп, и глух, и непростительно безпечен. Твой воздух пью, ем твой тяжелый хлеб, а отдавать пока мне, право, нечем. Валерий Черкесов.
Еще можно кричать – в лесу это не запрещается, но ответом послужит рассерженый птичий гам. А если люди услышат, так слова-то не разобрать, а перекликаться принято, чтобы не заблудиться. Ну, кричит себе грибник, и пусть кричит: когда надоест, сам замолкнет.
Тогда я соберу все оставшееся мужество и начну рассуждать логически: когда я заходил в лес, солнце было чуть слева, сейчас оно сзади. Ну-ка, вспомни, как тебя учили по часам определять направление. Минутную стрелку направить на солнце, а часовую – куда? Эх, зря я тогда не слушал внимательно. Так! Не дрейфь! Есть два пути: сидеть на пеньке и ждать, пока кто-нибудь не наткнется (на охладевший труп?!), тьфу, мысли какие лезут; или идти куда глаза глядят, пока не выйдешь к людям. Это же XXI век, навигационные спутники летают, координаты до метра определят… Опять понесло не в ту степь. Причем здесь спутники? Ты что, Федор Конюхов, в одиночку переплывающий океан? Это же Ленинградская область, голова садовая! Услышу шум электрички – никаких компасов не потребуется. Вот корзинка тяжелая – набрал грибочков, будь они… Вывалю-ка я их под кусточек, на другой год новые вырастут. Вот ведь невезуха… А я хотел поработать сегодня, да и поесть не мешает… Полез в карман, а там сухарик давно залежанный дожидается. Только хруст пошел – и нет сухарика. А что там еще, какое-то продолговатое лежит? Мама родная! Это же мобильник! Да я сейчас позвоню 112, 911, 01, 02, жене, скорой помощи и ветеринарной службе. Их долг – помочь человеку в беде! Но сначала – жене: вдруг батарейка разрядится, пусть будет в курсе, что муж ни за грош пропадает. Дрожащими от волнения пальцами набираю номер. Гудки гу-гу-гу… гу-гу… тоже мне, гуси-лебеди, человек погибает, понимаешь, а родная жена не удосужится трубку взять. Гу-гу…
- Саша, ты где пропадаешь? – наконец отозвалась жена.
- Лера, - закричал я, - заблудился я, в глухомань попал, не чаю, как выбраться. Поднимай людей, вертолеты, МЧС, армию, ищите меня, пока я от голода и болезней не погиб безвозвратно! Ау-у-у!..
- А почему я твой голос даже без трубки слышу? - удивилась жена. – И добавила: - Да и вижу я тебя на опушке, прямо напротив дачи.
Я поглядел сквозь деревья и увидел до боли родной желтый домик; до него было рукой подать. Ах, лукавый, крутишь православных людей почем зря – и рысью побежал домой, в тепло, к родной жене и жареной картошке. А грибы уж как-нибудь в другой раз…
Горожане
Из землепашеской глуши когда-то вышли горожане: и псковичи, и осташи,
и калужане. И в историческом вчера, у деревенской колыбели, мы были чудо-мастера, мы все умели: сложить очаг, тачать сапог, ковать ножи, плести мерёжу, поставить сруб, испечь пирог, добыть рогожу. А мой теперешний удел? Скот не пасу, не жну, не сею, добротных пращуровых дел не разумею. Стреножить лошадь? Не берусь. Жене не выстругаю скалку. Зарезать борова? Боюсь. Его мне жалко. Я не могу запрячь коня, ходить пешком я не желаю – как Митрофанушку меня везут в трамвае. Я вечно путаюсь в родне: кто свату зять, кто тестю деверь. Не разобраться ночью мне, где юг, где север… Но город сам – не лыком шит. От спутников до женских бусин все может город, все решит, во всем искусен. В деревне прежде, не спеша, дерюгу ткали, дуги гнули, а вот блоху ковал Левша во граде – Туле. Но так и хочется порой – не по нужде, по доброй воле – взять и простецким топором набрать мозолей, солому скирдовать в жнитво в охотку, весело-удало, и чтобы к вечеру всего тебя ломало. Но скуден времени запас, а потому мозоли редки, и я прошу: почаще в нас бунтуйте, предки! Александр Гевелинг.

«КОМУ ДАНО МНОГО, МНОГО И ПОТРЕБУЕТСЯ»(Лк.12,48)
«Поэзия: греч. «создаю, творю» и проза – от латинского prorsa – «прямая, простая» - две формы искусства слова, которые внешне отличаются строением речи художественной: в поэзии речь отчетливо делится на соразмерные отрезки – стихи; в прозе – движется сплошным потоком, прерываясь лишь присущими любой речи паузами в конце предложений», - объясняет термины V том Краткой Литературной Энциклопедияи 1968 года.
Я не знаю, что такое поэзия, я просто люблю ее – и все. И разбирать по частям, как ребенок разбирает по частям любимую игрушку, – не хочу и не буду.
Поэзия – связь Неба с землей, грязного с чистым, низкого с возвышенным, человека с Богом. Сколько бы ни говорили о стихах, размерах и рифмах вне поэзии, ничего не становится ясно, только затуманивает голову. Быть поэтом – дар Божий, дар редкий, порой нежданный и внешне ничем не выслуженный. Льются стихи – откуда? Но если ты принял дар всерьез – потом и кровью, и безсонными ночами отольются тебе рифмованные строчки, а жизнь превратиться в сладкую мучительную муку. И эту жизнь надо положить на то, чтобы твои стихи стали вливаться в других людей, тревожить, успокаивать и изменять к лучшему их души.
Поэзия – это… нет, я не знаю, что такое поэзия…
Объявление
Как будто бы
Теплого лучика нить
Легла на сердце
Проталинкою.
Висит объявление:
«Не надо сорить,
У нас уборщица
Старенькая».
Александр Люкин
       
        СИЛА ИСКУССТВА
       У О’Генри есть рассказ «Последний лист». Рассказ о том, как в огромном городе холодной осенью умирала от воспаления легких молодая художница. Глядя в дождливое окно, за которым по противоположной стене добрался до нее старый плющ, Джонси сказала: «Когда с плюща упадет последний лист, я умру». Под осенним дождем слетели все листьья, остался только один. «День прошел, и даже в сумерки они видели, что одинокий лист плюща держится на своем стебельке». И утром лист оставался на ветке.
       Джонси начала поправляться. А старый художник-пьяница, нарисовавший ночью на стене свой единственный шедевр – лист плюща, простудился и вскоре умер от пневмонии.
       Зачем я пресказал этот рассказ? Затем, чтобы мы никогда не теряли надежды на Бога и все же веры в людей. Перечитайте рассказ. Пожалуйста.
       Баллада о листе осиновом
Этот лист весь свет оставил с носом: мертвый, а поди ж ты – уцелел! Задувала ледяная осень так, что иглы осыпались с сосен, твердь тряслась… А он себе висел. Он уцепист был, и, как в трясину, он вцепился в дерево-осину… Дуб и тот поник и облысел, духом был силен, да не осилил непогод… А этот все висел. Был он с виду жалок и покорен. Хмурый дождь бесился и косел, всех косил, подкашивал под корень, - всех скосил!.. А этот увисел. Верили – еще найдется сила, выйдет, переборет, защитит! И нашлась – и рухнула осина, нет ее! А он себе висит. Он висел, да вот никто об этом знать не знал и толком не слыхал… Ну а он над всем над белым светом, весь сочась кровавым, грозным светом, не висел уже – а нависал. Владислав Артемов.
А пока я писал эту «былинку», вдруг вспомнил, что у Александра Куприна есть тоже интересный рассказ «Слон». Да, конечно, его читали взрослые, но вдруг дети его еще не знают?
Маленькая девочка Надя нездорова. Папа приглашает лучших врачей, они долго консультируются, переворачивают ее на живот, смотрят в глазные веки, но обнаружить болезнь не могут. Она ни на что не жалуется, у Нади нет температуры, но она худеет и слабеет с каждым днем. Ей все безразлично, ей ничего не хочется. Домашний доктор сказал: «Главное, - не давайте ей скучать. Исполняйте все ее капризы».
На утро девочка проснулась немного бодрее, чем всегда: она что-то видела во сне и мучительно вспоминает.
- Мама… а можно мне слона? Только не такого, который нарисован на картинке… Можно?
Папа помчался в зверинец и сбивчиво рассказал хозяину-немцу о своей дочке: «Не можете ли вы отпустить вашего слона ко мне домой на некоторое время?» Ночью слона ведут к больной девочке. Когда она проснулась, сразу спросила: «А где же слон?» Его представили: Томми. Он оказался больше, чем на картинке, с толстой морщинистой кожей и длинным хоботом. Томми берет Надину ручку и нежно пожимает ее. Потом они вместе пьют чай и долго играют. Надя так и засыпает около нового друга, и ночью ей снится, что она женится на Томми и у них много-много детей – маленьких, веселых слоняток…
«Утром девочка просыпается бодрая, свежая и, как в прежние времена, кричит на весь дом, громко и нетерпеливо:
- Молочка! И спрашивает: «А слон?» Он ушел по делам.
- Передайте Томми, что я уже совсем здорова!» - заканчивает рассказ писатель.
Болезнь
Восемь лет. Ангина. Простуда.
И шепчу я в бреду, в полусне:
- Приведите домой мне верблюда,
Приведите живого ко мне.

Мама плачет: - Ну, где его взять нам?
Ночь. Свеча. И – метель за окном.
Старший брат достает чистый ватман
И рисует что-то на нем.

Два холма – два горба на картине
Вырастают… И знойной тропой,
Как живой, верблюд из пустыни
Поспешает на встречу со мной.

Звяк да звяк! – медный бьет колокольчик,
Колыбельную дарит мне песнь.
Тает, тает метель вместе с ночью,
И уходит куда-то болезнь.
Николай Красильников
       
А МНЕНИЯМ СВОИМ НЕТ МЕСТА ПРОРАСТИ…
Я уже давно проповедую эту простую мысль: писатель не должен читать других. Потому что чужие мысли, пройдя сквозь лабиринт твоих мозговых извилин, смешиваются с собственными и, даже видоизменяясь, прилаживаясь под твои мысли, все равно тебе не принадлежат. Чем больше ты читаешь, тем больше зависимости от прочитанного в твоих письменах, тем банальнее становится твоя мысль. Ты помнишь, жаловался Тютчев: «Мысль изреченная есть ложь». Ты не пытался думать – лучше чужая мысль, чужая ложь. Да и к чему осьмушки мысли? От соски ты отвык едва, как сразу над тобой повисли семипудовые слова. И было в жизни много шума, пальбы, проклятий, фарсов, фраз. Ты так и не успел подумать, что набежит короткий час, когда не закричишь дискантом, не убежишь, не проведешь, когда нельзя играть в молчанку, а мысли нет, есть только ложь. Илья Эренбург. Нигде я не читал об этом, но время от времени ловлю себя на том, что написанные и вымученные тобой слова звучали уже до тебя. В союзники могу взять деликатное высказывание Юрия Олеши: «Большой писатель не подражает, но где-то на дне того или иного произведения писателя, внимательно относившегося при начале своей деятельности к кому-либо из уже ушедших писателей, всегда увидишь свет того, ушедшего. Так порой на дне творчества Хемингуэя видишь свет Толстого…» …» Михаил Леонидович Лозинский, непревзойденный переводчик «Божественной комедии» Данте, сказал ученице: «Если вы не первая переводите что-нибудь, не читайте работу своего предшественника, пока не закончите свою, а то память может сыграть с вами злую шутку».

Великий немецкий философ Артур Шопенгауэр (1788-1860) утверждал: «Чтение – суррогат самостоятельного мышления. Твои мысли водят на помочах. К тому же многие книги пригодны лишь на то, чтобы показывать, как много на свете заблуждений и как страшно можно запутаться, если руководствоваться книгами… Читать надо только тогда, когда источник собственных мыслей заглох. А гнать прочь свои настоящие, крепкие мысли, чтобы брать книгу в руки, - это грех против Святого Духа». «Читать – значит думать чужой головой вместо собственной». Простите, если повторяюсь.

Да, трудно избежать для множества людей
Влиянья творчестом отмеченных идей,
Влиянья Рудиных, Раскольниковых, Чацких,
Обломовых! Гнетут!.. Не тот же ль гнет цепей,
Но только умственных, совсем не тяжких,
братских…
Художник выкроил из жизни силуэт;
Он, собственно, никто, его в природе нет!
Но слабый человек, без долгих размышлений,
Берет готовыми итоги чуждых мнений,
А мнениям своим нет места прорасти, -
Как паутиною все затканы пути
Простых, не ломаных, здоровых заключений,
И над умом его – что день, то гуще тьма
Созданий мощного, не своего ума…
Константин Случевский, 1898

А когда я в поисках нужного мне материала для подтверждения своей мысли прочитал по телефону это стихотворение Случевского доктору филологических наук Юрию Константиновичу Руденко, он посоветовал добавить, что у молодежи вообще нет собственных мыслей, но есть уверенность, что все, сказанное ими, есть продукт их хорошо работающей головы.

У подростков нынче в мыслях –
Больше воли, больше прав.
Вот идут в штанах обвислых,
Курят дым, пустив в рукав.

Моде бешеной послушны
И рассудку вопреки
Дружно вдели серьги в уши,
В ноздри, в губы и в пупки.

Мы растили в них подмогу
Под плакатом «Мир и труд».
Уступите им дорогу,
А иначе с ног собьют.

Так над невскою водою,
Мимо скверов и садов
Выступает молодое
Племя славных городов.
Надежда Полякова, СПб

«… ДА НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ» (Мф.7,1)
Молодой священник, выступая по «Православному радио» (по протестанскому тоже), назвал газету «Православный Санкт-Петербург» «провинциальной, несмотря на название». Лучшей похвалы и придумать невозможно. Спаси вас, Господи!

Провинциальность благородна. Благая родина во мне от недостатков не свободна – я вырос в малой стороне. Там деревенское прервалось, столичное не привилось, там с опозданием сбывалось, что в центре сорок раз сбылось. Там все воспринималось как-то чуть-чуть, а все ж со стороны, не сразу признавались факты чужих заслуг, чужой вины. Там рухнула святая вера! Но и безверия ростки в песке провинциальных скверов не прижились как сорняки. Там колебались «за» и «против», жизнь разрешить там не смогла противовес души и плоти, противовес добра и зла. Провинциальность безпородна, на я должник ее всегда, за то, что жизни всенародной испил в начальные года. Виктор Верстаков.

Я-то, безусловно, «асфальтовый мальчик», но особой гордости от проживания в Питере не испытываю. Раньше, при жизни мамы, я часто бывал на Вологодчине, родине предков, на берегу широченной Шексны, в деревеньке Ивицы, что в семи верстах от знаменитого Кирилло-Белозерского монастыря. Конечно, пьет народ и матерок гуляет по просторам, но все одно устои жизни глубоко в душах; и дышится там легко и свободно, и приставать к незнакомцу никому в голову не придет, и встречные-поперечные обязательно поздороваются, хотя в глаза тебя до того не видели, и на помощь всенепременно придут. Простота отношений как-то увязывается с неписаными законами деревни; и пусть три тюремных «ходки» у тебя за спиной, а правила не нарушишь – иначе выживет тебя община из деревни. Помню, однажды в жаркий солнечный денек я неумело косил траву вокруг дома и разделся до плавок. Вечером ходившая к соседке мама отругала меня за непристойный вид: глаза у деревенских зоркие. Палка поперек двери – нет хозяйки дома, и не войдет никто, не нарушит. Хотя и поножовщина по пьяни, и распри многолетние - не без того. А все равно легче: вранья, что ли меньше – все друг у друга на виду; да земля предками веками намолена.

Одним словом, я бы с радостью прибавил в подзаголовок: «Народная просветительская провинциальная газета «Православный Санкт-Петербург», да боюсь, не поймут некоторые. А что называют – спасибо.

Приеду – деревня, родина
Богом забытых старух.
Жизнь по земле ими пройдена,
и в поднебесье – дух.

Земля им родная – мамушкой,
чужие дети – сынки.
Аленушкой старой на камушке
старуха сидит у реки.

Нигде так кротко и ласково
не окликали меня.
От речки, от солнышка ясного
в глазах мерцанье огня.

Когда же мы землю полюбим,
дочери и сынки?
Вернемся жарким полуднем
и скинем с плеч рюкзаки?
Алла Коркина

Синоним слова «провинция» - «захолустье». Я бы добавил – «глубинка».
       
«ИБО ЧЕЛОВЕК НЕ ЗНАЕТ СВОЕГО ВРЕМЕНИ» (Екк.9,12)
Не люблю людей, у которых «нет времени». Нет времени встретиться, дать интервью, нет времени поговорить или просто получить в подарок давно обещанную автором книгу. «Нет времени!» - кричат эти люди в пространство, наивно думая, что непрестанное перескакивание от одного дела к другому даст потрясающий результат. Человек-«нет времени» для меня – суетливый, переоценивший свои силы деятель, чья деятельность зачастую приводит его к ранней смерти. Читал я книгу про одного ученого, который расписывал каждую прожитую им минуту: сколько он прочитал книг, сколько ел, спал, работал и отдыхал. Получился не человек, а машина, использующая время. Где вы прочтете, сколько часов за жизнь вы должны погулять по лесу, подумать о своем, прийти на помощь далекому и близкому?

Хочу быть понятым правильно: спешка – неверие в Промысл Божий, а значит – и в Самого Бога. Только Бог знает, сколько и что мы можем и должны сделать на грешной земле. Это вовсе не дает нам возможности ничегонеделания в мечтательном лежании на «четвероногом друге», откладывания на потом вещей значительных и необходимых. Во всем нужна та золотая середина, тот «царский путь», к которому нас не устает призывать Матушка-Церковь. Сколько пенсионеров отправились в мир иной, едва обретя долгожданную свободу? Почему так? Да дорвались они до своих шести соток на даче, а дел недоделанных короб с верхом, и все оставшиеся силенки тратят старики на то, чтобы наверстать упущенное. Результат?

Молодой, седой и статный,
Как березы стройный ствол,
В путь ушел ты безвозвратный,
Раньше времени ушел.
Ты, не знавший неудачи,
Скошен собственной рукой.
Погубил тебя на даче
Безпокойный твой покой.
Самуил Маршак

†«Нет возможности исполнять вместе волю свою и волю Божию. От исполнения первой исполнение второй оскверняется, соделывается непотребным». Свт.Игнатий Брянчанинов.

Проклятье века – это спешка, и человек, стирая пот, по жизни мечется, как пешка, попав затравленно в цейтнот. Поспешно пьют, поспешно любят, и опускается душа. Поспешно бьют, поспешно губят, а после каются, спеша. Но ты хотя б однажды в мире, когда он спит или кипит, остановись, как лошадь в мыле, почуяв пропасть у копыт. Остановись на полдороге, доверься небу, как судье, подумай – если не о Боге, хотя бы просто о себе. Под шелест листьев обветшалых, под паровозный хриплый крик пойми: забегавшийся – жалок, остановившийся – велик. Пыль суеты сует сметая, ты вспомни вечность наконец, и нерешительность святая вольется в ноги, как свинец. Есть в нерешительности сила, когда по ложному пути вперед на ложные светила ты не решаешься идти. Топча, как листья, чьи-то лица, остановись! Ты слеп, как Вий. И самый шанс остановиться безумством спешки не убий. Когда шагаешь к цели бойко, как по ступеням, по телам, остановись, забывший Бога, - ты по себе шагаешь сам! Когда тебя толкает злоба к забвенью собственной души, к безчестью выстрела и слова, - не поспеши, не соверши! Остановись, идя вслепую, о население Земли! Замри, летя из кольта, пуля, и бомба в воздухе, замри! О человек, чье имя свято, подняв глаза с молитвой ввысь, среди распада и разврата остановись, остановись! Евгений Евтушенко.

Апостол Павел сказал афинянам: «Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Сам дая всему жизнь и дыхание и все. От одной крови Он произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитания, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас» (Деян.17,24-27).

       «НЕ ОПРЕДЕЛЕНО ЛИ ЧЕЛОВЕКУ ВРЕМЯ НА ЗЕМЛЕ?» (Иов.7,1)
В середине ноября выпал первый снег. Поздновато, конечно, а все на душе праздник – другое время года несет и другие мысли, меняет настроение. «Мой» клен за окном стал черно-белым, а «мои» вороны Карл и Клара чаще показываются на его ветках. Теперь я покупаю пшенку и бросаю птицам, а кому везет в веселой кутерьме, мне не разобрать. Покормите птиц зимой. Пусть со всех концов к вам слетятся, как домой, стайки на крыльцо. Не богаты их корма. Горсть зерна нужна, горсть одна – и не страшна будет им зима. Сколько гибнет их – не счесть, видеть тяжело. А ведь в нашем сердце есть и для птиц тепло. Разве можно забывать: улететь могли, а остались зимовать заодно с людьми. Приучите птиц в мороз к своему окну, чтоб без песен не пришлось нам встречать весну. Александр Яшин. Труднее всего крохотным серым пичужкам – воробышкам:

Улетел бы в теплые края,
Тут такие варварские ночи.
Первая зима у воробья, -
Выдержит ли маленький комочек?

Будет ветер хвост ему крутить,
Петь над чердаком его фальшиво.
В комнату бы на зиму пустить,
Да ведь не доверится, паршивец.
Иван Стремяков, СПб

Все, как всегда – и затянутые тонким стеклом лужи, и слякоть, и время на дорогу длиннее, но я никак не могу понять, чего же не хватает. И в прошлую зиму думал, да так и остался ни с чем. А сейчас пришло-приехало – понял! Двор у нас небольшой, но уютный, и детворы хватает, площадка детская есть, и дети играют. А ведь не строят снеговиков! И горок ледяных самодельных нет больше. И снежных крепостей. Я же не в деревне рос, в Москве, и первым делом, пока снег мягкий, податливый, катали мы снежные шары выше роста, водружали их друг на друга, старое ведро на голову и морковка вместо носа. И очень гордились, если наш снеговик получался смешнее соседских. Оттепелей тогда не было, и стояли наши снеговики до самой весны, провожая в школу и встречая обратно, радостно помахивая ручками-ветками. А если бы и растаял снеговик, мы бы другой соорудили, да еще краше: без снеговика какая зима…

Выпал снег. И уплотнился даже.
Вроде лег всерьез, наверняка.
Но эскизность некая в пейзаже
Все-таки присутствует пока.

Сердце многоопытное знает,
Загодя угадывает глаз:
Этот снег еще не раз растает,
С крыш капель просыплется не раз.

Он лежит, красивый и слепящий,
Неправдоподобной белизны.
До зимы еще, до настоящей, -
Три-четыре маленьких весны.
Илья Фоняков, СПб

ЛЕГКОЙ ЖИЗНИ Я ПРОСИЛ У БОГА
Вернулось в память, как в детстве я иногда хотел умереть. Поводов для столь трагического события было много: мама не отпустила гулять с друзьями во двор, я получил двойку – и мне запретили смотреть телефизор, клянчил купить велосипед, но не было лишних денег. И вот я ясно представляю: лежу с печальным лицом в красивом гробу, окруженный благоухающими цветами, рядом стоят безутешные родители, и мама безпрестанно повторяет: «Сашенька, сынок, я так жалею, что не купила тебе велосипед «Орленок»!»

Плачут девчонки-одноклассницы, прямо заливается слезами Машка из параллельного класса, которая отвергла мою любовь, а теперь жалеет о безвозвратном. Утирает глаза платочком классный руководитель Людмила Евгеньевна: «Я несправедливо наказала Сашу Ракова, поставив его в угол! Как мы теперь сможем обойтись без нашего любимца?» Плачут, нет, рыдают все. А я лежу себе на белоснежной подушке, слушаю запоздалые причитания и с чувством огромного удовлетворения думаю: «Поняли наконец-то, кого потеряли!» Кто там шепчет с упорством безумца? «Вот умрет, вот умрет моя мать, соберутся глазеть, соберутся – бедный мальчик!.. А мне наплевать». О мечтание детское злое, тусклый отблеск сырого огня! И с чего это, право, такое налетало тогда на меня?..» Юрий Кузнецов.

Но это была не настоящая смерть, это была смерть-сказка, поэтому дальше уже ничего интересного не происходило – к изумлению присутствующих я просыпался, вставал и возвращался в опостылевшую к третьему классу жизнь. Помнишь, как без бухгалтерской сметки тратил ты золотые года, как поверило детство в безсмертье, в синь, которая будет всегда? Или это природа обманом отвести захотела от дум, чтоб до срока печальным туманом не смутился младенческий ум? Николай Дмитриев. Но однажды в нашей школе по-настоящему умерла девочка. Нас провели попрощаться с ней в спортивный зал школы. Как изменилось ее лицо! Как страшно было смотреть на нее мертвую! Наверное, педагаги не подумали, насколько леденяща для ребенка первая встреча с настоящей смертью. Я заплакал, но не от горя – от ужаса, что и меня вот так положат в красивый гроб и я больше ничего-ничего не узнаю.

В РИТУАЛЬНОМ ЗАЛЕ
На черной двери зеленеют скобы,
За черной дверью мокрые сугробы,
Над серой крышей небо, как известка,
Но и его видна одна полоска.

Здесь холоднее, чем за дверью черной,
Здесь застывает капля на тюльпане,
Здесь холодно играют на органе,
Здесь скорбно от покорности упорной.

Здесь девочка лежит в гробу живая,
Раскинув косы по подушке белой,
Безжизненной улыбкой согревая,
Все, что согреть живою не успела.

К безсмертью из-под старых сводов зала
Она уходит, как письмо в конверте,
Письмо, в котором только лишь начало,
Письмо, в котором ни строки о смерти.
 Владимир Кожемякин

Впрочем, в круговерти переполненной открытиями детской жезни я очень быстро забыл о пережитом в зале – детство не верит во всамделишную смерть. И вспомнил только теперь, когда мне вдруг захотелось умереть.

О Господи! Как мне не хочется жить!
Всю жизнь о неправедной каре тужить.
Я в мир себя нес – Ты ведь знаешь какой!
А нынче остался с одною тоской.

С тоскою, которая памяти гнет,
Которая спать по ночам не дает.
Тоска бы исчезла, тогда б я сумел
Спокойно принять небогатый удел,

Решить, что мечты – это призрак и дым,
И думать о том, чтобы выжить любым
Я стал бы спокойней, я стал бы бедней,
И помнить не стал бы наполненных дней.

Но что тогда помнить мне, что мне любить,
Не жизнь ли саму я обязан забыть?
Нет! Лучше не надо, свирепствуй! Пускай! –
Остаток от роскоши, память-тоска.

Мути меня горечью, бей и кружись,
Чтоб я не наладил спокойную жизнь.
Чтоб все я вернул, что теперь позади,
А если не выйдет, - вконец изведи.
Наум Коржавин

Нет-нет, никаких мыслей о самоубийстве; пришло вдруг осознание того, что ничего нового жизнь уже не даст, а грядущая старость несет лишь болезни и немощи. Я даже попросил своего восьмидесятилетнего старца о.Иоанна Миронова: «Батюшка, заберите меня с собой». «Сашенька, да я ведь еще хочу пожить, на солнышко поглядеть, на травку, на цветочки, с людьми наговориться. Ты-то мне сколько лет еще обещал?» – ласково спросил он. «От девяноста и больше», - соврал я только потому, что не представлял себе ни минуты существования без батюшки. «Ладно, когда буду там, попрошу Бога тебя прибрать», - пообещал духовник. И добавил: «Это тебя бес крутит, наводит уныние, мстит и за газетки твои, и за молитву непрестанную». О.Иоанн показал на четки в моей руке. «Помолюсь, помолюсь», - добавил он, хотя я и просить не просил.

Легкой жизни я просил у Бога:
Посмотри, как мрачно все кругом.
Бог ответил: подожди немного,
Ты Меня попросишь о другом.

Вот уже кончается дорога,
С каждым годом тоньше жизни нить…
Легкой жизни я просил у Бога,
Легкой смерти надо бы просить…
Неизвестный автор

И вправду, по молитвам батюшки через день-два возникло желание жить дальше, а потом и работать. Умирать как-то расхотелось.

О как мне хочется жить! Даже малым мышонком жил бы я век и слезами кропил свою норку, и разрывал на груди от восторга свою рубашонку, и осторожно жевал прошлогоднюю корку. О как мне хочется жить, даже мелкой букашкой! Может, забытое солнце букашкой зовется? Нет у букашки рубашки, душа нараспашку, солнце горит, и букашка садится на солнце. Пусть не букашкою буду – роди меня мошкой! Как бы мне мошкою вольно в просторе леталось! Дай погулять мне по свету ещё хоть немножко, дай погулять мне по свету хоть самую малость. Пусть и не мошкою даже, а блошкою, тлёю. Белого света хочу я чуть слышно касаться, чтоб никогда не расстаться с родимой землёю, с домом родимым моим никогда не расстаться… Вениамин Блаженных

«НЕ ОТВЕРГНИ МЕНЯ ВО ВРЕМЯ СТАРОСТИ; КОГДА БУДЕТ ОСКУДЕВАТЬ СИЛА МОЯ, НЕ ОСТАВЬ МЕНЯ» (Пс.70,9).
Никогда не был я в Доме престарелых – как-то не довелось. Впрочем, нет, в латвийском городке Резекне еще при советской власти тетушка моя, и ныне здравствующая Мария Петровна Сироткина, почти под девяносто сейчас, тридцать лет была там директором. Вот и забегал я в короткие набеги из Питера к тете за ключами от ее дома. Я был молод и на многое не обращал внимания; помню тихих старушек в аккуратно повязанных платочках и цветастых ситцевых халатах, медленно гуляющих по аллейкам. Старушек было 300. Заглянул и в комнатку, кажется, на четверых: чисто, аккуратно, на тумбочках даже иконки стоят, - одним словом, жить, то есть доживать, можно. Марию Петровну бабушки любили и часто завещали ей свое последнее сбереженное имущество: золотое обручальное колечко, сережки, деньги, фотографии детушек, зная, что директор чужой иголки не возьмет, все передаст по слову. Думаю, им там действительно было неплохо: тетя Маруся – человек чистейший и в своих старушках души не чаяла.

Дом престарелых. Столица.
Поздняя осень. В саду –
Иконописные лица.
Молча в калитку войду.

Серая лента аллеи,
Белая вьюга волос.
Взгляды людей. Тяжелее
Мне ощущать не пришлось.

Старость упрятана в терем.
Листьями сыплются дни.
Жизнь, почему мы не делим
Трудную долю родни?

Не опущусь на колено,
Не протяну им руки.
Вы уж простите измену
Ближним своим, старики.

Здесь тишина гробовая,
Где молчаливый протест –
В этом дому пребывая,
Быть на земле надоест.

Бабки и деды седые
Всё на ворота глядят:
Может, приедут родные –
К жизни вернуть захотят?
Георгий Зайцев

Но я увлекся, простите.
Когда мы с женой начали эпопею обмена и приглашали маму, она обидчиво говорила, что лучше в дом престарелых уйдет, чем будет ютиться в десятиметровой комнатушке. Ничто на свете не могло задеть меня сильнее: представить, что мама при двух нормальных сыновьях окажется в государственном доме по своей воле, было невыносимо. И мы с женой с новой силой начинали уговоры. Но так они и кончились – ничем, хотя ужас от ее слов до сих пор сидит во мне крепко.

А когда я увидел по ТВ дом престарелых для бывших заключенных, где драки, воровство и побои были нормой, я просто не давал маме начинать этот разговор. Да она и сама всерьез не думала, попугивала, зная, что любят ее и ни за что не бросят: ценят старики внимание да ласку…

Зачем мысли эти полезли в голову, ума не приложу; наверное, потому, что давненько не посещал ее могилку на близком Серафимовском; теперь схожу – соберу упавшие на могилу ветки… Ах, мама, мама…

†«Семьи страдают из-за того, что в них не заботятся о дедушках и бабушках. Какое там благословение будут иметь дети, выросшие в семье, где несчастную старушку или бедолагу-старика отвезли в дом престарелых, оставили там умирать с душевной болью, забрав себе их имущество и не дав им порадоваться своими внуками?» Старец Паисий Святогорец.

Свет стоит осенний и осиновый – не успеешь вытереть слезу… Еду я к Федосье Константиновне, ей пирог с вязигою везу. В доме престарелых, будто в горнице, тишина с глазами в пол-лица. И старухи вяжут речь вполголоса, как клубок, мотая жизнь с конца. Здравствуйте, Федосья Константиновна. Здравствуйте – на долгие века… И дрожит, дрожит листом осиновым девяностолетняя щека. Я не верю, что однажды сбудется черная неслышимая ночь. Угощаю пирогом и булками старую купеческую дочь. Искупаю слабою заботою и церковным слабеньким вином всю вину перед людьми забытыми и тоску живого о живом. Медсестрички здесь нежней, чем бабочки: мимо лиц летают, мимо рук… «Кланяйся и матушке и батюшке!..» - и в глазах как накрошили лук. Сердце ее сморщенное замерло, в жизнь ища последний узкий лаз. И прощаньем высвечены намертво впадины ее безстрашных глаз. Елена Крюкова

А бывает и по-другому:
Стала старушка ветхая телом. Сдали старушку в дом престарелых. Море свободы! Можно – пирушки, свадьбы, разводы: нету старушки. И навещали только вначале дом престарелых – Спас-на-Печали. Вмяты в песочек тонкие свечи, кто – по носочек, кто – и по плечи. Ветер из ночи их задевает и огонечек в них задувает… В общем-то все мы лишь постояльцы: хворь или время дунут на пальцы, пылкий фитилик сдавят неробко и - погасили! Можно – в коробку. Но перед этим – дом престарелых… Жуткое дело. Жуткое дело! Майя Борисова, СПб

Я ТОЖЕ МАТЬ – Я МАТЬ ИУДЫ
Вы, наверное, ужаснетесь, но мне жаль Иуду Искариотского – страсть к деньгам сгубила его. Но совсем не верится, что ради только будущего предательства попал Иуда Симонов из Иудеи в число избранных двенадцати апостолов. Значит, и его потрясли вначале глаголы вечной жизни из уст Учителя, раз он добровольно пошел за ним. Много ли времени он провел со Христом? Проницая душу каждого, Спаситель знал, что все, идущие за ним, были не без греха. «Двенадцати же Апостолов имена суть сии: первый Симон, называемый Петром, и Андрей, брат его, Иаков Заведеев и Иоанн, брат его, Филипп и Варфоломей, Фома и Матфей мытарь, Иаков Алфеев и Леввей, прозванный Фаддеем, Симон Кананит и Иуда Искариот, который и предал Его» (Мф.10,2). «Не двенадцать ли вас избрал Я? Но один из вас диавол» (Ин.6,71).

Богословы до сего дня не могут сойтись во мнении, что побудило Иуду предать Христа; кроме сребролюбия, бытует теория о его религиозном фанатизме, чтобы разоблачить лже-Мессию; или побудить Христа обнаружиться в Своей славе; некоторые считают предательство Иуды надеждой на чудо Учителя или народное восстание… Никто не хочет и слышать о раскаянии Иуды, о брошенных в храме после безплодных попыток вернуть первосвященникам серебрянники, и о причине его удавления.

Зачем он за Христом влачился,
Предпочитавший Свету тьму?
Ведь ничему не научился
И не поверил ничему.
С другими на берег он вышел,
Где к озеру спускался склон,
Со всеми слушал – не услышал
Нагорной проповеди он.
Когда же совершилось чудо –
Постель расслабленный схватил
И побежал – к нему Иуда
Сочувствия не ощутил.
Неужто не глядел он в оба,
Не испытал священный страх,
В час, когда Лазарь встал из гроба,
Весь в погребальных пеленах?
Ему придумывают внешность
Художники… О сколько лет
Он все еще меняет вечность
На звон монет, на звон монет…
Николай Новиков

В этих строчках собрана характеристика Иуды-предателя. Но меня не покидает вопрос: а почему, когда он вешался на осине, Христос опустил ветку дерева? Почему Иуда повторил попытку и все же повесился? С тех пор осина считается проклятым деревом, и с тех пор на ней листики дрожат в безветрие. Богословы утверждают: от непомерной гордыни. А может быть, от раскаяния и непоправимости содеянного? Хотел же Господь его спасти от вечной смерти и жизнь спасти? Значит, в Иуде оставалось нечто человеческое, и Спаситель, конечно, об этом ведал? Апостол Петр сказал собранию: «Он был сопричастен к нам, но приобрел землю неправедною мздою, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его» (Деян.1,17), а в книге же Псалмов написано: «да будет двор его пуст, и да не будет живущего в нем» (Деян.1,20).

Когда мы проезжали мимо места, где когда-то жил Иуда, монахиня из Горней сказала: «Здесь с давних пор стоит общественная уборная». Страшней позора и придумать невозможно! Но ведь у него были близкие, у него была мать, носившая Иуду под сердцем, растившая его младенцем, наставляющая его в отрочестве, любящая свое взрослое чадо! Каково пришлось ей – каждый день слышать осуждение соплеменников или ловить их уничтожающие взгляды? Зрелый человек порой совершает поступки, не способные быть объясненными воспитанием. Позор Иуды – позор матери – позор всего колена Иудина… «…весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших» (Мф.27,25).
       
       МАТЬ
Она прошла в тени креста.
Молчала темная Голгофа,
И возносился дух Христа
В жилище Бога-Саваофа.

В ее глазах была видна
Такая боль немых молений,
Что там, где только шла она,
Ложились медленные тени.

И кто-то ей сказал тогда –
Да будет вечен дух стихии,
Объявший ночь и знак креста,
И горе страшное Марии…

И тихо дрогнули в ответ
Её безжизненные губы –
Да будет вечен наш завет;
Я тоже мать, я – мать Иуды.
Михаил Чехонин

Но давайте честно всмотримся в себя; оказывется, все мы немного иуды: там смолчали, тут слукавили, тут проголосовали против совести, струсили, пожали руку тому, кого презираете. По каплям сбиваются ничтожные уступчивые поступки в первое предательство. Порою и сам не заметишь, если не блюдешь свою духовную жизнь, что оказался в шкуре Иуды. Преступление не возникает в голове мгновенно, и если ты не способен отсечь греховные мысли сразу и напрочь, по святым отцам, то они быстро обрастают деталями, и замысел претворяется в жизнь.

Вы вспомнили? Да, «забытых» случаев набралось предостаточно. А ведь бывает, что мелочь, уступка обстоятельствам стоит другому человеку жизни. Комдива Чапаева предала брошенная им женщина; как он плыл через Урал – красивая большевистская легенда. А мой дед, бывший чапаевец Егор Григорьевич Сироткин из уральского казачьего села Усть-Уйска был приговорен к «тройкой» к расстрелу в 1938-м только за то, что, выпив, рассказывал односельчанам правду о его гибели. Донос на него написал сосед, - из зависти, что семья Сироткиных живет богаче его. Я и фамилию знаю, да к чему позорить родственников, которые ни в чем не повинны? А деда впоследствии посмертно реабилитировали – через 21 год бумажка пришла бабушке…

       ПРИЗРАК
- Кто стоит в ночи безлюдной
Молча за окном?
- Все зовут меня Иудой.
Слышал о таком?

Но ведь ты же… на осине
Свой окончил путь.
- Передумал. На Россию
Пожелал взглянуть.

- Затяжной тебе дорогой
Довелось идти…
- Но зато успел я много
Сделать по пути.

- Это видно по приметам
Двадцати веков…
- Что ж, не зря по белу свету
Я бреду тайком.

- И тайком толкаешь в бездну
Тех, кто на краю?
- Не толкаю, как известно.
Просто продаю.

Все равно сродни убийству
Твой, Иуда, грех.
- У меня обычный бизнес,
Как везде у всех.

Уходил, во мраке тая,
По земле пыля.
…Цепь мерцала золотая –
Бывшая петля.
Евгений Нефёдов

«УЧЕНИЯМИ РАЗЛИЧНЫМИ И ЧУЖДЫМИ НЕ УВЛЕКАЙТЕСЬ» (Евр.13,9)
- Я люблю Шамиля Басаева, - с тихим вызовом сказала она. Редакция замерла. – Мне нравится его внешность, и ислам начинает нравиться. У меня много его фотографий, и я переписываюсь с чеченцами – в них есть сила…
Девушке 25 лет, все при ней, и работа хорошая, и образование, но замуж пора - родители поторапливают, вот и взялась она по интернету знакомиться - нынче это модное увлечение. И, кажется, увлеклась не в меру.

Как я хотела в загс – на самосвале!
Как я мечтала – с милым в шалаше…
Не верила пророчествам теть-Вали
о щах и о борще.
Как я в душе доказывала всем:
мы не такие,
и будет все у нас совсем не так.
В метро рубли крошила в пятаки я
и в щель бросала стершийся пятак…
Как я боялась пошлости и прозы –
симптомов привыканья и тоски!
Как я мечтала, чтоб по будням – розы!

… Как поэтично штопаю носки.
Инна Кабыш

- А давайте сделаем материал в газету – вам и разобраться станет легче, - предложил я, и она согласилась.
- И правда, я лучше опишу все, так мне легче будет.

Не пожалев газетной полосы, мы опубликовали статью под рубрикой «Давайте поговорим». Вопрос стоял в ней не столько о замужестве, в частности, сколько о Православии вообще. А вскоре я получил по электронной почте от героини письмо:

«Здравствуйте, Александр Григорьевич! Мне захотелось написать вам, потому что при разговоре не всегда получается четко сформулировать мысли. Прежде всего, хочу поблагодарить редакцию за то, что вы… как бы поточнее выразиться? – выдернули меня из той трясины, в которой я увязла. И дело не только в увлечении исламом (до сих пор меня тянет писать это слово с большой буквы) – это следствие моего отхода от Церкви. Я не была по-настояшему воцерковлена, и в какой-то момент перестала ходить в храм – на целых два года. В итоге я перестала ощущать Православие как единственно истинную реальность, возникло чувство «сторонности», и я предпочитала просто не думать о Боге, о Церкви; молилась, правда, но только тогда, когда мне требовалась помощь. На исповедь продолжала ходить, но крайне редко.

Увлечение исламом произошло внезапно, словно что-то нашло на меня. Я влюбилась в образ Шамиля Басаева. Это было похоже на наваждение, будто кто-то извне подбросил мне эти чувства и мысли. Целыми днями, без конца я читала о нем заметки, вглядывалась в его фото. Я испытывала к нему жалость и очень хотела встретиться с ним, чтобы объяснить, насколько он заблуждается, наставить на путь истинный. Очарование исламом возростало, он приобрел в моем сознании черты реальности.
После разговора с вами я пошла во Владимирский собор, и мне немного полегчало. Очарование исламом пропало – уже не помню, сразу или постепенно – какое-то время я еще общалась в сети, но это были уже отголоски прежитого. Прощай, Чеченская республика!
Здравствуй, Россия!

Могу сказать, что ваша книга «Былинки» тоже очень помогла мне – слова, сказанные от сердца, искренне, мысли православного человека напомнили мне о том, как должно жить. Общение с православным человеком в любом случае располагает к серьезным размышлениям, а в моем окружении нет ни одного по-настоящему воцерковленного человека. Потом я решилась прийти в редакцию, и вы долго говорили со мной. Потом я пришла к вам на выставку и почти целый день простояла около стенда газеты, чтобы перекинуться хотя бы парой слов. Без духовной поддержки очень тяжело, а иногда она так нужна… Одним словом, Бог через вас привел меня в чувство.

Теперь я молюсь Богу, обращаюсь за помощью к святым Божиим, особенно к Евгению Родионову. Друзьям признаюсь: «Я слабая!» Но они отвечают: «Нет, ты сильная, но силы свои направляешь на то, чтобы потакать своим слабостям». Мне ОЧЕНЬ СТЫДНО и очень трудно. Мне страшно. Смогу ли? Что со мной будет? Но я точно знаю одно: за меня, без меня никто ничем мне не поможет, никто за меня ничего не сделает! Я буду стараться, чтобы наконец начать борьбу со своими слабостями с помощью Божией. Буду молиться. Помолитесь и вы за меня. Р.Б.Ольга».

Наверное, ей повезло с этим письмом, и что попало оно к людям неравнодушным. Мало ли девчонок мечтают устроить свою судьбу одним махом - знакомством и замужеством с богатым человеком темпераментных южных кровей? Да что-то редко везет на порядочного, желающего создать настоящую семью приезжего. Ведь приезжают они не в университетах учиться, а на рынках торговать; для этого образования не требуется. Да и в Питере при случае закрепиться неплохо, если у девчонки площадь подходящая есть, но умные советчики отсутствуют. Много их теперь проливают слезы, неудачливых претенденток на звание жены богатого восточного человека. А он уже, глядишь, в твоей квартире живет, а ты на птичьих правах. Когда же вы поймете, что в жизни ничего не дается даром: ни чистая любовь, о которой мечтали, ни счастье семейное, ни богатство, неизвестно каким путем нажитое. Бедные девочки!..

Она притворно хохотала – с глазами утренней росы. И коготками щекотала его восточные усы. А он с презрительной гримасой играл печаткой золотой. Он был знаком с базарной кассой и делал сделку с красотой. Ее глаза, как два кристалла, его – два опытных зверька. Она лишь двадцать разменяла. Он сорок пять наверняка. За темным шлейфом этой ночи, под фейерверком лет и зим он обещал в задаток Сочи, в подарок – Нальчик, Ялту, Крым. Играла музыка, играла, о чем-то жаловался блюз… Вино отравою скрепляло их состоявшийся союз. Когда на улицу, вся в белом, она порхнула из дверей – в упор, с охотничьим прицелом пальнули фары «Жигулей». И в ночь, как в пропасть растворяясь, мне сделав ручкой из окна, все улыбалась, притворяясь, подешевевшая она… Сергей Тришкин.
       
       В СМЯТЕНИИ ДУШЕВНОМ ЧИТАЙ ПСАЛОМ 30:
На Тя, Господи, уповах, да не постыжуся во век: правдою Твоею избави мя и изми Ия. Приклони ко мне ухо Твое, ускори изъятии мя, буди ми в Бога Защитителя, и в дом прибежища, еже спасти мя. Яко держава моя и прибежище мое еси Ты, и имене Твоего ради наставиши мя, и препитаеши мя. Изведеши мя от сети сея, юже скрыша ми, яко Ты еси Защититель мой, Господи. В руце Твои предложу дух мой: избавил мя еси, Господи Боже истины. Возненавидел еси хранящыя суеты вотще: аз же на Господа уповах. Возрадуюся и возвеселюся о милости Твоей, яко призрел еси на смирение мое, спасл еси от нужд душу мою, и неси мене затворил в руках вражиих, поставил еси на пространне нозе мои. Помилуй мя, Господи, яко скорблю: смятеся яростию око мое, душа моя и утроба моя. Яко исчезе в болезни живот мой и лета моя в воздыханиих, изнеможе нищетою крепость моя и кости моя смятошася. От всех враг моих бых поношение, и соседом моим зело, и страх знаемым моим: видящии мя вон бежаша от мене. Забвен бых яко мертв от сердца, бых яко сосуд погублен. Яко слышах гаждение многих, живущих окрест, внегда собратися им вкупе на мя, прияти душу мою совещаша. Аз же на Тя, Господи, уповах, рех: Ты еси Бог мой. В руку Твоею жребии мои: избави мя из руки враг моих и от гонящих мя. Просвети лице Твое на раба Твоего, спаси мя имлостию Твоею. Господи, да не постыжуся, яко призвах Тя: да постыдятся нечестивии и снидут в ад. Немы да будут устны льстивыя, глаголющыя на праведного беззаконие, гордынею и уничижением. Коль многое множество благости Твоея, Господи, юже скрыл еси боящымся Тебе, соделал еси уповающым на Тя пред сыны человеческа, покрыеши их в крове от пререкания язык. Благословен Господь, яко удиви милость Свою во граде ограждения. Аз же рех во исзступлении моем: отвержен есмь от лица очию Твоею: сего ради услышал еси глас молитвы моея, внегда воззвах к Тебе. Возлюбите Господа, вси преподобнии Его, яко истины взыскает Господь, и воздает излише творящым гордыню. Мужайтеся, и да крепится сердце ваше, вси уповающии на Господа.
 
       Молчит сомнительно Восток
       Ф.Тютчев
Молчит сомнительно Восток.
В тоске по райским эмиратам?
Он мог быть нам великим братом,
Но будет к нам, как враг, жесток.

Молчит сомнительно Восток.
Ослабла крепкая рука.
Рука державная повисла.
По длани, ставшей ненавистной,
Он ждет – рубить наверняка.
Ослабла крепкая рука.
Геннадий Иванов
       
 «СОБИРАЮЩИЙ БОГАТСТВО ТРУДАМИ УМНОЖАЕТ ЕГО» (Притч.13,11)
Нет и еще долго не будет в России словесника, у которого на удобном месте не стоял бы «Толковый словарь живого великорусского языка», и часто, очень часто заглядываем мы в него. Откроем четвертый том: «Слово – исключительная способность человека выражать гласно мысли и чувства свои; дар говорить, сообщаться разумно сочетаемыми звуками; словесная речь», а от него – «словесный, словесность, словесье, словесить, словесничать, словарь, словник, словотолковник, словоблудие, словозначение, словолитие, словоборение, словопрение, словодел, словосочинитель, словомол, словотитла, словоохотный» и т.д. И большинство слов имеет разъяснение.

В тиши медлительной рукой
страницы желтые листаю…
С чужбины возвратясь домой,
хожу по дедовскому краю.
И чувствую себя, как внук,
приехавший в глубинку, в гости…
Здесь свеж и сладок каждый звук,
как земляника на погосте…
Иван Бурсов

Владимир Иванович Даль занимает в истории русской культуры особое место. И единственное. Потому что, прежде всего, он принадлежит ее лону как создатель удивительного творения – «Толкового словаря живого великорусского языка». Сто пятьдесят лет назад потрясенные современники стали первыми читателями и почитателями гигантского труда, а он и доселе не потерял своего значения.

Владимир Даль был выдающимся человеком: на его руках умирает Пушкин и дарит перед смертью свой перстень с изумрудом; Мельников-Печерский был его ближайшим другом на протяжении жизни; к Далю приезжает из ссылки Шевченко… Другом Даля был знаменитый хирург Николай Иванович Пирогов, который в «Посмертных записках» вспоминает: «Он был человек, что называется, на все руки. За что ни брался Даль, все ему удавалось…» Он начал жизнь моряком, потом «переседлал из моряков в лекаря», «из лекарей в литераторы, потом - в администраторы, и кончил жизнь ученым». И везде он оставил заметный след.
«Слово не есть наша произвольная выдумка: всякое слово, получающее место в лексиконе языка, есть событие в области мысли!» – сказал В.А.Жуковский. Откроем еще раз наугад словарь Даля.

«Счастье – со-частье – доля, пай, рок, судьба, часть и участь; случайность, желанная неожиданность, талант, удача, успех, спорина в деле, не по расчету; благоденствие, благополучие, земное блаженство и т.д.» И множество примеров: «Сегодня счастье, завтра счастье – помилуй Бог, а ум-то где?»

Вот как объяснял сам Владимир Иванович способ составления своего словаря: «Голый список всех слов, по азбучному порядку, крайне растянут и утомителен. Расположение по корням и опасно и недоступно, а описание слов очень затруднительно. Я избрал путь средний: все одногнездки поставлены в кучу, и одно слово легко объясняется другим». По сути, один человек выполнил труд целой академии.

Здорово люди работали встарь:
Русскому слову – всей жизни не жаль!
«Разве помру, а то кончу словарь…» -
В томе четвертом обмолвился Даль.

Как же не знать нам их всех четырех,
Все в них знакомо, как снег на дворе:
Слово, другое… Как выдох и вдох:
Родина дышит в его Словаре.
Виктор Афанасьев

Мельников-Печерский передает в своих воспоминаниях примечательный случай. Этот эпизод он по праву считает началом колоссального труда ученого.
Морозным утром в марте 1819 года молоденький мичман Даль ехал из Петербурга в Москву. «Ямщик из Зимогорского Яма (Новгородской губернии) поглядел на небо и в утешение продрогшему до костей моряку указал на пасмурневшее небо – верный признак перемены к теплу.
- Замолаживает! – сказал он.
По-русски сказано, а мичману слово ямщика не вразумелось. Ямщик объяснил значение незнакомого мичману слова. А тот, несмотря на холод, выхватывает из кармана записную книжку и окоченевшими от холода руками пишет: «Замолаживает – иначе пасмурнеет – в Новгородской губернии значит заволакиваться тучками, говоря о небе, клониться к ненастью…»

Это свидетельство безценно. Было в то время Далю 17 лет и 4 месяца. Словарь стал выходить с 1861 по 1866 годы. Сорок семь лет неустанного, тяжкого и кропотливого труда завершились. 200000 слов вошло в словарь Даля, 30 тысяч пословиц использованы им в качестве образцов, в то время как в четырехтомном академическом словаре 1847 года академика А.Х. Востокова «Церковнославянского и русского языка» содержалось 114749 слов. Наши предки относились к слову бережно; недаром словарь В.И.Даля пережил множество переизданий. От XVI века дошли до нас рукописные словари под названием «Азбуковники», «Алфавиты», «Лексиконы»… Выходили Словари русского языка под редакцией Я.К.Грота, академика А.А.Шахматова. Владимир Иванович Даль посвятил своему Словарю всю жизнь; 30 лет Памва Берында собирал материалы для своего «Лексикона». Ж.Скалигер посвятил работе словарников стихи, переведенные просветителем Петровской эпохи Феофаном Прокоповичем:

Если в мучительские осужден кто руки,
Ждет бедная голова печали и муки,
Не вели томить его делом кузниц трудных,
Но посылать в тяжкие работы мест рудных;
Пусть лексикон делает – то одно довлеет,
Всех мук роды сей един труд имеет.
Словарь В.И. Даля – единственный до сих пор словарь живого русского языка. Повезет ли России еще на одного обрусевшего иностранца?..
Часть сведений взята из статьи Галины Егоренковой «Великий трудолюбец», альманах «Поэзия», №7, 1972, стр.83-90.

       Баллада о словаре Даля
«Что подарить тебе к двадцатилетью?» - мама спросила – давно, до войны. «Весь наш язык, все его многоцветье, краски, что грубы, и те, что нежны… Буду беречь имена и глаголы, что возникали на Родине встарь, мед, что оставили мудрые пчелы, - Даля Толковый словарь». Как собирал его Даль? По крупинке. Ездил по селам и по городам, не огибал он трактиры и рынки, слушал, о чем краснобайствуют там. Слепки вещей, поговорки народа – все попадало в распахнутый ларь. Кол и кольцо, колыбель и колода – Даля Толковый словарь. Даль был военным врачом, и повсюду брал он с собой незаконченный труд. Рукопись взваливал он на верблюда. Как-то в плену оказался верблюд! Счастье, что вскоре – в горячей атаке (блеск ятаганов, и пламя, и гарь) - вместе с двугорбым отбили казаки Даля Толковый словарь.
Я на верблюде словарь не возила, вот он стоит – на хребтине стола. А сберегла его тоже насилу, в годы скитаний своих сберегла. Стану листать я – разгарчив и ярок выступит клад, позавидует царь. Дорог душе материнский подарок, Даля Толковый словарь. Татьяна Сырыщева.
       
       «ГОСПОДНЯ ЗЕМЛЯ И ЧТО НАПОЛНЯЕТ ЕЕ» (Пс.24,1)
Не сразу, но приняв Православие всей душой, я перестал читать светские книги, периодику, ТВ смотрел с выключенным звуком, а из философов знал только И.А.Ильина (прочитал его итоговую книгу «Аксиомы религиозного опыта», почти ничего не понял, но получил из прочитанного мощнейший положительный заряд), Василия Розанова, в котором понравилась неординарность мышления, хотя основное, конечно, осталось за кадром); пытался читать Леонтьева, но мне он показался скучным; о.Павла Флоренского; вернулся к книге Розанова «Апокалипсис нашего времени», но чтение философов требовало весь ум без остатка, читалось медленно, с перерывами на раздумья, - поэтому книги оставались недочитанными. Честно говоря, я не мог уразуметь, существует ли прикладное значение у науки философии.

Но вот попадается мне книжка карманного формата Артура Шопенгауэра (1788-1860) «Афоризмы житейской мудрости» (изд. «Азбука», СПб, 1997), - и философия из сухого перемежения чужих цитат и собственных мыслей превратилась для меня в учебник жизни; многие вопросы, волновавшие меня, я нашел в этой небольшой книжке. Итак:
*«Мир, в котором мы живем, прежде всего зависит от того, как мы себе его представляем: для одних он оказывается бедным, пустым и пошлым, для других – богатым, полным интереса и смысла… Проще говоря, каждый замкнут в своем сознании, как и в своей коже; вот почему ему нельзя оказать большой помощи извне. Отсюда ясно вытекает, насколько наше счастье обусловлено тем, что мы есть; между тем по большей части люди обращают внимание лишь на судьбу, на то, что мы имеем или представляемся.

Представлялся умным, добрым,
притворялся храбрецом,
в деле – честным, в дружбе – верным,
в доме – мужем и отцом.
Так старался, так старался,
не развенчанный никем,
притворялся перед всеми,
притворялся перед всем,
перед горестью – счастливым,
перед Родиной – родным,
перед клеветою – стойким,
перед смертью – молодым,
перед вечностью – безсмертным,
поздно было дать отбой…
Притворялся – претворялся,
так боялся быть собой.
Кирилл Ковальджи

*Что до нашего счастья и нашего наслаждения субъективное важнее объективного: голод есть лучший повар. В особенности, здоровье стоит настолько выше всех внешних благ, что воистине здоровый нищий счастливее больного царя. Полный здоровья, обладая спокойным и веселым нравом, живой, проницательный ум, умеренная, кроткая воля, дающая чистую совесть, - вот преимущества, которых не может заменить никакой ранг, никакое богатство. То, чего нельзя отнять, имеет для человека более существенное значение, нежели все остальное. Сократ, при виде разложенных предметов роскоши, заметил: «Как много, однако, существует такого, в чем я не нуждаюсь».

- Дом пустой? Нет, эхом полон дом! –
Девочка смеется. – А потом?
И ответ веселый и зловещий:
- А потом его съедают вещи!
Анатолий Головков

Отсюда следует, что человек гораздо менее подлежит воздействию извне, чем обычно думают. Только всесильное время и здесь проявляет свою власть; один лишь моральный характер недоступен даже и для времени.

*Богатство, помимо удовлетворения реальных потребностей, мало способствует нашему счастью, поэтому многие богатые чувствуют себя несчастными, ибо умственное развитие гораздо важнее для счастья, чем то, что он имеет.
Таким образом, для счастья человеческой жизни самым существенным является то, что человек имеет в самом себе.

Скучно, когда начинается ложь.
Начистоту ж говорим.
Скучно, когда, кто казался хорош,
Больше не кажется им.

Скучно о прежнем веселье тужить.
Скучно о будущем лгать.
Скучно надеждой пустой дорожить.
Было бы что терять.

Скучно цепляться за ломаный грош,
Не накопив ничего.
Скучно, когда начинается ложь.
Может, скучнее всего.
Надежда Мирошниченко

*Величайшая из всех глупостей – жертвовать своим здоровьем ради чего бы то ни было: ради наживы, чинов, учености, славы, не говоря уже о сластолюбии…

*Самый общий взгляд на жизнь укажет нам на двух врагов человеческого счастья – боль и скуку. Во внешних отношениях нужда и лишения ведут к страданию, обезпеченность же и изобилие – к скуке. Внутренняя пустота – главный источник скуки и постоянно жаждет внешних поводов, чтобы привести в действие ум и чувство. Этим и объясняется погоня за развлечениями, удовольствиями и роскошью, которые большинство приведет к нищете. Неисчерпаемая бодрость мысли, ее непрерывная игра с разнообразными явлениями внутреннего и внешнего мира… совершенно освобождают выдающегося человека от власти скуки, если исключить момент утомления. Человек с богатым внутренним миром прежде всего будет стремиться к покою и досугу, а при большом уме – избегать общения. Ибо чем больше он имеет в себе самом, тем меньше нуждается он во внешнем и тем меньше значения имеют для него остальные люди. Поэтому и оказывается, что человек настолько бывает общительным, насколько он духовно беден: «Жизнь глупца злее смерти», - говорит Иисус, сын Сираха.

*Досуг – есть плод и прибыль жизни человека, которая в остальном являет собою одни труды и заботы. Но большинство заполняют его скукой и пустотой – при отсутствии чувственных наслаждений или дурачеств. Обыкновенные люди думают только о том, чтобы провести время; у кого есть какой-нибудь талант, те хотят использовать это время.

*Обыкновенно молодость называют счастливым, а старость – печальным периодом жизни. Это было бы верно, если бы страсти делали нас счастливыми. Однако, они-то и заставят юность метаться, принося мало радости и много горя.

*Можно считать, что мелкие неудачи, ежечасно досаждающие нам, существуют как бы для нашего упражнения, для того, чтобы сила, позволяющая нам переносить большие несчастья, не ослабла бы совершенно в довольстве.

*Искренно друзья только называют себя друзьями; враги же искренни и на деле; поэтому их хулу следует использовать для самопознания, так, как мы принимаем горькое лекарство.

*Не следует оспаривать чужих мнений: надо помнить, что если бы мы захотели опровергнуть все безсмыслицы, которым люди верят, то на это не хватило бы и Мафусаилова века.

*Лучше всего помещены те деньги, которые у нас украдены: ведь за них мы приобрели благоразумие.

*Для молодого человека служит дурным признаком, - дурным как в умственном, так и в нравственном отношении, - если он рано начинает хорошо разбираться в суете людской жизни… и вступает в нее как бы подготовленным: все это указывает на пошлость. Напротив, неуверенное, неловкое, неумелое поведение говорит о более благородной натуре.

*Я заметил, что почти у всех людей характер приноровлен к какому-то одному возрасту, и в этом возрасте выделяется особенно благоприятно. Иные бывают милыми юношами, позже – эта черта исчезает; другие сильны и деятельны в зрелом возрасте, но старость отнимает у них это достоинство; третьи наиболее привлекательны именно в старости, когда они, благодаря опыту и большей уравновешенности, становятся мягче. Вероятно, это обуславливается тем, что в самом характере заключается нечто юношеское, мужественное или старческое, что и гармонирует с соответствующим возрастом.

Каждый возраст имеет и меты свои, и приметы, на словах и поступках его различима печать. Яков Козловский.

*Чтобы узнать, счастлив человек или нет, надо узнать не то, что его радует, а то, что его печалит: чем незначительнее это последнее, тем человек счастливее; чтобы быть чувствительным к мелочам, надо жить в известном довольстве – ведь в несчастье мы вовсе не чувствуем мелочей.

Счастлив кто? Солдат на службе:
он отслужит год-другой, -
нет на свете счастья больше,
чем из армии домой.
Счастлив, кто из заключенья
возвращается домой:
все на свете будет счастьем
по сравнению с тюрьмой.
Очень счастлив тот влюбленный,
чья подруга далека:
встретятся, так будут оба
счастливы наверняка.
И выходит, что со счастьем
близко все знакомы мы:
кто не пережил разлуки,
армии или тюрьмы?
Леон Тоом, ум.1969

Дорогой читатель, если мне удалось заинтересовать вас мыслями Артура Шопенгауэра, которые при прочтении кажутся такими простыми и доступными, что кажутся вышедшими из вашей головы, настоятельно советую прочитать «Афоризмы житейской мудрости»: они не только не утомят вас пугающей назидательностью, но даже наоборот, может случиться, помогут в той или иной жизненной ситуации. Главное – не скучайте!

†«Я не говорю, чтобы ты стремился к суровой жизни вопреки желанию; излишнее только отбросим, то, что выходит за пределы необходимого, отсечем». Свт.Иоанн Златоуст.

Под солнцем единым у Господа Бога
Нас мало дающих. Просящих – нас много!
И каждый по-своему с ним говорит.
И каждый о чем-то молитву творит.
Но мало кто помнит в гордыне пустой:
Мы – только песчинки под Божьей пятой.
И мало кто Господа боготворит,
С мольбой и смирением благодарит,
Кто нежность и кротость приносит Ему –
За утренний свет и вечернюю тьму,
За бренное тело и всю его боль,
За горькую нашу земную юдоль.
За звездную душу – подарок небес,
За то, что однажды ты к жизни воскрес
И понял ценою страданий и слез
Величье той жертвы, что Он нам принес.
За то, что дано нам, чрез муки Отца,
Трагедию жизни познать до конца.
Валентина Телегина

«ТЯЖКИЙ КРЕСТ ЮРОДСТВА ПОДЪЯЛ ЕСИ…»
Поминовение всех усопших, пострадавших в годину гонений за веру Христову.
Одно время я частенько наведывался в Свято-Введенский женский монастырь в Иваново. Полюбился его настоятель и духовник архимандрит Амвросий (Юрасов), и насельницы относились ко мне с неподдельной симпатией. Они и сейчас приглашают, и душа моя просится, да вот дела засосали – ноги в мелочах запутались. Но я о другом. Сегодня мы отмечаем мученическую кончину тысяч и тысяч преданных Богу людей, отдавших живот свой, но не предавших православной веры, несмотря на неописуемые страдания и возможность спастись – через предательство других. Признаюсь, я долго не понимал высоты подвига новомучеников.

В огромном Свято-Введенском храме по обе стороны от Царских врат поставлены деревянные, изумительной резьбы сени, в которых покоятся мощи святителя Василия Кинешемского и блаженного Алексия Ёлнатского. Конечно, как и все,я прикладывался к мощам с видимым благоговением, но ни сердце, ни душа не откликались на мое «почитание». Неуютно я себя чувствовал, но как тут быть - подойти к батюшке и сказать: «Я не чувствую благодати»? Ну, ответит он что-нибудь вроде: больше молись, меньше глаголь.

Но мне кто-то из насельниц, будто специально, подарила тонкую книжку: «Святые земли Ивановской», и вечером перед сном я ее прочитал. И, представляете, эта тоненькая книжка помогла сбросить с глаз пелену. Особенно близко почувствовал я подвиг блаженного Алексия Ёлнатского. Коротко перескажу прочитанное.

Алексий Ворошин родился в начале девяностых годов XIX века в деревне. Когда подошло время Алексию жениться, он подыскал невесту и уже хотел обручиться, но переменил намерение и пошел в Кривоезерскую пустынь. После года послушания вернулся домой и поселился не в родительском доме, а в баньке на огороде, отдаваясь молитве в уединении. Так он прожил несколько лет. В 1917 году Алексия избрали председателем сельсовета, но и тогда все вопросы он решал, не выходя из храма, а через год, оставив должность и порвав с миром, девять лет провел в своей келье в подвигах поста и молитвы.

В 1928 году он принял подвиг юродства: жил и ночевал где придется, ходил в одном и том же кафтане и появлялся среди крестьян неожиданно. То вдруг возьмет и в самый разгар крестьянских работ начнет ходить по полям, меряя их палкой и мешая работе. Над ним смеялись, но блаженный не обращал на смех внимания. Через год на этих полях появился чиновник, который стал обмерять поля. Много делал Алексий и других предсказаний, которые потом сбывались. Его помещали в психиатрическую больницу, но врачи находили его здоровым.
Задолго до закрытия церквей блаженный говорил, что в России почти все храмы будут закрыты, но Господь пошлет лютую кару – войну, и люди очнутся, и часть храмов откроют. Но в 60-м году наступит новое гонение, снова будут закрывать храмы, и истинно верующие понесут много скорбей. В 1937 году он был арестован и посажен с преступниками. Блаженный молился днем и ночью. Следователю обвинить его было не в чем и тогда, чтобы Алексий оговорил себя, прибег к пыткам – ставил арестованного босыми ногами на раскаленную плиту. Начальник тюрьмы пришел посмотреть на блаженного.

- Все говорят, что ты святой, что ты скажешь?
- Ну, какой я святой. Я грешный, убогий человек.
- Это правильно. У нас святых не сажают, а если посадили, так, значит, есть за что. Тебя за что посадили?

- Так Богу угодно, - кротко ответил блаженный. И помолчав, добавил:
- Что ты со мной говоришь, когда у тебя дома несчастье!

Начальник не поверил, а когда пришел домой, увидел, что жена его повесилась.
Чуть больше месяца пробыл блаженный в следственной камере, измученный пытками, попал в тюремную больницу и там скончался. На тринадцатый день тело было отдано родственникам и погребено на одном из кладбищ г.Кинешмы. В 1993 году Святейший Патриарх Алексий благословил местное почитание святого, а в августе 2000 года блаженный Алексий был причислен к лику Святых Новомучеников Российских.

…Когда на следующее утро я прикладывался к мощам Блаженного Алексия, вдруг почувствовал дивный аромат; мое сердце приняло святого в себя.

Темная, бледно-зеленая
Детская комнатка.
Нянюшка бродит сонная.
«Спи, мое дитятко».

В углу – лампадка зеленая.
От нее – золотые лучики.
Нянюшка над постелькой склоненная…
«Дай заверну твои ноженьки и рученьки».

Нянюшка села и задумалась.
Лучики побежали – три лучика.
«Нянюшка, о чем ты задумалась?
Расскажи про святого мученика».

Три лучика. Один тоненький…
«Святой мученик, дитятко, преставился…
Закрой глазки, мой мальчик сонненький.
Святой мученик от мученья избавился».
 Александр Блок


МАЛЬЧИК БИЛСЯ НАД ЗАДАЧЕЙ
Дважды в Лувре воочию и множество раз в иллюстрациях я пристально глядел на картину безсмертного Леонардо да Винчи «Джоконда», про себя удивляясь невиданному ажиотажу вокруг нее и в недоумении пожимал плечами: что привлекает внимание к изображениию этой женщины?

Беду какую прячешь ты в улыбке,
Какую тайну ты за ней хранишь?
А за спиной – пустынно, зябко, зыбко…
В улыбке – лёд,в руках смиренных – тишь.
Наталия Антонова, СПб

В 1911 году картину было совершено даже покушение: Не знаю, глупо или мудро, но вспомяну я изо всех сокровищ Лувра ее одну. Она была сестрой, подругой, женой, вдовой? Вот грудь, обтянутая туго, и взгляд живой. И отсвет золотисто-зыбкий коснулся вдруг блуждающей ее улыбки и мягких рук. Проходят быстрые столетья во весь свой рост. И Рафаэль понятен детям, и Рубенс прост. И забываются мадонны с их чистотой перед пленительной, бездонной некрасотой. Безбровый лоб. И губы сжала. Нос длинноват. И сумасшедший тот, с кинжалом, не виноват. Она – порок и добродетель, любовь и месть. И проницательный свидетель всего, что есть в душе сокрытого от взора других людей. И вдруг я понимаю вора, что крался к ней… Не смог сорвать высокомерья с ее лица. И прожил за закрытой дверью с ней до конца… Надежда Полякова, СПб.

Выдвигалось множество теорий, писались трактаты и исследования, а смысла ее загадочной улыбки разгадать так и не смогли. И я время от времени возвращался мыслью к Джоконде, размышляя: ну что таинственного может скрывать полуулыбка уже немолодой и вовсе некрасивой жительницы Средневековья?

       ДЖОКОНДА
В музейной зале Мона Лиза
в тяжелой зале золотой.
Москва стекала помолиться
Перед заморской красотой.
К стене прижавшись,тише тени,
Стояла девушка в смятенье.
Огонь в ее глазах горел.
Взглянул я на нее украдкой
И – Боже мой! – остолбенел,
Врасплох застигнутый догадкой:
Мол, как иных времен дитя,
Бытуя на холсте, посмела
Сойти в толпу и дерзко, смело
Разглядывать саму себя.
Но – смысла здравого толика,
И все нашло свои места.
Виной тому одна улика:
Непостижимая улыбка,
Тотчас сбежавшая с холста.
Эдуард Балашов

Прошло три года с последнего посещения Лувра, как меня осенило: да это же так просто! Не зная о ней практически ничего, с трудом представляя себе время, в котором жила Мона Лиза, вдруг открылась истина – она несет в себе ребенка! Ну что еще может придать лицу увядающей богатой женщины то выражение счастья, то ожидание счастья, то предвкушение счастья, той наполненности жизни, о которой в русском народе замечательно точно говорят: «она непраздна». Конечно, Джоконда беременна, беременна от любимого человека; ей, наконец, Бог дал то, о чем она молилась долгие годы.

Недавно я нашел подтверждение своей догадки: канадские ученые исследовали картину в трехмерном изображении. Инфракрасное сканирование показало, что женщина с загадочной улыбкой сначала была нарисована с собранными в пучок волосами, при том, что в окончательном варианте ее волосы свободно струятся по плечам. Это открытие объясняет известное противоречие – в XVI веке в Италии распущенные волосы носили только девочки или распутные женщины, а Мона Лиза была женщиной с высоким общественным положением. Ученые обнаружили также невидимый теперь предмет одежды, который носили тогда беременные или кормящие женщины.

И последний факт: в первоначальном варианте картины Джоконда не отдыхает, откинувшись на спинку кресла, а сидит совершенно ровно и прямо – так сидят все беременные, им так легче.
Одним словом, я нашел ответ и успокоился…

Мальчик бился над задачей,
Верил, что найдет ответ,
Не мирился с неудачей –
А в задаче смысла нет.

От других отнять – и что же?
Общий жребий разделить:
Состояние умножить,
Да и голову сложить…

Уравнений интересных,
Мальчик, больше не решай:
Слишком много неизвестных –
Счастье, истина, душа…

Ничего не надо больше,
И не все ль тебе равно,
Что поменьше, что побольше,
Что равно, чему равно…
Игорь Чиннов

Я было закончил эту былинку, но в книге Н.А.Синдаловского «Словарь петербуржца» (СПб, «Норинт», 2003) нашел выражение: «Блокадная Джоконда». Так ленинградцы окрестили 15-летнюю девочку Веру Тихову (впоследствии Вера Андреевна Кравцова), выполнявшую во время блокады на своем токарном станке полторы взрослые нормы. Ее фотографии с загадочной улыбкой Джоконды появились на одной из послевоенных фотовыставок в залах Ленинградского отделения Союза художников. В 90-х годах Вера Андреевна жила в городе, ее разыскали журналисты, но до XXI века она не добралась…

       В ЗАВОДСКОМ ЦЕХЕ
Цех дрожит от близкой канонады…
Привела блокада паренька
Прямо из тимуровской команды
К суппорту токарного станка.

У станка на ящике стоит он,
Похудевший, в ватнике большом.
Режет сталь резец из победита,
Закипает стружка под резцом.

И флажок пылает над станиной,
Кумачовый, в точности такой,
Как над взятой на пути к Берлину
Энскою высоткой подо Мгой…
Николай Новоселов

       «ВСЕ ДНИ ЧЕЛОВЕКА – СКОРБИ, И ЕГО ТРУДЫ – БЕЗПОКОЙСТВО» (Екк.2,23)
… И все же достала ты меня своими липкими длинными руками. Как ни старался я избавиться от твоего присутствия, учуяв слабость, явилась не медля. Думал, усталость навалилась, пройдет, но ты цепко схватила мою душу в объятья и выпускать не желаешь. Даже сопливая ноябрьская погода на твоей стороне; и мысли текут унылые, пораженческие, жалельные. Устал, конечно, устал, от четырнадцатилетней газетной рутины, от непонимания друзей и нападок врагов, от наговоров и открытой лжи, от предательства и продажности.

       КОМУ ПОВЕМ?
Кому повем печаль мою:
Жене иль матери иль брату?
Иль снова в сердце затаю
Свою безсмертную расплату?

Моя душа теперь вечна,
Мои слова теперь случайны,
И явь моя темнее сна,
И сны – во власти смертной тайны.

Кому повем печаль мою,
И кто со мной ее разделит?
Кто тихо баюшки-баю
Мне напоет и мне постелит?

Жена – чужая,брат – чужой,
И по-чужому мать расудит…
Пойду я к дочери меньшой:
Та не поймет, но плакать будет.
Александр Вознесенский

Нравятся тебе мои слова, ох как нравятся! Но зря ты празднуешь победу – не таких побивали… Рассержусь на себя чуток и дам тебе прикурить. Что скрючилась? Другие слова говорю? А ну убирайся из моего дома, пока поганой метлы не взял в руки. И чтобы ноги твоей здесь больше никогда не было! Зарубила на носу? То-то!

†«От уныния рождается праздность, сонливость, безвременность, безпокойство, бродяжничество, непостоянство ума и тела, говорливость, любопытство». Авва Серапион.

†«От уныния врачуют терпеливость и то, чтобы делать свое дело (несмотря на недостаток охоты) со всяким сомоосуждением, из страха Божия». Прп.Нил Синайский.

Пришла ко мне гостья лихая,
Как дождь, зарядивший с утра.
Спросил ее: - Кто ты такая?
Она отвечает: - Хандра.

- Послушай, в тебя я не верю.
- Ты Пушкина плохо читал.
- Ты веком ошиблась и дверью.
Я, видимо, просто устал.

- Все так говорят, что устали,
Пока привыкают ко мне.
Я вместо любви и печали,
Как дождь, зарядивший в окне.

О, хмурое, злое соседство…
Уеду, усну, увильну…
Ведь есть же какое-то средство.
Она отвечает: - Ну-ну!
Александр Кушнер, СПб
       
       «МОЛИТВА ВЕРЫ ИСЦЕЛИТ БОЛЯЩЕГО И ВОССТАВИТ ЕГО ГОСПОДЬ» (Иак.5,15)
«В канун Всемирного дня борьбы со СПИДом среди ВИЧ-инфицированных россиянок пройдет конкурс красоты», - такая информация широко расползлась по паутине интернета. Эта короткая строка заставила меня серьезно задуматься. Как признал главный врач страны Геннадий Онищенко, «кто-то может назвать идею издевательской, но почему бы среди ВИЧ-инфицированных не провести подобного конкурса под названием «Мисс Позитив-2005»? Победителем стала 24-летняя парикмахер из Чебоксар Светлана Изамбаева. Заразилась во время отдыха на море. Она с удовольствием позировала фотографам рядом с ВИЧ-инфицированными в утробе матерей детьми.

У СПИДа есть лицо – оно молодое, и это лицо женщины. Двое из трех зараженных сегодня – особы слабого пола в возрасте от 15 до 25 лет. Теперь тихая пристань брака уже не спасает от заражения СПИДом: часто именно супруги приносят заразу домой.
Мир спит под спудом СПИДа, не ведая стыда, с заманчивостью вида на выход в никуда. Впотьмах продажный гений готовит общий мор. И смерть из мертвой тени глядит на жизнь в упор. Живой воды колодцы остались без воды. Жизнь рушится, но бьется с нашествием беды. Надежда общей цели скрывается вдали … Кит ищет в море мели и гибнет на мели. Михаил Дудин, СПб.

Я - обыкновенный обыватель, проблемой смертельной болезни интересуюсь постольку-поскольку, но знаю, что в мире только официально зарегистрировано 40 млн. больных; неофициально, думаю, раз в десять больше. Сожителя теперь зовут партнером, а похоть сексом. Мир сошел с ума. И вопреки врачебным приговорам, СПИД по земле проходит, как чума. Надежда Полякова, СПб.
С ВИЧ-инфицированным имел дело лишь однажды, когда брал у него интервью в начале 90-х; он был гомосексуалистом. Не скрою, носители СПИДа вызывают у меня отвращение, и никакие призывы к терпимости, к доброму соседству с зараженными не пробуждают у меня никакого энтузиазма.

Конечно, это несчастные люди, но ведь и пьяницами, и наркоманами, и порноактерами, и проститутками становятся по собственной воле. Лишь ничтожное количество заболевших стали жертвами нестерильных больничных уколов. Самым известной жертвой зараженного СПИДом донора стал писатель Айзек Азимов, скончавшийся в 1992 году.
Брезгливость свойственна человеку, она – щит самосохранения. В Америке, которая, кажется, приемлет все на свете, в том числе и «семейные» гомосексуальные связи, пытаются настроить общественное мнение на то, что ВИЧ-инфицированные – такие же люди, но должные выполнять меры предосторожности и лекарственные предписания. В таком случае они имеют шанс дожить до 50 лет. Врачи утверждают, что заразиться СПИДом бытовым путем невозможно. Но СПИД передается через кровь. Уже известно множество случаев, когда больные с помощью укусов, подмешивания или шприцев со своей кровью заражали здоровых людей.

Давайте ответим на один-единственный вопрос: возьмем ли мы жить в свою семью человека (не родственника), зараженного ВИЧ-инфекцией? Пусть главврач России Геннадий Онищенко на собственном примере покажет нам степень своей ответственности за своих детей и близких.
Вот вам мой главный аргумент. Потом, не надо забывать, что это люди дна – изменить их искаженные нравственные установки может только Господь. Церковь готова предложить ВИЧ-инфицированным главное и единственное средство выздоровления – молитву, покаяние, причастие Тела и Крови Господних: †«Не оставляй недужного, ибо написано: «Иже затыкает ушеса своя, еже не послушати немощнаго, и той призовет, и не будет послушаяяй» (Притч.21,13), - напоминает прп.Ефрем Сирин. Как сообщил руководитель Душепопечительского центра Русской Православной Церкви во имя святого Иоанна Кронштадтского д.м.н., иеромонах Анатолий (Берестов), «по мере воцерковления молодых людей и смены жизни наркомана на евангельский образ жизни у многих исчезла положительная реакция на ВИЧ. Я могу насчитать 30 таких случаев». Главная защита от СПИДа – отказ от греха. Одна из основных причин распространения СПИДа – это блуд.

Ничего не скажешь: ты красива,
Плотью оплатившая часок,
Девочка московского разлива.
Вива ручки! Вива ножки! Вива
Среднерусский вздернутый носок.
Вот она, страна, твоя валюта.
В будущее золотая гать.
Никакой убивец и Малюта
Нас уже не смеют испугать.
Сами душу вымазали сажей!
В черном дегте наша верея!
Ты красива, ничего не скажешь,
Девочка московская моя!
Татьяна Сырыщева
       
Устраивать конкурсы красоты, выставляя напоказ тело - Божий храм для души, послуживший вместилищем греха – и расплаты за него! – очередное изуверство хотя и власть предержащих, но давно утративших здоровые нравственные основы людей. А без соблюдения нравственных начал, увы, ни одно государство выжить не сможет. Это аксиома. Каждый день в России заражается 100 человек… в Москве – 8… В мире каждые 14 секунд кто-то заболевает СПИДом…
 
Ты теряешь, родная, последние силы. Мы уже не спасем тебя, не укрепим. Мы пришли попрощаться с тобою, Россия, с бледным небом твоим, с черным хлебом твоим. Мы не будем стремиться к богатым соседям. Не прожить нам без ласки слезящихся глаз… Никуда не уйдем, никуда не уедем. Ты сама потихоньку уходишь от нас. Мы стоим пред тобой в современных одёжах – космонавты и братья мои во Христе. Ты была нашим предкам столпом и надёжей. В мире не было равных твоей широте. Ты была, наша матерь, небогатой и честной. И не зря же ты в муках на свет родила знаменитых царей и героев безвестных, и неслась в новый мир, закусив удила. Так за что же тебе выпадали мученья? Зарубежный альков и щедрей, и теплей… Очень страшно семье, если нет продолженья. У России почти не осталось детей… Свиньи чавкают, в храм водрузивши корыто. И рыдают солдатки у чеченской черты. Васильковое небо закрыто, закрыто черным облаком смога, свинца, клеветы. Так чего же мы ждем? Для чего мы хлопочем? И зачем по инерции смотрим вперед? Ты прислушайся: мы пустотою грохочем. Присмотрись: вместо поезда вьюга идет. Вот мы все собрались на последней платформе. Осквернен наш язык. Уничтожен наш труд. Только там, под землею, останутся корни. Может быть, сквозь столетья – они прорастут. Николай Добронравов.

       «ВОЗЛЮБИ БЛИЖНЕГО ТВОЕГО, КАК САМОГО СЕБЯ» (Иак.2,8)
Еще один немаловажный для России вопрос: с утратой родственных связей быстрее разваливается и страна. Наш родственный круг сузился до наименьших размеров: дед, бабушка, отец, мать, внук, двоюродные братья и сестры… В основном это все. А раньше?
В нашу речь встает всех проще, чтоб родством сердца вязать, в ряд со строгим словом «теща» удалое слово «зять». А ведь есть других-то сколько: веют древностью глухой и теплом «свекровь» и «свекор» вместе с тихою «снохой». Соотносится с доверьем и участьем неспроста слово «шурин» к слову «деверь», ибо равные места. И придуманные ловко, могут впрямь свести с ума слово дерзкое «золовка» с обольстительным «кума». И божественно и жарко отзывается в душе слово доброе «божатка», ныне редкое уже. Даже тот, кто вовсе дальний, уж чужой, был все же чтим. Привечали, называли: «Нам он будет по своим». Слово каждое светилось и в достатке, и в нужде: колесо родства катилось по глубокой борозде… Поумнев, я точно вызнал, отчего я так окреп. То родство служило в жизни для меня, что свежий хлеб. Александр Романов.
Свекор и свекровь, тесть и теща, племянник и племянница, кум и кума, дядя и тетя, сват и сватья, свояк и свояченица, зять и невестка, шурин и деверь, сноха и золовка, божат и божатка. Это твои близкие родственники.

Ну что ж, давайте вспоминать. Для этого я прибег к сайту «Культура русской речи».
Дядя и тетя – брат и сестра матери или отца. «У тетки баловень племянник, а у дяди племянница», - говорит народная мудрость.

Племянник и племянница – сын и дочь брата или сестры. Внучатыми племянниками называют внуков брата или сестры. Кстати, внучатые родственники – это любая родня в третьем колене; стали употребительными французские слова кузен и кузина, обозначающие двоюродных брата и сестру, а также любых дальних кровных родственников в одном колене;
Кум и кума – крестные родители по отношению к родителям крестника, самому крестнику и друг к другу. «Кума да кум наставят на ум», - гласит русская пословица. Иногда кумами называют себя люди, обменявшиеся нательными крестами в знак дружеской любви.

Тесть и теща – отец и мать жены;

Свекор и свекровь – родители мужа;

Сват и сватья – родители одного из супругов по отношению к родителям другого супруга. Не слишком ближнее родство – недаром в народе говорят: «Сват, не сват, а денежки не родня!»
Свояк – муж жениной сестры, а свояченица – сестра жены;

Невестка – замужняя женщина по отношению ко всем без исключения родственникам ее мужа (матери, отцу, братьям, сестрам, женам братьев и свекру;

Зять – муж дочери («Одно дитя рожденное – дочь, а другое суженое – зять); муж сестры; муж золовки;

Деверь – брат мужа, а золовка – сестра мужа. «Первая занозушка - свекор да свекровушка; другая занозушка – деверь да золовушка», - порой вздыхали молодые невестки;

Шурин – брат жены. Помните, у Высоцкого: «Послушай, Зин, не трогай шурина: какой ни есть, а все ж родня…»

Божат - крестный отец, божатка – крестная мать;

Примак – приемный зять, живущий в семье жены (раньше это было редкостью, обычно молодая жена приходила в дом мужа)

Мачеха – неродная мать; отчим – неродной отец;

Где ты силы искала, в деревне какой?! Ты меня приласкала чуть дрожащей рукой. Я глядел, как звереныш, плачем губы свело. Быстро сердцем отходишь, если смотрят тепло… В доме – белая скатерть, в доме – чистый порог. – Я сама ведь без матери поднималась, сынок!
И шепчу я упрямо, грусть свою затая: - Здравствуй, мачеха, мама, мать вторая моя! Иван Слепнев.

В день моего рожденья мне оказали честь крестный отец и шурин, дядя жены и тесть. Сидят на тесовых лавках, стаканы в правой руке. Суп лоснится бараний, сваренный на таганке. Теща моя колдует над жареным гусаком, щучьей икрой и салом, шпигованным чесноком. Под толстым слоем сметаны в тарелках сопят грибы. От розовой самогонки пот прошибает лбы. И смотрят мутные глазки ласково на меня. Хмельная и неуклюжая – все это моя родня! Поет, а частушка матерна, шутит – шутка груба. Родня моя деревенская – это моя судьба! Живущая льном и рожью, сгорбленная в спине, пулею и вошью пытанная на войне. Не вмещаются души в схемы и чертежи. Как нам, ей хочется правды и не хочется лжи. Как нам, ей бывает больно, а может, еще больней, она страдает и любит, может быть, нас сильней. Ей дано от рожденья – только паши да сей. Но полезней навоз из конюшни, чем книжник и фарисей. Вот почему я считаю, что мне оказали честь дядя жены и шурин, крестный отец и тесть. Владимир Костров

Теперь, когда вы разобрались в хитросплетениях родственных связей, будет легко разгадать и загадки, напечатанные В.И.Далем в сборнике «Пословицы русского народа»:
• Шуринов племянник как зятю родня?
       (Сын) (Дать бы ответы где-нибудь пониже –для издательства)
• Шли по дороге две матери, две дочери да бабушка с внучкой – а сколько их всего человек?
       (Трое: бабушка, мать и дочь).
• Шли муж с женою, брат с сестрою да кум с кумою; нашли полтора хлеба. Сколько каждому досталось?
       (По полхлеба – их трое: муж, жена и сестра жены).
• Шли теща с зятем, муж с бабкой, бабка с внучкой да дочь с отцом. Сколько их всего было?
       (Четверо: теща, муж, жена, дочь).
• Сын моего отца, а мне не брат – кто это?
       (Я сам)

Я никак не пойму смысла этого слова – «свекровь», не могу разобрать – кто золовка, кто деверь, кто шурин… Тихо льется мука, словно теплая белая кровь, вижу: бабушкин лоб почему-то нахмурен. Месит бабушка тесто, какие-то шепчет слова, и святая вода выливается в белую миску… А за длинным столом примостилась соседка-вдова: как всегда, по слогам поминальную пишет записку. То стрекочет сверчок, то собачий доносится лай, вспоминает вдова, как пришла похоронка на мужа, а с иконы на нас молча смотрит святой Николай, на просторах России лютует январская стужа. Здесь над белой мукою невидимый ангел летал, сердце бедных детей защищая от смерти и мрака, здесь когда-то мой дед у святого Матфея читал родословье Христа: «Авраам же роди Исаака…» Я не помню его, умер он до великой войны, знаю: бабушка Библию в старый упрятала китель. Ну, а я до сих пор все томлюсь ощущеньем вины, потому что не знала Твое родословье, Спаситель. Не могла прочитать я и собственной книги родства. Умер проклятый век – а теперь уже сделалось поздно. В палисаднике вновь шелестит молодая листва, но на лике Святителя брови сдвигаются грозно. Я в помянник пишу: Параскева, Димитрий, Иван – и коснеет рука, вспоминая о Божией каре… Тихо бабушка Марфа садится ко мне на диван. Помнишь ты, дорогая, кто Зару родил от Фамари? Светлана Кекова, Саратов

       «И СОТВОРИЛ БОГ ЧЕЛОВЕКА ПО ОБРАЗУ СВОЕМУ» (Быт.1,27)
За окном зима-не зима, но по календарю - декабрь. Я не грущу по лету, но вдруг вспомнилось, как пришлось спиливать на участке огромную красавицу березу: она росла на границе с соседом, а тот боялся, как бы ветер не повалил дерево на его дачный дом. Березе было лет тридцать, она крепко вцепилась в землю корнями, а шатер кроны стойко противостоял стихии. Красивой вымахала березка, ничего не скажешь. Но сосед продавал дом, и его опасения можно было понять.

Долго береза не хотела умирать; полная сил, не могла она понять, за что ей досталась такая участь. Но дереву не устоять против электропилы, и, сложив ветви-руки вдоль стройного тела, она легла на теплую, украшенную травкой землю. Мало ли валят деревьев? – успокаивал я себя, а сердце стучало сердито, а душа говорила: «Не дело!» Да чего уж теперь…

Она, как женщина лежала – и не девчонка, и не мать. И красоту свою держала и не желала отпускать. Она, как женщина, лежала в зеленой кофте вырезной и всех прохожих поражала немертвенною белизной. Потом, с каким-то скрытым горем, отчаясь что-нибудь понять, она затихла вдруг на взгорье и молча стала умирать. Я к ней пришел сюда под вечер. Она была уже не той… Она свои нагие плечи прикрыла кроной золотой. Увял шатер ее зеленый. А было ей немного лет. И лишь на ветке отдаленной не гас зеленой жизни свет. Василий Кулемин.

Я гляжу в окно на любимый клен, с которым успел сродниться, и мне страшно представить, что в один несчастный день жэковские пьяницы с перерывами на перекур распилят его на бревна. Но пока по утрам, когда я открываю шторы, он приветливо помахивает ветками, а когда меня долго нет дома, я чувствую, что он скучает. Скучаю и я. Боюсь даже представить вид из моего окна, если на месте крепкого клена будет торчать пень-обрубок. Мало нам на земле несчастий…

Грущу, как по убитому в разведке,
По клену, порешенному пилой.
Раскинул он, как будто руки, ветви,
Охватывая небо над собой.
Как санитары, добрые пичуги
Вокруг него безпомощно снуют.
О, если б ваши чуял он потуги,
Он встал бы в рост, как ратники встают,
Когда сигнал атаки – против воли –
Отчаяньем рождает командир!..
Над лесом месяц бьется на приколе,
Один свидетель зла на целый мир.
Сергей Поликарпов †1988

       «СМОТРИ: СВЕТ, КОТОРЫЙ В ТЕБЕ, НЕ ЕСТЬ ЛИ ТЬМА?» (Лк.11,35)
И вспомнилось, как единственный раз за лето направились с женой в лес – уговорила благоверная за грибами. Не нравится мне местный лес рядом с дачей, и ничего я с этим поделать не могу; боюсь, что теперь везде стало одинаково. Но любой лес пока еще чудо:

Тяжелы проклятия у грозы,
а вот арка радуги так легка.
Слюдяное крылышко стрекозы –
лишь на миг, а кажется – на века.

О, раздумье тихого муравья…
Он, как Гамлет, медлит в раю берез.
Уж не тот ли, главный для бытия:
быть не быть – решает сейчас вопрос?

А «не быть» - так просто: шагнет сапог
или пташка кинется из листвы.
Где-то здесь и сказочный колобок
исповедовался под носом у лисы.

Современников милых не узнаю,
улыбаюсь – встретив их на стезе –
муравью неспешному, муравью,
стрекозе пленительной, стрекозе.
Юрий Ряшенцев

Свернули от озера вглубь – и нас встречает бетонная коряга с извивающейся из нее змеей арматуры, а рядом из бывшего пионерского лагеря оглашенно орут на весь лес громкоговорители, везде грязь, мусор, пакеты, бутылки, кучки – и раздавленные, вмятые глубоко в землю грибы, все равно какие, съедобные или нет, но нога негодяя сама тянется ударить по шляпке красавца-мухомора так, что только ножка торчит. Кустики черники выдраны с корнем – будет нам нагибаться! А молодых деревьев наломано силой молодецкою! А вот у сосны бывший муравейник, ставший черным пятном костра. Извилист путь и долог. Легко ли муравью сквозь тысячи иголок тащить одну свою? А он, упрямец, тащит ее тропой рябой и, видимо, таращит глаза перед собой. И думает, уставший под ношею своей, как скажет самый старший, мудрейший муравей: «Тащил, собой рискуя, а вот, поди ж ты, смог, хорошую какую иголку приволок». Владимир Соколов.

Если приглядеться, оставшиеся в живых мураши опять взялись за строительное дело. Ну зачем тебе, человек, поджигать муравьиный город? Ты что, получаешь удовольствие от муравьиной суеты под ногами, или тебе нравится, как они спасают свое богатство, бросаясь на верную смерть в огонь?

На черной окраине леса, в горячей угарной золе упругие – как из железа – снуют муравьи по земле. На тощих обугленных спинах, на круглых больших головах – испарина мук муравьиных, немого терпения прах. Здесь только что пламя угасло, еще не развеялся зной. В мучительный, адовый час свой снуют муравьи подо мной. Дымится поверженный дом их, личинки, соломинки, прель… Я знаю, что в их обожженных инстинктах бушует теперь. Заметив мое приближенье, они, человека узнав, в порыве священного мщенья навстречу метнулись стремглав. Западали с веток, как с неба, оравой полезли с земли. И жалили, жаля свирепо, и мстили как только могли. А я, холодеющим словом кого-то надсадно кляня, затем и склонился к ним, чтобы развеять остатки огня. Сводить не со мною бы счеты, но что я поведаю им? Безумье и разум природы питаются хлебом одним. Валентин Волков.

Поднимаю глаза вверх, на голубое небо посмотреть, а там провода протянуты вдоль и поперек, прогибаясь под тяжестью, ползут от одной огромной опоры до другой…

Никуда не уйдешь, никому не отдашь
Этих сродных с природой движений невольных.
Нет, уже не получится русский пейзаж
Без решетчатых вышек высоковольтных!
Что же вдруг мое сердце так начало жать
В этой просеке светлой при птичьем отлете?
Под электролинией жилы дрожат
Проводами в красной оплетке.
Ольга Постникова
       
Нет уж, какие тут грибы! Скорее назад, в крохотную дачную комнату, куда заглядывают любопытные сосновые веточки, выросшие этой весной, и шум Ладоги слаще любой музыки. И думаю: Господи! За что Ты нас терпишь? Ты создал прекрасную Землю, засадил ее растениями, поселил живность и создал человека – плодись и разможайся! А человек, вместо того, чтобы наслаждаться жизнью, изувечил ее до неузнаваемости. До каких пределов простирается Твое долготерпение, Господи? Человек вырубил леса, перегородил реки, понастроил каменные джунгли, развел немыслимое количество болезней, создал озоновые дыры, почти уничтожил животных. Теперь вот погибают дикие птицы. А погибнут птицы – нарушится вся хрупкая гармония, на которой держится человеческая жизнь.

А вы знаете, что мы засорили уже и ближний космос? Свыше 9 тысяч искусственных объектов засоряют сейчас околоземное пространство – отработавшие свое спутники, обломки ступеней ракет-носителей и другие «отходы» человеческой деятельности. Их общая масса достигла уже 5,5 тысяч тонн, сообщают исследователи НАСА. Они вращаются вокруг Земли на расстоянии 800-1000 км и пока (!) не представляют угрозы для пилотируемых полетов. Но рано или поздно нам придется убирать и космический мусор… И вдруг я представил, какой невероятно прекрасной была бы Земля, если бы на ней не было людей! Это только мы думаем, что мы венец творения. Да прожила бы голубая планета без нас до тех пор, пока на ней не появились бы люди, умеющие ценить добро красоты, созданной Творцом. Ну а у живности и без человека хватает забот по выживанию, но железных крючков в червяке и свинцовых дробин из кустов не будет точно. Да все к тому идет, и слава Богу! Быть пророком не хочется в наши смутные дни: чем мрачнее пророчества, тем вернее они. Иван Стремяков, СПб

Улитка
В саду, где старая калитка скрывает выемку ручья, живет садовая улитка. Большая. Умная. Ничья. Не прогибаясь твердой спинкой, не размышляя о судьбе, она питается травинкой и дом свой носит на себе. Не зная времени иного и годы исчисляя днем, улитка тоже слышит Бога, хотя не ведает о Нем. Но раскрывает на рассвете в сухом безветренном углу роскошной мантии соцветье навстречу Отчему теплу. Пусть потешаются над нею за то, что медленный ходок. Но царств египетских древнее ее античный завиток. Кичась своим познаньем нищим, терзаясь тем, что не везет, мы все-то вечной славы ищем. А слава – вот она: ползет! И через песни «Илиады», толпу героев и побед прошел ее шероховатый и слизисто-пурпурный след. Юрий Беличенко.

 «ВЫ НЕНАВИДИТЕ ДОБРОЕ И ЛЮБИТЕ ЗЛОЕ; СДИРАЕТЕ С НИХ КОЖУ ИХ И ПЛОТЬ С КОСТЕЙ ИХ» (Мих.3,2)
Я проводил лето в деревне в ту пору, когда еще не стыдно было ходить без штанов. На току во время жатвы я зачем-то собирал прихваченных комбайном с зерном кузнечиков в бутылку из-под лимонада. У меня тогда и мысли не было мучить безвредных кузнечиков – они не кусались, их было интересно ловить или просто слушать их стекотание в теплую погоду. В бутылке кузнечикам было невероятно тесно, не хватало воздуха, они быстро задыхались и издавали неприятный запах. Тогда их приходилось вытряхивать. Целая жизнь прошла, чтобы я вспомнил этот «невинный» эпизод моего детства. Много потом было подобных «развлечений»: отрывал мухам крылышки, чтобы они безпомощно ползали по столу, вставлял шмелям травинку вместо жала, убивал пауков, выдергивал у косиножек длинные лапки, чтобы они «сами» «косили» и прочее, и прочее, и прочее. Дети – на удивление жестокие создания. Родителями объясняют это любознательностью, но теперь я так не думаю. Застал бы родное чадо за таким занятием и поместил бы ему по мягкому месту сколько моя душа требовала. Тогда и сработал бы – на всю жизнь! – удивительный закон педагогики: лупишь по заду, а входит в голову. Да я и сам с возрастом поумнел.

       Птицелов
Промышлял невольничьим товаром
Знаменитый Васька-птицелов,
Русским, иудеям и татарам
Продавая славок и щеглов.
Как никто, везучий в этом деле,
Соловьев отлавливал весной,
Но зато в запойные недели
Сторонился заросли лесной.
И когда он умирал в больнице,
То над сердцем шарила рука,
Словно впрямь им пойманные птицы
Рвали грудь у левого соска.
Яков Козловский

Но здесь у пернатых был хоть маленький, но шанс остаться живыми и вырваться когда-нибудь на свободу. А что творится при промышленном использовании животных, даже страшно писать. Но не пропускайте эти короткие строчки: на Страшном Суде «братья наши меньшие» сами обличат человека в его чудовищных преступлениях.

Миллионы молочных коров на фермах страдают от воспаления молочной железы, туберкулеза и других заболеваний, связанных с безпощадной эксплуатацией. Здоровая корова может прожить 30 лет, а доживает до пяти. Маленькие поросята содержатся в переполненных стойлах и, чтобы хоть как-то поиграть – они же дети! – кусают друг другу хвосты, нанося себе вред. Что в таком случае делает «человек разумный»? Правильно – отрезает им хвостики. Курица-бройлер растет так быстро, что достигает убойного веса за шесть недель. Ее ноги не могут выдержать такого веса, или вынуждены все время лежать, страдая от язв на груди. А кур-несушек помещают на всю жизнь в клетку, где на нее приходится площадь ее тела. От неимоверной тесноты, при невозможности расправить крылья они начинают клевать друг друга. Что делает в таком случае «человек разумный»? Правильно: он отрезает им кончики клювов раскаленными инструментами. В 1999 году в лабораториях одной только Германии было искромсано, отравлено или инфицировано 1,6 миллиона собак, кошек, обезьян, крыс и мышей.
А кошки и собаки с вживленными электродами, обезьяны с наполовину вскрытой черепной коробкой, привязанные к врачебным креслам? На животных испытывают лекарства, стороительные материалы, косметику…

Кролику наносят на роговицу глаза испытуемый косметический препарат и ждут, пока роговица не омертвеет. Кролик обездвижен – он не может потереть лапой глаз, разъедаемый препаратом. Мучения животного прекращаются лишь тогда, когда наступает помутнение роговицы. А по ТВ показывают, как в Турции, где птичий грипп уже убивает людей, несчастных домашних птиц живьем сбрасывают в яму и засыпают землей. Неужели мы уже не в состоянии даже безболезненно убить?..

Я слышу, как вы кричите: «Хватит!» Я полностью с вами согласен – хватит! Или потребности «царя природы» важнее мук всех живущих с ним бок о бок?.. Помню, лошадь гоняли по кругу – так в деревне месили навоз. Затянули бедняге подпругу, и отец мой арапник принес. Крепко били! Проклятья летели! И она от побоев слегла. Но родители знать не хотели, что двухлетка просила седла. Егор Митасов.

Ах, как хотелось бы вытряхнуть из памяти загубленных кузнечиков! Но совесть – не бутылка из-под лимонада…

Тепло родительского крова
В деревне, выжженной дотла,
Хранил не кто-нибудь – корова,
Она кормилицей была.
Казалось, что она – скотина.
И вот, поди, закон для всех,
Ее не то чтоб хворостиной,
Обидеть словом было грех.
Глазами грустными, бывало,
Так глянет в душу глубоко.
Она уж точно понимала,
Что нам живется нелегко.
Коровий сон зимой короткий:
Февраль выветривал тепло.
За тонкою перегородкой
Она вздыхала тяжело.
А ей самой бы прокормиться,
На целый день соломы клок,
Пока не встанет на копытца
Ее безпомощный телок.
Виктор Дронников

ЛЕТИТ КРАСИВАЯ МАШИНА
Десять лет у меня есть водительские права, и все эти годы я был обладателем вишневого «Жигулёнка»-пятерки, на котором мы несколько лет исправно развозили газеты по городу – до тех пор, пока еще возможно было любителям ездить по улицам. Теперь машина перешла в руки профессионала и продолжает свою работу на редакциию. А я, благодаря стараниям жены, стал обладателем настоящей иномарки южнокорейского производства.

Но речь я хочу повести о другом. Безчисленное количество раз меня штрафовали сотрудники ГАИ, по-теперешнему ГИБДД, и каждый раз я безропотно отдавал в их руки честно заработанные деньги. Чаще нарушения были явными, часть – надуманными, но самое шокирующее – когда из-за кустов вдруг выпрыгивал человек в форме и повелительно махал жезлом. Я послушно останавливался и следовал его приказам. Как правило, все заканчивалось взиманием штрафа на месте - в милицейской машине – чтоб без свидетелей.

Милиционеры прекрасно знают все улицы, перекрестки, участки дороги, где у водителя есть возможность превысить скорость, или, наоборот, невозможно не нарушить правила. Говоря проще, они знают, где можно легко «заработать» деньги. На «Дороге жизни» стоит поселок Ириновка, и если ты едешь назад, в город, перед въездом в поселок нужно преодолеть крутой затяжной подъём, а для этого, как вы понимаете, скорость должна быть значительной. А по окончании подъема сразу начинаетс Ириновка и, соответственно, знак ограничения скорости до 60 км/час в населенном пункте. Выполнить это условие практически не удавалось еще ни одному водителю. Тут и появляются из скрывающей их растительности недреманные блюстители порядка - «капитан Рвачёв, трое детей» со товарищи. Однажды я не выдержал и, уже доставая бумажник, сказал: «Да вы останавливайте здесь все машины подряд, не ошибетесь». И – удивительное дело – блюстители закона вдруг отпустили меня восвояси. Или перекресток рядом с нынешней редакцией – угол Бронницкой улицы и Клинского проспекта. За два года работы здесь произошли сотни аварий: сначала «главной дорогой», т.е. преимуществом проезда была Бронницкая, потом ее высокого звания лишили и «главной дорогой» сделали Климский. Теперь каждый день со стороны перекрестка мы слышим противный скрежет металла о металл. Но светофора все равно не ставят – «дорого».

По прямой автостраде заученно
Мчится серый рычащий поток.
Где же луг да речная излучина? –
Запад весь в паутине дорог.
Что ни дерево – пронумеровано,
Расчленен омертвевший простор.
Скоростями страна зашнурована,
Для души нет надежных опор.
Мы порою корим свою Родину,
Гоним жизнь за красивой тщетой, -
Хоть бы въехать в родную колдобину,
Чтоб встряхнуться от гладкости той!
Вячеслав Саблуков

Я проехал на машине вдоль всей Великобритании. Какова же разница?
Во-первых, на английских великолепных хайвэях вы не встретите ни одного рекламного щита: зачем отвлекать водителя от главного дела? Во-вторых, почти везде существует крайняя свободная полоса, где в случае чего может остановить машину каждый. Кроме того, через равные промежутки устроены так назывемые “Hard shoulders” – затрудняюсь перевести - специально оборудованные площадки для отдыха и ремонта. Четко продуманная система информации о вашем направлении и ближайших населенных пунктах. И плакаты, которые невозможно не заметить водителю: «Через 300 метров начинается автоматический видеоконтроль. Пожалуйста, сбавьте скорость». И еще много раз повторяющаяся крупно фраза: “Tiredness can kill” («Усталось может убить»). Чувствуете разницу? Британцы вас вежливо предупреждают, о вас заботятся, а не выскакивают с радостным видом перед капотом с «пушкой-спидометром». Проехав 2000 километров по английской земле, я видел две аварии, из которых только одна показалась мне серьезной: на земле неподвижно лежал человек. А рядом уже стояли три машины – «скорая помощь», дорожной полиции и еще одна, назначения которой я не понял. Для сравнения: за полуторачасовой проезд на дачу по «Дороге жизни» в Коккорево ты увидишь не одну, не две и даже не три аварии – все зависит от погоды: чем лучше погода, тем больше аварий.

Но водители в Великобритании воспитаны хорошо: есть указатель двигаться 50 миль в час, и он ни на милю не превысит скорость. Правда, и штрафы у них высокие. А если вы в городе вне зоны перехода только заносите ногу над проезжей частью, автомобилист проигнорирует свое преимущество и терпеливо переждет, пока вы валко движетесь на другую сторону улицы. К русским, впрочем, это не относится: во-первых, потому, что они как у себя, так и в чужой стране, на дорожные знаки не обращают никакого внимания. Во-вторых, русские всегда не переходят, а, как зайцы, зигзагом перебегают проезжую часть – жизнь их тому научила.

В Лондоне тоже, говорят, бывают гигантские пробки; еще утверждают, что лондонские водители страшно ругаются с соседями, считая их виновниками пробки, но это утверждение я отношу к области легенд, чтобы опорочить одну из достойнейших наций в мире. В Англии, к счастью, водители не убивают друг друга. А во Владивостоке в час пик водитель японского внедорожника решил объехать пробку по обочине. На замечание из стоящей машины «крутой» достал пистолет и выстрелил обидчику в висок. Тот умер на месте, а водителя Nissan Terraro задержала милиция…
 
Но сказать-то я хотел совсем о другом. Вот мимо нас проехала, как утвержала экскурсовод Света, машина премьер-министра Великобритании.
- Как вы узнали? – не удержался я.
- По флажку на капоте и номеру – его все лондонцы знают, - ответила она без тени сомнения. (В скобках признаюсь, что Света мне очень нравится, и время от времени я передаю ей с оказией подарки).

Вот так так! – поразился экскурсант-я. – А где бронированные джипы сопровождения, громогласно визжащие сирены, радуга наводящих страх бликающих ламп и отгоняющих на обочины с помощью громкоговорителей гаишных, нет, простите, теперь гибддешных машин? Их просто нет. Правда, мне не удалось разглядеть самого Тони Блэра из-за висящих занавесок, но это уже его личное дело.

- А если он нарушит правила движения? – решил я, предвкушая победу.
- Его оштрафуют или предупредят в соответствии с нашими законами, - без улыбки ответила очаровательница.

Я был убит наповал. Только вчера по ТВ наш знаменитый артист, доказывая свою популярность в России, рассказал, как остановивший его за превышение скорости лейтенант, даже не проверяя документов, лишь узнав знакомое по фильмам лицо, отдал честь, попросил автограф и отпустил с миром: «Счастливого пути!» А если генерал МВД? Да вы смеетесь, что ли: они все номера нужные назубок знают – не прошибутся. А красивая женщина? – Телефончик попросят. А со мной как говорят? «Гражданин! Ваше водительское удостоверение!» Эх, ну почему я не артист или красивая женщина…

- Гляди-ка, правит, как мужчина,
И обгоняет как, смотри!
Летит красивая машина
С красивой женщиной внутри.
Глаза у женщины одеты
В ресниц лиловое вранье,
И тонкий профиль сигареты
Приклеен к пальчикам ее…
Владимир Денисов

За последние пять лет Россия выбилась в мировые лидеры по количеству автокатастроф. Почти 100 человек находят смерть на наших дорогах. В 2005 году в результате ДТП погибли 31000 человек, из них 1254 – дети, а еще 24000 детей получили серьезные травмы.

Лихачи, современные парни, стала треком родная земля… Ваша кровь моментально вскипает и шалеет при виде руля. Вы несетесь по ранним росинкам, по корням и остаткам дождя, на своих дорогих керосинках неуклюже и цепко сидя. Ревом труб заглушаются фразы, перекошен старанием рот. Выхлопные синюшные газы – дорожающий ваш кислород. Краски смазаны, линии смяты, воды словно бы движутся вспять. Так вы жмете на газ, горлохваты, словно счастье решили догнать. Все мне кажется… Иль в самом деле: в дни, клейменные адским огнем, за рулем родились вы, созрели, и состаритесь вы за рулем. Только небо не станет лазурней, и чем станет спокойней в груди, то, за чем вы гоняетесь, дурни, безвозвратно… давно… позади… Виктор Коротаев.

 Заслоном ДТП наши законодатели видят в огромных штрафах за нарушение правил дорожного движения. Только боюсь я, что и это ужесточение ни к чему не приведет. Почему? Да потому, что мы всё, в том числе и при вождении автомобиля, полагаемся «на авось»:

Уж это наше русское «авось»!
Не счесть, издевок сколько и насмешек
за тыщу лет из-за него нам, грешным,
со стороны услышать довелось!
Мы на «авось» вбивали в стену гвоздь,
пахали, выходили на охоту…
О Господи, какую мы работу
не начинали только на «авось»!
И очертя головушку то вниз
летели мы, то вверх – судьбу пытали,
её капризу противопоставив
души смятенной собственный каприз.
…Смеяться над «авось» - ты это брось!
Отвага. Непокой. Игра в удачу.
И риск ещё. И дерзость!.. Вот что значит
от века наше русское «авось»!
Такой уж нрав с рождения у нас!
Мы ищем не «нельзя» во всём, а «можно!»
Мы в деле, даже самом безнадёжном,
всегда «авось» имеем про запас!
Сергей Викулов

«ЛИЦЕМЕР! ВЫНЬ ПРЕЖДЕ БРЕВНО ИЗ ТВОЕГО ГЛАЗА…» (Мф.7,5)
Приходит мне письмо по электронной почте от читателя из другого города, с которым мы иногда перебрасываемся посланиями, но лично не знакомы. «Я с большим уважением отношусь к вашей работе, очень болею за то, чтобы ваши издания развивались и были ограждены от всякой грязи, - пишет он. – Но вот какую информацию дал мне один проверенный человек, мой друг, православный, живущий ныне в Израиле». И далее идут подробные обвинения в адрес одного из моих сотрудников во всех смертных грехах. Завершается письмо словами: «Не хочу, чтобы меня мучили сомнения относительно этого человека, поэтому прошу лишь написать мне, соответствуют ли изложенные факты действительности. Я вам доверяю».
 А надо сказать, что речь идет о фактах почти двадцатилетней давности, когда я не только не был знаком с сотрудником, но и сам находился по уши в зловонной грязи.
 
И еще одну закономерность подметил я в переписке с читателем: как только начинается пост, он непременно пишет мне какую-нибудь гадость. Не обо мне, нет – о других. Наверное, «крутит» моего читателя в дни поста; иначе чем объяснить такую закономерность?
       
       Клевета
Она ползет, она шипит змеино. Метет углы шершавым языком. И тянется по следу длинно-длинно. И к дому подбирается тайком. И по дорожке заспанной, полночной, когда стоят все двери под крючком, она крадется к скважине замочной и оловянным пялится зрачком. Потом идет по городу судачить. Живых и мертвых исподволь бранить. Ей надо все вокруг переиначить. Пересобачить. И перечернить. Ей надо сделать сильного безсильным. Людскую радость завистью скосить. И в мелкозубой ярости крысиной слушком поганым душу укусить. И спрятаться. И в тайнике безвестном скрипеть пером, ползучим и тупым. Ей надо сделать честного безчестным. Мечту безкрылой. Зрячего слепым. О, дай мне, время, зрение такое, что за сто верст найти наверняка стреляющего подлою строкою, укрытого в норе клеветника. Он стОит слез, он столько стоит крови, что я – в людскую веря доброту – без лишних слов, без долгих предисловий рубил бы языки за клевету! Сергей Островой.

Пришлось ответить. «Александр! Вольно или невольно, однако, вы бросили в меня кусок грязи. Я, конечно, покажу письмо своему духовнику, но заранее знаю, что он ответит: «Брось камень в того, кто без греха». И добавит непременно: «На себя смотри, на грехи собственные, а не в чужих ковыряйся». И я с ним полностью согласен.
Начал припоминать, что я творил два десятилетия тому назад, но бросил: батюшка запрещает вспоминать исповеданные грехи, от которых ты сумел отстать.

Я сам себе корежил жизнь,
Валяя дурака.
От моря лжи до моря ржи
Дорога велика.
Вся жизнь моя такое что?
В какой тупик зашла?
Она не то, не то, не то,
Чем быть должна!

А телеграфные столбы
Идут куда-то вдаль.
Прошедшее жалеть бы стал,
Да прошлого не жаль.
Я к цели не пришел еще,
Идти надо века.
Дорога – это хорошо,
Дорога далека!
Николай Глазков

 Господь сказал: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные; Я пришел спасать не праведников, но грешников к покаянию» (Мк.2,17) - в этих словах заключен величайший смысл Его появления в человеческом образе среди людей. Пусть ваш иерусалимский друг побольше думает о своей душе; каждый перед Богом будет отвечать на Страшном Суде только за себя. Почитайте, что говорят Святые Отцы об осуждении:

†«Лучше о себе сказать худое, нежели говорить худо о другом. Если кто, желая позабавить себя, выставляет другого на посмешище, то воображай себе, что предметом смеха служишь ты сам, и в таком случае слова его более огорчат тебя». Свт.Григорий Богослов.

†«Кто осуждает других, тому нужно, чтобы не осуждали его собственные дела». Прп.Ефрем Сирин.

Или вспомните евангельскую притчу о женщине, нарушившей седьмую заповедь. Архиепископ Иоанн (Шаховской) пишет: «Вот разъяренная толпа подходит к Спасителю. Она влечет женщину, «взятую в прелюбодеянии», и готова за это побить камнями… Как благоговейно эта толпа выслушивает мудрый и кроткий ответ Спасителя на свой вопрос, и как сильно, живо говорит в это время совесть человеческая в каждом из этой толпы… Разве нечто такое возможно теперь? Безмолвные, обличаемые внутренним судом совести, эти грешники рассеиваются…»

       Не осуждай
Не осуждай… Чтоб ближних быть судьею,
Спроси у совести, ты сам-то лучше ль их?
О, брат, кто точно чист душою,
Тот благ к погрешностям других!
Не осуждай… Ведь слову нет возврата!
Смотри, что, как сказал Спаситель, неравно.
Увидишь спицу в глазе брата,
А проглядишь в своем бревно.
Не осуждай – затем, чтоб обличеньем
Не пал бы на тебя тот камень с высоты,
Тяжелый камень осужденья,
Которым в брата бросишь ты.
Не осуждай!.. Не люди злы душою,
А жизнь людей бывет часто зла;
Сперва узнай, какою их стезею
Она к погибели вела.
Не осуждай! Дерзнешь ли поручиться,
Что ты пристрастием не будешь увлечен?
Не осуждай! Ты можешь ошибиться.
Не осуждай! Не будешь осужден!
Михаил Розенгейм

       «ВОТ ЧТО НЕНАВИДИТ ГОСПОДЬ: ГЛАЗА ГОРДЫЕ, ЯЗЫК ЛЖИВЫЙ И РУКИ, ПРОЛИВАЮЩИЕ КРОВЬ НЕВИННУЮ» (Притч.6,16-17)

Глухарь – реликтовая птица,
В планету вросшая на треть,
Единственный, кто не боится
Самозабвенно песни петь.

Мы все поем любимых ради
Под небом, полным синевы.
Но недруга почуяв сзади,
Бежим или идем на Вы.

Ни человек, ни зверь, ни птаха
Не разорвали этот круг.
Один глухарь не знает страха,
Когда зовет своих подруг.

Тысячелетий сбросив бремя,
Вокруг не слыша ничего,
Он весь – любовь. И в это время
Убить удобнее его.
Сергей Щербаков

Дед-лесничий заплакал, пожалуй бы, только слезы ему не под стать. Написал бы кому-нибудь жалобы, но кому он их будет писать. Дребезжат над лесами початыми электрических пил голоса… Что поделать: бумаги с печатями разрешили калечить леса. И задумчивый голос лесничего очутился минувшей весной не в лесу, среди гомона птичьего, а на голой опушке лесной. Но в ночной глухомани таинственной ежевесенно слушал старик на сосне уцелевшей единственной глухаря одинокого крик. И тогда он вставал среди полночи, отгоняя тревожные сны, и натягивал старые помочи, и снимал дробовик со стены. Шел – и в небо глядел бездонное. В ствол – патрон, и курок – на взвод. Шел и слушал, как птица бездомная понапрасну кого-то зовет. Как судьбу проклинает лютую, встав во весь глухариный рост, длинно вытянув шею надутую, крылья книзу и веером хвост. Унеслась молодежь глухариная токовища другие искать. Старика же привычка старинная никуда не желает пускать. В продолжение месяца целого дед-лесничий ружьишко таскал. Сколько раз он его нацеливал!.. Сколько раз он его опускал!.. Сколько раз он ходил задумчиво, спотыкаясь о рыхлые пни… Комары поднимались тучами, предвещая погожие дни.
       Лес убит… И безгласными судьями на болоте кончали свой век друг на друга похожие судьбами птица старая и человек. Владимир Морозов.

       Вторая история:
Лесничий встречал нас и хлебом и солью, теперь на лице, перекошенном болью, одно недоверье. И запертый дом. – Послушай, лесничий, мы тоже живые… И наша дорога не так уж легка… Не пустишь – не надо, хотя не чужие. Но что же случилось? И где же рука? – От этих вопросов он словно взбесился… И кто-то из нас извиниться успел. Он как-то помялся, заметно смутился. Мы сели на бревна, и он подобрел: - Скажу я вам, братцы, что нет полумеры в лесническом деле. Все как на войне. Меня привязали к сосне браконьеры, убили собаку и скрылись во тьме. Да благо студенты искали науку, случайно наткнулись да в город свезли. Потом уж в больнице отрезали руку. Но только бандитов пока не нашли. Они ведь не лесом у нас промышляют. К чему теперь в городе хворост и пень? А все потому эти бестии шляют, что в нашем хозяйстве красавец олень. – Он раньше встречал нас и хлебом и солью, и теплым приютом, и диким вином… Теперь на лице, перекошенном болью, одно недоверье и запертый дом. Егор Митасов.

Третья история:

Тем утром, радостным и вешним,
В лесу гудело и тряслось.
Свои рога через орешник
Нес молодой тяжелый лось.

Он трогал пристально и жадно
Струю холодного ключа,
Играли солнечные пятна
На полированных плечах.

Когда любовный зов подруги,
Вдруг прилетев издалека,
Его заставил стать упругим
И бросить на спину рога.

Но в миг, когда он шел долиной,
Одним желаньем увлечен,
Зрачок стального карабина
Всмотрелся в левое плечо.

Неверно дрогнули колена.
И раскатился скорбный звук.
И кровь, слабея постепенно
Лилась толчками на траву.

А за кустом, шагах в полсотни,
Куда он чуть дойти не смог.
Привесил к поясу охотник
Умело сделанный манок.
Владимир Солоухин

А бывает и так:
Курок велел, и пуля-псина впилась, рыча, в лосиный мех. Но только вздрогнула махина, не останавливая бег. Метался выстрел, длилось эхо в лесу, как дальняя гроза, робея – после неуспеха – встречать охотника глаза. А тот пустую гильзу сбросил и вслед – ошметину плевка: «Дуплетом надо было лося, тогда б свалил наверняка». Струился лес с мохнатых елей, ложась, как чистые бинты, на крови алые капели и на неровные следы. Замолкло эхо. Стало тихо. И лось упал передохнуть. Но тщетно тыкалась лосиха в его простреленную грудь. Юрий Шутов, СПб.
       
Здесь посадил он сосны,
Взлелеял, воспитал.
Но городок разросся –
Еще один квартал
Поставить где-то надо
На вечны времена…
И вот уже команда
Лесничему дана.
Теперь ему придется,
Как думы ни горьки,
Валить своих питомцев
На серые пески.
Корчует пни бригада
У солнца на виду.
Впервой душа не рада
Привычному труду.
Расчищена площадка,
Уж первый кол забит…
Лесничий для порядка
Пристрастно оглядит
Пустынное пространство –
Как много лет назад, -
Где он сажал напрасно
Сосну – за рядом ряд.
Олег Дмитриев

Выходит рысь ночами в город, минуя вышки и посты, ее в кварталы гонит голод – леса окрестные пусты. И кто-то, глядя из окошка, подумает наверняка: «Какая царственная кошка! Как грациозна и ловка!» Другие с ломом и лопатой придут прогнать ее взашей, а у нее в лесу рысята, голодных трое малышей. Она урвет немного пищи, прозябнет на сыром ветру, в свое холодное жилище вернется только поутру, но даже уходя по стежке и чувствуя собачью пасть, не пожалеет, что не кошкой, а вольной рысью родилась. Михаил Дудин, СПб
       
       Рысь уши прижала, как рысь,
       Прыжком смертноносным чревата…
       Охотник! Поостерегись!
       Рысь в ловкости не виновата.
       Ты взвел обреченно курок.
       Ты сердце доверил металлу.
       Ты сам отсчитал себе срок.
       Видать, твоя доля устала.
       Видать, на роду суждено
       Погибнуть в свое оправданье
       Тебе, кто утратил давно
       Сочувствие и состраданье.
       Охотник! В российских лесах
       Нехрустка подстилка лесная.
       Она упокоит твой прах,
       Ни злобы, ни мести не зная.
       Раиса Романова

Время отлова, отстрела, отлета, я в твоих чащах непуганый лось, дикая утка в замшелых болотах, в узкой протоке стоящий лосось. Я не из тех, кто страшится погони, прячется вглубь и дрожит в камыше, я опускаюсь в чужие ладони, я доверяюсь случайной душе. Я понимаю улыбки и жесты, чутко внимаю ночным голосам. Смело иду по наполненным жестью, глухо звенящим осенним лесам. Знаю, не будет иного мне крова, кроме неласковых этих небес, с каждой тропою сроднилась я кровно, вместо погибели жду лишь чудес. Как бы ни ранили зависть и злоба, сколько б снести ни пришлось мне потерь, время отстрела, отлета, отлова, я – твой наивный, доверчивый зверь. Валентина Калашникова.

       Плач волчицы
Посреди окровавленных комьев горячего снега,
Над растерзанным логовом выла волчица.
И из глаз ее серых истошно, как у человека,
Слезы, горькие слезы не переставали струиться.

И слова различимы сквозь вой ее, как он понятен,
Так бывает со всеми, коль лютое горе накатит,
Молоко по сосцам на горячие комья струилось,
Человеческим словом седая волчица молилась.

«Огради, помоги мне, Всевышний, не волчья тут сила,
Не могу я в самой себе жажду отмщенья гасить,
Помоги же простить мне врагов моих, Боже, помилуй,
Как понять их, меня научи, научи – полюбить…

Лоб разбит, голова моя стонет от боли,
Все сломалось во мне, эту заповедь мне не понять –
«Возлюбите врага своего»… я в студеное поле
От тоски неотмщенья уйду – погибать, замерзать.

Пусть остудит метель, пусть сугробы повысосут вымя,
Молоку без волчат все одно – пропадать, пропадать.
Коль была б человеком, молилась бы присно и ныне
И читала бы Божие слово… Волчицею мать

Человеческая над гнездом опустевшим не взвоет?..
Есть опора, есть вера, есть разум – ты, Боже, дай ей.
Помоги же и мне, безсловесной, дай смертушке волю
До конца… Пусть остудит мне скорбную душу метель…»
Тамара Гусаченко

«В начале боялись звери и трепетали и склонялись перед человеком, как перед господином (Быт.2,19). Но когда мы лишились дерзновения и чести, то сами стали бояться». Свт.Иоанн Златоуст.

        «НЕ ЗАБЫВАЙТЕ БЛАГОТВОРЕНИЯ И ОБЩИТЕЛЬНОСТИ» (Евр.13,16).
У нас на даче, как принято, по углам крыши выставлены бочки для сбора дождевой воды – ей и поливать можно, и помыться, и кораблик в ней хорошо плавает под рукой внука. Однажды утром подхожу я лицо всполоснуть и слышу какой-то шорох. Глягул под ноги – а у самой бочки ёжик прячется: видно, не успел убежать. Чтобы не вспугнуть его, я ушел. Но вечером поставил рядом с бочкой блюдечко молока – вдруг подружимся? Утром блюдце оказалось пустым; я налил еще, и упорство принесло свои плоды: наступил момент, когда Ёжка престал прятаться при моем приближении. Он забавно лакал молоко и уходил по своим неотложным делам. Я с ним ласково разговаривал, но гладить иголки не решался: при малейшей опасности ёж сворачивался колючим клубком. На дачу летом я приезжал нерегулярно, и блюдце часто оставалось пустым. Однажды, когда уж больно долго не было меня в Коккорево, утром я совсем неожиданно встретился со своим колючим знакомым. Он глянул снизу своими крохотными глазками, а я поверил, что он меня узнал. Так мы и «дружили», пока не наступила осень.

На следующее лето к блюдцу с молоком никто не приходил: возможно, Ёжка перебрался в другое место подальше от людей, или еще что. Разве мы знаем ежовую жизнь?..

А Иван Сергеевич Соколов-Микитов жизнь лесных обитателей знал очень хорошо: «Через пни и колоды, через высокие заросшие кочки, через лесные открытые поляны пробирается в свое логово ёж. Осенью у ежей мало добычи. Попрятались в землю черви, скрылись юркие ящерицы, свернулись скользкие змеи и ужи. Трудно находить жуков и глупых лягушек. В ясные осенние дни строит себе хлопотливый труженик ёж теплое зимовище. Ночью и днем таскает в нору под старым пнем душистые сухие веточки и мягкий лесной мох – стелет зимнюю постель.

Скоро заберется ёж в свое логово на всю долгую зиму. Больше не станет бегать по лесу, ловить жуков. Придет зима, накроет его нору глубокий снежный сугроб.
Под глубоким сугробом, как под тяжелым пушистым одеялом, тепло ежу. Никто не найдет его, никто не разбудит. До весеннего Солнышка всю зиму проспит ёж, и будут ему сниться лесные ёжиные сны».

И тут я вспомнил, что лет в четырнадцать папа принес мне из леса ежонка. Сначала я очень обрадовался, но потом пришлось отнести его в ближайший прилесок: оказывается, еж ведет ночной образ жизни, всю ноченьку перед школой топает по комнате, а еще, простите, от него сильно и неприятно пахнет. Но расстались мы без обиды: почуяв родную стихию, ёжик без сожаления скрылся в высокой траве. Вот и все мои встречи с этим удивительным животным.

Поутру – чуть рассеялись тучи
и прохладой дохнуло в лицо –
ёж, и фыркающий и колючий,
заявился ко мне на крыльцо.

Пришуршал не за тем, чтобы ссориться,
хоть зверью от людей – невтерпеж.
Мне почудилось после безсонницы
что-то вроде: ну ты, брат, даешь!

Ёж пенял мне беззвучно: мужайся, мол…
Мы под хриплые крики ворон
молока с ним попили можайского:
я – из кружки, из блюдечка – он.

Управляюсь с нелегкою службой.
Проявляюсь, тобой дорожа.
И горжусь молчаливою дружбой –
щедрой дружбой соседа-ежа.
Владимир Савельев

«БЫТЬ ГОТОВЫМИ НА ВСЯКОЕ ДОБРОЕ ДЕЛО» (Тит,3,1)
«Совсем недавно я похоронил жену. Горю нашему нет границ. Как мучительно она умирала! Как намучались мы… И все равно, как Она мне нужна сейчас, рядом, прикоснуться к ней, посмотреть на нее, поговорить с ней. Ее нет и никогда не будет. Тяжело и горько. Плачу и нет сил у меня жить. Мы же с ней вместе 52 годя прожили как один день, душа в душу… Именно с ее благословения и согласия моего моя дочь (она мне падчерица, но я вырастил ее и она меня считает своим отцом) решилась взять двоих малышей из детского дома, переполненного сиротами при живых родителях.
       
А сегодня мы снова в отчаянии. Вчера наш Алеша возвращался с другом с прогулки, совсем не поздно (около 10 часов вечера), и на них напали хулиганы, избили, ограбили… Алеша только что пережил тяжкий стресс после похорон и вдруг опять на его здоровье обрушилась беда. Конечно, синяки и ушибы заживут. Он очень подавлен случившимся. Его нервы опять как обугленные провода – только тронь, и будет взрыв.
Сможете ли вы нам помочь, дорогие братья и сестры… Храни вас Господь. Я молюсь о вас и жду вашей помощи и поддержки».
       
Такое письмо от Юрия Петровича из Москвы появилось не в моей личной электронной почте, а на сайте нашей газеты. До какой же степени отчаяния нужно дойти человеку, чтобы писать о своем горе всему свету! За годы работы в газете я сталкивался с людскими бедами много раз, но редко удавалось помочь. Да и чем тут можно помочь потерявшему любимую жену мужу? Сказать несколько фальшивых слов ободрения совершенно незнакомому человеку или послать почтовый перевод на 100 рублей? Да нет, его просто нельзя сейчас оставлять одного. А тут еще сына избили, не до смерти, слава Богу, но в сознании страдающего от неизбывной утраты отца эта беда усугубила его душевную боль. Ему бы духовника хорошего – и пришло бы утешение; легче стало бы сразу. Это я по себе знаю, как удивительно «легко» утишилась боль от потери мамы. Но батюшка безпрестанно молился, и к смерти ее меня готовил, хотя я не верил, и в мир иной отправил ее с молитвой – по телефону; и писал я очень много тогда о маме и в газете, и в книжках своих, людей просил молиться, и они откликнулись, и мне помогли… Но ведь и вера-то у каждого человека разная – у одного, как камень, у другого - мякишь лепкая…

Никогда не забуду случай в Пскове, в нижнем храме Свято-Троицкого собора во имя прп.Серафима Саровского. Была глубокая осень, дождик холодный накрапывал, а мы с напарником в ожидании ночного поезда молились на всенощной. Народу не было: три человека хора, да нас двое. Внезапно в двери вошла шатающаяся от горя женщина и бросилась к Распятию. Сквозь слезы и рыдания стало понятно, что только что у нее скончалась мать.
Конечно, ее громкие стоны мешали службе, но я никак не ожидал, что священник прикажет вывести женщину вон. Она не сопротивлялась, лишь упавшим голосом повторяла одни и те же слова: «Куда же мне идти?» Ее скорбная фигура скоро растворилась в темноте кремля.

       Монолог моего друга
Послушай, мне полсотни лет: я знаю цену слова «нет». Не знаю только, как его хватило, сердца моего, не разорваться и понять: была и вдруг – не будет – мать. Не поспешит на твой звонок, не спросит: «Ты поел, сынок?» Не поругает – вот беда. Не приласкает… Никогда… Ты знаешь, я не согрешу, когда в лицо тебя спрошу: ты часто помнишь о своей среди врагов, среди друзей?.. Вот так. Рукой-то не маши. Ты к ней спеши. Спеши! Спеши! Непостоянно бытие. Ладошку легкую ее в свои ладони положи и в них держи. Держи! Держи! Но ты встаешь из-за стола и что-то лжешь ей про дела. В ее глазах: «Не уходи!» Но ты уходишь. – «Погоди!» Но ты уходишь. – «Жизнь одна!» Но ты уходишь, старина. Нет, ты бежишь от этих глаз. А вдруг – то был последний раз, и материнская рука из рук твоих скользит в века… И рухнет мир. И ты поймешь: есть только мать, все кроме – ложь. И полоснет по сердцу скорбь. И – губы – в кровь. И плечи – сгорбь. И ни к чему твоя слеза. И с правдой ты – глаза в глаза. Евгений Лебедев.

Много лет я думаю об этом случае. Прерывать службу нельзя, но передать убитой горем дочери, что батюшка после службы поговорит с ней, можно? Да и зачем нам священники, служащие Богу, но отвергающие в беде людей?.. Я до сих пор не знаю ответа. А спросить боюсь: а вдруг мне ответят, что служба важнее? Но я хорошо помню слова Спасителя: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк.2,27). Разве можно забывать эти слова?..

Время действительно все лечит. Пройдет несколько лет, и боль от утраты стихнет, запрячется в глубине. Но в первые дни, когда горе невыносимо, мы должны помогать друг другу – иначе не стоит и жить…

       Слеза
И всяк на свете одинок,
Когда его сопровождает
Поземки синий ветерок,
И забегая ожидает…

Вся из разбитого стекла -
Моя разбитая дорога,
И в поле мерзлая свекла,
Озноб из инея над стогом…

Мне неуютно жить в краю,
Где я любил, и я не первый,
И не последний догорю
Слезою ясной и неверной…

Там, за пределами земли
Нас ждут спасительные ливни,
А здесь лишь слезы быть могли
Нам утешением взаимным…

Роднит и радость, и печаль,
Куда насыщенней истоком,
И всех, и все на свете жаль
В небесном времени жестоком.
Петр Дегтярев

ПОКИДАЕТ МУЖЧИНА РОДНУЮ ЖЕНУ
«Уважаемый Александр Григорьевич!
К Вам обращается Анна, на которую произвела большое впечатление открытая Вами на кураевском интернет-форуме тема «Одинокая девушка желает познакомиться» о том, где и каким образом могут встретиться православные люди, которая, к сожалению, не встретила должного отклика. Вы мне еще тогда ответ написали, что тему закрываете. До того грустно стало... Проблема ведь касается не только православных женщин, а женщин вообще, особенно в нашем городе, где заходишь в любой светский коллектив и видишь, что на полтора десятка одиноких женщин, с детьми и без, приходится один-два женатых мужчины. Существование же холостого мужчины - редкость, достойная того, чтобы передаваться из уст в уста как явление необыкновенное. О существовании холостого верующего мужчины говорить ничего не буду, поскольку таких не встречала, кроме одного парня, очень светлого, но он мечтает о монастыре.

Понимаю, что обращаюсь к человеку исключительно занятому, и вовсе не надеюсь на ответ, однако возьму на себя смелость задать вопрос: уважаемый Александр Григорьевич, исходя из Вашего большого опыта, скажите, что же все-таки надлежит предпринять разведенной православной женщине, жительнице СПб, которую Батюшка благословил обрести мужа и отца своему ребенку? Я хожу в Иоанно-Кронштадтский монастырь. Когда назрел разрыв с мужем, пришла к Батюшке в больших скорбях, все рассказала. Батюшка твердо так говорит: «Разводись! Нечего тебе за него держаться! Выйдешь еще замуж». Вот и получается, что сидеть, сложа руки, я не должна, а что конкретно предпринять - непонятно.

Мне 33 года, живу с двухгодовалой дочкой и мамой, работаю руководителем отдела большого современного производства. Я, к стыду своему, не могу назвать себя хорошей христианкой, исповедуюсь и причащаюсь примерно раз 5-6 в год, готовлюсь к этому серьезно, и стараюсь все, происходящее со мной и окружающим миром, воспринимать с единственно верной православной точки зрения.
Ангела-Хранителя Вам и еще раз спасибо за Ваши мысли и переживания по этому вопросу.
С уважением, Анна».

       ЗОЯ ОСИПОВА
Зоя Осипова – телеграфистка. В её пальцах – такая печаль. От нее и до полюса близко, а до счастья – дальнющая даль. Зоя, мать-одиночка, измаялась. Сын её безотцовный слег. Может стены в бараке измайловском подпалить золотой хохолок. Сын живым обручальным колечиком с жизнью, полной невзгод и обид, на двух стульях, свернувшись калачиком, в отделенье почтовом спит. Мать, как может, его убаюкивает и на сто телетайпных ладов то счастливо, то грустно выстукивает чьи-то смерти, рожденье, любовь. И по клавишам пальцы летают, шар земной пробивая насквозь, но квартиру на телетайпе Зое выбить не удалось. Выбивает она комнатеночку неумело, не напролом, чтобы ей, и сынку, и котеночку стало чуточку легче втроем. Но когда она ходит, мешая тем, кто чувствует что-то навряд: «Ну, у вас-то семья небольшая…» - по-отечески ей говорят… Равнодушие – это агрессия. Зоя Осиповна – не страна, не Вьетнам, не Ливан и не Греция, но защита ей тоже нужна. Можно, даже повесив лозунги, где пикассовский голубок, разбомбить равнодушьем в лоскуты тех, кто загнан и одинок. Пусть от имени материнства будет нами запрещена бытового милитаризма необъявленная война! Как немножечко надо, Господи, и на каждого, и на страну, чтобы телеграфистка Осипова позвала меня утром к окну. Её синие радость не выревели, но, как будто бы два луча, на мгновенье бородками вынырнули из ладони ее два ключа… Евгений Евтушенко.

«Сестра во Христе Анна! Я сочувствую вам всем сердцем. После долгих колебаний я открыл в газете рубрику знакомств «Совет да любовь» за пожертвования. К сожалению, объявлений на удивление мало. Мы их ставим также на наш интернет-сайт. Если хотите, обозначьтесь у нас. Или напишите такое душераздирающее письмо, которое заденет подходящего мужчину, а я его опубликую, конечно, или под псеводонимом, или с инициалами. О молитве говорить не буду - вы и так молитесь; молитва наша слабая. Еще чем могу помочь? Когда буду у о.Иоанна Миронова, попрошу его о вас помолиться, покажу ему ваше письмо. Вот и все мои возможности. Но в газету объявление все же подайте, лучше в ближайший номер. И не отчаивайтесь! Во всем, как учит нас Православие, уповайте на Бога и Матерь Божию. Если у меня кто-нибудь стоящий подвернется, я о вас не забуду».

Во второй половине двадцатого века
Два хороших прощаются человека –
Покидает мужчина родную жену,
Но уходит он не на войну.

Ждет его на углу, возле дома, другая,
Все глядит на часы она, нервно шагая.
Покидает мужчина родную жену –
Легче было уйти на войну!
Юлия Друнина

На другой день я был у батюшки и вечером написал: «Анна! Сегодня я был у батюшки и, как обещал, часть времени посвятил вам. Я даже записал на диктофон то, что он сказал, чтобы не переврать.

«Ей духовник сказал: «Разводись!» - она и развелась». Отец Иоанн сказал: «Теперь пусть ждет, как Господь решил. Если развелась венчанной, то совершила грех; но если муж венчанный изменил, то она имеет право на развод, нет, даже обязана развеститсь: жить с блудником - значить самой совершать блудный грех. Если муж пьяница, то вопрос о разводе должен решать Владыка. Вообще, надо до конца нести крест семейный; очень многие терпят и не бросают мужей. Кому она теперь нужна с двухлетним ребенком? Если муж в тюрьме на большом сроке - тоже можно разводиться».
- Батюшка, Вы помолитесь за р.Б.Анну?
- Я уже помолился.
 
Аня, мое ощущение таково: батюшка недоволен вашим поспешным разводом; впрочем, он мне прямо об этом не говорил. Как мог, я выполнил ваше поручение. Александр Раков».
А через несколько дней Аня написала мне: «Простите, на мне очень захотелось поделиться с вами: сразу после вашего разговора с отцом Иоанном у меня состоялось телефонное знакомство с двумя мужчинами – они прочли мое объявление на православном сайте. Один регулярно ходит в храм, 45 лет, разведен; второй ходит редко, 35 лет, женат не был. Возможно, на следующей неделе познакомлюсь с ними лично. Ни в коем случае не делаю преждевременных выводов, но возникшее ощущение спокойной радости подсказывает, что без батюшкиного участия не обошлось. В молитву о.Иоанна я ОЧЕНЬ верю и считаю, что если Господу будет неугодно повторное замужество, то, как ни тщись, толку не будет. Слава Богу за все! Анна».

Ты не ставь никому в вину,
если вдруг не найдешь ответ, -
что Создатель имел в виду,
выпуская тебя на свет.
Разве духом ты не окреп,
разве разумом не возрос,
потребляя небесный хлеб,
густо сдобренный солью звезд?
Валерий Клебанов

«КТО ПОЧИТАЕТ СЕБЯ ЧЕМ-НИБУДЬ, БУДУЧИ НИЧТО, ТОТ ОБОЛЬЩАЕТ САМ СЕБЯ» (Гал.6,3)
Человеку свойственно стремление – порой неосознанное – оставить по себе память: иной жизнью благочестивой, иной книгой или стихотворениями, иной постройкой великих пирамид; даже преступление некоторые выбирают способом земной славы.
Я тоже не считал зазорным попасть в объектив кинокамеры, дать интервью и вообще побольше быть на виду, чтобы видели и говорили. Но – удивительное дело! – теперь этого желания нет, но если есть возможность избежать известности, я делаю это без промедления. Видимо, Господь вразумил.

Деля награды и чины,
О мимолетность опершись,
Мы все равно осуждены,
Но кто – на смерть, а кто – на жизнь.

Теряя нервы и года
В безплотных спорах о пути,
Мы все равно придем туда,
Куда нам следует прийти.

В обычный час, в некруглый год,
Без позументов и речей
Нас кто-то встретит у ворот,
Бряцая связкою ключей.

И, как заправский командир,
Определяя путь рукой,
Покажет нам наш новый мир,
Кому – какой…
Денис Коротаев

Но есть даже профессии, к примеру, актера или политика, когда жизненно необходимо постоянно быть на виду, подпитываться известностью. Отсюда – скандальные речи или интимные подробности, специально запущенные в прессу умелой рукой имиджмейкера. Люди простодушные принимают все за чистую монету и верят, люди благоразумные «желтой» прессы не читают. Но все же актерство и политика – удел избранных; что же делать обычному, ничем не примечательному человеку без особых талантов? И тогда (не знаю, кем) был придуман дьявольски гениальный – в смысле одурачивания подавляющего населения планеты - проект под названием «Книга рекордов Гиннесса». В ней под множеством рубрик читатель может узнать о «самом-самом» невероятном рекорде или достижении. Выходит она почти во всех странах тиражом, с которым соперничать может только Библия. В начале 90-х такая книга появилась и в Советском Союзе. Приведу лишь несколько примеров:

•Самый одержимый дантист из Рима хранил все удаленные им зубы. Их- оказалось 2 000 744, или 185 зубов за один день работы;

•Самое длинное письмо, состоящее из 1 402 344 слов, написал за 2 года своей жене Алан Кент из Англии;

•Самое большое количество романов – 904 – были опубликованы Кэтлин Линдсэй (1903-1973) из ЮАР;

•Наибольшее количество браков – 27 – было заключено бывшим баптистским священником Глинном Вулфом из США;

•Дэвид Стейн из Нью-Йорка выдул мыльный пузырь длиной 15,24 метра.

Думаю, достаточно. Причем, эти «рекорды глупости» я взял из первого издания книги на русском языке наугад. Но подчас люди рискуют здоровьем и головой, чтобы их имя было занесено куда бы то ни было во что бы то ни стало. Вот свежайший пример: в московском ресторане «Петров Водкинъ» проходил так называемый финал всероссийского чемпионата «Трезвая рука – друг иголки». Суть спора, или, как было написано в пресс-релизе, «традиционной русской забавы по распитию спиртных напитков» сводилась к тому, что участник после выпитой стопки должен вдеть нитку в иголку. 11 участников, среди которых было 3 женщины, приступили к соревнованию. После принятия внутрь более литра спиртного две участницы были госпитализированы с диагнозом «тяжелая интоксикация». А победитель, «принявший на грудь» более полутора литров водки, 26-летний студент Брянского техникума Сергей Борисов скончался ночью в номере гостиницы.
По словам организаторов, установленный в тот день рекорд будет занесен в национальное издание книги рекордов Гиннесса в номинации «выносливость». Жаль, что победитель Сергей Борисов уже никому об этом не сможет рассказать. «Иглой шьют, чашей пьют, а плетью бьют», - гласит русская пословица.

       Рекорды Гиннесса
Я никогда не кинуся в «Книгу рекордов Гиннесса»: быть я хочу с «последними», с первыми – никогда. Я не приемлю «лучшее», «лучшее» - дело случая. Всем ли давали свериться – лучшее ли оно? Я презираю «самое». Логика вещь упрямая: в мире проверить «самое» логикой – не дано. А лучшее – дело случая. Лошадь на скачках лучшая нынче – за мной. А к завтрему вновь за тобой, за ним… Я никогда не кинуся вплавь по рекордам Гиннесса в мир, где «бестселлер», шлягеры», «лидеры» и «престиж». Ни самолучшим театром, ни самым большим инкубатором, ни самым злым аллигатором ты меня не прельстишь. Самою выжженной местностью, самой суровой безвестностью, самой оплеванной честностью самых безправных – клянусь. Наша эпоха щедрая нас еще много порадует самой высокой премией самых красивых «мисс». Радуйтесь все! Глядите все! – «Самые мощные бицепсы»! «Самые умные деточки»! «Самый породистый дог»! Я никогда не кинуся в «Книгу рекордов Гиннесса»: быть хочу с «наихудшими», с лучшими – никогда. Только тогда и выясню: вы для чего явились мне? – Солнце безправных, славная Бедных Людей Звезда. Новелла Матвеева.

«ЗЕМЛЯ ПОЛНА ПРОИЗВЕДЕНИЙ ТВОИХ» (Пс.103,24)
Перечитывая классику: «Там, за опушкой, за стволами, из-под лиственного навеса, сухо блестел и желтел полевой простор, откуда тянуло теплом, светом, счастьем последних летних дней. Вправо от меня всплывало из-за деревьев, неправильно и чудесно круглилось в синеве, медленно текло и менялось неизвестно откуда взявшееся большое белое облако.

Пройдя несколько шагов, я тоже лег на землю, на скользкую траву, среди разбросанных, как бы гуляющих вокруг меня светлых, солнечных деревьев, в легкой тени двух сросшихся берез, двух белоствольных сестер в сероватой мелкой листве с сережками, тоже подставил руку под голову и стал смотреть то в поле, сиявшее и ярко желтевшее за стволами, то на это облако. Мягко тянуло с поля сушью, зноем, светлый лес трепетал, струился, слышался его дремотный, как будто куда-то бегущий шум. Этот шум иногда возрастал, усиливался, и тогда сетчатая тень пестрела, двигалась, солнечные пятна вспыхивали, сверкали и на земле и в деревьях, ветви которых гнулись и светло раскрывались, показывая небо…» И.А.Бунин «Жизнь Арсеньева».

Воспоминание
У бабки
в ягодных рядах
ушел весь Бунин
на кулечки.
Он с первой
до последней строчки
насквозь
брусникою пропах.
А мы домой его несли,
касаясь
тех листков багровых,
где
каждая строка
и слово,
казалось,
из земли росли.
Вячеслав Молодяков

«Вокруг меня, куда ни кинь взгляд, колосистые ржи, овсы, а в них… затаенная жизнь перепелов. Сейчас они еще молчат, да и все молчит, только порой загудит, угрюмо зажужжит запутавшийся в колосьях хлебный рыжий жучок. Я освобождаю его и с жадностью, с удивлением разглядываю: что это такое, кто он, этот рыжий жук, где он живет, куда и зачем летал, что он думает и чувствует? Он сердит, серьезен: возится в пальцах, шуршит жесткими надкрыльями, из-под которых выпущено что-то тончайшее, палевое, - и вдруг щитки этих надкрылий разделяются, раскрываются, палевое тоже распускается, - и как изящно! – и жук подымается в воздух, гудя уже с удовольствием, с облегчением, и навсегда покидает меня, теряется в небе, обогащая меня новым чувством: оставляя во мне грусть разлуки…» И.А.Бунин «Жизнь Арсеньева»

В старой траве, как в сожженном лесу,
жук пробирается – новорожденный.
И червячок с желтизной на носу
выглянул дерзко – и скрылся, смущенный.

В этой траве еще тянет гнильцой –
пусто и страшно, как после бомбежки…
Но паучок, принакрытый пыльцой,
скок – на окурок, и смотрит сторожко.

Мир пробуждается в мертвой траве,
скоро – зеленая – вспыхнет над прахом.
Так и в моей прожитой голове
мысль распрямляется, смятая страхом.
       Глеб Горбовский, СПб

       «ОТОЙДИ ОТ МЕНЯ, САТАНА! ТЫ МНЕ СОБЛАЗН» (МФ.16,23)
Именно в праздник Святителя Николая на телеканале «Россия» начался показ широко разрекламированного 10-серийного фильма режиссера Владимира Бортко по роману «Мастер и Маргарита». Сколько всяческих слухов ходило об этом романе! Помню, как на филфаке Университета в конце 70-х преподаватель, рискуя карьерой, читал нам отрывки из романа. До веры мне было тогда далеко, но мастерство Булгакова тогда очаровало. И лишь спустя много лет я сумел разобраться в сути его произведения: Православия в «Мастере и Маргарите» нет, есть восхваление сатаны и его могущества.
К слову, так и не разобрался, кого он сыграл, и сам актер Олег Басилашвили в образе Воланда. В интервью журналу «Панорама TV» он утверждал, что «к сатане Воланд не имеет ни малейшего отношения, это все выдумки плохо читающих людей. Воланд – один из тех, кто карает, а не сеет зло. И даже в чем-то является союзником Иешуа. «Имейте в виду, что Христос существовал, и никаких доказательств не надо», - говорит Воланд на бульваре у Патриарших прудов атеисту Берлиозу. Сатана не мог так сказать. Атеист Берлиоз расплачивается за свое неверие – ему трамваем отрезает голову. А поэта Бездомного, хотя и писавшего антирелигиозные стихи, но человека талантливого, он помещает в сумасшедший дом. И ведь постепенно Иван приходит к вере и становится профессором богословия. Встретив же Мастера и Маргариту, людей, в которых он увидел подлинный талант – неистовой силы любовь у Маргариты и неистовой силы гений у Мастера, - дарит им Вечный Покой. Нет, Воланд не темная сила, хотя из ведомства Вельзевула».
После завершения сериала неожиданно позвонил редактор старейшей православной самарской газеты «Благосест» Антон Жоголев и попросил высказать о фильме свое мнение. Пришлось на ходу давать ответ на непростой вопрос, что я думаю по этому поводу:
«Я смотрел фильм как обычный телезритель, и местами картина мне нравится: интерес к религии, и к Православию, в частности, в связи с показом «Мастера и Маргариты» должен возрасти. Я не телевизионный критик, но мне импонирует, что режиссер старается скрупулезно – насколько вообще можно перевести литературное произведение из одного жанра в другой – старается следовать роману, хотя сам роман я считаю антиправославным, сатанинским. Я вынес это задолго до выхода фильма к зрителям и сейчас только утвердился в своем мнении. В фильме, конечно же, бросаются в глаза многочисленные несоответствия Евангелию. Там даже дерзновенно утверждается, что в Евангелии написана неправда… Но все же, та смелость, с которой Владимир Бортко рискнул экранизировать роман, мне нравится: общество получило возможность высказать свои, порой противоположные, точки зрения, и это здорово – никогда еще споры о Добре и Зле в мире не получали столь широкого резонанса. Другое дело, что меня мучает вопрос: имеет ли право грешный человек выступать в роли Христа (хотя в фильме присутствует как бы литературный образ Иешуа)? Где-то я прочитал, что во время съемок фильма «Страсти Христовы» в актера, игравшего Христа, дважды била молния и у него из ушей шел дым… И это ли не является доказательством того, что нельзя человеку играть Бога?
В фильме «Мастер и Маргарита» есть элементы кощунства – ведь Воланд показан здесь с привлекательной стороны…»
Еще добавлю как православный редактор: для Православия нет запрещенных тем; замалчивать события или литературные произведения недопустимо. Главное – всему происходящему не стесняться давать оценку с высоты православного Учения – Христос проповедовал и в синагогах. Ведь молчанием предается Бог.
†«Князь лукавства земными делами занимает людей, всех колеблет, приводит в смятение и тревогу, заставляет приражаться суетным помыслам, гнусным пожеланиям, земным и мирским стезям, непрестанно смущая, пленяя, уловляя грешный род Адамов». Прп.Макарий Великий.
Лукавый
Не отрицаньем, не сомненьем,
Лукавый дух, волнуешь ты:
Ты обольщаешь извращеньем
Святого смысла красоты.

Ревнуя к блеску мирозданья
И блеском славы ослеплен.
Не ты ль на Божии созданья
Набросил мрак своих пелен?

Исканьем правды искушая,
Когда вся правда нам дана,
Как змий утраченного рая,
Ты сеешь смуты семена.

Страшна души твоей тревога.
Твой жгучий бред в холодной мгле:
Ты в небесах не видишь Бога
И Богом проклят на земле!
       Константин Льдов
       
«ДОРОГА ЦЕНА ИСКУПЛЕНИЯ ДУШИ» (Пс.48,9)
Я не люблю писем из зоны, которые пишутся словно под копирку: сначала идут восхваления в адрес издания, потом про болезни и лишения, потом проповедь, списанная с протестанского листка, а в конце начинается длинный перечень необходимого для жизни несчастного пожизненно заключенного. О том, что он зверски убил четырех человек, адресат скромно умалчивает. Времени в тюрьме немеряно – проблема лишь за дефицитным конвертом.
Камера № 47
Через решетку вливается тьма,
Прячась под серые своды.
Не приглашаю, приходит сама
Призраком мертвой Свободы.

Вижу – лишь только остынет кровь,
Кинется с воем голодным.
Тьме не знакомы ни боль, ни любовь;
Мрак в ее чреве холодном…

Кажется, это продлится всегда;
Это надолго рядом…
Страшен ли ад после жизни, когда
В жизни знакомишься с адом!
 Сергей Дерюшев
Поначалу мы старались ответить каждому и чем-то помочь, но зековская почта с космической скоростью передала во все зоны, что в «Православном Санкт-Петербурге» можно чем-то поживиться. Батюшка Иоанн благословил вместо ответа посылать газету, но письма из «учреждений» пошли лавиной, и от этой идеи пришлось вскоре отказаться.
И в конце каждого номера мы стали публиковать обращение: «Дорогие читатели! Сообщаем, что мы не печатаем объявления о помощи частным лицам и не вступаем в переписку с заключенными». Количество писем резко пошло на убыль. Но сегодня пришло письмо из Соликамска от пожизненно заключенного, которому мы высылаем наши газеты, с необычной просьбой. Он пишет: «Дочку свою я последний раз видел, когда в 1-й класс, в школу отводил; с тех пор - только по письмам и фотографиям. Скоро ей исполняется 18 лет, принято считать, что это некий рубеж – переход во взрослую жизнь. Сам я ей подарить ничего не могу, да за эти годы потерял всякое понятие, что можно дарить в таком возрасте: за 11 лет в этих стенах внешний мир для меня имеет весьма общие очертания. Очень хочу порадовать Алену в день совершеннолетия. С низким поклоном, Дмитрий».
И как-то откликнулось сердце на эту просьбу. Мы взяли только что вышедшую книгу по материалам нашей газеты «Современный чудеса Святителя Николая», вложили Почаевскую иконку Божией Матери и сделали подарочную надпись за папу:
        «Аленушка!
Поздравляю тебя, доченька родная, с Днем рождения! Знаю, что выросла ты красивой и умной. Желаю тебе в жизни огромного и светлого счастья, чтобы обошли тебя стороной болезни и горести. Желаю, чтобы, закончив школу, ты поступила в институт и получила интересную профессию. Вспоминаю тебя каждый день и молюсь за тебя. Храни тебя Господь! Очень люблю тебя и скучаю. Твой папа».
Сегодня же бандероль отправилась по назначению.
Утренняя молитва
Господи, дай мне покоя душевного
встретить безропотно день наступающий,
все принимая – дары и лишения,
огнь пепелящий и свет исцеляющий.
Господи, что бы ни встретил сегодня я,
слово худое иль дело недоброе,
дай мне не сделать Тебе неугодное,
мудрость мне дай и терпение долгое.
Дай не сойти до желания низкого
быть выше всех, научи неразумного
не унижать ни чужого, ни близкого,
не обижать ни седого, ни юного.
Не оставляй меня, сына незрячего,
дай мне увидеть свои прегрешения,
хладного разума, сердца горячего
в каждом решении, в каждом свершении.
Дай мне во всякой гордыне смирение,
дай мне раскаянье, пусть даже позднее.
Светом небесным, хотя б на мгновение,
взором Своим озари меня, Господи.
Александр Жуков

«ПОЧИТАЙ ОТЦА СВОЕГО И МАТЬ СВОЮ, ЧТОБЫ ПРОДЛИЛИСЬ ДНИ ТВОИ НА ЗЕМЛЕ» (Исх.20,12)
Классе в девятом я в очередной раз влюбился. Избранницу звали Тамарой, Томой, она жила в соседнем доме, была темноволосой, черноглазой и очень мне нравилось. Моя любовь к ней проявлялась в том, что я подходил к ее окну на первом этаже и говорил всякую юношескю чушь, старался быть остроумным и раскованным. А для свободы движений и речи мы с приятелями принимали на четверых бутылку «портвейна», который стоил ровно 99 копеек. Конечно, опьянеть от нескольких глотков было невозможно, но запах! запах вина цвета чернил сводил на нет все мои ухаживания. В исступлении безответной любви я даже начал писать стихи, из коих помню только конец одной из безчисленных вирш: «Ну, что ж, без шипов не бывает роза»… Но дело не сдвигалось, а в юности, вы помните сами, с каким свистом пролетает время.
Стихи не произвели впечатление, равно как и показ лучших сторон моей личности. И тогда приятель Юрка Борец предложил мне в доказательство моей любви выколоть имя любимой на руке. Недолго думая, он взял три швейных иголки, связал их вместе и окунул в черную тушь. «Ну, где будем выкалывать?» - спросил он, держа инструмент наготове. «Слушай, да ты умеешь делать наколки?» - испуганно вопросил я, но отступать было поздно. Мы выбрали запястье левой руки – часы должны скрыть от родителей имя – Юрка окунул иголки в тушь и криво наколол четыре буквы: Т О М А. Получилось довольно некрасиво.
Я хотел на пальце букву «Б»
напортачить, подойти к тебе
обновленным несколько и взрослым.
Было мне тогда тринадцать лет,
я был глуп, и это не секрет,
но уже тогда стремился к звездам.

А Петров – Роман или Иван –
говорил мне старый уркаган
очень тихо, словно по секрету:
- Отсидел я, Боря, восемь лет,
а на теле даже кляксы нет.
Потому что смысла в этом нету.
Борис Рыжий
Любовь скоро прошла, и я был по уши влюблен в Жанну из 65 школы; с ней было интересно гулять во Львове по прекрасному Стрийскому парку. Правда, кроме меня она встречалась еще с кучей мальчишек, но это было по правилам: победитель становился ее единственным парнем. А потом я, кроме Жанны, полюбил Катю и метался между ними, не зная, кого из них выбрать. А что было делать с наколкой? Тогда я занимался в секции настольного тенниса и, надо сказать, наколка мне здорово мешала – я играл левой рукой, и было больно. Да и неприятности от родителей… Одним словом, тот же друг Юрка Борец (это фамилия у него такая, а не кличка) вызнал у старших ребят, что с помощью марганцовки наколку можно свести без следа. Я не медля купил препарат в ближайшей аптеке, а Юрка щедро распределил его по испорченной поверхности кожи с именем нелюбимой девушки и перевязал бинтом.
На следующий день тренер отстранил меня от занятий и отправил к врачу. Когда тот разбинтовал запястье, моему взору предстала черная выжженная рана. Но в молодости все зарастает быстро, и скоро я вновь с наслаждением бил ракеткой по целлулоидному мячу. На память об этом случае на запястье осталась попорченная марганцовкой буква «Т», но трогать ее я больше не стал. Пролетели житейские грозы, детство, юность уже вдалеке. «Жизнь научит смеяться сквозь слезы» - наколол он на детской руке. Презирая все в жизни помехи, он хотел, чтоб житье было – рай, оттого и, наверно, поехал этот юноша в пальмовый край. А в душе его жили березы, возвратился мужчина домой. Пил и плакал, смеялся сквозь слезы в ветхом доме своем – над собой! Сергей Агальцов.
И теперь, когда цветными татуировками украшены и мужчины, и женщины, я поглядываю на свое запястье и вспоминаю хорошую девочку по имени Тома и свою глупую молодость. Но тот урок пошел впрок: глупое это дело – раскрашивать родное тело рисунками или, не дай Бог, писать имена любимых – в жизни всяко случается… «Не делайте нарезов на теле вашем и не накладывайте на себя письмен» (Лев.19,28), - говорит Ветхий Завет.
Кресты и клятвы матерям,
Русалки, сабли и могилы,
Резные змеи по телам,
Соборы, женщины нагие…

Наколок синий частокол
На теле матушки России!
Какой художник исколол
Печали русской символ синий?!

Ничем не смыть их, не стереть,
Не вырубить – смешались с кровью!
Не сладит с ними даже смерть –
Они с судьбой России вровень!

Живые книги – не тела,
По ним читать учились дети.
… Перелистай страницы эти:
Узнаешь, Русь какой была.
Мавр Ян
Татуировки несут и мистический смысл. Рассказывает изобретатель холодноплазменного коагулятора, применение которого при удалении наколок почти не оставляет следов, Константин Авраменко: «Меня попросили приехать в больницу удалить тату у 15-летнего паренька, лежащего в коме. На приезде настояли его родители, которые только в больнице увидели у сына страшную надпись на правом плече: “Live quickly die young” – «Живи быстро, умри молодым», которую он сделал во время отдыха на Кипре. После этого мальчишка словно с цепи сорвался: за два месяца успел забросить школу, несколько раз попасть в милицию и подцепить венерическую болезнь. А потом взял отцовскую машину и на скорости 120 км в час врезался в столб. Подушка безопасности спасла, но он сломал таз и бедро. Стирать всю надпись я побоялся, - продолжает Авраменко, - решил вывести только слово “DIE” – «умри», что изменяет смысл. И тут произошло странное: парень, лежащий без сознания, да под местной анастезией, стал отодвигать свое плечо, а другой рукой пытался отпихнуть прибор. Его пульс поднялся до 138 ударов. Присутствовавшие при этом врачи были в шоке. Впечатление создавалось такое, будто сам сатана вселился в него и не давал избавиться от роковых слов. Когда же я удалил тату, пульс упал до нормы, и мальчик быстро пошел на поправку».
Я выкалывать не буду, чтобы знал весь белый свет: «Мать родную не забуду», «В жизни счастья больше нет». В бане сельской и районной, и в московских Сандунах на груди на уголовной я наколки видел – ах! Пальмы, море и корветы, горы, розы, факела, томных женщин силуэты, сердце, ножик и стрела. И змея над чашей яда, вся покорная судьбе… А один – ведь это ж надо! – тельник выколол себе! И молил тогда я: «Боже, ты их души отогрей! Ведь их век, конечно, прожит вдалеке от матерей. Им судьбой дано скитаться, жить в краю седой зимы, коль нелепо зарекаться от тюрьмы и от сумы!» Было мне всегда неловко. Что ж ты сделал, человек! Но кричит татуировка о любви, святой навек! И похоже, не напрасно, словно в том моя вина, вспомнил я в «Калине красной» жизнь героя Шукшина… Сами стали мы отцами, в городах больших живем, и порою месяцами маме весточки не шлем. Все спешим, здоровье гробим, нервы – звонкая струна… Но порой проснемся, вздрогнем: «Что там мама? Как она?» Нет, руки колоть не буду! И, покуда вижу свет, мать родную не забуду, не забуду маму, нет! Борис Гучков.

ЕЩЕ ПЕРЕМЕЛЕТСЯ ВСЁ В ЭТОЙ ЖИЗНИ, - О, ДА!
Я возвращался домой для краткости пути через проходной двор и посреди грязной дороги увидел обложку знакомой книги «Святитель Феофан Затворник. Наставления в духовной жизни». Грязь я стряхнул, а следы от протектора проехавшей по ней машины так и остались на книге. В свое время этот небольшой сборник очень помог мне в понимании простых и сложных житейских вопросов.
Из книжки выпал листок бумаги, который я приведу полностью в орфографии и пунктуации автора, изменив только его фамилию. Итак,
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА
Зам. директора по режиму
т.Саторину М.К.
от смотрителя Горошкина Л.Б.
Довожу до Вашего сведения, что 2 июня с.г. несмотря на то, что в предыдущие дни мое самочувствие резко ухудшилось в связи с обострением
хронической язвенной болезни я вышел, как обычно на работу в 9 час 15 мин, что может засвидетельствовать видевший меня бригадир.
В предшествующие этому дни я проводил самостоятельный курс лечения рекомендованный ранее моим лечащим врачем лекарствами при соответствующих обострениях.
В день выхода на работу из-за непрекращающихся сильных болей я утром принял более сильно действующее лекарство, которые продолжал принимать и на работе. Воздействие этих лекарств вызывает головокружение, появление слабости, вялость и невнятная речь, теряется координация движений.
В обеденный перерыв я, как всегда, последнее время позвонил домой матери (инвалиду I группы обеих ног),т.к. в настоящее время из-за отсутствия у меня рабочего телефона, сама она позвонить мне не имеет возможности. Когда она сняла трубку, то плача сообщила, что при пересадке с кровати на каталку упала и не может подняться с пола уже 2 часа (телефон находится у кровати).
Естественно, я сразу взял машину и поехал домой, не успев даже предупредить начальство. Дома я помог матери подняться, оказал ей помощь. От волнения мое самочувствие еще более ухудшилось, я вынужденно принял сильно действующие лекарства и лег в постель, не имея сил позвонить на работу. На следующий день я позвонил утром и сообщил о своем заболевании (у меня был выходной день).
4 июня с.г. из-за еще более ухудшишегося состояния здоровья я был вынужден вызвать врача, который выписал больничный лист и рекомендовала срочную госпитализацию. От нее я вынужден был отказаться, т.к. мы живем вдвоем с матерью и за ней некому больше ухаживать.
Я находился на больничном до 30 июня с.г. проходя амбулаторный курс лечения.
Утверждение о том, что 2 июня с.г. я находился на работе в нетрезвом состоянии считаю необоснованным, что вытекает из вышеуказанного мною.
Горошкин.Л.Б.
30.VI.93.

Зная по себе всю пагубность пьянства и изощрение пьяницы во лжи, я стал искать ответ в потерянной имяреком книге. А в голове билось: «Но ведь объяснительная лежала не где-нибудь, а в поучениях великого подвижника Божия. Значит, человека интересовала духовная жизнь? Наверное, не все так просто складывалось у него, хотя по утерянной бумажке видно, что у его лжи короткие ноги». И книга валялась в грязи. Потерял? Выбросил? Не знаю. Поэтому я не стану обличать совершенно незнакомого человека, возьму лишь цитату свт. Феофана из главы «Саможаление и самоугодие»: «А саможаление, на которое вы жалуетесь, уже опасно и пагубно. Если поблажать себе придется по болезни, то это ничего. А если под предлогом болезни, то то худо. Тут видно лукавство пред самим собой – самое злое из всех лукавств».
Еще перемелется все в этой жизни, - о, да!
Еще успокоимся мы, о былом забывая.
Бывают минуты предчувствий. Не знаешь, когда
На улице, дома, в гостях, на площадке трамвая.

Как будто какое-то солнце над нами встает,
Как будто над нами последнее облако тает,
И где-то за далью почти уж раскрытых ворот
Один только свет безконечный и белый сияет.
Георгий Адамович

Это стихотворение потрясло меня. Когда я оказался на самом дне жизни, и узенького просвета не могло быть, что-то говорило душе: «Ты еще станешь человеком, парень!» Я пытался делиться сокровенным с пьяными друзьями, но они лишь мычали в ответ, торопливо вопрошая: «Ты меня уважаешь?..» Как я мог уважать их и себя в том скотском состоянии? Но алкоголь скрашивал страшные будни, и просыпаться в хмурую реальность не хотелось. Но не убитая водкой совесть все равно победила – совесть и мозг умирают в человеке последними.
ПЬЯНИЦА
Жизнь в трезвом положении
Куда не хороша!
В томительном борении
Сама с собой душа,
А ум в тоске мучительной…
И хочется тогда
То славы соблазнительной,
То страсти, то труда.
И мать – старуха бледная –
Еще бледней, бледней.
Запуганный, задавленный,
С поникшей головой,
Идешь как обезславленный,
Гнушаясь сам собой.
…Покинув путь губительный,
Нашел бы путь иной,
И в труд иной – свежительный –
Поник бы всей душой.
Но мгла отвсюду черная
Навстречу бедняку…
Одна открыта торная
Дорога к кабаку.
Николай Некрасов
† «Не то худо, чтобы употреблять вино в меру, но предаваться пьянству и вследствие неумеренности утрачивать здравый смысл». Свт.Иоанн Златоуст.


«ЕСЛИ И СТРАДАЕТЕ ЗА ПРАВДУ, ТО ВЫ БЛАЖЕННЫ. А СТРАХА ИХ НЕ БОЙТЕСЬ» (1 Петр,3,14)
 На встрече с читателями газеты известный питерский священник Василий Ермаков заявил: «Когда в деревне Петрищево Зоя Космодемьянская подожгла три дома у стариков и старух, ее крестьяне поймали, поколотили и отпустили. Но она сказала: «Я по приказу буду бороться с немцами и выгонять их на холод». За это и поплатилась, а потом мы раздули ее славу».
Архивисты идут по следу
Битв кровавых, затертых дат.
Затоптали нашу Победу,
Очернили седых солдат.

И живущим могилы роя,
Клеветой застилают свет
Гуттаперчивые герои
Перестроечных громких лет.

Как злословят они умело.
Лживый бойко ведут рассказ.
Им бы раз побыть под обстрелом.
Под бомбежкой побыть хоть раз.

Им бы раз ползти по болоту
Мимо трупов, сжав автомат.
Может, поняли бы пехоту,
Не чернили седых солдат.
Надежда Полякова, СПб

Сейчас правда о первой девушке - Герое Советского Союза, известна досконально. Рамки книги не дают мне возможности остановиться на всех подробностях, но желающие сделают это без особого труда.
Поджоги в Петрищево – уже второе задание Зои. Во время первого она с группой протянула трос поперек дороги, по которой в сторону Москвы мчались фашистские мотоциклисты, и у сбитого солдата забрала сумку с планами предстоящих боевых действий на подступах к столице. Напомню, что события происходили в трагическом для страны ноябре 1941 года. 17 ноября вышло постановление Сталина №0428, в котором приказывалось «выгнать немецких захватчиков из всех населенных пунктов и… заставить мерзнуть под открытым небом». Но мало кто знает, что в Петрищево располагалась аппаратура германской радиоразведки, которая круглосуточно прослушивала и глушила переговоры советских командиров с войсками. С задачей уничтожения центра и справилась национальная героиня, а заодно сожгла дотла и армейскую конюшню врага, в которой на момент пожара находилось 200 лошадей.
Ее не хотели брать в разведшколу из-за происхождения: дед и прадед по отцовской линии были священниками. Петр Иоаннович Козьмодемьяновский, дед Зои, родился в семье священника Иоанна Козьмодемьяновского 22 августа 1872 года. Закончил Тамбовскую Духовную семинарию и служил псаломщиком Архангельской церкви села Большая Липовка Моршанского уезда, а в 1900 году был рукоположен епископом Тамбовским и Шацким Георгием(Орловым) во иерея Казанской церкви с.Крутец. В июне 1906 года о.Петр стал настоятелем Знаменской церкви в с.Осиновые Гаи. В 1918 году по Тамбовской губернии прокатилась волна репрессий против духовенства. Этот год стал годом трагической гибели о.Петра. Поводом для убийства стало его выступление на сельском сходе в защиту Церкви Христовой. Жестоко искалеченный и избитый представителями советской власти, батюшка был вывезен за пределы села, расстрелян и брошен в Сосулинский пруд. Это произошло в праздник Успения Божией Матери. Лишь весной 1919 года пастухами было обнаружено тело о.Петра. По свидетельству очевидцев, «труп был совершенно неиспорченным». Похоронен он возле Знаменской церкви в Духов день. Семейство о.Петра к тому времени состояло из жены Лидии Федоровны и сыновей Анатолия (будущего отца Зои) и Алексея, воспитанников начальных классов Тамбовской Духовной семинарии, и малолетних Александра и Федора.
Анатолий Петрович был вынужден бросить семинарию, стал работать в избе-читальне, сотрудничал с комбедом, женился на учительнице Любови Чуриковой. Вскоре родилась Зоя. Но беды не оставляли Козьмодемьяновских: выступив с критикой коллективизации, Анатолий Петрович с семьей «кулаков» был выселен в Сибирь, в с.Шиткино Енисейского округа. За них ходатуйствует перед Н.Крупской старшая сестра Любови – Ольга Чурикова, и вскоре семья Козьмодемьяновских переезжает в Москву, но уже под фамилией Космодемьянских. Однако и здесь их преследуют несчастья: в 1933 году умирает отец Зои, а в 1940 Зоя тяжело заболела минингитом. Но умереть ей суждено было не от болезни, а смертью более страшной…

…Лишь через несколько месяцев в Кунцеве, где находилась разведшкола, узнали о трагедии. Сюда явился товарищ Зои по заданию Василий Клубков. После допроса он признался, что был взят в плен, выдал Зою, рассказал о разведшколе и был перевербован. А второй подонок Свиридов признался смершникам, что именно он выследил и доставил разведчицу к врагу. На вопрос, чем его отблагодарили за усердие, тот ответил: «Налили стакан вина…»
Для чего же немцы зверски пытали Зою, если предатель Клубков рассказал все, что знал? Зачем немцы в течение трех часов били Зою ремнями и палками, прижигали ее лицо спичками и несколько раз выводили босую на мороз? По свидетельству хозяйки дома, где все это происходило, девушка отказалась «узнать» Клубкова и себя называла Таней. И, несмотря на все издевательства, ни разу не попросила пощады. На дубовой доске, что была ей конвейером пыток, не стонала она, и глаза не смотрели с мольбой. Кто ее укрепил? Кто ей дал этой силы избыток, эту власть над собой? Почему потемнел изувер, истязающий Зою, заглянув ей в глаза? Почему стало страшно ему? Почему, не дрожа, Зоя шла по морозу босой? Не дрожа! Почему? Как сумела она не издать ни единого стона в разъяренных когтях узколобого штурмовика? В смертный час почему, перед нею склоняя знамена, расступились века? Потому что века перед правдой должны расступиться. Зоя – это борьба, это русская доблесть и честь! В страшных муках ее есть и наших страданий крупица, наше мужество есть! Борис Ковынев.
29 ноября 1941 года Зою Космодемьянскую вывели на центральную деревенскую площадь, к виселице согнали жителей. На шею Зои повесили сумку с зажигательными бутылками и табличку, где было написано «Поджигатель домов». Мы доподлинно знаем ее последние слова, брошенные в лицо палачам: «Вы меня сейчас повесите, но я не одна. Нас двести миллионов. Всех не перевешаете. Вам отомстят за меня!» И бросила в толпу: «Прощайте, товарищи! Боритесь, не бойтесь…» Больше месяца тело Зои провисело на площади – фашисты не разрешали его снимать. Пьяные солдаты искололи мертвую партизанку штыками. 12 января 1942 года в Петрищево вошла одна из частей 108-й стрелковой дивизии РККА. И Клубков, и Свиридов, и петрищевская бабка, избивавшая Зою скалкой, и подводившие ее к висилице, получили сполна. Казнь партизанки снимал фотоаппаратом один из фашистов. Эти фотоснимки – всего их 13 – находятся в музейных экспозициях, но демонстрируют только 5. Остальные настолько страшны, что даже матери дочери-героини не решились их показать. Хозяйка избы рассказала, что четыре гитлеровца опрокинули Зою на скамейку и одновременно пороли ремнями и резиновыми дубинками. Пойманный садист на вопрос, зачем он носил эти снимки в сумке, ответил, что собирался послать их своей невесте в Германию.
«…Дорогая мама! Как ты сейчас живешь, как себя чувствуешь, не больна ли? Мама, если есть возможность, напиши хоть несколько строчек. Вернусь с задания, так приеду навестить домой. Твоя Зоя»… Это строчки из последнего письма Зои Анатольевны Космодемьянской близким.
Прах Зои похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве, а на 86-м километре Минского шоссе установлен памятник, а в самом Петрищево есть музей. Имя «Зоя» в переводе с греческого означает «жизнь». Вечная память!
Жги меня, страдание чужое, стань родною мукою моей. Мне хотелось написать о Зое так, чтоб задохнуться вместе с ней. Мне хотелось написать про Зою, чтобы Зоя начала дышать, чтобы стала каменной и злою русская прославленная мать. Чтоб она не просто погрустила, уронив слезинку на ладонь. Ненависть – не слово, это – сила, бьющий безошибочно огонь. Чтобы эта девочка чужая стала дочкой тысяч матерей. Помните о Зое, провожая в путь к победе собственных детей.
Мне хотелось написать про Зою, чтобы той, которая прочтет, показалось: тропкой снеговою в тыл врага сама она идет. Под шинелью спрятаны гранаты. Ей дано заданье. Все всерьез. Может быть, немецкие солдаты ей готовят пытку и допрос. Чтоб она у совести спросила, сможет ли, и поняла: - Смогу. – Зоя о пощаде не просила. Ненависть – не слово, это – сила, гордость и презрение к врагу.
Ты, который встал на поле чести, русский воин, где бы ты ни был, пожалей о ней, как о невесте, как о той, которую любил. Но не только смутною слезою пусть затмится твой солдатский взгляд. Мне хотелось написать про Зою так, чтоб ты не знал пути назад. Потому что вся ее отвага, устремленный в будущее взгляд, - шаг к победе, может быть, полшага, но вперед, вперед, а не назад.
Мне хотелось написать про Зою так, чтоб задохнуться вместе с ней. Но когда в петле ты задыхалась, я веревку с горла сорвала. Может, я затем в живых осталась, чтобы ты в стихах не умерла? Маргарита Алигер.

        ВЕНГЕРСКИЙ ГОРОД КЕЧКЕМЕТ
Сегодня 23 октября – 50 лет со дня начала «венгерских событий». Как ни странно, и я принимал в них участие – для точности, участие пассивное: меня, Сашу Ракова, можно сказать, силой вовлекли в них. Мне было девять лет, я перешел в третий класс в московской школе №148 на Хорошевке, и все у меня было прекрасно – и куча друзей, и масса занятий в свободное от уроков время, и большая коллекция конфетных фантиков, и место проживания – Хорошевский тупик, по соседству с Центральным аэродромом, и сразу две строительные полувоенные части рядом с домом, и наш зеленый двор, и Серебряный Бор на двадцатом троллейбусе с зажатой в потной ладошке 20-копеечной монетой, и вокруг – огромная непознанная Москва…
Папа был военным, кажется, подполковником, в столице закончил военную Академию, главное для меня тогда – ходил в командирской форме, имел много наград, и встречные военные первыми отдавали ему честь. Я тоже тогда хотел быть в форме, но не в зеленой, как у отца, а в голубой, которую носили летчики. Выбор профессии был сделан, оставалось дело за малым – закончить школу, а там… там все пойдет как по маслу…
       МЁРТВАЯ ПЕТЛЯ
С прошлым личные счеты сведя
И отчаянье чуя в груди,
Потяну-ка штурвал на себя,
Чтобы в мёртвую петлю войти.

Всё смещается: век и семья,
И алмаз обернется золой.
И покажется небом земля,
И увидится небо землей.

Крикнет ангел: «Очнись, командир,
Иней лет ты несешь на висках,
Ни к чему перевернутый мир –
Лучше крепче стоять на ногах!»

О мой ангел, седое дитя,
Честен ты и поэтому лжив…
Только в мертвую петлю войдя,
Понимаю, насколько я жив.
Владимир Топоров

  …Но вдруг мама в разгар лета начинает собирать вещи, говорит, поедем к отцу. Куда поедем, я тогда не понял, но любое путешествие – в радость юному открывателю мира. А ездить на поезде я уже полюбил; мама рассказывала, что первым делом всегда деловито пересчитывал багаж, а когда усаживались в купе, первым делом заказывал себе два стакана чая – высшее наслаждение для девятилетнего путешественника.
Сохранилось единственное письмо отца, когда мы с мамой собирались к нему в Венгрию.
«Милая Верочка!
Письмо направляю с товарищем, котороый едет в Москву в отпуск и позвонит тебе. Я с ним передаю игрушку и конфеты Алику, и кое-что тебе. С ним подробно поговори, как и с чем ехать. Проездные пошлю. После Чопа тебе надо ехать до города Сегед, а в нем пересадка на гор. Кечкемет. По дороге поезд стоит на некоторых станциях долго, м.б., ты пошлешь мне телеграмму по адресу: Кечкемет, улица Чехени, 13, мне. Если получится, я вас встречу – мы в постоянных разъездах. На всякий случай сообщаю полевую почту: 16132, мне, свой обратный адрес и имя. Товарища, который передаст письмо, расспроси подробно, запиши телефон – м.б., удастся с ним и его семьей сюда ехать». Дальше идут торопливые строчки красным карандашом; чувствуется, что отец соскучился и безпокоится о нас, о судьбе старшего брата (его папа переводил из ленинградского вуза в московский) и разные семейные подробности. Наверху дата: 26 июля 1956 года. До «венгерских событий оставалось» несколько месяцев…
В пограничном Чопе мы пересели в странные вагоны: дверь в купе открывалась прямо с перрона; лежачих мест не было. Мы ехали к папе в мадьярский городок Кечкемет, что в 90 км от Будапешта. Все мне было интересно – чужие деньги, непонятные названия станций, люди в непривычной форме и язык, которого я совершенно не понимал. Уже ночью нас встретил папа и отвез на квартиру. Я долго разыскивал его письмо маме, где был указана улица и номер дома нашего нового жилья, но оно где-то запропастилось. Мы жили среди мадьяр; двор запирался на огромными, окованными железом полосами.
Конечно, воспоминания пятидесятилетней давности хромают провалами, но Венгрия мне нравилась обилием фруктов и новизной ощущений. 1 сентября я пошел в третий класс русской школы, во дворе которой, рядом с фонтаном, медленно ползали черепахи. А уже в середине октября нас, школяров, водили учиться под охраной вооруженных солдат. Хорошо помню, как на перекрестках стояли кучки мадьяр с автоматами ППШ на груди. Но меня пугали не автоматы, а пронзительно ненавидящие глаза взрослых незнакомых людей с белыми повязками на рукавах. Школа кончилась скоро; все наши отцы воевали в Будапеште, а во дворе дома появились два наших солдата с цинковыми ящиками патронов. По маленькому городку крутился почти без остановки Т-34, охраняя русских детей и жен. Страха я тогда по глупости не испытывл, да папа оставил мне самодельный повстанческий кинжал, и я все рвался в бой. Но положение резко изменилось: с костела поливал город свинцом крупнокалиберный пулемет, по улице двигались вооруженные толпы; они пытались взломать наши ворота, но они не поддались, а солдаты стали стрелять в воздух длинными громкими очередями. Вот когда стреляли, я пугался – мне казалось, что все пули направлены только в меня. Мы, дети, ночевали в ванной. Всю ночь наша охрана стреляла из автоматов; однажды я вырвался во двор и увидел феерическое зрелище: все небо пересекали с разных сторон красивые разноцветные строчки – это стреляли трассирующими пулями для указания цели. Пожилая мадьярка безстрашно носила в наш дом свежее молоко. Другая мигающим светом окна, выходящего в наш двор, давала понять повстанцам, что здесь находятся русские. Солдаты забили окно досками.
Не знаю, сколько это продолжалось, но мама сказала, что семьи военных эвакуируют и добралась до военторга, чтобы купить чего-нибудь. Мадьярские форинты пачками валялись на улице; мама набрала на всю сумму знаменитого венгерского шоколада. Нас погрузили в грузовики и под охраной двух бронетранспортеров ночью колонна двинулась в путь. Только потом я узнал, что дорога была сложной и опасной; мы двигались на Родину через Чехословакию. Вокруг шла война; было не до сна. Кто-то разбил на полу машины банку вишневого варенья, и я липкими от варенья руками брал одну за другой венгерские шоколадки и жевал всю дорогу. Когда проезжали Будапешт, на мосту через Дунай ветром открыло полог, и в памяти навсегда остались желтые, мутные воды реки и крыша знаменитого мадьярского парламента, превращенная снарядами и пулями в громадное решето. В Ужгороде нас устроили в воинскую часть, а через несколько дней поездом мы вернулись в Москву.
В письме старшему сыну 21 ноября 1956 года, в самый разгар событий, а если быть точным, войны, отец писал: «Обо мне не волнуйтесь. Всё более или менее успокоилось. Конечно, жизнь – не семьей, а бивачная, но ничего не поделаешь.Одет я тепло, все необходимое имею, так что для безпокойства нет причин. Рад, что Вера с Сашей доехали хорошо». Через пять дней, в другом письме: «Живу хорошо. Здоровье нормальное, здесь все тихо. Снега ещё нет. Работать приходится много, но зато время идет незаметно».
Отец почти ничего не рассказывал, но шрам от пули прошел прямо вдоль его виска. Еще помню короткий эпизод, как ехали они на газике с лейтенантом по будапештским улицам, и лейтенант безпрерывно строчил из ППШ по верхним этажам и крышам, где скрывались повстанцы. Ответными выстрелами ему снесло полголовы, свалившейся на колени отца.
В 1957 году мы вернулись в побежденную Венгрию, но в другой город – Секешфехервар, где я пошел уже в четвертый класс. Отголоском венгерского восстания были для нас битвы снежками с мадьярами-сверстниками, и дело доходило иной раз до рукопашной.
Только повзрослев, я познал истинный смысл происходившего. Потери советских солдат составили 700 человек, мадьяр погибло раза в два-три больше.
С тех самых пор я в рот не беру шоколадных конфет: по-умному это неприятие называется идиосинкразией. Но Венгрию и мадьяр я все равно люблю.
Вот и вся моя война. Но былинка будет неполной, если у неё отсутствует стихотворение. Я нашел одно-единственное, которое прочитала юная поэтесса Лидия Гладкая, будущая первая жена Глеба Горбовского, на комсомольском собрании в Горном институте в 1956 году. Но оно так не подходит к моим куцым детским воспоминаниям, да и к самим событиям, что приводить его я не стану. Здесь больше к месту стихотворение Евгения Евтушенко о Чехословакии 1968 года: в тот год я служил в Армии, и чехословацкие события запомнились крепко – за тысячи верст от Праги боевые расчеты не отходили от ракетных установок: ждали начала войны.
Все мы умны задним числом…
Танки идут по Праге
в закатной крови рассвета.
Танки идут по правде,
которая не газета.
Танки идут по соблазнам
жить не во власти штампов.
Танки идут по солдатам,
сидящим внутри этих танков.
Боже мой, как это гнусно!
Боже — какое паденье!
Танки по Яну Гусу.
Пушкину и Петефи.
Страх — это хамства основа.
Охотнорядские хари,
вы — это помесь Ноздрева
и человека в футляре.
Совесть и честь вы попрали.
Чудищем едет брюхастым
в танках-футлярах по Праге
страх, бронированный хамством.
Что разбираться в мотивах
моторизованной плетки?
Чуешь, наивный Манилов,
хватку Ноздрева на глотке?
Танки идут по склепам,
по тем, что еще не родились.
Четки чиновничьих скрепок
в гусеницы превратились.
Разве я враг России?
Разве я не счастливым
в танки другие, родные,
тыкался носом сопливым?
Чем же мне жить, как прежде,
если, как будто рубанки,
танки идут по надежде,
что это — родные танки?
Прежде чем я подохну,
как — мне не важно — прозван,
я обращаюсь к потомку
только с единственной просьбой.
Пусть надо мной — без рыданий
просто напишут, по правде:
«Русский писатель. Раздавлен
русскими танками в Праге».
«ЛЮБОВЬ ДА БУДЕТ НЕПРИТВОРНА» (Рим.12,9)
Порой мне кажется, что я никого не люблю. Эта мысль пугает меня, и я начинаю вдумчиво проверять – неужели это правда?
Нет, нет, для Бога у меня есть в сердце местечко, но это тихое, тайное, почти закрытое от самого себя. Во всяком случае, мне не надо спрашивать себя, люблю ли я Господа.
А людей? Так много лжи, неправды, зависти несут они, и как хорошо ты об этом знаешь! А жена, неотступная, как собственная тень даже в пасмурную погоду, знающая и живущая моими мыслями и шагами?.. Листая старую тетрадь, наткнулся на давно написанное, наверное, в период очередного ухаживания, стихотворение:
О, как бы отдал я всю душу
И нищим брел бы по земле!
Но только знать, что я Вам нужен,
Что Вы скучаете по мне.
Мой голос тих, а взгляд – печален,
Печаль светла и глубока.
Её, нездешнюю, качали
Те грозовые облака.
Но вот, над грустью многотонной,
Непререкаема чиста,
Явились Вы, моя мадонна, -
И отступила пустота.
И мир раздвинулся,
и поднял
Вас на такую высоту,
Что я, растерянный, вдруг понял
И Ваших мыслей чистоту,
И чувств высоких обнаженность,
И Вашу сбивчивую речь,
И глаз усталых отрешенность,
И чуткость рук, и мягкость плеч…
А я, несчастьями обласкан,
Не сын земли, не раб Христов,
Поверил выдуманным сказкам
Под шорох Ваших тихих слов…
И было сладостно, и страшно
Вас из судьбы чужой украсть…
Но я все падал, словно с башни,
И все никак не мог упасть.
И я все падал синей птицей,
От взоров рану затая…
Ну как от боли исцелиться,
Мадонна милая моя?

Галопом лягут километры,
Во тьму, казалось, опоздав.
Там, за дымкОй, иные ветры.
Иные ходят поезда…
Но как бы отдал я всю душу
И нищим брел бы по земле…
Лишь только знать, что я
Вам
нужен,
Что Вы скучаете по мне…
Александр Раков, дек.1969

Легко вытолкнуть из себя слово «люблю» - все пространство кругом забито этим словом, - но все же, по совести?.. Но все же, наблюдая или соприкасаясь с другими семейными парами, чувство глубокого стыда и жалости к себе возникает внутри. Ну почему?..
Ты все та же – те же речи –
Ускользающая ртуть,
Чуть опущенные плечи,
Та же царственная грудь.
И в квартире так, как прежде,
Лишь покой и тишина…
В смутной, тягостной надежде
Не отходишь от окна.
Теплым воздухом согретый,
За окошком тает лед.
Вот опять наступит лето,
Ну, а он все не идет.
Но ведь было, было время
Смеха, ласк, любви мужчин!
Скорбно пала на колени
Голова, и сеть морщин
Оросилась чем-то влажным,
Как апрельская капель…
Да не так теперь и важно,
Он придет иль нет теперь…

Ты все та же – те же речи –
Ускользающая ртуть,
Чуть опущенные плечи,
Та же царственная грудь.
Только глаз твоих усталость,
Белым пухом седина
Говорят, что ты осталась
С той весны совсем одна.
Александр Раков, СПб
Любовь – дар, потому, думаю я, большинство из нас невольно лжет, приписывая себе несуществующее чувство любви к ближнему. Есть ли в этом вина? Видимо, нет – ну, не дал Бог таланта любить. Трудно глухого научить писать музыку…
И потом… Работает себе человек всю жизнь учителем, как мечтал с детства, и всю-то жизнь страдает и мучается. А однажды, проходя мимо, почует он запах свежей сосновой стружки, выкинет прочь указку и с наслаждением остаток дней своих будет трудиться столяром, получая наслаждение, о котором и мечтать не смел. «Мы рождаемся для любви. И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете.И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете». Василий Розанов.
Без тебя ничего не случилось:
Я не умер, в горячке не слег,
Только будто бы все помрачилось.
И закат опоясал восток.

Только мир, где по-прежнему любят,
Где по-прежнему больно всему,
Ну совсем, ну совсем обезлюдел,
Что и я вроде в нем ни к чему.

Без тебя не случилось несчастья,
Кроме горьких прозрений в душе,
Что со мною до смертного часа
Ничего не случится уже…
Павел Мелехин

Почти тридцать лет мне снится сон, как мы летаем в пространстве сквозь всю ночь, до первых лучей солнца, и необыкновенное счастье любви окутывает наш космический танец. А утром я просыпаюсь непривычно счастливым и долго еще проживаю эту дивную ночь. Потом память потихоньку стирает эти мгновения? минуты? часы? истинного счастья. Но проходят дни, месяцы, годы – и мы опять кружимся в нашей невесомости, озаряемой хороводом звезд…
Что это? Я НЕ ЗНАЮ. Но ты больше не прилетай за мной, ладно?..
Ну когда же ты прилетишь?..
У нас говорят, что, мол, любит и очень, мол, балует, холит, ревнует, лелеет… А помню, старуха соседка, короче, как встарь в деревнях, говорила: жалеет. И часто, платок затянувши потуже и вечером в кухне усевшись погреться, она вспоминала сапожника-мужа, как век он не мог на нее насмотреться. - Поедет он смолоду, помнится, в город, глядишь – уж летит, да с каким полушалком! А спросишь: чего, мол, управился скоро? Не скажет… Но знаю: меня ему жалко… Зимой мой хозяин тачает, бывало, а я уже лягу, я спать мастерица, он встанет, поправит на мне одеяло, да так, что не скрипнет под ним половица. И сядет к огню в уголке своем тесном, не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек… Дай Бог ему в Царстве Небесном! – и тихо вздыхала: - Жалел меня очень. В ту пору все это смешным мне казалось, казалось, любовь чем сильнее, тем злее, трагедии, бури… Какая там жалость! Но юность ушла. Что нам ссориться с нею? Недавно, больная безсонницей зябкой, я встретила взгляд твой – тревога в нем стыла. И вспомнилась вдруг мне та старая бабка - как верно она про любовь говорила! Ирина Снегова.

«СОН МОЙ УБЕГАЛ ОТ ГЛАЗ МОИХ» (Быт.31,40)
Мы возвращались с отцом с рыбалки где-то на Ржевке; наступил жаркий июльский полдень, и очень хотелось пить. Неожиданно мы набрели на пивной ларек при почти полном отсутствии желающих освежиться. Мне было лет 14; отец дал мне отхлебнуть из кружки. Напиток оказался горьковато-соленым, да вздымающаяся пена попала мне в нос. Я с отвращением выплюнул. Пришлось терпеть до ближайшего гастронома, где я по-настоящему насладился бутылкой шипучего теплого лимонада; я знать не знал о вреде сахарина, а советсткий лимонад считал лучшим напитком в мире.
С тех пор прошло много лет, отца давно нет в живых, только река, на которой мы тогда рыбачили, как ни в чем не бывало продолжает нести прочь свои мутные волны. С тех пор я выпил много литров пива, и только сейчас мне пришло в голову, насколько чуток и совершенен человеческий организм, отторгающий все неполезное. Но упрямый человек подавляет инстинкты и ради мнимого удовольствия пьет и противное пиво, и сосет отвратительные сигареты, и вообще, как он самонадеянно считает, живет в свое удовольствие – до первого инфаркта, которого, как правило, не избежать и тогда, когда ты не пьешь, не куришь и ведешь так называемый «здоровый образ жизни». Но я отвлекся, простите.
Поговорить-то я хотел о растворимом кофе, а вовсе не о проблемах «пивного сердца», рака легких или цирроза печени. С кофе у меня возникли те же проблемы, что и с пивом: этот черный горячий напиток, открытый арабами шесть веков назад, обжигал язык и небо, и даже в подслащенном виде вызывал у меня спазмы желудка. Ну никак не мог я уразуметь, что вкусного находят любители в этом зелье; да еще после него очень хочется пить. Короче говоря, кофе, будь он профессионально заварен или захвачен ложкой из банки и брошен в кипяток, моего настроения не поднимал ни на йоту. Наверное, поэтому я довольно быстро пристрастился к дешевому вину – тут хоть знаешь, за что страдать по утрам.
Но, сделав открытие, я превратился в настоящего кофемана – и это несмотря на то, что, мягко говоря, нелюбовь к напитку осталась прежней. Судите сами: перед сном полкружки крепкого растворимого (для скорости) кофе; ночью, часа в три, вторая порция; и уже ранним утром, когда можно было бы поспать добрых полтора часа до работы – третья. А по приходе на работу – четвертая; пятая где-то днем; шестая – между ужином и ложиться спать и… все повторяется сначала.
И еще одно только что сделанное открытие. К шоколаду я относился безразлично: угостят – съем дольку, а на нет и суда нет. Но с развитием заболевания сосудов я стал регулярно есть шоколад, причем не молочный, а настоящий горький шоколад с большим содержанием какао. Причем лечиться горьким шоколадом мне никто не советовал. А вчера в интернете прочитал об открытии ученых: оказывается, черный шоколад способен предотвратить сердечно-сосудистые заболевания; масло какао препятствует сужению и отвердеванию сосудов, снижает вероятность образования тромбов, улучшает работу кровеносной системы. К тому же, шоколад (не молочный!) способен снять чувство тревоги и успокоить нервы. Сам организм подсказывает человеку лекарство – умей только слушать. Но вернемся к рассказу о кофе.
Ради профессионального интереса, который все равно не изменил бы мой странный ритуал, я прочитал о пользе и вреде как натурального, так и растворимого кофе. Оказывается, в чашке крепкого кофе или чая содержится 100 миллиграммов кофеина – столько же, сколько в одной таблетке. Да, частое употребеление кофе имеет отрицательное воздействие, это: повышение артериального давления крови, учащение биения сердца и вымывание кальция из костей. И все же могу с уверенностью утверждать, что все прочитанные авторы заблуждаются в главном. Для наглядности приведу только одну цитату: «Не давайте кофе людям, страдающим повышенной возбудимостью и безсонницей – кофе им противопоказан». «Аргументы и факты» «Страсти по кофе».
Я - человек с очень возбудимой нервной системой, пью кофе только ради сна, и только он, вкупе со снотворными, помогает мне более-менее выспаться. Если я рассказываю это врачам, они удивленно пожимают плечами и называют меня «парадоксальным больным». Но и это не все: днем кофе помогает мне жить, наполняя энергией. Вот так мы и сосуществуем с арабско-бразильским чудом: на ночь я пью его, чтобы спать, а днем – чтобы работать. И не ищу объяснений: помогает – и слава Богу! Каких—то шесть полкружек растворимого кофе (сорт значения не имеет) за ночной сон и дневную роботоспособность – не столь большая плата: безполезные лекарства стоят дороже. Хотите попробовать?..
И если спишь на чистой простыне,
И если свеж и тверд пододеяльник,
И если спишь, и если в тишине
И в темноте, и сам себе начальник,
И если ночь, как сказано, нежна,
И если спишь, и если дверь входную
Закрыл на ключ, и если не слышна
Чужая речь, и музыка ночную
Не соблазняет счастьем тишину,
И не срывают с криком одеяло,
И если спишь, и если к полотну
Припав щекой, с подтеками крахмала,
С крахмальной складкой, вдавленной в висок, -
Под утюгом так высохла, на солнце? –
И если пальцев белый табунок
На простыне доверчиво пасется,
И не трясут за теплое плечо,
Не подступают с окриком и лаем,
И если спишь, чего тебе еще?
Чего еще? Мы большего не знаем.
Александр Кушнер, СПб

 «ИМЕЙТЕ НРАВ НЕ СРЕБРОЛЮБИВЫЙ, ДОВОЛЬСТВУЯСЬ ТЕМ, ЧТО ЕСТЬ» (Евр.13,5)
Я зашел в собор, чтобы приложиться к мощам великого святого, имя которого имею честь носить. Служба кончилась, и в храме было немного народа. У свечного ящика стояла немолодая женщина в поношенной одежонке и тихо плакала. Я подошел к ней и сказал: «Не плачьте – Господь любит слезы радости, а не горя». А она ответила: «У меня сегодня умер муж. И нет денег, чтобы заказать панихиду. Я умоляла свечницу, но та отправляла к священникам. Попробовала попросить проходившего мимо молодого батюшку, но тот сослался на занятость. Что же мне делать?» И тут появился хорошо знакомый мне протоиерей Виктор Грозовский. Я бросился к нему, чтобы уговорить безплатно отслужить хотя бы литию. «Не волнуйся, Александр Григорьевич, конечно, я помогу матушке». Принес необходимое и у кануна с Распятием отслужил панихиду по новопреставленному рабу Божиему.
Христианка
На шее – ниточка с Христом. В морщинках пальцы рукодельные. Сирень простая под окном. У власти – нехристи удельные. И надо горе горевать. И нужно муку перемалывать, и зло любовью покрывать, и сирот милостынькой жаловать. Достав белехонький платок, накинет на седины строгие и станет в храме в уголок: у Бога в церкви все убогие. И будет плакать о грехах, просить у Господа терпения и растворять житейский страх в потоках ангельского пения. Среди окладов золотых преодолеет ношу ветхости в молитве теплой о родных, в мольбе о сиротах и нехристях. И мирно унесет домой от свеч истаявшей янтарности Христом обещанный покой и слезы тихой благодарности. Татьяна Шорохова, СПб.
Видели бы вы посветлевшее лицо женщины! И как я был рад, что родная Церковь безкорыстно помогает страждущим. К сожалению, так бывет далеко не всегда.
Два случая занозами сидят в моем сердце. Однажды ко мне обратилась умирающая женщина с просьбой поспособствовать, чтобы к ней приехал священник. Я тут же связался со знакомым молодым батюшкой и передал просьбу умирающей. «Александр Григорьевич, сейчас никак не могу – готовимся к престольному празднику, - ответил он, - но после него, через недельку я вам позвоню». Священник слово свое сдержал и действительно связался со мной после праздника. Одна только неувязка – женщина к тому времени умерла, ушла в загробный мир без исповеди и причастия. Надеюсь, Милосердный Господь, Который и намерения целует, зачтет на Суде ее последнюю просьбу. «Первое, что требуется от священника, - гласит «Настольная книга священно-церковно- служителя» (Т.II,стр.1141), - это всегдашняя готовность спешить на обращенный к нему зов больного, когда его зовут исповедать и причастить больного… Если ночью будет позван священник к больному, нельзя до утра откладывать посещение; если в бурю и непогоду будет сделано подобное приглашение, нельзя отговариваться неудобствами пути, но нужно, пренебрегая собственным спокойствием, спешить туда, где ждет вместе с ним спасающей благодати Божией душа, готовящаяся перейти в загробный мир».
Второй случай связан тоже со смертью – моей мамы. Нет, она сама, будучи нецерковным человеком, о приходе священника не просила; это я пригласил батюшку и умолял его соборовать маму: перед уходом положено соборовать всех православных; еще оставалось немного времени, чтобы хоть на йоту облегчить ее загробную жизнь. «Это же долго, вы знаете, Александр Григорьевич, лучше я поисповедаю и причащу ее», - решил иерей. Не знаю, как можно было исповедовать умирающую от инфекционного менингита маму…
И третье. Уже не в первый раз выступает Святейший Патриарх Алексий II о недопустимости «торговли благодатью»: «Ни в коем случае не следует устанавливать жесткую тарификацию за совершение служб или исполнение Таинства».
… В тесной кухоньке кладбищенской церкви, у входа в алтарь, я ждал возвращения известного батюшки. В кухне нас было всего двое: я да кто-то из клира. Ждать пришлось долго: в храме шло отпевание. Когда оно закончилось, на кухню зашел молодой, розовощекий, полноватый священник под тридцать с очень довольным лицом. «Ну как, батюшка? – подобострастно спросил служка. «Как? Покойники бывают или «сладкие», или…» … - «нищие», - закончил его короткую мысль знакомый. Больше моей ноги в этом храме не было.
Мы живем грешно и безтолково,
лжём, в себе все лучшее губя.
Только если обмануть другого –
это значит обмануть себя.

Может быть, я чей-то сон нарушу,
но скажу я, не вводя в изъян:
убивает собственную душу
даже самый маленький обман.

Принимай, как благо, наказанье
за свои корыстные дела,
ведь душе даровано страданье,
чтоб она очиститься могла.

Пусть надежды терпят сокрушенье
иль удачи яркий свет блеснул…
Ты у Бога вымоли прощенье
всем, кого однажды обманул.
Михаил Молчанов

По словам Патриарха, излишнее попечение о материальном благополучии является одной из главных причин «забвения пастырских обязанностей… Если материальные блага, иерархическое положение, награды становятся стержнем жизни – Церковь начинает восприниматься не как среда духовного возрастания и труда в винограднике Божием, а как место кормления, сфера добывания денег». Он резко осудил случаи отказа в совершении треб, если прихожанин не может внести необходимую сумму «на пожертвование».
Малевич. Казнь мира сего
Он на русский белейший снег
бросил дьявольский черный квадрат…

Он был прав: наступивший рассвет
через семьдесят будет рапят.

Через семьдесят с малым лет
все растоптано, что взошло.

Только дьявольский черный цвет
все растет-разрастается вширь.
Марина Аввакумова
Добавлю от себя, что часть настоятелей считают вверенную им церковь за своеобразную «фирму» для выкачивания денег из населения. Однажды, давным-давно, мы опубликовали в газете ценник на требы в разных храмах города. Что тут началось! До сих пор один иеромонах, тепешний игумен, вменяет мне эту публикацию в грех. А не так давно ответственный редактор(?!) московского «Церковного вестника» Сергей Чапнин, выступая по радиостанции «Свобода», на вопрос ведущего Якова Кротова, какова средняя зарплата священника в Москве, ничтоже сумняшеся, назвал сумму в 7000 рублей. Ведущий не смог удержаться от заразительного смеха. Ну зачем мы постоянно врем?
И еще вопрос: почему при возведении храма за городом рядом, как правило, возводится особняк священнику? Разве на свои деньги он строит жилье? Что, в обычной квартире или избе ему слишком тесно?..
Мне кажется, настало время тщательного отбора священников. Учитель, священник и врач всегда были сугубо почитаемы в обществе, считались примером в жизни. А кто позорит высокое звание священника – извергнуть вон! На заводах рабочих не хватает – пусть потрудятся… И вот пришла пора расплаты. Теперь ее не обойти. За все, что сделал ты когда-то несправедливого, плати! Плати безсонницей лихою, плати раскаяньем: «Прости!» За все, за все, в чем был с лихвою ты виноват, теперь плати! Плати стенаньем безсловесным; сквозь зубы, шопотом почти, златым, тяжелым, полновесным рублем страдания – плати! Владимир Перкин.


«ВЕСЕЛИСЬ, ЮНОША, В ЮНОСТИ СВОЕЙ… И ХОДИ ПО ПУТЯМ СЕРДЦА ТВОЕГО» (Екк.11,9)
Летом на даче часто выключается свет – не хватает мощности старенького трансформатора. Многократное обсуждение проблемы и сбор денег на новый к положительным результатам пока не приводят. А рыбацкое Коккорево с прекрасным песчаным пляжем и неглубокой водой Ладоги, когда за ребенком можно смотреть вполглаза, да всего полсотни километров от города в хорошую погоду привлекает столько желающих позагорать да поплавать, что деревенскую дорогу из-за змеиной вереницы машин долго не перейти.
После войны деревня увеличилась из-за самостройщиков, и эта часть Коккорево носит название Нахаловки. Да и новым богатеям приглянулось местечко, где и судачок, и сиг, и ряпушка, и лещ уже готовыми прямо в руки плывут – только деньги плати. Деловые сразу же раскинули рядом с футбольным полем пивной шатер и даже пытались отгородить пляж платным шлагбаумом, но затея провалилась: местным рыбакам это не понравилось, и железную трубу выкинули на обочину.
На даче в моем распоряжении крохотная комнатка на втором этаже с балконом без перил, зато с соснами, заглядывающими прямо в тетрадь. И пишется, и дышится ,и читается легко, только с шумом «дьявольских» водных мотоциклов приходится смиряться. Поэтому я люблю дачу в прохладную или дождливую погоду.
Ответьте мне, о чем думает человек далеко за сорок, когда внезапно отключают свет? Бьюсь об заклад, что наши мысли очень похожи. Во-первых, с годами все чаще вспоминается детство в таких деталях, о которых ты и думать забыл. Детство – это святое, и предаваться воспоминаниям о лучшем времни жизни можно часами. В лето верится больше, чем в зиму. Детство помнится дольше, чем старость. Мы грибы собирали в корзину. И полезна была нам усталость. Александр Трунин.
После детства на второе место выходят подруги, которых ты, возможно, любил или они любили тебя. Мысли тут усложняются из-за сложности самих комбинаций: ты вдумчиво рассуждаешь, а как бы все сложилось, если бы твоей женой стала не та, которая есть, а которой могла бы (при твоем желании, конечно!) стать. Больше всего сожалений почему-то достается тем женщинам, которые по глупости бросили тебя сами. Где женщина? И где друзья? Зачем счастливым быть не смею? Ведь знаю сам, что так нельзя, когда вся жизнь – прощанье с нею. Отчаянье – великий грех. Да! Но, не до конца отчаясь, я плачу, плачу обо всех, кого согреть не получалось. Николай Дмитриев. Вот где простор для писателя! Вот где сюжеты для детективных романов! Тут все зависит от количества упущенных возможностей. Ну, а если ты женился сразу после школы, начинаешь по очереди перебирать одноклассниц: быть не может, чтобы с первого до выпускного класса ты был влюблен в одну и ту же девчонку! Что-то я о таком сюжете не слышал, а их всего-то 33 в литературе…
На третьем месте – размышления о карьере. Поступил бы туда, стал бы… ох, страшно подумать. А если в этот вуз вместо своей дыры? Тогда давно бы не в Коккорево сидел, а в Комарово или, предположим, в Переделкино. А если в МГИМО? Эх-ма, знал бы прикуп, жил бы в Сочи! Да и на нынешней работе… был бы начальник поумнее, давно бы повышение дал. Если честно, для дела лучше бы поменяться с ним местами. А так нет стимула выжимать из себя все соки за сущие гроши…
Уже поздно, солнечный день неспешно перешел в светлую ночь; мимо дачи, по дороге со станции весело шагала стайка молодежи. И я завороженно смотрю, как беззаботны их лица, слушаю, как весело они смеются в своей молодости, как не понимают – а зачем? – какое прекрасное время на их дворе, где нет пока ни забот, ни болезней, ни старости, ни скудного желания оставить им после себя если не книгу, то хотя бы эту убогую дачу, чтобы иногда помянули бы добрым словом. Эх, молодость, разве на то… над головой загорелась лампа, внизу включили телевизор, внук завозился с игрушками, а я взял отложенный журнал, чтобы поискать стихи, которые смог бы поставить в свою книгу, которую я пишу, чтобы хоть что-нибудь осталось после меня на грешной земле… «ВЕСЕЛИСЬ, ЮНОША, В ЮНОСТИ ТВОЕЙ, И ДА ВКУШАЕТ СЕРДЦЕ ТВОЕ РАДОСТИ ВО ДНИ ЮНОСТИ ТВОЕЙ, И ХОДИ ПО ПУТЯМ СЕРДЦА ТВОЕГО И ПО ВИДЕНИЮ ОЧЕЙ ТВОИХ; ТОЛЬКО ЗНАЙ, ЧТО ЗА ВСЕ ЭТО БОГ ПРИВЕДЕТ ТЕБЯ НА СУД» (Екк.11,9).
Когда на даче нету света, поскольку буря пронеслась, сидишь себе в разгаре лета и со вселенной ищещь связь. В сравненье с миром за песчинку себя почувствовала чтоб. Но в идеальную картинку вдруг сложится калейдоскоп. И этот сумрак от осоки ползущий, наводящий дрожь, и эти жизненные соки, в тебе играющие все ж! Чтоб выходя в пространство, смело, крылом электропередач не задевая, полетела над крышами соседских дач… Туда, где ты, еще сутулясь, выводишь буковки с трудом, где детство, отрочество, юность и все, что там еще потом. И мама, очень молодая, в ночи на кухне у окна сидит, над картами гадая, опять в кого-то влюблена. И парты школьные – рядами! И волейбольный мяч – лови! И туфли, красные, как знамя твоей трагической любви… И Фрост, и Бунин, и Булгаков, и чувство боли и вины, и много-много всяких знаков эпохи, времени, страны… И дальше, дальше – жизнь, пеленки, театр встреч, «удар весла»… И, как засвеченные пленки, быть может, что-то не спасла… А что спасла – берите, нате… И этот долгий взгляд в упор, когда вторгаются некстати в судьбинный важный разговор… И все срастется по-другому… Картинка сдвинется, замрет…
… Но издали, услышишь, к дому – ватага мальчиков идет. Смеется новое столетье! Им приключенье – света нет! Какое счастье – жить на свете! – подумаешь, и вспыхнет свет. Елена Исаева.

«МОЛОДАЯ СНАЙПЕРИЦА МЕЖ КАМНЕЙ СВИЛА ГНЕЗДО»
Кажется, наше сумасшедшее время напрочь отучило людей удивляться. Я замечаю это по себе. Но есть один момент, который мучает и заставляет возвращаться к нему вновь и вновь. Речь пойдет о женщинах-снайперах в Чеченской республике.
«Женщины стреляют лучше мужчин, они намного более приспособлены к работе в экстремальных условиях. Порог терпения женщин выше мужского, физиологическая выносливость и приспосабливаемость женского организма по эффективности не сопоставима с мужской. Женщины невероятно наблюдательны. Женщины, подготовленные психологически к ведению боевых действий, не испытывают на поле боя чувства растерянности. Они работают, к процессу снайперской стрельбы относятся очень аккуратно и тщательно; в маскировке невероятно изобретательны; результативность стрельбы выше, чем у мужчин. В боевой обстановке женщины более осторожны, при ранениях – более живучи. Они быстро научаются не злиться, поэтому снайпер-женщина стреляет по живой мишени так же, как в бумажную мишень; ее хладнокровие граничит с безразличием».
Из инструкции по боевой подготовке снайперов.
В Чечне, по данным военных, более трети потерь наших войск – от одиночного огня снайперов. В Великую Отечественную войну 10 лучших советских снайперов уничтожили 4,5 тысячи немцев. Накануне 63-й годовщины победы в Сталинградском сражении на Мамаевом кургане был торжественно перезахоронен по его завещанию прах легендарного снайпера, героя Советского Союза Василия Зайцева, уничтожившего более 200 фашистов; группа Зайцева за четыре месяца боев за Сталинград уничтожила 1126 гитлеровцев. Так что опыт имеется богатый, а оружие стало намного эффективнее.
В зарубках снайперский приклад,
И каждая – удачный выстрел:
Надежный, выверенный, быстрый –
Убитый вражеский солдат.

И так с восхода дотемна –
Дожди ли, вьюга свирипела,
Он видел мир в зрачок прицела,
Пока не кончилась война.

Сидим весь вечер за столом,
Пьем чай, он сам варил варенье;
Варенье – просто объеденье.
Он вспоминает о былом.

В его глазах земля горит,
Слегка подрагивает веко…
«Я не ударил человека
Ни разу в жизни», - говорит.
Лира Абдулина
Если со времен англо-бурской войны 1899-1902гг. стало присловьем: «Третий прикуривает – бур стреляет», то сейчас огонек сигареты резко увеличивает шанс тут же получить пулю в голову, а приборы ночного видения превратили войну в кошмар.

Постепенно в войсках перестали курить,
стоит ночью кому-то зажечь сигарету,
как противник использует эту примету,
начинает немедля ракетами бить.

И шутить постепенно не стали в войсках.
Здесь, на этой войне, неестественен Тёркин,
стоит лишь отойти от машин на задворки,
как подходит опять затаившийся страх.

Постепенно в войсках воцарилась судьба,
и легенды пошли о ночных муджахидах…
Стало раненых меньше, но больше убитых,
вот такою прицельною стала стрельба.
Валерий Рубин
В прессе и по ТВ много рассказывали о женщинах-снайперах в Чечне, называя их «белыми колготками». Я долго не мог поверить, что «наши девушки-славянки» способны убивать соотечестников. О чеченках речи не идет. При этом военные отмечают особое изуверство наемниц. Они не просто стреляют, а калечат солдат. Убивают не сразу: рука-нога, нога-рука; получается знаменитый «кавказский крест». Ждут, когда к раненому бросятся на помощь и бьют по ним. Часто стреляют в промежность: так учили арабские наемники. Ненависть к снайпершам настолько велика, что пойманных наемниц солдаты убивают на месте. Правда, знаю случай, когда одну пойманную с оружием славянку все же отпустили, отрубив кисти рук.
Обычно это бывшие спортсменки-биатлонистки. А так как во время соревнований они одеты в обтягивающие бедра трико, появилась легенда о «белых колготках». По данным спецслужб, причина, по которой молодые женщины идут убивать, оказалась банальной. Это не жажда мести за потерянного возлюбленного, это примитивное стремление быстро обогатиться на чужой смерти. В «армии» Басаева им выплачивали до 1000$ за каждого убитого российского офицера. Так за несколько дней можно заработать на квартиру. Романтикой здесь не пахнет. Из-за охоты на командный состав даже отдачу чести отменили на позиции: старшему по званию козыряют первому, и вообще офицеры стараются обходиться без звездочек на погонах.
Когда в бою была убита 24-летняя Наташа из Волгограда, ее матери Марии Григорьевне бандеролью переслали документы, записную книжку и дневник дочери. Там же было вложено и небольшое письмо от солдата: «И как вы только могли воспитать такую гадину, из-за денег решившуюся убивать своих братьев по крови и национальности? На прикладе ее винтовки я насчитал 11 насечек. Это же 11 убитых русских ребят! Чему вы ее только учили?..»
А недавно задержали 27-летнюю снайпера-женщину из Тульской области. Ей здорово повезло – а повезло ли? – остаться в живых…
То не взлет полночной птицы, не сосны скрипучий вздох. Молодая снайперица меж камней свила гнездо. Как туман на склоны ляжет до восхода поутру, снайперица в камуфляже заползет змеей в нору. В полутьме прицел придвинет да патрон загонит в ствол, да дистанцию прикинет до реки, где берег гол. Да поправку даст на ветер, да наложит макияж. Вот и солнце в небе светит, золотит пустынный пляж. А к реке в долину выйдет по жаре дозорный взвод. Запотелы робы скинет, в струи быстрые войдет. К окуляру снизит око снайперица не спеша. Может, вспомнит ненароком за кордоном мальчиша. Тот далек, а эти рядом. Дорог тот, а эти – нет. Сколь юнцов убить ей надо, чтобы свой не ведал бед. Не слыхать за суматохой выстрел первый да второй. Грянет третий перед вдохом вместе с эхом под горой. Вздрогнут бритые затылки, брызнут в сторону мозги… Полетят, как от косилки, в небо души-колоски. Целься, целься, стиснув зубы, да клади за трупом труп. Вот уж дюжина зарубок на прикладе… Тяжкий труд. Сколь веревочке ни виться, на войне, как на войне… И незримой снайперицы я гнездо засек во тьме. Мне она все реже снится с той, не пройденной, войны… Молодая снайперица, нож десантный – из спины. Сергей Соколов.

«БРАК У ВСЕХ ДА БУДЕТ ЧЕСТЕН И ЛОЖЕ НЕПОРОЧНО» (Евр.13,4)
«Уважаемый Александр Григорьевич!
Прочитала вашу книгу «Былинки», очень понравилось: былинки искренние, честные, чистые, трогательные. Но есть страницы, из-за которых мне горько до слез. Это ваши мучительные отношения с дочерью. Раз вы их обнародовали, то значит и мне, читателю, можно об этом говорить.
Я всей душой чувствую боль вашей маленькой Насти: «Папа ушел, бросил». А ненависть уже взрослой Анастасии соткалась из этой детской, незаслуженной, невыносимой, неизбывной боли, из обиды за мать, из зависти к подругам, из незащищенности, из мучительных вопросов: «За что меня не любит папа и прочее?»
Откуда вы взяли эти слова: «Ты пустоцвет, и живой отец тебе не нужен?» А если этот вопрос обратить к вам от лица дочери? И то, что вы напечатали о дочери то, что стало доступно всем, еще больше ранило и ожесточило. Даже меня, постороннего человека, эта драма ударила по сердцу.
Ах, если бы вы, Александр Григорьевич, раскаялись, попросили прощения, если бы всеми силами постарались растопить ее окаменелую боль, хотя бы ценой своего терпения, телефонных звонков, приездов, подарков и заслуженного унижения! Неужели Настя не смягчилась бы, поняв, что вы, наконец, по-настоящему, на деле захотели найтись, вернуться в отцы? Она ведь останется до конца дней несчастным ребенком: ни от вас, ни от меня папа не уходил… Ей было очень тяжело в детстве, полегче теперь, а ваша совесть, видимо, спит…
Ах, если бы вы, Александр Григорьевич, смогли пересилить себя, переменить мысли, ваша дочь не смогла бы устоять перед вашей окрепшей любовью.
А кем на деле являюсь я, автор письма? Вы бросили, но не убили свою дочь, а я, родив ребенка, сделала после четыре аборта. Но Господь дал нам с мужем принять в семью четырех брошенных детей. Для двоих мы стали помощниками, двум другим заменили родителей. Мне 61 год, младшему сыну – 18, еще с нами живет моя 85-летняя мама. А я раздражаюсь, злюсь, обижаюсь; мне так не хватает любви, к которой призывает Господь.
Простите за то, что не зная всех обстоятельств вашей жизни, я взываю к вам, к вашей совести. Взываю только потому, что мы с вами православные люди, наш долг – становиться лучше, и я горюю вместе с вами, уважаемый Александр Григорьевич. Простите. Г.Б.».

Возлюбленная во Христе сестра!
Нет ничего худого в том, что вы решились призвать брата своего по вере к ответу, тем более, что и о моих отношениях с дочерью, и о многом другом вы узнали не от меня лично, а через книгу, ставшую достоянием всех. Согласитесь, в написанном мной нет никакой рисовки – есть боль, и жалость, и раскаяние от содеянного. Мне 59 лет, вам на три года больше. Можно сказать, что мы ровесники; жизнь, по сути, прошла, осталось лишь время на покаяние. И все же…
И все же, согласитесь, человеческая жизнь невероятно сложна, запутана, и ставит перед нами все новые и новые вопросы, на которые ты должен ответить – словом или поступком. Мы часто ошибаемся в наших решениях, и за многие ошибки приходится расплачиваться до конца дней.
«Здравствуй, дочка! Спасибо за искреннее и подробное письмо. Очень рад, что жизнь твоя складывается удачно. Ты теперь взрослая и понимаешь, что от женщины в семье зависит многое, а вы, женщины, народ пластичный. Жизнь не бывет безоблачной, и главный талант – уметь пережить непогоду. Спасибо за фото – ты стала настоящей красавицей, да скоро получишь диплом юриста, специальность весьма востребованная. И сын твой, мой внук - парень хороший, только, конечно, совсем незнакомый. Привет твоему мужу. Желаю вам всего наилучшего; в домашнем молитвенном правиле всегда поминаю тебя, внука и твою маму. А то, что ты забрала маму из Питера, говорит о твоем участливом сердечке.
16-го я буду в Москве на Конгрессе православной прессы, а 18-го поздно вечером уезжаю домой. Остановлюсь в гостинице… Три дня будем заседать в зале Церковных соборов Храма Христа Спасителя. Хотел бы вечерком поговорить с тобой по телефону. Сообщи мне свой номер. Мой мобильник… Еще лучше было бы встретиться, но тут все зависит от многих привходящих, в том числе и от твоего желания. Позвони, я тебе все же не чужой. Папа».
Все снится: дочь есть у меня… И.Бунин
Помилуй: это ли обида, проклятье дней, трезвон ночей, что я избавлена от вида смятенной дочери моей? Что я избавлена от права примером мудрым поучать, не зная, где дурная слава, а где – безсмертия печать… Что я избавлена от взора ее неотвратимых глаз, от сердобольного укора, от лживой правды без прикрас, от воспеванья юной доли и – с замиранием в груди – от присказки про это поле, которое не перейти… Которое полынным прахом засыплет сброшенную плоть, когда – одна, с невнятным взмахом, как будто огород полоть, как будто обнимая землю, в провал надела своего сойду, чтоб прошептать: «Приемлю…», взгляну – ан нету ничего! Взгляну – лишь окна дождевые да ветлы серые косят, взгляну – лишь кольца годовые крылатой стайкою опят увенчаны… И ты, природа, всей гарью влажного огня, всей пустотою небосвода, чужая, смотришь на меня… Татьяна Глушкова.
Конечно, я не мог рассказать в книге все обстоятельства, связанные с Анастасией. Должна выйти вторая книга «Былинок», из которой вы сможете почерпнуть новые подробности. Но вымаливать прощение у дочери, перед которой я не виноват? Духовный отец запретил мне общаться с ней, и если эти слова не помогут вам понять хотя бы неоднозначность ситуации, то большего я сказать вам ничего не смогу.
В телефоне мои интонации.
Я молчу, а она: «Алло!»
В телефоне мои интонации,
И на сердце не так тяжело.
Это дочка. Нас с нею рассорили
Окончательно и навсегда.
Но приятно расслышать и в горе
Голосок ее хоть иногда.
И по жизни светлее шагается,
И на сердце не так тяжело,
Если в трубке мои интонации:
«Повторите…
Не слышу…
Алло!»…
Лев Друскин

Я очень хорошо понимаю мотив, из-за которого было написано ваше письмо. Четыре загубленных жизни в утробе матери – безжалостно убитых вами крохотных людей, которые даже не были крещены а Православии.А вы знаете об участи некрещеных младенцев? Милосердный Господь дал вам возможность загладить убийства, но душа ваша все равно неспокойна – да и как ей быть спокойной! – когда ваши нерожденные дети снятся вам по ночам, а на Страшном Суде они спросят вас: «За что ты убила нас, мама?»
Согласно постановлению Карфагенского собора 418 года (Правило 124): «Кто отвергает нужду в Крещении малых и новорожденных детей… тому да будет анафема… Ибо сему правилу веры, и младенцы, которые еще не могут сами по себе совершать никаких грехов, крещаются истинно во отпушение грехов, да через это новое рождение очистится в них то, что они заняли от ветхого рождения». Таким образом, некрещеные младенцы никак не могут войти в Царствие Небесное, что и делает аборт страшным грехом. А все лица, пытающиеся оправдать таких младенцев тем, что они невинны, — подпадают под соборную анафему».

Плач одной женщины по двум нерожденным детям
«Я сделала, как многие, аборт, послушалась дурацкого совета. Не сделала зачем наоборот? Взяла на душу преступленье это. Мне снится мальчик- -с-пальчик, весь в крови. Я так, наверно бы, его любила. Он говорит: «Маманя, не реви. Маманя, ты зачем меня убила?» Да, ты убила сына твоего. Носи теперь платок из черного сатина. Я так теперь родить желаю сына, но я боюсь, боюсь родить его. Соседкин мальчик кормит голубей. Я сына так, наверное, любила. Но как скажу ему я: «Не убей!» - когда я братца у него убила?» Нина Краснова.
Мой пасынок носит мою фамилию, мой внук с гордостью называет себя: «Р-р-р-аков Кир-р-р-илл Ильич», а Настя, выйдя замуж, так и не познакомила с мужем, не показала сына. Я искренне признателен вам за сочувствие: но жизнь не переписывается набело. Вы добрый, сердечный, участливый человек, и письмо вы написали только потому, что хотите помочь «заблудшему» брату. Примите мой низкий поклон за ваше христианское сопереживание. Но давайте предоставим все на волю Божию: только Он, наш премудрый Господь, знает все обстояния нашей души и пути плутаний по жизни. Уже недалеко то время, когда мы дадим отчет, правильно ли, по-Божьи ли мы провели мы хотя бы малую толику отпущенных нам на земле дней. Спаси вас, Господи! Александр Раков.
Дети и отцы
На фото, цветастом, как фант,
моя семилетняя дочка.
И белый капроновый бант
над нею, как нимб ангелочка.

За нею лебяжье крыло
гардины, кроеной из дымки.
И платьице тоже бело
на теплом любительском снимке…

Храните малюток своих
от стужи, огня и сиротства.
Душа невесома у них:
отпустишь – и в небо сорвется.

Под бурями пуще пурги
нам легче в кренящемся мире:
недетские наши долги
нас держат, как тяжкие гири…
Анатолий Вершинский

«КТО УСМОТРИТ ПОГРЕШНОСТИ СВОИ? ОТ ТАЙНЫХ МОИХ ОЧИСТИ МЕНЯ» (Пс.18,13)
Написал я ответ женщине, и вроде остался доволен – красиво получилось, но неуютная память подняла из глубин два аборта, к которым я имел непосредственное отношение. Честно скажу без подробностей, оба раза я был против, но все решали за меня. Об одном случае я как-то уже писал. Второй случай дорого обошелся мне: девушка, в которую я был влюблен в юности, через 17 лет из-за границы приехала жить со мной в Питере, хотя была замужем, но детей не имела. А в той стране отсутствие детей считается великим позором. Но тогда был словно в безпамятстве и по-настоящему счастлив, надеясь соединить с ней свою судьбу. Она забеременела, и сделала аборт, и вернулась к мужу, и родила дочку Патрицию, которой сейчас лет 25. Иными словами, меня просто использовали, рассчитав все до мелочей.
Милый, я видела нашу дочь, которую я убила. Было ненастье, бил в окна дождь. И воскресенье было. Ветер рвался из-за угла, в клочья день разрывая. «Я не жила, а уже умерла…» - ее голосок из рая. Плакали серые в небе глаза, зная – рассвета не будет. Милый, нам дочка хотела сказать, что прощает она и любит! Татьяна Лапинская.
Я запил и часами по телефону уговаривал ее вернуться, но она сделала задуманное. И все же я не испытываю к этой женщине ненависти – она подарила мне за неполный год нашей совместной жизни такие минуты счастья любви, которые не всем дано испытать. Больше о ней я ничего не знаю. Хотел бы? Трудно сказать: можно испортить жизнь родной жене, а ради чего? Пусть все останется в прошлом: прошлое все равно не отпустит. Да еще полеты во сне…
Дождь идет. И снег идет. День идет. И век проходит. Тает снег. Синеет лед. Постоянства нет в природе. Постоянства в людях нет. Нет и не было. И нети. Видно, так устроен свет – все меняется на свете. Не меняется одна память. И всего сильнее тянет в прошлое она. Чем старее, тем милее. В памяти не устрашит изменений неизбежность. В ней огонь любви горит и отсутствует поспешность. Листья медленно летят. Путь в минувшее наивен. Что за ценности таят снег ушедший, давний ливень!.. Анатолий Остроухов.
       
 «НАГ Я ВЫШЕЛ ИЗ ЧРЕВА МАТЕРИ МОЕЙ, НАГ И ВОЗВРАЩУСЬ» (Иов,1,21)
Это неправда, что время то мчится, то замирает на месте: мы плывем по нему то скоро, то медленно, и я давно утвердился в мысли, что именно мы продираемся сквозь толщу времени с разной скоростью.
Прошелестел исписанными листочками перекидной календарь, заставляя – в который раз – закрепить толстую пачку дней на левой стороне. Не так радостно стало встречать любимый в дни возрастания день рождения; все больше вслушиваешься в себя, все меньше тревожит внешнее; и даже интерес к женщинам, подвигающих и дряхлых стариков писать восторженные вирши о любви, теперь в твоей воле мыслью отодвинуть на десятый план; страсть к жизни проявляется в мелочах, в наслаждении природой, в чтении и понимании ранее недоступных книг философов и поэтов; в углублении в себя, в ощущунии своего «я» частичкой Богом созданной твари; в непостижимости Самого Бога.
И жалость: к соделанным в бурной молодости глупым поступкам, к утраченным возможностям, в непонимании прожитого счастья, в тоске по родителям, неуловимо близким и недосягаемо далеким одновременно; к мухе, запутавшейся в паутине, к… впрочем, не будем впадать в уныние.
Вот уже не задаешь вопросов,
Не кричишь восторженно подчас –
Что еще вчера вершилось просто,
Нынче не по силам всякий раз.
Да и год уже как будто меньше
И при этом – медленнее жизнь.
И все реже замечаешь женщин,
И все больше смотришь хмуро вниз.
Не спешишь – и не зовет дорога,
И не так уже горят огни…

Ощутимей боль, сильней тревога,
Незаметней и быстрее дни.
Валерий Гришковец.
Но в возрасте начинающейся старости есть своя неповторимая прелесть: жизненный опыт не остается невостребованным: сделано тоже немало. Начинает осуществляться то, чего ты добивался или только мечтал: теперь ты способен написать книгу, которая будет полезна другим, дать совет; ты начинаешь любить одиночество, которого бежал всю жизнь; ты видишь больше хорошего, чем плохого; у тебя появляется желание помогать другим, ты научился радоваться чужим радостям. Твой возраст и смиряет, и умудряет тебя. Хочется оставить по себе добрую память – а раньше об этом не возникало мысли; и Библия – вершина всего сущего на земле – становится ближе, доступнее, - и ты открываешь в ней все новые и новые глубины мудрости. Сколько тех дней-то осталось, чтобы лететь и лететь… Тихая, поздняя старость, дай на тебя поглядеть. Впрочем, какой бы печальной ты ни казалась душе, стань на своей изначальной, к Господу ближе меже. Иван Переверзин. Неизбежная старость приносит много радости обладателю – при условии, что ты не стараешься воспротивиться ей, подстраиваясь под спринтерский бег сего спешащего в никуда века. Остановись, человек, не стесняйся опереться на палочку и неспешно думай о себе, о жизни, о вечности. Ты прожил хорошую жизнь, и теперь жизнь дарит тебе неповторимые дни духовной свободы. А жизнь пусть продолжается… потому, что гром небесный, если грянул – упадет, потому, что в поле тесно, если рядом встал не тот. Потому, что все, что снилось, оборвется, словно нить. Коли жизнь не так сложилась, не спеши ее винить. Не ищи ответ случайный, близкий сердцу и уму. Ветер, ночь и чашка чая. Потому что, потому… Владимир Овчинцев.

«КОНЬ БЛЕДНЫЙ, И НА НЕМ ВСАДНИК, КОТОРОМУ ИМЯ «СМЕРТЬ» (Откр.5,8)
Что происходит с Россией? Народ живет и отзывается на события так, словно находится под наркозом. Ислам использует любую возможность, чтобы проявить себя, нащупать слабое место в государстве и проверить его на прочность. Вдумайтесь: нас уже приучили к терактам и рекам крови. Но это только начало дьявольского плана.
В преддверии Нового года исламские лидеры призвали правительство убрать из Российского герба православную символику. По их убеждению, герб должен символизировать многоконфессиональность и многонациональность Российского государства. Так, председатель духовного управления мусульман Карелии Али Висам Бардвил заявил, что «считает недопустимым использование христианских символов в гербе». А теперь внимание!
Председатель духовного управления мусульман Азиатской части России Нафигулла Аширов требует убрать православные иконы в структурах государственной власти. Речь идет о воинских частях Министерства обороны России. Его возмущает, что отдельные подразделения носят имена православных святых, что у погранзастав устанавливают поклонные кресты, строятся православные часовни в органах руководства Вооруженными силами РФ. «Давайте построим везде тогда одновременно синагоги, мечети, костелы, пагоды», - мечтает он. Безвольная Европа, бездумно наводнившая иноземцами свои города, теперь начинает платить по счетам.
И мусульмане не дремлют: они сумели добиться, чтобы символ Международного Красного Креста и Красного Полумесяца, нейтральной гуманитарной организации, существовавший с 1863 года, был отменен и заменен красным квадратом (или ромбом?). Мы, русские, добиваемся того, чтобы на место звезд на кремлевских башнях туда вернулись православные кресты, а кто-то жаждет вознести над нашей столицей исламский полумесяц.
Ладно, пусть, но зайдите на любой рынок в самом захудалом городишке на вологодчине, и вы не увидите там славянских лиц; разве что в роли наемных торговцев. Мы не в состоянии выгнать иноземцев вон? Похоже, что так…
Однако профессор Московской Духовной Академии диакон Андрей Кураев считает, что требования ряда мусульманских деятелей убрать из герба России символику Христианства, могут привести к террору под знаменем ислама, если не дать им жесткий отпор. Он убежден, что если такого рода заявления молча принимать «и тем более оправдываться, извиняться или изменять свои святыни в угоду некоторым людям, то это будет путь капитуляции перед ваххабитским тоталитарным режимом». На следующем этапе они могут потребовать, например, переименовать Санкт-Петербург, поскольку в Коране нет святого пророка Петра, а мусульмане в городе тем не менее живут. «А уж какую помойку они устроят на Куликовом поле, догадаться нетрудно. Особенно, если учесть, что муфтий Нафигулла Аширов, один из инициаторов исправления герба, приветствовал уничтожение статуй Будды афганскими талибами, - сказал о.Андрей. – Я понимаю, что авторам этого протеста неприятны любые следы Христианства в истории России, но, извините, мы не собираемся эти следы стирать», - подчеркнул он.
…Звонит в редакцию настоятель крупного питерского собора, чтобы сообщить редакции новость: он запретил продавать в храме нашу газету со статьей на первой полосе «Аллах не имеет сына», написанную, к слову, преподавателем Духовной Академии. Почему запретил? «Мы ведем с мусульманами диалог, а вы…» Да Цервовь с 1961 года ведет диалог во Всемирном Совете Церквей с другими конфессиями, только толку нет. Это за сорок-то с лишним лет… И не выходит из организации, несмотря на многолетние призывы мирян… Простите, профессор, мы будем писать правду.
Случай на рынке
На рынке, на прошлой неделе подрался с таджиком одним, и люди безмолвно глядели, как мы кувыркаемся с ним. Я в драках – боец не бездарный, и здесь не жалею волос, в итоге коронным ударом я снял о победе вопрос. Но тут получилось такое: захлопнулась вдруг западня, и все азиаты, толпою, нечестно избили меня. И думал я, лежа в постели, про рядом стоящих друзей: не так ли когда-то глазели, как бьют непокорных князей? Уверенный в собственной силе, надменен российский мужик. Прилюдно меня отлупили, при чем здесь какой-то таджик?! Не крестимся, если нет грома, а после рыдаем навзрыд, а надо бы жить по-другому, да, надо бы, кто говорит! Павел Морозов.
А знакомый милицейский офицер утверждает, что почти все их высшее руководство в руках чеченцев. А в газете мы читаем, что человека теперь могут похитить прямо от московского подъезда и увезти в Чечню через все милицейские посты, посадить в яму-зиндан и требовать огромный выкуп. Вспомните, как мама героя Евгения Родионова, отказавшегося снять православный крест, была вынуждена продать единственную квартиру, чтобы выкупить обезглавленное тело сына у самого бандита-убийцы; родное государство, отправившее ее сына в Чечню, не ударило пальцем о палец, чтобы помочь матери солдата-героя…
Нет, совсем не случайно на стыке годов был показан по ТВ булгаковский «Мастер и Маргарита». Теперь перепрыгнуть бесам через телевизионный экран в жизнь проблемы не составляет. И не зря компьютер слово «сатана» ставит с прописной буквы. Если связать воедино, казалось бы, разрозненные события в мире за последнее десятилетие, то все сходится к одному – появленю страшного, черного служителя зла, князя тьмы. Это его кровавые дела, от которых мы чувствуем смердящее дыхание нечистой силы. Все говорит за то, что скоро, совсем скоро он явит нам свое обличье, более не скрываясь за множеством добровольных служителей. На наших глазах начинает сбываться Откровение Апостола Иоанна Богослова. Страшные испытания предстоят истинным христианам. Укрепи, Господи, тех, кого Ты оставляешь на последнюю брань; забери тех, кто не в силах перенести гонения и пытки! Не дай, Боже, предать Тебя! Не оствь нас, слабых и немощных; да укрепят наши силы сонм Твоих святых! «Претерпевший же до конца спасется» (Мк.13,13)
… Булгаковский Понтий Пилат спрашивает в конце романа молодого человека в разорванном хитоне и с обезображенным лицом о казни:
« - Боги, боги, - говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, - какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, - тут лицо из надменного превращается в умоляющее, - ведь ее не было?
- Ну, конечно, не было, - отвечает хриплым голосом спутник, - это тебе померещилось.
- И ты можешь поклясться в этом? – заискивающе просит человек в плаще.
- Клянусь, - отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.
- Больше мне ничего не нужно! – сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается все выше к луне, увлекая спутника».

Истинный Понтий Пилат на самом деле – жалкий, безхарактерный, лишенный совести человек, которому в силу этих свойств Бог и поручил стать палачом. Но и он жестоко поплатился: через два года он впал в немилость к императору и был сослан в почетную ссылку на крайний запад Римской империи, где вскоре и покончил жизнь самоубийством. До сих пор на одной из вершин Альпийских гор в Страстную Пятницу можно видеть призрачную фигуру человека, умывающего руки от крови Праведника. Но у него ничего не получается…
Конь Апокалипсиса
Грядут лихие времена всесветной смуты и раздора, террора, крови и позора… Грядут лихие времена. Зачахнет алая заря, и восшумит Земля лесами, завоют реки и моря, заплачут Ангелы над нами… «Конь бледный» мчит во весь опор сквозь тьму времен и мрак межзвездный (покайся, люд, пока не поздно!), «Конь бледный» мчит во весь опор. Мы слышим стук его копыт; косою всадник-призрак машет, его укос последний страшен… Все ближе, ближе стук копыт; все больше падает голов… Вчера он был еще в Белграде, сегодня он уже в Багдаде (а завтра будет в Сталинграде?), все больше падает голов. Очнись, Россия, близок час! Взвали свой крест; во всем изверясь, отвергни иноземцев ересь… Очнись, Россия, пробил час! Конь Апокалипсиса скачет… Перекрестясь, готовь свой меч, се время небывалых сеч… Конь Апокалипсиса скачет. Иван Машин.

«ОТДАВАЙТЕ ВСЯКОМУ ДОЛЖНОЕ: КОМУ ЧЕСТЬ, ЧЕСТЬ» (Рим.13,7).
Уже не за горами празднование Нового года, самого радостного дня в нашем прекрасном детстве. И все мы, от мала до велика, наизусть знаем слова песенки, которая будет звучать во всей огромной стране. Правда, у православных Новый год теперь приходится на Рождественский пост, но мы тоже скромно отметим уход старого и приход нового года и, конечно, сами, вместе с подрастающим поколением споем песню про елочку, которой в этом году исполнилось 103 года. Редкому поэту достается такая популярность!
В лесу родилась елочка,
В лесу она росла,
Зимой и летом стройная, зеленая была.
Зимой и летом стройная, зеленая была.

Метель ей пела песенку:
«Спи, елочка, бай-бай!»
Мороз снежком укутывал:
«Смотри, не замерзай!»

Трусишка зайка серенький
Под елочкой скакал.
Порою волк, сердитый волк, рысцою пробегал.
Порою волк, сердитый волк, рысцою пробегал.

Чу! Снег по лесу частому
Под полозом скрипит;
Лошадка мохноногая торопится, бежит.
Лошадка мохноногая торопится, бежит.

Везет лошадка дровеньки,
А в дровнях мужичок,
Срубил он нашу елочку под самый корешок.
Срубил он нашу елочку под самый корешок.

И вот она, нарядная,
На праздник к нам пришла,
И много, много радости детишкам принесла.
И много, много радости детишкам принесла.
Слова Раисы Кудашевой, музыка Леонида Бекмана.

Немудреная песня, которую пели и наши папы-мамы, и наши дедушки-бабушки, родилась в начале ХХ века, когда в декабрьском номере журнала «Малютка» за 1903 год было напечатано стихотворение «Елка». Вместо имени автор поставил инициалы «А.Э». Популярная песня звучала на детских праздниках и по радио, но до 1941 года никто не знал автора: одни считали ее народной, другие думали, что слова написал композитор, страстный любитель музыки Леонид Карлович Бекман (1872-1939), немец по происхождению, биолог, агроном, кандидат естественных наук. Когда музыкант-любитель прочитал это стихотворение, оно ему очень понравилось и он написал к ней музыку. Так получилась песенка, и маленькая дочка Верочка сразу начала распевать ее. А в 1906 году «Елочка» вошла в сборник «Верочкины песенки», о котором одобрительно отозвались Рахманинов, Танеев, Скрябин…
До революции «Елочка» была своеобразным гимном на Рождество Христово, а после 1917 года большевики исключили Рождество из праздничных дней, усмотрев в нем религиозный предрассудок. Какая уж тут песня о елочке без елочки? Празднование Нового года с елкой было разрешено только в середине 30-х годов, но вместо вифлеемской звезды елку стали увенчивать звездой наподобие кремлевских. В 1941 году песню вновь опубликовали в сборнике «Елка», и с тех пор она приносит много-много радости последующим поколениям. Составитель сборника Э.Эдман разыскала и автора стихотворения. Им оказалась Раиса Адамовна Кудашева. Теперь, в 63 года, автор могла в полной мере использовать свои авторские права: она получила не только гонорар за публикации песенки «В лесу родилась елочка», но и право на неприкосновенность произведения. Кудашева восстановила дореволюционную строчку: «Спи, елка, баю-бай!», оставив без внимания другое разночтение: в дореволюционных изданиях песенки читаем: «Везет лошадка дровенки, А в дровнях мужичок…» В издании 1941 года вместо мужичка вдруг появился старичок. И это не случайно: песня была посвящена празднику Рождества, и украшали ее именно к этому дню. Но в послереволюционное атеистическое время про Рождество старались не упоминать. Когда в 30-х годах вновь разрешили устанавливать елки, то приурочили это к празднованию Нового года, а не к Рождеству Христову. Поэтому старичок в песенке означал возвращение в дома и Деда Мороза. Так политика врывалась даже в детские песни.
О жизни Раисы Адамовны Кудашевой известно мало. Она родилась 3(15) августа 1878 года в семье чиновника Московского почтамта. Почему выпускница гимназии из старинного княжеского рода стала гувернанткой, неизвестно. Потом Кудашева учительствовала, работала библиотекарем. Стихи писала с детства, а в 18 лет напечатали первое стихотворение, и с тех пор ее стихи стали регулярно появляться на страницах детских журналов. Вот одно из стихотворений, вошедших в сегодняшние школьные учебники:
День прошел. Бегут гурьбой
Наши школьники домой.
- Ах, как славно мы учились!
- Я две сказочки прочла!
- Я писала все в тетрадку!
- Я срисовывал лошадку!
Рассказывают, что во время Великой Отечественной войны перед Новым годом в Союзе писателей раздавали продуктовые пайки. Пришла и Кудашева, робко спросила, а нельзя ли и ей что-нибудь получить. Но ей резко отказали. Правда, есть здесь и счастливое продолжение. Однажды председателю Союза писателей Александру Фадееву доложили, что к нему на прием просится старушка лет девяноста, говорит, что пишет стихи. «Жить тяжело, Александр Александрович, помогите как-нибудь». «Вы правда стихи пишете? - спросил председатель. – Ну хорошо, прочтите что-нибудь». Она благодарно посмотрела на него и прочла:
В лесу родилась елочка.
В лесу она росла…
«Так это вы написали?» - закричал Фадеев и сам прочитал стихотворение до конца. Р.А.Кудашеву немедленно оформили в Союз писателей и оказали всяческую помощь. Она умерла 4 ноября 1964 года в городе, где родилась, - в Москве. А ее ласковая и нежная песенка, как мамина колыбельная, еще долго будет звучать на наших веселых зимних праздниках.
Такие сведения мне удалось разыскать по интернету об удивительном человеке Раисе Адамовне Кудашевой.
Утро первого января
«В лесу родилась елочка…»
Лесных красавиц колкие иголки
Заиндивели – нынче крут мороз.
Толпой стояли в удивленье елки,
Не принимая праздника всерьез.

Они росли для радости детишкам
И украшений ждали для себя,
Но кто-то жаден оказался слишком –
Их бросил тут, безсмысленно губя.

В гулянье шумном новогодней ночи
Остался никому не нужный дар:
Из грубых досок, наскоро сколочен,
Открытый настежь, елочный базар…
Владимир Симаков, СПб

И РАЗДЕЛИ ТЕБЯ ПОД УТРО. И ЗАБРОСИЛИ В СНЕЖНЫЙ ЗВОН
Смотрю с улыбкой виноватой через окно на первый снег, побитый жизнью, тёртый, мятый, угрюмоватый человек. Вот так, тепло и незнакомо, глядит, робея не шутя, папаша у дверей роддома на позднее своё дитя. Как вор, берет, но – приникает к нему и хочет жить светлей, и очень трудно привыкает к последней радости своей. Николай Дмитриев.
В детстве был только один долгожданный праздник – Новый год. Я даже слова такого «Рождество Христово» слыхом не слыхивал. Смутно что-то про «старый Новый год», но это позднее, когда уже погулять от души тянуло. А тогда, в 50-е годы, купить хорошую ёлку тоже была проблема; заранее приобретали (или срубали за городом) и привязывали за окном до праздника. Я уже писал в одной из книг, поэтому повторяться не буду. Сколько сотен тысяч ёлок вырубали только для москвичей! А по всей стране сколько загублено ради недели подержать дерево-красавицу дома? Поэтому сейчас, когда Россия завалена дешевой китайской пластмассой одноразового действия, я радуюсь, что целые леса останутся нетронутыми ради новогодней традиции.
ЁЛКА
Тебя с матерью разлучили. Тебя с сестрами разлучили.
От земли тебя отлучили. Привезли тебя в чей-то дом.
В платье пестрое облачили. Людям кланяться научили.
Золотые шары вручили, чтоб не думалось о худом.

А украли тебя под утро. Подрубили под корень самый.
А тебе бы на волю. К полю. К лесу. К звончатой тишине.
Повелели стоять в кадушке, под щелястой оконной рамой,
И ушастые тени шастали по холодной глухой стене.

А в квартире сидели двое. Молчаливых. И неутешных.
Разлюбивших давно друг друга. Неуступчивых и чужих.
Им давно ничего не надо. Ни святых вечеров, ни грешных.
Просто их тут свела привычка. Просто тут посадили их.

Раззолоченная, цветная, ты им что-то сказать хотела?
А пока ты сказать хотела, прикоснувшись к чужой судьбе,
Все глядел на тебя в окошко клен, от стужи заледенелый.
Простирая пустые ветви, как завидовал он тебе!

А потом догорели свечи. Утро стерло натеки грима.
И раздели тебя под утро. И закинули в снежный звон.
Пробегали собаки мимо. Пролетали во’роны мимо.
И глядел на тебя в испуге потянувшийся к солнцу клен.
Сергей Островой.

Сейчас все не так, как тогда. Тогда выброшенные ёлки ещё долго служили нам основанием для постройки огромной снежной крепости, и надо было побегать по дворам, чтобы раздобыть деревце. Ох, и воевали мы за эти крепости! Снежные ходы-выходы вырыли, и если «враг» одолевал, через тайные лазы заходили противнику в тыл и отвоевывали победу. Дрались не на шутку, а злости на «противника» не было, и когда битва заканчивалась, дружно ели снег, ибо было жарко.
Потом крепость разбирали мальчики постарше и устраивали каток, оставив посередине небольшой снежный островок, украшенный ёлками, для отдыха. А по вечерам – ставили ворота – и понеслась шайба с клюшкой по бугристому льду! Но и малышню не обижали. Ух, и укатывались мы на своих «снегурках»! Коньки крепил на каблуке сапожник с помощью ромбовидной железной пластины с углублением в подошве: вставишь конек с выступом, повернешь ровно – он и держится крепко. А спереди носок привязывали веревочками. Вот и вся хитрость. А валяющихся по дворам ёлок не было: люди были воспитаннее и дворники хорошо работали. Мне наш дядя Вася однажды доверил заливать каток. Вот где радости на всю неделю!
Ну, и, конечно, снежки – это когда зима поддтаивала. Возьмешь снежок в руку, он тяжелый, увесистый и запустишь в небо с такой силой, что назад и не возвращался – наверно, становился третьим спутником Земли.
А вот чего не было, так это всяких стреляющих, взрывающихся, трескучих и даже отрывающих пальцы фейерверков, благодаря вездесущим китайцам, заполонивших магазины и новогодние базары городов и весей нашей необъятной Родины. К слову, в Москве от взрыва петард пострадало 36 человек, а под Тверью загорелось нефтехранилище.
ФЕЙЕРВЕРК
Христианин или леший
с тишины сорвал замок?
Нас шутихой не утешить –
Лешим нравится шумок.

Сатанело, оголтело,
базбивая благодать,
в небо звездное летело
то, что небу не под стать.

Грохот, свист – минут пятнадцать.
А потом, потом, потом –
в вечном небе звезд богатство,
как свидание с Христом.
Владимир Филимонов, СПб
Я купил толстенный поролон под размер окна, затыкаю уши ватой и укрываюсь с головой одеялом – впустую. Гремят! Грохочут очередями! Взрываются! Со свистом! все нескончаемые две недели праздников. Потом постепенно затихают: видно, деньги вышли. Одним словом, это испытание не для слабонервных; на дачу поезжайте, если повезет, что китайский грохот вас там не застанет; но везет немногим…


«ЛЮБОВЬ ХРИСТОВА ОБЪЕМЛЕТ НАС» (2 Кор.5,14)
Задумался над истинным смыслом слова «любовь», которое мы так часто употребляем. Задумался и постарался сам честно ответить на вопрос: а кого же я люблю на самом деле? Первая заповедь гласит: «Люби ближнего твоего, как самого себя».(Мф.19,19). Люблю ли я себя? Несомненно, и даже после того, как Господь открыл мне множество смердящих грехов. Да это и не является тайной, раз именно так гласит главнейшая из заповедей ожиих.
Ну, хорошо, а жену, соединенную с тобой через Таинство венчания: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мк.10,9). Ну говори, только не криви душой. А не знаю, чего в нашей жизни больше – любви или привычки: жена всегда рядом, она – твое второе «я» настолько, что ты и не представляешь своей жизни без нее. Но, как доказала сама жизнь, множество людей, не помышлявших расстаться, вдруг разбегаются в разные стороны даже без разводного письма; и хорошо, если за разводом не остается ненависти к человеку, с которым ты делил и хлеб, и мысли, и воспитание общих детей. И не разобрать потом: была любовь или нет?
       Поминки
Соседка мужа схоронила,
Кутью поставила на стол –
И зарыдала, и завыла
На все село, на весь простор:

- Соколик! Сиротинка-доля,
Мой ненаглядный, дорогой!
Уж как мы ладно жили, Коля,
Как складно жили мы с тобой…

Он пил, он бил ее, шалея
От скудости и от вина,
И людям плакалась она,
Как измывался он над нею…

Но жалостно-хвастлив рассказ,
И хмель ее поминно-горек:
- Уж как любил меня соколик,
Как холил. Было все при нас!

Соседки плачут и рыдают
И, морщась, пьют за упокой.
Соседки все о мертвом знают –
И все же верят ей, живой.
Дмитрий Голубков

Животные честнее людей – они не лгут, не хитрят, не изворачиваются. И все помнят, и добро понимают не хуже людей, вот только сказать не могут. Пришел врач-ветеринар и без раздумий вырвал у старого кота Малыша сразу три зуба; с тех пор прячется кот при любом появлении посторонних в доме, а если кто в белом халате – ужас стоит в его круглых оливковых глазах. Я до сих пор не уверен, что надо было удалять зубы… Зачастую вместо помощи мы приносим страдания: Звери безобиднее, чем люди, звери целомудренней и чище, звери не живут во лжи и блуде, знают меру и страстям и пище. Зверя зверь вовеки не осудит, зверь со зверя никогда не взыщет, зверь себе подобного не будет убивать в лесу или в жилище. Зверь таков, каким он создан Богом. Потому зверей так любят дети больше, чем людей на этом свете, в этом мире, хищном и жестоком. Михаил Теняков.
Вы уже прочитали мой ответ женщине по поводу дочери. Двадцать лет я надеялся и ждал: «Ну, еще чуть-чуть потерпи, она разберется, придет к тебе и скажет: «Здравствуй, папа!» Нет, только ненависти накопилось за эти годы еще больше. Поэтому: с глаз долой - из сердца вон!
Знакомый монах, с которым я говорил о любви, сказал: «Любовь – высшая добродетель Божия; немногие добираются до нее. А Своей любовью Господь одаривает всех». Ах, как он прав: тихая-тихая любовь Бога теплит мое сердце и никогда не покидает его. И когда я погружаюсь в нее, я чувствую, что Господь совсем рядом, только протяни руку, но я боюсь потерять Его и долго-долго неподвижно лежу, пока не закроются глаза, унося душу в неведомый до времени мир.
«Да даст вам Бог верою вселиться Христу в сердца ваши, чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли уразуметь превосходящую разумение любовь Христову». (Еф.3,16-19).
       Идет Спаситель
Все безпощаднее мороз,
И вой ночного ветра злее, -
Сквозь вьюжный снег идет Христос,
Как в бурном море Галилеи.
Зиме весны не побороть,
Уже домой вернулись птицы…
Стезей лазурных вод Господь
Идет, и все цветет, живится!
В полях, в лугах, среди берез,
Из храма в храм, от дома к дому
Идет Спаситель наш Христос
У тебе, как к другу дорогому!
монах ЛазарЬ

«ИЗДЕЛИЕ СКАЖЕТ ЛИ СДЕЛАВШЕГО ЕГО: «ЗАЧЕМ ТЫ МЕНЯ ТАК СДЕЛАЛ?» (Рим.9,20).
Надо мной день и ночь – неустанный, как полет однозвучных минут, терпеливый, густой, непрестанный, однозвучный колеблется гуд. Василий Казанцев. Не перестающий, невыносимый, выматывающий шум в голове. Дед по отцу, Иван Иванович, в моем возрасте перенес первый инсульт. Потом было еще два, и он боролся как мог. У отца под шестьдесят лет появились те же симптомы, и умер он в неполных шестьдесят восемь, растеряв за последние годы свой блестящий ум. Его сестра, моя тетя, прожила долго, но это лишь усилило ее страдания: спасаясь от шума, она без конца читала детские сказки. Моя двоюродная сестра, тетина дочь, регулярно ложится в клинику на поддерживающее лечение, вторая двоюродная сестра с молодости на инвалидности. Десять лет болезнь преследует меня, словно тень, и никакие врачи и лекарства не дают результата. Когда становится совсем плохо, я иногда ропщу на Бога, но потом все же беру себя в руки. Один мудрый врач, специалист по заболеваниям сосудов, просмотрев мою объемистую пачку выписок из истории болезни, сказал, что медицина сделала для меня все; раз есть духовный отец, нужно обращаться только к нему. Серьезно страдал от болезни печени и апостол Павел: «И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не превозносился. Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей; ибо сила моя совершается в немощи. И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христа» (2 Кор.12,7-9). Нужно научиться терпеть собственное «жало в плоти», и примеров тому несть числа. А пожаловаться на саму болезнь – не грех…
Но старость – это Рим, который…
Б.Пастернак
Сначала забываешь даты, а вслед за ними имена, все то, что натворил когда-то тверезый или с бодуна, кирпичный дом начальной школы, элементарные азы – все падежи и все глаголы, и дни недели, и часы, Эвтерпу, Мельпомену, Клио и прочих, сколько их – Бог весть! А то и собственное ФИО не можешь твердо произнесть. Кому ты нужен в этом гейме, кому очки твои нужны, когда безжалостный Альцгеймер бездумно ходит вдоль стены? Кто обратится к имяреку, С трудом жующему строку? Петух на прясле: кукареку! А он в ответ: ку-ку… Так вот каков ларец Пандоры! Так вот каков остывший пыл! Да, старость – это Рим, который… А что там дальше – позабыл. Леонид Григорьян
Тогда я признался духовнику, что из-за пульсирующего шума перестал ходить в церковь. Он участливо кивнул и произнес: «Куда тебе в церковь с такой головой!» Зимой особенно плохо из-за препадов давления. Книги читатать перестал, но редакторская работа требует вычитывать хотя бы корректуру газет, и это дается мне уже с большим трудом. Сколько отпущено времени – никто сказать не может. Кто не знает безсмертных пушкинских строк:
Не дай мне Бог сойти с ума.
Нет, легче посох и сума;
Нет, легче труд и глад.
не то, чтоб разумом моим
Я дорожил; не то, чтоб с ним
Расстаться был не рад:

Когда б оставили меня
На воле, как бы резво я
Пустился в темный лес!
Я пел бы в пламенном бреду,
Я забывался бы в чаду
Нестройных, чудных грез.

И я заслушивался волн,
И я глядел бы, счастья полн,
В пустые небеса.
И силен, волен был бы я,
Как вихорь, роющий поля,
Ломающий леса.

Да вот беда: сойди с ума,
И страшен будешь, как чума,
Как раз тебя запрут,
Посадят на цепь дурака
И сквозь решетку, как зверка,
Дразнить тебя придут.

А ночью слушать буду я
Не голос яркий соловья,
Не шум глухой дубров –
А крик товарищей моих
Да брань смотрителей ночных,
Да визг, да звон оков.
Александр Пушкин
Я не так боюсь смерти физической, как духовной. Что творится в душе человека, когда он становится «не в себе»? Что за мир окружает его? Убогий – значит рядом с Богом? Духовник одного из монастырей, который хорошо меня знает, на мой вопрос ответил, что заболевание имеет духовные корни. Получается, что я плачу по чужим счетам: «Я Господь Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои. (Исх.20,5). Или к грехам предков я добавил свои?.. Или это именно тот крест, которыя я должен нести? Ведь впервые болезнь проявила себя в моем первом паломничестве на Святую Землю… Нет ответа. Но он мучает меня; а допустят ли меня к Причастию? В «Настольной книге священно-церковно-служителя» (Т.II, стр.1146) читаю: «Изумленным, или обмершим, т.е. потерявшим чувство и сознание, запрещается преподавать св.Тайны, доколе не прийдут в сознание и чувство и не исповедают грехов своих в сердечном сокрушении». Отсюда следует, что людей, страдающих потерей памяти, причащать нельзя.
Порой в гордыне я думаю: «Господи, пятнадцать лет я посвятил себя Твоему служению, а Ты и меня хочешь лишить разума. Молю Тебя, дай хотя бы знать, за что». Нет ответа… нет ответа… нет ответа…
†Святитель Феофан Затворник, говоря о добродетельной жизни христианской, так описывает возраст мужеский, т.е. зрелый: «Это время, когда внутренняя борьба утихает, и человек начинает вкушать покой и сладость духовных благ. Земледелец, после жатвы вкушающий плоды трудов, также тесто, заквашенное и вскисшее, вполне образовавшееся – это образы совершенного возраста. Премудрый Сирах изображает действование премудрости, как она сначала мучит и испытывет любимца своего, потом обращается к нему, возвеселяет его и открывает ему тайны свои (Сир.4,18). Это последнее – характер духовного мужа. Мужу мы приписываем твердость, степенность, непоколебимость, опытность».
Остается единственное – все оставшиеся силы положить на Твой алтарь, но с каждым годом все труднее дается жизнь, и я все жду, по Твоему слову, обещанного облегчения: «Вас постигло искушение не иное, как человеческое; и верен Бог, Который не попустит вам быть искушаемым сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести. (1 Кор.10,13).
При случае спрошу у батюшки…
Если…
О, если разум сохранить сумеешь,
Когда вокруг безумие и ложь,
Поверить в правоту свою – посмеешь,
И мужество признать вину – найдешь,
И если будешь жить, не отвечая
На клевету друзей обидой злой,
Горящий взор врага гасить, встречая,
Улыбкой глаз и речи прямотой,
И если сможешь избежать сомненья,
В тумане дум воздвигнув цель-маяк…
Редъярд Киплинг

 «И СКАЗАЛ ГОСПОДЬ: ИСТРЕБЛЮ С ЛИЦА ЗЕМЛИ ЧЕЛОВЕКОВ И ПТИЦ НЕБЕСНЫХ ИСТРЕБЛЮ: ИБО Я РАСКАЯЛСЯ, ЧТО СОЗДАЛ ИХ» (Быт.6,7)
Новый год ознаменован новой напастью - под названием «птичий грипп». Люди настолько устали бояться старых и привыкать к новым опасностям, что почти не обратили внимания на тревожные сообщения из Турции. И даже, несмотря на предупреждение главврача России Онищенко, желающих отдохнуть на любимых турецких курортах, в которых началась эпидемия, ничуть не убавилось. Да и в России на водоемах стали находить целые стаи мертвых перелетных птиц. А городские голуби давно помирают от странной болезни – я сам этому свидетель. Погибнут пернатые: дрозды, скворцы, синицы, щеглы, чечетки, зяблики, кукушки, и гуси-лебеди, и журавли, и аисты, и цапли, и пингвины, колибри, страусы, попугаи, орлы и дрофы – все другие птицы. А насекомые останутся звенеть, скакать, ползать, плавать, летать, жужжать, жалить, шуршать – кишеть. Кошмар: нашествие червей, вшей, жуков, стрекоз, мух, пауков, комаров, блох, тараканов, клопов, муравьев, молей, тлей, скорпионов, сороконожек. Подумай только, мы не детей пугаем, обсуждаем всерьез возможное убийство мира, исчезновенье мира на земле. Наталья Астафьева.
Я только представил себе, как солнечным утром проснусь в своей комнатке на даче, вдохну сосновый аромат Ладоги и почувствую, что мне чего-то не хватает. Медленно в сознание войдет, что не слышно привычного пения птиц, - и на душе образуется пустота. Грядущий день воскрес, зажег рассвет вдали. Все просим у небес, а надо – у земли. Ее мы мучим, бьем, и вглубь и вширь разя. Она горит огнем… Так дальше жить нельзя. На нас управы нет: хватаем все подряд, но разве вкусен хлеб, что был разбоем взят? Среди погибших рек, потраченных лесов, опомнись, человек, услышь печальный зов: «Все просим у небес, а надо – у земли, чтоб чудо из чудес мы сохранить могли!» Олег Дмитриев.
Изнывающие от безделья охотники, обрадованные свалившимся счастьем пострелять, уже начали отстрел всего летающего в небе – ворон, воробьев, галок, красавиц синичек – и делают это с чувством выполнения долга перед человечеством и чистой-пречистой совестью.
Больно смотреть на больных голубей.
Перья напыжила бедная птица.
Сбоку подходит прохожий: «Добей!
Жаль только – в дело ничто не сгодится…»

Нет. Я ничем не сумею помочь,
Но и добить не достанет мне силы.
Вправе ли мы приближать чью-то ночь
Даже у самого края могилы?

Вправе ли стебель ломать у цветка,
Если бутон не увял самый поздний,
В бездну колодца бросать светляка,
К небу морские вытаскивать звезды?

Лучше уж так вот стоять, не дыша,
Видеть, как солнце за город садится,
Как отлетевшая птичья душа
В воздухе тихо рушинкой кружиться.
Владимир Евпатов
Если эпидемия рапространится, люди лишатся огромной части своей, как говорят официально, кормовой базы: не будет ни «ножек Буша», ни гусей, ни яиц, ни Рождественских индеек на столах американцев, ни огромных страусов, ни крохотных колибри. Зато в огромных количествах расплодятся летающие кровососущие и ползающие насекомые – основная пища пернатых. Хрупкая экология планеты окажется нарушенной, и цепь за цепью будут рваться тясячелетиями наработанные связи между всей живностью, существующей на Земле. Выбежали дети за ворота посмотреть на небе журавлей. Ничего-то нету, никого-то, пусто в небе над землей моей. Так им жить, не ведая покоя, вдруг узнав любовь и пустоту. Дети спят с недетскою тоскою в розовом младенческом поту. Владимир Ведякин.
Еще а 1876 году журнал немецкого Общества покровительства птиц поместил статью с подробным указанием, как следует разводить рощи для привлечения птиц. Призыв был своевременным: «из 9300 видов птиц, составляющих фауну планеты, свыше тысячи видов стоят перед реальной угрозой вымирания вследствие разрушения их мест обитания или прямого истребления людьми. За последние четыре столетия мы лишились почти сотни видов пернатых. Многие из них пали жертвой завезенных людьми домашних животных», - читаю в книге А.Брема «Жизнь животных». Человек с безудержной страстью подчинить все живое для своих целей собственными руками копает себе могилу. Разве только «птичий грипп» убивает людей? Вспомните, как отнеслись мы к появлению неведомого до сих пор СПИДа два десятилетия тому назад, и сколько человеческих жизней он уносит ежедневно во всех странах. А мы ничего, живем и в ус не дуем… Когда погибнет флора и фауна, и в садах расцветут компьютеры, и взойдут на русских плантациях, как озимые зеленя, телеграфные, разноцветные, в оболочке резиновой кабели, то ли ласточки, то ли скутеры станут мошек ловить, звеня. Я лопату возьму совковую и в какой-то глуши пластмассовой посредине асфальтовой площади, где, как на небе, ни души, наступая на заступ тапочкой – для удачливой ловли чайников буду долго копать хорошие нехимические карандаши. Выйду в море канализации и закину в пучину удочки! Погляжу, как в стогах мечтательных стекловаты стоят стога. Заволнуется сердце песнями! Со слезами любви к отечеству я забуду, что щиплют удочки электрическая мелюзга. Будут в небе летать динамики. Будут песни звучать спектральные. И в своей рыболовной лодочке буду плакать я до утра, что стоят на земле хорошие и весеннею пахнут плазмою – алхимические, нормальные подмосковные вечера… «Грустная фантастика» Михаил Шелехов.

Новости: «Диагноз "птичий грипп" подтвержден еще у двух детей в Тур¬ции. Как сообщила представитель Всемирной организации здравоохране¬ния, у детей обнаружен смертельно опасный штамм вируса "птичьего гриппа". Они по¬ступили в больницу из того же района на востоке Турции, где на прошлой не¬деле от "птичьего гриппа" умерли трое детей - члены одной семьи. Все случаи заболевания зарегистрированы в районе города Ван. По меньшей мере 32 чело¬века госпитализированы с подозрением на "птичий грипп". В городе и окрест¬ностях – паника».
Люди! Бедные, бедные люди!
Как вам скучно жить без стихов,
без иллюзий и без прелюдий,
в мире счетных машин и станков!

Без зеленой травы колыханья,
без сверкания тысяч цветов,
без блаженного благоуханья
их открытых младенческих ртов!

О, раскройте глаза свои шире,
нараспашку вниманье и слух, -
это ж самое дивное в мире,
чем вас жизнь одаряет вокруг!

Это – первая ласка рассвета
на росой убеленной траве, -
вечный спор Ромео с Джульеттой
о жаворонке и соловье.
Николай Асеев

«ДА СВЕТИТ СВЕТ ВАШ ПРЕД ЛЮДЬМИ, ЧТОБЫ ОНИ ВИДЕЛИ ВАШИ ДОБРЫЕ ДЕЛА» (Мф.5,16)
Звоню женщине – поздравить с наступившим Рождеством Христовым. Говорю положенные в таком случае слова; а знакомы с ней мы только по православным выставкам, куда она неизменно приходит, не забывая заглянуть и на наш газетный стенд.
- Вы чем сейчас занимаетесь, Александр Григорьевич?» - спрашивает Лена.
- Да сижу над очередной книгой, кропаю помаленьку: Святки, на работу идти не надо.
- А вы напишите обо мне, - просит она, и я понимаю, что говорит моя знакомая вполне серьезно.
Ну, я отшучиваюсь, как могу, а, повесив трубку, думаю: надо бы выполнить ее просьбу. Поэтому пишу: «У меня есть знакомая по имени Лена, работает врачом, глубоко верит в Бога; у нее взрослый сын. Живет в коммуналке. Она очень миловидная женщина – стройная, с короткой стрижкой, выглядит прекрасно – просто загляденье. И никогда не падает духом. Я шутливо предлагал ей встретиться, но она так же шутливо находила необидную причину оставаться знакомыми по телефону». Я облегченно вздохнул и опять сел за компьютер.
Созвучно ли слово движенью души, ведь жизнь ее так переменчива? Но все-таки женщине встречной скажи: - Вы очень красивая женщина! Как в шкуру чужую непросто влезать, а влезешь – почувствуешь то еще! Но все же умейте мужчине сказать, что дело он делает стояще! Разумные люди в борьбе до конца за деньги, за власть, за признание. А люди сердечные хвалят Творца за радости, за испытания. В компьютерном веке забыть бы пора про богоугодные странности. Но надо ж кому-то из капель добра слагать Океан благодарности. Владимир Топоров.
И своих журналистов всегда учу: «Вам дано право рассказывать о людях публично. Пишите о человеке только хорошее – часто ли пишут о простых людях за их долгую, внешне совсем непримечательную жизнь? Ваш материал в газете можно сравнить с награждением, прямо скажу, медалью или даже орденом. Представляете, сколько радости испытает человек, о котором вы написали с любовью? И близкие его прочтут и порадуются, и знакомые будут рады, да и у незнакомых – по себе знаю – поднимется настроение, когда узнают о хорошем, достойном человеке, с которого не грех и пример брать. Поэтому – только хорошее!» Как можем, следуем этому немудреному правилу.
Подвыпив, пристает ко мне
Старик среди двора:
- Я был на стройках, на войне,
Все это – как вчера!

Все встречи помню, все бои,
Прошу от всей души:
Воспоминания мои,
Писатель, запиши!

Я полуграмотный, больной,
Мои плохи дела.
Неужто жизнь моя со мной
Уйдет, как не была?
Илья Фоняков, СПб

       «ПОДДЕРЖИВАЙТЕ СЛАБЫХ, БУДЬТЕ ДОЛГОТЕРПЕЛИВЫ КО ВСЕМ» (1 Фес.5,14)
Рождественские Святки, а на градуснике 0. Хорошо еще, снег все-таки держится и сдаваться не хочет. На градуснике ноль, а это значит ни то, ни се, ни лето, ни зима: как будто быт земной еще не зачат, как будто жизнь не начата сама. Как будто вновь она в своем раздумье: куда же дальше, в сторону тепла или морозов двигать мир безумья, творившего нетление из тла? Ноль – ничего. Никто смертельным жалом не жалит. Ноль – не буква, не число – лишь черточка слияния с началом конца, где под пятой добро и зло… Александр Андрюхин.
Утром обязательно направляюсь в дворовый садик покормить пшеном переживающую в кустах холода стайку молодых воробышков. Как еще теплится жизнь в крохотных серых комочках?
Еще только выхожу из подъезда, а сверху раздается призывное карканье дежурной вороны – мол, этот в кепке не раз высыпал корм под дерево; ждите дальнейших сообщений. Или она со мной здоровается? Надо срочно учить вороний язык, если действительно хочешь подружиться с пернатыми соседями.
Ты всех приветствовала будто
И, зависть к людям не тая,
Ты каркала нам: «С добрым утром!»,
Ворона милая моя!
Но вот однажды знак вниманья
Не понял, видно, человек.
Его плохое подражанье
Ты вдруг услышала в ответ.
С тех пор кому-то в назиданье
Сидишь, умолкшая навек.
И ждешь, когда же «С добрым утром!»
С балкона каркнет человек…
Но он молчит – не в настроенье,
Лишь смотрит на тебя в окно,
Не замечая, что ворона
Его приметила давно.
Нина Клдиашвили
Кстати, семейная пара Карла с Кларой по-прежнему живет напротив окна на облюбованном дереве, а вот молодого вороненка, которого я посчитал за их сына и назвал Сэром, что-то не видно: возможно, я плохо разбираюсь в родственных вороньих связях. Между прочим, вороны разборчивы в еде, хотя и всеядны – ржаной хлеб есть не будут; и гречневыя сечка им тоже не по вкусу. Но мы все равно дружим. Не имею кольца Соломона, не кольцую я пойманных птиц, но меня полюбила ворона, выделяя из множества лиц. Видно, я ей пришелся по сердцу, этой гостье, совсем не ручной, что она в материнские сенцы прямо с улицы скачет за мной. Ах, моя дорогая плутовка! Ты по-детски смешна и легка. Как-то мне, человеку, неловко принимать от тебя червяка. Павел Мелехин.
Чтобы не мучить птиц замерзшими кусками булки, которая даже при такой температуре быстро превращается в камень, жена специально размачивает ее в теплой воде; и воробушкам, и воронам, и голубкам это по душе: когда возвращаюсь вечером назад, заглядываю на место, где бросал корм; все чисто, будто дворник подмел. И то славно: птиц вокруг много, а желающих покормить – только сердобольные старушки да вот дядька из десятого дома. Трудно птицам, трудно людям: что ни говори, а такая зима никому не в радость… А жизни пока нет. Но к обновленью стремленье есть из начатого дня. Завидую вселенскому терпенью природы начинать опять с нуля. Опять с нуля! Хотя уже не молод – не сожалеть, не быть, не обладать, чередовать упрямо зной и холод, уравновесить, вновь чередовать добро и зло, творенье, разрушенье, то истлевая, то вмерзая в лед… И эта круговерть нам представленье о тайнах безконечности дает. Александр Андрюхин.

«МИЛОСТЬ И ИСТИНА ДА НЕ ОСТАВЛЯЮТ ТЕБЯ» (Притч.3,3)
Царство Божье в душе ребенка, и вокруг него – благодать. На окне герань – рябинка за окном начала мигать. Так тепло внутри и снаружи. Алость греет (а жалость жжет!). Но все уже, уже и уже тропка в гору, где Бог живет. А ребенок еще не знает ни запретов, ни взрослых «воль». И от первого снега тает его первая в жизни боль. Ольга Гречко.
За свою журналистскую жизнь я брал интервью у самых разных людей – начиная с «борцов с коррупцией» периода перестройки Тельмана Гдляна и Николая Иванова или постоянного члена Священного Синода и кончая ВИЧ-инфицированным. Однако брать интервью у детей мне не приходилось. Восполняя этот пробел, решился взять интервью для газеты «Чадушки» у своего внука, который посетил деда, чтобы получить обещанный к Рождеству подарок – огромный итальянский глобус с лупой и подсветкой изнутри. А зачем ему понадобился земной шар в миниатюре, мы и постараемся узнать. Итак, вопрос первый:
— Представься, пожалуйста, — твоя фамилия, специальность, образование, возраст?
— Меня зовут Кирилл Раков. Специальность — хорошая. Ну, какая, какая… я в детский сад хожу. Подскажи, дедушка, как это? — воспитанник детского сада. Образование?… домашнее, я же еще в школу не хожу. А лет мне шесть, еще шесть месяцев и пятнадцать дней.
— Ты «работаешь» воспитанником детского сада, а нравится тебе это за¬нятие? Что у вас происходит интересного?
— Нравится. Мне нравится заниматься в садике математикой.
— О!.. это серьезное занятие…
— А еще рисовать. Всякие танки, войну…
— Если ли у тебя друзья? Помогает ли дружба в твоей жизни?
— Помогает. И друзей у меня много — Леша Шепелевский, Леша Соколов, Женя Слебенков, Максим, а еще Рома и Саша. И девочки… Катя Гончарова.
— Она тебе нравится? Она красивая?
— Да. И еще мне нравится Вероника.
— Вы не деретесь в садике друг с другом?
— Нет. Мы любим играть.
— А тебе хочется учиться в школе?
— Да.
— А если учителя будут ставить двойки? Родители же будут ругаться, бу¬дут заставлять как следует учить уроки. Или у тебя не будет двоек?
— Не будет. Но если и будут… мне все равно хочется в школу.
 — Кирилл, а ты веришь в Бога? Какой Он, по-твоему?
— Хороший, добрый… Он живет на Небесах.
— А кто тебя крестил?
— Батюшка. Его зовут отец Иоанн Миронов.
— А помогает Бог тебе в твоей жизни? Ты это чувствуешь?
— Помогает. Я молюсь, но своими словами. Но иногда молиться забываю.
— Не мешают ли родители твоей жизни? Есть ли вещи, которые ты хотел бы сделать, но они не разрешают? Справедливо ли это?
— Конечно, несправедливо… они мне иногда не разрешают есть конфеты! А так все разрешают.
— А кого ты больше любишь — маму, папу или машинки? Только честно.
— Честно? Люблю бабушку Леру, папу, маму, бабушку Валю, дедушку Сашу… и машинки тоже.
— Ты хочешь поскорее вырасти? А может быть, ты уже взрослый человек?
— Нет еще, я пока еще мальчик. Но я хочу вырасти и папе помогать. Буду помогать ему работать и на даче тоже.
— А правда ли, что когда тебе недавно удаляли зуб — ты согласился на извлечение только после того, как тебе пообещали купить машинку?
— Правда, — вздохнул внук. — Потому что если мне говорят, что купят машинку, — я сразу соглашаюсь.
— Ах вот как! Ну, понятно… А кем ты хочешь стать?
— Я буду МЧСом! Теперь у меня есть глобус – стану по нему учить страны, где работают МЧСы.
— А твои папа и мама кем работают? А дедушка Саша?
— Папа газеты печатает. Мама — бухгалтер. А ты, дедушка, книги печата¬ешь.
— Я вот пишу книги еще. А ты не желаешь что-нибудь написать сам, жиз¬ненное?
— Нет. У меня же опыта еще нет.
 — А кем бы ты никогда, ни за что не хотел бы быть?
— Не хочу людей возить в автобусе.
— Как ты думаешь: допустимо ли немного приврать при определенных об¬стоятельствах?
— Нет, дедушка. Врать нельзя.
— Молодец. А скажи, ты любишь животных? Каких животных ты хотел бы завести дома?
— Пусть живут три собаки и… три кошки. А еще я люблю Мартюню с Малышом, которые живут у тебя, дедушка.
— А вот что лучше по-твоему — посмотреть мультфильм какой-нибудь или почитать интересную книжку с картинками?
— Мультфильм… и почитать книжку с картинками (внук заметался между желаниями). То и другое понемножку.
— А вот если бы тебе дали волшебную палочку, с помощью которой можно выполнить три желания, что бы ты пожелал?
— Чтобы я был очень хорошим и поскорее вырос, и еще, чтобы я делал все хорошее для хороших и бедных людей (эти слова вырвались у Кирилла из самого сердца).
— У тебя еще одно — третье желание осталось… для тебя самого.
— Еще?.. Ну, чтоб у нас был новый холодильник.
— Тебе понравилось давать интервью?
— Понравилось.
— Должен ли я сделать тебе за это подарок, или ты дал интервью безвозмездно?
После непродолжительного молчания внук честно сказал: «Должен». И пришлось мне подарить ему самую дорогую мою книгу — любимую книгу детства — «Фильмы-сказки», 1955 года издания, которую мне в конце учебного года, после окончания первого класса вручил директор московской школы №148. Книга детским почерком (видимо, это задание выполнял кто-то из моих одноклассников) было подписана так: «Ученику 1 «Д» класса Ракову Саши за хорошую, отличную успеваемость и хорошее поведение»).
— И последний вопрос: твои пожелания нашим читателям?
— Чтобы им хорошо было, чтобы они никогда не болели, не кашляли, чтобы у них не было хриплого голоса. Чтобы они хорошо работали на работе и хорошо печатали газеты. А дети чтобы слушались маму и папу, не ломали игрушки, чтобы здоровье здоровалось и чтобы они в садик каждый день ходили. А по выходным — нет.
Тихая нежность к внучатам, к сыночкам –
это с годами сильней и сильней…
Нежность корней к набухающим почкам,
к первым листочкам влеченье корней…
Сколько надежд в этих соках весенних!
Радостно чувствовать день ото дня,
как тяжелеет дитя на коленях,
как его голос крепчает, звеня.
С детской улыбкой что может сравниться?
Детская сердце терзает слеза…
Ты посмотри, как умеют дивиться,
как округляются эти глаза!
Помним и первое слово, и фразу,
первые горести школьной скамьи…
Чувство семьи возникает не сразу –
может, когда уже нету семьи…
Осенью лист осыпается ржавый,
ветер над миром гуляет сквозной.
Детские волосы – мягкие травы
рядом с твоей шелестят сединой.
Семен Ботвинник, СПб

«ПОКАЯНИЯ ДВЕРИ ОТВЕРЗИ МИ, ЖИЗНОДАВЧЕ» (Постная Триодь)
«Уважаемая редакция!
«Мать так не заботится о своем ребенке, как Господь о нас», — писал своим духовным чадам игумен Никон (Воробьев). Это истинная правда. Когда мне было очень плохо — никто меня не печатал, что для писателя подобно смерти, — Господь послал мне адрес газеты «Православный Санкт-Петербург». Я прочитал его на обложке одной из брошюр. И стала мне эта газета родной, а редактор Александр Григорьевич Раков — другом, о чем он сам написал в одной из своих книг. Несколько лет Раков заботливо и безкорыстно правил мои статьи и рассказы, обогащал их фактами и печатал. А мне захотелось большего… книгу захотелось!
Собрал газетные вырезки, составил книгу «Час послушания Господу» и послал редактору: нельзя ли напечатать? Александр Григорьевич отнес книгу в издательство, а месяца через три позвонил: «Поздравляю: над книгой работают, скоро выйдет. Можешь написать в издательство». Но писать я суеверно боялся: за последние 10 лет уже несколько моих рукописей так и не стали книгами, хотя их собирались печатать… «Пиши, не бойся, — успокоил меня Александр Григорьевич, — люди в этом издательстве хорошие, православные…»
Но я все боялся, как бы чего не вышло: ведь враг не дремлет. И правда, сатана нашел слабое место. Между мной и редакцией пробежала черная кошка — моя гордость. Я так «разгордехся, развеличахся», что стал похож на спесивую старуху из пушкинской сказки, которая захотела, чтобы сама золотая рыбка была у нее на побегушках. И это в прямом смысле! Я в письмах стал указывать некоторым сотрудникам: «Сходи туда-то, сделай то-то…» Стыдно признаться, но это так. На защиту сотрудников встал редактор и прислал мне сердитое письмо. Оно охладило мой пыл, как ушат ледяной воды. Месяц, если не больше, приходил в себя. А когда смог спокойно проанализировать ситуацию, увидел плачевное состояние своей души: она опухла от гордыни, как ленивая хрюшка!
Понял: надо срочно что-то делать с душой. Тут же бухнулся на колени перед образом Спасителя, каялся. Но чувствовал, что молитва не доходит до Господа. Да и как ей дойти от такой «ожиревшей» души? Стал чаще ходить в храм. Хотелось помолиться какому-либо святому, который помогает бороться с гордыней. И вот как-то листаю молитвенник, читаю: «Молитва св.прав.Алексию, человеку Божию». И тут же примечание: «Сын богатых и знатных родителей, он сбежал от мирского довольства, жил на паперти храма, всю жизнь терпел нищету и лишения. Этому святому молятся от избавления гордыни — св.Алексий имел глубокое смирение».
Так вот кому молятся от гордыни — моему небесному покровителю! А я и не знал… И вспомнилось, что месяц назад купил в храме иконочку св.прав.Алексия, человека Божия, с молитвой ему. Думал — случайно купил. Но у Господа не бывает случайностей. Святой Дух знал, что скоро она мне понадобится.
Батюшка святой праведный Алексий, человек Божий! Помоги мне избавиться от гордыни. Со слезами прошу…
Александр Григорьевич, напечатайте мое покаяние, пожалуйста… Спаси Вас Господи!
  р.Б. Алексей».

Мы посоветовались всей редакцией и решили, что раз у православного человека болит душа, и он просит опубликовать письмо, просьбу надо выполнить. По себе знаю, как происходит очищение после публичной исповеди…
О, если б совесть уберечь,
Как небо утреннее, ясной,
Чтоб непорочностью безстрастной
Дышали дело, мысль и речь!

Но силы мрачные не дремлют,
И тучи – дети гроз и бурь –
Небес приветную лазурь
Тьмой непроглядною объемлют.

Как пламень солнечных лучей
На небе тучи заслоняют –
В нас образ Божий затемняют
Зло дел, ложь мыслей и речей.

Мы свято совесть соблюдем,
Как небо утреннее, чистой
И радостно тропой тернистой
К последней пристани придем.
К.Р.

«ТЫ, ГОСПОДИ, СЛАВА МОЯ» (Пс.3,4)
Дозвонился до батюшки, и он отчитал меня за последний номер газеты:
- Почему так скучно о Новомучениках Российских на первой странице напечатал?
Ты же присылаешь мне вырезки из разных газет, какие там страдальцы за веру описаны! Больше надо о них писать!
- Отец Иоанн, - отвечаю я, - интервью дал председатель епархиальной Комиссии по канонизации; на мой взгляд, хороший материал получился. Мы же не вправе отсебятину писать, он доктор богословских наук и свое дело знает. Потом, о.протоиерей материал читал и одобрил – так по закону положено. О Новомучениках мы много писали и еще писать будем, но газета должна состоять из разных материалов на разные темы – тогда и людям она по душе придется.
- А зачем о Святейшем Патриархе напечатали? Ему может не понравиться…
- Батюшка, наш Патриарх – человек мудрый, не должен он отрицательно относиться к тому, что рассказал его однокашник по семинарии 82-летний протоиерей Евгений Ефимов, настоятель храма св. блгв. Князя Александра Невского. Вспоминая о своей молодости, он рассказал о дружбе с будущим Патриархом: «Он очень хорошо знал эстонский язык и меня учил. Каждый день я должен был несколько слов по-эстонски запомнить. Он хотел, чтобы мы вместе потом поехали служить в Эстонию. Мы хорошо дружили, он у меня и шафером на свадьбе был. И сейчас друг друга со всеми праздниками поздравляем.
- А правда, что вы в свое время у Патриарха невесту отбили?
- Ну что вы! Господь с вами! Это он у меня пытался отбить девушку. Пошел с ней в кино, а мне не сказал. Но я узнал и за волосы его оттрепал… я на пять лет старше его. А вообще-то нам не до невест было: учебы много, а хлеба – малый кусочек давали. Но моя мама привозила в семинарию круглый хлеб и немого масла. Мы это богатство между рамами держали, холодильников не было. А как поссоримся, бывало, Алексей к хлебу и маслу не притрагивается. Только подойдет, посмотрит и шепчет мне: «Масло уж пожелтело, а хлеб и не разрезать…» А мое дело было хлеб резать и маслом мазать. Ну, я быстро хлеб нарежу и ему масла поболе намажу – он же младше. Но Алексей требовал, чтобы было одинаково, иначе не ел. Хорошо дружили… Я к ним в Таллин не раз приезжал, мама и папа его, тоже священник, как радостно меня принимали…
Семинарию я закончил с правом поступления в Академию вне конкурса. Алексей просил тогда: «Останься, ради Бога!» Я объяснил: «Мама больная, тяжело ей после войны, хлеба нет. Я буду служить на приходе, поддержу ее». И я ушел…»
Вот и весь эпизод шестидесятилетней давности. Не знаю, как вы, а я нашего Первоиерарха еще больше зауважал. Был и он юношей когда-то, и такие вот мелкие подробности его жизни вызывают только светлую улыбку. Любим мы в России делать из людей памятники при жизни, но с истинных подвижников позолота сама слезает. Помню, ректор Санкт-Петербургской Академии, ныне архиепископ Константин (Горянов), на свое пятидесятилетие прилюдно вспомнил, как мама отодрала его за курение, и тех пор он в рот не брал табачище. Полный зал улыбнулся и захлопал в ладоши. Мы печатали об этом в газете. Упал от этого авторитет владыки? Да ничуть. И моя любовь к Святейшему не поколебалась ни на йоту.
†«Людям здравомыслящим надлежит избегать и того, чтобы им льстили, и того, чтобы самим льстить». Прп.Исидор Пелусиот.
Памятник
Приснилось мне, что я чугунным стал.
Мне двигаться мешает пьедестал.

В сознании, как в ящике, подряд
чугунные метафоры лежат.

И я слежу за чередою дней
из-под чугунных сдвинутых бровей.

Вокруг меня деревья все пусты,
на них еще не выросли листы.

У ног моих на корточках с утра
самозабвенно лазит детвора,

а вечером, придя под монумент,
толкует о безсмертии студент.

Когда взойдет над городом звезда,
однажды ночью ты придешь сюда.

Все тот же лоб, все тот же синий взгляд,
все тот же рот, что много лет назад.

Как поздний свет из темного окна,
я на тебя гляжу из чугуна.

Недаром ведь торжественный металл
мое лицо и руки повторял.

Недаром скульптор в статую вложил
все, что я значил и зачем я жил.

И я сойду с блестящей высоты
на землю ту, где обитаешь ты.

Приближусь прямо к счастью своему,
рукой чугунной тихо обниму.

На выпуклые грозные глаза
вдруг набежит чугунная слеза.

И ты услышишь в парке под Москвой
чугунный голос, нежный голос мой.
Ярослав Смеляков
       
«С УПОКОЕНИЕМ УСОПШЕГО УСПОКОЙ И ПАМЯТЬ О НЕМ…» (Сир.38,23)
Завтра 24 января – 5 лет со дня твоего ухода, мама. Никак не избыть мне, как тяжело ты уходила из жизни, как ты стонала безпамятно, как хрипела с закинутой назад головой:
Ты ничего мне, мама, не сказала:
ты страшно – безъязыко – умирала.
Но слышу, слышу – сквозь метельный вой –
твой долгий хрип, последний выдох твой.
Ты плакала горчайшими слезами…
Из глаз твоих лились они ручьями.
И до сих пор мне зябко – потому,
что мысли той, хрипящей, не пойму…
Станислав Горохов
Завтра я попрошу знакомого священника отслужить на твоей могилке панихиду, а если не удастся договориться, один проложу тропку к тебе на заснеженном кладбище. Раньше я чаще бывал у тебя: болела от утраты душа, и мы с тобой много общались. А теперь боль моя улеглась, хотя я думаю о тебе постоянно, ты не являешься больше ко мне во снах. Но, мама, ты знаешь, сколько людей молятся за тебя и папу по моей просьбе в книге «Былинки». Я даже представить себе не мог, что мои православные братья и сестры так близко воспримут чужую боль. Это Господь побуждает оставшихся на земле молиться о усопших – если хочет спасти их души. Теперь-то я понимаю, чем ты была в моей жизни, мама… Я как будто занедужил, слышу голос за спиной: - Ну скажи, кому ты нужен, кроме матери родной? Кто поймет и не осудит, лист почтовый тербя, кто печаль твою остудит, кто поплачет за тебя?...Ну, а если нет спасенья, мир, как жуткое кино – под кладбищенской сиренью твоя матушка давно, если дом твой перевьюжен, если окна без огней, ты скажи, - кому ты нужен, кроме матушки своей? Кто-то в гору, кто-то в нору, и жена, махнув с крыльца, сыщет новую опору, сменит камень у кольца. Но на дальнем перегоне будут душу согревать две горячие ладони, это – Родина и мать! Потому опять и снова, словно вены на руке – два заветных эти слова рядом в русском языке. Пусть сияют, завлекая, чужедальние края… Там, где матушка родная, там и Родина моя! Анатолий Пшеничный.
…С братом, как ты просила, мама, я помирился, а вот до твоей подруги, моей «крестной» Клавдии Васильевны Литвиненко – ей уже 88 – к стыду своему, пока не добрался. Уйдет она, и некому на земле будет рассказать о тебе, о папе, о маленьком Алике. Звонит иногда,все тебя вспоминает.
Сегодня батюшка за тебя помолится, да я в храме панихидку заказал. Расстраиваюсь, что летом на твоей могилке ничего не растет: то ли влажность болотная, то ли солнышко сжигает растения, то ли все вместе взятое. Реже я стал у тебя бывать, мама, но ты уж не обезсудь - бывают времена, что и в храм ноги не идут. Это по слабости духовной. Так батюшка и говорит: «Слабый ты, Саша…»
Я уходил домой по знакомой до боли 18-й «улице» Серафимовского кладбища, а на твоей могилке теплился огонек лампадки. Спи, мама, в покое, недалек час – встретимся…
Пока отец и мать на белом свете – тебя шутя не взять беде и смерти. Ты крепко защищен мольбою к Богу о сыне и еще – всем понемногу. Готов дрова ломать и строить храмы, пока отец и мать… О мама, мама!.. Иван Тертычный.

«… И УТЕШЬСЯ О НЕМ ПО ИСХОДЕ ДУШИ ЕГО» (Сир.38,23).
А через три дня, 27 января, в день снятия блокады, мы хоронили маму. Простите, если повторюсь, но похороны запомнились мне еще и потому, что из-за празднования на Серафимовском мемориальном кладбище знаменательного события – с почетным караулом, речами, множеством приглашенных, возложением венков – гроб с блокадницей милиция отказалась пропустить за ворота. Кому что докажешь в праздничной суете? После долгих уговоров пришлось въезжать на кладбище с другой стороны.
Бывают дни: я ненавижу
Свою отчизну – мать свою.
Бывают дни: ее нет ближе,
Всем существом ее пою.

Все, все в ней противоречиво,
Двулико, двоедушно в ней,
И дева, верящая в диво
Надземное - всего земней.

Слом Иверской часовни. Китеж.
И ругань – мать, и ласка – мать…
А вы-то тщитесь, вы хотите
Ширококрайную объять!

Я – русский сам, и что я знаю?
Я падаю. Я в небо рвусь.
Я сам себя не понимаю,
А сам я – вылитая Русь!
Игорь Северянин
Мне кажется, это наша национальная черта: за всеобщей заботой о человеке на словах в упор не видеть этого самого человека на деле. Вдумайтесь: Господь сподобил маму быть похороненной именно в этот памятный для нее день, потому что жизнь в осажденном городе осталась главным событием ее долгой жизни. И теперь ее – уже в домовине – не пускают упокоиться в родной питерской земле.
27 января 1944 года
За залпом залп. Гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пестрыми цветут.
А ленинградцы тихо плачут.

Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость слишком велика –
Гремит салют над Ленинградом!

Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют с тобой
Пол-Ленинграда не поднялось…

Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе – салют!
Сегодня ленинрадцы плачут…
Юрий Воронов

Не стоит обольщаться русским радушием и отзывчивостью; кровь наша несет в себе гены безпамятства и жестокости.
А я вспоминаю эпизод, который мама рассказывала мне одними и теми же словами: «Сынок, меня должны были отправить на лесозаготовки, но я так бежала вверх по лестнице до врачебного кабинета, что врач, измерив давление и пульс, дала мне освобождение. И я выжила в блокаду». Признаюсь честно, не придавал я значению ее словам, да и слушал вполуха с детства знакомые рассказы. Но только сейчас до меня дошел истинный смысл такого незначительного происшествия: если бы мама умерла в блокаду, то и меня не было бы на этом свете, и кто-то другой, непохожий, писал бы сейчас воспоминания-былинки наподобие этих – о своей маме. Как мудро устроил Господь жизнь, и как неповоротливо-медленно мы сращиваем воедино ее концы! Заставить человека помнить и чтить невозможно; только впустив в сердце чужую боль, слившись с ней воедино, ты породишь память. Теперь я знаю, чем жили, какими мыслями питались мои родители; видимо, и это запоздалое прозрение заложил в нас премудрый Господь – чтобы мучались дети и помнили давших им жизнь. Тогда и наши дети сохранят память о нас. Так белковое существование переходит в духовное состояние в род и род.
… Нет, не смог я уговорить неприступных стражей порядка пропустить гроб с телом блокадницы через главные ворота мемориального Серафимовского кладбища – «Не положено: День снятия блокады»…
Вернули вещи вместо мамы. Меня пронизывал озноб. Потом бомжи копали яму, столяр привычно ладил гроб. Могильщики привычны к смерти, а я похоронил здесь все. Зачем мне жить на этом свете, когда на свете нет ее? Молчит сырой могильный камень в тени кладбищенских акаций. Но почему на голос мамин я продолжаю откликаться? Ты не тоскуй, осталось мало. Ты там теперь меня встречай, где сквозь глазниц моих провалы взойдут полынь и иван-чай. Юрий Могутин.

«СМЕРТЬ! ГДЕ ТВОЕ ЖАЛО?» (1 Кор,15,55)
Коротка жизнь человеческая… Шестьдесят, семьдесят, редко восемьдесят лет – и пройден человеком путь на земле. «Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим». (Пс.89,10).
Я уповаю, уповаю,
Что не окончусь никогда.
Я только тихо убываю,
Как после паводка вода…
И что меня туда, где не был,
Реки уносит благодать,
Хотя все меньше, меньше неба
Я начинаю отражать.
И хоть ничуть, ничуть не грустно
Мне в лодке у прибрежных ив,
Но только меньше, меньше русло
И тише, тише мой разлив…
И все-таки я уповаю,
Что не окончусь никогда…
Я только тихо убываю,
Как после паводка вода.
Михаил Львов

Срок жизни среднестатистического жителя Земли – 48,5 лет, россиянина составляет 67,5 лет, но цифра напоминает среднюю температуру пациентов в больнице: умирают младенцами, юношами, невестами, в расцвете сил. Если взять школьный класс, то едва половина доживет до пенсии: болезни, войны, случайности, вредные привычки, самоубийства, природные катаклизмы, как мишени в тире, выбивают людей из земной колеи. Неумолимая статистика утверждает: от старости умирает 10%, от несчастных случаев и войн – 20%, а 70% расстаются с жизнью от болезней. Походите по любому кладбищу – надгробия красноречивее слов…
Боже! Как кладбище помолодело,
Как раздобрел ненасытный погост!
Там, где раздольно пшеница гудела,
Ныне кресты поднялись во весь рост.

Тут молодые цветущие лица
С каждой могильной взирают плиты.
Прежде раздольно гудела пшеница.
Ныне гудят гробовые кресты.
Евгений Семичев
А память? Завтра случится 25 лет, как папа ушел. Сейчас ему было бы 92, немыслмое число для солдата, прошедшего сквозь две войны. Сверстников его давно нет, мы, дети, его хорошо помним, а внуки и их дети только по рассказам могут воссоздать образ предка. Получается, одно-два поколения еще помнят. Пройдет еще немного лет – и за могилкой ухаживать уже некому; возможно, поэтому по кладбищенским правилам через тридцать лет на этом месте можно опять хоронить. Видимо, это законно, ибо кладбища все больше под себя земли забирают; а земли-то под них отводят бросовые, болотистые, но все же… Стершаяся книжка записная с алфавитом адресных листов. Вот листаю и почти не знаю: с кем, как прежде, встретиться готов? Кто из вас способен для ответа на мое сердечное – «Алло!».Большинство не просто скрылось где-то, а на веки вечные ушло. И глядишь, былое вспоминая, и немеешь, выводам не рад. Вот что значит книжка записная, вся в плену прощаний и утрат… Ой, развейся, возрастное иго, и вот так – чаруй по временам: вся Земля как адресная книга – Вечность… До востребования… Нам!.. Сергей Смирнов.
Когда навещаем с женой могилу тестя на Северном, я непременно подхожу к заброшенной могилке неподалеку – с крестом из арматуры и крохотной казенной табличкой с фамилией. Шутливая рука похоронщика налепила на верх креста цементный шар из остатков; выглядит это издевательски. Поставлен крест из ивы беднейшей из могил, а он, такой счастливый, взял и побег пустил. И радостные корни вцепились в чернозем, все шире и упорней в стремлении своем. И вскоре над могилой откуда ни возьмись листва заговорила о том, что всюду жизнь. И нет уже пропащей могилы той. Она крестом животворящим отмечена одна. Крестом с плакучей ивой, скорбящей красотой. Так неразлучно диво с великой простотой. Анатолий Брагин.
Иногда затепляю свечку, вырываю обнаглевшую траву, но к следующему приезду она все одно свое возьмет, покрывая могилу густым забвением. Никто, кроме меня, не бывает на странной могиле. Кем был усопший? За что удостоен безпамятства? – мучаюсь я, не находя ответа. – Бездомный старик, заплативший по счетам? Одинокий несчастливец? Самоубийца? – молчит табличка…
На русских кладбищах могилы не найдешь,
И ворон молчаливый не подскажет,
Пока по стольким предкам не пройдешь…
И всяк тебе костьми под ноги ляжет.

На русском кладбище забвения трава
Хватает руки-ноги, рвет до крови.
Безмолствует здесь долг, молчат права,
Незримы знаки родственной любови.

На русских кладбищах ни хода, ни рядов –
Хаос оград, годов неразбериха.
Как будто все колена всех родов
Смешало здесь неведомое лихо.
Геннадий Ступин
Нет, не познать человеку великую тайну жизни-смерти, даже собственную смерть не дано понять человеку. Редкие из нас вслед за апостолом Павлом способны вознестись духом и бросить презрительно: «Смерть! Где твое жало? ад! где твоя победа?» (1 Кор.15,55).
И с того самого мгновенья, когда человек узнает о смерти, он будет мучительно стараться понять величайшую тайну жизни, найти ответ еще здесь, на земле, попытаться приоткрыть дверь в иной мир. Но тайна остается тайной…
†«Смерть для людей, которые понимают ее, есть безсмертие, а для простецов, не понимающих ее, есть смерть. И этой смерти не следует бояться, а бояться надо погибели душевной, которая есть неведение Бога. Вот что ужасно для души». Прп.Антоний Великий.
Покуда есть охота, покамест есть друзья, давайте делать что-то: иначе жить нельзя. Ни смысла и ни лада, а дни как решето, - но что-то делать надо, хоть неизвестно что. Ведь срок летуч и краток, вся жизнь – в одной горсти, так надобно ж в порядок хоть душу привести. Давайте что-то делать, чтоб духу не пропасть, чтоб не глумилась челядь и не кичилась власть. Никто из нас не рыцарь, не праведник челом, но можно ли мириться с неправдою и злом? Пусть наша плоть недужна и безысходна тьма, но что-то делать нужно, чтоб не сойти с ума. Уже и то отрада у запертых ворот, что все, чего не надо, известно наперед. Борис Чичибабин.

«КТО ХОЧЕТ МЕЖДУ ВАМИ БЫТЬ БОЛЬШИМ, ДА БУДЕТ ВАМ СЛУГОЮ» (Мф.20,26)
Наслушавшись и насмотревшись передач о дедовщине в российской армии, когда новобранца не просто избивают, а зверски пытают пьяные «деды», после чего у него ампутируют ноги и половые органы, я решил сравнить свой армейский опыт конца 60-х с нынешним. Должен сказать, что я всегда стоял за службу в Вооруженных Силах: страна без защиты – лакомый кусок для негодяев государственного масштаба.
В ноябре 1967 года я попал в Свердловск, на Уктус, в «сержантскую школу» Уральского военного округа, в 40 армию зенитно-ракетных войск. Школа существует и поныне. 1500 мальчишек со всех концов нашей необъятной Родины на полгода стали курсантами в/ч 03430; нас разбили на батареи по 300 человек, а батареи – на взводы. Командовал нами так называемый «постоянный состав» из сержантов и старшин срочной службы; взвод из 30 питерцев возглавлял косноязычный капитан. В такой обстановке, когда вокруг все «салаги», и речи не могло быть о какой-либо дедовщине. Правда, были другие, прикрытые Уставом «стойко переносить тяготы и лишения армейской службы», издевательства: о многокилометровой мойке полов, когда все твои усилия перечеркивает сапог старшины батареи, я уже писал в одной из книг. Но тот же старшина, вернувшись с попойки, утром приказывал дневальным убрать вещественные доказательства того, чем он при возлиянии закусывал; взвод по вечерам отводили в город на фабрику в столярный цех, где мы зарабатывали для постсостава деньги для развлечений. Справедливости ради добавлю, что после работы, перед возвращением в полк, сержант разрешал на свои деньги купить вина. То-то была радость! Еще любил замкомвзвода поднять нас на уборку главного корпуса, и мы почти до подъема драили офицерские кабинеты. Еще у него были свои любимчики, коим он облегчал бремя службы; были во взводе и изгои – слабые, не могущие постоять за себя парни. Мелкие придирки и обидные наказания, которые очень тяжело на первых порах переживали любовно взращенные мамами мальчики в солдатской форме. Как-то мне удалось попасть в санчасть на лечение, но на другой день я был выписан за то, что отказался застелить сержантскую постель. Но чтобы кого-то избили и изувечили! Это было немыслимо. Да, армия не любит выносить свои внутренние дела на публику. Мы даже в письмах домой старались не жаловаться, помятуя о том, что почту перлюстрируют цензоры; мы начали службу в центре Уральского округа, и порядка здесь, благодаря многочисленным проверяющим, конечно, было больше, чем в боевых частях. Тем более, что на территории школы находился крытый бассейн, куда частенько наведывалось начальство – отдохнуть под водочку от трудов праведных. Поэтому все свободное время мы посвящали очистке подъезда к спорткомплексу от снега. Слышали, наверное, как солдаты перед приездом высокого начальства осенью красили зеленой краской пожелтевшую траву? Так вот, это не анекдот: показуха, имитация бурной деятельности, карьера любыми путями есть неотъемлимая часть той армии, которую я знал. Думаю, вряд ли что изменилось за прошедшие десятилетия. Слушай, а где же дедовщина? – спросите вы.
Приложение к Уставу
Азбукой быта армейского
Нам дедовщина была.
В пекле уклада житейского
Детство сгорело дотла.

Сдали иные экзамены
И, новобранцами став,
Веря наукам казарменным,
Зря мы зубрили Устав.
Андрей Петухов, СПб
Через полгода я попал в Халиловский 596 зенитно-ракетный полк на границе с Казахстаном, а оттуда прямяком на «точку» километров за сорок. Рвем горизонтов цепь – степь открываем за степью… Вот ты какая, степь, голое великолепье! Ирина Снегова. Представьте себе безкрайную майскую степь, одноэтажное здание казармы, четыре офицерских домика и обвалованные позиции для шести пусковых установок с зенитными ракетами. Даже «колючки», отгораживающей секретный объект от любопытства мира, не было; иногда пастухи прогоняли стадо коз прямо сквозь наши секреты. 28 солдат тоскливо несли здесь воинскую повинность, нет, виноват, почетную воинскую обязанность на фоне мелких степных тюльпанов, сурковых норок и огромной угольной горы-запаса на долгие зимние холода. Так вот, я начал свою службу на новом месте, имея на погонах две лычки младшего сержанта. Они-то и спасли меня от «принятия присяги» - ударов солдатской пряжки по обнаженным ляжкам с такой силой, что на коже отпечатывалась пятиконечная звезда. Два «деда»-таджика, койки которых находились рядом с моей, долго обсуждали, проводить ли эту процедуру на мне. И то правда: риск попасть под трибунал был велик. И «присяги» я избежал. Да, я тоже дослужился до «старика», и «салага» перед сном торжественно возглашал с тумбочки: «Товарищи старики! До дембеля осталось столько-то дней!» Был у меня и «денщик», готовивший мой парадный мундир, и часть содержимого чужих посылок добровольно отдавалась «старикам», и всякие подобные мелочи… Нас было семеро дембелей, однажды мы выпили весь завезенный в магазинчик тройной одеколон, и командир дивизиона, майор Захарчук, добрый пожилой дядечка, долго ходил перед благоухающим строем с большой бутылкой тройного и кричал, что в жизни не закажет больше одеколон на «точку»; да все кружки в столовой нестерпимо воняли, и их пришлось выкинуть. Так проходила моя «дедовщина». Было в полку несколько убийств и одно самоубийство, но причина крылась в гражданской жизни солдата.
Сержанский пост (в лесу, где батарея).
Холодный дождь. В пяти шагах – ни зги.
Еще вчера сменял на нем Андрея,
А нынче – на траве – его мозги…
Майор хрипит: «Стреляться из-за девки?!
Сопляк паршивый! Опозорил часть…»

Холодный ствол сжимаю, словно древко,
Смотрю на небо, чтобы не упасть.
Виктор Кудрявцев
Недавно офицер-десантник спросил мое мнение о дедовщине. Я честно ответил ему, что дедовщину искоренить невозможно: она заложена самой системой для облегчения управения солдатами; давая какую-то волю «старикам», с их помощью офицеры поддерживают дисциплину во вверенном подразделении. Даже в богатой американской армии существует дедовщина. Более того, она появляется там, где насильно собирают людей вместе, будь то тюрьма, армия, лагерь военнопленных, детский дом или обычная школа. К слову, «дедовщина» - неотъемлемая часть жизни птиц и животных, своя иерархия есть у насекомых.
Как с этим злом бороться? Честно скажу – не знаю, пусть об этом умные головы думают, вон их сколько в стране нашей… Пусть принимают мудрые законы. После случившегося хотят ввести в армию институт военной полиции, капелланов. Священники предпочтительнее. Поможет ли, Бог весть, лишь бы зарплату они получали из другого источника. Но знаю точно: служить в армии надо обязательно! Но без наркоманов, психически больных и уголовников! И солдатским матерям нечего делать в солдатской казарме: дайте своим сынам хотя бы год выстоять в непривычных условиях – жизнь потом легче прожить будет…
Я помню: на военном полустанке
Орал на новобранцев старшина.
Шли по дороге новенькие танки
Туда, где шла «холодная» война.

Мы встретились на танковой дороге.
Он проклинал казарменную жизнь.
Он плакал. Я сказал тогда: «Серега,
Не унывай, земляк. Давай держись!»

Тюремные законы дедовщины
Определяли наш армейский быт…
Я повторял: «Не хнычь, ведь мы – мужчины,
А мужику привычка плакать – стыд!»

И перед тем, как разойтись по ротам,
Мы говорили долго… А потом,
Измазанный слезами, пылью, потом,
Он улыбнулся мне разбитым ртом…
Андрей Петухов, СПб

«Я, ГОСПОДЬ, ДЕЛАЮ МИР И ПРОИЗВОЖУ БЕДСТВИЯ» (Ис.45,7)
Срочное сообщение: в Красном море по пути из Саудовской Аравии в Египет ночью в 90 км от египетского порта Сафага затонул морской паром «Салам-98» с 1414 пассажирами на борту – люди возвращались домой после мусульманского хаджа. Около четырехсот человек сумели спастись. Удивляет то обстоятельство, что огромный морской паром длиной 118 метров, шириной 24 и водоизмещением 11779 тонн мгновенно ушел на дно, не подав сигнала SOS.
Лишь однажды я побывал на берегу Красного моря – когда с о.Иоанном мы, паломники, возвращались после утомительного ночного восхождения на гору Хориву в Синайских горах с последующим посещением монастыря святой Екатерины. Конечно, устали, и руководство решило перед долгой поездкой по пустыне через весь Египет в Порт-Саид, где ждал нас родной теплоход, дать немного отдохнуть. И мы окунулись в ласковые воды Красного моря. До сих пор храню те памятные фотографии. На одной из них батюшка, накрывшись носовым платком от жгучего солнца, смеется, наблюдая бурное купание в библейском Чермном море. Но я отвлекся.
Вы не поверите мне, но я ждал этой катастрофы. Вернее, было и не оставляет предчувствие, что нынешний год будет страшнее прошедшего: несчастья на землю сыплются, как из рога изобилия. Мне возразят: информационный бум стал причиной нашего всезнайства; что и раньше гибли люди от всевозможных несчастий, только мы об этом не знали. Позволю с этим не согласиться. Судите сами. Привожу краткую хронологию катастроф судов за последние 20 лет, почерпнутую из бездонного интернета:
В ночь с 31 августа на 1 сентября 1986 года после столкновения с грузовым теплоходом «Петр Васев» затонуло пассажирское судно «Адмирал Нахимов», погили более 400 человек;
20 декабря 1987 года у берегов Филлипин паром «Донья Пас» столкнулся с танкером, число жертв – 3132 человека;
14 декабря 1991 года египетское пассажирское судно «Салем Экспресс» затонуло у порта Сафага, погибли 476 человек;
15 апреля 1992 года в результате столкновения двух рейсовых паромов между Нигерией и Камеруном, пропали 476 человек;
28 сентября 1994 года в Балтийском море затонул паром «Эстония», погибли 913 человек;
18 сентября 1994 года у берегов Филиппин затонул паром «Принцесса Востока», унеся жизнь более 300 человек;
В ночь с 3 на 4 мая 2002 года в Бангладеше паром «Салахуддин-2» попал в шторм на реке Мегхна. Погибли 328 человек;
В ночь на 27 сентября 2002 года у побережья Гамбии затонул сенегальский паром «Джола». Из 1034 пассажиров спасли около 60;
26 ноября 2003 года на реке Конго столкнулось два пассажирских судна. Погибло 800 человек…
Список трагедий можно продолжать до безконечности. Я уже не говорю о том, что чаямый человечеством прогресс увеличил вместе со скоростью передвижения количество погибших. Увы, он не принес и долгожданного счастья, но все убыстряет свои обороты. И, хотя гибель парома Салам скорые журналисты уже сравнивают с гибелью теплохода «Титаник», смею вас уверить, что о «Титанике» будут и дальше помнить, а о гибели суперпарома забудут через несколько дней. Да вы можете и сами это проверить: когда вы прочитаете эти строчки, вы можете и вовсе не извлечь из памяти эту трагедию. Вспомнили? Смутно? О том и речь: так уж устроена психика человека – «забывается быстро плохое, а хорошее долго живет». Да и вообще, события собственной жизни воспринимаются человеком глубже и острее привходящей извне информационной лавины. Мы не в состоянии понять суть происходящего, но суд Божий над человеками начинается на земле: «И увидел я мертвых, малых и великих, стоящих пред Богом, и книги раскрыты были, и иная книга раскрыта, которая есть книга жизни; и судимы были мертвые по написанному в книгах, сообразно с делами своими» (Откр.20,12). А мы все ищем причины крушений в технических неполадках и капризах природы…
На «Титанике»
… Толчком друг другу в объятья брошены,
Поскользнувшись, смешались пары,
В кают-салонах в вальсе
Кружащие кружевную канву, -
С замороженным шампанским звякнул хрусталь
Бокалов у лакеев на подносах, –
Когда на льдине, подведенной под нос корабля,
Стальными балками ребер хрустя,
С осколками льда в броневой брюшине,
Застопорив пары,
Замер «Титаник» в предсмертной конвульсии.
Кипящие внутренности открыв,
Тщетно чавкают машины, пробуя
Помпами выкачать черную кровь
Океана, хлынувшего в пробоину.
В близкую гибель еще не веря,
Медлили. Живей! Живей! Поторапливайтесь!
Спущенные в воду шлепались шлюпки,
Выстроилась команда по трапам.
Трупным холодом по телу подуло.
«Расступитесь! Дорогу дайте –
Первыми сойдут женщины и дети!»
Обезумевших от страха парализуют дула
В упор наведенных револьверов…
От утопающих веслами отбиваясь, крикам
Не внимая, отплывайте, - черной лавой
Уносимые, - по концентрическим кругам
От преисподней, разъявшейся над нашей головой!

…Гаснет электричество. Поют псалом.
От гиганта, в океане гибнущего, останется
Молящий о помощи молнийный излом
В приемниках земных радиостанций…
Михаил Зенкевич †1969

ПОЧИТАЙ ДУХОВНОГО ОТЦА ДА БОГА – БУДЕТ ТЕБЕ ПОВСЮДУ ДОРОГА
В голове трудится барабанщик, в душе темень непроглядная и злость разбирает, и настроение под стать самочувствию. Какая тут работа? Только сотрудников с трудовой тропки сбивать. Вот и остался дома после безсонной ночи. А душа-то болит – в омут легче… Позвонил поэтессе знакомой, она верующая не в стихах, на деле, тоже болеет. Вывалил ей болячки свои, на головную боль пожаловался, она все советует приложить святыньку какую-нибудь туда, где не стихает. Долго говорили, а потом она спрашивает: «Ну что прошла голова?» И вправду, полегче стало, еще до того, как я шапочку, освященную на мощах свт. Феофана Затворника, не натянул. Голова прошла, но душа болит. Ночь не спал, а заснуть не могу. «Господи, благослови, чтобы духовник к телефону подошел», - молюсь своей молитвой немощной, и батюшка, действительно, трубку взял. И началось!
- Не могу больше, отче! Благословите после шестидесятилетия оставить газету – все силы из меня вытащила, наградила болезнями, а легче никак не стало. Устал я, отец Иоанн, словно бревна ворочаю…
- Ты сколько, всего 13 лет редакторствуешь? А как мне, старику, приходится, Сашенька? На Ксенюшку Блаженную 400 причастников было, да всегда храм народом полнится. Дома отлеживаюсь, записочки исповедальные прочитываю да за чад своих молюсь. Еще столько же лет благословляю газетой править, а уж потом на покой.
- Батюшка, я вашу молитву чувствую, у меня в том месте, где душа, гореть начинает. Я просыпаюсь и, стараясь не двигаться, чтобы не вспугнуть, начинаю подмаливаться: «Господи, помилуй, Господи, помилуй…». Последний раз ваша молитва меня в три часа ночи разбудила.
Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву день и ночи,
Чтобы помиловал Господь.

Но если вслед за огорченьем
Нам улыбнется счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?
К.Р.
- Так я тоже не сплю, Сашенька, и воздыхаю о всех вас, детях моих. И крестное знамение в твою сторону посылаю.
- Сильная, дорогой батюшка, у вас молитва. Я как-то рассказал в редакции, что я по вашей молитве чувствую, но, кажется, мне не поверили…
- Не надо бы рассказывать, Сашенька.
- Да вы же знаете, что из меня, как из дырявого ведра, все до капли выливается.
- Ты вот в газетке своей икону Семи отрокам Эфесским напечатал; хорошая это икона, древняя, намоленная. Надо было и молитовку им поставить, и тебе по ней молиться; и кофе не пить, а на ночь - чай с молоком. И четочки взять, а молиться так: «Господи, да не яростию Твоею обличиши мя, ниже гневом Твоим накажеши мя. Помилуй мя, Господи, яко немощен есмь, исцели мя, Господи, яко смятошеся кости моя…»(Пс.6,3). И причащайся ежевоскресно, благословляю. Удивляюсь твоему неблагоразумию: ты уже немолодой, бобыльки тебе ни к чему, тем более, сам знаешь, Лера твоя болеет…
Хотя я никогда не слышал такого слова, понял, о чем говорил батюшка, но писать на эту тему остерегаюсь… И еще о многом поговорили, а если честно, говорил-то я больше, а батюшка слушал не перебивая. А когда излил все беды и обиды свои, пришло облегчение:
- Терпи, Господь все в заслугу тебе поставит, - утешил утешитель на прощанье. После мамы только батюшка так нежно со мной разговаривает.
Батюшке восемьдесят, ножки болят, сердечко слабое, а ну как оставит он меня один на один с жестоким миром? - думаю я, проявляя слабость, хотя верно знаю: не оставит меня батюшка ни в земной жизни, ни в будущей. Но до чего же хорошо услышать его родной голос, успокоиться под его ласковым любящим взглядом и уже смелее смотреть вперед – до следующего камня на взбитой дороге. Господи! Продли дни его на земле, чтобы успели мы окрепнуть, отрастить пусть немощные крылья и все же стемиться взлететь ввысь, в голубое, под цвет батюшкиных глаз, бездонное небо…
†«Как только человек высказал свою немощь или ошибку духовному отцу, он милостию Божией исцелил и облегчил свою скорбную в искушениях душу». «Духовный руководитель».
С жизнью в жмурки не играю. Сознаю теперь вполне: чашу, полную до края, предстоит испить и мне. Тяжела литая чаша, предназначенный сосуд. Но такая доля наша – легче нам не подают. Не откинешь, не отменишь, не отложишь наперед, и с друзьями не разделишь, потому как в ней не мед. Что ругать судьбу-старуху, распалять напрасно прыть? Набирайся лучше духу, чтоб кровей не посрамить. Пусть потом не взвидишь солнце, не твоя на то вина, что испить ее придется одному. И всю до дна. Виктор Коротаев.

       «ВОЗВРАТИСЬ В ЗЕМЛЮ ОТЦОВ ТВОИХ И НА РОДИНУ ТВОЮ; И Я БУДУ С ТОБОЙ» (Быт.31,3).
Скоро три года будет, как я получил паспорт гражданина Российской Федерации, утратив свою национальность, а я все переживаю. Скоро начнут загранпаспорта выдавать с чипами. Слово «русский» вроде бы и не запрещали, а употребляют его все меньше, да как-то стеснительно, с оговорками, словно совершают нечто непристойное. А слово «националист», по словарю С.И.Ожегова, означает: «В порабощенных и зависимых странах: народное движение, направленное на борьбу за свою национальную независимость». Получается, что я тот самый националист и есть. У меня в газете даже рубрика такая есть – «Я – русский».
Я – русский! Спасибо, Господи!
Я – поле. Бабушкин крест.
Я – избы Рязанской области.
Я – синь подпирающий лес.
Я – русский. По самое горлышко.
Во веки веков. Насквозь.
Я – лебедя белое перышко.
Я – воина павшего кость.
В сегодняшней склоке и подлости
Всем русским хриплю назло:
Я – русский! Спасибо, Господи!
Другого мне не дано.
Сергей Каргашин
Теперь вот закон приняли «против разжигания национальной розни», по которому можно легко загреметь в кутузку – только по причине любви к своей нации, Отчизне. Но вы присмотритесь, как трепетно относятся итальянцы или финны к своей национальности, как гордятся американцы своим звездно-полосатым флагом. По всему получается, не избежать мне по нынешним законам каталажки. Да, нет в Отечестве пророка, в своем. И часто слышу я и злые крики, и упреки: - Зачем бунтует кровь твоя? О чем шумишь? Чего ты хочешь сказать шумихой этой всей? О месте русского хлопочешь в извечном круге жизни сей? Он, верно, – труженик великий. Но – хам! Но – рабская душа! И я в ответ на эти клики готов подняться, твердь круша. Твердь установок, самых узких, ветхозаветных тех князей… - Хочу, чтоб русский стал бы русским хозяином России всей! Пусть не клеймят меня фашистом под оголтелый вой и свист. Я – не фашист. Я – руский, чистый, разумный националист. Для братьев – вот мои объятья. Открыты – дом мой и семья. Но пусть учтут народы-братья, что главный в нашем доме – я! Свои в нем радости и горе. И русский хлеб. И русский квас. И нам указы забугорья – и не приказ, и не указ. Радея искренне и много об общей болевой судьбе, пора б нам вымолить у Бога хоть долю счастья и себе! Александр Игошев.
А в Кондопоге распоясавшиеся чеченцы убили в драке двоих местных, и трое суток милиция не могла успокоить народ, громивший их магазины и забегаловки, пока пришельцы не разбежались – кто в Москву, а кто в Питер. «Мира в России не будет, пока на рынках господствует мафия, пока любые сельхозпроизводители не могут продавать товар по любой цене, пока мигранты не готовы держать себя в рамках культурных норм, свойственной для определенной местности», - заявил замглавы ОВЦС о.Всеволод Чаплин на круглом столе а Министерстве культуры и массовых коммуникаций РФ.
Мало тех, кто выйдет вон из строя,
Всей эпохи искупив вину…
Спите, спите, вас спасут герои –
Человека три на всю страну.
Вам легко, ваш путь – к окну от двери,
А кому-то – от огня к огню.
Где-то в чистом поле воют звери,
И подходит Пересвет к коню.
Спите, спите! Этой темной ночью
Свечи загораются вдали.
Ваше знамя, порванное в клочья,
Поднимает кто-то из пыли.
Там идет война за ваше завтра,
Там кому-то вера дорога.
Видно: вами преданную правду
Защищает кто-то от врага.
В вязком иле сытого покоя
Вы навек застыли все равно.
Спите, трусы, вас спасут герои…
Вольным – воля, а спасенным – дно.
Мария Струкова

«Москва доныне центр нашего просвещения; в Москве родились и воспитывались, по большей части, писатели коренные, русские, не выходцы, не переметчики, для коих: uni bene, ibi patria («родина там, где хорошо» - А.Р), для коих все равно: бегать ли им под орлом французским, или русским языком позорить все русское – были бы только сыты». А.С.Пушкин «Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов».

«ПРАВЕДНЫЙ ВЕРОЮ ЖИВ БУДЕТ» (Евр.10,38).
«Карикатурный скандал» не утихает. Теперь уже в Ливии возмущенные мусульмане пытались разгромить итальянское посольство. При разгоне полпы было убито одиннадцать человек. Напомню, что поводом к массовому недовольству послужили карикатуры на пророка Мухаммеда, опубликованные в датской газете. Их перепечатали многие европейские издания. Мусульмане потребовали извинений, но датский премьер, ссылаясь на «священную корову» западной демократии – свободу печати, - публично отказался сделать это. Последствия наступили сразу: были разгромлены представительства Дании и других стран, расположенных в мусульманском мире; объявлен бойкот датским товарам; европейцы стали срочно покидать опасные места, не без основания опасаясь за свою жизнь; пролилась первая кровь. Даже Чечня присоединилась к бойкоту. Свои слезы оставь на потом. Ты сегодня поверил глубоко, что завяжется русским узлом эти кручи и бездны Востока. Может быть, этот час недалек! Ты стоишь перед самым ответом. И уже возвращает Восток тень твою вместе с утренним светом. Юрий Кузнецов.
А поводом к массовым выступлениям в Ливии послужила телевизионная демонстрация итальянским министром майки на теле с карикатурным изображением пророка Мухаммеда. Яйцеголовые западные правительства не могут взять в толк, какие последствия за свое упрямство с большой степенью вероятности ожидают их. Огромное число мусульман в Европе есть та бомба, которую недальновидные политики добровольно заложили не только под спокойствие, но даже под само существование своих стран. По их прикидкам, мусульмане должны восполнить недостаток рабочей силы по причине малой рождаемости в европейских странах. Конечно, уровень жизни в любой европейской стране на голову превосходит доходы среднестатического египтянина. Помню, как обрадовался уличный торговец в Порт-Саиде, когда я купил у него за доллар прекрасный головной платок: торгуют все, а покупают мало. К тому же, социальные выплаты приезжим в Европе настолько высоки, что позволяют их огромным семьям безбедно существовать в приютившей их стране и без устройства на работу. Я мечтал увидеть истинного англичанина, но первым, кто попался мне на глаза в лондонском аэропорту Хитроу, был высокий индиец в красочной чалме. Сейчас лица Востока вы увидите чаще и чаще во всех европейских странах. А дома? Толпа. И сплошь чужие лица. Бреду с поникшей головой. Привет, нерусская столица, когда-то бывшая Москвой! Николай Алешков. Мусульманские общины сохраняют веру и обычаи своих стран и вовсе не собираются принимать в себя культуру Запада. Вялотекущая политика «толерантности» и «политкорректности», иными словами, терпимости и осторожничанья только облегчает мусульманам жизнь на европейских просторах. Хозяева моют улицы шампунем, гости режут барана на лестнице; «ради спокойствия мы можем убрать за ними», - уже смирились аборигены. Тем более, что изнеженные европейцы теперь не хотят браться за грязную или непрестижную работу, доверяя ее иммигрантам. Ту же громадную ошибку совершает и Россия в безумной надежде восполнить недостаток населения.
Грузины не любят Россию,
Армяне не любят Россию,
И все-таки я не пойму,
Их логики я не осилю:
Бегут от разрухи в Россию,
Как сами писали – «в тюрьму».
Живут почему-то в Рязани,
В Москве обретают уют
И в русскую, так мне сказали,
Учебу детей отдают.
Геннадий Касмынин
Но если у нас они ведут себя относительно тихо, не решаясь до времени на открытые выступления, то Франция уже на себе почувствовала недовольство мусульман существующими порядками: сотни автомобилей было сожжено прошедшим летом. Повод? Запрет надевать женский головной платок – хиджаб – в общественных местах.
Вот негр в цепочкой золотою,
А вон торгующий араб.
Там – китаянкой молодою
Обслуживается новый паб.
А прямо с Эйфелевой башни,
С необычайной высоты
Париж открыт, как день вчерашний,
Век сотворенной красоты.
Но что-то новое стучится
В его раскрытое окно,
И что-то с ним еще случиться,
Чего осмыслить не дано.
Георгий Зайцев
Конечно, мы осуждаем акты насилия. Но вот какая мысль непрестанно сверлит мозг: а начни кто-то изгаляться над христианскими святынями, случится ли подобный взрыв народного недовольства? Дотла сгорела редакция «Комсомольской правды» вместе со своим архивом, которая на протяжении семидесяти лет выступает с ложью, извращением и нападками на Русскую Православную Церковь. А что же мы? Да ничего, в лучшем случае не читаем. Уже Сам Господь, потеряв терпение, наказал кощунников. Ну, еще можно вспомнить историю с кощунственной выставкой в сахаровском центре, когда несколько православных ребят пресекли издевательво над святынями. Еще… вот, пожалуй, и все. Нас учат молитве и смирению, нас учат веротерпимости. Но никогда я не слышал, чтобы с амвона нас учили не на живот, а на смерть защищать свою веру.
Сгорело прокрустово ложе,
Сгорело от злобы и лжи.
Взгляните, ведь можем же, можем
Без их поучений прожить.

Загнали они нас в угол.
Все русское дружно хулят.
На горле стянули узел,
Россией дышать не велят.

Я верю, случится однажды:
Проснемся и праведным днем
Все наше окажется важным,
А все, что чужое, - смятем!
Николай Бакушин
Повторюсь:наша газета опубликовала статью преподавателя Духовной Академии, кандидата богословских наук, под названием «Аллах не имеет сына» - это изречение высечено на входе в мечеть Омара в Иерусалиме. И настоятель крупного собора, бывший ректор Духовной Академии, отказался продавать газету в храме, ссылаясь на то, что «мы ведем с мусульманами диалог». Мусульмане же используют любую возможность для распространения ислама в России. Чего это нам стоит, мы поняли еще в Чечне. А ведь до нее был девятилетний Афган…
Восточная баллада
В этой тактике - особый резон, и на пулю обостряется нюх. Здесь чем выше, тем прозрачней озон, а чем выше, тем и злее злой дух. А вершина еще так далека, и дела у нас как сажа бела. Хоть у ротного десница легка, только пуля, как всегда, тяжела. А когда мы здесь травой порастем, зарубцуется над нами звезда – оскудеет наш родительский дом, и никто нас не восполнит тогда. Здесь сухарь родной, и тот по нутру. Круче кашу посоли, кашевар. Если в брюхе не звенит поутру, веселее проклинать Пешавар. Эй, декханин, что ты смотришь, как волк, будто свел я у тебя две жены. Мы вам кровью отдаем интердолг, но России мы остались должны. А над мамой ни единой звезды, и по всей моей Отчизне темно, и течет по вечным руслам вино с горьким привкусом последней беды. Под жилетом, в общем, полный ажур, я о милости судьбу не молю. Да, дела у нас идут сущий мед – кто не пил его, вовек не поймет. Вот сейчас я наведу пулемет, только он уже навел пулемет. Кровью эхо захлебнется в горах, и душа моя домой полетит. У него ж за каждым шагом аллах, кто меня-то, сироту, защитит? Михаил Говрюшин.
У меня очень сильное ощущение, что совсем скоро мы станем не только свидетелями, но и участниками мировой развязки: «Моисей и бывшие после него так называемые пророки и сам Христос были посланы от Бога с чудесами и различными знамениями, а я послан с мечом и имею повеление убивать непокоряющимся моим словам», - сказал пророк Мухаммед. А преподобный Нектарий Оптинский †1928 предрек: «Над человечеством нависло предчувствие социальных катастроф. Все это чувствуют инстинктом, как муравьи… Но верные могут не бояться: их оградит Благодать. В последнее время будет с верными то же, что было с апостолами перед Успением Богоматери». Ковчег – Церковь. Только те, кто будут в ней, спасутся».
Там, между Тигром и Ефратом,
Сказали: юности конец.
Брат будет смертно биться с братом,
И сына проклянет отец.

Мы больше не вернемся к рощам
У тихих вод Твоих возлечь,
Мы ждем дождя посевам тощим,
В золе мы будем хлеб наш печь.

Тебе мучительно быть с нами,
Безсильный гнев наш сторожить.
Создал нас светлыми руками, -
Мы ж в свете не умеем жить.
Елизавета Кузьмина-Караваева

…К Дню Защитника Отечества 23 февраля по ТВ показали четырехсерийный фильм «Грозовые ворота» о чеченской войне – впервые за мрачные годы непонятных реформ показали, как могут воевать и умирать русские солдаты. И я впервые после смерти мамы заплакал забытыми мужскими слезами - от гордости за народ свой, за Родину… Так было, так есть и так будет от веку во все времена: тебя твой потомок осудит по мере высокой сполна. За что? За какую измену? Грядущее в смутной дали. Отцы твои рушили стену, что деды твои возвели. О, с грузом такого наследства легко ли тебе отвечать, поступки безпечного детства от зрелых шагов отличать? Ужель нужно ворога снова, идущего, землю губя, чтоб вольное имя Донского в тебе разбудило тебя?! Лариса Васильева.

«ГОСПОДЬ ИЗМЕНЯЕТ ВРЕМЕНА И ЛЕТА» (Дан.2,21).
Ой-д, надоела зима! Казалось, и морозы наступили только в канун Крещения Господня, и жили до того в ростепели, по лужам хлюпая, а надоела. Так уж у русского человека душа устроена – перемен требует. А прихода весны – особенно. Мы, русские, в вечном ожидании завтра; весна не денег принесет – настроения, поет душа от солнышка, первым ручейкам радуется, так бы и бросил свою осанистость и пускал бы с ребятишками кораблики в бурные воды, и чувствуешь на миг себя опять маленьким, когда мир еще не распахнулся пред тобой, и ты предвкушаешь, и ждешь-не дождешься своей взрослости. Хорошо жить на белом свете! У кого впереди летние каникулы, у кого отпуск, сулящий если не перемен места и стран заморских, то отдохновения телесного в родной глубинке непременно.
Петербуржцы и сегодня рады: ушла вечная дневная темень, и, хотя солнечные лучи пока не коснулись бледнокожих жителей болотного града, а птахи небесные уже вовсю поют-чирикают – весна-красна на носу!
Это не просто перемена погоды с холодной на теплую – это душа на другую ступеньку передвигается, обновляя чувства. Это в душе открываются райские ворота. Идет себе солидный человек с портфелем и увидит вдруг под ногами на первом асфальте криво начертанные «классы», и оглянется, не смотрит ли кто, и неожиданно для самого себя запрыгает по клеткам, зажав портфель под мышкой, как было когда-то. И больше улыбок на неулыбчивых лицах, и беременные женщины сразу появились на улицах, нежно-торжественно неся перед собой бремя, и подснежники из Красной Книги будут продавать старушки…
Это платье задумано так,
Чтобы скрыть очертания тела,
Чтобы женщина прятала смело
Тайным бременем скованный шаг.

Там, внутри, как у всех матерей,
Сквозь тепло азиатского шелка
Кто-то выйти желает скорей,
И его дожидаться недолго.

Как стремительно падает мрак…
Сон доверчивый легок и сладок.
Это платье задумано так:
Все из шорохов нежных и складок,

Чтобы в нем проходить не спеша,
Каждой клеткою чуять живое
Так, как будто не тело, душа
Разрослась, увеличилась вдвое.
Лариса Тараканова
Разве может это когда-нибудь кончиться - великое таинство рождения человека? Нет, невозможно, даже если тебе будет суждено уйти из этого мира. Но весной душа смиряется со смертью, вернее, весной душа знает свою вечность, и сам человек верит: нет смерти! Как гордо несут беременные женщины свое бремя…
Заждались мы тебя, весна-матушка…
Заклянанье-кликанье лета блаженным Ильюшей Колокольниковым из села Полибино
Ой-д, надоела всем зима, да опустели закрома – все вымели метели… Ой, люди лета заждались – иди, велят мне, помолись, ты ж можешь, в самом деле! На край деревни выйду – ай! Мне в руки прыгнет сойка-май; спой, спой!.. Моя родная, ты знаешь сущего секрет: все умирает в сентябре, чтоб возродиться в мае… Я в поле выйду, запою – ко мне прискачет конь-июнь, играет и смеется! Тычинки фыркают в пыльце, игриво грива трав на це-лом поле в кольца вьецца! В лесу зеленом запою ль – летит ко мне олень-июль, лизнет в ладонь, ласкучий! Уж мы с ним ягоды едим, друг другу уж в глаза глядим, покуда не наскучит… Вдруг по миру раздастся хруст: идет огромный август-куст, весь птицами уцацкан! Он говорит мне: выбирай! И птицу яркую, как рай, цепляет мне на лацкан… Над речкой песню затяну – вода в реке пойдет ко дну, всплывет сентябрь-рыба дородной девкой из хором – тряхнет на берег серебром! Эх, вам да те дары бы!.. Но песня кончилась моя. Пожухло солнце по краям, как желтый лист упало куда-то во вселенский сад… А уж метели из засад метут куда попало! До лета, летушко, прощай! Вертайтесь, люди, к кислым щам, спасайтесь русским чаем от люта холода да вьюг! А мне пора лететь на юг – вон, уж меня встречают… Наталья Лясковская.

«ПРОСЯТ ГРОМКО НЕ РАЗВАГОРИВАТЬ»
«Шел дождь и два студента. Один шел в пальто, а другой домой». Думаю, что эта фраза-шутка, гулявшая по коридорам филфака в 70-годы, жива и поныне. За свою журналистскую жизнь я и сам делал множество ошибок, и еще больше в чине редактора исправлял ошибки в газетных материалах других журналистов. Но для того, чтобы видеть ошибки, надо самому правильно писать. Причем, правила ты можешь уже не помнить: правила нужны как раз для тех, кто еще не научился писать грамотно. Второе условие – умение пользоваться словарями и справочниками; оно дается не сразу. И третье, самое главное – любовь к родному языку постепенно вырабатывает в пишущем чувство языка, заставляющее задумываться в трудных случаях и или обращаться за советом, или не лениться заглядывать в словари. Язык постоянно меняется, и порой трудно уследить за его быстротекущими изменениями. Но наше время компьютерной безграмотности, когда не только пишут с ошибками, но и гордятся этим, заставляет меня обратить ваше читательское внимание на использование в речи и в письме великого и могучего русского языка.
Ошибки преследуют пишущего, словно оводы вспотевшую лошадь. Славные древнерусские «списатели» рукописей обычно в послесловии каялись за сделанные ошибки и горячо взывали к читателям исправить недочеты в работе. Рукописных дел мастер Мартирий перечислял причины, помешавших ему выполнить порученное безошибочно: «Где прописался аз грешный не разумом или несмыслием или недоумием, или непокорством или непослушанием, или не рассмотрел, или поленился рассмотреть, или не дозрил, и вы меня, ради Бога, простите и не кляните, а сами собою исправливайте». В стихотворении Николая Некрасова «Газетная» старый цензор рассказывает, как он пострадал из-за одной буквы-опечатки:
А то раз цензора пропустили
Вместо сЕверный – сКверный орел!
Только буква… Шутите вы буквой!
Автор прав, чего цензор смотрел?

Выходивший в конце XIX века журнал «Обзор графических искусств» за месяц набрал в петербургских газетах целый короб «очепяток»-«картавинок», смешно изменяющий смысл напечатанного:
«В Парголове начали заниматься разЬедением кукурузы»;
«Статья была подписана наХальными буквами князя Мещерского;
«На голове у офицера ловко сидела белая шаВка»;
«ПосКудная лавка передается на выгодных условиях» и пр.
 Настоятельно советую прочитать книгу старейшего питерского корректора Олега Рисса «У слова стоя на часах…» М, «Книга», 1989. Вот эпизод из книги. Детский писатель Борис Житков красочно изобразил, как опечатка «вовлекает в свою орбиту» все больше людей, лишая их отдыха и покоя: «Решает задачу ученик – не выходит. Все в ответе получается, что семья состояла из 9 7\11 мужчин и 6\7 женщин. Три раза – все то же самое. Позвали брата; верно, говорит, 6\7 женщин, так и получается». За решение задачи принимается, наконец, вся семья во главе с папашей. Ничего не получается. Загадав загадку, Житков дает и разгадку: «А это просто напечатана задача с ошибкой – одна цифра не та. Из-за нее дома до слез все переругались. А виноват наборщик. Что он, ошибиться не может?»
А это мой личный опыт. В школе мы учились планиметрии по задачнику Рыбкина. У меня с математикой и так нелады, а тут просто беда: не сходятся ответы, хоть лопни. Потом обнаружили в нем 25 неправильных ответов, множество перестановок букв, знаков и т.д.
Я тоже без труда нахожу подобные ошибки даже в солидных изданиях, да и сам, конечно, не без греха. Вот улов последнего времени:
«не руби с плеча» - сплеча – наречие; во истину под сенью храма; автор тот же;
«Арестованным предъявлено обвинение по статье 159 УК РФ – монашество» - надо «мошенничество»; невнимательность;
«Встаньте в позу православного человека» - неграмотное название статьи;
«Святейший Синод (существовал с 1721 года, упразднен в 1918 году); ныне «Священный Синод» - «Русская линия»;
«похищен» вместо «восхищен» (исправила корректор); незнание специфики;
«Похоронен на кладбище п. Раевского по месту своего жительства»; неправильное построение предложения;
«В преддвериЕ ПрощеННого воскресения; портал православной молодежи;
«Каждый из нас, словно портативную Родину, увозил Св.Писание на русском языке»; без комментариев; «Морская газета», Кронштадт;
«гаЛЛа-концерт»; «гала» (фр) – праздничное, торжественное, привлекающее публику зрелище»; «Русская линия»;
«Санкт-петербургская блокада» - историчская путаница;
«Выставка: «Федор Михайлович Достоевский. Царствие ему небесное»;
«панки, хиппи, скинхеТы» - незнание английского языка: skinhead – бритоголовый, skin – кожа, head – голова. «Приморский благовест», Владивосток;
«танцы в качестве финтеса снова в моде» - надо: «фитнес» - очепятка; газета «Метро»;
«голимая правда»; как ни уверяла меня корреспондент, что это литературное слово, не поверил и в словарях не нашел;
«одел епитрахиль» - надо «надел»: надевать что-то, одевать кого-то; незнание правил грамматики;
название книги: «Давайте уничтожим ад», М., изд. «Благо»; полное отсутствие понимания религии;
«Они тактики, очень продуманные(?) люди» – сказал телекомментатор;
«Надо быстрее бежать ногами» - выпалил он же; с комментатора какой спрос…;
«с брелком сигнализации; надо – «брелоком»;
«тихим сапом» - правильно «тихой сапой» - исподтишка, скрытно. От военного термина сапа – подкоп или ров к позиции неприятеля, который делается тихо, незаметно;
«предЫстория, предЫнфарктное состояние» - так по правилу; а «исправляла» корректор;
название газетной статьи: «Презумпция невиновности князя Олега Рязанского» (1351-1402) – разностилье, несоответствие эпохе; «Благовест», Рязань;
«товары по дешевой цене» - дорогим или дешевым может быть товар, цена же – высокой или низкой;
«большую половину времени» - так сказать нельзя, так как половины не может быть большей или меньшей, они по определению равны;
«Роты двигались на Трою…
Впрочем, эка незадача! –
в древней Греции герои
не поротно шли. Иначе
я рассказ начну: на Трою
орды шли… и вновь напутал!
Как делил там героев,
разве вспомнить за минуту?
Батальоны? Легионы?..»
Лев Вершинин
Это стихотворение – пример анахронизма – несовместимости с эпохой: слова «батальон», «рота», «легион», «орда» неприменимы к древнегреческим воинам, поскольку пришли из других эпох и стран;
Не хлопай словом походя, побойся Даля, не прячь учебник от дождя – чти Розенталя. Не бей грядущее вальком, оно – настанет. Язык пребудет языком, а нас – не станет. Геннадий Ермоленко.
«незаконные бандформирования» - плеоназм, многословие: нет смысла подчеркивать незаконность бандформирования;
«жестикулировать руками» - «жестикулировать» означает «делать движения руками», второе слово – лишнее;
«мужчина с окладистыми волосами»; окладистой может быть только борода;

       Словарь Владимира Даля
В великом словаре, в двенадцати томах,
в двенадцати домах с готическим порталом, -
и то, что много лет прописано в умах,
и то, что навсегда из памяти пропало.
Витийствуй, друг-пророк, шаманствуй, говори,
раскачивай себя, завороженный ритмом.
Когда умолкнешь ты, в родные словари
вернутся все слова в порядке алфавитном.
У них свои права, свои причины слез,
своя пора любви, и свой предел печалей,
и вера, что любой (кто в шутку, кто всерьез)
и значит на земле и нечто означает.
А есть еще один невыстроенный дом,
не изданный еще, не высланный по почте, -
тринадцатый, большой, и не последний том.
Там будут жить слова, родившиеся после…
Юрий Михайлик

«Церковь готова объединить усилия с общественностью в благородном деле сохранения русского языка и культуры», - заявил Патриарх Алексий II участникам конференции по проблемам сохранения русского языка в Дни славянской письменности. Ой ли?..

 «БОДРСТВУЙТЕ И МОЛИТЕСЬ, ЧТОБЫ НЕ ВПАСТЬ В ИСКУШЕНИЕ» (Мф.26,41)
Знакомый писатель прислал зарисовку о том, как он начал обучаться Иисусовой молитве. Человек он немолодой, верующий, но, как и большинство пишущей братии, привык жизнь брать с наскока, духовную жизнь – в том числе. Получив благословение сельского батюшки, он извлек из книги «Откровенные рассказы странника духовному отцу своему» советы святых отцов:
«сядь или лучше встань в несветлом и безмолвном углу в молитвенном положении;
перед началом положи несколько поклонов и не распускай членов;
отыщи воображением место сердца под левым сосцем и там остановись вниманием;
сведи ум из головы в сердце и говори: «Господи Иисусе Христе помилуй мя грешного»…
«Так я и начал, - продолжает писатель. – На первых порах никак не мог представить себе сердце. Вернее, представлял, но окровавленное, с обрубленными вверху трубочками, из которых тоже сочилась кровь. Выручили сердечные таблетки «Капотен», на упаковке которой нарисовано алое сердечко, которое меж двух ладоней висит в воздухе. Сердечко было похоже на алую земляничку, и когда я мысленно поместил под левым соском, оно там и осталось. Я мысленно глядел на него и повторял: «Господи Иисусе Христе Сыне божий помилуй мя грешного…». Минут через пятнадцать я вдруг почувствовал, что вокруг моего алого сердечка-ягодки разливается тепло. Все шире, все горячее. Неожиданно я увидел, что сердце заволокли клубы белого дыма, из которых пробивались языки пламени. И тут же алое сердечко заполыхало, засветилось… и через секунду сгорело. Вместо алой ягодки остался ободок из обгорелой алюминиевой проволоки.
Я продолжал творить Иисусову молитву. Постепенно схлынул жар, исчез ободок и под соском снова запульсировало алое сердечко; потом сердце-ягодка превратилось в зеленый холм, а на нем церковка стоит с золотой маковкой, а по бокам – елочки и березки. Я встал и начал креститься, класть поклоны. Церковка исчезла»… И далее в том же духе.
Из множества молитв, акафистов, псалмов
Я полюбил молитву в десять слов:
Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий,
Помилуй мя грешного!

Творят уста и сердце им внимает
И о надежде всех не забывает:

Пресвятая Богородице, спаси нас!

Всего двенадцать слов! Апостолы спасенья,
Несущие и плач, и примиренье.
Иеромонах Роман (Матюшин)

В своем ответе я написал:
«Дорогой брат во Христе! Вот прочитал ваше повествование о делании Иисусовой молитвы – и расстроился. Сколько людей мы ввели бы в заблуждение, опубликуй его в газете! Вроде бы написано искренне, и со ссылками, но многие люди не разберутся – и начнет кто ни попадя творить Иисусову по вашему рецепту. Мой духовник учит меня не так: «Бей воздух! Повторяй без числа! Не жди благодати!» А у вас? Тут сразу и сердечко, и духовный жар, и в верхнюю часть сердца, и церковка, и дым, и алюминиевый ободок, и еще Бог знает что. «Молясь Богу лучше не воображать Его никак, а только веровать, что Он – есть близ, и все видит, и слышит». Свт.Феофан Затворник.
 Об Иисусовой молитве написаны толстенные тома. Умную Иисусову молитву святые отцы считали вершиной молитвенного подвига, но всегда подчеркивали, что сначала нужно освободиться от всех страстей. «Путь умной молитвы есть путь царский, избранный. Он настолько возвышеннее и изящнее всех подвигов других, насколько душа возвышеннее тела, он возводит из земли и пепла усыновление Богу». Свт.Игнатий Брянчанинов.
А вы же сами описываете, как случайное прикосновение локтя девушки в храме возбудило в вас блудные мысли и вы «готовы были пойти за ней, стоило ей только слегка кивнуть!» Поэтому весьма сомнительно, что ваше часовое занятие Иисусовой молитвой по будильнику есть «разговор с Господом».
Одиннадцать лет я по четкам повторяю: «Господи помилуй». Мне это занятие по душе, но за прошедшие годы было лишь несколько мгновений, когда молитва жила сама. Это когда ты занимаешься чем-нибудь посторонним, а молитва идет. Но это, повторяю, бывает крайне редко, да я и не жду никаких плодов – просто привык и уже не могу обходиться без этих спасительных слов.
Православное писательство – это минное поле: и сам можешь подорваться, и других сделать духовными калеками. А ну как почувствуете сладость от первых же попыток повторения – не делания! - Иисусовой молитвы? Можно пойти совсем не той дорогой совсем не в ту сторону. Как говорит диакон Андрей Кураев: «Не все то, что сверху, от Бога».
«Бейте воздух» везде, где только можно, и не обязательно возле икон. Так советует мой духовник, так вслед за ним советую вам я. И не впадайте в другую крайность – в отчаяние: Господь знает, что, когда и кому дать». Искренне, Александр Раков.
«Только нищий духом, прилепляющийся непрестанно молитвой ко Господу по причине непрестанного ощущения нищеты своей, способен раскрыть в себе величие имени Иисусова». Свт.Игнатий Брянчанинов.
Молитва «Господи, помилуй»
Из всех молитв, какие знаю,
Пою в душе иль вслух читаю,
Какою дышит дивной силой
Молитва: «Господи, помилуй!»

Одно прошенье в ней, не много!
Прошу лишь милости у Бога,
Чтоб спас меня Своею силой,
Взываю: «Господи, помилуй».

Плыву в житейском, бурном море,
Встречаю радости и горе;
От бурь какой спасался силой?
Молитвой: «Господи, помилуй!»

И горе таяло, и радость
Мне приносила вдвое сладость,
И все то было дивной силой
Молитвы «Господи, помилуй!»

Когда лились от горя слезы,
Иль страстные смущали грезы,
Тогда с особой сердца силой
Твердил я: «Господи, помилуй!»

Уж близок я к последней грани,
Но все ж с горячими слезами,
Хотя с увядшей тела силой,
Молюся: «Господи, помилуй!»

Душа! Окончив жизнь земную,
Молитву эту, не иную,
Тверди и там ты, за могилой,
С надеждой: «Господи, помилуй!»
Священник Павел Покровский

«ЛЮБЯЩИЙ СВОЮ ЖЕНУ ЛЮБИТ САМОГО СЕБЯ» (Еф.5,28)
23 февраля – День защитника Отечества. По традиции, сегодня поздравляют всех мужчин – независимо от того, носил он армейскую форму или нет. Конечно, мужчины – народ смелый, отчаянный, во всех делах впереди, во всех войнах победители или убитые, но скажу по чести – без женского тыла ни в одной победе не победим; без верной подруги и жизнь с овчинку покажется.
Конечно, я в доме хозяин, да как без жены решения принимать? Кому на подчиненных жаловаться? Кто мудрый совет даст, душевную рану залечит, и крик твой снесет, и ворчание примет, и плохое настроение перетерпит? Да все она, жена твоя ненаглядная, к которой ты так привык, что удивляешься, когда посторонние на ее красоту заглядываются. В болезни она – твой врач и сиделка, прихоти твои детские выполняет, и за твое драгоценное здоровье болеет! Да она живет твоей жизнью, книгами или газетами твоими; а футболом бы ты болел, она и им бы жила, хотя противно женщине это безсмысленное и жестокое толкание одного мяча ногами целой толпой здоровенных мужиков. Вздохнет жена тоскливо и начнет познавать, в чем смысл системы «четыре-два-четыре», кто такой Роналдо или Смертин, что такое офсайд или плей-офф. И станет болеть за команду мужа так искренне, даже с азартом, что он поверит наконец – и ей без футбола не жить. А мне – без нее.
       Простые строки
Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя – сушь!
мне и в жары без тебя – стыть,
мне без тебя и Москва – глушь.

Мне без тебя каждый час – с год,
если бы время мельчить, дробя;
мне даже синий каменный свод
кажется каменным без тебя.

Я ничего не хочу знать –
слабость друзей, силу врагов;
я ничего не хочу ждать,
кроме твоих драгоценных шагов.
Николай Асеев
Отец вот всю жизнь командовал и в семье был за главного, и мама его слушалась, но только повзрослев, я понял, как умело она подстроилась и сама держала семейные бразды так, что отец этого не замечал – и никогда этого не подчеркивая. Маму отец любил до самозабвения; на обороте его фотографии, сделанной в Хибиногорске в 1933 году, когда он за ней ухаживал, я прочитал единственное сохранившееся его стихотворение любимой:
Mia carra!
Я тебя запомнил докрепка,
ту, что много дней назад
без упрека и без окрика
загляделась мне в глаза.

Ту, что шла со мной и мучилась,
шла и радовалась дням,
в те года, как вьюга вьючила
груз снегов на плечи нам…
Григорий Раков, 18/VI -33г.
Хибиногорск, дом 369

 Но я отвлекся. Да в маме самой был заложен командирский характер. Уже старая была, за восемьдесят, а жить с нами не хотела, все отговаривалась: «Еще надоем вам, сынок, успею». А я сердился и доказывал, что в таком возрасте уже нельзя одной. И пугал: будешь обезноженная лежать на полу без помощи. Так оно, к слову, и произошло. Но однажды заехал я как-то к ней по делу, а в квартире подруг-старух полно, и всем она приказы отдает: ты то-то делай, а ты в магазине то-то купи, ты тарелки достань. И понял я – никуда мама не поедет из своей вотчины: нравится ей свобода и возможность быть лидером. Потом я и подтверждение получил, разбирая после смерти ее бумаги; она словно специально положила эти слова наверх, чтобы прочли, не затеряли. «Напрасно утверждают, - пишет она, - что человек должен довольствоваться спокойной жизнью. Нет, мне необходима жизнь деятельная и я создаю ее, если она не дана судьбою. Миллионы людей обречены на однообразное существоание, многие безмолвно бунтуют. Сколько мятежа в недрах обыденной жизни! Предополагается, что женщинам присуще спокойствие. Нет, у них также потребность прявлять свои способности, искать для себя поле деятельности…» И всю жизнь она себе доказывала свою творческую активность: была мастером спорта по лыжам и плаванию, всегда в какие-то женсоветы входила, и не просто рядовым членом, а стремилась быть во главе. Она же из уральского казачьего рода, вот кровь и играла. Генеральских жен женским премудростям обучала; как смолоду повязала красную косынку на голову, так до старости и не снимала. Наверное, претила ей пожизненная роль домохозяйки, и мама так протест свой высказывала. Теперь уж кто разберет… Вдруг происходит и с тобой: почувствуешь – все люди рядом. Уже больней чужая боль и радостней чужая радость. И станет сущностью твоей – на чей-то зов спешить сквозь темень… И Родина тогда видней, как мать, склоненная над всеми. Олег Цакунов.
Умеют наши жены жертвовать собой - и в мелочах, и во всем-всем ради спокойствия семьи. И правда, жизнь в таких семьях дружная, шума мало, и дети ухожены. А все лавры нам, мужчинам. И только прожив вместе всю жизнь, даже внешне супруги становятся похожими друг на друга; и открывается мужу великое участие дорогой половины и в его карьере, и в защите от неприятностей, и в перенесении болезней.
Как сумку, заботы свои волоча
и пряча заметную сразу тревогу,
она подставляет мне оба плеча
и вновь предлагает любую подмогу.
Зачем? Свою ношу я сам перенес.
Но в ту же секунду душой сиротея,
я к ней прислоняюсь, как брошенный пес,
о слабости этой ничуть не жалея.
И, весь растворяясь в домашнем тепле,
как в детстве, притихнув, душою немею.
И все, что случилось со мной на земле,
случилось тогда же и с нею.
Валерий Капралов
Если по правде, это жена меня с дна бездонного достала, шесть лет терпела мои пьяные выкрутасы, а пришло время – плечо подставила и помогла подняться. А если помру первым, жена будет верно блюсти память, часто посещать могилку и помнить только хорошее.
С праздником, дорогие женщины! Вы заслужили.
Колыбельная мужчине
Успокойся, родной, успокойся,
Повернись на удобный бочок,
Одеялом получше укройся,
И молчок, и молчок, и молчок.

И волчок не придет, - эти сказки
Позабыты за давностью дней,
И любовь не придет по указке
Ни твоей, ни моей, ни своей.

Знаю я, ты застрял на вопросе
На извечном: как жить без любви?
Ничего, для начала укройся,
И горюй, и люби, и живи.
Борис Скотневский

«КТО КРАЛ, ВПРЕДЬ НЕ КРАДИ, А ЛУЧШЕ ТРУДИСЬ, ДЕЛАЯ СВОИМИ РУКАМИ ПОЛЕЗНОЕ» (Еф.4,28).
По работе принесли мне несколько выпусков брошюры «Дети в тюрьме»: исповеди малолеток, по собственной глупости и недомыслию родителей попавших за решетку. Даже читать страшно, а что испытали эти мальчишки на деле, не хочу и домысливать: взрослым тетям не все расскажешь. Вот один из рассказов Михаила У., 16 лет: «Когда меня завели в камеру, я осмотрелся и заплакал. Она была такая мрачная, и все в ней были лысые, с черными зубами, тела в наколках, кровати деревянные, пол каменный, не было даже света, солнца, потому что закрывали решетки и «реснички». Я подумал, мне здесь не выжить весь свой срок, какой дадут мне на суде. Мне начали рассказывать все тюремные понятия, я запоминал и старался придерживаться их, т.к. если не придерживаться, то сами зэки могут сделать из тебя кого угодно. Я боялся, но я прошел сквозь всю эту тьму. Когда меня осудили, я уехал в зону. Отсидел я там 6,5 месяцев, зона голодная, издеваются, избивают за каждый пустяк, если не так сказал или неправильно посмотрел на командиров и санитаров отряда. Мама написала в Москву, и я уехал по месту жительства. Ехал полтора месяца, и пока ехал – натерпелся всего, что есть в тюремной жизни. Но я хотел бы побыстрей освободиться из этой жизни».
Меня оторвали от дома,
Закрыли в четыре стены.
На окнах стальные решетки,
А рядом со мной ни души.
Никто не увидит слезинки,
Упавшей во сне из глаз,
А мокрая утром подушка
Напомнит, где я сейчас.
Ольга И., СИЗО г.Пенза
И вдруг из забвения память вынесла то, что я старательно забывал: и я ведь тоже мог сесть в тюрьму! Никому я не рассказывал об этом, и родители ни разу не попрекнули меня. Возможно, хотя я не уверен, то давнее происшествие так повлияло на юное существо Сашу Ракова, что больше он подобного не совершал.
А получилось вот как. Мы жили в Польше, в городке Легница, где было две советских школы - №30 и №32. Была весна 1963 года, к концу подходил восьмой класс, а вместе с его окончанием школьники, зачастую с родителями-военными, возвращались, как мы говорили, «в Союз».
Была у меня компания ребят из тридцатой школы – генеральский сын Серж Булычев, Вовка Попов, кто-то еще и я. Мы не хулиганили – больше озорничали. Правда, иногда сбрасывались и покупали в субботу на всех бутылку самого дешевого польского вина «Барбурка» (вот ведь память – даже название помнит!) Покуривали для форса, но не затягивались, «ходили» с девчонками, но больше для пижонства – интереса к ним особого тогда не было. Заводилой был Серж, красавец, парень отчаянный, драчун и заводила; как-то незаметно мы стали ему подчиняться. (Передавали, что он вскоре после переезда в Союз он утонул в Черном море). Но школу не прогуливали, и в учебе были не последними. А дальше случилось то, что случилось. Встретил после уроков на улице Вовку Попова, а он говорит: «Саня, мы вечером идем в Дом пионеров, там в авиамодельный кружок привезли много моторчиков, хотим взять и продать. Пойдешь с нами?» Как я мог отказаться?
Вечером наша шайка в полном составе пошла «на дело». Я оставался наверху, «на стреме», остальные залезли через окно в мастерскую. Страшно было - не передать! Я издрожался от холода и труса. Наконец, все вылезли и разошлись по домам. Моторчики Серж спрятал где-то в разбитом доме, я их так и не увидел. В школе мы вовсю хвалились своим «подвигом» перед одноклассниками.
Военный следователь преступников нашел очень быстро. Мы приходили на допросы, размазывали по щекам слезы и сопли и во всем сознавались. Потом следователь пришел в мою 32 школу и на общем собрании рассказал о моем участии в краже. Меня исключили из комсомола.
Никогда не забуду того невыносимого чувства, как я незримо отделился от всего и всех, кто был мне дорог: от родного класса, от девчонки, в которую был влюблен, от радости возвращения на Родину и настежь распахнутой весны. Незримая черта отделила мою – я понял теперь – прошлую счастливую жизнь. В школе со мной перестали общаться, а по улице я брел, опустив глаза: весь мир презрительно глядел на меня, и каждый прохожий, казалось, говорил: «Это идет преступник!» Именно тогда в мое сознание вошло, что значит быть преступником: это значит преступить черту, которую преступать нельзя. «Не спускают вору, когда он крадет, чтобы насытить душу свою, когда он голоден; но, будучи пойман, он заплатит всемеро, отдаст все имущество дома своего» (Притч.6,31).
Много-много лет прошло с тех полудетских пор, но до сих пор мне становится невыносимо стыдно за свой глупый поступок, совершенный по законам стаи. Конечно, никто нас не судил, только солдат-срочник, который вел авиамодельный кружок, при встрече со мной в сердцах сказал: «Вы же меня чуть под трибунал не отдали!» Но разве мы думали тогда о таких «пустяках». Прости меня, солдат, - садовая была голова…
- Не тюрьма здесь, а монастырь, -
Мне с бывалой улыбкой сказали.
Посадили молиться за мир,
За обиды его и печали.

Келья – камера, разве не так?
Так и есть, остается молиться.
Сами слезы, вскипая в очах,
Заставляют пред Богом склониться.

Пощади и друзей и врагов,
Пощади и помилуй нас, грешных.
А за мной все следят из глазков!
А про нас не забыл, друг сердешный!

Помолюсь и за вас, и за тех,
Кто над вами, под вами, пред вами.
Не молиться в тюрьме – страшный грех,
Облегчается сердце слезами.
Священник Димитрий Дудко

«… ЯКОЖЕ И МЫ ОСТАВЛЯЕМ ДОЛЖНИКОМ НАШИМ» (Мф.6,12)
Прощеное воскресенье – исконно русский, присущий русской душе праздник. А почему праздник? - спросите вы? Да потому, что душа, освободясь от тягла греха, поет и радуется своему освобождению. Разве это не труд – смирить гордыню и попросить у обиженного прощения? А если произнести два этих слова своему обидчику, и он раскроет для объятий руки – и вы оба счастливы таким несказанным счастьем, что и писать не стоит. Поэтому Прощеное воскресенье, конечно, праздник – праздник победы души над своей немощью.
Неизбывна моя вина перед родителями; сколько боли принес я им, пока не вразумился – через длинные годы. Отец ушел, так и не дождавшись перемены у пьяницы-сына. А мама? Уж ей-то досталось по полной программе… И ведь все равно любили, жалели, находили оправдания моему безпутству, ждали и верили. И слава Богу, многое изменилось к лучшему в моей жизни. Но папа с мамой почивают на Серафимовском, и не сказать им теперь: «Родные мои, вам больше нечего стыдиться за своего младшенького»… тихо на кладбище.
Родная речь, прямая речь…
Но есть еще и речь иная.
Кому приходит время лечь
В сырую землю – ей внимают.

Зашелестит вокруг листва
Или пчела прильнет к могиле –
И ты услышишь те слова,
Которых мы не проходили.
Алексей Решетов
Я начал пробираться сквозь частокол лет, а память – вторая совесть – вынесла на поверхность многое. Сколько людей я обидел за свою жизнь! В один ряд встали: мальчишка с Хорошевки, которому я разбил нос, мамины рублики, вытянутые из ее кошелька, собственноручно «исправленные» двойки в похудевшем дневнике, вытряхивание мелочи у студентов-сельчан нашей компанией во львовском парке, ножик в кармане, вызов «скорой помощи» к девчонке, не пригласившей на свой день рождения, чувство злобы к чужакам на «нашей территории», вранье родителям, пьянство и много-много другого, коего несть числа.
«Дай полтинник, чувак!..» И трясешься,
Шаришь в узком кармане рукой.
Дай полтинник всего – и спасешься,
Как ракета помчишься домой.

Вот оно, это таинство жизни,
Подарили тебе – и живи,
И слезами нежданными брызни,
А на помощь людей не зови…

Не торгуйся, ведь ты не на рынке,
Да и щель от небес до земли –
Нет, не шире, чем лезвие финки,
И закатом сверкает вдали!
Александр Лаврин
Но теперь я нахожу силы, чтобы простить парня, избившего меня ни за что на Кировском заводе; и даже замкомвзвода Александрова, который издевался надо мной безконечных шесть месяцев в сержантской школе только за то, что моя жизнь складывалась удачнее его, - прощаю! Прощаю женщину, уже тридцать лет живущую местью ко мне: ей в одиночестве тоже было несладко. Прощаю дочь, не пожелавшую понять и простить отца, – Бог нам судья!
Мне все человеки дороги, я всем прощаю долги, обнимемся, бывшие вороги, вы больше мне не враги! Вы крепко меня обидели, но я забываю зло, мы все-таки небо видели, нам здорово повезло. Прощаю сержанта рьяного, что в городе Алмалык бил меня, окаянного, по печени и под дых… Как часто нам от безсилия зубами пришлось скрипеть, но мы родились в России, умеем прощать и терпеть. Спасибо за ночь недолгую, за свет приходящего дня. Прощаю вас, люди добрые… Простите и вы меня! Владислав Артемов.
Но так и не могу найти в себе сил попросить прощения у некоторых людей; я продолжаю осуждать их. Плохо? – безусловно, а раз плохо, почему не примиришь свою совесть? Да потому, что не дожил я еще до того Прощеного воскресенья, когда превозмогу себя и сумею наконец произнести два коротких слова: «Прости меня!» А доживу ли? – обязательно доживу и с сокрушением попрошу у них прощения. А как иначе? «А кого вы в чем прощаете, того и я; ибо и я, если в чем простил кого, простил для вас от лица Христова, чтобы не сделал нам ущерба сатана; ибо нам не безызвестны его умыслы» (2 Кор.2,10-11), - учит апостол Павел.
       Прощеное Воскресенье
Мы обе встали на колени
И, словно сестры, обнялись.
Соединились наши тени,
И помыслы переплелись.

«Прости!» - «И ты прости!» И светом
Счастливым вспыхнули глаза.
Прости меня за то, что это
Так трудно искренно сказать.

За то, что я люблю так мало.
За то, что раньше не могла,
И лишь теперь поцеловала
Тебя, и сердцем приняла.

И твою радость ощущаю,
И взгляд светящийся ловлю.
«Господь простит. И я прощаю.
Он любит нас. И я люблю!»
Людмила Крюкова, убита в Москве †2000

«В ПРИКЛЮЧЕНИЯХ ЖИЗНИ СЛЫШИТСЯ ГОЛОС ПРОВИДЕНИЯ» (Свт.Филарет Дроздов)
И с вами тоже случалось подобное? Обычное дело: едешь в метро, время бездельное, вот и блуждают глаза по лицам без цели и смысла. Да нет, вовсе не на девушек смотрю – есть такая игра у мужчин, но не потолок же разглядывать. Вижу лица. На лицах – усталость. Друг о дружку затерты сердца. И от трения ранняя старость проступает в гримасах лица. Андрей Карпов. Я скользил по лицам людей, везущих свою усталость домой, старался угадать их возраст, профессию, думы. Усталость расслабила лицевые мышцы, и люди, особенно женщины, выглядели таками, какие они есть на самом деле. Берегите лицо человеческое. Несите сквозь года – и глаза молодые и рты. Словно с озера, с глади лица не спугните выражение детскости и чистоты. Евгений Винокуров.
Только веселые стайки молодежи продолжали захлебываться жизнью, слушать через наушники свою музыку, тараторить о своих важнейших делах. Пройдут годы, подумал я, и радость существования станет глуше, и беззаботность лица сменится задумчивыми морщинами на лбу. Но до старости, началом которой они почему-то считают сорок лет, еще так далеко…
И вдруг что-то сильно кольнуло сердце: напротив сидела ничем не примечательная женщина, с обычным, ничем не примечательным, но таким красивым русским лицом, с набитой сумкой, в скромной одежде и с набухшими от работы руками. Незримая сила не давала мне оторваться от ее лица: что-то невыразимо родное было в ее облике; может быть, мы когда-то были знакомы? Нет, я никогда не встречался с ней раньше. Мне бы преодолеть природную скромность, набрать в легкие побольше воздуха и выйти на ее остановке. А там, набравшись еще и храбрости, подойти и попросить познакомиться. Зачем? А если она назовет имя, о чем я буду с ней говорить? Попытаться выразить свои ощущения? Да она примет меня за… Господи! Я женатый человек, и это вовсе не плоть (десятки раз за день мы подвергаем ее искушению) – это душа признала родную душу. И потянулась к ней. Я должен, должен, будь что будет!
Красивая женщина, кто ты,
бегущая мимо меня,
усталая после работы
на склоне весеннего дня?

Красивая женщина, кто ты?
Откуда я мог тебя знать? –
Пытаюсь прорваться сквозь годы,
пытаюсь тебя отыскать.

Куда ты стремительно мчишься
в сплетении звездных систем? –
Вот-вот – и в толпе растворишься.
Неужто исчезнешь совсем?..
Николай Астафьев, СПб
… Женщина медленно встала и пошла к выходу.Я глядел ей вслед до тех пор, пока шипящие двери не разделили нас; я уезжал, а она даже не подозревала об этом. Больше я эту женщину не встречал, да и чувств подобных никогда не испытывал. Но временами меня мучает мысль: что принесла бы эта случайная встреча?…
† «Не почитай пустым и самого малого обстоятельства твоей жизни, каково бы оно ни было, Бог хочет чему-нибудь научить тебя, или от чего-нибудь очистить тебя. Если рассмотришь его (обстоятельство в твоей жизни) со вниманием, то увидишь, что оно служит к твоему благу». Св.Симеон Новый Богослов.
Вас электричка быстро уносила,
Вы растворились в радуге огня.
Какая-то неведомая сила
Удерживала за руку меня.

Я Вас не знал, и Вы меня не знали.
И мы, не познакомившись тогда,
Наверное, такое потеряли,
Чего найти не сможем никогда.
Георгий Зайцев
 
«Я – ПОЭТ, ЗОВУСЬ Я ЦВЕТИК, ОТ МЕНЯ ВАМ ВСЕМ ПРИВЕТИК»
Реклама – не только двигатель торговли, реклама – яркий показатель нашей любви к родному языку. Или нашей безграмотности. Ты уже и не замечаешь лезущих в глаза и уши зазывал торговли любым товаром, но мозг все равно фиксирует и запоминает увиденное и услышанное.
Я очень неравнодушен к поэзии, а так как от рекламы все равно деваться некуда, я решился на небольшое исследование, используя и свои, и интернетские наблюдения, благо денег на это не надобно, потребно лишь время и внимание. Итак, приступаем: «Если ты уже мужчина, выбор твой – она, машина!» Для начала неплохо, правда, возникает вопрос: а что, женщинам такой выбор не по карману? Вон их сколько разъездилось… «Лондаколор – он удивляет всех. Попробуй раз, всего лишь раз, и гарантирован успех». Тут непонятно, что за продукт и с чем его едят. Переходим к предметам дамского туалета: итальянские колготки “SISI” - названо простенько и со вкусом (для итальянцев). Или: «От Парижа до Находки Омса – лучшие колготки». Здесь автору повезло на рифму; осмелюсь предложить еще топоним: «… до Чукотки». Недурно. Но как-то не тянет умываться с помощью турецкого мыло «Дуру» - хоть бы не поленились перевести; наверное, это что-то романтичное…
Опозорились наши северные друзья из Финляндии: фирма по производству мясопродуктов называлась Porti. Наше ухо слышит глагол «порти». Рекламная песенка фирмы звучит так:
Porti колбаски и Porti сосиски,
Porti сардельки, бекон, ветчина.
Все это можно купить в магазине.
Свежесть и качество Porti всегда!

Или такой перл: Новый «Миф-Универсал» сохраняет капитал!»
Вы, конечно, подумали, что это реклама солидного коммерческого банка. А вот и нет – это стиральный порошок.
Попытки рифмовать рекламу очень заманчивы: в случае успеха прибыль потечет рекой. Вот привязался ко мне и крутится в голове неизвестный «Виль-биль-дан», - и избавиться от него не в моих силах.
Реклама происходит от латинского слова reclamare – «громко кричать» - и существует столько, сколько существует торговля. Чем веселее зазывал покупателей купец, тем лучше шли у него дела. В XVII веке к торговле, как и в прежние времена, относились как к недостойному занятию. Поэт Симеон Полоцкий (1629-1680) называл купцов «лютыми сынами тьмы» и в своих стихах обличал их многочисленные грехи. Главным из них он считал несоответствие рекламы качеству продаваемого товара:
Второй грех в купцех есть лживое слово,
еже ближняго в вещех прельстити готово.

В.Гиляровский в книге «Москва и москвичи» рассказывает, как завлекали в лавки готового платья на Старой площади в Москве:
«И здесь, как же как на Сухаревке, насильно затаскивали покупателя. Около входа всегда галдеж от десятка «зазывал», обязанностью которых было хватать проходящих за полы и тащить их непременно в магазин, не обращая внимания, нужно или не нужно им готовое платье.
- Помилте, вышздоровье, - или, если чиновник, - васкобородие, да вы только поглядите товар.
А если удастся затащить в лавку, так несчастного заговорят, замучат примеркой и уговорят купить, если не для себя, так для супруги, для деток или для кучера… Великие мастера были «зазывалы»! (М.,1983, стр.67).
Сухарев рынок!
Сухарев рынок!
Мутное море
Людских песчинок…
«Махорка! Махорка! Махорка-крупчатка!
Во рту горько, на сердце сладко!»
«Чудесный мех! Замечательный мех!
Даже в Париже имел успех!
Мех не надо искать в Париже,
Взять у меня – гораздо ближе».
«Эта пуговица тверже льда.
Пришивается раз, однако же навсегда»…
Александр Безыменский
Вплоть до начала Серебряного века поэзия и реклама не соприкасались. Здесь ярко проявил себя гений Игоря Северянина, который рекламировал, справедливости ради, не «ананасы в шампанском», а богемный образ жизни:
Десертный хлеб и грезоторт
Завершает редко пир
Бламанже.
Воин, бывший на часах,
Отдыхает, сняв мундир,
В неглиже.
Жемчуг в нитках и вещах
Покупает ювелир
Фаберже.

И лишь однажды русская реклама прибегла к помощи настоящего профессионального поэта; Владимир Маяковский и здесь развернулся во всю поэтическую мощь:
Каждому нужно
Обедать и ужинать
Где?
Нигде кроме
Как в Моссельпроме.

Любым папиросам
Даст фор
Герцоговина Флор.

Дождик, дождь, впустую льешь,
Я не выйду без галош.
С помощью Резинотреста
Мне везде сухое место.

К слову, часть «собратьев по перу» обвинила поэта в слишком утилитарном понимании места и значения поэзии в жизни. Илья Сельвинский писал:
Маяковский! Вы увенчанный лаврами
Мэтр и меж поэтов туз,
Как-то за Вами я поплетусь
В малярном деле торговой рекламы?

Время великих, к сожалению, кончилось. И их место сразу заняли «стихи», которые я вывел в заголовок. Подобные вирши становятся частью массовой культуры, они всасываются сознанием, становясь частью нашего лексикона, вобравшего в себя немыслимое количество блатных, глупых и просто неграмотных слов и выражений. Русское культурное поле зарастает словесным сорняком. Ощутили себя господами, что ходили вчера за стадами. И теперь забирает кондрашка: «Петроградка», «гостинка», «апрашка»… Раиса Вдовина, СПб.
В разрисованной клетке лифта
Не сбежать от культурных знаков,
От рунической готики шрифта –
Злобы с запахом аммиака.

Слава Богу, путь вниз недолог.
Лифт открылся – я вновь свободен.
Но культура сипит: «подонок,
Я тебе еще дам по морде»….

Это – радио из машины.
Это – слоган на перетяжке.
Нам давно оседлали спины
Раскультуренные барабашки.

Мы им служим – и как вдохновенно!
Ради места в общей клоаке.
И ложатся вокруг на стены
Поражения нашего знаки.
Андрей Карпов

       «ЕСЛИ НЕ БУДЕТЕ КАК ДЕТИ, НЕ ВОЙДЕТЕ В ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ» (Мф.10,14).
- Мама, мамочка, я заболел! – радостно сообщаю я, вернувшись из младших классов. Вчера мы до устали строили снежную крепость, и наверно, простыл. Я трогаю руками зажегшиеся щечки, чувствуя в теле уже начинающуюся болезнь, но так здорово не ходить в школу, не решать задач, а находиться в центре семейного внимания. Мама продолжает копошиться на кухне, я сбрасываю пудовое ватное пальто в предвкушении встречи. Вот сейчас зайдет мама, прикоснется взволнованными губами к моему лбу, пристально заглянет в глаза, заставит высунуть язык, надавит на него чайной ложкой, а я, чуть дурачась, буду тянуть из себя утробное а-а-а-а-а… Поставив диагноз, мама решительно укладывает меня в родительскую постель, накрывает жарким австрийским пуховым одеялом и заставляет лежать. Читать любимого Тома Сойера мне не хочется, я прошу попить чего-нибудь кисленького и скоро засыпаю. Почему-то всегда во время болезни мне снится один и тот же сон: безконечная серая шершавая стена, которую я пытаюсь обойти.
Болезнь
Третий класс. Температура. Значит, в школу не идти. Апельсин. Лимон. Микстура, сладковатая почти. Полежим тихонько дома, порисуем для себя, почитаем «Детство Темы», книжки умные любя. Ишь как холодно снаружи, как там свищет и метет. Как тепло! Хотя все туже окна стягивает лед. Как тепло. Как небывало многоточия растут. С головой под одеяло – спрячься, съежься, не найдут. Жар проходит… Вяло, вяло дни с картинками бегут. Звонко шаркает терраса. Бьет сосулька по ведру. Капитана Гаттераса приключения беру. Впечатленье производит все, где шум, отвага, звон. Одноклассница приходит: навещает. Я влюблен. Я лежу такой красивый, как солдат, что ранен был. Говорит она: «Счастливый! Две контрольных пропустил. Находилась, научилась. Заболею к декабрю!» Я рисую «Наутилус» и на память ей дарю. Владимир Соколов.
К моему пробуждению уже дымится кастрюля с картошкой в мундире, и я, закутанный в одеяло, вынужден до струек пота дышать горячим паром. Освободившись из душного плена, я вновь засыпаю, и стена уже не кажется такой шершавой.
Утром от простуды не остается и следа, но я-то знаю, что несколько дней будут предоставлены мне. Мама предлагает всякие вкусности, но больше всего я люблю булку с маслом, щедро посыпанную сахарным песком. Я играю на полу оловянными солдатиками, папа на службе, мама в вечном стоянии у плиты, старший брат в школе – и огромное пространство 15-метровой комнаты подвластно только мне. На кровати я строю из одеяла и стула индейский вигвам, на полу – паровоз из табуреток, в руке – почти настоящий пистолет, - и пошла захватывающая игра в разбойников, пиратов, покорителей Северного полюса и освободителей угнетенных негров. Эх, где теперь те хитроумные сюжеты, которые я творил в угоду себе без мыслей на награду!
Но вот входит мама и заставляет кушать противные щи с ненавистными кружочками вареной моркови. Немного покапризничав для приличия, я покорно съедаю несколько ложек супа, а на второе требую принести пюре с котлетой от соседки тети Вали – у мамы так вкусно не получается. Мама берет тетивалину тарелку, кладет в нее свою котлету с пюре, и у меня аж за ушами трещит. Молодец какая, соседка наша тетя Валя!
Еще день-два я предаюсь домашней больничной деятельности, и счастью моему нет предела. Но рано утром лежащего поперек кровати сыночка мама начинает одевать в школу; натягивает чулочки, пристегивает их к поясу. Я хнычу и упираюсь, но мама ставит меня на ноги, я наскоро умываюсь, завтракаю, получаю положенные 10 копеек на пирожок с повидлом и отправляюсь в школу – грызть гранит науки, как почему-то говорит наш классный руководитель Людмила Евгеньевна. Когда-то еще удастся поболеть…
Памяти Тома Сойера
- А ты слыхал, что засыхает
гриб, если на него смотреть?
Клянусь! Свободы не иметь.
А почему, никто не знает.
Посмотришь. Палочку воткнешь.
А через день туда придешь, -
уже засох…
- Кому ты брешешь?
Ты ж все подряд в корзину чешешь.
А может, вправду засыхает
гриб, если на него смотреть?
- Проверь, - твержу себе, - приметь. –
а нож его уже срезает.
Все! Гриб увижу – оставляю!
А как увидел – забываю.
А только срежу – вспоминаю.
Пока растут, их надо брать!
Глядишь, и солнце западает.
Уже пора домой бежать.
А может, вправду засыхает?..
Игорь Шкляревский

«БЫТЬ ГОТОВЫМИ НА ВСЯКОЕ ДОБРОЕ ДЕЛО» (Тит.3,1)
Песня о безногом солдате
Из белых палат госпитальных,
Лет семь или восемь назад,
В деревню к родному порогу
Приехал безногий солдат.

Велел он, усы подкрутивши,
Себя посадить у окна.
И, людям не выдав печали,
Открыла пирушку жена.

И тут же герой Сталинграда
Расправил погон по плечу:
- Несите мне старые шлеи,
А дратву я сам накручу.

И вот перед милым окошком
Не восемь ли, кажется, лет,
Работает шорник безногий,
На белый любуется свет.

Глядит он, мужик, на усадьбы,
Где прежде сновал он весной.
А нынче там столбик военный
Да грустный полынный покой.

Да солнце в окошко заглянет,
Да редкий пройдет человек.
И только в кудрях перепетых
За снегом проносится снег.

И дратвой обмотаны руки,
И ходит, сверкая, игла.
И крепко в солдатскую трубку
Глубокая дума легла.
Николай Тряпкин
Я взял это стихотворение вовсе не для того, чтобы поведать о судьбе безногого победителя: увечье не вышибло его из жизненного седла и он, как истый крестьянин, нашел пользу себе и обществу. Да и неудивительно – пройдя сквозь ад войны, сто раз умирая и воскрешая, солдат только укреплялся духом, присущем русскому народу. Да и жена – опора крепкая… Конечно, безногому тяжко: что для здорового шаг, для инвалида – настоящий маневр. Но разговор я хочу повести вовсе о другом – ближе к теме стиха не подобрать.
Редакцию газеты с полным основанием можно назвать «домом печали»; идут и идут люди со своими бедами, шлют письма-исповеди, просят помолиться, передать записочку старцу или прислать денег. Редко когда мы в состоянии помочь: и духовного опыта маловато, и деньжат негусто. Но вдруг придет в редакцию письмо безутешное – и не можем мы оставаться в стороне.
На перегоне Обухово-Рыбацкое машинист поезда обнаружил на рельсах парня без сознания – у него были ампутированы обе ноги выше колена. Позднее выяснилось, что 17-летний Алеша учился в ПТУ на плотника. Возвращаясь домой, он уцепился за проходящий состав, но сорвался и попал под колеса.
- Алеша учится у нас на столяра-строителя, - рассказывает директор училища. – Парень он хороший. В тот день был на занятиях. Алеша – сирота, его опекает бабушка.
Мальчишка мужественно перенес пять операций и еще утешал бабушку: «Мужчине стыдно слакать, надо учиться терпеть». Прошел год с момента трагедии. Наш корреспондент побывала у Алеши в гостях. Впечатление удручающее: юноше нужны протезы, но где их взять на крохотную бабушкину пенсию? Ему, как воздух, нужна посильная специальность; наконец, он очень нуждается в общении. Но вы сами знаете, как растворяются друзья и подруги, если с вами случилась беда. Поэтому настроение у Алеши подавленное.
Алеша! Придется еще раз вернуться ко времени войны и рассказать один случай. Произошедшее с тобой – беда огромная, но люди и не такое переживали; только не упади духом, не сдайся обстоятельствам, проси помощи у Матушки-Заступницы, не оставляй молитвы. Вот увидишь, и с протезами можно нормально жить, и девушка любимая обязательно появится – вон какой парень ты красивый и духом сильный.
Письмо
… Я тебя не ждала сегодня и старалась забыть любя. Но пришел бородатый водник и сказал, что знает тебя. Он такой же, как ты, лохматый, и такие же брюки-клеш! Рассказал, что ты был под Кронштадтом. Жив… но больше домой не придешь… Он умолк. И мы слушали оба, как над крышей шумит метель. Мне тогда показалась гробом Колькина колыбель… Я его поняла с полслова, Гоша, Милый!.. Молю… Приезжай… Я тебя и такого… И безногого… Я люблю! Иосиф Уткин.
Отец Иоанн Миронов благословил публиковать объявление, чтобы хоть как-то помочь бедолагам. Юношу нужно поставить на ноги – остальное сделает молодость. А мы не оставим парня в беде.
Тот, кто теряет ноги,
Может на скрипке играть.
Тот, кто теряет руки,
Может полы натирать.
Может лежать спокойно
Чья оборвалась нить…
Тот, кто теряет совесть,
Может спокойно жить?
Ирэна Сергеева, СПб

«ИДЕТ КНЯЗЬ МИРА СЕГО, И ВО МНЕ НЕ ИМЕЕТ НИЧЕГО» (Ин.14,30)
Прослушал новости по крохотному приемнику – и сразу расстроился. Новость прозвучала так: «Где-то на западе избретен робот для сбора грибов. Пока, правда, робот справляется с задачей в два раза медленнее человека, зато не устает и не ошибается».
Грибной робот в лесу! Я только представил, как ровными рядами продвигаются лязгающие сочленениями железяки по сосновому лесу, не пропуская за собой ни грибочка, - мне стало плохо. «Пятая охота» уйдет в прошлое. Ведь еще сейчас ты можешь, проспав урочный час, двинуться по пути первых охотников за грибами. И все равно ты непременно найдешь свой гриб: он нарочно спрятался в травке почти под елкой, чтобы ты, только ты, налюбововшись вдоволь его толстой ножкой с нежно-коричневой шляпкой, аккуратно срезал его ножом и уважительно оценил в ладони увесистость своей находки. А какая радость посещает душу! Теперь вперед, дальше, но без спешки – грибы ловко маскируются и под желтые листики, и под зеленые хвоинки; у лесных красавцев достает хитрости выжить и оставить потомство. И потому – охота: человек и гриб – кто кого?
И нет тяжести приятней наполненной корзинки, и нет усталости, которая бы заставила перестать наклоняться, а, добравшись до дома, с наслаждением, доступным только грибнику, сначала сортировать, а потом часами чистить добытое богатство. Будет зимой разносол и в Великий пост!
Грибы
У входа в парк, в узорах летних дней
скамейка светит, ждет кого-то.
На столике железном перед ней
грибы разложены для счета.

Малютки русого боровика –
что пальчики на детской ножке.
Их извлекла так бережно рука
из темных люлек вдоль дорожки.

И красные грибы: иголки, слизь
на шляпках выгнутых, дырявых;
они во мраке влажном вознеслись
под хвоей елочек, в канавах.

И бурых подберезовиков ряд,
таких родных, пахучих, мшистых,
и слезы леса летнего горят
на корешочках их пятнистых.

А на скамейке белой – посмотри –
плетеная корзинка боком
лежит, и вся испачкана внутри
черничным лиловатым соком.
Владимир Набоков
Но чтобы роботы собирали грибы! Да грибов тысячи разновидностей, и многие ядовитые мимикрируют под благородные. Он, робот, что, мгновенный химический анализ каждого гриба делать будет? А червячки? Тоже, скажу я тебе, брат, проблема… Так, может, приспособить эти железяки собирать с огромным трудом прирученные человеком на плантациях шампиньоны или вешенки – и довольно с них. А лес, уж будьте добры, оставьте грибникам. Пусть они, вооружившись палкой, раздвигая ветви и хлюпая резиновыми сапогами, терпеливо снося укусы мошкары и перемены погоды, приносят в наши дома неповторимый, настоянный на землянике, хвое, клюкве-ягоде, травах и Бог знает на чем еще аромат той, почти забытой жизни, из которой мы зачем-то перебрались в холодные каменные города…
Лето мое долгожданное, птицы лесные поют, время безмерно желанное, сердца любимый приют. Смотришь на небо – и хочется жить, никуда не спеша, в травах июльских ворочаться, воздухом сладким дыша. Господи, что ж мы наделали с жизнью, с природой, с собой! Красными были и белыми под золотой высотой… Мало казалось нам радости озера, леса, реки… Хватит на всех этой малости, черным делам вопреки. Утро отрадно-прохладное свежестью дышит в окно. Лето мое ненаглядное взгляд веселит, как вино… Валерий Хатюшин.

«ПЕРНАТЫЙ ВОЛК – МНЕ ДРУГ»
«Волков бояться – в лес не ходить».

Что толку нынче в этой поговорке?!
Вся жизнь вошла в другую полосу:
Теперь уже людей бояться волки,
Те, что пока еще живут в лесу.
Владимир Туркин
  В рамках борьбы с распространением птичьего гриппа вороны, обитающие в российских городах, должны быть уничтожены. «Ворона, - по словам главного государственного врача РФ Геннадия Онищенко, - это «пернатый волк», который поедает падаль, в том числе и дикую птицу, и может стать (курсив мой - А.Р.) источником распространения птичьего гриппа. Домашних же голубей мудрый санврач рекомендует прививать. Правда, он ни слова не сказал ни о воробьишках, ни об уличных кошках, ни о бомжах, которые ничем не брезгуют ради жизни на земле, ни о перелетных птицах, играющих ключевую роль в расползании инфекции. Во дворе дома я сам был свидетелем случая:
Встретились у мусорного бака, проклиная свой голодный век, старая бездомная собака и – бездомный тоже – человек. У обоих в животах урчало, а в бачке – съедобные куски. И тогда собака зарычала, обнажая желтые клыки. Царь природы доказал, однако, что уже совсем не одичал: встал на четвереньки возле бака и страшней собаки зарычал. От него шарахнулась собака. Человек встал на ноги опять. Содержимым мусорного бака стал свой дикий голод утолять. Олег Портнягин.
Так кого стрелять будем, бдительные защитники жизни? В моих друзей-ворон Карла и Клару? Вы только представьте, какая пальба поднимется в городах, дай волю охотникам убивать ничейную живность? Вороны – наши главные дворники: при нынешнем состоянии уборки вокруг домов без их помощи, боюсь, мы страдали бы от множества других, не менее страшных инфекций.
Вот встретились в небе над веткой
Бездушный свинцовый комок
И сердце за хрупкою клеткой, -
Ты счастлив, умелый стрелок.

И птица не спросит, не спросит,
Зачем ее жизнь коротка,
Когда ее тельце отбросит
Твоя удалая рука.

Ты снова, прищурившись, метишь,
Без промаха бьешь в высоту,
И сам-то едва ли ответишь,
Зачем ее так – на лету…

Да, если бы птицы не пели,
То – хочешь, не хочешь ли знать –
Едва ль у твоей колыбели
Певала бы добрая мать.
Олег Дмитриев

Читаем: «Вороны (семейство Corvidae) едят насекомых, семена, падаль, отбросы на городских свалках. Разоряя гнезда других птиц, поедают яйца и птенцов, способны ловить мелких грызунов, могут убить ослабленного голубя. Очень изобретательны в отношении еды. Большие и твердые для птиц сухари могут размачивать в лужах или даже подкладывать на трамвайные пути, чтобы склевывать крошки. Вороны изловчились вытаскивать содержимое трубчатых костей, даже куриных. Любят играть, т.е. заниматься осмысленными вещами, не нацеленными на достижение конкретного результата, например, дразнить собак. По интеллекту стоят на уровне шимпанзе. Боятся воронов (у ворон закругленные хвосты)». Словом, вороны, конечно, хулиганы неба, но лишнего и они не возьмут. Да и к чему обижать волков, о которых главный санитар страны знает, судя по всему, не так много?..
        Баллада о волке
Едва намечается утро белесое, поземка кружит, завиваясь в клубок… К призывно синеющей леса полоске бредет, спотыкаясь, израненный волк. Последние силы ему изменяют, по снегу кровавый тянется след. Лохматое небо на кромку сползает. Уходят надежды. И утренний свет все ближе; все ближе, и ветер сильнее. Под лапами рушится тоненький наст. А лес далеко недоступно синеет, порою совсем исчезая из глаз. В ушах его снова грохочут, сливаясь, визг, крики и выстрелы – звуки борьбы. Он дрался по-волчьи, не уклоняясь… (И шерсть на загривке встает на дыбы). Сверкали клыки, безпощадно, как сабли… Он вырвался с боем, ушел от погони, в боку унося две свинцовые капли… А ветер по следу несется и стонет. Волк умер без звука. Служить отказались дрожащие ноги. Он в снег уронил лобастую голову. Зубы разжались. И взгляд на синеющей кромке застыл. Замерзло в глазах помутневших отчаянье, застрял где-то в горле предсмертный вой… Лежит одиноко в пустыне печальной, упершись в обломанный наст головой. Не мучает холод, не мучают боли, снежинки, не тая, ложатся на шерсть. Лишь ветер разносит по белому полю о волчьей кончине ненужную весть. Павел Булгаков.
«Я знаю, что, по отшествии моем, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою» (Деян.20,29).
Ворону
Твою порочат жизнь
Давнишней клеветой.
Взлетай. Резвись. Кружись,
Сверкая чернотой.

Печаль в твоих глазах,
Как полночь, глубока.
Устанешь в небесах –
Тебе моя рука.

Есть тайное в простом,
Что мучило отцов, -
Не ты виновен в том,
Что столько мертвецов.
Алла Терехова

«ВСЯКАЯ СЛАВА ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ - КАК ЦВЕТ НА ТРАВЕ: ЗАСОХЛА ТРАВА, И ЦВЕТ ЕЕ ОПАЛ» (1 Петр,1,24).
Порой человеку хочется быть знаменитым. Очень! Для чего? Как для чего? Чтобы, во-первых, уважали в школе: «Глядите, глядите, вон Коля-чемпион идет! Я ему сумку иногда подношу». Во-вторых, а может, и во-первых, чтобы девчонки были от тебя без ума: «Вы видели, видели? он так на меня посмотрел!» В-третьих, известность позволяет не ходить в школу, если у тебя концерт или соревнования, бывать заграницей, обладать вещицами, которых нет у других. В-четвертых, появляется чувство превосходства – я лучше других. Недалекие родители взращивают его, чтобы потом всю жизнь от него страдать. В-пятых, известность редко дается даром, и выкладываться приходится по полной программе.
Известность бывает классная, школьная, дворовая, городская, всероссийская и мировая. Ну, до последних трех мало кто дотягивается, а в первой тройке борьба идет не на шутку. В одном классе и то существует несколько группировок, которые оказывают существенное влияние на жизнь каждого ученика. Есть признанные лидеры, перебежчики, «агенты влияния», колеблющиеся или, наоборот, стойкие приверженцы своей группы. Так было, во всяком случае, в мое время. Теперь, думаю, и финансовое положение родителей влияет на положение в школьной иерархии.
Каждая клеточка юноши требует: «Докажи свою единственность, неповторимость в этом мире! Сделай что-то такое-этакое!» А что ты можешь сделать, если и ученик ты посредственный, и стихов не горазд писать, да и физиономия не Алэна Делона? Кто потрусливее, пишет на белой стене общественного туалета: «Вася из ПТУ № 1040 был здесь». Кто-то из последних сил тянет на золотую медаль. Кому это не по зубам, идет на преступление – не из корысти идет в тюрьму, а из тщеславия глупого, что хоть у Ленки из 7-го «Б» откроются глаза и поймет она, какого парня потеряла. Тогда она горько заплачет и на суде крикнет, что любит и обязательно дождется. Бедный, наивный парень! Люди с фронта возвращались, а их жены встречали с новыми мужьями… Молодость перевертлива: У дороги, на краю села, в домике саманном небогатом одиноко женщина жила, вдовушка погибшего солдата. Было ей не больше тридцати, скрылась радость за военной далью… И коса тугая на груди завивалась черною печалью. Как, бывало, выйдет на покос всем на зависть ловкой и нарядной, мужики зашепчутся всерьез: - Красота! Аж поглядеть отрадно! И к таким восторгам не глухи, потайную проторив дорогу, часто к ней стучались женихи, да ни с чем катились от порога. И, как тайну, свято много лет, сохраняя красоту и силу, возле сердца маленький портрет в медальоне желтеньком носила. И дивились бабы всем селом чистоте любви осиротелой, что она, тоскуя о былом, вроде лучше счастья не хотела. Что вы бабы, суетитесь зря? Жизнь не просто повернуть сначала. Знать она, по правде говоря, с прежним мужем ровни не встречала. Вячеслав Богданов.

Но я отвлекся – слава и верность неразделимы. Когда я начинал делать газету, мне очень хотелось быть известным. Ну, очень! Потом, когда некоторая известность в узком кругу все же пришла, до меня дошла и другая ее сторона, на которую, пока добиваются, внимания не обращают: люди оказываются падки до подробностей твоей жизни, которая до поры была только твоей. Причем, нехорошие стороны их интересуют куда больше хороших. Мало того, люди умудряются перевернуть с ног на голову то, что у тебя было, до невероятия. Когда мои попытки сказать, что было на самом деле, привели к обратному результату, я стал открыто писать о своих грехах в «записках редактора», а потом и в книгах. И – удивительное дело! – слухи прекратились; правда, некоторые люди, вооруженные фактами из первых рук, иной раз били меня моим же оружием. Что ж, приходилось терпеть. Но победа осталась на моей стороне.
По милости Божией, я не познал славы – таланта маловато и батюшка частенько до слез смиряет, - зато познал, что она есть:
Слава – вырезки из газет,
сохраняемые в архиве,
очень легкие, очень сухие.
Для растопки лучшего – нет.

Слава – музыка и слова
неизвестного происхожденья,
но такие, что вся Москва
бормотала при пешем хожденье.

Слава – это каждый твой писк
в папке скапливается почитателем.
Слава – это риск,
риск писателя стать читателем.

Слава – это злое, соленое
шлют вдогонку, зла желая:
слава – слива. Сперва зеленая.
после черная, после гнилая.
Борис Слуцкий

       «ВСЕ, ЧТО МОЖЕТ РУКА ТВОЯ ДЕЛАТЬ, ПО СИЛАМ ДЕЛАЙ» (Екк.9,10).
Шел, как всегда, торопясь, и привычно тащил на ремне через плечо огромный портфель. Улица как улица, люди как люди, и запах перестоявшей зимы и табачного дыма. И вдруг пахнуло. Откуда-то из двора ветерок вынес на улицу запах инструментального цеха. Хорошо работать с упоеньем, чтоб работа праздником была, чтобы от желанья и уменья взмыли за плечами два крыла, чтобы и работалось, и пелось, чтобы кровь бурлила кипятком, чтобы и другому захотелось поработать тем же молотком. Чтоб ему открылось то святое, чем велик и чем прекрасен труд. Есть в любой профессии такое, что в стихах поэзией зовут. Александр Люкин. Раньше целые районы города были пропитаны ароматом каленой стружки, охлаждающей суспензией, горячим машинным маслом и тончайшей металлической пылью. Я даже остановился от неожиданности – до чего же приятно пахло! Значит, еще крутятся где-то токарные шпиндели, еще нужны стране классные мастера, способные ловить микроны на переживших свою старость станках.
Я целый день точил детали,
Станок тянул, как вороной,
И мне казалось: мы пахали
Большое поле под луной…
Как жирный пласт, сливная стружка
С резца, как с лемеха, - волчком!
Еще б на дереве кукушку!
Еще грача бы с червячком!..
Пускай в эмульсии, как в пене,
Стальная морда, - ничего!
Я гнал в свирепом упоенье
Вперед кормильца своего.
И он тянул… Дрожали руки,
И вот почти наверняка
Сдан урожай жрецам науки,
Что восседают в ОТК.
Теперь меня на этой пашне
Веселый сменит бородач,
Коллега мой, то бишь напарник,
Чтоб продолжалась борозда!..
Владимир Бейлькин, Ленинград
Много лет я проработал на заводах, и мои лучшие чувства я испытал в индустриальных цехах. Впервые отец с большим трудом устроил меня учеником шлифовальщика на львовский телевизионный завод. Мастер участка подвел меня к огромному плоскошлифовальному механизму, скоренько показал, как включать, выключать и регулировать движения махины, дал первое задание – зачистить обе стороны громадной плиты и побежал по своим делам. Я долго не решался запустить полуметровый шлифовальный круг, боясь, что он тут же разорвется и убьет меня, хрупкого мальчика в белоснежной рубашке, в самом начале трудовой деятельности. Но – толстый абразивный круг после нажатия кнопки стремительно завизжал и стал набирать обороты. Другой ручкой я заставил двигаться взад-вперед двухметровый стол с прихваченной магнитами плитой. Оставалось, как показывал мастер, медленным вращением маховика опустить шлифовальный круг до первого соприкосновения с плитой. Но не тут-то было! Сколько ни крутил я ручку маховика, расстояние между плитой и кругом не уменьшалось ни на миллиметр. В поисках помощи я оглядывался на рабочих, но все были заняты, да уж чего теперь греха таить! – никто из местных не хотел помогать «москалю», отнявшему дефицитное рабочее место у львовского парня.
И тогда я вспомнил, что мастер вскользь упомянул, что круг можно поднимать-опускать не только вручную, но и автоматически, с помощью кнопки. Представьте себе картину: резво бегает туда-сюда «корыто» стола, над ним со скоростью 5000 оборотов во что-то визжит заскучавший от безделья шлифовальный круг, а у панели управления напуганный до полуобморока мальчишка пытается справиться с первым в его жизни производственным заданием. Теперь-то я понимаю, что надо мной хотели посмеяться, но мне было не до смеху. Наконец я решаюсь и нажимаю кнопку автоматического спуска. Вращающийся круг врезается в поступательно движущуюся плиту, раздается страшный удар, снопы разноцветных искр летят во все стороны, а я мгновенно оказываюсь – не на полу – за воротами цеха, напуганный до смерти, но живой и невредимый.
На другое утро с поникшей головой я стоял перед мастером. Оказывается, я сломал шпиндель; надо было переключить ручку с автоматической подачи круга на механическую и вручную опустить круг до касания с металлом. Как мне было за себя стыдно – не передать; но станок я освоил и лихо «ловил» десятые доли миллиметра, для чего с пижонством носил в верхнем кармане выданный под расписку новенький, выглядывающий из кожушка, микрометр. С этого драматического момента начался мой долгий, длиной в несколько десятилетий, путь рабочего человека. Никогда я не жалел об этом.
Ты в цех войди
Ты в цех войди, не бойся пыли,
Запачкать пальчик о деталь.
Там чистый выдадут напильник
И нержавеющую сталь.
Она покажется послушной,
Но вывод делать не спеши –
Металлу, как и людям, нужно
Прикосновение души.
Пренебрежительного барства
Он не выносит, прям и крут.
Завод – как мускул государства,
Где всем судья и совесть труд.
Там справедлив язык работы,
Ясней видна за далью даль.
Там жизнь, падения и взлеты,
Людская радость и печаль.
И кто не понял – обезкрылен –
В рабочем классе ничего,
Тот, значит, попросту безсилен
Перед величием его.
Анатолий Пискарев

«ПОГОДИ, НЕ СТУЧИСЬ В МОЙ СОН…»
Почему льющийся дождь и падающий снег вызывает у меня болезненную тягу к прошлому? Ни лес, ни речка, ни огонь, ни раскаты грома, ни полет листьев, ни шум морского прибоя не откликается в душе такими живыми, такими глубокими переживаниями, как этот ненасытный мартовский чугунный дожь, замаравший чернотой пространство от земли до неба. Тяжелые холодные капли пронизывают занемогшую душу, растворяют спекшуюся корку замяти. Дождь все теребит и теребит внутри, настойчиво требуя: вернись!
Без тебя ничего не случилось:
Я не умер, в горячке не слег,
Только будто бы все помрачилось.
И закат опоясал восток.

Только мир, где по-прежнему любят,
Где по-прежнему больно всему,
Ну, совсем, ну, совсем обезлюдел,
Что и я вроде в нем ни к чему.

Без тебя не случилось несчастья,
Кроме горьких прозрений в душе,
Что со мною до смертного часа
Ничего не случится уже…
Павел Мелехин
Нет, не шали, я знаю, как спрятаться от тебя, память: опустить до упора шуршащие жалюзи и поплотней занавес, накрыться теплым одеялом, уткнувшись глубоко в подушку, и придумать что-нибудь необычайно приятное. Ну вот, я уже не слышу, дождь, твоей барабанной дроби по подоконнику. Еще немного – и ты вовсе потеряешь надо мной власть, когда я сбегу из твоей яви в свой необъятный мир сна. Душа оттолкнет привязчивую оболочку тела, взметнется в пространство и станет летать-парить только желанием моей мысли.
- Витек Пуляев, ты же разбился на мотоцикле в 66-м?
- Саня, какой мотоцикл, ты только глянь, как я научился летать!
- Галка Губанова, модница «бабочка-махаон», мы же похоронили тебя лет двадцать назад!
- Полюбуйся лучше моим новым нарядом, дружок, - порхала она вокруг в изумительном по красоте платье.
- Света Фомина, ты же в 27 лет сгорела от туберкулеза! – поражаюсь я летающей вокруг нас девушке.
- А я и помнить об этом не помню! – с улыбкой ответила похорошевшая Света.
… Наконец, из неведомого далека появилась долгожданная ты.
- Здравствуй!
- Здравствуй!
- Почему ты не позвонишь, не напишешь, ты же еще на земле?
- Все позади, милый, все за детской сказкой лет. Зачем теребить душу ненастоящим прошлым? Больше я не прилечу к тебе…
Но она прилетит: мы живем «здесь», живем «там», живем «здесь» и «там»…
Погоди, не стучись в мой сон,
Я прошу тебя, погоди.
Мой сегодняшний сон невесом,
Он, как перышко на груди.

Отзвучал колокольчик любви,
И от глаз убегают глаза,
Понапрасну в душе не лови
Наши давние голоса.

Ведь не зря я тебя попросил –
Погоди, не стучись в мой сон,
Удержать его не было сил,
Он, как перышко унесен.
Александр Гаврилов

Когда я проснулся, белый пушистый снег сахарной ватой окутывал землю. Что-то кольнуло в бок – крохотное пуховое перышко почти освободилось из душной неволи. Я положил его на ладонь и легонько подул; оно плавно поднялось в воздух и тихо, как парус, растворилось в белом кружащемся пушистом снеге…
… И парусу не было больно,
И не было больно волне.
И что-то прекрасно и вольно
Играло и пело во мне.
Михаил Дудин

«БЕДА, КОЛЬ ПИРОГИ НАЧНЕТ ПЕЧИ САПОЖНИК…»
Звонок в редакцию: - Александр Григорьевич, я знаю, вы любите животных, вы должны мне помочь. Я собрала у людей деньги и выпустила народную газету «Будьте милосердны» тиражом в 10000 экземпляров. Представляете, даже по пять рублей жертвовали. Часть газет мы раздали, надеюсь, что вы поможете распространить остальное. Нам нужны средства на выпуск второго номера. Уверена, что вы поможете.
- А почему вы не пришли посоветоваться до выпуска газеты? И почему вы называете ее народной? И в чем должна заключаться моя помощь?
- Мне было некогда – я собирала материалы. Газета народная потому, что деньги пожертвовал народ. Вашу газету все знают, и я подумала, что вы возьметесь продать и нашу; может быть, вложите наш тираж в ваш.
- А вы когда-нибудь занимались газетным делом, журналистикой, полиграфией, торговлей? Представляете ли вы, что тираж вашей, никому не известной газеты, очень большой даже для известного издания? Что по договору никто не позволит мне вкладывать в свою газету чужую? Что вкладка вашего тиража дорого стоит и заняла бы неделю работы всех моих сотрудников? Что рынок периодики давно поделен, и внедриться в него можно с колоссальным трудом? Что издание даже небольшой газеты стоит огромных денег? Что на разовые пожертвования ни один профессионал газету издавать не сможет? Что…
- Теперь я знаю, что правильно говорят о вас – вы неправославный человек, жестокий, вы не любите животных, вы никому не помогаете. Зря я вам позвонила… - с тем женщина и положила трубку.
Некоторые, далекие от журналистики, люди почему-то считают, что сделать газету очень просто: пишешь и набираешь материалы, фотографии, располагаешь их на газетной площади, как Бог даст, придумаешь рубрики, названия, подписи, выводишь газету на специальную пленку, отвозишь оригинал-макет в типографию – и получаешь пахнущий свежей типографской краской номер газеты, за которым сразу же выстраивается очередь.
На деле все по-другому. Объявила Александро-Невская Лавра о выпуске городской монастырской газеты с приложениями «Вестник Александро-Невской Лавры», а люди покупать газету не хотят – скучная получается газета. Или епархия стала издавать красочный журнал «Церковный вестник» по 35 рублей за штуку – и опять не берут люди: дорого и скучно. Даже настоятели храмов не желают подписывать по 10 журналов на приход – будут они пылиться на прилавке, пока не потеряют товарного вида. А сколько приходских газет загинуло после первых же неумелых выпусков?..
К чему я это излагаю, братья и сестры? Да вот к чему. Еще гениальный баснописец Иван Андреевич Крылов †1844 учил:
Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
А сапоги тачать пирожник,
И дело не пойдет на лад.
Да и примечено стократ,
Что кто за ремесло чужое браться любит,
Тот завсегда других упрямей и вздорней:
Он лучше дело все погубит
И рад скорей
Посмешищем стать света,
Чем у честных и знающих людей
Спросить иль выслушать разумного совета.
«Щука и кот»

А животных я все же люблю, особенно жаль их, бездомных. Пишу о них в своих книжках. Охотников презираю. Никогда не ударю животное. Дома два кота в холе и ласке приближаются к концу своего кошачьего века, да каждое утро выношу знакомой стайке воробышков стакан проса – зимой им каждое зернышко в радость. Но выпускать газету про «братьев наших меньших» на уме нет: пусть выпускают те, кому это по силам…
Собачья выставка в Измайлове
В старом парке, под елкой зеленой, безпороден, забит и несмел, синеглазый щенок потрясенно на собачье собранье глядел. По аллеям овчарки шагали, доги четко печатали шаг и звенели, звенели медали на услужливых шеях собак… Щен зарылся в траву и от скуки представлял крупноблочный уют: он-то знал, что не то что не купят, даже даром его не возьмут. Кто на бедность придумает моду? Разве к нищенству вытравлен страх? В наше время родство и породу ценят выше, чем в прошлых веках. Только вдруг, чей-то окрик-не окрик: «Вылезай-ка, бездомный, сюда!» Словно сбрызнута солнечной охрой клочковатая борода… Задрожала спина от испуга, но сказал этот рыжий чудак: «Если мы не поможем друг другу, кто же нас пожалеет, дворняг?» Он щенка сгреб в охапку неловко. А потом начались чудеса: пахла счастьем мясная похлебка, половик был постелен для пса. Ни болонкой он был, ни терьером, но постиг он все тайны двора: тот, кто делал карьером карьеру, мало ближнему делал добра… Надо быть настоящей собакой, чтобы стать безкорыстным как Бог. И от радости горько заплакал синеглазый вихрастый щенок… Николай Добронравов.

       «УЖ И ЕСТЬ ЗА ЧТО, РУСЬ МОГУЧАЯ, ПОЛЮБИТЬ ТЕБЯ, НАЗВАТЬ МАТЕРЬЮ» (И.С.Никитин)
24 марта – день рождения папы в 1914 году; завтра его Тезоименитство в честь свт.Григория Двоеслова, папы Римского †604. Не смогу объяснить, но я с самого утра ждал чего-то хорошего, душа безпричинно ликовала.
Выход второй книги «Былинок» все откладывался – второй год, и я чувствовал, как на другом конце провода при каждом моем звонке в издательстве невольно вздрагивали: этот настырный писатель ни в какую не желал больше ждать – завози книгу в типографию – и точка! Уже и следующая книга написана, и следующая пишется вовсю, а издательство все мотает и мотает замотанные в клубок нервы. И вдруг! раздается! долгожданный! звонок! – отвезли! И, хотя долгое ожидание поглотило почти всю радость, я повеселел и, осмелев, спросил о тираже. 2000 книг? 400 страниц, больше сорока иллюстраций? – спасибо, спасибо, большинству пишущих так здорово не везет. Да, намедни звонил директору батюшка, смиренно напоминал, и его звонок был не зря, но все существо говорило мне – папа помог! А почему, и думать не хочу: что мы знаем о загробной жизни?..
А если совсем быть честным, то и о папиной земной жизни я знаю мало, отрывками. Старший сын крестьянских учителей Ивана Ивановича и Анны Федосеевны Раковых из вологодской деревни Кабачино на реке Шексне в 1930 году закончил школу-девятилетку с педогагическим уклоном и в 17 лет уехал по набору на Кольский полуостров добывать апатит, был взят репортером – за способности и начитанность – в штат редакции «Хибиногорский рабочий», а оттуда в 1934 году направлен на учебу в Ленинградский Государственный Университет. Закончил отделение германской филологии, был призван в Красную Армию рядовым, провоевал на передовой всю войну, награжден, контужен, получил звание майора. В запас ушел в 1965 году полковником. О войне отец рассказывать не любил; уже будучи больным, услышит по телевизору про подвиги на Малой Земле из уст Леонида Ильича, плюнет в его сторону и уйдет в свою комнатенку.
Как святыню, храню фотографию папы в форме рядового с надписью торопливым карандашом: «Родной и любимой девочке, моей жене Верочке на память от Гриши.
Верочка, получил твое сердитое письмо. Теперь, наверное, не сердишься. Маленькая, умру, любя тебя. Во мне не сомневайся. Береги сынулю. Не волнуйся, если не будет писем. Пока все благополучно. Не вспоминай плохим твоего мужа. Он всегда любил тебя. Крепко, крепко, тысячу раз целую тебя. Твой Гриша. Береги себя и сынка моего.
25 инженерный батальон, под Ригой.
22.6.41 г.».
Я заламинировал эту безценную реликвию, чтобы сохранить ее… для кого?..
Отец был умницей, поэтому служил в крупных городах и за границей, специализировался на бундесвере, был кандидатом исторических наук (закрытая диссертация о Сталинградском сражении), знал языки, писал для командующих доклады, читал лекции. Он был коммунистом, политработником, и у меня нет ни малейшего желания скрывать это: теперь кого ни спроси, все были тайными христианами.
Очень любил поэзию, поэтому даже старшего сына назвал в честь Багрицкого. Характером отец обладал взрывным, горячим, но отходчивым, а таких служивых не больно жалуют званиями. Поэтому и проходил Григорий Иванович 11 лет в подполковниках. Служил в Австрии, Риге, Москве, Венгрии, Польше, Львове, после демобилизации вернулся по месту призыва в Ленинград. Был предельно честен, хитрить не умел, но часто сдавали нервы - контузия ускоряла его болезнь. Получил квартирку в хрущевке на первом этаже (ему почему-то всегда доставался только первый), из-за моей глупой женитьбы переехал на первый этаж кооператива. «Никогда никого не жалей на словах, коли впрямь не поможешь. Никогда на чужие не пей и не пей на свои, если можешь» Лев Котюков. Отец хотел мне помочь, но я уже начал рыть для себя яму. Он умер в 1981, так и не дожив до моего протрезвения долгих семь лет.
В 1972 году «Лениздат» решил выпустить сборник воспоминаний ветеранов освоения Севера; составителем и соавтором книги «Хибинские клады» тиражом 8000 экз. стал мой отец. Я унаследовал от родителя многие черты и в том числе любовь к журналистике, где каждое слово должно быть емко и на своем месте. Папа прошел в «Хибиногорском рабочем» отличную школу: редактором был ставший позднее известным стране писатель и критик А.Е.Горелов. Вот небольшой эпизод из жизни газеты: «Хроникерами мы с Левой Никаноровым были активными, ног своих не щадили. Пишешь статью с творческим подъемом, многократно переделываешь и, наконец, передаешь ее заведующему производственным отделом. Он не спеша, внимательно прочитывает все до последней фразы и, склонившись над листом, начинает правку: переставляет слова, заменяет фразы, вычеркивает абзацы, перечитывает оставшийся текст, снимает очки и удовлетворенно говорит: «Вот теперь, пожалуй, хорошо, передайте машинистке». Было написано 200 строк, осталось после правки 20, в лучшем случае 30 – опять Б.И.Левитес «проехал по листу трамваем…»
Трехсотстраничный сборник дался отцу с огромным трудом: за многие годы участники подзабыли события, получались несоответствия, но, главное, очень мешала цензура, искажая правду. Книга тоже послужила толчком к развитию болезни папы.
Сейчас Хибиногорский апатитовый комбинат принадлежит олигарху Ходорковскому, сидящему за решеткой. Интересно, побывал ли он хоть раз в своих обширных «владениях»?
Зима 1931 года
На Кольском полуострове зима.
Хибинских гор вершины снеговые
Грозят немой, мертвящей белизной.
Но мы нарушим грозный их покой:
Рвет аммонал отроги вековые,
Здесь каменные вырастут дома, -
Недолго нам в палатках жить, зима!

Здесь, провожая тундровую ночь,
Горят огни – их солнце сменит скоро.
О нем, о нем, о госте золотом,
Я расскажу друзьям своим потом.
В снегах, в огнях рождается наш город.

Взгляни на понизовье с трех вершин:
Там строят баню, там – дворец культуры…
Свернув палатку, житель входит в дом, -
Он долго жил под серым валуном,
Брезент от бурь давно стал темно-серым…
Но над крутыми тропами Хибин
Звенел его топор у трех вершин…

На Кольском полуострове весна,
И нет ночей, и, утлый челн качая,
Сгибает щука удочку в дугу:
Морошка зацвела на берегу,
Лишь, падая, пушинки иван-чая
Напомнят о зиме - навек она
Меня сдружила с Севером… весна.
Александр Решетов
Простите, читатель, если вам было скучно; героев выдуманных книг и фильмов мы часто берем в пример для подражания; люди, живущие с нами бок о бок, кажутся нам совсем неинтересными. И только потом, необратимо поздно, мы спохватываемся и сожалеем: расспросить-то уже некого…
Иду к папе на Серафимовское – затеплю в снегу лампадку…
Плач по утраченной Родине
Судьбе не крикнешь: «Чур-чура!
Не мне держать ответ».
Что было Родиной вчера,
того сегодня нет.

Я плачу в мире не о той,
которую не зря
назвали, споря с немотой,
империею зла, –
но о другой, стовековой,
чей звон в душе снежист,
всегда грядущей, за кого
мы отдавали жизнь.

С мороза душу в адский жар
впихнули голышом, -
я с Родины не уезжал,
за что ее лишен?

Какой нас дьявол ввел в соблазн,
и мы-то кто при нем?
Но в мире нет ее пространств
и нет ее времен.

Исчезла вдруг с лица земли
тайком в один из дней,
а мы, как надо, не смогли
и попрощаться с ней.

Что больше нет ее, понять
живому не дано:
ведь Родина – она как мать,
она и мы – одно.
Борис Чичибабин

«А ЗВЕРИ НЕ ПРОСЯТ ПОЩАДЫ…»
Я ненавижу охоту и охотников, я презираю людей, убивающих живность ради убийства. Даже к рыбакам я отношусь с плохо скрываемым презрением. «Ну, а рыбку или шашлычок жалуешь?» - с ухмылкой спрашивает оппонент. Не без того, соглашаюсь, – и рыбка в положенный день на столе не затомится, и духовистое мясо не успеет остынуть. Но убивать ради удовольствия никогда не буду.
«Уникальную хирургическую операцию пришлось делать на днях вологодским ветеринарам. Врачи зашили раны медведю. Как говорят врачи, к таким крупным животным их вызывают нечасто. Несчастье случилось в опытном охотничьем хозяйстве под Шексной. Для дрессировки собак здесь специально содержат медведя. После зимней спячки косолапый сорвал ошейник и вырвался на территорию хозяйства. По следу зверя охотники пустили собак. Они довольно быстро догнали мишку. Но так получилось, что охотники подоспели тогда, когда собаки уже изрядно покусали медведя. Ветеринары помогли в лечении косолапого. Теперь его жизни ничего не угрожает». Это я прочитал в интернете, а потом поинтересовался медвежьей охотой поглубже. Врет итернет-заметка: никто и не спешил отогнать собак от большого, почти домашнего и беззащитного зверя. Почему? Да потому, что собак специально привозят в охотхозяйства для натаски на медведя. А лечили зачем? Да медведь же около четырех тысяч «зеленых» стоит – мертвый…
«Яшка»
Учебно-егерский пункт в Мытищах, в еловой роще, невиден глазу. И все же долго его не ищут. Едва лишь спросишь – покажут сразу. Еще бы! Ведь там не тихие пташки, тут место веселое, даже слишком. Здесь травят собак на косматого мишку и на лису – глазастого «Яшку». Их кормят и держат отнюдь не зря, на них тренеруют охотничьих псов, они, как здесь острят егеря, - «учебные шкуры» для их зубов! Ночь для «Яшки» всего дороже: в сарае тихо, покой и жизнь… Он может вздремнуть, подкрепиться может, он знает, что ночью не потревожат. А солнце встанет – тогда держись! Егерь лапищей «Яшку» сгребет и вынесет на заре из сарая, туда, где толпа возбужденно ждет и рвутся собаки, визжа и лая. Брошенный в нору «Яшка» сжимается, слыша, как рядом, у двух ракит, лайки, рыча, на медведя кидаются, а он, сопя, от них отбивается и только цепью своей гремит. И все же, все же ему, косолапому, полегче. Ведь – силища… Отмахнется… «Яшка» в глину уперся лапами и весь подобрался: сейчас начнется. И впрямь: уж галдят, окружая нору, мужчины и дамы в плащах и шляпах, дети при мамах, дети при папах, а с ними, лисий учуя запах, фоксы и таксы – рычащей сворой. Двадцать собак, и хозяев двадцать рвутся в азарте и дышат тяжко. И все они, все они – двадцать и двадцать – на одного небольшого «Яшку»! Собаки? Собаки не виноваты! Здесь люди… А впрочем, какие люди?! И «Яшка» стоит, как стоят солдаты, он знает: пощады не жди. Не будет! Одна за другой вползают собаки, одна за другой, одна за другой… И «Яшка» катается с ними в драке, израненный, вновь встречает атаки и бьется отчаянно, как герой! Ну, кажется, все… Доконали вроде!.. И тут звенящий мальчиший крик: - Не смейте! Хватит! Назад, уроды! – И хохот: - Видать, сробел ученик! Егерь «Яшкину» шею потрогал, смыл кровь… - Вроде дышит… Ну, что ж, молодец! Предшественник твой протянул не много. Ты дольше послужишь. Живуч, стервец!
День помутневший в овраг сползает, небо зажглось светляками ночными, они над всеми равно сияют, над добрыми душами и над злыми… Лишь, может, чуть ласковей смотрит туда, где в старом сарае, при егерском доме, маленький «Яшка» спит на соломе весь в шрамах от носа и до хвоста. Ночь для «Яшки» всего дороже: можно двигаться, есть, дремать. Он знает, что ночью не потревожат. А утро придет, не прийти не может, но лучше про утро не вспоминать! Все будет снова – и лай, и топот, - а деться некуда – стой! Дерись! Пока однажды под свист и гогот не оборвется «Яшкина» жизнь. Сейчас он дремлет, глуша тоску… Он – зверь. А звери не просят пощады… Я знаю: браниться нельзя, не надо, но тут хоть режьте меня, не могу! И тем, кто забыл о чести людей, кричу я, исполненный острой горечи: - Довольно калечить души детей! Не смейте мучить животных, сволочи! Эдуард Асадов.
Хотел я еще написать о том, как убивал медведей «великий любитель» природы Михаил Пришвин, но не стану ни себя, ни вас мучить; одну только фразу приведу из его рассказа «Медведи»: «Раз одному пожилому я рассказал о Гоголе и подарил книги. Гоголь открыл ему целый мир. Как счастлив был этот человек, до сих пор не слыхавший о Гоголе! Как я завидовал ему! Но вот пришло время тому же старику мне позавидовать: я, всю жизнь занимающийся охотой, ни разу не бывал на медвежьей берлоге!» И далее идет подробнейшее описание убийства писателем двух поднятых со спячки неповинных медведей. А знаете, что двигало знаменитостью? Редактор журнала пообещал ему, что на обложку он поместит портрет охотника с убитым зверем; «Жалко немного медведя, но и слава хороша!» С тех пор книг Пришвина не читаю и вам не советую.
Охота
Дни были полные тоской. Я с кем-то пил и думал что-то, потом, на все махнув рукой, взял и уехал на охоту. Я шел вперед через овраг, с курка не убирая пальца, и, будто он мой злейший враг, в кустах высматривал я зайца. И был нелегок этот труд, и липла к сапожищам глина… Вокруг меня то там, то тут горела на ветвях калина. И, кто же знает, может быть, он так и прожил бы забытым, но я искал его… убить, он выскочил, чтоб быть убитым. Через кусты, через ручей, спугнув промокшую ворону, он мчался вскачь, еще ничей, к березам по крутому склону. Вороний гвалт вокруг стоял, и целиться мешала ветка, но я ударил… наповал… спокойно, хладнокровно, метко. Я бил прицельно, не щадя, ничуть не изменяя позы… И капли теплого дождя роняли на меня березы. Вдруг стихло все: весь птичий гвалт… И ветка перебита дробью, а заяц меж берез лежал, вокруг траву забрызгав кровью. И этой мертвой тишиной я был придавлен и контужен, а он лежал… Теперь уж мой, но только мне он был не нужен. Павел Булгаков.
А ночью мне снится страшный сон: лежу я в своей теплой постели, сил для трудного дня набираюсь, истомой напоен - и вдруг откуда ни возьмись кричащая от азарта орава людей с длинными палками, собаками, рожками – и больно тычут рогатинами в одеяло, псы почти добрались до моего нежного тела, направляют на меня длинные ружья, я страшно кричу от испуга – и просыпаюсь. Дано ли «Яшке» дожить до следующего утра?..
Монолог стреляющего наугад
В том проклятый мороз виноват.
Мы в ветвях, как в серебряной клетке.
Не люблю я охотников метких,
Славлю тех, кто палит наугад!

Пуля слепо летит в никуда.
И в полете, как яблоко, зреет.
Славлю тех, кто палит наугад,
Оставляя надежду для зверя!
Владимир Шалыт
 
«НЕ ТОЛЬКО ДЕЛАЮЩИЕ ЗЛО, НО И ОДОБРЯЮЩИЕ ИХ ПОДВЕРГАЮТСЯ ОДИНАКОВОМУ С НИМИ ИЛИ ДАЖЕ БОЛЕЕ ТЯЖКОМУ НАКАЗАНИЮ». Свт.Иоанн Златоуст.

«ЧТО ХВАЛИШЬСЯ ЗЛОДЕЙСТВОМ, СИЛЬНЫЙ?» (Пс.51,1)
Черепаха на базаре Хаконате на прилавке обезсиленно лежит. Рядом высятся распиленные латы, мошкара над окровавленной жужжит. Миловидная хозяюшка степенно выбирает помясистее кусок: «Отрубите мне, прошу, за пол-иены этот окорок или вот этот бок». И пока мясник над ухом у калеки смачно крякает, топориком рубя, черепаха только суживает веки, только втягивает голову в себя. Отработавши конечности до паха, принимается торговец за живот, но глядит, не умирает черепаха… Возмутительно живучая – живет! Здесь, читатель мой, кончается сюжет. Никакого поучения тут нет. Но, конечно же, я не был бы поэтом, если б мысль моя закончилась на этом. Илья Сельвинский.
Придется уже мне расставить все точки над i. Сказав в предыдущей «былинке» «А звери пощады не просят» слово в защиту животных, способных в какой-то мере защищаться от человека, – когтями, копытами, мышцами, устрашающим рыком, писком, ногами и смекалкой, не могу не возвысить голос в защиту тварей безсловесных – земноводных ,водоплавающих, рыб и им подобным. Человека ничем не пронять: идет рыба по зову природы на нерест – сама, глупая, в руки просится, ничего не боится, не прячется: ей потомство оставить надо, да не где-нибудь, а там, где тысячелетиями их предки метали икру. Глупая рыба!
Нерест
Обещая вечное прощенье,
Отпуская робкой жизни грех,
Разрывает жаберные щели
Зов родимых позабытых рек.

И прощай, мучительность простора!
И чего еще жалеть-гадать?!
И вскипают воды от напора
Понявших иную благодать.

Тут не в счастье дело – есть ли, нет ли? –
Только цель! И если к ней готов –
Нипочем капроновые петли
И свирепый гул стальных винтов.

Даже холод черных тайн бездонных
И гроза губительных примет
Нипочем – для странников бездомных,
Вдруг обретших новой жизни свет.

Тут не в счастье дело и не в горе –
Понял я изнанкою души:
У меня порою тоже в горле,
Что-то вдруг напомнив, запершит.

Спотыкаясь в неземном верлибре,
Вдруг рыдает в ясном небе гром, -
И ничуть не легче мне, чем рыбе,
К нересту летящей напролом.
Юрий Логинов
Стих неплохой, слов нет, но вот сравнивать свою судьбу-кручину с несчастной беременной рыбой, которой деньги ради живой и «непраздной» вспарывают живот и бросают умирать в реку, жестоко. Их и убивать-то сподручнее – не кричат от ужаса с распоротым брюхом, не хрипят от вонзенного в глотку крючка, не откусят палец палачу-мучителю, а будут лишь скорбно извиваться на прочной нейлоновой леске, молча раскрывать рот и заглатывать жабрами губительный воздух, вяло агонизируя. У поэта, натуры тонкой, вон иногда от воспоминаний в горле першит, но попершит и перестанет. Стих-то он все равно напечатал.
Логика человека проста до примитива: раз рыбы молчат – значит ничего не чувствуют; рыбы – это подвижные деревяшки из плоти, на уху приспособленные; да если и страдают, человеку-то что?
Но рыба чувствует боль, рыба способна страдать. Ученые ставят это слово в кавычки, но я не вижу никакой разницы между страданием и «страданием». Наукообразным языком это звучит так: «Исследование показывает, что у форели есть нервы, которые реагируют на боль, а при болевом воздействии у форели возникают такие изменения в поведении, которые следует ассоциировать с дискомфортом и ощущуением боли у «высокоорганизованных животных», - отметил ученый Пенни Хокинс из института Roslin nод Эдинбургом. – Нужно признать, что все позвоночные способны чувствовать боль» (Выд. мое – А.Р.).
Мне этого вполне достаточно; да я и без ученых исследований знаю, что и мурашам больно, когда им на ногу наступишь, и надоевшей мухе-калеке с оторванным крылом ой как несладко умирать…
Способны ли рыбы к состраданию, сомнительно, но человека без этого качества и человеком называть нельзя…
Баллада о белуге
Низовка свистит, да мотор тарахтит, колхзная байда по волнам летит, вдоль борта ее наготове сидит, нахмуривши брови, бригада. – Бросайте! – товарищам крикнул старшой, огонь самокруток погас за кормой, и невод пошел по кольцу над водой, змеясь и легко, и покато… Три раза бросали – три раза – чехонь да мелкий синец, как нарочно, с ладонь… И вдруг по сердцам всей бригады – огонь: - Ребята! Да это ж – белуга! Лежала в сетях как большое бревно, едва шевелилась от тяжести, но икрою набитое брюхо давно лоснилось, пузырилось туго…
- Не брать! – заявил, как отрезал, старшой.
- Да что ты! – взмолился рыбак молодой, и все зашумели. Уже над водой вся туша как есть появилась.
- Не брать! – у старшого зверели глаза, да только добытчикам не доказать, не смог он канат от кормы отвязать – за байдою сеть распрямилась… Белуга взвилась над волною крутой. – Родимая, что ж ты! – вскричали. – Постой!.. Но море ответило им глубиной, навек поглотивши белугу.
- Уплыл ваш, ребята, желанный балык, - старшой у кормы головою поник. Сказали ему: - А ты славный старик! Спасибо тебе за науку! Геннадий Сухорученко.
И последнее. Животные хоть кричат и сопротивляются, рыбы перед мучительной смертью беззвучно раскрывают рты, а травы, цветы, растения, деревья в лесах? Молча принимают они удары топора или ножа по телу, пока не перерубит им жилы не знающее жалости железо… Все безсмысленно и плохо с точки зрения травы, жизнь ее достойна вздоха и печального «увы». Жгут ее, и рвут, и топчут, и покоя не дают, поострей косу наточат – и давай крушить уют, насекомую обитель, столь любимую жучком… Не губи траву, воитель, лучше ляг в нее ничком. На тебя здесь зла не держат и тебе не отомстят… Пощекочут и понежат, на ушко прошелестят. Лариса Миллер.
Растения заговорили!
Нашли предсмертные слова.
И трепетала, словно крылья,
Их запыленная листва.

Мы их без надобности рвали,
Бросали сорванный букет –
Без сожаленья убивали
На протяженье сотен лет.

И вот они заговорили,
И, задыхаясь и крича,
От ядовитой желтой пыли,
Сапог, колес и кирпича.

И в речи, бурной и невнятной,
Как клокотание в груди,
Звучало ясно и понятно
Одно лишь слово – пощади!
Николай Карпов

«ОДИНОКАЯ ДЕВУШКА ЖЕЛАЕТ ПОЗНАКОМИТЬСЯ…»
Оксана, 31 год, Православная, внешность обыкновенная, образование высшее, без вредных привычек, познакомится для создания семьи с Православным мужчиной без вредных привычек…

Ирина, Православная девушка, 28-170-57, образование высшее, познакомится с верующим человеком 27-35 лет с целью создания Христианской семьи. Отвечу на письмо с фото….

Марина, 36-170, Православная Христианка, скромная, работаю. Надеюсь на знакомство с Православным, добрым, порядочным мужчиной для создания семьи. Из мест лишения свободы и пьющих просьба не писать…

Я взял эти объявления наугад в одной хорошей православной газете. Много лет я мучительно раздумывал, ввести ли и у нас рубрику знакомств. Но после того, как попытка познакомить с помощью объявления бывшего сотрудника редакции с девушкой для женитьбы окончилась сокрушительным провалом, от этой мысли пришлось отказаться. Так и живут они, венчанные, врозь без развода, но имеющие ребенка, которого отец даже не удостоился лицезреть.
…И вот квартира опустела,
И обручальное надела
На руку левое кольцо,
И там, где зеркало висело,
Увидела его лицо.
Владимир Нежданов
Да и работа в рекламных газетах «Реклама-Шанс» и «Балтийский курьер» убедила меня, что найти избранника судьбы по объявлению практически невозможно. Неприятности на свою голову – сколько угодно, встречи для развлечений – пожалуйста, но о большем не стоит и мечтать.
Возможно, Господь и таким способом знакомит молодых людей, но мне они не попадались. А проблема есть, и серьезность ее не стоит приуменьшать. Скажите, где познакомиться с хорошим парнем православной девушке? В храме? В храме к парню не подойдешь. На вечере? Но у православных почти не бывает веселых мероприятий. Через знакомых? Часто после этого знакомые перестают с тобой здороваться. Вот и пишут стремящиеся к брачному союзу девушки в различные издания безплатных объявлений; интернет, он весь забит сайтами знакомств. И сколько наивных девчонок лишаются и чести, и веры, угодив в словесный капкан похотливого донжуана? Спазматической болью клокотала досада. Было рабство и воля. Было бегство из ада. Лицемерие было. И пустые надежды… Тихо женщина выла, собирая одежду. Елена Лобачева. А вскоре
Доверчиво губы раскрыла
Святая наивность – малышка.
Первый обман в ее жизни –
Резиновая пустышка.
Виктория Кан
Я бы поделился с вами личным драматическим опытом, но так как опыт такого рода у каждого свой, мой рассказ вам ничего полезного не даст. Я не знаю, как вам помочь, дорогие девушки. Но и рубрику знакомств открыть не могу, чтобы потом не упоминали вы меня худым словом. Но один совет все же дам: не сидите сложа руки! Берите инициативу на себя! Не расстраивайтесь от первой же неудачи – это ваш безценный опыт общения со слабым мужским полом.
Присядет есть, кусочек половиня,
Прикрикнет: «Ешь!» Я сдался. Произвол!
Она гремит кастрюлями, богиня.
Читает книжку. Подметает пол.
Бредет босая, в мой пиджак одета.
Она поет на кухне поутру.
Любовь? Да нет! Откуда?! Вряд ли это!
А просто так: уйдет – и я умру.
Евгений Винокуров
Он легко управляем и нуждается в вашей защите. При хорошей дрессуре мужчина может стать вашим помощником в доме и на даче. Но не натягивайте поводок сразу: ему должно казаться, что он – хозяин положения во всем. Еще вы должны восхищаться его внешностю и ума палатой, ни в коем случае не упрекать зарплатой. Никогда не вступать в споры – пусть он всегда оказывается прав. Учитесь ослаблять поводок… И тогда в вашем маленьком уютном доме воцарится долгожданный семейный покой.
И, конечно, не оставляйте молитву, просите молитв духовника, благословения родителей – и Господь управит, не сомневайтесь: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят» (Мф.7,7-8).
«Грачи прилетели»
Стояли они у картины – Саврасов, «Грачи прилетели». Там было простое, родное. Никак уходить не хотели. Случайно разговорились, поскольку сыскалась причина. – Саврасов. «Грачи прилетели». Хорошая это картина. Мужчина был плохо одетый. Видать, одинокий. Из пьющих. Она – не из больно красивых и личного счастья не ждущих. Ее проводил он до дома. На улице было морозно. Она бы его пригласила, но в комнате хаос и поздно. Он сам напросился к ней в гости во вторник на чашечку чая. – У нас с вами общие вкусы в картинах, как я замечаю. Два дня она драила, терла свой угол для скромного пира. Пошла, на последние деньги сиреневый тортик купила. Под вечер осталось одеться, а также открытку повесить – «Грачи прилетели». Оделась. Семь, восемь, и девять, и десять. Семь, восемь, и девять, и десять. Подглядывала из-под шторки. Всплакнула. И полюбовалась коричневой розой на торте. Себя она не пожалела. А про неудавшийся ужин подумала: «Бедненький тортик, ведь вот никому ты не нужен…» Наверно, забыл или занят… Известное дело – мужчина… А все же «Грачи прилетели» хорошая очень картина. Давид Самойлов.
Алена, 18 лет. Православная, верующая, образование среднее, по профессии портной. Люблю шить, моделировать одежду, хожу в церковь, исповедуюсь и причащаюсь. Хочу познакомиться…

«Всем один труд сей – победить страсти и стать чистым, житейски ли кто живет или удалившись от мира». Свт.Феофан Затворник.
«И Дух и невеста говорят: прииди! И слышавший да скажет: прииди! Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром» (Откр.21,17)

«ЖЕНА СПАСЕТСЯ ЧЕРЕЗ ЧАДОРОДИЕ» (1 Тим,2,15)
Сказав «А», надо говорить «Б». С нечистой совестью хочу порассуждать о матерях-одиночках. Сначала я хотел залезть в интернет и узнать точную цифру, но потом решил – а зачем? Я и так знаю, что их очень много, женщин-несчастливиц. У меня самого таким образом выросла единственная дочь. Теперь-то я поумнел, а тогда, в молодости, неужели не мог спокойно подумать, прежде чем решаться на серьезный шаг в жизни? Куда там…
Мы прожили в скандалах около трех лет, родили ребенка, потом я долго и унизительно выклянчивал право на каждое свидание с дочерью; в остальном моя жизнь наладилась. И только сейчас пришло понимание того, как же трудно приходится одинокой матери с дочерью и неразрешимым ворохом проблем, которые нужно решать самой. Работа! если повезет и ребенок будет мало болеть. Алименты! как правило, они становятся оружием возмездия одного за неудавшуюся жизнь двоих. Новый отец! где ты его найдешь – в перерыве между стиркой пеленок, беготней по врачам и добыванием денег? Это хорошо, если мама или бабушка есть – выручат, а если нет?.. Гордость! ни в чем не показать другим, особенно ему, что тебе плохо…
Сколько их на свете, одиночек,
В горе поседевших матерей,
Любящих своих нарядных дочек
Всей судьбой несбывшейся своей.

Всей своею женскою бедою,
Той, что невозможно позабыть,
Матери с удачливой судьбою
Дочерей не могут не любить.

Жизнь, она должна быть справедливой,
Пусть когда-то счастьем обошла.
Дочка, дочка, будь хоть ты счастливой,
Если мать счастливой не была.

Что от жизни у нее осталось, -
Лишь твоя судьба в ее судьбе, -
Будь счастливой. Это ей под старость
Может быть нужнее, чем тебе.
Николай Доризо

А если кому-то повезет и найдется мужичок, то, как правило, из тех, кого уже выставили за порог, – или пьющий, или бездельник: ладных мужчин давно приглядчивые женщины за себя повыдали. Какая теперь личная жизнь – теперь все бы чаду отдать. Правда, наука педагогика усматривает в неполных семьях серьезный воспитательный изъян: женщина способна из ребенка воспитать только женщину; до сих пор помню из курса: «Жена в семье несет защитительно-ласкательную функцию, муж – воспитательно-карательную». Ну да Бог с ней, с педагогикой…
Кто я? Да матерь одинокая!
По мужу выплакавшись всласть,
Как в старину, крестясь и охая,
С коленей тихо поднялась.
Ирина Семенова
Болеть нельзя, потерять работу – даже подумать страшно, а ведь нужно еще и выглядеть прилично, и дом в порядке, и чтобы ребенок не хуже других смотрелся. Женщина до последнего надеется, что ее суженый еще где-то в пути. Но редко, повторяюсь, счастливый билет выпадает матери-одиночке… Бывшие мужья скоренько новой семьей обзаводятся, новыми детьми обрастают, хорошо, если хоть деньжата подбрасывают. А ведь большинство пар венчалось в церкви, венцы над супругами несли, кольцами они обменивались, положенные слова говорили, в любви клялись:
- Имаши ли произволенiе благое и непринужденное, и кръпкую мысль, пояти себъ въ жену сiю, юже здъ предь тобою видиши?
- Имамъ, честный отче.
- Не объщался ли еси иной невъстъ?
- Не объщахся честный отче…
Венчание
Огни свечей. Холодный зал.
Я помню, в полутемном храме
И ты торжественно стоял
Перед святыми образами.
И пенье тонких голосов,
И шелест праздничного платья,
И отгоревшая любовь
Скреплялась Божией печатью.
Затихло пение. Аминь.
А я смотрела долго-долго,
Как поглотила неба синь
Все клятвы верности и долга.
Татьяна Бочарова

«А вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем, - и мужу не оставлять жены своей» (1 Тим.7,10).
«Брак у всех да будет честен и ложе непорочно» (Евр.13,4).
«И к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою» (Быт.3,16).
Все забыто, растерзано, затоптано во взаимных изменах, обидах и обвинениях. Хорошо еще, через годы примиряются душами супруги бывшие; иногда так до гробовой доски и ненавидят друг друга. И детям свою ненависть передают… Забыли, видно, «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф.19,6). Но тут даже Библия не поможет…
Семья
Мать изругала родное дитя, голой рукой на него замахнулась: Господи Боже мой, нету житья! Глянула в зеркало – словно проснулась. Молодость мимо. Была ли она? Только и есть фотографий десяток. Вечно работа. И вечно одна. Вкус одиночества очень несладок. Вот и зарылась в ладони лицом, чтобы с собою не встретиться взглядом. Чадо родное, свернувшись птенцом, вытерло очи и всхлипнуло рядом. Так и запомнила их тишина, звезды, сгорая в мирах нелюдимых: в светлом проеме большого окна двое расторгнутых. Двое родимых. Лариса Тараканова.

Но, как бы ты ни был прав, ушедший мужчина, не ищи оправданий - если ты мужчина: ты всегда виноват… Что в глазах ненастненько, дождики косые, Ася, Стася, Настенька – дочь Анастасия! Никакого повода, ни одной причины, просто – кап-кап с провода, сквор-сквор – крик скворчиный, просто жизнь-фантастика трех матрех вместила: Ася, Стася, Настенька – все – Анастасия. За троих и плачется, втрое нужно счастья… Мы сошьем три платьица, Асе, Стасе, Насте. Три красавца вскорости с горя прыгнут в воду… Ах, мне твои бы горести да твои бы годы!.. Я б иного праздника, верь, не попросила… Ася, Стася, Настенька, свет Анастасия. Ирина Снегова.
       Мне снился сон…
Мне снился сон: под звездной рябью,
Как в поле крест, стою одна я
И поклинаю долю бабью,
За всех живущих проклинаю.
За тех, кто плачет ночь в обиде,
За тех, кто в крик кричит, рожая,
За тех, кто слез своих не видит,
В дорогу милых провожая.
За стервенеющих на кухне,
За увядающих до срока,
За тех, чья сказка скоро рухнет,
Чья удаль облетит без прока.
За молчаливых и ворчливых,
Земных забот хлебнувших вволю,
За несчастливых и счастливых
Я проклинаю бабью долю.
За всех, рожденных с искрой Божьей,
Чтоб век тянуть упряжку рабью,
За всех, кто мог бы – да не сможет,
Я проклинала долю бабью!..
Проснулась я от плача дочки,
Вставало солнце в чистом небе,
Благословляя мой безсрочный,
Мой трудный, мой прекрасный жребий.
Ирина Снегова

«СЛОВО ТОЛЬКО ОБОЛОЧКА…»
Я даже представить себе не мог, какая это пытка – писательство. Как это не знал? – удивляются окружающие. - Всю жизнь в газеты кропаешь, а не знал? Ты бы уж, брат, не того…
Да нет, истинную правду говорю: книга и газета – вещи совсем иного порядка; не выше или ниже, а в душе движения разные происходят, пространство-время меняется, что ли. Стихи вообще неизвестно как рождаются. И, странная вещь, количество написанного вовсе не влияет на память человеческую:
Мятлев
Остаться можно в памяти людской
Не циклами стихов и не томами прозы,
А лишь одной-единственной строкой:
«Как хороши, как свежи были розы!»
Яков Хелемский
 И там и там болеешь темой, и будешь болеть, пока на бумагу не выльешь. Но книга держит сильнее, всего тебя вывернет и не отпустит даже тогда, когда последняя точка поставлена. Почему так? Наверное, умные люди и литературоведы знают, да так сложно объясняют в своих – для своих же написанных исследованиях, - что бедному писателю после чтения еще хуже становится.
Сначала в груди возникает надежда,
неведомый гул посреди тишины.
Хоть строки
еще существуют отдельно,
они еще только наитьем слышны.
Есть эхо.
Предчувствие притяженья.
Почти что смертельное баловство…

И точка.
И не было стихотворенья.
Была лишь попытка.
Желанье его.
Роберт Рождественский

Попробую сказать еще проще. Ну, ты просто не можешь думать ни о чем другом, кроме задуманной темы. Нет, ты что-то делаешь на работе приказанное или в саду деревья окучиваешь, но тебя уже захватило, и нет в мире силы, способной оторвать тебя от предтечи мысли. Это вовсе не значит, что, бросив лопату, побежишь ты не чуя ног к боевому письменному столу и стремительно запечатлеешь: Я помню чудное мгновенье, передо мной явились Вы… Только не смейтесь, улыбнуться можно, а смеяться не стоит: и вы тоже – знаю, знаю!- испытали это мучительно-приятное состояние творчества. Мне вот сегодня один поэт прислал подборку стихов. Возьму что-нибудь наугад:
Ни иконы, ни свечи, ни исповедь
Не помогут потерянным выстоять,
Если веры не будет в душе.
Но обратно возникнут из холода
И рассып(л)ятся звонко над городом
Искушений цветное драже.
Согласитесь, красиво - «искушений цветное драже»? Так и валятся в твои раскрытые ладошки липкие градинки конфеток-искушений…
Или у другого: Зажжем лучи Любви Вселенской
В своих мы праведных сердцах,
Подварим душам своим вечность,
В земных делах и в Небесах.
В этом четверостишии особенно подкупает глагол «подварим» - сразу возникает множество кухонных или сварочных ассоциаций… Мы улыбаемся, а поэт ночь не спал, мучился, метафору и рифму искал, и чтобы хоть какой-нибудь смысл был. И я вовсе не иронизирую – сам не лучший стихослог – хочу зачем-то доказать, что творчество любого человека дороже всех благ на земле. А что не выходит хорошо сплеча – так тем оно и прекрасно: душа-то вовсю наработалась…
Слово
Слово только оболочка,
Пленка, звук пустой, но в нем
Бьется розовая точка,
Странным светится огнем,

Бьется жилка, вьется живчик,
А тебе и дела нет,
Что в сорочке твой счастливчик
Появляется на свет.

Власть от века есть у слова,
И, уж если ты поэт,
То тогда пути другого
У тебя на свете нет.

Не описывай заране
Ни сражений, ни любви.
Опасайся предсказаний,
Смерти лучше не зови!

Слово только оболочка,
Пленка жребиев людских,
На тебя любая строчка
Точит нож в стихах своих.
Арсений Тарковский

Прислушаемся к совету великого кудесника слова. Наша крохотная редакция, заваленная стихами самодеятельных поэтов, от безысходности напечатала объявление: «Стихов не принимаем». Что тут началось! И мы сдались, и каждое утро я начинаю с чтения стихов. Приходится отвечать и письменно, хотя должности литсотрудника у нас в помине нет.
Честно пишу: «Уважаемый Н.! Стихи ваши очень слабые; не обольщайтесь тем, что вас напечатали в маленькой газетке; время сейчас такое – безвременное и безграмотность сплошная даже в редакциях. Во второй книге «Ураскрытого окна. Былинки» я привожу около 300 стихов приличных поэтов, а всего в четырех книгах «Былинок» приведены стихотворения 1000 поэтов; может быть, попытаетесь сравнить?.. Не обижайтесь, стихи – дар Божий, причем, дар очень редкий. А.Р». Быстро получаю ответ: «Узнаю в вас настоящего питерского эгоцентриста, поэтому мненьице ваше меня ничуть не удивляет. Подобные ответики рассылать – положение обязывает (?! – А.Р.), правда? Неудачник в творчестве (?! – А.Р.) всегда отторгает талант другого человека, тем более если этот неудачник сидит в кресле, которое вы, «любезный», и занимаете. Слава Богу, у меня есть люди, мнение которых мне дорого. А вас мне просто жаль…» А зачем тогда вы мне вирши-то прислали, эгоцентрису-неудачнику?..
Тоска по Лермонтову
В строке еще чернила
Просохли не совсем,
А мне перевалило
Уже за двадцать семь
И сердце бьет тревогу –
За возрастом слежу,
И снова на дорогу
Один я выхожу.
Какая это мука,
Когда рука молчит,
Когда звезда ни звука
Звезде не говорит.
Егор Самченко
 
Я не поэт и вовсе не обязан рецензировать стихи! Он сам прислал их мне домой, огромную подборку; и кресло редактора я занимаю не по назначению сверху, а как редактор народной просветительской, но, простите, частной газеты, которую создал… Иногда ведь попадаются и хорошие стихи, редко, но попадаются. Тут уж хочешь-не хочешь, а напечатаешь. Поэтому – пишите, дорогие читатели, присылайте толстые и тонкие бандероли, а если не публикуют, - редактор плохой попался, «неудачник» - ничего в поэзии не понимает, другому отправьте. Пробьетесь…
В редакции столицы везут свои стихи провидцы из провинций, пророки от сохи. Надвинув глубже кепку, обдернув рукава, торопятся, как в Мекку, как в храмы Покрова. С безумными глазами, наивны и тихи, ночуют на вокзалах, обняв свои стихи. Очнувшись на рассвете, робея, не дыша, идет поэт – к поэту, к душе родной – душа. Редактор и не взглянет на тяжкие труды. Он, видите ли, занят: стихов хоть пруд пруди. Но вновь бледнеют лица, глаза огнем горят: провидцы из провинций поэзию творят. Лира Абдулина.

ЗЕМНОЙ ПОКЛОН БАБУШКАМ
У меня, как и у большинства из нас, было две бабушки: Анна Федосеевна Ракова, из вологодских крестьянок (я писал о ней выше) – папина мама, и Мария Степановна Сироткина, уральская казачка, родившаю мою маму и дядю.
Анну Федосеевну, бывшую учительницу, помню только с улицы Куйбышева, 23, где она доживала свои дни с больной родственницей в огромной коммунальной квартире. Тогда я был слишком глуп, чтобы интересоваться историей рода и отдельными ее представителями, хотя бабушка до конца сохранила свой блестящий ум. Я ничего не спрашивал – она ничего не навязывала, а теперь мне обидно и больно за безвозвратное время юности. Чуть позже папа перевез Анну Федосеевну на Черную Речку, где она и умерла в 1974 году от рака желудка. Сечас я живу рядом и, проходя мимо ее дома с огромной аркой, сразу вспоминаю бабушку.
Анна Степановна жила в латвийском городе Резекне, где после окончания войны обосновались дядя с тетей; я частенько заезжал к ним погостить – на уральские шанежки. Мамина бабушка пахла такой чистотой, что даже теперь сквозь толщу лет вспомнив ее, я ощутил этот непередаваемый запах. Мужа-чапаевца расстреляли в 37-м; прислали бумажку о реабилитации, да единственное крохотное фото деда, когда повзрослел, дала внуку Алику. Бабушка посещала православную церковь каждое воскресенье и церковные праздники, надевая беленький платочек; такой и запечатлела ее моя память – тихую, пахнущую чистотой (теперь-то я понимаю, что от бабушки исходила и чистота духовная), в аккуратном беленьком платочке, с умилительным уральским говором. Умерла в 85 лет, могла бы и пожить, но сломала шейку бедра – беда всех пожилых - и больше не поднялась… Латвия теперь – другая страна, ты прости, бабушка, что не навещаю, но в сердце храню и молюсь…
Злых бабушек мне в жизни не встречалось, а старики бывают, но больше прикидываются - к старости все люди становятся добрыми.
У старушек этих
не по книжкам речь –
Та, какую надо
всем бы нам беречь.
От старушек этих,
хоть бы вон от той,
Как из русских сказок,
веет добротой.
Нина Краснова
Я сделал небольшую стихотворную подборку, чтобы земно поклониться всем русским бабушкам, из поколения в поколение тянущих неподъемный воз седых детей и внуков и правнуков-несмышленышей, умудряясь удержать его на самых крутых поворотах, и без назойливых поучений передавать идущим вслед мудреную науку, как поле-жизнь перейти. Земной вам поклон, бабушки наши безценные. Душа говорит, что много вас В Царствии Небесном. А ведь заслужили!
Старухи
В колодце хрущевских скворечников, как в невод, забившись, молчат. И бедной толпой, и не спешной замерзшие бабки стоят. Забытые всеми старушечки сей жизни цепляясь за нить, бредут к алюминиевой кружечке себе молока прикупить. Обдует их ветром и стужею январский сугробистый двор. Храпит на морозе простуженно молоковозки мотор. Смиренно и как-то привычно все крестят себя невпопад. За подлые наши обычаи они лишь тихонько бранят. Скорей бы испечь оладушки, да жиденький супчик сварить… И всеми забытые бабушки голодных хотят накормить! И в ночи глухие, безсонные: в тревоге за чахлых детей, их темные лики иконные мерцают любовью своей!
И свято, как снег, и неспешно их души плывут от земли… Прощая нам, бедным и грешным, что мы их сберечь не смогли… Михаил Васильев.
        Мать
Смотрю, как бабка молится.
Поклоны низко бьет.
Святая Богородица.
Потресканный киот.

И Приснодеве верится!
Но Слово – это боль…
В глазах усталых теплится
Доверия огонь.
- Приди, души не чаю,
Мой старший сын Иван! –
Твердит она ночами
Молитву трем сынам…
- Приди, мой средний, светлый
Удачливый Матвей!..
Не верит бабка смерти
Троих своих детей…
- Приди, мой младший, милый.
Мой золотой Лука! –
… Как тихо в этом мире,
Где нет войны пока…
Александр Машкара

Светлая радость-печаль
Бабушка, Анна Прокофьевна, зернышко в доброй горсти! Сколько на сердце накоплено, что невозможно снести! Может быть, память далекая высветит тот уголок, где, привечает нас, окая, древней земли говорок. Грезится в шуме березовом светлый бревенчатый рай. Спит, успокоясь над озером, дедушка наш Николай. Вечер да старая мельница, тихая Пуя-река шепчут, что все перемелется к старости наверняка. Знаю – в дорогу на Ровдино, в синь, в родниковую даль скличет нас милая родина, светлая радость-печаль. Юрий Куксов.

Молитва
Космата, суха, сизоуха
В вагоне сидела старуха
И сына родного устало
Звала, но не узнавала.
Ее слабоумная прихоть
То зверя искала, то выход,
То снова сползала в блокаду:
- Сама я из Ленинграда…
Да-а! Хлебушек нам доставался
С сыночком… - А сын чертыхался
И так загонял ее в угол,
Боялись – умрет от испуга.
… И вдруг пронеслось среди ночи
Схватившее за душу: - Отче
Наш!.. – Смута в вагоне редела,
Она возносилась в пределы,
Где память хранила до слова
Страницы молитвослова.
Четыре часа без запинки
Молилась на мятой простынке,
Кого-то, незримого, рядом,
Крестя и рукою, и взглядом.
Казалось немыслимым чудо,
Что живо такое под спудом
Безпамятства в дикой старухе,
Натасканной на оплеухе.
… Она замолкала не сразу.
Крестом осенилась три раза
И тихо спросила – о, Боже!:
- Ты, доченька, молишься тоже?

Молюсь. Но ответить не смею.
Я так – как она – не умею.
Татьяна Шорохова, СПб

Суровая бабка моя
И расскажет мне бабка, старуха кержацкого роду, как сварила убойный, седой самогон, как споила гостей, дверь подперла сосновой колодой и плеснула на стены веселый огонь. Занялось, загудело, как раненый зверь, зарычало прокаленное зноем, сухое смолье, и кричали каратели – дико и страшно кричали. Бабка била по окнам, и доброе было ружье.
Наше сельское кладбище! Нет ни гранита, ни бронзы. Только небо, цветы да возвышенность небытия. Мы поставили бабушке крест из мореной березы. Она верила в Бога, суровая бабка моя… Михаил Вишняков

Бабушка
Помирала бабушка Фоминишна… Перемыла избу и мостки, проворчав коту: «У этих нынешних все не тем путем, не по-людски». Повязав лицо платочком клетчатым, ковыляя на сухих ногах, прополола грядку с луком репчатым и лукошки прибрала в сенях. А когда пришла невестка к вечеру с фермы и вернулся с поля сын, делать совершенно было нечего – дом блестел, как новенький алтын. И легла она под окна бледные на постель белейшего холста. «Вроде все как надо – худо-бедно ли… Господи, забыла про кота!..» Встала с непонятною ломотою. Кот лизал поджарые бока. Поглядела на него с заботою: «Ишь, не напасешься молока…» И взирал на бабушку с почтением хмурый Спас из темного угла. Бабушка вздохнула с облегчением – и спокойно к ночи отошла… Николай Александров.

Бабка
Рожала, охала по-бабьи,
Растила, подправляла дом,
И пальцы, гнутые по-крабьи,
С годами слушались с трудом.
И то: земля в них въелась прочно,
Они, считай, срослись с землей
И сами стали жесткой почвой,
Холодной – в стужу, теплой – в зной.
Срослась с морковью и картошкой,
С корнями яблонь, груш и слив,
С подсолнухом на толстой ножке
Стоящем, голову склонив.
Шли годы, как за грядкой грядка,
Печной присыпаны золой.
Так – до девятого десятка –
Жила, согнувшись над землей.
И в выходные вывозила,
Передник чистый повязав,
В коляске детской к магазину
Пучки редиса, лука, трав.
Стояла, не присев ни разу,
На самом солнышке, до двух,
В ряду таких же востроглазых,
Смешливых жилистых старух.
Потом походкою утиной
Довольная брела домой.
Когда же срок пришел уйти ей,
Ушла морозною зимой.
Ее отпели, помянули,
Беря щепотками кутью.
Потом чуланы отомкнули,
Прошлись ногами по тряпью.

Оно лежало ветхо, бедно…
И, бабку в хитрости виня,
Три дня в избе искала тщетно
Сберкнижки близкая родня.
Татьяна Кузовлева

Бабушка Анастасея Петровна
А сегодня так тихо, так тихо с утра: не шумят тополя, и березы скромны и укромны. Уж полгода как нет, уж полгода (а точно вчера) моей бабушки, бабушки Анастасеи Петровны. Пусть ей пухом земля, хоть на что ей земля в облаках? Пусть ей прахом грехи, хоть грехам ее внуки дивятся. Что за свойство людей распадаться на пух и на прах? Пусть же пухом душа ее будет, чтоб повыше подняться. А сегодня так тихо, так тихо, как будто сама мать-земля вспоминает вселенское детство любовно. Как мое безпризорное детство жалела она, очень добрая бабушка Анастасея Петровна. Я не знаю, знавала ли счастье, но то, что хлебнуть ей пришлось – не выдерживает и типографская верстка: две войны, две разрухи, голодная волжская жуть, грабежи, комиссары, холера, колхоз, продразверстка. И всю жизнь в ожиданье: то хлеба, то свыше детей, то с войны мужика, то из плена… то писем со ссылок, то зарплаты, то божеских цен, то победы идей, а в последнее время – все больше по ближним поминок. Оттого на Руси поминают всех «горькой». И поп больше дыму пускает, чем сердце зовет для спасенья. Так всю жизнь экономя, едва накопила на гроб очень кроткая бабушка, бабушка Анастасея.
А сегодня так тихо, так тихо, как будто в раю. Пусть ей пухом душа, чтоб плыла над Землей невиновно. Кто замолвит словечко на Божьем Суде за мою некрикливую бабушку Анастасею Петровну? Александр Андрюхин

КОЛЫБЕЛЬНАЯ БАБУШКЕ
Над майскими проспектами
шары взлетают радужно.
Певец поет о юности,
а я спою о бабушке.
Играют дети в ладушки.
Штанишки, куклы, юбочки…
Пора сказать о бабушке,
о бабушке-голубушке.
Порой зеленой, вешенею
и белой зимней сказкою
она сияла нежностью,
она светилась ласкою.
Мы все, скрывать тут нечего,
росли ее заботами;
отцы сражались с немцами,
а матери работали.
Ты в пору несчастливую
для нас жила и думала,
и душу совестливую
ты в нас, как свечку, вдунула.
Как времена изменчивы,
и наши жены-лапушки
все дольше ходят в женщинах
и не стремятся в бабушки.
И в будни, и по праздникам
я думаю с опаскою,
что нашим внукам-правнукам
бабули станут сказкою,
и это не когда еще,
а в самом близком будущем…
Споемте же, товарищи,
о бабушке-голубушке.

Они нам пели баюшки,
и мы споем им баюшки.
Прощайте, наши бабушки,
родный наши бабушки.
Владимир Костров

«ПРОКЛЯТ ЗЛОСЛОВЯЩИЙ ОТЦА СВОЕГО ИЛИ МАТЕРЬ СВОЮ! И ВЕСЬ НАРОД СКАЖЕТ: АМИНЬ» (Втор.27,16).
До земли вам кланяемся, бабушки наши родненькие!

       ЗЕМНОЙ ПОКЛОН СТАРИКАМ
Бабушки наши вызывают у меня умиление, а наши старики – уважение. Как-то незаметно ушло, выветрилось из повседневья бывшее нормой достойное умение жить по-людски и умирать по-Божьи.
Приезжаю в деревню и издали наблюдаю за соседом-калекой; в деревне его не больно жаловали, а за что – не разобрать: там по своим традициям живут и все помнят крепко. Не на войне, по пьянке скрюченным стал, но не обузой дому: избу с цигаркой во рту кряхтя срубит и колодец выкопает – понимает место, и в огороде у мужичишки порядок. Еле ползает, а без дела не встретишь: строгает, колотит, обшивает, рыбку с «езера» тащит. И «маленькую», закрутив винтом, не дурак выпить в одиночку, и у соседей-горожан подзанять под «пензию» без отдачи, и места грибные – его, и когда теплоход с дефицитным тогда пивом к пристани станет, тоже не прогадает – на реке Шексне все друзья-приятели… Да он как-то скоренько умер.
Это я одного только полустарика вспомнил; старики-то разные и по внешности, и по характеру, и по выговору, и по молчанию. Одно у них общее – понимание жизни, семьи, природы как огромного колеса, внутрь которого ты впряжен сызмальства и которое крутилось, крутится и будет крутиться, пока вокруг землица зерно родит.
Спросили старца: «Как спастись?»
«А ты, как колесо катись! –
Ответил старец, улыбаясь. –
Земли на краткий миг касаясь,
Скорее устремляйся ввысь!»
Ты слышала душа? Катись!
Евгений Санин
Успел утвердиться на ней по-крестьянски въедливо и делай свое крестьянское дело, сколь сил достало, а чего не успел – сыновья да внуки доделают. И даже домовину дедок ко времени на чердаке припасет, и крест с голубцом рядом, чтоб не тратились по-пустому, и смертью внезапной ни в жизнь не помрет – грех! – отойдет к Богу, когда каждому сроднику слово последнее скажет.
И будет старик лежать в сухом песочке на высоком погосте рядом с деревней, а отсель далёко видать…
Смерть старика
Он слышит, как почуяв дождь, корова снова безпокоится, и думает: «Скотина все ж, а тоже у нее безсонница». Он дышит тяжело и медленно, хватается за левый бок и смотрит в потолок, уверенный, что смерть и та бывает впрок!.. И думает: «Был сухожил, жил, только черта поминая, и многих внуков пережил, и все-таки вот помираю… Кто постучится в ставень? Кто? Вот если б можно – по годочку отдал бы каждому сыночку, а мне-то столько лет на что?..» Сто весен живший на веку, сто изб поставивший в деревне, он умирает, как деревья, на правом высохшем боку. И, чуя темноту несметную, он стал щеками бел как мел. «Вот жалко, что рубаху смертную я перед смертью не надел. Все годы прожил без остатка, ни дня у жизни не моля! Хоть жил с семьею не в достатке, а все же как ей без меня? Оставлю ей одну избушку, где дождик крышу прохудил…» И вдруг запахло жженой стружкой, сосновым холодом стропил. И вспомнил он свою жену, что в сорок пятом похоронена, - и сердце старое отворено в ту, отшумевшую войну!.. И, смертную почуяв грусть, он удивленно потянулся и к стенке тихо отвернулся с последней мыслью: «Отосплюсь!..»
А утром дым все плыл и плыл, и мужики молчали чинно. Дым белым покрывал морщины тому, кто столько лет мужчиной единственным в деревне был… Владимир Цыбин.

        Дед
Он делал стулья и столы
И, умирать уже готовясь,
Купил свечу, постлал полы
И новый сруб срубил на совесть.

Свечу поставив на киот,
Он лег поблизости с корытом
И отошел. А черный рот
Так и остался незакрытым.

И два громадных кулака
Легли на грудь. И тесно было
В избенке низенькой, пока
Его прямое тело стыло.
Николай Майоров

Старик
Прямо за деревнею, у лога,
Мимо набегающих берез.
Тянется небойкая дорога,
Круто уходя на перевоз.

От дороги той неподалеку,
В навесной, раскидистой тени
Рыл старик колодец светлоокий,
Долгие отсчитывая дни.

Жил он бобылем на белом свете.
Ни палат не нажил. Ни детей.
И спросили старого соседи:
- Для кого ты роешь?
- Для людей!

- Да? Но у людей своя дорога.
Ты-то вот один живешь в дому?
- Я один. А людям надо много.
Люди – это мы. По одному.
Сергей Островой

Академик Павлов
Пишите так: «Рефлексы гаснут, но мысль по-прежнему остра. Последним будет мозг. Прекрасно! Знак восклицательный, сестра! Вошли врачи: «Иван Петрович, к вам журналисты. Интервью», Лохматые взметнулись брови, и взмах рукою – не даю! Потом на милость гнев сменяет и подавив глубокий стон: «Скажите – Павлов умирает, последний опыт ставит он». Откинулся старик сердитый, сжав кулаки… Он виден мне таким, как там, на знаменитом на нестеровском полотне. Вадим Халупович

Старик
Негоже нам, негоже
Старух своих переживать.
Старуха должна быть моложе:
Ей легче одной доживать.

Она и в хозяйстве пригляда,
И верная помощь детей…
Она и схоронит как надо…
И все будет как у людей.

Разъедутся дети и внуки,
А ты и не знаешь – как быть.
Ослабнут и ноги, и руки…
И некому чай вскипятить.

И снится тебе твоя бабка
Красивой, веселой такой…
Очнешься – пошаришь рукой,
А рядом – и пусто, и зябко.
Егор Митасов

«ПРЕД ЛИЦЕМ СЕДОГО ВСТАВАЙ И ПОЧИТАЙ ЛИЦЕ СТАРЦА, И БОЙСЯ ГОСПОДА БОГА ТВОЕГО» (Лев.19,32).

 «СЕЯВШИЕ СО СЛЕЗАМИ БУДУТ ПОЖИНАТЬ С РАДОСТЬЮ» (Пс.125,5)
«Уважаемый Александр Григорьевич!
Я читала и слышала ваши выступления, посвященные трудностям, стоящим перед православной журналистикой. Считаю, что вы совершенно правы во всем.
Ох, как трудно мне выпускать нашу приходскую газету! Но она, хотя и приходская, рапространялась по всему краю, имела до 2000 подписчиков. А епархиальное издание с трудом набирало 400, однако его расхваливали по ТВ и по радио, награждали всевозможными наградами… Но не это главное. За семь лет работы я каждый номер обливала слезами. Напишешь что-нибудь совершенно невинное, а получишь такой разнос от настоятеля, что не знаешь, чем оправдаться. Помню, как-то написала заметку «Церковь начинается с любви» о том, что работники церковных лавок способны только свечами торговать, а отличить икону свт.Николая Чудотворца от иконы прп.Сергия Радонежского им зачастую не под силу. Кончалась заметка словами: «Случается, что человек приходит в храм с горем, но ни в ком не находит сочувствия. Иногда и батюшка в спешке пройдет мимо. Остается тогда просить: «Господи, хоть Ты не оставь меня!»
Знали бы вы, что тут началось! Настоятель метал на мою голову громы и молнии: «Как вы посмели унижать и критиковать священнослужителей?! Вы, безтолковая?..» и т.д. Хотела я уйти из газеты, но удержали читатели – те, кто живет в глубинке, те, для кого, как они сами пишут, наша газета – единственный источник информации о Церкви, те, кто даже Молитвословов не имеет, а вырезает «молитовки» из наших страниц. Не благословляет меня уходить и мой духовник.
За свою редакторскую работу я получаю 1000 рублей. Мы с сыном вдвоем трудимся. Он работает в издательском доме, а нашу газету верстает по ночам. Хорошо, что мне удается находить людей, которые иногда пишут для нас; пользуюсь перепечатками, если вижу, что они будут для читателей интересны. К счастью, начальник перестал интересоваться газетой, и стало легче дышать. Но все равно пишу с оглядкой. Четко знаю, что мне можно, а чего ни в коем случае нельзя. Знаю, что вы поймете, как трудно делать газету без специального журналистского образования, без поддержки, с безконечными выговорами… Путь православного журналиста усыпан отнюдь не розами… р.Б.Людмила, Сибирь».
Газета
Комплект газеты «Правда»
За сорок первый год:
Почины и парады –
Дадим!.. Возьмем!.. Вперед!..
Ударники. Герои.
Гул строек по стране.
Июнь. Двадцать второе.
Ни слова о войне.
Уже горит граница
И кровь течет рекой –
Газетная страница
Еще хранит покой.
Уже легли утраты
На вечные весы –
Война достигнет завтра
Газетной полосы.
Мы выжили. Все это
Осталось вдалеке.
… Я свежую газету
Иду купить в ларьке.
Юрий Поляков

Уважаемая сестра во Христе Людмила!
Мне очень близки и понятны ваши проблемы. Поэтому я много лет старался донести их до местного и московского священноначалия. Но проходили годы, Церковь устраивала грандиозные Конгрессы и Фестивали православной прессы, тратила сотни тысяч долларов, а воз и ныне там. Причем, обратите внимание, ни одно решение высоких форумов не вылилось в конкретные дела, будь то создание Союза православных журналистов или сбор номеров всех православных газет под одной крышей. Сначала я только недоумевал и с новыми силами пытался достучаться до церковных власть предержащих. Куда там! Слова утекали в песок. Более того, блестящая мысль митрополита Кирилла (Гундяева) о создании местных церковных СМИ или не менее глубокое выступление Наталии Алексеевны Нарочницкой, ученого с мировым именем, депутата Государственной Думы, о развитии светских церковных изданий мне не удалось найти на сайте Первого Фестиваля Православной прессы 2004 года. Ну как корова языком слизала! И в выпущенном по следам Фестиваля сборнике этих выступлений тоже не оказалось. А сказать хотя бы несколько слов простому смертному редактору перед столь солидной аудиторией даже из зала – одних министров вон сколько! – нечего и мечтать: сиди и слушай, чему тебя будут учить мудрые, но очень далекие от журналистики люди.
И – наконец - я прозрел: настоящая православная пресса ни священноначалию, ни настоятелям не нужна; более того, она несет в себе опасность «благожелательной критики», к которой неоднократно призывал Святейший Патриарх Алексий II. Вы на себе, а я на себе прочувствовал все последствия «благожелательной критики» недостатков Церкви. Поэтому и держат прессу в ежовых рукавицах, и платят так, чтобы не задерживались. Не зря журналисты-епархиальщики шутят: «Мы делаем газету в двух экземплярах. Одну – для митрополита, вторую – для Москвы». Если отношение к православным СМИ не изменится, наши газеты будут читать только под пистолетом. Такова вкратце грустная правда о нашей трудной работе. Я не зря привел выше стихотворение о газете «Правда»: «газетная страница пока хранит покой». А что случилось потом?..
По словам Патриарха Алексия II («Православная газета», Волгоград, №1, 2006), «сам по себе священник – не носитель абсолютной истины, и священный сан не является гарантией безошибочных суждений. Не надо отождествлять себя с Церковью, которая в своей полноте одна единственная столп и утверждение Истины» (1 Тим.3,15).
Зато сколько радости приносят нам благодарные друзья газеты - ни один орден не заменит такой радости.
«Александр Григорьевич! Остаюсь, хотя и не постоянным читателем «Православного Санкт-Петербурга», но вашим искренним другом и доброжелателем. Примите мои теплые поздравления с годовщиной создания газеты. Вам чудесно удается то, что умеют немногие: 13 лет для православной инициативы – это почти то же самое, что 200 лет для швейцарского банка! Лучшая рекомендация в надежности и твердости намерений. Желаю многая лета вам лично и вашему детищу. Андрей Рогозянский, писатель, публицист, журналист».
Вот ради наших читателей мы и обязаны стоять на своих постах. Пока не придет разводящий со сменой. А пока не пришел – стоять насмерть!
Пусть не везет, пусть отвернулось счастье,
Держаться нужно – и любой ценой! –
Так до подхода регулярной части
Стоять погранзаставе головной.

Не поддаваться, а собрать силенки,
Когда мы твердо знаем, что правы,
Перетерпеть – как бедной той буренке
До первой, чуть пробившейся травы.
Константин Ваншенкин

К слову, почему люди так боятся числа 13? Православие считает страх перед цифрой «вражьей издевкой». «Число 13 – основополагающее, замечательное число, поскольку апостолов было 12, а если считать с Иисусом Христом – 13. Поэтому число 13 – это полнота Церкви, это начало, откуда и пошла вся история», - считает московский священник Андрей Таскаев. Из множества версий наиболее популярное объяснение суеверия дает Тайная Вечеря, в которой принимали участие 13 человек – Иисус и Его 12 учеников. Тринадцатым был предатель Иуда. Еще считается, что именно 13-го числа Каин убил Авеля; 13-го отведали запретный плод Ева и Адам по наущению Змея. Зинаида Гиппиус написала на эту тему замечательное стихотворение:
13
Тринадцать, темное число! Предвестье зол, насмешка, мщенье, измена, хитрость и паденье - ты в мир со Змеем приползло. И, чтоб везде разрушить чет, - из всех союзов и слияний, сплетений, смесей, сочетаний – тринадцать дьявол создает. Он любит числами играть. От века ненавидя вечность, - позорит 8 – безконечность, - сливая с ним пустое 5. Иль, чтоб тринадцать сотворить, - подвижен, радостен и зорок, - покорной парою пятерок он 3 дерзает осквернить. Порой, не брезгуя ничем, число звериное хватает и с ним, с шестью соединяет он легкомысленное 7. И, добиваясь своего, к двум с десятью он не случайно в святую ночь беседы тайной еще прибавил – одного. Твое, тринадцать, острие то откровенно, то обманно, но непрестанно, неустанно пронзает наше бытие. И, волей Первого Творца, тринадцать, ты необходимо. Законом мира ты хранимо – для мира грозного Конца.

†«У неверия много злых уверток». Свт.Иоанн Златоуст.

«СОЛНЦЕ ВЗОШЛО НАД ЗЕМЛЕЮ» (Быт.19,23)
Забытое солнышко едва коснулось земли, как рабочие спилили огромную живую березу во дворе. Наверное, она еще долго могла бы шелестеть листьями рядом с подругами, давая тень и свежесть, но не везет почему-то тем, кто сильнее. Ее упругое тело электропилой сноровистый парень скоро распилил на удобные для погрузки чурбаки, и их в тот же солнечный день побросали в кузов машины.
Проходя мимо убитого дерева, я подобрал веточку и дома определил в стакан с водой – пусть после мамы останется хотя бы дочка. А солнце! солнце! Оно царственно блистало на васильковом с белыми бархатными облачками небе, ясно говоря: «Бледнолицые, весна пришла!»
В бутылке из-под пепси-колы,
Как неожиданная весть,
Апрель мерцает ветвью голой
И собирается зацвесть.

Не досягающий до донца,
У основанья черенка
Заметен в слабом свете солнца
Налет белесого пушка.

Через какое-то время,
Росою матовой блестя,
К окну подвинутся деревья
Разглядывать свое дитя.

И зеленеющий обломок,
Прильнув к холодному окну,
Рванется к миру из потемок
Встречать безкрайнюю весну.
Николай Александров

А ночью опять пошел снег. Но он еще не знал, что это не простой снег, что он запомнится многим, и утром его не станет. И мы будем радостно, как дети, прыгать через лужи – весна пришла! Снег падал. А зима кончалась. Светилось небо голубым. И лужа зыбкая качалась, как растревожившийся дым. Уже земля была горячей. Уже вскрывались устья рек. Но падал, зыбкий и незрячий, невероятно белый снег. Что хочет этот снег болезный? Уж все чураются его. Так неразумно, безполезно лететь – и больше ничего. Все лихорадачней, заметней он торопил упрямый бег…
Никто не знал, что он последний. А это был – последний снег. Людмила Щипахина

ЗДРАВСТВУЙ И ПРОЩАЙ
«Свидание: 1.Встреча, преимущественно условленная, двух или нескольких лиц.2. Заранее условленная встреча влюбленных. «До свидания или до скорого свидания – приветствие или прощание». С.И.Ожегов «Словарь русского языка».
- «Здравствуйте!»
- «Приветствую вас»
- «Привет!»
- «Доброе утро, добрый день, добрый вечер»
- «Как жизнь молодая?»
- «Здорово!»
- «Здорово живешь»
- «Салют!»
- «Бывай!»
- «Будь здоров!»
- «Будь!»
- «Ну, давай!»
- «Мир вашему дому»
- «Мир вам»
- «Хлеб да соль»
- «Пока!»
- «До свидания»
- «Доброго пути»
- «До встречи»
- «Доброй ночи»
- «Ну, бывай!»
- Ну, давай!» и т.д.
Какую бы форму приветствия или прощания мы ни выбираем, правило остается одно: мы желаем человеку доброго утра или вечера, здоровья, успехов, добра и благополучия. У В.И.Даля приводится пословица-приветствие: «Будь здорова, как вода, богата, как земля, плодовита, как свинья!» Приветствие является непременным способом вступить в разговор или завязать знакомство. В деревнях и поныне принято здороваться с каждым – вне того, знаком ты с ним или нет:
Здравствуйте
Мне навстречу попалась крестьянка, пожилая, вся в платках (даже сзади крест-накрест). Пропуская ее по тропинке, я в сторону резко шагнул, по колено увязнув в снегу. – Здравствуйте! – Поклонившись, мы друг другу сказали, хоть были совсем незнакомы. – Здравствуйте! – Что особого тем мы друг дугу сказали? Просто «здравствуйте», больше ведь мы ничего не сказали. Отчего же на капельку радостней сделалась жизнь? – Здравствуйте! – был ведь когда-то обычай такой, мы его в городах потеряли, потому что нельзя ж перекланяться всем, кто ходит по улице Горького. – Здравствуйте! Я вас встретил впервые, но я – человек и вы – человек – мы люди на этой земле. – Поклонимся же друг другу при встрече и тропинку друг другу уступим (если даже там снег, если даже там грязь по колено). – Здравствуйте, как я рад, что могу вам это сказать! Владимир Солоухин.
 До наших дней сохранился древний обычай пожатия правой руки; смысл его – показать, что у тебя в ней нет оружия. К слову, по этой же причине в Великобритании сохранилось левостороннее движение: у пешего или конника правая рука с оружием должна быть ближе к врагу.
Как хороши и как добры
Слова прощанья и привета!
Дороги осени пестры
В косых лучах дневного света.

«Ну, будь здоров!», «День добрый вам!»,
«А, здравствуйте!», «До новой встречи!» -
Как ласковы слова к словам,
Приветливы друг к другу речи!

Так солнце ласково с травой,
Роса с листком и с веткой птица,
Так небо теплой синевой
На землю зябкую струится.

Была природа бы жива,
Не убыло б ветров дыханье,
И только б не забыть слова,
Слова привета и прощанья…
Анатолий Бергер

К слову, нынче мы и друг к другу обращаемся странновато: «Молодой человек, подвиньтесь!» (а у «молодого человека седая борода), «Дама, вы будете выходить?» «Мужчина, займите очередь!» «Эй, мужик!» «Девушка, (у которой уже внуки растут) уберите сумку!». И со словом «господа» в трамвайной давке пока как-то не получается… А на православной выставке слышал монахине в спину: «Девушка!» Та повернула тихое пожилое лицо и сказала: «Я не девушка – я матушка!»
Бывшее слово
Медленно, но упрямо время слова казнит. Прежнее слово «дама», что у тебя за вид? Вроде бы не сегодня вышла ты на покой и ни на что не годна, даже в роман плохой. «Дамы и кавалеры» - сказано не про нас. Фразе такой нет веры, жизнь – все же не танцкласс. Странно звучало б: «Дамы! Дамы и господа!» Здесь от любви до драмы не отыскать следа. Все они отзвучали, сникли в живой стране, так что тоски-печали нету по старине. Даму достала старость, и недалек закат… Вот она и осталась только в колоде карт. Владимир Корнилов.
И только в тишине погоста мы говорим совсем другие слова, - слова, идущие из сердца и достигающие наших близких. Так явственно со мною говорят умершие, с такою полной силой, что мне нелепым кажется обряд прощания с оплаканной могилой. Вениамин Блаженных. А когда выскажемся до донышка, попросим в который раз прощения, всплакнем, если получится, тогда и скажем заветное: «Покойтесь с миром!», «Земля вам пухом!» И покойные сродники тоже пожелают тебе добра и здравия, а я каждому прочту короткую молитву: «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего…» Скоро и самому в дорогу…
Продлевается срок, продлевается…
Ну еще поживи, подыши!
Что же нитка в иглу не вдевается,
И ломаются карандаши?

Продолжается жизнь, продолжается,
Но все уже и уже круги…
Приближается срок, приближается
Срок оплачивать наши долги.

Расплывается цвет, расплывается…
Все светлей и светлей синева.
И одно за другим отменяются
За ненадобностью слова.
Алла Ахундова

«ТВОЙ ТИХИЙ СВЕТ КО МНЕ ИЗДАЛЕКА…»
… Ты еще не отошла от наркоза, и открытые временами глаза не выражают ничего. Мне страшно, однако хирург говорит, что все прошло в лучшем виде. Третья тяжелая операция за последние годы… Наверное, ты боялась, и привычная седина у корней волос сразу поднялась вверх. Помню, как и я лежал на операционном столе нагой, привязанный по рукам и ногам. Тогда и мне довелось ощутить чувство полнейшей безпомощности и оставленности миром. Но это продолжалось мгновенья, пока на лицо не легла маска с газом; что же испытал распятый Иисус Христос за долгие часы мучительной и позорной казни? Нет, не столько невыносимая боль заставила Его возопить громким голосом: «Или, Или! лама самахвани?» то есть: «Боже Мой Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф.27,46). Думаю, с тех пор дано людям проходить временами ощущение вселенского одиночества, когда даже Бог, как тебе кажется, отворачивается от тебя навсегда… Каждый шаг дается с болью. Жизнь твоя почти не жизнь. Положись на Божью волю, если можешь, положись. Что случилось – то случилось! Не оглядывайся вспять. И рассчитывай на милость давшего себя распять. Игорь Меламед.
Я сижу в бездействии у твоей кровати и спрашиваю себя: сколько же страданий выпадает на долю каждого человека? Я не ропщу, Господи, нет, но Ты-то знаешь, сколько добра сделала для меня эта страдающая от боли женщина? Или это мои страдания она взяла на свои плечи, чтобы я смог потрудиться для Тебя? Как трудно, как невозможно протереть тусклое стекло земной жизни, чтобы здесь, именно здесь успеть понять связь причин и событий: «Теперь же мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор.13,12).
Не отбирай у меня жену, Господи! Я, верно, мало работаю Тебе, но я буду стараться… Умоляю, не оставляй меня одного! Лера! Держись, ты крепкая!
Не уходи!
Не уходи! От ребер вздоха требуй,
Еще твой дух не завершил свой труд.
Не уходи! Еще земля ждет неба,
Не уходи, еще сады цветут!

Еще пока я чудом понимаю
Твой тихий свет ко мне издалека…
О свете тихий, я тобой пылаю,
Не уходи за тучи-облака!

Когда сомлеет день от урожая,
Не уходи глазами на закат,
Но оглянись и укрепись, вкушая
И пышный хлеб и жаркий виноград.

Еще дрожат слова, мои подростки,
И просятся к тебе в тепло, на чай…
Не уходи под белые березки,
От слов моих себя не заземляй!
Светлана Евсеева

… Жена с трудом открыла глаза и тихо удивилась: «Саша, ты давно здесь?» Давно, родная, давно, а сколько нам с тобой вместе еще плыть и плыть по вечности… Я наклонился и поцеловал ее в белые иссохшие губы…


УВИДЕТЬ НЕБО…
Наверное, нельзя об этом – грех, а, впрочем, почему грех? Я часто мысленно стараюсь заглянуть за смертную завесу и меньше со страхом, а больше с любопытством понять: а что там, за тайной чертой? Ни Библия, ни книги святых отцов ни на йоту не приоткрывают величайшую тайну Божию. «Небо в высоте неизследимо» (Притч.25,3), «Небо не может быть измеряно вверху», (Иер.31,37); «Ночи там не будет» (Откр.21,25). Небо – это и есть рай, утверждает апостол Павел (2 Кор.2,4). Человек, который не в состоянии физически представить себе цифру в один миллион, тем паче не вмещает понятие вечности. «В доме Отца Моего обителей много», - утверждает апостол Иоанн Богослов (Ин.14,2). Мы идем. Жизнь пролетает мимо. Мы должны идти, идти, идти… Что тут скажешь: неиповедима вечность та, куда лежат пути… Только как бы ни было, а все же нам на свете будет каждый раз миг один всего, всего дороже, тот, что ощущаем мы сейчас!.. Мы стоим перед бездонной ямой, пред простором, что необозрим…
Дорог миг вот этот, миг тот самый, миг, когда мы это говорим… Евгений Винокуров.
… А что там делают безтелесные души миллиарды миллардов лет? Славословят Господа? Возрастают в познании таин Божиих? Для чего? Зачем Богатому, имеющему все и обладающему абсолютной, непостижимой для простого смертного властью над всем видимым и невидимым, желать слушать восхваления собственного сверхмогущества? Ума не приложу. Мы с упорством муравьев строим на земле, чтобы разрушить, и на месте разрушенного вновь строим заново… Мы не доживаем до старости, потому что стремимся убить как можно больше себе подобных; мы болеем, страдаем, ужасаемся и в страхе уходим безопытно в мир иной, совершенно неведомый, так и не ухватившись за связь причин и событий… «Нынешние небеса и земля сберегаются огню на день суда и погибели нечестивых человеков» (2 Петр,3,7). Войдут в небесный Иерусалим «только те, которые записаны у Агнца в книге жизни» (Откр.21,27).
Из «Фауста» Гёте
Звучит, как древле, пред Тобою
Светило дня в строю планет
И предназначенной стезею,
Гремя, свершает свой полет!
Ему дивятся серафимы,
Но кто досель Его постиг!
Как в первый день непостижимы
Дела, Всевышний, рук Твоих!
Федор Тютчев
Наказание грешников, определение их степени вины и расплаты, воздаяние праведникам за жизнь по Заповедям, возможность исправления участи почившего по молитвам ближних вплоть до перехода из ада в рай (а из рая в ад?!), даже воскрешение мертвых – ум человеческий воспринимает спокойно – здесь есть крупицы логики, положенные на веру. Там же, где этого нет, продолжается непостижимая логика Божественного. И ты не смей, ничтожное создание из земли и брения, пытаться заглянуть в запретное зазеркалье; что значат семьдесят человеческих лет по сравнению с… чем? Нет слова такого у смертного ничтожного человека; к тому же, утверждают Отцы, там нет и времени… Господи! Не вмени в вину, дай заглянуть – не из праздного любопытства, из жгучего желания понять смысл нашей жизни, раз она безконечна. Ты Сам наделил нас пытливостью, стремлением к знаниям и науке. Прошу Тебя, приоткрой щелочку… ну хоть одним глазком… на чуть-чуть…
Куда часы идут? Туда, куда и дождь? Но и пяти минут обратно их не ждешь. Не ждешь и не зовешь: «Вернитесь хоть на миг». Куда они идут? Я это не постиг. Зато наверняка я знаю наперед, куда уходят дни, и жизнь куда идет. И пусть я, как и все, пока что не был там, но я туда иду, за днями по пятам. Владимир Кожемякин.

†«Пусть никто не ждет при душевном расслаблении увидеть небо, потому что этого быть не может». Свт.Иоанн Златоуст
 
Бог
(отрывок)
О Ты, пространством безконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах Божества!
Дух всюду Сущий и Единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все Собою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем – Бог!

Ты цепь существ в Себе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь.

Как капля в море опущенна,
Вся твердь перед Тобой сия.
Но что мной зримая вселенна?
И что перед Тобою я?
В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров, - и то,
Когда дерзну сравнить с Тобою,
Лишь будет точкою одною:
А я перед Тобой – ничто.

Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вешества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь – я раб – я червь – я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? – безвестен;
А сам собой я быть не мог.

Твое созданье я, Создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей и Царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое безсмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! – в безсмертие Твое…
Гавриил Державин 1780-1784

«ЗАЧЕМ ЖИВУ НЕ ТАК, КАК НАДО?»
Великий пост провел плохо, недостойно: не слушал канона прп.Андрея Критского (больно стоять на коленях), пропускал воскресные службы, не был ни на одном вечернем богослужении, даже любимое в Вербное воскресенье остался дома. Ну не идут ноги в храм, что ты будешь делать! И, хотя в еде пост соблюдал по правилу, душа говорила: «Ты же не дитя в духовной жизни; без церкви какой пост?..» Я опять причину нашла, в церковь я опять не пошла – то дети, то муж, то дом, душу отложив на потом. Может быть, потом повезет, за Собою Бог поведет из этого в горний мир, только сперва в монастырь. А то очень страшит переход. Может, все-таки повезет, хоть чуть-чуть смогу отмолить то, чего вовек не забыть. Екатерина Сырцова.
Духовник знал, но молчал – видимо, ждал пробуждения совести, а у меня словно из-под ног скамейку выбили. Случалось такое и раньше, но тогда наступал момент, когда становилось настолько невыносимо без Литургии, священников, плотной толпы в храме, что душа не спрашивала – сама тащила. А тут провал по всем статьям.
Я не могу как следует поститься
И каждую неделю в храм ходить –
И мне это, конечно, не простится,
Но все-таки прошу меня простить.

И так, наверно, будет до могилы,
Хоть это мучает сознание мое.
Прости меня, Господь, и дай мне силы
Творить во имя светлое Твое.
Геннадий Иванов
Правда, газеты продолжали выпускать; жена перенесла сложную операцию, но я уже не искал оправданий: хотелось только понять, что же со мной происходит. А был до того уверен, что уже все познал. Завтра начинается Страстная седмица. Я и раньше не часто получал былинку Пасхальной радости, а теперь не жду ее вовсе – не заработал, и пустой кошелек упадает с руки.
И все же, все же, Господи, это не лень лентяя несусветного, это нечто иное; может быть, во мне не достает любви к Тебе? Я даже решился на вопрос духовнику: «Батюшка, а есть ли вера во мне?» - «Есть, есть, Сашенька…» - и больше ничего не сказал. А ведь он обо мне все знает…
А в переписке с другим духовным чадом о.Иоанна я высказал недостатки духовника, больше кажущиеся, чем явные. Зато ночью во сне ползали по мне мерзкие белые черви, и я никак не мог от них избавиться. Утром первым делом написал батюшке покаянное письмо – и, кажется, отпустило…
Так и живу, опуская глаза при виде идущих с освященными вербами людей и со светящимися лицами, боясь, что подойдет кто-нибудь из них знакомый и спросит: «А ты где был, Александр Григорьевич, любимый наш редактор? На кладбище к маме ходил? Так на кладбище после службы еще лучше прийти, и маме радостнее…» Что тут сказать? Я даже и до кладбища не дошел. Каюсь, братья и сестры, а исправлюсь ли – Бог весть. Сам не пойму, что со мной происходит… Эх, беда-бедушка…
†«Ведать надо то, что враг ни в чем так не старается, как о том, чтобы разорвать связь духовного отца с братией или прихожанами. Для этого он уничтожает достоинства отцов, а недостатки, свойственные нашей человеческой природе, увеличивает и даже измышляет. Противоядие против неприязни к духовному отцу – это чисто умственное упражнение в исчислении достоинств духовного отца и затем благодарение Всеведующего Бога, сподобившего тебя быть под руководством избранного Им на то раба». «Духовный руководитель».
Раб греха
Опять живу не так, как надо,
Живу не так, как сам хочу.
Что ни творю – душа не рада,
Где нужно плакать - хохочу.
Хочу быть добрым – озлобляюсь.
Хочу быть трезвым – снова пью.
Хочу поститься – объедаюсь.
Хочу петь песни – слезы лью.
Хочу быть скромным – восхваляюсь.
Хочу быть щедрым, но скуплюсь.
Хочу трудиться – расслабляюсь.
Хочу быть верным – волочусь.
Хочу сдержаться, но болтаю.
Хочу бороться, но молчу.
Хочу гореть, но остываю.
Хочу, хочу, хочу, хочу…
Зачем живу не так, как надо?
И почему – не как хочу?
Свобода – крест, а не награда.
Добра хочу, а зло верчу.
И в паутине искушений
Не Божий раб, а раб греха,
Погряз я в тине наслаждений,
Погибну я наверняка.
Но чью я волю исполняю,
Я, раб греха, коль не свою?
И пусть я беса проклинаю,
Ему служу всю жизнь мою.
 Старец Паисий Святогорец

«ИЗ СЕРДЦА ИСХОДЯТ ЗЛЫЕ ПОМЫСЛЫ» (Мф.15,19).
Шли по просьбе редакции читательские деньги на новый киоск, и среди них – 500 рублей от заключенного из далекой зоны. Это редкость – деньги оттуда: за проволокой и заработать много труднее, и истратить в лагерном киоске проще. Но – пришли. В благодарность мы отправили узнику несколько книг, газет и иконок. А теперь вот пришло письмо от Александра:
«Сам я из Санкт-Петербурга, мне 48 лет. Я убил жену… Получил 10 лет, осталось до воли около четырех. Сначала я искал оправданий: раз Бог, Который все видит и знает, есть, - почему Он попустил случиться убийству? Конечно, жена сама виновата, довела меня до ручки и получила то, что получила… Но совесть эти мысли успокоить не могли.
Начались допросы и страшные, душные, переполненные камеры с такими же «бедолагами», попавшими в тюрьму «без вины» и мечтающие только об одном: скорее вырваться на свободу и сделать то зло, которого им не дали совершить. Время остановилось. Жизнь тоже. В голове носились обрывки мыслей: если я жил по воле Божией, то получается, что родители мои встретились, чтобы родить меня, а я родился, чтобы убить свою жену?.. Потихоньку очевидные случайности стали приобретать определенные закономерности: чем хуже мне было, тем спокойнее становилось на душе. Веры еще не было, но появилось чувство зависимости происходящего, разрозненные события начали соединяться в цепочку, и – не вдруг – я понял, что не случись эта беда, то я пропал бы окончательно. Господь и жену забрал к Себе для того, чтобы со мной не мучилась…
Можно жить напротив храма и ни разу в него не зайти. На воле я жил у Никольского собора, в нем и жену крестили беременную, а ей уже под сорок лет было. Погибла в соседнем дворе, где мы тогда жили…
…Теперь я живу тоже напротив церкви Покрова Пресвятой Богородицы – каждый день Бог напоминает мне о Себе. Нас окормляет батюшка, начались службы, и паства – убийцы через одного – начала медленно «оттаивать». Мне гораздо легче других: мама жива и поддерживает меня, не забывают добрые православные люди. Конечно, сидеть тяжело, но с Богом в душе и каторга – рай, сказал кто-то.
Не так давно в вашей газете было напечатана фотография маленькой девочки; о чем написано, не помню, но ее несчастное заплаканное лицо, глаза ее печальные – помню! У самого дочка без помощи сиротой осталась. Мать ее я убил… Сейчас ей уж 11 лет, растет у бабушки, моей бывшей тещи; отцовства меня, конечно, лишили.
Ох, как тяжело прозрение, как тяжко становится не от возмездия, от собственной глупости и гордыни, и бесовской зависимости от страстей необузданных. Падать ниже уже некуда. Буду выбираться с Божией помощью.
Александр Григорьевич, слезно прошу – помолитесь о душе убиенной рабы Божией Нины; помяните и меня, грешного Александра.
Хочу быть полезным Богу, Родине, людям. Хочу спастись и помочь другим в этом и здесь, и на воле. Храни вас Господь!»

       «У себя в квартире рабочий завода
«Компессор» В.Трофимов, находясь в состоянии опьянения, тремя выстрелами из самодельного пистолета убил свою мать»
Из газеты
Сын мать убил – мать, что добру учила, внушала, чтоб остерегался зла, читала книжки, за руки водила, и мыла, и поила, и кормила… А после бормотуха ум затмило – он мать убил, что жизнь ему дала! Он вырастал послушным, нежным, кротким, ей говорил: «Вот вырасту большим, куплю тебе платок и туфли-лодки, а папка злой, дерется, пьет он водку, давай от папки вместе убежим!» Порой и дома было сиротливо, хотя хрусталь звенел среди стола, и мать, стараясь выглядеть счастливой, закуски подавала суетливо, за счастье сына и отца жила. Но обернулось счастье-то – несчастьем, и сын стал пить. Умолк хрустальный звон, разбиты рюмки, умер в одночасье глава семьи, распался мир на части. Сын оказался у вина во власти, любовь, мечты, надежды пропил он. И ту, что пеленала, одевала, кормила и поила, сын убил… Все денег на винище не хватало, все этого винища было мало, а без него стал белый свет не мил. Сын без вина не мог прожить на свете, и стала мать не дорога ему. Но если в матерей стреляют дети, то верно, все мы на земле в ответе за выстрелы чудовищные эти, за многие несчастья на планете, где власть должна принадлежать уму. Николай Кутов.
 
Я не стану приводить свой ответ Александру – пусть это останется между нами. Время покажет, чего стоят его слова. А книгу «Илиотропион или сообразование человеческой воли с Божественной волей» свт.Иоанна (Максимовича) пошлю ему обязательно: тонущему надо протянуть руку.
Я крещен в православной вере,
а креста никогда не носил.
Я своею меркою мерил
и наотмашь о людях судил.
И бездумно я жил, без оглядки,
как придется, порой я жил.
Думал, взятки с меня будут гладки.
И грешил,
и грешил…
Во всесилье ума убежденный,
груз гордыни упрямо тащил,
не боялся я быть побежденным.
И грешил,
и грешил…
А когда от безплодной работы
мне глаза едкий пот заливал,
надо мною невидимый кто-то
хохотал,
хохотал…
Как бы в жизни тебя ни крутило,
знай, не мы носим крест – он нас!»
Это мать мне давно говорила,
а я понял только сейчас.
Михаил Кулижников

«Исходящее из уст – из сердца исходит; сие оскверняет человека. Ибо из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления. Это оскверняет человека; а есть неумытыми руками – не оскверняет человека» (Мф.15,18-20).

«КНИГИ ИМЕЮТ СВОЮ СУДЬБУ»*
И чего только не углядишь на питерских гулящих улицах! Ярким апрельским днем по шестой пешеходной линии Васильевского чинно прогуливается народ, радуясь солнышку, теплу, праздникам и предстоящему лету. Ничто не нарушало бы эту идиллическую картину, если бы не странное поведение внешне солидного, трезвого мужчины предпенсионного возраста в кожаном пиджаке, с непривычным выражением радости на круглом седобородом лице. Согласитесь, такое сейчас увидишь нечасто. К тому же он, размахивая огромным портфелем, издает фальшивые звуки, считая их за исполнение песни из кинофильма «Дети капитана Гранта», которую нынешнее поколение уже не знает. Но, видно, певца это обстоятельство не смущает, и неверный голос выводит задиристо-громко:
А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер,
Веселый ветер, веселый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете
И все на свете песенки слыхал…
Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоет:
Кто весел – тот смеется,
Кто хочет – тот добьется,
Кто ищет – тот всегда найдет!..
Василий Лебедев-Кумач
А почему люди не поют вместе со мной? – удивляется мужчина, начиная петь заново: остальные слова за давностью лет он успел забыть.
- Люди! У меня книжка вышла! – хочется крикнуть ему, но теперь не принято делиться с прохожими своей радостью. Вот если у него случится инфаркт, вокруг лежащего мгновенно образуется сочувствующая толпа и какой-нибудь доброхот уже протягивал бы ему таблетку валидола.
Одиночество в толпе
Толпа бежала – человек лежал. Толпа роняла: «Пьянь». И мимо, мимо… А человек от астмы умирал, и смерть глаза, усердствуя, стеклила. А человек прожил – ни капли в рот ни коньяку, ни водки, ни портвейна. Беда взяла, однако, в оборот, в полвека путь ему земной отмерив. О равнодушья, черствости напалм! На нас ты рухнул огненною тучей. Лежащий – трезв. Пьяна была толпа своим, пока еще, благополучьем.
Один из нас лежал. В немой мольбе. Для всех чужой. Без имени. Без отчества. Страшнее одиночества в толпе нет на земле, пожалуй, одиночества. Виктор Малынщук.
 А то – книжка… Мужчина присаживается на скамейку, вынимает из портфеля средней толщины книгу и медленно шевеля губами, читает: «Александр Раков. Былинки. У раскрытого окна». Потом долго рассматривает нарисованный на обложке вид из окна - сельскую дорогу, лужу, изгородь для скота, уходящие вдаль копна сена и деревянную церквушку вдали. Красота! Потом раскрывает ее и с видимым наслаждением вбирает в себя запах свежей типографской краски. Потом очень медленно начинает перелистывать страницы; это уже не чтение – это строгая ревизия, тут мимо и муха не пролетит. Качество печати? – Отменное. Шрифт – замечательный. Фотографии – прекрасные. Содержание? Писатель задумывается…
Какая-то на сердце смута,
а вот отчего, не пойму…
Как будто ты нужен кому-то,
да вот неизвестно – кому…

Какая-то на сердце тяжесть,
но я не пойму – отчего?
Как будто из пропасти тянешь,
да только совсем не того.

Но вот наступает минута,
внезапной догадкой слепя:
ты нужен себе, не кому-то,
и вытянуть хочешь себя.

И благодарение Богу,
что совесть покуда жива,
что бить начинаешь тревогу,
о ком-то подумав сперва!
Инна Кашежева
Мужчина предпенсионного возраста кладет книгу в портфель, но спохватывается и стремительно вынимает наружу. Фу-у! Слава Богу, и список поэтов на нужном месте. Ему так хочется поделиться с кем-то, что писатель подходит к двум собирающим милостыню бомжам и, выгребая из кармана мелочь, говорит: «А у меня книга вышла». «Поздравляем», - равнодушно отвечают они, подсчитывая монетки на нечто нужное.
Писатель опять хотел было запеть невыветрившиеся обрывки другой песни: «Солнышко светит ясное, здравствуй, страна прекрасная…», но что-то уже сломалось внутри, глаза потухли, петь расхотелось, и он, приноровившись к ритму праздной толпы, затушив в себе радость, с постно-чинным лицом держа толстый портфель, споро направляется в сторону метро…
Кто весел – тот смеется, кто хочет – тот добьется, кто ищет – тот всегда найдет!.. – по инерции затихая, бьются строчки под стук сердца…

Летописец
Вея чистую быль от нелепиц, проходя между бездн и высот, летописец-старик, страстотерпец, страшный крест свой по жизни несет… Так кого-то забили в железа, кто-то спущен был с башни в проем, тот преставился «иже зареза» брата в Гжатском уезде своем. Очи скорбные, жидкие пряди. От дворовых свободен работ, только правды единственной ради он скребет, и скребет, и скребет… Что послы возвратились из Рима и кто пытан на днях колесом… Будто так уж необходимо нам об этом узнать обо всем! За бойницей гудят христиане. Им плевать, если глубже, на дно опускаясь в ночном океане, будет прошлое погребено. Лишь один он, исполненный страхом, слыша в сердце неведомый глас, все скребет… «Аз смиренно писахом» не смыкает вдавившихся глаз. Не какой-то бумагомарака!.. Он далеким потомкам под нос света горсточку, вырвав из мрака, на дрожащей ладони поднес. Мелочь былей, что нету дороже, словно бусинки нижет на нить и трепещет от ужаса: «Боже, о, не дай ни одной обронить!» Быть нельзя и худей и забытей, но как змий-искуситель умен: «Что он значит, твой мир без событий, без характеров, дат и имен?» Евгений Винокуров.

*Афоризм из стихотворного трактата римского грамматика Теренциана Мавра (III в.н.э.). Часто цитируется по-латыни: “Habent sua fata libelli”. Но это – неполная цитата. У Теренциана сказано: «Книги имеют свою судьбу, смотря по тому, как их принимает читатель».

ЗАГЛЯНИТЕ В НЕЕ – ЛЮБОПЫТНАЯ КНИЖИЦА
Если бы вы только знали, как мучительно тяжело продавать на выставке выстраданные тобой книги. Ведь не первую – шестую подряд отдаю за деньги. И каждый раз испытываешь унизительное чувство, словно ты сделал нечто непотребное. Правда, часть покупателей о выходе книги знает из газеты и покупает без слов, других приходится, как зазывала, просить: «Купите мои последние «Былинки»! Некоторые крутят в руках толстую книжку и вопрошают – о чем? Объяснять написанное так же невозможно, как на пальцах показывать балет «Лебединое озеро». Я замолкаю и обижаюсь.
ИСКАТЕЛИ
Подобно тому, как Александр Третий
Сделал три ошибки в двухбуквенном слове «щи»,
Написав «стчи», -
Есть такие люди на свете все искажающие, как ты их
ни учи.
Зелень для них не что иное, как только приправа
для рыбных и мясных блюд;
Лира известна только в виде турецких или еще каких-нибудь
денег,
Словом – одна из иностранных валют.
А перо? Спросите у них, что такое перо?
Это для них что-то вроде подушечного пуха,
А вовсе не инструмент для выражения своих настроений,
надежд и идей.
Вот что характерно для далеко не безсмертного духа
Этих людей!
Леонид Мартынов
 К счастью подобных людей мало. В книге «Знаки припоминания» уже есть описание писательских мук. Но это другая книга – и муки продолжаются. Слава Богу, что это не первый писательский опыт: «Уважаемый Александр Григорьевич!
Хочу поблагодарить вас за ваше творчество. Очень люблю и давно читаю вашу газету. Бывало, что в трудную минуту находила совет и поддержку в ваших былинках. А еще огромное спасибо за то, что от вас я узнала о дорогом нашем батюшке Иоанне Миронове, об этом чистейшем роднике любви ко Господу и к нам грешным. Теперь хожу в храм к батюшке.
Желаю вам доброго здоровья, успехов, терпения и всего самого доброго. Елена Захарова».
Но вот другая покупательница в недоумении желает вернуть мое дитя назад: слишком много стихов, да ещё не моих. Да вы прочитайте, а потом уж поговорим! Я и деньги верну. Отходит нехотя. Но дома ждет письмо от поэта и писателя Евгения Санина: «От всего сердца поздравляю с выходом новой книги. Очень впечатляет. Удивительное дело: не остросюжетный роман или сентиментальная мелодрама, а захватывет так, что хочется читать ещё и ещё… Большое вам спасибо! Поздравляю!» И холодок отходит от сердца, и надоевший, заваленный бумагами стол уже не кажется пыточным, и новые былинки еще неясно проплывают мимо.Решено: я снова сажусь писать!
Мои дорогие читатели! Умом я понимаю, что все вы разные, как разные у нас вкусы. Что нельзя прочитать все книги на свете. Что много авторов пишут лучше меня. Что вовсе не обязательно покупать мои книги, читать мои былинки. Хочу только, чтобы вы знали: настоящие книги пишутся кровью сердца. Пожалуйста, берегите писателей…
Я просматривал книжечку, кажется – Глебова:
Сколько песен живет, сколько песен погибло,
Сколько было их, сколько их как бы и не было,
Вдохновенно исполненных где бы то ни было!
Сколько пьес породила поэзия Тютчева!
Почему «Очи черные» были живучее?

Я смотрел, отделяя от самого лучшего
Безусловно хорошее, среднее, худшее,
Отделяя новаторское от стариковского,
И себе говорил я: «Вот это подхватывали,
А вот это забыто…»
«Левый марш» Маяковского,
Список пьес на слова Шагинян и Ахматовой,
Тексты Пушкина, Блока и тексты Ратгауза, -
Эти выжили, эти в забвение канули…

Говорят, что сейчас музыкальная пауза.
Я хочу, чтоб мелодии новые грянули.
Это можно и нужно, чтоб песня как хлеб была
Или словно гроза, что над пашнями движется.

Я просматривал книжицу, кажется – Глебова,
Загляните в нее – любопытная книжица!
Леонид Мартынов

«ВСЕ ОБОЙДЕТСЯ В ЛУЧШЕМ ВИДЕ. НЕ СПОРЬ. ДЫШИ. ПРИМИ УРОК».
В редакции происходит драма: уходит работник, один из четырех, причастных к созданию газеты. Это в крупных конторах прием-увольнение – дело рутинное; для этого у них отдел кадров есть, он и новых людей подбирает по конкурсу. А у нас редактор – един во всех лицах. За 13 лет состав полностью сменился дважды, за одним исключением: как работали мы с бухгалтером, так и продолжаем работать второе десятилетие, разве что помощница у нее появилась.
Этим хотя бы себя успокой,
чтобы душа не была тебе ношей:
каждый хороший кому-то плохой,
каждый плохой для кого-то хороший.

Вспомни, что был или нынче любим,
верь, что немилость однажды устанет, -
легче и взгляду, и мыслям твоим
пусть ненадолго, но все-таки станет.

Как заклинание вслух повтори:
«Каждый живи на земле не отчаясь».
Словно другому, себе говори,
словно к другому, к себе обращаясь.
Изяслав Котляров
У нас каждый человек на счету, каждый несет не одну, не две - кучу обязанностей. Тем более, верстальщик; пять лет вместе, а общего языка так и не нашли. Трудно ему было со мной, еще труднее мне: сколько раз, смиряя гордыню, просил я прощения ни за что. Но его ошибки множились, ему не нравилось подчиняться, а на меня наваливались неприятности. Как бы вы оценили работу газеты, если в ней забыли опубликовать вами же честно оплаченное объявление? Или когда цветная газета к празднику Победы вдруг выходит в черно-белом варианте – по забывчивости работника? Я и ругался, и умолял, и наказывал, но ничего не менялось. И вот наступает тяжелый момент, когда надо срочно заменить человека, да в такой сложной области редакционной работы, куда сливаются усилия всех людей. За эти годы сотрудник так и не сросся с газетой – это была работа ради денег; теперь он подыскал более подходящее место: семья, дети перевешивают… И осуждать нельзя, и радоваться: «Слава Богу за все!» пока не получается. Это от маловерия. Уже сколько раз я в отчаянии кричал жене, что газету придется закрыть, и каждый раз, иногда быстро, а чаще заставив помучаться с лихвой, Господь присылал замену, да лучшую прежней. А впереди лето, и на лето никто устраиваться на работу не любит. Видимо, придется терпеть до осени, до первых холодных дождей. Последний шанс: «Батюшка благословил тебя остаться». – «Нет». Ну, на нет и суда нет.
Конечно, мы разойдемся, как православные люди, попросим друг у друга прощения; будет ли это искренне? Мне уходить некуда…
Все обойдется в лучшем виде.
Не спорь. Дыши. Прими урок.
Выходит срок любой обиде,
И жизнь – длинней, чем этот срок.

Пообомнется, поостынет
И вдоль пойдет – не поперек…
А там беде или гордыне,
Чему-нибудь да выйдет срок.

И отодвинется. Отыдет.
Отбередит. И, тратясь впрок,
Не снизойдет к былой обиде
Душа… Но дай, но дай ей срок!
Ирина Снегова
P.S. А новый работник появился за день до увольнения прежнего. И сразу включился в ритмичный танец газетной круговерти. Слава Богу за все!

        ТЫ МЕНЯ ДО СИХ ПОР НЕ ЗАБЫЛА
  Все отняла ты у меня и все дала ты мне, газета! Даже последние дни на земле я отдал тебе, а не умирающей маме. Ты захватила все мое существо, подчинила себе всю мою жизнь, и нет мгновения, когда я не думаю о тебе – в двойной листок кондопожской бумаги шириной 59,4 сантиметра уместилась вся моя суть.
       РАЙОННАЯ ГАЗЕТА
Люблю районную газету,
Грущу, случается, по ней.
Там есть немного про планету
И много про моих друзей.

Она пропахла не случайно,
Как и советовал райком,
Конторой СМУ, шоферской чайной,
Землей, зерном и молоком.

Но, век воюя со стихами,
Вдруг напечатает в тоске
Шедевр с луной и петухами,
Поскольку критики – в Москве.

Я помню, как в краях знакомых
Мелькала, отслужив, она
Кульками в наших гастрономах
И голубями из окна.

А мне поверить очень важно,
Что этот экземпляр иль тот
Как бы корабликом бумажным
К потомкам дальним доплывет.

И пусть им наша жизнь приснится,
И пусть,хотя б на полчаса,
Они запомнят наши лица,
Расслышат наши голоса.
Николай Дмитриев
… Таким же хмурым ноябрьским утром пять лет назад позвонила в редакцию мамина соседка: в телефоне короткие гудки, ключом дверь не открыть.Примчались мы быстро, благо редакция тогда находилась неподалеку. Когда я стал бить кулаком в дверь, из квартиры раздался удивительно спокойный мамин голос: «Ломайте дверь! Я не могу встать». Я сбегал за рабочими с ближайшей стройки, они ломом открыли дверь. Мама лежала на холодном полу в ночной рубашке, телефонная трубка крутилась на проводе, дверной замок был зафиксирован защелкой. «Я надеялась только на тебя, Саша». Не смерти боялась старуха – боялась, что заперта дверь. И сердце с задержками глухо толкало: ну встань же, проверь. Умрешь – и никто не заглянет, и мимо пройдет почтальон. И знала: не сможет, не встанет, лишь вскрикнет. Как слаб ее стон… И вслед за оборванным стоном из тела рванулась душа. Не зная – куда ей, над домом помедлила, нервно кружа, над жутким сплетеньем во мраке проспектов, проулков, дворов, где яро хрипели собаки, пугаясь незримых воров, где с грустью поэты взирали на всплески созвездий в ночи и злились – светать не пора ли – устав на дежурстве, врачи. И трижды светало, и гласно над смертью злорадствовал гимн. И слепо окошко не гасло, лишь свет становился другим. Душа с содроганьем глядела, беззвучно прижавшись к стеклу, на желтое щуплое тело, что скорчилось в дальнем углу, на скопище склянок и марли, на старый надежный запор, с мольбой: чтобы двери взломали – хоть кто! Пусть убийца и вор… Александр Тюкаев. Мама не плакала, не жаловалась, хотя до сих пор я не знаю, сколько часов пролежала она без людей, без воды и питья? Мама хотела в туалет, но ноги не слушались, мы довели ее до двери и остановились в нерешительности: как поступить дальше? Но мама, как всегда, сама нашла выход: «Сынок, поезжай, у тебя дела, я теперь справлюсь сама». И я уехал до вечера делать газету, и только с осенней темнотой вернулся назад со знакомым врачом.
Мама опять лежала на полу, голова судорогой была откинута назад. «Менингит, в таком возрасте неизлечим», - мгновенно поставил диагноз полковник, и мы, уложив маму в постель, разъехались по домам. Вот чего не могу я простить себе и через пять лет! Надо было еще утром остаться, вызвать скорую, а вдруг все повернулось бы по-другому? Но только на следующий день началось мамино мытарство по больницам, которое завершилось уже ночью отдельным боксом в больнице им.Боткина. Еще 67 долгих дней и ночей мы вместе боролись за жизнь – а мама очень хотела жить! – но против Бога не пойдешь.
Вы спросите: а для чего ты ворошишь старое? Ворошу, потому что совесть не дает покоя. Мог я оставить газету хотя бы ради мамы – на время? Без проблем. Тогда почему уезжал и возвращался, вместо того, чтобы, отбросив стыд, быть рядом с близким человеком? И все безконечные два месяца разрывался я между больницей и редакцией, а надо было находиться при маме неотступно, хотя ее и опекала сиделка, сына-то она не заменит. Как расстраивалась мама, когда я приходил во время ее сна! «Сынок, ну почему ты меня не разбудил? Я так соскучилась по тебе», - говорила она, когда узнавала меня. Нет, я никогда не забуду этих тревожных дней. А исправить ничего нельзя. И совесть будет саднить до конца дней. А сколько я причинил маме зла за всю ее жизнь, лучше не вспоминать… Но после твоего ухода, мама, ты стала мне такой близкой, я так понял тебя, как не смог понять рядом. Даже там ты безпокоишься обо мне, но об этом я писать не стану. До скорой встречи, мама, папа, бабушки и все-все мои близкие. Недалек и мой час…
В этот ласковый, солнечный день,
переполнена вешнею силой,
расцвела за окошком сирень,
та, что мама моя посадила.

Мамы нет уже столько лет!
А сирень распустилась – как чудо!
Словно сыну родному привет
мама шлет издалека, оттуда…

Ясным светом сияют цветы,
словно взгляд – материнской любовью.
Ты прости меня, мама, прости,
что я виделся редко с тобою,
что не очень я ласковым был,
и давно не бывал у могилы,
что тебя я почти позабыл…

Ты меня до сих пор не забыла.
И прощая любую вину,
и готовая встать на колени,
к моему прислонившись окну,
гладишь стекла ветвями сирени.
Александр Жуков


«… НО И УМЕРШЕГО НЕ ЛИШАЙ МИЛОСТИ» (Сир.7,36)
Кажется, весь город собрался на кладбищах – Радоница, день поминовения усопших. Везде яички Пасхальные, и радость Пасхальную не утишить…
Апрель, на кладбище размытое
Идут машины и народ.
Потоп – что горюшко разлитое,
С трудом пройдешь к могиле вброд.

Повывернуты, опрокинуты
Вчера лишь врытые кресты,
Водою памятники сдвинуты,
Дрожат промокшие кусты.

А похороны продолжаются,
Не остановишь этот смерч;
В потоке мутном отражаются
Одновременно – жизнь и смерть.
Сергей Хомутов
Реже я стал бывать у тебя, мама, но в мыслях с тобой, и папу вспоминаю часто. Вот и вздрогнуло сердце: «сыночек» - показалось – позвали меня. С тонкой ветки скатился листочек, как слеза уходящего дня. Александр Макаров.
 А когда разговариваю с тобой коротко, только одно и слышу: «Молись, сынок, молись, и за папу молись…» Неужели вам так плохо? Батюшка обмолвился, что судьба твоя там неладно пока складывается. А что я еще могу? Вот обещал тебе к «крестной» съездить, к подруге твоей, Клавдии Васильевне Литвиненко – и побывал. Согнулась вся колесом, как ты, 89 лет, но бодрая; в квартире чисто, ухожено, газовую плиту новую ей как ветерану поставили; дети собираются ее к себе перевезти. Вспоминала молодость, первую свою любовь, войну, о тебе рассказывала, как вы в Вене познакомились, но не плакала, молодцом держалась. Мы о ней статью в газете опубликовали – «Медсестра». Да ты, наверное, все знаешь. Лере сделали операцию, а я выпустил очередную книгу; там и фотография баденская есть, на которой меня держит папа, а ты сзади его обнимаешь. И дом №38 на Иоганнштрассе в Бадене, где мы жили. Оказывается, я очень мало о знаю о вас; попроси меня толком рассказать – одни обрывки получатся: в свое время неинтересно было, а теперь и спросить не у кого… Поумнел с запозданием. Пойду папе лампадку зажгу…
Оградки
И сгинет снег… Скатеркой-самобранкой воскресная потешит зеленца… Я снова крашу краской «серебрянкой» ограду над могилою отца. Не для красы. Такая есть опаска: не подновишь – и медленная ржа сожрет металл, когда облезет краска; и все путем, пока она свежа. Вот где семью соединило нашу! Куда ни глянешь – близкие одни… Не золотом, а «серебрянкой» крашу последнее пристанище родни. Докрашу и скажу себе: «В порядке!» Да будет жив простой мой русский род, покуда подновляются оградки, покуда память за сердце берет. Виктор Максимов.
Солнышко появилось, теперь чаще буду у тебя; все пытаемся посадить цветы на могиле, а они погибают – и тепла много, и влаги, только ландыши пока прижились болотные.
Папу чувствую, ему получше, он даже нам помогает, а как это – никто не ведает; люблю вас и скучаю пуще прежнего, ну да недолго осталось… Но Господь все равно не возьмет, пока все положенные дела на земле не переделаешь. У меня вот газета, у Леры – я, сын и внук; теща держится героически, несмотря на годы… Не скорби, мама, по батюшкиным молитвам Господь все управит к лучшему, и я буду стараться. Вспоминал я, светлея от грусти. Жизнь мне долгую память дала, как нашла меня мама в капусте и сыночком родным назвала. Александр Макаров.
Кланяюсь тебе, дедушка Иван Иванович, бабушка Анна Федосеевна, дядя Евгений Иванович, и тебе, конечно. Я зернышек насыпал на твою могилку, птички прилетят клевать – и тебе веселей станет. Да вот они: две сизокрылых голубицы присели на твою оградку. До свидания, мама!
Ночное стихотворение
Душа не на месте. И что это с ней?
Все чудится – дверь отворилась ночная…
И вздрогнуло сердце, и стало взрослей, -
То жизнь продолжалась моя, не иная,
Моя, не иная, взойдя на порог,
Сказала счастливейшим голосом: «Мама!
Опять ты не спишь?» - «Безпокоюсь, сынок…»
… Но жизнь обняла и свежо, и упрямо,
Всем юным восторгом, напором крови…
И вздрогнуло сердце, расширив границы,
Границы тревоги, границы любви,
В которой и мне суждено повториться.
Любовь Ладейщикова

«НЕ ЗАСОРЯЙТЕ РЕЧЬ! НЕ ЗАСОРЯЙТЕ ЖИЗНЬ!..»
Ненавижу людей, ругающихся матом! В армии ни одно приказание, ни одна разборка командирская без матерщины не обходилась, да и в солдатской курилке мат-перемат вместе с табачным дымом клубился. Ругались и генералы, и прапорщики, и первогодки - словом, все ругались.
Неприкаянно, но чинно
на страницы и кино
вылезает матерщина,
словно газ, покинув дно.

И как будто все в порядке,
ибо знали те слова
даже малые ребятки,
в мир шагнувшие едва.

И как будто все, как было,
только в воздухе страны
стало больше смака, пыла,
ядовитой белены.

Жизнь снаружи не плохая –
иностранное едим!
Просто – не благоухаем,
а мутнеем и смердим.
Глеб Горбовский, СПб
Идет по улице пара юнцов – через слово непристойность, да с вызовом, чтобы услышали. А если никак нельзя прямо выругаться, то и без перевода несъедобное слово «блин» понятно звучит в каждой фразе. И девчонки, и подростки сопливые за примером старших товарищей тянутся: матом ругаться – круто! Взрослых не замечают, да и взрослые уже не рискнут от греха подальше замечания делать. Теперь «нелитературные выражения» преодолели барьер, грязными ручьями вливаясь в кино, театр, на страницы книг и журналов.
От скверных слов из скверных уст
Земля становится безплодна!
Но вот служители искусств
Внушают: «Модно и народно».

И непечатные слова
Печатают в «изящной» прессе –
И не растет уже трава
И сохнут елки в темном лесе.

И оскорбленный детский слух
Гноится мерзкими словами,
Питается нечистый дух
В таком нечестии и сраме.

И воспевается порок
На унижении святого.
Есть Слово – Бог. И в слове – Бог
Есть антибог. И антислово.

Так не поганьте же уста,
Ведь речь, как Русь, как мать – свята.
Нина Карташева

Когда я в 1965 году заканчивал 11-й класс, мой однокашник выругался в подвале, где мы покуривали по переменам. Случайно услышавшая ругательство уборщица побежала к директору, - и выпускник получил в аттестате четверку по поведению. А это значило, что ни в один институт ему ни ногой.
У дедушки самым страшным словом было «дрянь», и то редко. Отец матом не ругался, хотя характер был еще тот; выплескивал жене что-то обидно-резкое, но матерных слов не употреблял. Да и нечасто это случалось – любил он маму до умопомрачения и пронес свою любовь до конца дней. Так что я «ума-разума» на улице набирался, на работе, в армии. Но с годами бесовскую страсть поборол. Да, видно, не до конца: то в редакции, не совладав с эмоциями, выстрелю поганой фразой, то вчера знакомого обозвал почем зря. И вправду, становилось на душе легче; но я-то знаю бесовский механизм: он не зря трудился-подзуживал, злость помогал копить, чувство ненависти будил, а она и вылилась в односекундье матерными помоями. Выругался – полегчало. Тогда лукавый на время отходит в сторонку, закрепляя навык… Не зря в народе говорят: «Посеешь поступок - пожнешь привычку, посеешь привычку - пожнешь характер, посеешь характер – пожнешь судьбу». Наверное, не один бес вокруг ругателя крутится: где мат, там и пьянь, и блуд, и всякие делишки грязные…
А ночью снится мне кошмарный сон: во рту шевелится мерзкая мышь, а выплюнуть ее я никак не могу. Тут и духовника совета не надо: Господь предупредил, а там сам решай… Страшно, что грязные слова мгновенно появляются в голове, а язык, как пушка, отраву уже в лицо человеку швыряет; не уследишь, не ухватишь. Надо самообладанием владеть, но больно трудна эта наука:
†«Великое приобретение, если сдерживаешь слово, готовое разразиться, когда со вне ударяют в твое сердце. Укрощая слово,ты укрощаешь и волнение гнева и, хотя не без труда, укротишь его. Если не дашь свободы языку, когда он кичится и приходит в дикую ярость, но держишь его в узде, то отвратишь обиду». Свт.Григорий Богослов.
Петр I незаконнорожденных записывал в художники. Думаю, матерщинников император без колебаний определял бы в дворники и отхожие места чистить – вон сколько грязи на Руси за века скопилось, не разгрести…
Молодежный слэнг обретает сторонников. Появилось множество словарей: без них, пожалуй, и не поймешь, в чем смысл: «С прайсом глухо. Не на что чаю попить. Аскать идти стремно, кругом менты. С впиской вообще полный облом. Весь пипл бесфлэтовый – придется до утра в парадняках тусоваться. До того гляди свинтят да обхайрают в ментовке… Да что говорить, и стремно, и сыро, и некому руку подать…?» Все поняли?
Я знаю, что дарю. Я помню, что беречь. Я детям говорю: - Не засоряйте речь! Отбудет во вчера, в безплотность прошлых снов потешная пора словечек, а не слов. Не вечен произвол твой, скверный ученик! Уже в тебе глагол карающий возник. Он медленно слетит с высот, где даль чиста, язык отяготит и освятит уста… Наивный монолог! Беседует со мной мой собственный сынок – как будто бы больной. Как будто бы чужак, презрев не свой закон, поранил о наждак наш общий лексикон. Смешные петушки! Задору – на века, и так невелики все эти «на фига!». И там, где юный сквер, и в собственном дому – средоточенье скверн, патлатое «му-му». Ругайся или плачь, не опровергнут страх, не укрощен палач в коротеньких штанах. Он к нежным просьбам глух, и все же там, внутри, в нем тоже – строгий дух рождения зари. И не один лишь тот императивный глас, которым день зовет к благоразумью нас, - внушает каждый штрих родной земли и лиц, поля с простором их, леса с народом птиц, все, чем не пренебречь, каким ни окажись: - Не засоряйте речь! Не засоряйте жизнь!.. Римма Казакова


ПОСЛЕДНИЙ ФРОНТОВИК
Ну вот и ушла Великая Отечественная война в историю…
Когда последний фронтовик
Глаза сомкнет совсем,
Наверно, в этот самый миг
Нам плохо станет всем.

Пронзит неведомый недуг
Российские сердца,
И потемнеет все вокруг
От солнца до крыльца.

Нас зазнобит не по поре,
В жар бросит не живой,
И клен у мамы на дворе
Поникнет вдруг листвой.

Мы задохнемся, как в дыму,
Ослепнем, как в ночи,
И не помогут никому
Лекарства и врачи.

Потом отпустит боль, уйдет,
Листву расправит клен,
А утром радио наврет:
«Над Русью был циклон…»

Мы с облегчением вздохнем,
Продолжим мирный труд,
Не зная, что теперь живем –
Как сироты живут.

А где-то будет биться крик
Знакомых и родных,
Когда последний фронтовик
Оставит нас одних.

Когда последний фронтовик
Уйдет во времена,
Россия в этот самый миг
Приспустит знамена.
Николай Березовский
«Войну можно считать законченной только тогда, когда похоронен последний солдат». А.Суворов.

Пресс-служба Санкт-Петербургской епархии безстрастно сообщила: «Экуменическое богослужение прошло 8 сентября 2000 года в лютеранской церкви свв.Петра и Павла в Санкт-Петербурга. Оно приурочено к намеченному на 9 сентября освящению самого крупного в Европе немецкого воинского кладбища на 80000 захоронений вблизи села Лезье-Сологубовка Ленинградской области. В богослужении принимала участие также женщина-епископ Мария Йепсен, доцент СПбДА протоиерей Владимир Федоров, протоиерей Василий Стойков и нынешний председатель приходской общины этого храма священник Вячеслав Харинов; в освящении – митрополит Владимир(Котляров).Председатель Народного союза Германии Карл Ланге сказал: «Эта земля – собственность церковная, и лишь благодаря митрополиту Владимиру мы приехали проводить церемонию воинских захоронений». Митрополит Владимир возложил ко кресту букет цветов и со словами «вечный покой» благословил немецкие воинские могилы крестным знамением…» АПОРТ

Суровые ели. Холодный гранит.
«Ничто не забыто!» «Никто не забыт!»
… В ограде сурепка, пырей, лебеда.
Над прахом убитых склонилась звезда.
Они обрели здесь последний приют.
А сколько в лесах да оврагах гниют?
Их грабят подонки,забывшие стыд.
Ничто не забыто. Никто не забыт.

Роняют в огонь, раздавив медальон,
Истлевшие буквы славянских имен.
В оскалы зубов, где застряло «ура!»,
Горящие угли суют из костра.
Погибший однажды вторично убит.
Ничто не забыто. Никто не забыт.

Черемухи майской победный салют…
Штабистам опять ордена раздают.
И дела им нет, что полвека почти
Лежат незарытыми роты, полки…
Над ними лишь ветер привычно скорбит.
Ничто не забыто. Никто не забыт.

Укор и надежда в глазах матерей:
Под треск барабанов и лживых речей
Найдутся ль неверной России сыны,
Пропавшие без вести после войны?

Облезлое золото сумрачных плит…
Ничто не забыто?
Никто не забыт?
Виктор Кудрявцев
Сгорают звезды, люди, царства… Испепеляющий конец! – И нет на свете государства, в котором умер мой отец. И словно он в сороковые и не выигрывал войну – так быстро справили живые себе отдельную страну. И словно не было державы, свалившей гордого врага. И там, где город русской славы, теперь чужие берега. И там, где время сохранило могилы русских казаков, теперь степная правит сила чужих очей, чужих подков. И там теперь чужие страны, где гибли русские полки. А горстку русских ветеранов добьют латышские стрелки. Валерий Дударев

«ВСЕХ СТРОЖЕ ОЦЕНИТЬ СУМЕЕШЬ ТЫ СВОЙ ТРУД…» А.ПУШКИН
Дорогой читатель! Я только что вернулся домой со Всероссийской выставки-ярмарки «Пасхальный праздник», что в Михайловском манеже. Усталость одолевает такая, что даже до ванны, кажется, не доползти, чтобы отмокнуть в зеленой хвойной воде. Помните, как по шестой линии Васильевского припрыгивая, шел мужчина и радостно напевал: «Кто привык за победу бороться…» - когда его вторая книга «Былинок» вышла?
Теперь ему, то есть мне, не до песен: книгу надо продать. Да нет, не одну-две, двести-триста. А знаете, какое это унизительное занятие – продавать собственное детище? И даже то обстоятельство, что рядом с новой книгой лежат «Былинки» первые, которых уже разобрали, помогает мало. Людям, не читавшим мои книги, объяснить содержание затруднительно. Люди, прочитавшие книгу первую, почему-то считают, что вторая книга есть переиздание первой – и пробегают мимо. Как должен поступить продавец-писатель? Расхваливать собственное произведение? Не принято это в православном мире. Молча надеяться на слепой случай? Вообще ничего не продашь, ибо книг вокруг море. Иным поэтам и вовсе не везет:
Магазин возвращает мне книги назад,
Ни продав ни одной за гроши…
Мне казалось, что жизнь – многолюдье и сад,
Оглянулась – вокруг ни души.
Возвращает мне книги мои магазин,
Потому что нет спроса на них:
Не прочел ни один, и уже ни один
Не прочтет мой классический стих…
Нина Королева
Поэтому приходится загонять гордыню куда подальше и громко вторить каждому встречному-поперечному посетителю: «Только что вышла вторая книга «Былинок»! «У раскрытого окна»! Тираж ограничен! Цена ниже оптовой! При желании автограф автора! 40 иллюстраций! Предисловие доктора наук! Твердый переплет! Отличное оформление! Если книга не понравится, деньги верну назад»! Не знаю, что уж помогло, но книг 150 за пять выставочных дней удалось продать. Но какой ценой!
Бизнесмен
Я свою книгу продаю,
облюбовав с утра скамейку,
как будто друга предаю
за соразмерную копейку.

- Купите книгу, господа! –
И опускаю взор при этом…
Да кто я есть? Ну был поэтом,
так это было-то когда?

- Купите книгу, господа! –
Но как знакомых вижу лица –
от набежавшего стыда
готов сквозь землю провалиться.
Олег Юрков,
Теперь я знаю, для чего мне нужна известность – чтобы люди брали мои книги нарасхват.
- Подальше убраться из мира огромности?
Подальше держаться в тени или в скромности?
Я слышал. Спасибо за все поучения.
Лишь дохлая рыба плывет по течению!
Я буду бороться со всем ненавистным мне.
За счастье, за солнце, за вечные истины!

За жизнь, за призванье, за место, за званье!
Николай Глазков

Иное дело – подписываешь книжку – и даришь тому, кого любишь. Правда, в этом случае есть маленький минус: ты останешься без гонорара за долгий и кропотливый труд. Но и это восполняется восхищенными отзывами читателей – письменными или устными. Только бы их дождаться тебе, страдалец-писатель… Стою у кассы, жду гонорара. А кассирша все еще в банке. Жду-не дождусь дорогого дара. Закат в окошке красней пожара. А кассирша все еще в банке. И вдруг я вздрогнул и отрезвился: чудак, да разве же деньги – счастье?! Да разве к этому я стремился? Ведь сердце лечат слова участья, цветок последний в осеннем поле – друг, что тягой к рублю не болен… А кассирша все еще в банке. Вот принесла бы она в портфеле ломоть земли, весь в ростках весенних, да ветку мира, да сны свирели, - я у нее и не взял бы денег! Я болен тягой к родному краю, без трав его, как свеча, я таю… А кассирша все еще в банке. Матвей Грубиян.
 
«НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ПРОСИ»
В редакцию часто обращаются священники из самых далеких приходов России с просьбой опубликовать их письмо о помощи. Вот и теперь о.игумен из Сыктывкарской епархии прислал прошение о содействии в строительстве православного центра. Газета мало печатает подобных материалов, считая своей первейшей задачей посильное просветительство; но если уже просим, то стараемся помогать нуждающимся приходам нашей области. Поэтому в своем ответе я написал:
«Всечестной отец Н.!
Не нравится мне отказывать людям, тем более Игумену, однако я вынужден это сделать. Во-первых, у Вас в епархии есть достаточно известная в России газета; во-вторых, простите за столь резкое выражение, я просто не имею права столь безсовестно залезать в карман не шибко богатым петербуржцам. Наверное, Ваша епархия должна принимать в строительстве большее участие. Простите великодушно. К слову, Святейший Патриарх неоднократно обращался к священству с призывом зарабатывать деньги на свои нужды собственными силами, а не выпрашивать их на стороне. Фотографии возвращаю. Александр Раков».
А ты спроста не суетись:
- Р-р-раз – и взошел, мол, в гору!
Нас очень часто учит жизнь:
Что скоро – то неспоро.

Возможно, что куда важней
Жить в лад с присловьем старым:
- Хлеб не пекут, пока в квашне
Не поднялась опара.

И даже дуб, крепчайший дуб
Не вдруг пускают в дело,
А много дней морят и ждут,
Чтоб дерево поспело.

А если выпал путь тяжел
И сладил ты с горою,
То важно – с чем туда пришел
И что принес с собою.
Олег Поскребышев
Вскоре пришла записка: «На севере Центр люди помогли построить, ко многим обращался. Простите, но хотел бы вам подсказать, что безсовестно залазят в карман воры, не спрашивая потерпевших, а с прошением обращаются христиане в нужде. Не всех священников можно равнять по санкт-петербургским, которые ездят на дорогих машинах и которым некогда общаться с людьми. Им-то нет нужды обращаться в вашу газету.
В глубинке храмы бедствуют, не могут концы с концами свести: дрова надо, электоэнергию оплатить, утвари нет. Старайтесь не затворяться от нуждающихся, которые обращаются в газету. Многие люди хотели бы помочь, но не знают, куда обратиться. Помните: милостыня очищает грехи, избавляет от смерти и большую помощь приносит. Во власти каждого человека, дать или нет. Учите людей деятельному христианству, урокам добродетели. Мы с мамой передали в дар женскому монастырю трехкомнатную квартиру. Сейчас я живу в избушке с печкой, а мама в деревне…»
Стыдно мне стало, что не помог в строительстве молодежного центра в далеком северном городе, но я всякий раз на подобные публикации спрашиваю благословение у батюшки Иоанна. Вот помогли люди через газету безногому парнишке; собирали мы деньги на пересадку почки девочке; и на строительство храмов жертвовали православные. Но, простите за скудоумие, может ли крохотная газета заполонить несколько своих страничек сплошными объявлениями о помощи? Меня Владыка Иоанн другому наставлял, давая святительское благословение на издание православной газеты. Пусть духовник разъяснит, кто тут прав-неправ…
Хоть на ниточке тонкой виси.
Никогда ничего не проси.
Дождь отыщет иссохшую сушу,
Сам родник изольется наружу,
Сам завистник завязнет в грязи.
Никогда ничего не проси.

Сердобольны сердца на Руси.
Все равно ничего не проси.
Разве просит о свежести воздух,
Ночь – о неге и небо – о звездах,
Разве просит телега – оси?
Так и ты: ничего не проси.

Жизнь летит – то спиралью, то кругом.
Все твое – при тебе: по заслугам.
Этот счет по-бухгалтерски строг:
Сложим свойства – получим итог.
Что имеешь – достойно носи.
Никого ни о чем не проси.

Если слаб ты – язык прикуси.
Все равно ничего не проси!
Разве компаса просит дорога,
Просек – лес или речка – порога?
Трактор – топлива, лайнер – шасси?
Так и ты: ничего не проси.

От досады хоть ногти грызи –
Никогда ничего не проси.
И увидишь, как щедро, до края,
Выльет душу округа родная.
Друг приветит, приятель поможет.
Загорится звезда в бездорожье.
Вспыхнут добрые блики зари.
Ничего не просивший – бери!
Людмила Щипахина

Духовник подтвердил, что я поступил правильно.

«РАЗДРАЖИТЕЛЬНОСТЬ – МАТЕРЬ НЕИСТОВСТВА»
Еще глаза не открыл утром, чувствую плохое настроение. Медленно поднимаюсь не с той ноги.Что случилось-то? Вчера на работе не все гладко было, а сейчас хочется на жену накричать, вот приду на работу, устрою им за вчерашнее разборчик: «Надоело все хуже горькой редьки!» Погода – дрянь, на душе муторно, мысли резкие, злые, обиды вспоминаются. «Кофе холодный!» -кричу торопящейся на работу жене. Валерианки принять, что ли? Да мне она, как слону дробина. Я проснулся сегодня в глухом раздраженье. Раздражало меня занавески движенье и снежок за окном – молодой и несмелый: отвратительно- чистый, отвратительно-белый. Все меня в этот день доводило до злобы: и семейство, и пошлые эти сугробы. Все валилось из рук, было гнусно, отвратно. Наплевать, отчего – лучше пусть непонятно. А когда я оделся, злоба вышла со мною. Отвратительно бухнула дверь за спиною. Я шагаю по лесу в скрипучей тужурке и под ноги деревьям швыряю окурки. Лев Друскин.
 Вон японцы – прекрасные психологи, устроили в офисах «комнаты разгрузки»: стоят в ней латексные муляжи начальников, и обиженные ими работники лупят по ним бейсбольными битами почем зря – и успокаиваются. А мы? Обидел начальник – а ты в ответ накричал на безвинную жену, подчиненного или ребенка, подвернувшегося под руку, шлепнул
Злость не красит людей. Это вижу
По тебе. Не крути головой.
Словно ломтик лимона, ты выжат
И лимонной покрыт желтизной.

Все не так тебе, все нетолково.
Почему - я никак не пойму,
Ты забыл, что есть доброе слово
И улыбка в придачу к нему.

Никого ты не любишь на свете,
А величьем не в меру томим,
Словно в мире один ты в ответе
За дела, что всем миром вершим.

Не гляди на меня с укоризной
И злоречьем не тешь свой язык…
Нет несчастней, я думаю, в жизни
Тех, кто верить себе лишь привык…
Георгий Некрасов
Конечно, если спокойно покопаться, можно найти причину, непременно можно. Но для этого требуется спокойное расположение духа, а его-то как раз и нет. Счастье мое, что жена терпеливая и молча сносит несправедливые попреки. Почему это не там? Почему то не так? Зачем сделала этак, я говорил, как? И дождь начинается за окном, и все неладно, не в тему, всё и все против тебя, однако погоду раздражением не исправишь. Не дай Бог, позвонит кто-то или придет: такого наговоришь, что потом извинения не помогут; простить человек простит, но обида все равно останется; он больше и обращаться не станет.
Прочитаешь молитвенное правило – нет толку. Алкоголь бы, наверное, на время поправил положение, но, слава Богу, не пью – научен, а то бы похуже делов наделал. Но есть два спасительных снадобья: звонок батюшке (если повезет или он сам почувствует неладное) и песни иеромонаха Романа. Ни успокоительные таблетки, ни чтение Псалтири не могут разогнать черноту души. Иногда помогает молитва «Царю Небесный Утешителю…». Или пойти в ближайшую церковь, где просто постоять полчаса. Но в раздражительности церковь уплывает на задний план.
Как хорошо, что сегодня не надо идти на работу, и мои соработники никогда не узнают, какая гроза прошла от них стороной.
Надо отключить телефон, скорее лечь спать – и наутро ты просыпаешься свеженький, как молодой пупырчатый огурчик с грядки, и настроение отличное, хочется на работу, хочется сделать всему человечеству приятное, у обиженных тобой попросить прощения, и телефон из врага превращается в твоего друга. А на дворе солнышко, тишина, и душа поет. Хорошо-то как, Господи! И откуда что взялось?..
Вырвусь я в своем пророчестве
из тоски больных годин.
Даже в полном одиночестве
я на свете не один.

Пусть душа, ни с чьей не схожая,
словно комната, пуста,
предо мною – Матерь Божия
и спокойный лик Христа.

Лампа ночью долго светится
над застывшею строкой.
Есть мне с кем глазами встретиться
и к кому прильнуть душой…
Валерий Хатюшин

†«Сдерживай в себе раздражительность, потому что, выходя из меры, делается она матерью неистовства». Прп.Нил Синайский

ХРОНИКА ПИКИРУЮЩЕГО ВОСКРЕСЕНИЯ
Утром долгожданного воскресения я собираюсь в храм, как и положено благочестивому христианину. Жена, не оправившаяся от операции, остается дома. Вернувшись после службы, я с удовольствием насыщаюсь любовно приготовленным обедом и ложусь на часок вздремнуть. Жена гладит белье, но сидя не получается, и ей приходится работать утюгом стоя, хотя еще быстро устает. Однажды в магазине я увидел западную гладильную машину и долго уговаривал половину пополнить ей наше хозяйство, но, несмотря на непомерную цену, машина способна гладить только что-то ровное, к примеру, простыни. К тому же, саму простыню надо постоянно проталкивать в нутро механизма; никакой экономии сил и времени не получалось.
Проснувшись посвежевшим, пошел с женой на Серафимовское кладбище сажать на могилах родителей цветы. И опять ей приходится нагибаться, чтобы правильно утвердить растения в почве: после моих посадок почему-то все вянет.
Возвращаясь домой, мы заходим в магазин и покупаем длинный прикроватный ковер взамен увезенного на дачу. Теперь надо нашить на его край крючки, чтобы повесить на стену. Сами понимаете, я лишь помогаю продвигать его вперед по столу, а жена с трудом протыкает иголкой жесткую подкладку синтетики. И три раза не совпадали отверстия с крючками; приходилось прешивать; терпение она проявила ангельское.
Забыл сказать, что, пока я спал, супруга умудрилась приготовить вкусный ужин; для меня вообще загадка, как она успевает делать столько дел за день. Будь я большим начальником, я бы газовые плиты устанавливал прямо в спальне: сколько километров по коридору туда-сюда было бы сэкономлено! Но это горькая шутка.
Памятник
Памятники министрам и самодержцам.
Памятники философам и поэтам.
Памятники прославленным генералам
и неизвестные памятники солдатам.
Бронзовая и мраморная держава.
Каменное, застывшее государство.
Нету нехватки в памятниках, и все же
новый сегодня памятник открываю.
Между бараков, бань и высотных зданий,
между пивной и башнею телецентра
высится величаво на пьедестале,
в небо упершись, газовая конфорка.
Два часовых стоят у ее подножья,
напоминая нам о путях прогресса:
дед ее – старый воин в медалях – примус,
бабка ее сварливая – керосинка.
Вы догадались правильно, перед вами –
памятник неизвестной домохозяйке.
Царство за царством рушится. Полыхает
вечный огонь над газовою конфоркой.
Юрий Левитанский
  Еще вспомнил: уже с утра в ванной шумела стиральная машина - пока жена гладила и занималась готовкой, белье проходило процесс очищения. Еще она просила меня пропылесосить квартиру, но как я ни собирался с духом, духа все же в этот день не хватило. Зато я успел просмотреть гору принесенных из библиотеки журналов, пару часов пробыть в интернете, сделать несколько важнейших телефонных звонков, отправить неотложные письма по электронной почте. А в это самое время
Моя любимая стирала
Ходили плечи у нее.
Худые руки простирала,
Сырое вешая белье.

Искала крохотный обмылок,
А он был у нее в руках.
Как жалок был ее затылок
В смешных и нежных завитках!

Моя любимая стирала.
Чтоб пеной лба не замарать,
Неловко, локтем убирала
На лоб спустившуюся прядь.

То плечи опустив, родная,
Смотрела в забытьи в окно,
То пела тоненько, не зная,
Что я слежу за ней давно.

Заката древние красоты
Стояли в глубине окна.
От мыла, щелока и соды
В досаде щурилась она.

Прекрасней нет на целом свете, -
Все города пройди подряд! –
Чем руки худенькие эти,
Чем грустный, грустный этот взгляд!
 Евгений Винокуров
Вы обратили внимание, читатель, насколько наблюдательны мужчины? Любую мелочь отметят они в любимой и даже талантливо отразят в стихах и прозе. Сколько времени наблюдал за женой Евгений Михайлович? – «Слежу за ней давно», - признается поэт. Но даже намека на желание помочь не возникает у него – настолько красиво делает женщина, казалось бы, тяжелую и грязную домашнюю работу. Восхищает поэта и «грустный, грустный этот взгляд». А почему он грустный, спросите вы. И я за всех мужчин отвечу: да не помогаем мы нашим женам в их нелегком труде, высокомерно считая – так Бог управил. В десять вечера я укладываюсь спать, а за стеной еще долго не гаснет свет…
Муж, теперь отвечай, как на духу: что полезного ты сделал в выходной день, чтобы облегчить жизнь своей половине? Написал эту «былинку», да автомобиль на ремонт отвозил, - любим мы наших благоверных, однако. И это все?.. А потом мы с досадой удивляемся, когда наши жены что-то болеть стали часто. С чего бы это?..
Я вижу твои страданья,
И мне самому тяжело.
Я сам обратил вниманье,
Что я причиняю зло.

Возьми и свяжи мне руки
И рот мне зажми. Замолчу.
Ведь я ни страданья, ни муки
Тебе причинить не хочу.

И свяжешь ты руки, но только
Не мне, а себе навсегда.
А зла причинить я нисколько
Тебе не хотел никогда.
Леонид Мартынов
«Приобретающий жену полагает начало стяжанию, приобретает соответственного ему помощника, опору спокойствия его. Где нет ограды, там расхитится имение; а у кого нет жены, тот будет вздыхать скитаясь.(Сир.36,26,27).

«ВСЕ ЛИ ИЗМЕРЯЕТСЯ РУБЛЕМ?»
Нагруженный томами поэзии, я возвращался из районной библиотеки. Худенькая полустарушка неспешно проверяла мусорную урну. Я освободил руки и протянул нищей 10 рублей. «Я собираю бутылки», - без возмущения сказала она и денег не взяла. Я поднял ношу и двинулся домой в недоумении: раз старушка собирает бутылки – значит, она нуждается в деньгах. Тогда почему она не взяла у меня? Я знаю, почему у меня порой жертва оставалась в руке: или выражение лица становилось неприветливым, или предложение помощи было сказано недружелюбным тоном. Но здесь? Я искренне пожалел женщину, и сумма так себе; почему же она не взяла? И это не первый случай со мной, когда, по всему видно, бедные люди отказывались от денег. Ответ напрашивался один: женщина оказалась в нищете физической, но попрошайничать или брать подачку не могла – не нужна ей моя унизительная десятка, уж лучше бутылки собирать. Вот оно, достоинство человеческое! В Америке, рассказывают, не принято предлагать деньги даже лучшему другу; попросит сам – дело другое. Но мы не Америка…
А я теперь, прежде чем подать от щедрот своих, тоже подумать должен, не унижу ли человека?..
В Москве мы, ребятня голопузая, в начале 50-х даже у солдатиков клянчили 15 копеек «на телефон», а собирали на мороженое. И ведь давали, и мы наслаждались – путем маленького вранья - лучшим лакомством в мире – молочным брикетом за 90 копеек, самым дешевым. Добрее люди были, что ли? Ведь небогато после войны жили. С пацанами брожу по базару – ищем то, что похуже лежит. Сапогов залежалую пару продает молодой инвалид. Непонятно зачем улыбаясь, говорит, что пришел без ноги, что давно, от жены отличаясь, верно ждали его сапоги. Может, пьян? Прислонился к забору. Я ему устоять помогу… - Видно, парень, привыкну нескоро, что, как раньше, ходить не могу. Отбивал в них такую чечетку! А теперь, чтоб купили, проси… А-а, пошлем покупателей к черту! Забирай сапоги и носи! Изяслав Котляров.
Любил я, девятилетний школяр, ходить в гости к дяде Коле, который жил с женой в подвале нашей двухэтажки; приносил им свои любимые книжки детские почитать, они меня фруктовым чаем поили, а я потом маму умолял купить такой же; не было разумения, что дядя Коля с женой чай этот пьют от бедности – на настоящий пенсии не хватало. Терпели они меня и виду не подавали, что не ко времени гость, а я в который раз просил хозяина рассказать, как ему на войне пятку оторвало и как друзья-солдаты ее похоронили.
Не было человека в доме, которого бы я не знал и в гостях не был. А уж телевизор (с линзой, заполненной глицерином для большего увеличения) смотреть по воскресеньям ходили к соседям и вовсе без спросу, а ведь не гнали! Нет, что-то сдвинулось в сознании у людей, другими мы стали, души на замочки позакрывали, а ключики в потайное место спрятали, да и забыли, куда…
Все, что ли, измеряется рублем?
До чего ж просты, пещерны цели.
Вот уже и песен не поем
За столом, а ведь недавно пели.

Даже прощелыга или мот
Маются какой-то думой лютой.
Ну не улыбается народ,
Хоть осыпь, засыпь его валютой!

Друг на друга все – как на врага.
Не дороги ищем, а лазейки.
Вот такая жизнь наверняка
И не стоит, братцы, ни копейки.

Значит, что-то вновь пойдет на слом,
Есть предел душевной этой пытке.
… Как же мы без песни за столом?
Без улыбки у родной калитки?
Николай Рачков, СПб

О, ЭТА МАЛЕНЬКАЯ ЛЖИНКА
Как же так, Господи? Я еще от сонмища взрослых грехов избавиться не сумел, а Ты на свет Божий выносишь грешки босоногого детства. Мне тогда и семи лет не было, когда этот мелкий по всем меркам - нет, не могу даже грехом его назвать – случай со мной случился. Да что я такого сделал? Это ведь до школы было, я белобрысым сопляком был, мы ватагой даже купались голышом без разбора – мальчишки там или девчонки. А так как плавать я еще не умел, покупала мне мама в аптеке такие оранжевые надувные круги; это потом я узнал, что их подкладывают лежачим больным от пролежней, а тогда я ловко влезал в дыру и плавал, и крутился в воде до одури.
Но однажды мой оранжевый друг испустил дух – иными словами, где-то я его проколол нечаянно. И мама дала мне пять рублей, еще сталинской солидной бумажкой, чтобы я заплатил сапожнику. Он уже поставил аккуратную заплатку на мой спасательный круг, и я обещал тут же принести деньги. Но не принес. Сейчас и не вспомнить, почему: то ли уговорили купить мороженого, то ли на другое детское развлечение – деньги-то для малышни немалые. Одним словом, не сдержал я слова и первое время обходил будку сапожника стороной – боялся, что взрослый дядя потребует долг вернуть. Но через пару дней все как-то забылось, и мы опять шумно веселились в воде речушки, и круг держал меня на воде, как новый.
ЛЖИНКА
Как часто люди лгут друг другу.
Стерпелись. Просто лгут. Без зла.
Но любит ложь ходить по кругу,
И оттого она кругла.

Обкатан черный колобочек.
Его попробуй ухвати.
Он между душ. Он между строчек.
Он знает всякие пути.

Ему, что горка, что ложбинка –
Любые тропки хороши…
О, эта маленькая лжинка.
О, эта оспинка души.
Сергей Островой
С тех пор я здорово повзрослел, а если честно, подступила старость. Я столько грязи повытаскивал на исповедях, что потихоньку душе становится легче сосуществовать с бренным телом, и порой я испытываю краткое состояние некой гармонии и покоя – пока не выйдет наружу очередной грех.
Мы не меняемся совсем.
Мы те же, что и в детстве раннем.
Мы лишь живем. И только тем
Кору грубеющую раним.
Живем взахлеб, живем вовсю,
Не зная, где поставим точку.
И всё хоронимся в свою
Ветшающую оболочку.
Давид Самойлов
И вдруг эта давне-синяя, с мою взрослую ладонь, пятерка! Я отшвырнул ее прочь как нечто несущественное, но детский обман забываться не хотел. Больше того, этот неразумный потупок я и в грехи-то записывать не хотел – да таких грехов у каждого хоть пруд пруди… Но она извела душу мою до невозможности, несчастная эта пятерка… Я и заплатку из красной резины вспомнил, и аккуратно зачищенные рашпилем края, а порой кажется, что и лицо сапожника появляется на мгновенье. Да что же это, Господи? Разве могу я припомнить все, сделанное неладно в своей жизни? Ах, Ты мне поможешь? Тогда я согласен, с Твоей-то помощью. А священник не будет смеяться? Получается, что вся жизнь моя состоит из одних грехов; а как они вылезут все вместе… Ты уж пожалей меня, Господи: Сам видишь, что я даже с резиновой заплаткой не могу сладить. Пойду завтра каяться. Мы выжили. И нынче смотрим строго на путь, что мы в безбожии прошли. Враги у нас отнять сумели Бога, но нас отть у Бога – не смогли! Владимир Фирсов.


«О, НЕ ВЕРЬТЕ ЭТОМУ НЕВСКОМУ ПРОСПЕКТУ!»
Перечитывая классику: «Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере, в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы!.. Здесь единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург. Единственное развлечение бедного на гулянье Петербурга! Как чисто подметены его тротуары и, Боже, сколько ног оставило на нем следы свои! Сколько вытерпит он перемен в течение одних суток!» Николай Гоголь «Невский проспект».
Петербург
Он на трясине был построен
средь бури творческих времен:
он вырос – холоден и строен,
под вопли нищих похорон.

Он сонным грезам предавался,
но под гранитною пятой
до срока тайного скрывался
мир целый – мстительно-живой.

Дышал он смертною отравой,
весь беззаконных полон сил.
А этот город величавый
главу так гордо возносил.

И оснеженный, в дымке синей
однажды спал он – недвижим,
как что-то в сумрачной трясине
внезапно вздрогнуло под ним.

И все кругом затрепетало,
и стоглагольный грянул зов:
раскрывшись, бездна отдавала
завороженных мертвецов.

И пошатнулся всадник медный,
и помрачился свод небес,
и раздавался крик победный:
«Да здравствует болотный бес»
Владимир Набоков

Невский проспект стал для меня чужим. Все перемешалось на нем: пережила время табличка-предупреждение времен блокады «Внимание! Во время артобстрела эта сторона улицы наиболее опасна», зато прекратило существование знаменитое ателье «Смерть мужьям!»; удержалось на прежнем месте любимое многими поколениями горожан кафе «Север», но продан богачам один из символов Питера – Дом книги с глобусом на вершине; чудом удержался поблизости нотный магазин, но исчезли в дымке времени известные забегаловки – одна на углу Невского и Садовой, другая – с театральным магазином «Маска». Только там за 1 рубль 47 копеек можно было заказать «фирменный» коктейль: 50 граммов коньяку на 150 шампанского; зато на каждом шагу появилось множество приличных кафе; за 630 рублей можно сделать пирсинг пупка. Казанский собор стал кафедральным; Гостиный Двор – отрада и утешение полунищих ленинградцев – превратился в скопище бутиков модных мировых кутюрье.
Но главное – изменился дух Невского: если раньше скромные витрины с незавидным товаром нисколько не мешали физически ощутить гениальную гармонию «застывшей музыки» города, то ныне безвкусица разномастных хозяев сразу бросается в глаза, заслоняя главное. Чего-то сущего стало не хватать на проспекте; или душа протестует против явного контраста роскоши витрин и обшарпанности вокруг, которую стараются прикрыть рекламными щитами с видом красоток; то ли вся атмосфера богатеющей Северной Пальмиры претит твоим представлениям о жизни, то ли что-то еще, неясное и туманное, заставляет скорей нырять в брюхо метро… Маяковский, по-моему, был наиболее точен, назвав в поэме «Человек» Петербург безсмысленным городом…
На Невском, как всегда, прилив, но в русле нынешних новаций уже не видно перспектив из-за рекламных декораций. И оживая от обиды, и каменея от досады, не узнают кариатиды свои родимые фасады. Ах, Невский, Невский, как легко (случалось и до неприличья) на протяжении веков менял привычные обличья. Но ныне – нет, не смена лет, ни шалости, ни моды пена, - свершилась (и возврата нет) полномасштабная измена. Приобщены и мы уже к каким-то нам не нужным нуждам; на Невском холодно душе, и пусто в изобилье чуждом. Какой еще хотим неволи, какой еще нам ждать беды? Кутузов… и Барклай де Толли… Напрасны ратные труды. Но вот вдали увидишь свет и долгий шпиль Адмиралтейства – и времени как будто нет, как в гениальности злодейства! К Неве, к Неве, на свет щадящий, где опираясь на гранит, Отечества впередсмотрящий Российский дух еще хранит. Вера Бурдина, г.Кингисепп
… Николай Васильевич вышел из дома на Малой Морской, свернул на Невский и… не узнал его.
Что ему видится? Пророчится?
Он все сказал, что будет, нам.
На Невский и глядеть не хочется –
Кого увидишь нынче там?
Да все того, с мечтой порушенной,
О ком рыдает и метель.
…Россия.
Петербург.
Конюшенный.
Безумие. Тоска. Шинель…
Николай Рачков, Спб
 Где «мужчины в длинных сюртуках, с заложенными в карманы руками, мамы в розовых, белых и бледно-голубых атласных рединготах и шляпках…? Нигде при взаимной встрече не раскланиваются так благородно и непринужденно, как на Невском проспекте. В это благословенное время от двух до трех часов пополудни… происходит главная выставка всех лучших произведений человека». Где ослепительные шляпки на дамах, где тысячи сортов платьев, платков, которые, словно море мотыльков, «волнуется блестящею тучею над черными жуками мужского пола»? Кругом все, решительно все переменилось: непонятно во что одетая толпа двигалась сквозь него, но ни единого признака своих не смог усмотреть писатель в этих напряженных, озлобленных или просто вульгарных лицах. Весь боль, тревога и забота, он словно заглянул на дно и страшное увидел что-то, чего нам видеть не дано. Владимир Павлинов. «Я болен!» - вскрикнул он и опрометью бросился назад, в свои покои. Отдернув штору, Гоголь еще раз взглянул в окно – все оставалось страшным, чужим и до озноба незнакомым. Он чувствует: окончен путь, а сделано еще так мало! Прямые волосы устало упали на худую грудь. Владимир Павлинов. Холодным потом покрылся лоб. Трясущимися руками он разжигает печь и бросает в ее ненасытную глотку рукописи. Бумага корчится от огня.
Гоголь сжигает тетради.
Близится дело к концу.
Длинные черные пряди
Слепо текут по лицу.

Едкое веянье гари.
Время надежд истекло.
Адские рыла и хари
Смотрят в ночное стекло.

Скройся, бесовская свита!
Гоголь стучит кочергой.
Пламя подхвачено, взвито
Лютой февральской пургой.

А над снегами России
Тени казненных парят.
Где же вы, души живые,
«Мертвые души» горят.
Сергей Дрофенко

PIS’MO SHKOL’NOY PODRUGE
Когда основные события жизни человека уже позади, он, возвращаясь к ним вновь и вновь, начинает придумывать, точнее сказать, передумывать жизнь. Просто человек сквозь пласты годов так думает сейчас. Придумывает вовсе не потому, что он, как фантазер-мальчишка, мечтает о несусветном; человек возвращается назад, чтобы спросить с себя: а так ли я поступил в поворотные моменты жизни? Ведь событий этих на самом деле не слишком много. И каждое из них – значимое, главный из них – так ли прошел жизнь? Господь на всем пути расставляет для нас вешки, но часто, слишком часто мы не обращаем на них внимания и движемся по своему неустойчивому компасу. И непременно куда-то приходим, без мук и ненужных вопросов считая, что это и есть предназначенная нам цель, доставшаяся дорогой ценой.
Но пройдет еще немного времени, подступит старость, и совесть потребует мысленно пройти весь путь от начала осмысленных поступков до… тут сами решайте. Господи, как неприятно мне это задание! Но сколь ни откладывай, не будет покоя, пока не разложишь года по полочкам.
В том старом доме нет дверей
И стынущих окон.
В нем нет щелей и нет вещей,
Ведь он давно снесен.

В том доме песни не звучат,
Не плещется вино.
И половицы не скрипят.
Ведь нет его давно.

Пустырь распахнут широко,
Земля взошла травой.
Сквозь этот дом пройти легко -
Ведь вовсе нет его.

Не остановит он стеной,
Ведь стен в помине нет,
И оттого, когда темно,
В нем не зажжется свет.

Но я иду в тот дом опять,
Порой почти бегу,
Спешу туда, хоть опоздать,
Конечно, не могу.
Диомид Костюрин

Моя единственная школьная подруга живет в Америке, и был период, когда мы переписывались на латинице (из-за отсутствия в ее компьютере русского языка). Я приведу отрывок из моего письма, оказавшегося в нашей переписке последним: Natali, eto vtoroe pis’mo za vecher. Ia nikogda – pri vsey svoey otkrovennosti – dazhe namekom ne pytalsia skazat’ ob etom. A teper’, navernoe, vremia prishlo. I tvoe davnee pis’mo vo L’vov, I tvoi rozysky menia v Pitere, I to, chto za stol’ko let ne zabyla, - dumaiu, ne sluchayno. Ia provel ochen’ burnuiu molodost’, mnogo stradal po sobstvennoy gluposty I chistote; pospeshno zhenilsia na… govorit’ ne hochetsia, odnim slovom, chto-to dolzhno bylo mezhdu nami s toboy sluchit’sia po vole Bozhiey, I ty, kazhetsia, chuvstvovala eto, a ia net. Teper’-to ia znaiu. Poluchil tvoe pis’mo o tvoem blizkom znakomom boy-friend’e – I vzrevnoval. Konechno, eto smeshno: my ne videlic’ s 1963 goda; my vzroslymi voobche ne vstrechalic’. V odnoy moey knizhke est’ epizod: uvidel v metro zshenshinu neznakomuyu, I serdce gotovo bylo vyskochit’ iz grudi. Bylo ogromnoe zhelanie s ney poznakomit’sia, pogovorit’, no zachem? Apostol Pavel skazal, chto seychas my vidim mir kak by skvoz’ mutnoe steklo, a tam vse budet rasstavleno po svoim mestam. Nadeyus’, ty ponimaesh’ to, chto ia tak nevrazumitel’no skazal.
Bud’ schastliva!
Tvoy staryy shkol’nyy tovarish iz pol’skoy Legnicy Sasha Rakov, huligan iz 8 “B” klassa 32 shkoly.
Известий от Наташи я больше не получал…
Наташа
Не надо об этом, не надо, коль выхода к прошлому нет… Жила здесь когда-то отрада, девчонка семнадцати лет. А я, городской непоседа, в кепчонке до самых бровей, бывало, в деревню приеду и сразу пожалую к ней. – Своди на малину, Наташа, покажешь родные края… - Ох, жизнь деревенская наша, - вздыхала отрада моя. О многом тогда я не ведал, бездумный, не мог я понять, что вот через месяц уеду, а ей-то весь век вековать. Она ощущала тревожно, какая ей доля дана: в замужестве скором, возможно, детей нарожает она. По той же, означенной доле покатятся спорые дни: то скот обряжать ей, то в поле… А руки-то? Руки одни… Разъедутся дети. И внуков ей в гости дождаться едва ль. И вечною будет разлука, в разлуке источит печаль… Безудержно время катило, летели, как ветры, года. И я, позабыв все, что было, приехал однажды сюда. Пошел за деревню неспешно, наткнулся на тихий погост. И крест увидал потемневший среди белоствольных берез. Гвоздем нацарапаны даты, фамилия, имя, черта… Мы были знакомы когда-то?! Да, я ее знал, но когда? – Ох, жизнь деревенская наша, припомнился вдруг голосок… Водила, водила Наташа меня по малину в лесок. Дмитрий Ушаков.

- Стихотворение-то ни к селу ни к городу, - скажет въедливый читатель. – Да нет, уважаемый, к селу, к селу, и к городу…

БОЛЬ ВСЮДУ И ВСЕГДА С ЛЮДЬМИ
Здравствуйте, Александр Григорьевич!
Это Ольга. Обращаюсь к вам с просьбой: если не трудно, не могли бы Вы разрешить одно мое недоумение? Допустима ли эвтаназия?
В своей семье я столкнулась с утверждением, что это не только допустимо, но и необходимо, если человек безнадежно болен и ужасно страдает. Именно в этом проявляется милосердие Божие: избавить человека от мучений. А отнимать надежду на избавление от мучений (через добровольный уход из жизни) есть жестоко и немилосердно.
Более того, если человеку дать подобную надежду, он будет знать, что в любой момент может принять таблетку или сделать укол, и тогда боли не будет. А если он знает, что боли не будет, он не впадет в уныние, и таким образом, если выздоровеет, может скорее прийти в Церковь. И хорошо, если рядом окажется хороший, верующий человек, священник, который всё разъяснит о милосердии Божием и прочее о Православии, не отнимая у человека надежду на избавление от страданий, в случае которых безнадежно больной сам выберет смерть, и Бог, Который безконечно милосерден, его не осудит.
А если человек знает, что ему предстоят страдания и он не может умереть, чтобы их прекратить, он впадет в уныние и это не приведет его к Церкви, а наоборот, может оттолкнуть.
Может быть, я чего-то не понимаю, снова не могу объяснить, но, по-моему, здесь что-то не так… Если я вас затрудняю своим вопросом, простите меня, пожалуйста, тогда не отвечайте.
БОЛЬ
Когда раздроблена нога,
То, локти ободрав, из бою
Он уползает от врага,
Влача обрубок за собою.

… Боль всюду и всегда с людьми.
Но все же ты иди по свету,
Лишь зубы поплотней сожми,
Когда уже терпенья нету!

Пред жизнью только трус дрожит –
Не надобно бояться боли.
Трагическая тень лежит
Под каждою травинкой в поле.
Евгений Винокуров

Ольга! Эвтаназия - страшнейший грех, ибо это хула на Духа Святаго, неверие в Промысл Божий. Об этом написано множество статей, и повторяться я не буду. Только через страдания и болезни человек может окончательно избавиться от страстей и грехов. Но, положа руку на сердце, можете вы сказать, что ни разу в жизни не думали – так, как бы вскользь – о доровольном уходе? Меня эта мысль посещала часто, особенно тогда, когда пил. Бес ищет любую возможность, чтобы подтолкнуть человека к непоправимому шагу. Надо жить! Вот они, роковые слова! Вот она, роковая задача! Кто над ней не трудился, тоскуя и плача, чья над ней не ломилась от дум голова? Семен Надсон.
Послушаем, что говорит по этому поводу митрополит Антоний Сурожский: «Христианское отношение к самоубийству основывается на чувстве, что покончить с собой означает отрицать возможность иного будущего, отвергать надежду. И я не говорю о какой-то далекой надежде, а о конкретной надежде в настоящем. Самоубийсво означает также отвержение глубокой веры, то есть полного доверия к Богу. С одной стороны, мы бросаем Ему в лицо, что наши страдания, обстоятельства нашей жизни, толкающие нас на самоубийство, - акт безумия с Его стороны и что это безумие мы беремся исправить собственными силами. С другой стороны, мы утверждаем, что нет надежды, нет будущего, что от Бога ждать нечего. Мне кажется, что духовная проблема самоубийства в этом. В ситуации отчаяния, толкающей нас покончить с собой, смерть представляется нам самым желанным и простым решением. Но это близорукость… Если мы осознаем, что Тот, к Кому мы прислушиваемся, - Живой Бог, то постепенно через это послушание мы начинаем прозревать замысел Божий, Его мудрость, Его пути и тогда примем их уже менее тяжелым сердцем, затем даже с возрастающей радостью – и, наконец, войдем в полноту жизни» (Антоний митрополит Сурожский «Труды», «Практика», стр.96-97). Простите за длинную цитату, но она как никак лучше объяняет суть самоубийства.
Избавиться от страданий никому из смертных еще не удавалось. Во всем Ветхом Завете описан лишь один самоубийца, царь Саул, войско которого было разбито филистимлянами. Тогда в отчаянии он приказал оруженосцу пронзить его мечом, но тот отказался. Саул выхватил у него из рук оружие и сам себя смертельно ранил. В первой книге Паралипоменон оценка его поступка такова: «Так умер Саул за свое беззаконие, которе он сделал пред Господом, за то, что не соблюл слова Господня, и обратился к волшебнице с вопросом» (предрекшей его смерть от врага). – А.Р) (1 Пар.10,13). И в Новом Завете есть показательный пример: когда апостол Павел с Силою был заключен в македонскую темницу, а в полночь двери ее от землятрясения сами собой отворились, то «страж, пробудившись и увидев, что двери темницы отворены, извлек меч и хотел умертвить себя, думая, что узники убежали. Но Павел возгласил громким голосом, говоря: не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь» (Деян.16,27-28).
Дело в том, что самоубийцы думают, что покончив с собой (и нарушив Божью волю о Нем), они решат все свои проблемы. А правда заключается в том, что все проблемы переходят с душой человека в загробный мир. И если на земле он мог бы их разрешить (а так часто бывает), то там он сделать уже ничего не может. «В чем застану, в том и сужу», - говорит Господь. Поэтому самоубийц не отпевают (если они были в своем уме), и раньше хоронили за оградой кладбища. Церковь за них не молится, кроме одного дня в году, кажется, в Пятидесятницу. Только один из грехов – самоубийство – не подлежит врачеванию покаянием, но каждый из них умерщвляет душу и делает ее неспособной для вечного блаженства». Свт.Игнатий Брянчанинов.
Даже не сомневайтесь: самоубийство - страшнейший грех перед Богом, искупить его практически невозможно. Нужно жить и терпеть все, что посылает Господь для спасения нашей души, хотя временами это кажется невыносимо. Было много случаев, когда Господь исцелял неизлечимо больных. Вспомните Его друга Лазаря Четверодневного. И сейчас такие случаи происходят часто.
САМОУБИЙЦА
Весь город был как на ладони.
С пятнадцатого этажа
Он виден был, как на иконе
Видна сквозь трещину душа.

Но так ли думала жилица,
Руками плечи обхватив,
Когда со страхом наклониться
Смотрела в городской обрыв?

Что в голосе её вертелось?
Что было живо, что мертво?
Поскольку многого хотелось,
Ей не хотелось ничего.

Вот и сегодня для порядка
Надела шляпу и пальто…
Но это домысел, догадка, -
Ни я не знаю, и никто,

Зачем окно высотной башни
Вдруг выплеснуло все до дна,
Судьбу из ёмкости домашней
Туда, где город и весна.
Инна Лиснянская

И в заключение – письмо из Пензы участника интернет-форума ап.Андрея Первозванного Валентина Александровича Лапина, учителя, психолога и психотерапевта:
Дорогие братья и сестры!
Я пишу вам с одной целью – попращаться с вами. Метастазы замучили меня, наркотики не употребляю, молюсь и плачу у себя в комнате. Все, что я писал в своих «Размышлениях» и «Притчах» - это из другого времени. Есть Действительность, за которую я благодарен Господу, – те муки, что я переношу сейчас. По моим наблюдениям, около 80% жен не живут с больными раком, и я два года один, только Господь не оставил меня, Которому я могу высказать все и помолиться Ему. Мой сын изменил мне, моей вере, и вот он – в тюрьме. Я, сын Божий, не смог воспитать его, и, может быть, за это, как в Книге Судей, у пророка Илии двое сыновей оскорбили его своим поведением. Ведь рядом был Божий отрок – Самуил.
Скольких людей я направил на путь Божий, а своих не сумел – и они стали моими врагами. Я пишу это на форум не для того, чтобы многие с издевкой посмеялись надо мной – я уже близок к Господу и у меня другие заботы. Я пишу вам правду для того, чтобы вы все за красивыми словами о любви о Господе помнили одно – у Него своя правда насчет каждого из нас. Узнать бы эту правду сразу и без слез! Я молю Господа о скорой встрече с Ним и радуюсь ей. Даже если она будет для меня очень тяжелой. Помолитесь обо мне. И еще прошу – эта тема не для меня – а для вас. Я свое уже пережил. Не пишите мне, а пишите друг другу.
Простите меня, братья и сестры.
Ваш любящий о Господе, Валентин Лапин
Помолчи или оплакивай,
Или свой осмысли век.
На звонок в палате раковой
Нажимает человек.

А потом, собравшись с силою,
Шепчет в ватной тишине:
«Помоги, сестрица милая,
Встретить солнышко в окне».

Но не смотрится, не стонется.
Отступаются слова.
И к стене с подушки клонится
Неживая голова.

Вот и всё. Судьба кончается.
Заметает время след.
За окном фонарь качается,
И в палате гаснет свет.
Михаил Дудин,СПб

«НЕ БЫВАЕТ ПРОРОК БЕЗ ЧЕСТИ, РАЗВЕ ЧТО В ОТЕЧЕСТВЕ СВОЕМ» (Мф.13,57)
У меня под рукой всегда была желтая книжечка «Поучения, пророчества старца Лаврентия Черниговского и его жизнеописание» – легли на душу его слова и пророчества, и я время от времени заглядывал в нее. А в Псковском Снетогорском монастыре повезло купить его маленькую иконочку. С тех пор и поминаю его вместе с преподобным Кукшей Одесским.
Но вот понадобилась книжка, чтобы написать эту былинку, все перерыл, а найти не смог – как сквозь землю провалилась. Зашел в интернет и нашел его житие – святой был нашим современником †1950, говорил о вещах, для нас сугубо важных.
Быть пророком не хочется
В наши смутные дни:
Чем мрачнее пророчества,
Тем вернее они.
Иван Стремяков, СПб
Очень коротко расскажу о жизни преподобного. Родился Лука Евсеевич Проскура в 1868 году в селе Карыльское Черниговской губернии. Родители были глубоко верующими людьми и воспитали Луку в вере в Бога. В 13 лет он окончил школу и за прекрасные способности был оставлен помощником учителя. С детстких лет Лука ходил в церковь, имел прекрасный слух, пел в церковном хоре. Семья жила бедно. Лука обучается портновскому мастерству и начинает помогать семье. Он рвался в монастырь, но бедность родных и отказ в благословении о.Ионы в Киеве заставили его смириться. Побывал Лука и на Афоне. Один из афонских старцев сказал ему: «Езжай в Россию, там ты нужен будешь…» Вскоре молодого талантливого регента пригласили управлять хором Рыхловского Никольского монастыря. Епископ Черниговский Антоний (Соколов) остался очень доволен пением регента и назначил его управлять хором в Черниговский Троицкий архиерейский дом. Так в 1905 году Лука переехал в Чернигов, где провел всю оставшуюся жизнь.
В 1912 году, на 45-м году жизни, Лука был пострижен в монашествоо с именем Лаврентий, а в 16-м – в иеромонахи. В 1928 году определением экзарха Украины митрополита Михаила был возведен в сан архимандрита. Надо сказать, что в 1923 году в Киеве о.Лаврентий был тайно пострижен в схиму лаврским схиигуменом Гавриилом. До самого закрытия монастыря в 20-х годах о.Лаврентий оставался регентом, уставщиком и ведал монастырским книгохранилищем. Когда закрыли монастырь, о.Лаврентий поселился в маленьком убогом домике, а богослужения совершал в небольшом Ильинском храме. Через 20 лет закрыли и этот храм. Во время Великой Отечественной войны, в период оккупации, было разрешено открыть Троицкую обитель; 21 ноября 1941 года прошло первое богослужение.
Батюшка был расположен к каждому человеку, он любил всех, от него отходили, согретые христианской любовью. Нередко его советы спасали людей от смерти. Старец всегда давал четкий определенный ответ на поставленный вопрос; как это ему удается, он сказал: «На мысль полагает Бог, и ответ в сказанном сразу».
Скончался схиархимандрит Лаврентий 19 января 1950 года. Чин погребения возглавлял епископ Иаков. По решению владыки местом упокоения была определена усыпальница под Троицким собором, где покоятся семь архиереев. 22 августа 1993 года Освященным Собором Украинской Православной Церкви Московского Патриархата схиархимандрит Лаврентий (Проскура) был причислен к лику святых в чине преподобного.
        † † †
       Пророчество
Не столбовая дорога
К Богу ведет, а стезя.
«Храмов появится много,
молиться в них будет нельзя».
В давние грозные годы
Жил преподобный отец,
Принявший Богу в угоду
Мученический венец.

Русь, потеряв государя,
Впала в разор и позор,
Переругались бояре,
Голод нагрянул и мор.

По городам и селеньям –
Стон от зари до зари,
Церкви пришли в запустенье,
Вымерли монастыри.

Только разбойные шайки
Рыскали на большаках.
Только брели попрошайки
С плошками в черных руках.
Русь потонула во мраке.
И в довершенье беды
В ней объявились поляки,
Шведы, ливонцы, жиды.

Деньги, еду и одежду –
Всё отобрали они,
Впрочем, оставив надежду
На покаянные дни.

Даже им чуждые храмы
Снова они возвели,
Чтобы в них каялись хамы
Порабощенной земли.

Но на церковных порогах
Плакал Лаврентий, грозя:
«Храмов появится много,
молиться в них будет нельзя!»
Виктор Верстаков
ПРОРОЧЕСТВА ПРП. ЛАВРЕНТИЯ
*«При кончине века будет очень много людей, больных на голову. Очень трудно бывает человеку, если враг совьет гнездо у него в голове, но, если потерпит до конца, то спасен будет».
*Однажды сестры говорят батюшке: «Посмотрите, сколько архиереев много». А батюшка взглянул и сказал: «Да я вижу только четырех, да еще пятый будет, - и, тяжело вздохнув, продолжил: - Наступает время последнее, когда и духовенство увлечется мирским суетным богатством. Будут иметь свои машины, дачи, будут посещать курортные места. А молитва Иисусова отнимется. Они и забудут про нее. Поэтому они и сами пойдут не той дорогой, и людей малодушных поведут за собой. Но вы будьте рассудительны: красивые их слова слушайте, а делам не следуйте. Вы будете… убивать время на уборку красивых немонашеских помещений, и на молитву у вас не будет времени. А ведь вы давали обет нестяжания. Спастись в последнее время не трудно, но мудро. Первые будут как светильники, а последние - как солнце. Им обители будут приготовлены другие».
*Когда рукополагали в священники, батюшка горько обливался слезами. Его спросили сестры, почему он так горько плачет. Батюшка ответил, что многие и многие погибнут из этих священников за свою небрежность и нерадивость. Они не будут думать о своем спасении, а тем более о других.
*Батюшка говорил, что придет время, когда будут биться-биться, а потом война всемирная. И те, кто останется, скажет: «Давай изберем одного». И изберут… Нужно быть осторожным, когда будут избирать одного. Его будут избирать как Царя».
*Батюшка говорил, что будет война, а одна сестра говорит: Хорошо, что война, потому что к числу мучеников будут причислены». А батюшка возразил, что не все, а только верующие, а неверующие пойдут в ад. Слабых Господь заберет, а другие очистятся болезнями. Будут и такие, что на войне омоют свои грехи кровью и причтутся к числу мучеников. А самых сильных Господь оставит для встречи с Ним».
*«Приходит время, когда и закрытые храмы будут ремонтировать, оборудовать не только снаружи, но и внутри. Купола будут золотить как храмов, так и колоколен. А когда закончат все уже, наступит то время, когда воцарится антихрист. Молитесь, чтобы Господь продолжил нам еще это время для укрепления, потому что страшное время нас ожидает.
И видите, как коварно все готовится? Все храмы будут в величайшем благолепии, как никогда, а ходить в те храмы нельзя будет. Антихрист будет короноваться как царь в Иерусалимском храме с участием духовенства и Патриарха. Будет свободный въезд и выехд в Иерусалим для всякого человека, но тогда старайтесь не ездить, потому что все будет сделано, чтобы прельстить… При его коронации, когда будут читать Символ Веры, он не даст его правильно прочесть, где будут слова про Иисуса Христа, он отречется от Него, а признает только себя. И при этом Патриарх воскликнет, что это антихрист, заметив, что у него на пальцах не ногти, а когти, и за это будет умервщлен.
Сойдут с неба пророки Илия и Енох, которые будут разъяснять: «Не верьте ему – это антихрист»; и он умертвит их, но они воскреснут и улетят на небо. Антихрист будет обучен всяким хитростям сатанинским; его будет видеть и слышать весь мир. Он «своих людей» будет штамповать печатями. Будет ненавидеть христиан, прольется последняя кровь христианская по всему земному шару за имя Искупителя нашего Иисуса Христа. Печати будут такие, что сразу будут узнавать, принял ее человек или нет. Ничего нельзя будет ни купить, ни продатьхристианину. Но Господь Своих чад не оставит… Бояться не нужно! В церкви ходить нельзя будет, так как не будет приноситься безкровная жертва Иисуса Христа. За все эти беззакония земля перестанет родить, от бездождия вся потрескается. Христиан будут умерщвлять или ссылать в пустынные места. Но Господь будет помогать и питать Своих последователей».
*«На землю вытянут бездну, - говорил батюшка, - и «сирки» (бесы) все повылазят, и будут в людях, которые не будут ни креститься, ни молиться, а только убивать людей. А убийство – первородный грех. Им интересно побольше прельстить этим грехом людей».
* Преподобный неоднократно повторял, что в ад идут души, как люди из храма в праздник, а в рай, как люди в храм в будний день. Батюшка часто плакал: жалел людей, которые погибают. «Сколько же людей набито в пекле, словно в бочке селедки, - говорил старец. Чада его утешали, а он отвечал сквозь слезы: «Вы не видите, а если бы видели, то как жалко! А в последнее время ад наполнится юношами».
«Настанет год, России черный год…»
И это будет черный год последний –
Уже не царь, а сам народ падет.
- Не верь, не повторяй ты этих бредней.

Настанет год, и там, где русский дух,
Где русский мир и цвел, и плодоносил,
Там будет скопище каких-то жирных мух,
Все пожирающих – и стебли, и колосья…

Когда-то жили здесь богатыри
И жил народ, великий, добрый, смелый!
Настанет год… - Не верь, не говори.
Молись, чтоб не настал, и что-то делай.
Геннадий Иванов

А ведь может быть и так:
Земля дымится, небо тлеет, пылают воды и руда… Не верьте мне! – все уцелеет: земля, и небо, и вода. Но человек, но зверь, но птица уже как уголья в золе… Не верьте мне! – все сохранится на окровавленной земле. Где мудрецы? где серафимы? Стеною кровь идет на кровь… Не верьте мне! – неистребимы надежда, вера и любовь. Инна Лиснянская.

«НЕТ, ВЕСЬ Я НЕ УМРУ…»
…Пушкин получил по почте три экземпляра анонимного клеветнического письма, оскорбительного для чести его самого и жены. Такие же письма для передачи поэту получили и его друзья: «Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством великого магистра ордена, его превосходительства Д.Н.Нарышкина, единогласно избрали г-на Пушкина коадъютором великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И.Борх». Это письмо стало последней каплей, и 5 ноября Пушкин послал вызов Дантесу. Барон Геккерен, покровитель Дантеса, пытался сначала отсрочить, а затем и устранить дуэль, но Пушкин был непоколебим. Своего секунданта Соллогуба попросил об условиях дуэли: «Чем кровавее, тем лучше. Ни на какие объяснения не соглашайтесь!» Тем не менее, дуэль пришлось отложить. Но ухаживания Дантеса за Натальей Николаевной продолжались. Тогда сам поэт послал письменный вызов французскому выскочке.
Условия дуэли:
1. Противники становятся на расстоянии 20 шагов друг от друга и пяти шагов (для каждого) от барьеров, расстояние между которыми равняется 10 шагам.
2. Вооруженные пистолетами противники, по данному знаку, идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, могут стрелять.
3. Сверх того принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место, для того, чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же расстоянии.
4. Когда обе стороны сделают по выстрелу, то, в в случае безрезультатности, поединок возобновляется как бы в первый раз…
Помимо того, во избежание новых распрей, секунданты не должны были допускать никаких объяснений между противниками и одновременно не упускать возможности к их примирению.
Пушкин с секундантом Данзасом сел в сани и через Троицкий мост направился на Черную речку, что близ так называемой Комендантской дачи. На Дворцовой площади они встретили сани с Натальей Николаевной, но она была близорука, а Пушкин смотрел в другую сторону…
Речка Черная в белых тонула снегах,
Небо серое сеяло пасмурный свет.
Шаг навстречу Судьбе, пистолеты в руках…
Приготовьтесь, сейчас вы умрете, Поэт!

Пусть России вовеки не выплакать Вас,
Но в трагедии правда великая есть…
Приготовьтесь, Поэт! Вы умрете сейчас.
Вы умрете сейчас за Любовь и за Честь!

Взгляд в безсмертие гордо несет голова,
В чистом праведном пламени – дерзость и риск.
Вы умрете, Поэт, но завидую Вам,
Доказавшему – Совесть дороже, чем Жизнь!

Да хранит Вас в покое заоблачный свет.
Я прошу, не глядите в мои времена.
Вы посмертно умрете от горя, Поэт.
Здесь без власти народ, здесь без гимна страна.

Здесь так трудно остывшую Веру согреть,
Здесь в безлюбных сердцах холодна пустота…
Я не смерти боюсь, я боюсь умереть
Ни за что ни про что что, умереть – просто так!

Пусть в Кремлевских курантах, на Русских часах,
Вызревает страны очистительный час,
Позовет меня звон, отпевающий страх.
Умереть – за Любовь! За Россию! За Вас!
Николай Колычев

Я стою на месте дуэли Пушкина; с одной стороны – железная дорога, с другой – безпрерывный поток машин; безвкусный девятиметровый обелиск из красного неполированного гранита, украшаенный бронзовым барельефом с портретом Поэта. На цоколе вырублена надпись: «Место дуэли А.С. Пушкина.26-V-1779-29-1-1837». Говорят, что это один из немногих памятных знаков в мире, установленный на месте дуэли. Правда, было обращение общественности к Патриарху Московскому Алексию II об устроении на этом месте часовни, но Первоиерарх начинание не благословил: дуэль – это самоубийство, и отношение к нему соответственное. Теперь с переменным успехом идет борьба за отмену строительства автомобильной мойки рядом, и что победит – память или нажива – пока неясно.
Но вернемся к дуэли. Над Черной Речкой белые стога. Вороны с криком мимо пролетают… Как все нелепо! И лицо врага за снежной дымкой отдаленно тает. Владимир Фирсов. Я не буду пересказывать трагедию – вы и без меня знаете ее во всех подробностях. Я только скажу вам то, о чем вы смутно догадываетесь, а я знаю точно: Пушкин остался жив. Это он смертельно ранил Дантеса, и он умер в ужасных мучениях от пули в живот через три дня. А как же свидетельства современников, исписанные тома, похороны Поэта и его могила в Святогорском монастыре? И я вам отвечу: разве мало в нашей жизни чудесного, ничем не объяснимого, но истинного? Разве сомневаемся мы в том, что ушел в стену Святой Софии константинопольской священник при совершении литургии, когда в собор ворвались турки? Да нет, мы свято верим, что он довершит священнодейство, когда собор вновь вернется к православным. Или град Китеж восстанет из воды во всем величии, но всему свое время…
Господь уберег Поэта для России, потому что в то время Пушкина убили бы едино – не на этой дуэли, так на другой: дантесов в России хватало. Но лира Поэта зазвучит тогда, когда без нее нам уже не жить. Она и сейчас, слава Богу, не умолкает на безкрайних русских просторах. Пушкин вернется, верьте.
А безликий обелиск надо поскорее убрать. Дуэльный памятник я вижу таким: лежащему на земле Дантесу с протянутой рукой Пушкин пытается помочь встать, говорит нечто утешительное. В его движении к поверженному противнику нет ни капли удовлетворенной мести, есть чувство сострадания к боли умирающего по его вине человека. Отброшенный пистолет чернеет в окровавленном снегу.
Приятно дерзкой эпиграммой
Взбесить оплошного врага;
Приятно зреть, как он, упрямо
Склонив бодливые рога,
Невольно в зеркало глядится
И узнавать себя стыдится;
Приятней, если он, друзья,
Завоет сдуру: это я!
Еще приятнее в молчанье
Ему готовить честный гроб
И тихо целить в бледный лоб
На благородном расстоянье;
Но отослать его к отцам
Едва ль приятно будет вам.
Александр Пушкин «Евгений Онегин», XXXIII
 
- Неправда! – вскрикните вы, - все неправда!
- Может быть, и неправда, но по-русски справедливо. Русский всегда считал справедливость за правду. Да так оно и было, не сомневайтесь…
А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен
Сергеем Соболевским…
Его любимый друг
С достоинством и блеском
Дуэль расстроил вдруг.

Дуэль не состоялась.
Осталась боль да ярость.
Да шум великосветский,
Что так ему постыл…

К несчастью, Соболевский
В тот год в Европах жил.
А мне приснился сон.
Что Пушкин был спасен.

Все было очень просто:
У Троицкого моста
Он встретил Натали.
Их экипажи встали.
Она была в вуали, -
В серебряной пыли.

Он вышел поклониться,
Сказать – пускай не ждут.
Могло все измениться
В те несколько минут.
К несчастью, Натали
Была так близорука,
Что, не узнав супруга,
Растаяла вдали.

А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасен.

Под дуло пистолета,
Не опуская глаз.
Шагнул вперед Данзас
И заслонил поэта.
И слышал только лес,
Что говорит он другу…

И опускает руку
Несбывшийся Дантес.
Андрей Дементьев
(ФОТО МАМИНЫХ ПИСЕМ)
       «ЯКО ДА ГОСПОДЬ УЧИНИТ ДУШУ ЕЕ, ИДЕЖЕ ПРАВЕДНЫЕ УПОКОЯЮТСЯ»
Троицкая родительская суббота. Кладбища сегодня – самые посещаемые места в городе. Машины, цветы, милиция, группы людей в черном с четным количеством красных гвоздик (объяснит кто-нибудь, почему два цветка можно, а три - нет?), новое захоронение на центральной аллее молодого парня и еще три места впрок, и люди, люди… Кто-то красит ограду, одиноко поминает с бутылкой из под пепси-колы пожилая женщина близкого, искусственные цветы перемешались с настоящими; пахнет краской и памятью…
Ты слышишь, мама, я пришел,
Твой милый мальчик, твой Алеша.
Нигде я, мама, не нашел
Таких людей, как ты, хороших.
Руками желтыми всплесни:
Какое солнце над востоком!
Не бойся, мама, мы одни
На этом кладбище жестоком.
Алексей Решетов
У мамы на могилке расцвели ландыши. И другие цветы наконец-то прижились. Пять лет понадобилось нам с женой, чтобы облагородить крохотное земляное пространство. Мама любила ландыши с их неповторимым ароматом, и мне запах тогдашних модных духов «Серебристый ландыш» запомнился с детства. Еще помню духи «Красная Москва» в большом флаконе в виде кремлевской башни, я его к своим играм на полу приспосабливал.
Вот, говорят, усопшим все равно, ходишь ты на кладбище или нет, им все безразлично. Про них уверенно сказать не смею, а то, что мне хорошо с ними становится, разве мало? Прочтешь молитовку, приберешь немного, поговоришь с близкими, пожелаешь спать с миром, - и чуешь: слышат они тебя, ждут твоего прихода, приятно им, что не забывают, а иногда даже их тихие голоса слышишь. Чаще мамин: «Молись, молись, сынок!» - просит она каждый раз. И я молюсь как могу, потому что другого уже ничего для нее не сделаю. Поцелую мамину фотографию, папину оботру рукой, лампадки зажгу, рассыплю на могилках пшено – пусть птички поклюют, усопших порадуют. А из церкви служба слышится, проглядывает ее зеленый абрис сквозь ветви, и сладко оттого, что могилка, пусть на болоте, а все рядышком с храмом Божиим.
Домой вернулись, полез я на антресоль и достал оттуда мамин портфель, набитый старыми фотографиями, а среди них затерялось несколько маминых писем из деревни. Я ведь не берег ничего, не было понимания, что потом эти незатейливые листки буду трепетно читать-перечитывать. В письмах этих, среди деревенских новостей, сколько и у кого молоко покупает, когда брат приедет, сколько ей еще его приезда ждать, непременно слова благодарности: «Спасибо тебе за все-все, Саша. Спасибо тебе большое и за фото, и за заботу о квартире. Славный ты у меня. За книгу спасибо, как это ты высмотрел, молодец. Живите дружно, береги Леру. Если сможете, то встречайте, а нет – доеду и одна».

«Лера, у Саши сложный характер, ты легче относись к этому, не нервничай. Одной очень плохо, и мужья не рождаются хорошие – их жены воспитывают. А Саше скажу, что тебя надо любить и помогать друг другу во всем. Не нужен клад, когда в семье лад. Я так хочу, чтобы у вас было все хорошо! Я ведь мама и пишу от всего сердца».

«Здравствуй, Саша! Как далеко ты забрался – во Владивосток. Я сломала ногу, гипс уже сняли, но ничего не надеть, т.к. распухшая. Сижу дома в холодной квартире, даже воды горячей нет. Лере я благодарна, она звонит и в воскресенье приедет. Я ей вяжу ажурную кофточку. Как у тебя-то дела? Надеюсь, ты ведь не гулять туда поехал. Мы ожидаем многое с Лерой, и ты в конце концов должен все понять, не маленький. Как ты вел себя последнее время, сам знаешь. Тебе было дано все, ты был счастливым ребенком, и от большого счастья ты все время усложнял себе жизнь. Теперь ты взрослый мужчина, образованный человек, знаток и ценитель литературы. С малых лет ты рос среди книг. Несомненно, любовь к книгам тебе привил отец… Да, Саша, всегда так получается, когда мне особенно трудно, тебя нет около меня, но я не сержусь, только бы у тебя было все в порядке, только бы ты не потерял Леру. Ой, как трудно одному! Приятно сознавать, что ты кому-то нужен. Сколько я тебе всего написала. Извини, я много думаю о тебе: твое состояние – мое здоровье и моя продолжительность жизни. Так не укорачивай ее.
Ну, сын мой, где наша не пропадала! Лечись и возвращайся домой, уж здесь ты будешь обласкан, тебя любят, тебя ждут и тебе желают только хорошего. Целую, твоя мама».
Я хотел бы прижаться к маме и сказать: помоги, родная! Но ко мне с пустыми руками почтальон вернулся из рая. Игорь Меламед.
Прочитал письма и захотелось, как в детстве, заплакать навзрыд и выплакаться всласть, уткнувшись в теплые мамины колени…
Пишите письма матерям,
пишите все, и без обмана.
Они их ждут, проснувшись рано,
надоедая почтарям.
Их получив, читают вслух,
от посторонних взглядов прячут,
сидят, обдумывают, плачут
и снова их читают вслух.
Ответы пишут не спеша,
несут на почту лично, сами,
сверяют адреса часами, -
спокойней чтоб была душа…
Пишите письма матерям,
пишите все, и без обмана.
Они их ждут, проснувшись рано,
надоедая почтарям.
Александр Шевелев, СПб

Здравствуй, мама! Ты написала, что, видимо, скоро, оседая, отслужит, видавшая лихо, изба. И что утлою лодкой без крепкой сыновней опоры наклонилась к закату твоя, угасая, судьба. Говоришь, что усохла моя одинокая вишня, а репейник разросся, усадьбу твою затеня, и ровесницы в город уехали, замуж повышли, неженатым на долгие годы оставив меня. Ты девчонок прости. Не суди их сердито за это. Белоручек-тихонь я и раньше не больно любил. Да и больше не надо, моя дорогая, не сетуй, будто я и село, и тебя навсегда позабыл. Не скорби понапрасну. Пускай, как свистящие прутья, хлещут в грудь мне шторма – сводит скулы порою до слез. Но они и за множеством верст ни за что не остудят теплоту твоих глаз, что в дорогу с собою унес. От заботы людской никуда мне, родная, не деться. Но кому–то ж ходить по мятежным, тяжелым морям! Пусть подвластно скитаньям мое безпокойное сердце.Но сыны отовсюду вернутся к своим матерям! И опять расцветет под окошком красивая вишня. А репейник густой на усадьбе твоей пропадет. Не беда, что ровесницы в городе замуж повышли. Я надеюсь: меня терпеливая самая ждет. Поклонись, моя мама, березам и пажитям нашим – всей округе, которую до содроганья люблю… Я приеду весной. На глазах у счастливых ромашек прогоню твою скорбь. И сосновую хату срублю… Николай Алёшин.
«ЛЮБОВЬЮ ЖЕНЫ УСЛАЖДАЙСЯ ПОСТОЯННО, И ДЛЯ ЧЕГО ТЕБЕ, СЫН МОЙ, УВЛЕКАТЬСЯ ПОСТОРОННЕЮ?» (Притч.5,19-20)
Я искал в Интернете лекарство от одиночества – знакомство с женщиной через общение письмами. Не спешите осуждать меня, ревнители Православия: вспомните, что писал тростинкой на земле Спаситель, когда фарисеи хотели забить камнями неверную. Я ритм сменю – и вот, заметив перемену, неутомимый “Word” поймет меня мгновенно. Ему являть дано блестящие таланты, он, высветив окно, подскажет варианты. Откуда ни возьмись, их поискав, обрящет, и кто ж мне подал мысль? Всего-то – белый ящик! А ты, мой друг, а ты? – все споришь, все клокочешь, живя средь суеты, прислушаться не хочешь. Кто ж все-таки из двух – задам вопрос печальный – кто мне – реальный друг? Кто больше – виртуальный? Николай Новиков.
Жена знала об этом, знала о моей греховной слабости к словесному флирту, который заканчивался ничем; я искал со-беседницу вовсе без обязательных встреч в реальности. Пройдя через огромную галерею женских фотографий, почитав их пожелания, как правило, начинавшиеся «дружеской перепиской» и заканчивающиеся… ну, об этом нетрудно догадаться, я понял безсмысленность своего занятия. Перед этим я написал письмо незнакомке, которая, как мне казалось, нуждалась в помощи. И вдруг получаю ответ:
       «Здравствуйте, Александр!
Ваши слова вызвали слезы раскаяния. Я шла к Богу все время сознательного существования, сначала это было любопытство и страх. Сознание было замутнено назиданиями взрослых о том, что Бога нет, и в церковь ходят только слабые, недалекие люди. Потом, столкнувшись с предательством первого мужчины и мужа, я пошла в секту, таскала туда своего маленького сына. Меня родные даже хотели лишить родительских прав. Ушла сама, почувствовала, что внутренне умираю, убиваю в себе женщину. Потом пошла бурная жизнь. В социальном и карьерном аспекте мне везло - я росла, а в личной жизни - падала. Год назад одна добрая женщина просто взяла за руку и повела в церковь крестить меня.
Теперь я чувствую радость и покой в минуты одиночества и разочарования. Но моя физическая оболочка тяжело управляема, она «как упрямый осел». Эмоции бьют через край и требуют выхода. Я давно не ходила в церковь. Я боюсь идти неподготовленной, а приготовление все откладываю в силу кажущихся важными причин. А еще мне страшно, я так согрешила со времени последней исповеди.
Вопрос: почему измена мужу называется прелюбодеянием, а внебрачная связь - блудным грехом?
Спасибо Вам большое. Я так радуюсь, встречая истинно верующих людей. Вы, как огни на посадочной полосе, не даете мне разбиться.
Сестра по вере».
       Доброе слово
Среди невезенья иного,
Среди невеселого дня
Скажите мне доброе слово,
И слово утешит меня.

Рожденное большим, чем звуки,
Прозрачней, чем пар изо рта,
Мудрее законов науки
Святая его чистота.

Прошу я не хлеба, не крова.
Надежней и проще всего:
Скажите мне доброе слово,
И я оправдаю его.

Вспорхнет оно бабочкой алой,
Взметнется лучом впереди.
Не стоит и малости малой
Исторгнуть его из груди.

Средь явного счастья земного,
Средь благ, что лелеет душа, -
Нет искренней доброго слова.
И этим судьба хороша!

На струнах унынья былого
Пускай зазвучит торжество!
Скажите мне доброе слово,
А я преумножу его!
Людмила Щипахина

«Лена, вы не девочка, но я человек прямой и жесткий, и все равно повторю: ваш страх понятен, ваше нежелание переступить порог церкви только усугубляет положение: совесть все равно не отстанет, у нее нет срока давности. А боль можно убрать только покаянием. А друг ваш? Вы боитесь сознаться ему, или вы боитесь с ним идти в церковь? Сами говорите, не раз обжигались; а вдруг и в этот раз?.. Я сто раз ходил на исповедь, краснел, как мальчишка, каясь в грехах, держался и снова падал. Но как-то находил силы снова пойти на исповедь.
Не сразу, но наступит минута, когда вы почувствуйте, что блудный бес оставил вас. Но и тогда надо трезвиться. А сейчас вы загнали болезнь внутрь, а она пускает свои метастазы: один грех тянет за собой другие. Кроме того - я это испытал на себе,- нераскаянные грехи заставляют человека болеть физически, и никакие врачи не в состоянии помочь. Только избавившись от греха, можно избавиться от болезни. Неужели вы честно не можете поговорить со своим другом? Ведь по его реакции лучше всего понять, что он за человек. Одним словом, сами решайте. А страхи ваши - от бесов: они очень не хотят, чтобы вы переступили порог церкви. Вы ведь можете не на исповедь сразу идти, а договориться с батюшкой (хотите, я договорюсь?) о духовной беседе. После исповеди и мысли ваши переменятся. Сейчас вы думаете, что дело обстоит именно так, а после церкви - не сразу, конечно, - почувствуете перемену и в мыслях, и в настроении. И выход в "безвыходном" положении найдется. Я это по себе знаю. Думайте, собирайтесь с силами: Господь все равно своего всегда добивается. Но если люди не каются добровольно, Он через скорби и болезни их начинает вразумлять. Я не пугаю - это истинная правда. Александр».
Панихида
Кадило, запах ладана…
Молясь, в слезах стою.
Жизнь – для чего была дана?
Чтоб после жить в раю!

В гробу лежат застывшие,
Знакомые черты.
Листаю наши бывшие
Я встречи, как листы.

Еще вчера – не верится! –
Об этом мы, о том…
- Пошли, брат, в храм!
- Успеется.
- Покаемся!
- Потом…
Шепнул он: на базаре я!..
Закрыл машины дверь.
А через час – авария.
А где душа теперь?

В грехах и не раскаяна –
Что может быть страшней?!
Как тень бродяги Каина,
Как тополь без корней.

Глотая горечь ладана,
Молясь о ней, стою.
Но – жизнь зачем была дана?
Чтоб после жить – в раю!
Евгений Санин

«Александр, Вы даже не представляете, что произошло сегодня. Ваше письмо оказалось знаковым, я много думала и решила, что надо идти вперед. И пошла. Сегодня все устроилось так, что я попала к старцу Елеазару на исповедь, он наложил на меня епитимью и половину ее я исполнила сегодня, а половину завтра утром, - и буду допущена к Причастие. Так легко на душе! Так радостно! Я расскажу своему другу об этом дне, и возможно найдутся еще слова более решительные и правильные.
Самое замечательное, что когда избавляешься от тяжкой ноши после исповеди, все чувства, которые испытывала раньше, тоже очищаются и становятся правильными, чистыми. Находишь правильные решения, слова.
Жизнь - удивляет!!! Вы прислали мне статью священника «Почему сожительство – незаконный брак». Будете удивлены, но ведь то, что прелюбодеяние - смертный грех, я не так давно узнала. Когда ребенка родила, муж ушел к другой, а я пошла в секту другого мужа искать, порядочного, верующего, чтобы не бросил. Мне там объяснили, что мужа я искать не должна, что раз я женой была, значит, никто со мной грешить не станет. Но не это было причиной моего ухода из секты. Так и жила с мыслью о том, что ничего у меня в личной жизни не получится.
Мы с моим другом и сейчас не до конца понимаем, он старше меня намного, у него быт свой сложился, да и я не представляю себе перемещений в другую семью, у меня взрослый сын, и он с сыном живет. Он очень умный, добрый, замечательный, о таком муже я могла бы только мечтать.
Я сегодня причастилась и не собираюсь больше грешить. Быть может, отношения без близости имеют право на существование, не знаю, но надежда на чудо меня не покидает. Тем более, он мне уже говорил, что боится серьезных отношений. Значит, будем друзьями... как ножом по сердцу. Простите, что смущаю вас своей откровенностью.
Нашедшаяся сестра по вере Лена».
       Подари мне долгожданный вечер,
Хоть на время про дела забудь;
Я прочту стихи тебе при встрече,
Грустные, уж ты не обезсудь.

Грустные, как зори после Спаса,
Теплые, как южной ночи зной.
Под мелодию Шопеновского вальса
Разреши мне погрустить с тобой.

Пожалеть о том, что с опозданьем
Встретились, и сами не поймем,
Что боимся для себя признанья:
Почему нам хорошо вдвоем.

Молча в танце закружи, родная,
На плечо мне руку положи,
Слову стихотворному внимая,
Представляя, чем я прежде жил.

А еще страшусь я, дорогая,
Что недолгим будет наш роман:
Для меня в мерцаньях догорая,
Для тебя, как утренний туман.

Подари ж мне, дорогая, вечер,
И сомнения мои уйдут.
Станет этот вечер нам предтечей
Многих грустных, сладостных минут.
Вадим Горнев

А еще Лена пристыдила меня за мои, казалось, «невинные» поиски в паутине: «Александр, не сочтите за назидание мои слова. Прошу вас вспомните, что вы и ваша жена созданы быть одним целым… Прискорбно напоминать, но вы должны быть вместе и в горе, и в радости. А вы…
       Расплата
Так вот расплата за измены, -
и мысленные, и во снах,
я натыкаюсь, как на стены,
на близких в собственных стенах.
Измена может быть случайной,
не страстью – чем-нибудь взамен,
но не бывает она тайной –
есть стойкий запах у измен.
Хотел я быть родным всем в мире,
но как признаться нам себе,
что стали, если изменили,
чужими в собственной семье?
Евгений Евтушенко
Священник - солдат, он говорит о стратегии поведения во избежание соблазна. Но послушайте женщину. Посмотрите на жену теми глазами, которыми смотрели, когда узнали о вашем первенце, когда первое несчастье разделили поровну, вспомните, что никого не хотели бы видеть на ее месте. Посмотрите на нее любящими глазами, она это почувствует, и вы поразитесь новой волне отношений, гамме переживаний, безконечно чистых и радостных; каждый день будет дарить вам новые проявления в ее отношении, поведении, только не опускайте руки. Вы счастливый человек, потому что вас двое. Это же просто, что счастье ходит рядом, только мы его не замечаем. Будьте здоровы и счастливы».
Молитва
Останется доброе, плохое забудется. Горя и счастья вдвоем неделимого. Дева Пречистая, Матерь Заступница, молю за любимого. Где не сумею ему быть подмогою, обереги его силой небесною, в мраке звезду засвети над дорогою, мост укажи над холодною бездною. Оборони от хворобы и болести, и не оставь без приюта усталого, дай ему дело по силе и совести, душу его огради от лукавого. Время неровное, если оступится, тяжкой виной не ломи ему плечи. Дева Пречистая, Матерь Заступница, я за грехи его жизнью отвечу.
Марина Гах

«Спасибо! Я чувствовала, что эта встреча, а иначе не назовешь, она волшебная, какое счастье, что наши мысли и слова выйдут в свет и помогут, обязательно кому-нибудь помогут. Спасибо, что не дали пропасть минутам моей жизни, что они остались во времени других людей. Вы удивительный, из под рук выходят такие слова, которых я от себя даже не ожидала, это вы вдохновляете меня. Анкету с сайта я уже убрала, и несмотря на страхи, я все равно уверена в том, что буду счастлива в браке. А если не выйду замуж, у меня есть семья - я и мой сын, это самое главное богатство, что мы есть друг у друга, мы об этом все время говорим. Все, что я делаю в жизни, я делаю для него, меня не было бы, если бы не было его. Он часто не слушается, не помогает, приносит плохие оценки, даже курит, крещеный, придумал себе, что не верует. Но я уже сейчас вижу в нем стержень, который не даст ему свернуть на кривую дорожку. В нем есть талант: он с одного, двух прочтений запоминает с листа, и говорит правильно, и вообще думающий мальчик. Я очень хочу, что бы он сам выбрал жизненный путь, но не рано ли в 15 лет? Тем более, у нас четыре юриста в семье. Посоветуйте, как быть: вести сына за руку или отпустить на волю судьбы?..»
Жизнь загублена! Жизнь опостылела!
Я, судьбу проклиная свою,
«Перебиты, поломаны крылья!..»
с хрипотцой под гитару пою
и, слезливую ноту исторгнув,
из гитары, я «Приму» курю.
В рот девчонки мне смотрят с восторгом,
я на них – отрешенно смотрю
и толкую, что чаша испита,
что тоска поселилась в груди…
Ах, как сладко над жизнью разбитой
плакать
… если вся жизнь впереди.
Леонид Овчинников

«Лена! Вы спрашиваете совета, а я настолько привык все серьезные вопросы решать только через духовника, что даже не мыслю на что-то решаться без его благословения. Поэтому мой совет состоит из двух частей: Первое. 15-летний мальчишка еще не в состоянии определить собственный жизненный путь. Второе. Господь дал вашему роду направление деятельности - юриспруденцию; нужно постепенно, иногда ломая его неустоявшуюся волю, наставлять к учебе на юриста. И было бы разумно поехать в монастырь, лучше всего в Пюхтицу, в Эстонию, там есть о. Димитрий, старицы, матушка Игумения Варвара обладает даром рассуждения, и там испросить совета, как быть с сыном. Вернетесь оттуда как на крыльях. Вот, собственно, и все. А встретиться хотелось бы даже для того, чтобы представлять, кому я это все пишу. Правда, на знакомство с вами благословения у батюшки не брал. Да я вообще плохой христианин. Александр».

О, благородство одиноких женщин!
Как трудно женщиною быть.
Как часто надо через столько трещин
В своей судьбе переступить.

Всё ставят женщине в вину:
Любовь, когда она промчится,
Когда с печалью обручится,
Оставив надолго одну
В воспоминанья погребенной…
А люди уж спешат на суд –
И всё – от клятв и до ребенка –
Словами злыми назовут.

И пусть. Зато она любила.
Где знать им, как она любила!
Как целовала – аж в глазах рябило.
Как встреч ждала, как на свиданья шла…
О, где им знать, как счастлива была.
Пускай теперь ей вспомнят все пророчества.
(Да, осторожность, - ты всегда права…)
Пускай ее пугают одиночеством.
А женщина целует ручки дочери
И шепчет вновь счастливые слова.
Андрей Дементьев

Наша переписка закончилась…


«ЛЮБОВЬ К РАЗВЛЕЧЕНИЮ ЕСТЬ ПАДЕНИЕ ДУШИ» (Прп.Исаия Отшельник)
«Мы жили так, как мы умели, но вновь пришли учителя, веля похерить, что имели, и начинать опять с нуля. Они, конечно, сели в лужу и все закончили стрельбой. Но тем утешили, что хуже уже не будет нам с тобой. Евгений Нефедов. И без того наш сумасшедший мир сошел с ума еще больше – два недели чемпионата мира по футболу в Германии заставили бесноваться миллионы и миллионы «болельщиков». 60-летний японец после проигрыша своей команды выбросился из окна, разбившись насмерть. Все издания посвящены правильному-неправильному пенальти австралийцам в матче с итальянцами на последней секунде матча; единственный российский судья Валентин Иванов в матче между Португалией и Голландией показал игрокам за грубость 16 желтых карточек, из которых 4 превратились в красные. Болельщики как победивших, так и проигравших команд устраивают ночные погромы, которые с трудом разгоняет полиция. А что же мир? Мир живет футболом, в предвкушении суперфинала между хозяевами чемпионата и кудесниками мяча бразильцами.
1. «С футболом и вправду что-то уже перебарщивают, - написала мне знакомая из Берлина. - Не к добру и не без цели! В магазинах целые отделы посвящены исключительно футбольной атрибутике: свистульки, шарфы, майки, плащи в виде флагов, какие-то звери и вообще вещи непонятного назначения. Сегодня с тихим отвращением наблюдала компанию старых дядек лет шестидесяти: плеши прикрыты кепочками «под мяч» , футбольные трусы вместо шорт, какие-то детские маечки. Орали, размахивая руками, что-то визгливо- ритмичное. По ночам гремят футбольные салюты… Взрослые люди, отвечающие за это мир, играются в мальчиков».
Вы можете подумать, что я сам не отрываюсь от экрана. Вовсе нет! Специально футбол не смотрю, только случайно пойманные кадры; нравится, когда забивают голы – в любые ворота.
Время кружится в панике
И сгорает дотла.
Слишком много механики,
Слишком мало тепла.

Сквозь листву пробивается
Пониманья бутон.
Ничего не сбывается –
Ни сейчас, ни потом.

И летят ожидания
Надувные шары…
Слишком мало страдания,
Слишком много игры.
Виктория Лебедева
А что же мир? – спрашиваю я в очередной раз. Да в мире событий хватает: в Турции на курорте произошел взрыв, погибло несколько человек, в Ираке захватили и зверски убили четверых российских дипломатов, причем троим прямо перед камерой отрезали головы, четвертого застрелили. Но миру не до этой трагедии – футбол!
Футбол по ТВ
Судьей объявлен перерыв.
А в это время на экране
Повстанец смуглый тяжко ранен,
И в тростнике клубится взрыв.

Следим из кресла за войной,
Из чашки кофе попиваем.
Он пулями непробиваем,
Иллюминатор наш цветной.

Споткнулся смуглый паренек,
Искажено лицо от боли…
Выходит сборная на поле.
Вот-вот послышится свисток.
Леонид Сорока
Что же еще случилось в мире в жаркий день 26 июня 2006 года?
• В Самарской области молния убила футболиста;
• Немецкие охранники застрелили последнего в стране медведя;
• В Пакистане террорист-смертник взорвал семь солдат;
• Установлен рекорд по употреблению презервативов внутрь;
• Оползни продолжают десятками убивать индонезийцев;
• В Махачкале массовое отравление;
• В Иране при столкновении автобуса с грузовиком погибло 22 человека;
• В Великобритании поступил в продажу чай, настоянный на марихуане;
• Эксперты покадрово изучают пленку с записью казни дипломатов;
• Число жертв пожара в общежитии Морской академии в Питере возросло до 7 человек;
• «Бригады мучеников Аль-Аксы» обещают израильтянам применить химическое и бактериологическое оружие;
• Медики заразили СПИДом тысячу канадцев;
• Индонезию опять тряхнуло;
• Талибы взорвали переполненную мечеть;
• Пешехода переехали дважды…

Но все же, какое же самое значительное событие произошло в этот день в мире? Как, вы не знаете? Бразилец Роналдо забил свой 15-й гол на чемпионатах мира!!!
Ликует форвард на бегу.
Теперь ему какое дело!
Недаром согнуто в дугу
Его стремительное тело.
Николай Заболоцкий
Преподобный старец Варсонофий Оптинский говорил о только что появившемся в России футболе:†«Не играйте в эту игру и не ходите смотреть на нее, потому что эта игра введена диаволом, и последствия ее будут очень плохие» (И.М.Концевич «Оптина пустынь и ее время»). Как убить это проклятое время? Как хоть на время забыться от этой ненавистной жизни, получив суррогат счастья в виде мяча, бьющегося в сетке ворот? А потом пойдут безконечные обсуждения неимоверного количества ситуаций на поле, и что случилось бы, если… А не за горами уже следующий чемпионат мира, или Европы, или Кубка чемпионов, или Кубка Кубков… Довольно потирает волосатые руки диавол, наслаждаясь невиданным разгулом страстей. А виной тому – надутый воздухом кожаный шар… Если немного подумать, то дойдет, не может не дойти: футбол – это погоня ни за чем: выиграет команда – ждешь-не дождешься другой, проиграет – спишь и видишь, как она победит. Победы чередуются с поражениями, а что в итоге?..
Можно фальшиво страдать, машинально молиться;
Можно подделать деньги, картину, голос, лицо;
Нелюбимую можно назвать нелюбимой, -
Но нельзя притвориться, что мяч опустился в кольцо,
Если он пролетел мимо.

Можно формально работать, случайно жениться;
Утверждать, что высокое – мнимо, низкое – высоко;
Приравнять безсмыслицу к смыслу, хаос – к порядку, -
Но нельзя притвориться, что пуля, попавшая в «молоко»,
Попала в десятку.

Можно быть самозваным царем, самочинным провидцем;
Номинальным ученым без знаний, призванья и прав;
Представляться счастливым, уверенным, мудрым, богатым, -
Но нельзя притвориться, что ты чемпион, прибежав
Семьдесят пятым.
Дмитрий Веденяпин

СОВЕТ ДА ЛЮБОВЬ, НА ЭТОМ СВЕТ СТОИТ
Жара в городе стоит несусветная: ртуть в термометре легко взяла с запасом отметку в 30 градусов и собирается побить мировой рекорд. Но бледно-зеленолицые горожане, настрадавшиеся в ожидании долгожданного тепла, ничуть не ропщут, а с неизъяснимым удовольствием подставляют солнышку доступные части тела.
Жара
Всезнающей, вещей старухе
И той не уйти от жары.
И с ревом проносятся мухи,
И с визгом снуют комары,
И жадные липнут букашки,
И лютые оводы жгут, -
И жалобно плачут барашки,
И лошади, топая, ржут.
И что-то творится с громилой,
С быком племенным! И взгляни –
С какою-то невиданной силой
Все вынесут люди одни!
Все строят они и корежат,
Повсюду их сила и власть.
Когда и жара изнеможет,
Гуляют еще, веселясь!..
       Николай Рубцов
Ну, а девчонки от 15 и старше еще с середины зимы оголяют белые животики с блестяшкой в пупке; стало модным показывать сзади верх цветных трусиков.
Пол-отечества нет и в помине,
Перемерло от разных боев,
Но дождались мы девочек в мини,
Одинаковых, как воробьев.
Революции, войны, тревоги –
Всю судьбу испытавши до дна,
Драгоценные женские ноги
Наконец обнажила страна.
Серго Ломинадзе
 Особы мужеского пола носят джинсы с горизонтальными бархатистыми разрезами по всей штанине спереди и сзади - продувать должно хорошо. А те, кто не стесняется показать накачанную мускулатуру, в любую погоду ходят в майках – зачем тогда качаться-мучаться?
И стал я припоминать, во что мы стремились одеться в середине
60-х, в расцвет моей молодости. Настоящих джинсов во Львове было не достать, да и откуда деньги на зарплату в 36 рублей, поэтому покупали тоже недешевый «самопал» и для красоты долго терли штаны об кирпич. Писком моды были складывающиеся болоньевые плащи рублей за 90, а это почти вся зарплата рабочего. Появились узкие лавсановые брюки из синтетики с «вечной» стрелкой, потные нейлоновые рубашки, узкие галстуки, туфли с обрубленными носами… Парни ходили с гитарами и мечтали об электрическом инструменте. На гитаре тренькали все: два-три аккорда освоить нетрудно. И орали песни в парке, распугивая гуляющих: «В флибустьерском дальнем синем море бригантина поднимает паруса» или что-нибудь блатное: «Сижу на нарах, как король на именинах», но больше про любовь. Мы ведь тогда были очень влюбчивыми…
Без усмешки взгляни на влюбленных, - если сам был когда-то влюблен! – От рассвета до вечера сонных, а ночами забывших про сон. И загадка несложная та есть у идущих сегодня вдвоем, что они, среди нас обретаясь, существуют лишь в мире своем… Олег Дмитриев.
Но вернемся в суровую действительность. На западе после многочисленных случаев застуженных почек девушки быстро расстались с топиками – здоровье дороже – и натянули на маечки рубашки.
То, что модно, то – престижно, кстати ли, некстати… Мода так скоропостижна! Кто законодатель? В чем призванье? В чем искусство? Какова погода? Макси-юбки. Мини-чувства. Одолела мода. Ужас! Шире или уже завтра будут джинсы? Гвоздь проблемы – чем я хуже в этой самой жизни? Чем я хуже, чем собратья? Мода одолела! Вот и лезет вон из платья на свободу тело… Владимир Шленский. Я уж в метро не знаю, куда глаза девать – не от стыда, чего уж: при Пушкине ножку увидеть за счастье считали, а теперь почти все укромное просматривается. Девушки-то ведь для нас, мужчин, стараются, завлекают в свои, так сказать, сети – им ведь замуж надо, - а их, по статистике, меньше. Так нам и надо, мужикам: женитесь скорее, а не переборами невест занимайтесь. А ты, старик, Иисусову молитву читай, а не девиц по сторонам разглядывай.
Председатель ОВЦС митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл назвал ослабление чувств между людьми в обществе и разрушение семьи неизбежным следствием распространения сексуальной свободы. «Человек, распущенный в половом отношении, не способен на целостность чувств». Владыка подчеркнул, что Православная Церковь всегда шла своим путем, не стремясь соответствовать моде: «Наше послание немодно – тем хуже для моды! Наше послание несовременно – тем хуже для современности! Потому что Церковь хранит истину, переданную от Бога. Богу было угодно соединить чувство любви с чувственным удовольствием, однако, если одно отделяется от другого, это грех…»
Хорошие девчонки у нас растут, красивые; умнейте скорее да замуж выходите, детей рожайте, воспитывайте и в церковь водите, а голые пупки пусть так в молодости и останутся. Покрасуйтесь – и во взрослую жизнь! Счастья вам, девушки да удачи; только Бога не забывайте: Матушка-Церковь во всем добром поможет.
Дорога кружится, синея,
Летит над всадником луна…
Беременная Дульсинея
Шьет распашонки у окна.
Хлопочет будущая мама –
Готовит первенцу белье.
А где-то дерзко и упрямо
В свод неба тычется копье.
Гремят ракеты или латы,
Смертельный закипает бой,
И наступает час расплаты
За смелость быть самим собой.
Но всех перепитий важнее:
Во все века и времена
Беременная Дульсинея
Шьет распашонки у окна.
Татьяна Гладкая, СПб

ТИХИЙ УХОД МАРТЮНИ
Еще с перелома зимы начал подбадривать котов: «Скоро весна, ребята, тепло будет, с-о-о-л-нышко засветит, травка кругом, можно в земельку ходить-закапывать, а ты, бандит Малыш, опять будешь бедных лягушек и ящериц мучить. Травки поедите лечебной, отоспитесь всласть на привольном воздухе, а по ночам охотиться отправитесь. Птичек тебе уже, Малыш, не ловить – прыть не та, а Мартюня давно уже облюбовала себе место между решеткой и окном, вытянется шерстяной колбаской и греется до изнеможения, пока есть не захочет. Но то ли не понимали они меня, то ли никуда уже не хотели, только особой радости от моих слов я не заметил.
В городе
Я здесь, наверное, сошла б с ума,
Когда бы вскоре не родились дети,
И ради них, забыв на все на свете,
Теперь не узнаю сама себя.

Я вновь мурлычу, скромная на вид,
Я льщу хозяйке, вопреки природе;
И разум – тот, что раньше звал к свободе, -
Приспособляться в городе велит.
Александр Гитович
А выскочили коты из вонючей машины, ушки торчком, носами туда-сюда: свои прошлогодние отметины ищут. Но раньше дня два-три успокаивались, пока освоятся на старом новом месте, а нынче вяло отозвались на перемену в жизни. Попробуй-ка всю зиму просидеть в тесной квартире!
Малыш сразу же полез по лестнице на крышу, но не добрался, а Мартюня на второй ступеньке выдохлась – старость… И воды она пила слишком много для своего маленького тельца, потускнела и слиплась шкурка, а главное, не нравились мне ее глаза – не просто грустные, а прощальные у нее глаза были. Что мы знаем о наших меньших братьях? Да почти ничего…
В этот выходной мы с женой по делам остались в городе. На неделе звонили, что Мартюньке плохо, но мы все же надеялись – оклемается: не зря в народе говорят – «живуч, как кошка». Но в субботу утром ей стало хуже, и кошку решили везти к врачу. Но довести не успели: тихо умерла Мартюнька по дороге домой. Я взял квадратную обувную коробку, завернул еще теплое тельце с полуоткрытым ротиком в чистую тряпку, и сын повез ее обратно хоронить на дачу, к Ладоге, откуда она родом. Жена ушла плакать.
На даче
С тех пор, как поселились мы на даче,
Я стала больше презирать людей –
Их жалкие успехи и удачи,
Безсмысленность занятий и затей.

Нет, оправданий я не нахожу
Для истеричных выкриков хозяйки,
Что старый гриб нашла в конце лужайки,
Который я брезгливо обхожу.

Но трижды мне противен грубый гам,
Когда мужчины едут на охоту, -
Я непричастна к этому походу,
И козырей своих я им не дам.

Как, в сущности, безсилен человек:
Ему нужны и ружья, и собаки,
Но то, что вижу я во мраке,
Им даже днем не различить вовек.

Моей охоты не увидит свет,
В ней грация сопутствует величью –
И трепетно томится тельце птичье
В таких зубах, которым равных нет.

Я только тем обижена судьбой,
Несправедливостью земного мира,
Что ростом не сравниться мне с тобой,
Далекая сестра моя, Багира!

О, ты поймешь любовь среди цветов,
Когда в ночи мой пламенный любовник,
Одним прыжком перемахнув шиповник,
Идет ко мне, прекрасен и суров.
Александр Гитович
Мне тоже плохо: вспомнил, как недавно наказал Мартюню за кучку, положенную не в корыто, - сунул ее носиком, чтобы не бедокурила. Она же старенькая, а я воспитывать… 17 лет прожила она с нами, многое пришлось ей пережить; одно утешает: прожила в холе и ласке, никто не обижал, а уж как ее жена любила, передать не могу. Теперь буду вспоминать, как приходила Мартюня в мою комнату, ложилась на руку и пела свою безконечную песенку. Как нам было хорошо вдвоем! И коготки пускала в любой момент, чуть что не по ней: характер был вспыльчивый…
Мы похоронили тебя под липой, где ты так любила нежиться, перекатываясь в травке и открывая свой пушистый животик. Спи, Мартюня, приладожская кошечка, в своей земле. Сколько радости ты принесла в наш маленький дом! Православие ничего утешительного не говорит о нашей предстоящей встрече. Но мне почему-то верится, что мы еще будем вместе. Вот вы с Малышом, сыном твоим, дрались все время, а будет он скучать по тебе? Будет, конечно: кому, как не сыну, вспоминать свою мать?..
…Отец Иоанн сорвал с клумбы цветов на Мартюнину могилку, Кирилл положил на холмик маленькую рыбку с Ладожского озера…
Постарели две мои собаки,
погрустнели,
Мордочки, веселые недавно,
побелели.
Уж не мчатся прямо,
ходят боком.
Поводки не тянут.
Видно, скоро пред собачьим богом
Милые предстанут.
Да и для меня собачья старость –
горькое предвестье.
Высоко горит в вечернем небе
Гончих Псов созвездье.
Грустно одному в пустой квартире –
Лишь часов пугающая мерность.
Слишком коротки в бездонном мире
И любовь, и верность.

Буду помнить, как они резвились,
хвостики виляли,
В этой жизни только две собаки
мне не изменяли.
Владимир Костров

НА ЛОНДОНСКОМ КЛАДБИЩЕ
Только со второй попытки через два года удалось мне добраться до кладбища Old Brompton Cemetery в районе Южного Кенсингтона. Да и то пришлось воспользоваться помощью питерской кинорежиссера Валентины Ивановны Матвеевой: англичане слыхом не слыхивали о митрополите Антонии Сурожском.
       Лондон
Трава, зеленая зимой.
Строений белые аллеи…
Я тем люблю тебя сильнее,
чем больше хочется домой.

Не ради красного словца
я говорю про эту странность –
незабываема лица
овеществленная туманность,

незабываема река,
тщетой столетий налитая,
незабываема тоска,
в твоих домах пережитая.

И я предчувствую сейчас
тот, долгожданный, как награда,
счастливый возвращенья час,
в котором, словно капля яда,

останется чистым-чиста,
необъяснимая, как тайна,
какая-то твоя черта,
прихваченная мной случайно.

И я еще когда-нибудь,
при пониманье непревратном,
надеюсь о тебе вздохнуть
как о мгновенье невозвратном.
Лариса Васильева

Выйдя из метро “Earl’s Court” и повернув направо до перекрестка, вы попадете на Old Brompton Road, на противоположной стороне которой вскоре вы увидите кирпичные ворота в парк (могил не видно). Длинная липовая аллея кладбища ведет к какому-то зданию. По пути кормили с сыном подбегавших прямо к ногам белочек, выпрашивающих угощение. Народа в этот солнечный июльский день не было видно. Мы прошагали всю аллею, внимательно выискивая единственный православный крест по правой стороне, но все равно проскочили – настолько скромным оказалась могила святителя. Метровой высоты православный крест из дешевого дерева начал рассыхаться от непогод, икона Спасителя выцвела, и только крохотная медная табличка: “Metropolitan Antony of Sourozh. 19th june 1914 – 3rd August 2003” говорила о том, кто упокоился на этом месте. По завещанию владыки, он похоронен на Старом Бромптонском кладбище рядом с могилой его матери – Ксении Николаевны, урожденной Скрябиной, где погребено немало русских. Как жил он в скромной келлии за алтарем Успенского храма истинным монахом, так и был похоронен, по его слову, с монашеской скромностью. Было заметно, что могилу владыки посещают; на ней посажен красивый куст из распустившихся желтых роз. Мы положили к подножию креста купленные по дороге белые хризантемы, затеплили лампадки и приспособили под табличку Тихвинскую иконку Божией Матери. Говорят, что собираются вместо обветшавшего деревянного креста поставить чугунный, но по мне, лучше бы здесь утвердить настоящий дубовый крест с голубцом. Да кто его сможет сработать в благополучной Британии?
Одна из его духовных чад делилась: «В течение последнего года Владыка тяжело болел и было ясно, что скоро осуществиться его мечта – покинуть сей мир, как только Господь разрешит ему отойти. Тем не менее, первое чвство, возникшее после его кончины, была пронизывающая боль невозместимости потери. Мы все осиротели: такого, как он, больше нет и будет ли еще на нашем веку? Но остались его книги, видео и звукозаписи его бесед.
Еще вспоминается, как Владыка рассказывал о том, как он горевал, когда умер его собственный духовник отец Афанасий: «Я долго недоумевал, что мне делать, потому что после такого опыта нахождения духовника просто обойти всех священников или представить себе духовником Стефана, Ивана, Михаила или Петра было слишком нелепо. Помню, как я сидел у себя… и поставил себе вопрос: что делать? И вдруг с совершенной ясностью у меня в душе прозвучало: «Зачем ищешь духовника? Я жив… И на этом я кончил свои поиски».
Мы прочитали заупокойную молитву, приложились к кресту и по длинной липовой аллее отправились в обратный путь. На душе было хорошо. Появилась надежда, что труды митрополита Антония на английской земле не пропадут даром.
Игумения Павла, бывшая настоятельница Елеонского женского монастыря, прислала Владыке в Сремски Карловицы пусть не очень совершенные, но проникнутые любовью стихи:
Блаженнейшему Владыке Митрополиту Антонию
В день Ангела
смиренное приношение
Первосвятителя Церкви в изгнанье
Песнями ли я дерзаю воспеть;
Перед величием духа, в молчанье,
Смею смиренно лишь благоговеть.

Жизни Святителя – книгу страданья –
Как я страниц прикоснуться дерзну?
Старца великого переживанья,
Подвиги – я ли, поняв, изъясню?

Пастыря доброго, в дни испытанья,
Господом данного Церкви Святой,
В гласе немолчного я ликованья,
Радостно преданной славлю душой!

Авва любимый! Твое состраданье
К немощам чад Твоих мне не забыть!
С благостной лаской даешь назиданье,
Чтобы объятья с прощеньем открыть!

В светлый день Ангела, в скорбном изгнанье,
Сердцем, исполненным светлой любви,
Близких, далеких – всех чад послушанья
С тихой молитвой благослови!

ДУША ГРУСТИТ О НЕБЕСАХ
Что происходит с душой осенью? Она словно собирает тайные плоды ушедшего лета и прячет их до срока в глубоком тайнике. Мне нравится осеннее неопределенное состояние внутри. Все чаще заглядываешь в себя, стараясь принять свое новое «я»; а оно и тяготится, и внутренне радуется перерождению, и делает медленными твои раздумья, и заставляет чего-то ждать, и грустить, и надеяться, и даже всплакнуть в одиночестве мужскими невыплаканными слезами…
       НОЯБРЬСКАЯ ГОСТЬЯ (ФОТО МОЕГО КЛЕНА)
Моя печаль все шепчет мне
О днях осеннего ненастья,
Что краше не бывает дней –
Деревья голые в окне,
Луг, порыжевший в одночасье.

Все шепчет мне, что осень – рай.
Все хочет повести с собою:
Как тихо после птичьих стай!
Как славно стынет сонный край,
Одетый звонкой сединою.

Нагие сучья на ветру,
Туманы, вязкая землица –
И снова шепчет: все к добру,
И если я глаза протру,
То не могу не согласиться.

Как объяснить, что не вчера
Я полюбил ноябрь тоскливый.
И стоит ли… Моя сестра,
Печаль… Ненастная пора
Со слов твоих – вдвойне красивей.
Роберт Фрост, США, перевод В.Торопова
 
Нам, видно, не прожить без времен года: со сменой лица земли меняется настрой души: лето разохочивает, заставляет разбрасываться, радует полнотой жизни:
Идти в полях дорогой дальней,
Где тишина, где пахнет рожь,
Где полдень душный и хрустальный
Так по-знакомому хорош.
Идти и встретить ветер теплый,
Кусты полыни, вольных птиц,
Да странника в рубахе блеклой,
Да спины наклоненных жниц…
Наталия Крандиевская-Толстая

 Осень тихо собирает по крупинке зернышки для запасов души:
Опять пришла пора дождей,
Листвы, летящей в воду,
Когда спокойней, но острей
Мы чувствуем природу.
Во мне осеннею порой
Спокойно зреют чувства,
И это ближе к грани той,
Где властвует искусство…
Виктор Гончаров
 
Зима – пора неустанной внутренней работы, яркого горения, которое выливается в творчество;
Какое лето отстояло!
Какая осень отгорела!
Вот-вот снега, как одеяло,
Падут. И станет белым-бело.
И станет память, словно заметь,
И павшая потом пороша.
И ничего нельзя исправить,
Итоги прошлого итожа…
Андрей Шацков

 Наконец, весна оживляет тело и душу, возгревает надежду, заставляет забыть прошлые неудачи и опять воспарить в небо…
Душа грустит о небесах,
Она нездешних нив жилица.
Люблю, когда на деревах
Огонь зеленый шевелится.

То сучья золотых стволов,
Как свечи, теплятся пред тайной,
И расцветают звезды слов
На их листве первоначальной.

Понятен мне земли глагол,
Но не стряхну я муку эту,
Как отразивший в водах дол
Вдруг в небе ставшую комету.

Так кони не стряхнут хвостами
В хребты их пьющую луну…
О, если б прорасти глазами,
Как эти листья, в глубину.
Сергей Есенин
И сладко, и горько, и уютно, и непривычно поначалу в хорошем человеке душе осенью…
Пожелтели поля и пожухли, в небе гуси построились в ряд, но березы еще не потухли: словно белые свечки горят. Стало грустно, и голо, и пусто посреди обнаженных ветвей. Осыпаются листья и чувства, запер лето на ключ муравей. Грусть осенняя непостижима! Скоро выстелит землю Покров. Полетят миллионы снежинок из высоких Господних миров. Улетают последние птицы, ты глядишь в опустевшую даль, и в глазах у тебя золотится отгоревшего лета печаль. Владимир Скиф.

24 января 2001 года – 24 января 2007 года
ПРОЩАНИЕ
Вот и отмаялась мама, в доме лежит не дыша. Тихая - как телеграмма, в небо уходит душа. Век ей достался печальный, век ей достался больной, с горечью изначальной, выданной прошлой войной. Бог не покинул в тревоге, но и блаженства не дал. В маминой дальней дороге нынче крутой перевал. Больше ничто не свершится, весть безпросветно горька, душенька мамы кружится рядышком с телом пока. Сяду к столу одиноко, полную рюмку налью. Мама еще недалёко, мама ещё не в раю. Давит преддверие тризны. Звездочка смотрит в окно. Нету истока у жизни, устье осталось одно. Время последней разлуки скорбно стоит впереди, мамины мертвые руки замерли на груди. Мамины мёртвые руки, мёртвая мама моя… Время последней разлуки – вечная боль бытия. Ветер полуночный дышит, штору окна теребя, слышишь, родимая, слышишь, мы вспоминаем тебя. Завтра с утра запогодит, да не развеет печаль, - мама тихонько уходит в чистую вешнюю даль. Где собираются в стайки и пропадают вдали белые-белые чайки – души страдальцев земли.Сергей Хомутов.
ТЫ МНЕ ПРИСНИЛАСЬ СЕГОДНЯ…
Встало медленно и туманно
утро белое над водой…
Ты мне снилась сегодня, мама,
синеглазой и молодой.

Снова пели о чем-то глухо
придорожные провода.
Тополиным веселым пухом
улетали в луга года.

Память детства! Она упряма,
но ей счастье хранить дано…
Ведь недавно то было, мама?
Ведь недавно… и так давно.

Далеко ты сейчас, далёко.
Я люблю тебя все нежней.
Не забыл я твоих уроков –
только жизнь оказалась сложней.

Только сделано мною мало,
пусть не будет мне это виной…
Ты мне снилась сегодня, мама,
синеглазой и молодой!
Виктор Козырев, Брянск

(ФОТО БАТЮШКИ С ЛАДОШКОЙ ПОД ЩЕКОЙ)
НЕ ВСЯКАЯ СТАРОСТЬ — В ТЯГОСТЬ, БЫВАЕТ И В РАДОСТЬ
— Господи, благослови раба Божиего Александра взять у батюшки к его восьмидесятилетию хорошее интервью!..
Вот мой первый вопрос: многие люди сейчас боятся дожить до старости. Время наше жестоко к старикам. Что бы вы могли им посоветовать, чем подбодрить?
— Это верно, время-то жестокое… Но так Господь нам попускает для того, чтобы мы жили благоразумно, по-христиански и перед смертью принесли полное покаяние. Тогда и годы легки, и в старости может посетить радость. Не всякая старость бывает в тягость. Вот, в молодости бывал я у старца Серафима Вырицкого — он и болезненным был, и пожилым, и, лёжа на одре, приносил людям столько радости, столько любви! Вот тебе и старость. Праведнику Господь даёт вместе с преклонными летами великую духовную силу и великую мудрость. Плод старости — мудрость. Хотя есть и молодые — вот как о. Александр Рождественский, основатель Александро-Невского общества трезвости: он и молодой был, а народ его почитал за великий ум… Недавно читал об этом замечательном петербургском батюшке, отвоевавшем тысячи людей у демона пьянства; умер он совсем молодым, а сколько успел сделать! Всякий возраст может приносить свои плоды — и молодость, и старость… Старость, кроме всего прочего, развивает в человеке благодарность: за каждый новый прожитый день, за каждый час благодаришь Господа! Старость — великая милость Божия. Так вот и передай от меня своим читателям.
— А всё же, батюшка, иной раз посмотришь на стариков и задумаешься: почему жизнь человеческая должна завершаться этими долгими годами немощи и упадка? Почему бы не умирать в рассвете сил душевных и телесных?
— Господь Своей мудростью установил, чтобы первые люди жили чуть ли не по тысяче лет. У них рассвет сил несколько столетий продолжался… Но когда человек обветшал и стал склонен на сильный грех, Господь и убавил ему лета. И пророк Давид — что сказал?..
— «Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим». (Пс. 90. 10, 89-10)
— Проходят быстро… Поэтому и старость Господь даёт, чтобы было время приостановиться, оглянуться, задуматься и передать свой духовный опыт молодым, наставить их на путь истины, дать им хороший пример своей жизни…
— Батюшка, да правда ли, что старость мудрее молодости? Ведь в преклонных годах и умственные силы слабеют…
— Конечно, не в летах мудрость: её Господь Сам посылает, когда захочет. Великий пророк Соломон был юн и ничего не просил, а просил только, чтобы Господь дал ему мудрости, и Бог наградил его великим умом. Вот и нам надо просить то, что полезно для нашей души: и ум, и доброе сердце и любовь ко Господу и любовь к ближним… А праведника Господь в старости не оставит без ума, нет, не оставит.
— Вот ещё какой вопрос у меня есть: уже 20 лет народ идёт в церковь свободно, никто нам не запрещает приходить к Богу. Но скажите: люди, которые за это время так и не переступили церковный порог, — они что — все так и погибли для вечности?
— Не нам судить, не нам судить! Что мы думаем о людях, и что Господь о них думает — это как небо и земля друг от друга отстоит. Мы не можем знать ничего: может быть, кто-то и ходит в храм, а спасения не примет, а кто-то и не ходит, но за что-то, нам неведомое, он велик в очах Господних. Поэтому нам и гадать не нужно. Помнишь, как в «Деяниях Апостолов»: Корнилий-сотник был не иудеем, но Господь послал к нему Петра, чтобы тот крестил его и всю его семью. Как там сказано? «И когда Петр пришел в Иерусалим, обрезанные упрекали его, говоря: ты ходил к людям необрезанным и ел с ними». (Деян. 11, 2-3). А Пётр что ответил? «Если Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?» (Деян. 11, 17).
— Батюшка, вот что ещё меня мучает: стыдно говорить, но я чувствую, что люблю только Бога и вас. Даже самые близкие кажутся мне временами далёкими. Почему так?
— Так бывает… Мы привязываемся к духовному отцу, а своих близких видим каждый день: чем-то они нас прогневляют, чем-то расстраивают… Тяжело становится всё покрывать любовью… Надо так своё духовное устроить, чтобы к любому человеку, который хоть чем-то тебе в жизни послужил, чувствовать благодарность и стараться отблагодарить его в свою очередь, чтобы круг любви не размыкался ни на минуту.
— Недавно с моей хорошей знакомой, православной женщиной, случилась беда: её 19-летняя дочь по турпутёвке попала на празднование ночи Ивана Купалы. Как она там веселилась на этом языческом празднике — не стоит рассказывать. Одно скажу: теперь врачи-психиатры не могут привести её во вменяемое состояние. Что делать в подобных случаях?
— А что теперь делать? Только молиться. Многое может молитва матери. Думать надо было, прежде чем отпускать девочку в 19 лет неизвестно куда одну. Надо было вместе отправиться в эту турпоездку и посмотреть, чем занята молодёжь. У меня внучка учится в Медицинской академии — так её по утрам всегда провожают на учёбу и встречают по дороге домой. А почему? Потому что время такое. Блюдите, как опасно ходите. Вот, взять о. Александра Захарова: пришли к нему ночью, выстрелили… Или о. Александр Жарков, который в Гатчине жил: вывезли за город и расстреляли. Потому что мир во зле лежит, как говорит нам слово Божие нам.
— Но православная ведь девушка…
— Я понимаю, что православная… А разве эти батюшки не православные? Я вот читал недавно в одном журнале: монахиня из Перми читала ночью Псалтирь по покойнику, а к ней сзади подошли, ударили — и насмерть! Видите, какие страдания несут православные люди!
— Летом по вашему благословению я побывал в Великобритании. Удалось наконец разыскать могилку Антония Сурожского. Теперь думаю: неужели тамошний приход не нашёл денег на более достойное захоронение для этого замечательного проповедника? Там же крохотный крестик из плохонького дерева…
— Да, ты мне показывал фотографию… Ну что ж, люди, любящие Бога, всегда просили, чтобы их как можно скромнее хоронили. Вот посмотри на могилу митрополита Антония Мельникова. Там тоже простой крестик и больше нет ничего. У других, как у митрополита Никодима, всё облагорожено… Митрополит Антоний Сурожский был монахом, его любил и западный, и восточный мир, как богослова, как проповедника, как христианского деятеля. Поэтому и жизнь у него была скромная, и могилка скромная, а благодатью всё-таки исполненная…
— Один знакомый получил значительную сумму денег, но как я ни уговаривал его пожертвовать часть из них на храм, он всё откладывает это решение… Уговаривать его дальше или нет?
— Доброхотно дающего любит Бог, а кто сеет в скудости, тот в скудости и пожнет. Так и запиши. Помнишь притчу о талантах? Получил человек талант — хорошую сумму — и зарыл его. И лишился в результате и того, что имел. Каждому дана своя воля, каждый может сам распоряжаться своим богатством.
— Но мне кажется, что мало кто даёт десятину на храм. Я, например, жадничаю. Даю, но мало.
— Даёшь, и хорошо. Ты-то даёшь духовную пищу: выпускаешь чудную газету, которую читает вся Россия, и за границей читают — я знаю. Мои духовные дети рассказывают, что и в Германии её знают, и в Англии… Они мне говорят, что лучше вашей газеты нигде нету. Другие стараются богословскими трактатами читателей кормить, а о повседневной жизни, о том, как христианину вести себя, как жить — это для них слишком мелко. Только бы скорей-скорей сляпать номер, перепечатать туда что-нибудь дореволюционное… А то, что особо ценно — наше, современное, житейское, то, с чем постоянно сталкиваешься, — этого у них и нет.
— Я тоже считал, батюшка, что читателю нужна современность, но есть много людей, которые нас ругают за это…
— А Господа разве не ругали книжники и фарисеи? Помнишь, как Он в гости пришёл к Симону-фарисею, как Ему блудница ноги слезами омывала? Симон-то думает: «Если бы Он был пророк, то знал бы, кто и какая женщина прикасается к Нему, ибо она грешница» (Лк. 7, 39). А Господь ему: «Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал, а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла; ты целования Мне не дал, а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал, а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит». (Лк. 7, 44-47). Господь, видишь: любит не то, что показное, фарисейское, не то, что для галочки, а то, что от сердца идёт, что живое, подлинное!..
— Батюшка, вы мне замену-то ищите?
— Это ещё не к спеху… Бодрись и крепись. Бодрись и крепись. Трудись пока.
— В одном выступлении я сказал, что ненавижу охотников. Мне тут же ответили: «Как это? Вы не стяжали любви к ближним?» По душе скажу, что не только не люблю некоторых, но даже избегаю общения с ними. Любовь, на мой взгляд, это высшая ступень на пути к Богу. Можем ли мы разбрасываться этим словом?
— Охотники… О них в Писании много написано, и нигде они за своё занятие не осуждаются. Можно охотиться и для пропитания, и для того, чтобы равновесие в природе поддерживать… Есть «зелёные» которые против шуб из меха животных, есть вегетарианцы, которые не едят мясного… Я их не осуждаю. Но вспомните Новый Завет, притчу о блудном сыне: что же, выходит, отец согрешил, когда, встречая сына, велел заколоть упитанного тельца? Тоже, получается, убийство, не хуже, чем на охоте…
— Батюшка, я тут не могу остановиться…
— А ты остановись, и попроси у Господа прощения за то, что не любил охотников. Людей убивают — вот о чём горевать надо. Что сейчас в Ливане творится!..
— На днях отправил сотрудницу на задание в храм. С настоятелем предварительная договорённость была. А в храме говорят, что батюшка уехал, и когда вернётся, неизвестно. И тут моя журналистка нос к носу столкнулась с настоятелем. Он смутился… Так вот, имеет ли право священнослужитель врать?
— Не «врать», а «неверно говорить». «Врать» — это очень грубо. Конечно, неправду говорить нельзя. Они могли бы сказать: «Извините, мы сейчас принять не можем». Только и всего. «Мы не можем принять». А батюшке, наверное, очень стыдно сейчас. Бывает ложь во спасение, а бывает просто ложь…
— Но он стал оправдываться, придумывать причины…
— Не надо оправдываться. Раз во грехе, то надо сказать: «Грешен, Господи, прости меня, что я соблазнил людей и неправду сказал».
— Но мы смиримся и ещё раз сходим к нему — попозже… Но вот какой вопрос возникает… Есть такое пророчество о Русской Церкви прп. Лаврентия Черниговского: купола церквей снова будут золотить, а внутри будет мерзость запустения. Вам не кажется, что эти времена наступают?
— Я этого не вижу пока. Может, при антихристе такое будет, а сейчас… А сейчас-то какое золочение? У нас было 500 церквей в Петербурге, и город был поменьше нынешнего, а сейчас город разросся, а храмов едва-едва насчитаешь сотенку. Я считаю, что и этого мало, потому что народ очень жаждет слова Божия. Вот я был на день св. равноап. Ольги в Ольгинском храме, где мой сын служит: там в три чаши причащали. Храм маленький, в очереди по 90 человек, а народу — полная ограда…
— А вместе с тем старые, центральные храмы пустуют…
— А это может быть, потому, что священники мало трудятся над словом Божиим, мало принимают участия в горе и страданиях людей, которые нуждаются в нашей помощи. А где священники сопереживают прихожанам, стараются помочь им — там храм всегда полон. И Господь говорит, что люди, когда чувствуют доброго пастыря, то и тянутся к нему, потому что он болеет за каждую погибшую овцу.
— В епархии у нас есть богатейшие храмы! Они, наверное, должны делиться с бедными приходами.
— Они перечисляют свою лепту на епархию. А уж епархия пусть сама строит богадельни, монастыри и помогает бедным священникам.
— Дальше не смею я соваться, потому что дальше — не моё дело. Вот такой вопрос: иметь духовника — великое счастье. Вы побили меня чётками — в шутку, но ведь за дело. Трудно вам с такими чадами, как я — строптивыми, непослушливыми, обидчивыми, горделивыми…
— Ну, разве я тебя побил? Просто погладил. А почему? Для вразумления. Если ребёнок шалит, его ведь родители сразу бить не кидаются. Ему только покажут вицу: смотри, сынок или доченька — вот вица-то на стене висит… И малыш от одного только слова остепеняется, а если и разбалованный ребёнок, то сразу становится и тише, и умнее.
— Батюшка, жизнь сейчас полна всевозможных опасностей. От чего бы вам хотелось предостеречь своих духовных чад в первую очередь?
— Жизнь прожить — не поле перейти. Трудности и у молодых есть, и в среднем возрасте, и у пожилых. Нужно, чтобы каждый старался жить по закону Божьему, тогда и опасности, если и будут, то пойдут на пользу, на укрепление души. Надо жить в этом мире, в храме своём одной семьёй, потому что Церковь есть тело Христово. Если один член болит… Примерно: зубки заболели у тебя, и всё тело в немощи. Ухо застреляло — опять всему телу плохо… В глазок попала маленькая соринка, а пока её не вытащишь, ни руками, ни ногами работать не можешь. Так и в Церкви мы должны особенно быть особенно сострадательны к немощным собратьям. Как говорит наш писатель: «Где тяжко дышится, где горе слышится — будь первый там!» Мы должны постоянно трудиться, трудиться и трудиться…
— Над своей душой, да?..
— И над телом.
— Батюшка, мне вспомнилось, как мы паломничали с вами по странам Средиземноморья. На корабле 550 паломников, и все стремились с вами пообщаться. А я решил вас оберегать и не пропускал в каюту всех жаждущих. А вы всё равно приняли всех. Значит, я поступал неправильно?
— Да нет… Это немножко и хорошо, потому что, когда человек уже переутомился — как он людям поможет? Хорошо, что кто-то оберегает другого. Но в то же время, кому нужно было получить наставление, того Господь привёл и тот всё получил. Когда я паломничал по России, я встречал этих людей и сколько слышал от них благодарности за те беседы!..
— А меня вы уже в паломничество не брали…
— Я уж больше никого не беру и сам не езжу, сижу дома, потому что Господь мне сказал: хватит.
— Ну, вы, батюшка, очень много постранствовали — столько проехали монастырей, столько стран увидели, стольким поклонились святыням…
— И очень рад, что Господь хоть в последнее время привёл увидеть разные страны, слышать разговор на разных языках, и чувствовать одну и ту же любовь… Особенно я люблю вспоминать о греческом монастыре — во имя иконы Матери Божией «Ормелия», где игумения Никодима и старец Эмилиан. Этот монастырь мне показался открытым окном в небеса. Вот так бы и нашим монастырям жить — с такой любовью, с такой лаской… Это более 200 км от Фессалоник, там больше ста сестёр — и богослужение… Как они просили, чтобы мы им по-славянски послужили и попели по-славянски! Как они по-гречески пели и восхваляли Господа!.. А сколько любви за трапезой они проявили! Сколько любви за богослужением! Вот так бы наши поступали монахи — тогда, конечно, люди будут искать духовного окормления в этих монастырях. А когда приедешь, да тебя как негодного отшвырнут…
— Иеромонах Кирилл рассказывал: на вас там такая благодать нашла, что вы даже листочки у деревьев там целовали…
— А монахини плакали, когда я говорил им слово, и прощались со слезами… Матушка сейчас чудные пасхальные письма мне пишет. Я как-нибудь выберу эти письма и ты их напечатаешь в газете.
— Может быть, это глупый вопрос, но не хотелось бы вам вернуть молодость?
— Да нет, Саша, что ж?.. В молодости мы тоже допускали много глупостей. Нужно благодарить Господа, что избавил нас из рова погибельного. Благодарить надо Господа за каждый прожитый день и за каждый прожитый час, за каждое мгновение мы должны благодарить Господа.
— Ещё хотел спросить, жалеете ли вы о чём-нибудь в своей жизни? Может быть, что-то хотелось бы изменить?
— Да если Господь начертал эту линию, что мы тут можем изменить? Ты сам знаешь, сколько я в детстве страданий перенёс. Потеря родителей, потеря братьев и сестёр, потеря дядей — одного расстреляли, другой в ссылке погиб… Война… Сколько страданий она принесла! И после войны, когда я остался один, — но опять не оставил меня Господь, а дал мне чудного старца Серафима Вырицкого и о. Николая Гурьянова, и старца Кукшу, и великого молитвенника митрополита Вениамина Федченкова и многих других, которые и окормляли меня, и помогали мне. А какие чудные у нас были профессора — все были царские ещё, царского времени…
— Батюшка, почему так получается: я все время вам не то что завидую, а размышляю… Вы всегда шли своим путём к Богу — вас и окормляли, вам и помогали, а я столько наплутал, столько я наделал глупостей, столько ошибок…
— Много сделал ошибок? Много сделал греха, много и даёшь покаяния. Твои рассказы предостерегают других, чтобы не поступали так же.
— Батюшка, иногда до вас дозвониться не можешь… Да я считаю, что и не надо по каждому маленькому вопросу звонить, на то и голова своя дана. Но иногда не знаешь, как правильно поступить…
— А Господь сам открывает другой раз. Только помолись, только воздохни — и Господь помогает…
— Вот только не делать с порыва, правда, батюшка? Батюшка, есть ли у вас какое-то дело, которое вам надо непременно успеть сделать, пока Господь не призвал вас?
— А когда жатва поспевает, то Господь посылает и делателей на неё. Так и здесь: что я не докончу, то другие пастыри докончат.
— У вас сын служит…
— Да, и сын служит, и я очень рад этому. И духовных чад много: и священников, и монахов, и епископов уже… Так что Господь не оставляет нас благодатью. А что болеем — и слава Тебе, Господи! Болезни — это тоже наш путь: мы должны понести немощи.
— А многие, знаю, мечтают — не просят у Бога, а мечтают — о смерти внезапной.
— Это грех. Мечтать о внезапной смерти — это грех. Православные молятся как о милости, чтобы их внезапная смерть не постигла. Молятся об этом великомученице Варваре. Вот я и ношу её образок постоянно: прп. Серафима и вмц. Варвары. Дореволюционный ещё образок…
— Дорогой, безценный наш батюшка! Вам исполнилось 80 лет — по Библии, предел жизни человеческой. Мы так боимся вас потерять!.. Но вы однажды мне сказали: «Да не оставлю я чад своих никогда!» Я утешился, но всё равно от всех-всех моих духовных чад, читателей нашей газеты, всечестных отцов, которые почитают вас и в России, и в других странах, пожелать вам здравия, которого хватило бы на 100 лет. Мы будем молиться. Многая и благая лета тезоименитому отцу Иоанну Миронову!
— А по-чешски знаешь, как поют многолетие? «Сто лет, сто лет живо, живо нам!» Вот этого я вам всем и желаю: и редакции вашей, и читателям. Благослови вас всех Господь!
Не по заслугам, но от Бога
Нам пастырь благодатный дан.
Нас, грешных, возлюбивший много,
Смиренный старец Иоанн.

Спасительные льются речи,
В глазах сияет доброта.
Заботливо пасет овечек
Служитель истинный Христа.

Ответим искренней любовью
И многолетье пропоем.
Желаем, батюшка, здоровья,
Господней помощи во всем.

Стремясь душою к жизни вечной,
Мы покаянно просим Вас
В молитве кроткой и сердечной
Пред Богом воздохнуть о нас.
Татьяна Егорова, СПб

ВМЕСТО ТОЧКИ…
Пришло время, читатель, расставаться со своим детищем – книга пришла к концу. Но, уже и отдав ее в ваши доверчивые руки, я еще долго буду болеть написанным, пытать у каждого прочитавшего: «Ну как вам она?» И если услышишь доброе, если кому-то помогли из сердца вынутые строчки, ты счастлив тем коротким творческим счастьем, которое стремительно улетучивается, как только заболеваешь новой книгой. Сладостна и мучительна пытка созревания замысла, но он уже захватил тебя, и что-то неясное бьется об ограду души, словно нерожденный ребенок ворочается и ножками напоминает о своем скором рождении. Поэтому книгу можно смело сравнить с дитятей, которое выходит на белый свет в указанные природой сроки. А какая мать не любит свое дитя? Замечательно точно сказал об этом Владимир Набоков:
Прощай же, книга! Для видений
отсрочки смертной уже нет.
С колен поднимается Евгений,
но удаляется поэт.
И все же слух не может сразу
расстаться с музыкой, рассказу
дать замереть… судьба сама
еще звенит, и для ума
внимательного нет границы
там, где поставил точку я:
продленный призрак бытия
синеет за чертой страницы,
как завтрашние облака,
и не кончается строка.
  Поэтому так ревнивы писатели к своим книгам и по-настоящему страдают, если она не удалась. Случилось так, что вышло подряд семь моих книг – по благословению и молитвам духовника о.Иоанна Миронова. Когда я стал рассказывать батюшке об очередной задумке, он ласково сказал: «Отдохни годок, больше занимайся газетой». После его слов мой творческий порыв стал понемногу угасать. Это вовсе не значит, что я навсегда расстаюсь с пером, но духовник лучше знает, что полезно моей душе.
И дай нам Бог лучше слышать Его тихий голос среди сумятицы нашей неустроенной жизни, нашей вечной спешки и беготни в никуда. Дай Бог нам угомониться и в молитве к Спасителю искать помощи в творчестве. И если Господь нас услышит, Он непременно поможет. И напишется такая замечательная книга, которой до тебя никто еще не смог написать. Дай нам Бог!
Тихое утро остуженной ночи
Неотвратимо светится в окне…
Сколько рассыпано вновь многоточий,
Сколько еще их осталось во мне?
Николай Красников

Спасибо, читатель, что вы не отвернулись от меня в моих поисках себя, читали и даже перечитывали мои книги. Только поэтому я не ставлю здесь точку…
Искренне ваш, Александр Раков
16 ноября – 9 октября

Список поэтов, стихотворения которых использованы в книге:

1. Абдулина Лира 2
2. Аввакумова Марина
3. Агальцов Сергей
4. Адамович Георгий
5. Александров Николай 2
6. Алешин Николай
7. Алешков Николай
8. Алигер Маргарита
9. Андрюхин Александр 3
10. Антонова Наталья
11. Артемов Владислав
12. Асадов Эдуард
13. Асеев Николай 2
14. Астафьев Николай
15. Астафьева Наталья
16. Афанасьев Виктор
17. Ахундова Алла
18. Бакушин Николай
19. Балашов Эдуард
20. Безыменский Александр
21. Бейлькин Владимир
22. Беличенко Юрий
23. Бергер Анатолий
24. Березовский Николай
25. Блаженных Вениамин
26. Блок Александр
27. Богданов Вячеслав
28. Борисова Майя
29. Ботвинник Семен
30. Бочарова Татьяна
31. Брагин Анатолий
32. Булгаков Павел 2
33. Бурдина Вера
34. Бурсов Иван
35. Ваншенкин Константин
36. Васильев Михаил
37. Васильева Лариса 3
38. Вдовина Раиса
39. Веденяпин Дмитрий
40. Ведякин Владимир
41. Верстаков Виктор 2
42. Вершинин Лев
43. Вершинский Анатолий
44. Викулов Сергей
45. Винокуров Евгений 6
46. Вишняков Михаил
47. Вознесенский Александр
48. Волков Валентин
49. Воронов Юрий
50. Гаврилов Александр
51. Гаврюшин Михаил
52. Гах Марина
53. Гевелинг Александр
54. Гиппиус Зинаида
55. Гитович Александр
56. Гладкая Татьяна
57. Глазков Николай 2
58. Глушкова Татьяна
59. Головков Анатолий
60. Голубков Дмитрий
61. Гончаров Виктор
62. Горбовский Глеб 2
63. Горнев Вадим
64. Горохов Станислав
65. Гречко Ольга
66. Григорьян Леонид
67. Гришковец Валерий
68. Грубиян Матвей
69. Гусаченко Тамара
70. Гучков Борис
71. Дегтярев Петр
72. Дементьев Андрей 2
73. Денисов Владимир
74. Державин Гавриил
75. Дерюшев Сергей
76. Дмитриев Николай 4
77. Дмитриев Олег 4
78. Добронравов Николай 2
79. Доризо Николай
80. Дронников Виктор
81. Дрофенко Сергей
82. Друнина Юлия
83. Друскин Лев 2
84. Дударев Валерий
85. Дудин Михаил 4
86. Евпатов Владимир
87. Евсеева Светлана
88. Евтушенко Евгений 4
89. Егорова Татьяна
90. Есенин Сергей
91. Жуков Александр 2
92. Заболоцкий Николай
93. Зайцев Георгий 3
94. Зенкевич Михаил
95. Иеромонах Роман (Матюшин)
96. И.Ольга
97. Иванов Геннадий 3
98. Игошев Александр
99. Игумения Павла
100. Исаева Елена
101. К.Р. 2
102. Кабыш Инна
103. Казакова Римма
104. Казанцев Василий
105. Калашникова Валентина
106. Кан Виктория
107. Капралов Валерий
108. Каргашин Сергей
109. Карпов Андрей 2
110. Карпов Николай
111. Карташева Нина
112. Касмынин Геннадий
113. Кашежева Инна
114. Кекова Светлана
115. Киплинг Редъярд 1
116. Клдиашвили Нина
117. Клебанов Валерий
118. Ковальджи Кирилл
119. Ковынев Борис
120. Кожемякин Владимир 2
121. Козловский Яков 2
122. Козырев Виктор
123. Колычев Николай
124. Кондаков Георгий
125. Коржавин Наум
126. Коркина Алла
127. Корнилов Владимир
128. Королева Нина
129. Коротаев Виктор 2
130. Коротаев Денис
131. Костров Владимир 3
132. Костюрин Диомид
133. Котляров Изяслав 2
134. Крандиевская-Толстая Наталья
135. Красильников Николай
136. Красников Николай
137. Краснова Нина 2
138. Крылов Иван
139. Крюкова Елена
140. Крюкова Людмила
141. Кудашева Раиса
142. Кудрявцев Виктор
143. Кузнецов Юрий 2
144. Кузовлева Татьяна
145. Кузьмина-Караваева Елизавета
146. Куксов Юрий
147. Кулемин Василий
148. Кулижников Михаил
149. Кутов Николай
150. Кушнер Александр 2
151. Лаврин Александр
152. Ладейщикова Любовь
153. Лапинская Татьяна
154. Лебедев Евгений
155. Лебедева Виктория
156. Лебедев-Кумач Василий
157. Левитанский Юрий
158. Лиснянская Инна 2
159. Логинов Юрий
160. Ломинадзе Серго
161. Львов Михаил
162. Льдов Константин
163. Люкин Александр 2
164. Лясковская Наталья
165. Майоров Николай
166. Макаров Александр 2
167. Максимов Виктор
168. Малынщук Виктор
169. Мартынов Леонид
170. Маршак Самуил
171. Матвеева Новелла
172. Машин Иван
173. Машкара Александр
174. Мартынов Леонид 2
175. Маяковский Владимир
176. Меламед Игорь 2
177. Мелехин Павел 3
178. Миллер Лариса
179. Мирошниченко Надежда
180. Митасов Егор 3
181. Михайлик Юрий
182. Могутин Юрий
183. Молодяков Вячеслав
184. Молчанов Михаил
185. монах Лазарь
186. Морозов Владимир
187. Морозов Павел
188. Набоков Владимир 3
189. Надсон Семён
190. Нежданов Владимир
191. Неизвестный автор
192. Некрасов Георгий
193. Некрасов Николай 2
194. Нефёдов Евгений 2
195. Никитин Иван
196. Новиков Николай 2
197. Новосёлов Николай
198. Овчинников Леонид
199. Овчинцев Владимир
200. Островой Сергей 4
201. Остроухов Анатолий
202. Павлинов Владимир
203. Переверзин Иван
204. Перкин Владимир
205. Петров Евгений
206. Петухов Андрей 2
207. Пискарев Анатолий
208. Поликарпов Сергей
209. Полоцкий Симеон
210. Поляков Юрий
211. Полякова Надежда 4
212. Портнягин Олег
213. Поскребышев Олег
214. Постникова Ольга
215. Прокопович Феофан
216. Пушкин Александр 3
217. Пшеничный Анатолий
218. Раков Александр 3
219. Раков Григорий
220. Рачков Николай 2
221. Решетов Александр
222. Решетов Алексей 2
223. Рождественский Роберт
224. Розенгейм Михаил
225. Романов Александр
226. Романова Раиса
227. Рубин Валерий
228. Рубцов Николай
229. Рыжий Борис
230. Ряшенцев Юрий
231. Саблуков Вячеслав
232. Савельев Владимир
233. Самойлов Давид 2
234. Самченко Егор
235. Санин Евгений 2
236. Священник Димитрий Дудко
237. Священник Павел Покровский
238. Северянин Игорь 2
239. Сельвинский Илья
240. Семенова Ирина
241. Семичев Евгений
242. Сергеева Ирэна
243. Симаков Владимир
244. Скиф Владимир
245. Скотневский Борис
246. Слепнев Иван
247. Слуцкий Борис
248. Случевский Константин
249. Смеляков Ярослав
250. Смирнов Сергей
251. Снегова Ирина 4
252. Соколов Владимир 2
253. Соколов Сергей
254. Солоухин Владимир 2
255. Сорока Леонид
256. Старец Паисий Святогорец
257. Стремяков Иван 3
258. Струкова Мария
259. Ступин Геннадий
260. Сухорученко Геннадий
261. Сырцова Екатерина
262. Сырыщева Татьяна 2
263. Тараканова Лариса
264. Тарковский Арсений
265. Телегина Валентина
266. Теняков Михаил
267. Терехова Алла
268. Тертычный Иван
269. Тоом Леон
270. Топоров Владимир 2
271. Тришкин Сергей
272. Трунин Александр
273. Тряпкин Николай
274. Туркин Владимир
275. Тушнова Вероника
276. Тюкаев Александр
277. Тютчев Федор
278. Уткин Иосиф
279. Ушаков Дмитрий
280. Филимонов Владимир
281. Фирсов Владимир 2
282. Фоняков Илья 2
283. Фрост Роберт
284. Халупович Вадим
285. Хатюшин Валерий 2
286. Хелемский Яков
287. Хомутов Сергей 2
288. Цакунов Олег
289. Цыбин Владимир
290. Черкесов Валерий
291. Чехонин Михаил
292. Чиннов Игорь
293. Чичибабин Борис 2
294. Шалыт Владимир
295. Шацков Андрей
296. Шевелев Александр
297. Шелехов Владимир
298. Шкляревский Игорь
299. Шлёнский Владимир
300. Шорохова Татьяна 3
301. Шутов Юрий
302. Щербаков Михаил
303. Щипахина Людмила 3
304. Эзрохи Зоя
305. Эренбург Илья
306. Юрков Олег
307. Ян Мавр
308. Яшин Александр

Книги Александра Ракова:

«В ЛАДОШКЕ БОЖИЕЙ. ЗАПИСКИ РЕДАКТОРА»
Изд.им.свт.Игнатия Ставропольского
Москва, 2001

«СТРАНИЦЫ ДУШИ. ЗАПИСКИ РЕДАКТОРА»
Изд.им.свт.Игнатия Ставропольского
Москва, 2002

«ЗАВЕТНЫЕ УЗЕЛКИ. ВРЕМЯ СТРАНСТВОВАНИЯ.
ЗАПИСКИ РЕДАКТОРА»
Изд.им.свт.Игнатия Ставропольского
Москва, 2003

«БЫЛИНКИ»
Санкт-Петербург, «Сатисъ», 2004

«У РАСКРЫТОГО ОКНА. БЫЛИНКИ»
Санкт-Петербург, «Сатисъ», 2006

«НА МИЛОСТЬ ДНЯ. БЫЛИНКИ»
Санкт-Петербург, «Сатисъ», 2006

«ЗНАКИ ПРИПОМИНАНИЯ. БЫЛИНКИ»
Санкт-Петербург, «Сатисъ», 2007



Газета «Православный Санкт-Петербург» – единственное всероссийское издание в граде святого Петра. Существует с 1993 года по благословению Митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (Снычева)†1995. Издается четыре дочерних газеты: «Соборная весть», «Правило веры», «Горница», «Чадушки», которые входят в подписку.

Индекс всероссийской подписки в каталоге «ПОЧТА РОССИИ» 31420
Индекс каталога «РОСПЕЧАТЬ» 19550

Ваши отзывы о книге присылайте в редакцию газеты.
Адрес редакции: 190013, Санкт-Петербург, ул.Бронницкая, д.17, кв.4
Тел.(812)317-99-49.
www.pravpiter.ru
       
alexrakov@mrezha.ru (ред),