По ту сторону...

Игорь Денисов
По ту сторону...

Пролог.

- Всё кончено. – Хирург, полный пожилой мужчина, снял перчатки и, ещё раз бросив взгляд на операционный стол, тяжело вздохнул. - Жалко, конечно. Совсем мальчик ещё. К тому же, в такой знаменательный для себя день.
- Судьба, ничего не поделаешь, - молоденькая медсестра отключала аппаратуру. – Во всяком случае, Вы сделали всё, что смогли.
- Травмы, не совместимые с жизнью, - добавил анестезиолог. – Не пойму, как его живым довезли. С такими повреждениями…
- Ничего удивительного, - возразил хирург, споласкивая руки, - просто сильная жажда жизни. Вот Вы, Лидочка, говорите – судьба. Позвольте с Вами не согласиться. По моему величайшему убеждению, мы сами и вершим судьбу, по мере наших сил и возможностей. Здесь же, скорей, подходит другое понятие – случай. Случаю наплевать на эту самую судьбу, он поджидает нас всегда и повсюду. И особенно горько, когда удар наносится в такое время. Когда, кажется, что только начинаешь жить, а будущее представляется счастливым и безоблачным.
- Да Вы – философ, - улыбнулся анестезиолог. – Раньше не замечал за Вами, Пётр Васильевич.
- Возраст, Витя. К старости многие начинают задумываться о несправедливости жизни.
- Пётр Васильевич, там родственники ждут, - напомнила медсестра.
- Ну что ж, Лидочка, заканчивайте. И позвоните, пожалуйста, в морг, а то санитары там, как всегда, дрыхнут без задних ног.
Часы показывали шесть часов утра. Пётр Васильевич вытер руки и направился к родственникам скончавшегося.

Глава первая.

- Как морг?! Они что там, совсем рехнулись?! Почему так темно? Где я?!
- Тебя нет, потому что ты умер.
- Кто ты, чёрт побери?
- Не поминай чёрта на Развилке.
- Тьфу, тьфу, тьфу. Чур меня. Ну, а теперь покажись, что спрятался?
- Я не спрятался. Я рядом.
- Где?
- Везде.
- Та-ак, кажется, я схожу с ума.
- Ты не сошёл с ума, а просто перестал существовать.
- Хватит пугать говорю! Скажи просто, кто ты?
- Я – Ангел.
- Кто?!
- Ангел. Хранитель твой.
- Понятно. Так бы сразу и сказал. Слушай, а Наполеон с Юлием Цезарем тоже где-то рядом? Наверно, в соседней палате, да?
- Хочешь верь хочешь нет, но всё-таки ты умер. Тебя не стало. Телесно. Ты сейчас представляешь собой некую субстанцию, которую живые называют душой, а мы – Тенью.
- Слушай, друг…
- Я не друг, я – Ангел.
- Понял! Это шутка такая. Прикол. Точно! Улыбнитесь, Вас снимает скрытая камера. Я ведь прав? Ну, не молчи, скажи хоть что-нибудь. Я сейчас расплачусь.
- Не расплачешься.
- Почему это?
- Нечем. Глаз-то нет.
- Действительно. Неужели, всё это правда? Подожди, а как же я тогда говорю?
- Ты и не говоришь. В Междумирье другие способы передачи информации. Ещё вопросы есть?
- Конечно. Как я умер?
- Не знаю, я не видел.
- Здрасьте-пожалуйста. Ты же хранитель.
- Ну и что? Только великим полагается каждому по индивидуальному ангелу. А таких посредственностей, как ты, у меня, вагон целый. Разве уследишь за всеми. Осторожней надо быть. На бога надейся, а сам не плошай.
- Спасибо за откровенность. И что же мне теперь уготовлено, пекло или может кущи райские?
- Ни то и не другое. Выдумки живых.
- А что же тогда?
- Скоро узнаешь. На Высшем Суде.
- Значит и суд имеется?
- А как же. Всё честь по чести.
- Надеюсь с демократией-то у вас, всё в порядке? У меня будет право на защиту?
- У тебя будет право на приговор.
- Ну, хорошо… Слушай, скажи по секрету, как старому знакомому, грехов... много поднабрал?
- Не мне судить, на то есть другие инстанции. А мне пора. На прощанье могу дать совет.
- Валяй.
- Хочешь узнать больше, вспомни свою смерть.
- Как же я, её вспомню? Я ведь даже не знаю, кто я.
- Захочешь – сможешь. За свою жизнь человек часто соприкасается с Междумирьем. Ты – не исключение. Ищи и найдёшь ответ. А мне, действительно, пора.
- Ты придёшь ко мне ещё?
- Возможно. Всё зависит от Суда.
- Что ты хочешь этим сказать? Ответь, Ангел. Ушёл. Что же он говорил? Я уже соприкасался с Междумирьем, то есть со смертью. Вот где решение. Надо только вспомнить.



Маленький мальчик, которому сегодня исполнилось десять лет, не переставал канючить:
- Ну мам, ну всего полчасика. Пожалуйста.
- Поздно уже, Серёжа, - отвечала ему мама, невысокая женщина средних лет, строгим учительским голосом. Она зябко куталась в отечественный пуховик, держа одной рукой тяжёлую, судя по натянутым, как струны ручкам, хозяйственную сумку, а другой – хнычущего сына. – Да и погода сегодня не для гулянки. Давно ли по ночам дохал да сопли пузырями пускал? Снова хочешь?
Мальчик сделал вид, что смирился, но на самом деле он готовил нападение, против которого маме будет трудно устоять. Когда они были уже рядом с домом, Сергей решил, что пора.
- Мамулечка, пожалуйста, в честь моего дня рождения, - при этом он посмотрел на неё снизу вверх таким грустным взглядом, что им можно было растопить лёд, не говоря уж о добром мамином сердце. – Я не долго, только около дома. – И, почувствовав мамино сомнение, добавил: - Честное-пречестное слово.
- Ну, хорошо, - сдалась мама. – От дома ни на шаг.
Она наклонилась, поправила сыну ворот свитера, чтобы лучше прикрывал шею, и, перевязав ему потуже тесёмки шапки, улыбнулась:
- Беги, именинник.
Через минуту Сергей уже качался на старых скрипучих качелях, единственном аттракционе, украшающем небольшую детскую площадку.
- Серёга, привет, - раздался знакомый голос. Это был Юрасик из соседнего подъезда. На самом деле его звали Юрка Сомов, а своё уменьшительно-ласкательное прозвище Юрасик получил из-за того, что был во дворе самым младшим из тех, кому разрешалось гулять без родителей. Друзья относились к нему несерьёзно и даже высокомерно, помня о его «детском» возрасте, и это очень задевало Юрку. Он хотел казаться старше, чем был на самом деле, поэтому применял для «взрослости» различные методы. Во-первых, выучил несколько жаргонных словечек (типа «кайф», «блин» «в натуре») и выражений («чихать с высокой горки», «дело пахнет керосином», «гадом буду» и т. п.) и пользовался ими по поводу и без. Во-вторых, Юрасик научился сплёвывать через дырку между передними зубами. При этом получался характерный звук, а слюна улетала метра на два, не меньше. В-третьих, он приобрёл привычку держать руки в карманах брюк, что прибавляло, как ему казалось, солидности и веса среди пацанов. Короче говоря, получался этакий городской шпанёнок конца семидесятых годов.
Сергей не стал ждать, пока качели остановятся, и, картинно спрыгнув, подошёл к Юрасику.
- Здорово, мелочь. Ты чего здесь шатаешься? «Спокойной ночи, малыши» уже кончились.
Юрка сделал вид, что не заметил обидного «мелочь» и насмешки в словах товарища (подумаешь, всего на три года старше) и, сплюнув своим коронным способом, ответил:
- Так, блин, погулять вышел. Кстати, на стройку не хочешь сходить? Там все наши сейчас балдеют.
Он имел в виду находившуюся неподалёку стройплощадку, где возводился новый жилой дом.
- Да врёшь ты всё, - не поверил Сергей. – Там же сторож всегда после шести.
- В натуре, зуб даю. Сам из окна видел, как Сашка с Коськой через дыру в заборе пролезали. А потом Димка из шестой квартиры вместе с сестрой. Там они, гадом буду. Какую-нибудь новую игру придумали.
Все перечисленные ребята были старше Сергея, а двойняшки Димка с Людкой вообще, на прошлой неделе четырнадцать отметили.
- Ну их, - махнул он рукой. – Давай лучше здесь погуляем.
- Понятно, боишься.
- Кто? Я?
Серёга хотел зарядить малявке щелбан за наглость, но тот проворно отпрыгнул в сторону.
- Скажешь тоже, боюсь. Просто не хотел, а теперь передумал. Идём.
«Я не долго, туда и обратно, - думал Сергей, приближаясь к деревянному забору. – Если что, скажу: за другом заходил, вот меня и не было во дворе».
Дождавшись, когда в пределах видимости не окажется ни одного случайного прохожего, друзья отодвинули в заборе одну из досок и друг за дружкой пролезли внутрь. Они перебрались через горы битого кирпича и направились прямо к строительным вагончикам, но за высоким башенным краном с удивлением остановились.
- Смотри, блин, свет горит, - прошептал Юрасик, указывая на тускло светившееся окно будки сторожа.
- Тише ты, сам вижу, - одними губами ответил Сергей. – Слышишь, голоса чьи-то.
Действительно, из-за вагончиков доносились довольно громкие грохочущие звуки и взрывы дикого хохота.
- Они что там, совсем из ума выжили, так ржать? Засекут ведь.
- Подожди, - сказал Юрасик, - я сейчас, - и, прежде чем ему успели возразить, побежал к будке. Осторожно заглянув в неё, он рассмеялся и помахал рукой другу. – Давай сюда - прикол.
Когда Сергей подошёл и посмотрел в окно, перед ним предстала привычная картина из российской жизни. Недопитая бутылка водки на столе и пьяный сторож, дающий храпака в метре от деревянного настила, заменяющего ему кровать.
- Тут всё ясно, до утра не проспится. Айда к ребятам, - не таясь, они рванули на перегонки, на ходу перепрыгивая обрезки труб и грязные осенние лужи.
- Кто к нам пожаловал, - встретил их Димка, протягивая руку. – Держите пять.
- Здорово, Димос, - приветствовал его Сергей, отвечая на рукопожатие. – Чё делаем?
- В “слабо” играем. Присоединиться не хотите?
Игра в “слабо”, придуманная ребятами из соседнего двора, прижилась уже по всей округе. Правила были просты: кто-нибудь совершал какой-нибудь неординарный поступок, рассчитанный, как правило, на ловкость и смелость, а задачей остальных было попробовать повторить его. Награда – личное самоутверждение, уважение друзей и порой – тайное обожание девчонок.
- Что надо делать? – сплёвывая, деловито спросил Юрка.
- Ничего сложного, - ответил Димка. – Видите яму и две доски через неё.
- Ну?
- Вот тебе и ну, - продолжил за Димку Костя Перепёлкин. – Надо пройти по самой узкой, всего делов-то. Кстати, по широкой, уже все прошли, даже Сашка-трус
Сергей подошёл и осторожно посмотрел вниз. Яма оказалась глубокой, метра три, может больше. Точнее нельзя было сказать из-за скопившейся на дне мутной воды. Мальчик вздрогнул.
Он не боялся воды, нет. Отец научил его плавать, нырять, иногда брал с собой на рыбалку, но всё-таки кое-что не давало ему привыкнуть к ней с того момента, как он себя помнил. Воспоминание, взявшееся неизвестно откуда. «Толща прозрачной воды, пахнущей хлоркой, и он сам, пытающийся выбраться на поверхность. Ему страшно, нечем дышать. Он тянет вверх нос и вот-вот должен сделать долгожданный глоток воздуха, как кто-то большой и сильный толкает его обратно на глубину. Сергей не знает, кто это. Раньше знал, но забыл». Чем старше становился мальчик, тем реже посещал его этот кошмар, с каждым разом становясь всё расплывчивей. Когда-нибудь он оставит его в покое, затеряется в памяти и не вернётся больше. Но сейчас он снова был с ним. Сергей задрожал мелкой противной дрожью и задышал чаще.
- Сикулявишь? – усмехнулся Димка. – Это тебе не «солнышко накручивать» и не стёкла крошить.
«Крутить солнышко» (то есть сделать полный оборот на качелях) раньше умел только Сергей, это было его «слабо». Теперь довольно много ребят повторили тот подвиг, и он стал неактуален. А стекло – случайно разбил прошлым летом во время игры в футбол, но после наказания долго ходил героем.
- Что ты пристал к мальчику? – вступила в разговор Людка. – Конечно, боится. Ты и то не сразу решился, а Серёженька маленький ещё. Упадёт, испачкается, потом мама ругаться будет.
Последнюю фразу пацаны встретили дружным хохотом. Сергею показалось, что его лицо запылало от обиды похлеще перезрелого томата в бабушкином парнике, но, пересилив себя, ухмыльнулся и спросил:
- По узкой, кто смог?
- Пока только один Димка, - сказал кто-то из ребят.
- А остальным что? Слабо?
- А самому? – вопросом на вопрос ответил Коська.
- Да проще пареной репы, - бросил Сергей, не прекращая улыбаться и вставая одной ногой на доску.
Доска была толстая, но узкая и вдобавок скользкая от налипшей глины. Однако отступать было поздно. Назвался груздем – полезай в кузов.
- Дело пахнет керосином, попытался остановить друга Юрасик. – Может не надо?
«Так, - не слушая его, думал Сергей, - мелкими шажками, не останавливаясь. Должно получиться».
И почти получилось.
Вначале всё шло успешно. Мальчишка двинулся вперёд, балансируя широко расставленными руками и задержав дыхание на вдохе. Он уже радовался в душе своему предстоящему триумфу, когда на последнем метре его правая нога предательски соскользнула и потащила всё тело вниз, в пустоту. Воздух от удара о доску выбило из лёгких, и, сделав невероятный кульбит, Сергей спиной шлёпнулся в воду, исчезая в туче грязных брызг.
Сперва он не испугался, так как не поверил, что такое могло с ним случиться. На мгновение он оказался в своих воспоминаниях, но лишь на мгновение, поскольку вода была мутная и пахла не хлоркой, а тухлятиной, а рот моментально забился скрипнувшим на зубах песком. Мальчик попытался встать на ноги и вдруг понял, что до дна не достаёт. Между тем, одежда быстро насыщалась влагой, превращаясь в неподъёмный груз. И когда болоневая куртка свинцом повисла на плечах, до Серёжи дошёл весь ужас происходящего.
Бултыхаясь, он зацепился за корешок, торчащий из стенки ямы, и, ухватившись за него, попытался подтянуться. Ему удалось до пояса выбраться из воды, прежде чем тот сломался, и Сергей вновь погрузился с головой. Страх и паника холодными, мерзкими щупальцами проникли в сердце, высасывая силы к сопротивлению. Он хотел кричать, но крик замер где-то внутри заполняющегося песком горла. На секунду Сергей увидел испуганные лица Юрасика и других ребят. Они казались такими далёкими, словно из другого, более счастливого мира. Мальчишке хотелось к ним, но непослушное тело упрямо тянуло его на самое дно грязной ямы…
…Которое, впрочем, оказалась не так уж глубоко. Почувствовав под ногами скользкую твердь, Сергей оттолкнулся и вынырнул на долю секунды, достаточную для того, чтобы набрать в лёгкие воздуха и снова уйти под воду. Цепляясь ногтями за скользкую глину, мальчишка вдруг ощутил несильный удар по голове. Рефлекторно взмахнув руками, он нащупал спасительную опору и, не веря в удачу, вцепился в неё мёртвой хваткой. Его куда-то тащило, а он, как мог, помогал ногами, скользя ими по глине. Затем неведомая сила схватила его за шиворот и рванула из лап, казалось неминуемой, смерти.
- Ты что же делаешь, шалопай?! Хоть бы о родителях подумал, бестолочь!
Всхлипывая, Сергей поднялся с земли. Сквозь грязь и слёзы он увидел перед собой, покачивающегося из стороны в сторону, сторожа, с длинной деревянной рейкой в руках. Друзей нигде не было.
- Дуй домой, - заплетающимся голосом продолжил спаситель, - там тебе отец покажет кузькину мать. Да быстрее давай, а не то замёрзнешь совсем.
Когда мальчишка подходил к дому, из подъезда выбежал Сашка, а за ним – взволнованные Серёжины родители. «Доложил уже, ябеда», - грустно подумал Сергей и замедлил шаг. Выражение папиного лица не предвещало ничего хорошего.

Глава вторая.

Серое покрывало небытия окутало видение из мира живых, останавливая героев на последнем акте разыгравшейся драмы. В этот раз Междумирье оставило на время Тень в покое.
- Значит, Сергей. Ну, уже что-то. Отчаянным я был парнишкой, ничего не скажешь. Эх, всегда бы так везло, не висел бы сейчас безымянным туманом, безруким и безногим, в ожидании приговора неведомого суда. Господи, как же здесь тоскливо и неинтересно! Как не хватает в этом бесцветном мире всего, что не замечаешь, будучи живым: порыва ветра, капли дождя, тёплого и ласкового прикосновения солнца…


… - Вот зараза! – выругался Юрасик. – Заколебала уже эта «лампочка», прямо в глаза светит. Эй, там, на небесах! Нажмите на выключатель, в конце концов.
Он сидел за рулём новенького мопеда “Рига-16”, подаренного родителями за успешное окончание шестого класса. Сзади, возвышаясь над ним, восседал Сергей Смирнов. Ребята неслись по узкой раздолбанной дороге через совхозное поле.
- Как ты там? – крикнул через плечо Юрка.
- За дорогой следи, - перекрикивая треск двигателя, ответил Сергей. – У меня всё путём.
«Всё путём» было большим преувеличением. Иногда Сергею казалось, что его задница, уже превратилась в сплошной синяк. Рифлёный металлический багажник – не самое лучшее седалище на такой дороге. Но даже это не могло испортить его прекрасного настроения. Только вчера Сергей сдал последний экзамен за восьмой класс, и теперь его ждали три месяца жаркого (судя по первым июньским дням) лета. Девяносто с хвостиком дней полной свободы. Ни школы, ни уроков, ни домашних заданий. К чёрту тетрадки и учебники! Да здравствуют пляж, футбол и рыбалка!
Рыбалка! Через три дня они с Юрасиком и Костей Перепёлкиным едут на Ладожское озеро. Конечно, не одни, а с Анатолием Петровичем, Коськиным отцом, и Сидором Матвеевичем, двоюродным дядей. Жить будут в деревянном охотничьем домике прямо на берегу. Есть там и моторная лодка, и сети. В общем, самая настоящая рыбалка в полном смысле этого слова. Анатолий Петрович сказал, что если позволит погода, они покинут цивилизацию на неделю или даже больше. Какого лешего ещё желать мальчишке в пятнадцать лет. От переполнявших его чувств Сергею хотелось кричать во всё горло. Что он незамедлительно и сделал.
- Аааааа! – разнёсся по округе радостный вопль.
- Ты что, совсем рехнулся? – удивился Юрасик.
- Нет, я просто счастлив.Поворачивай к дому, а то мочи уже нет.
Юрасик рассмеялся и, обернувшись к другу, подмигнул:
- Не дрейфь, Серый. Выскочим на трассу, не так трясти будет.
Но на трассу они не выскочили. То ли камень, попавший под колёса, оказался слишком велик, то ли рытвина – чересчур глубока, но мопед неожиданно клюнул носом, как бак на родео, перекидывая через себя горе-наездников. Мир успел крутануться вокруг Сергея несколько раз, прежде чем взорваться болью в неловко подвёрнутой руке. Кость хрустнула под тяжестью тела со звуком сухой ветки, брошенной в костёр. “Съездили на Ладогу”, -мелькнула в голове мысль, а затем всё заволокло красным, дёргающим туманом.
Раннее летнее утро. Море. Огромное море цветов. Серёжа идёт по нему, по пояс мокрый от росы, с широко расставленными руками. Идёт, сам не зная куда, ориентируясь по золотистой солнечной дорожке, которая пересекает это чудесное поле и теряется где-то за горизонтом. Сергей присматривается к одному из многочисленных цветов и вдруг замечает, что вместо бутона у того – кубик. Кубик составлен из секторов разного цвета. Они постоянно меняются местами, переливаясь и смешиваясь. “Кубик Рубика”, - услужливо подсказывает память.
Сергей удивлён, но далеко не шокирован этой загадкой природы. Он оглядывается вокруг и видит множество таких же кубиков. Маленьких, больших и просто огромных. Они качаются на таких тоненьких стебельках, что удивительно, как все они выдерживают даже слабые порывы ветра.
Грани сменяют друг друга с лёгким ровным гудением. Это необычайно красиво. Похоже на испорченную мозаику: синий ложится на жёлтый, красный – на зелёный, зелёный – вновь на синий. Тысячи, миллионы смен окрасок за секунду на всём пространстве, которое способен охватить взгляд.
Внезапно гул смолкает. Все кубики поворачиваются к Сергею яркобордовыми гранями. Ему кажется, что он стоит по пояс в кровавом озере. Страха нет, просто интересно. Юноша срывает один цветок и подносит его к лицу. Он ждёт тонкого благоухающего аромата, но вместо этого в нос бьёт острый запах нашатырного спирта.
- Очнулся, вот и хорошо. Не шевелись, у тебя, похоже, открытый перелом, а может, и ещё что.
Серёжа открыл глаза и увидел двух мужчин. У одного из них в руках была бутылочка с нашатырём. Чуть позади стоял Юрасик. Огромный лиловый синяк на щеке доказывал, что и для него падение не прошло бесследно. Скосив в сторону глаза, Сергей заметил “Москвич”, на котором, видимо, и приехали взрослые.
- Друг у тебя молодец, - сказал один из них, старательно накладывая на руку шину. – Скажи ему спасибо, не растерялся.
- Да, - добавил другой, - выбежал прямо на середину шоссе, я еле затормозить успел. А так бы и не остановился; сколько разной шантрапы по дорогам шарахается.
- Очень больно, Серый? – Было видно, что Юрка Сомов тяжело переживает случившееся. – Ты извини, пожалуйста. Так вышло.
- Ладно, проехали. На рыбалку вот только не попаду.
- А я без тебя тоже не поеду, - решительно сказал Юрасик и тяжело вздохнул.
Через несколько минут, загрузив Сергея в салон, а то, что осталось от мопеда, на верхний багажник, они двинулись в сторону города.
- Родители за мопед накажут, наверно? – спросил мужчина, севший за руль.
- По головке точно не погладят, буркнул Юрка.
- Да, не завидую я вам, ребята. Весёленькое начало каникул. Но вы особо не переживайте. “Всё пройдёт, и печаль, и радость”, как в песне поётся.
Сергей не слушал их. Он сидел, крепко сжав зубы от боли. Тряска расшевелила её жуткий очаг в правом предплечье.


Глава третья.

Междумирье трясло не на шутку. Серое “ничто” словно вспучилось изнутри и, казалось, вот-вот взорвётся перезрелым вселенским гранатом.
- Какого хрена?! Что случилось, в конце концов? – Тень, бывшая при жизни Сергеем Павловичем Смирновым, потеряла нить воспоминаний и негодовала. – Потусторонняя жизнь называется. Никакого покоя бедной душе. Эй, аборигены! Объяснит мне хоть кто-нибудь, что случилось?
- Не кричи. Ведёшь себя, как живой при пытках.
- О, никак вернулся. Ангел, я не ошибаюсь?
- Не ошибаешься. Я направлен к тебе…
- Подожди. Можно вопрос?
- Спрашивай.
- Что за тряска?
- Гигантская катастрофа в одном из миров. Очень много жертв. Большой наплыв теней. Междумирье работает на полную мощность, пытаемся распределить всех по секторам. Принято решение ускорить проведение процессов Высшего Суда, чтобы освободить места для новеньких.
- Стоп, стоп, стоп. Не так быстро. Что, суд уже идёт?
- Он начался, как только ты умер.
- Дай сообразить. Ты сказал, в одном из миров. Их что, много?
- Конечно.
- Сколько? Сто, тысяча, миллион?
- Больше. Гораздо больше.
- Расскажи ещё.
- О чём?
- Обо всём. Где, зачем, почему, как всё устроено?
- У нас мало времени. Да и ни к чему тебе всё это.Повторяю, я направлен к тебе, чтобы сообщить приговор.Пятьдесят два годам заключения в зависимом теле на одной из нитей миров, близкой к твоей прошлой жизни. Я также уполномочен препроводить тебя к месту зачатия.
- Гляди-ка, как серьёзно. Революционный трибунал, не меньше. Значит, я снова буду жить? А что такое зависимое тело? А другой мир, это круто?
- Любопытство грешно.
- Кстати, насчёт грехов. Сколько насчитали?
- Хватает. Слишком много, чтобы остаться здесь.
- Остаться здесь? Нет уж, спасибо. Хорошо, что не был праведником. По мне так лучше жизнь, пусть в каком-то зависимом теле, чем нудное прозябание в скучной серятине.
- Ты так думаешь? Предчувствую, что твоё мнение скоро изменится, Тень. Ну а прежде чем отправиться, ответь мне на один вопрос.
- Спрашивай. У меня, в отличие от тебя, секретов нет.
- Как тебе подстроенное падение с мопеда.
- Что значит подстроенное?
- Это было моё вмешательство.
- За что? Знаешь, как больно – открытый перелом?
- Зато жить остался.
- Как это?
- Обыкновенно. Смотри и увидишь. Твоя жизнь под контролем, но сны твои никому не подвластны. Они – великая тайна живых, не разгаданная никем. Ни нами, ни даже теми, кто выше нас.
Ангел замолчал. Бешеная тряска Междумирья постепенно успокаивалась. Пространство заполнял запах валерьянки, гипса и медицинского спирта. Запах больницы.



- Спирт? – шутливо заводил носом Сергей.
- Он самый, - ответила медсестра и толчком вонзила шприц в его правую ягодицу.
Смирнов зажмурился. “Как всё-таки больно от этих витаминов”.
- Успокойся, уже почти всё. – Медсестра Леночка была мастером своего дела. – Держи ватку. Так, - продолжила она, уколов всех пятерых в палате, - сегодня дежурит Свиридов, зав. отделением, так что спать ложиться вовремя. Никаких карт и домино.
- Не волнуйся, Леночка, всё будет “о’кей”. Ты только окно не закрывай, пожалуйста, - попросил старожил палаты, двадцатипятилетний парень по имени Павел. Его доставили в травматологию с ушибами внутренних органов и переломами двух рёбер, полученными в результате несчастного десантирования с третьего этажа женского общежития.
- Не слушай его, дочка, - подал голос пожилой мужчина, которого все называли дед Матвей. – Закрой окно, а то от его дружков длинноволосых опять всю ночь покоя не будет. Шлындают туда-сюда, благо первый этаж. Да ещё девок пьяных притащат. Писки, визги, анекдоты похабные. Тьфу ты, пропасть! Ни себе, ни людям отдыха нету.
Под общий дружный смех остальных обитателей палаты Леночка закрыла окно на ключ (створки рамы были оборудованы дужками, которые при необходимости скреплялись небольшим замком) и, оставив дверь чуть приоткрытой, вышла. Через минуту погас свет.
- Злой ты, дед, хуже керосина, - прокряхтел Пашка, ворочаясь на кровати в поисках удобного положения. – Совсем молодёжь не любишь.
- Не люблю, это точно, - огрызнулся старик, приподнимаясь на локтях. – А за что вас любить, оголтелых?
- Ну, понесло старого, - раздался голос с койки, стоящей у встроенного шкафа. Там лежал с черепно-мозговой травмой, полученной от удара сковородой в неравной схватке с супругой, художник городского кинотеатра Сева Мальцев. – Теперь долго не успокоится.
- За что, я спрашиваю? – не слыша Севу, продолжал наседать дед Матвей. – У меня в твои годы уже война за плечами была. С декабря сорок первого и под самый занавес. В Берлине закончил. Три ранения и контузия, понял?!
- Ты чего разошёлся, дед? – попытался успокоить его Пашка. – На кого ты обиду держишь, на всех что ли?
- На таких, как ты, как дружки твои нестриженые, как сын мой, оболтус непутёвый. - Дед замолчал, но не надолго. – Обидно. Всё вам дано. Хочешь – учись, хочешь – работай, никаких препятствий. А вы только водку жрать, да баб по подворотням щупать, больше ни на что не годитесь.
- Да, старик. Здорово, видать, тебя тем “КАМАЗом” шибануло. – В голосе Пашки послышались злые нотки. – У него с сыном проблемы, а он на меня бочку катит. Во даёт, пенсия.
- Все вы одним миром мазаны. Ни стыда, ни совести.
Пашка не ответил. Дед Матвей, решив, что последнее слово за ним, тоже замолчал.
“Наконец-то успокоились”, - подумал Сергей. Он находился здесь уже полторы недели. Кроме перелома, полученного при падении с мопеда, у него обнаружили сотрясение мозга. Тишина, такая приятная после вечерней перепалки, заполняла уставшую за день голову. Проваливаясь в сон, мальчик дал себе зарок: завтра же напомнить деду Матвею про ту осень 77-го и поблагодарить, пусть и запоздало. Стройплощадка, яма, длинный шест – Сергей узнал своего спасителя, как только увидел старика. “Завтра, завтра напомню”, - мелькнула в голове ленивая мысль, и парень заснул.
Пробуждение оказалось быстрым и лёгким.
Сергей сунул ноги в тапочки и, прошлёпав через погружённую в сон палату, вышел в коридор.
- Смирнов! – Громкий голос эхом прокатился по больничным закоулкам. Голос принадлежал заведующему отделением Свиридову. Оглянувшись, Сергей увидел и его самого, идущего от ординаторской. – Вы что здесь делаете?
Травматолог был в новом, идеально чистом халате, безупречная белизна которого резко контрастировала с заляпанными бордовыми пятнами ботинками.
- В туалет иду, - буркнул юноша. – А что, нельзя?
- Молодой человек, Вы меня не поняли. – Свиридов уже подошёл к нему и теперь стоял рядом, заложив руки за спину и медленно раскачиваясь взад-вперёд, взад-вперёд, с пяток на носки и обратно. – Я спрашиваю: почему Вы, вообще, до сих пор в больнице? Я же ещё вчера все документы на выписку подготовил. Сестра разве ничего не передавала?
- Нет, - удивился Сергей.
- Забыла, значит. Но ничего страшного, потом заберёте. А сейчас можете отправляться домой.
- А как же перелом?
- А что перелом? С ним всё в порядке. Кости срослись, и держать Вас здесь больше нет необходимости.
- Здорово! – обрадовался Сергей и подвигал рукой. Всё вроде было нормально. – Как быстро. Спасибо, доктор.
- Не за что. – Свиридов усмехнулся и направился дальше по коридору, насвистывая что-то весёленькое себе под нос. Вдруг он неожиданно остановился. – Да, чуть не забыл. Насчёт деда не волнуйся, он всё обязательно вспомнит. Я в этом абсолютно уверен.
“Откуда Вы знаете? – хотел спросить Серёжа, но врач уже скрылся в одной из палат. – А чёрт с ним. Главное, выписал”, - подумал парень и радостно припустил к выходу. Улица встретила его ярким солнечным светом и трелью засевшей в кустах пичуги.
В мгновение ока Сергей долетел до своего дома. Громко хлопнув подъездной дверью, он, перепрыгивая через ступеньки, вбежал на площадку второго этажа, где нос к носу столкнулся с Костей Перепёлкиным. Тот стоял в больших, раскатанных на всю длину, болотных сапогах, держа в одной руке спиннинг, а другую крепко зажав в кулак.
- Привет, Перепёла! – воскликнул Сергей. – Уже с рыбалки вернулся? А я вот не попал. Только выписали. Ну, как улов?
Костя молчал, грустно улыбаясь другу. Голубые глаза его были наполнены такой глубокой тоской, будто он пережил что-то очень страшное.
- Подожди немного, - сказал Сергей, - я сейчас домой заскочу и сразу обратно. Расскажешь, как Ладога поживает.
- Серый, - перебил его Костя, - притормози чут;к. У меня мало времени. Я пришёл попрощаться с тобой.
- Опять с отцом куда-то собрались? Надолго? Меня с собой возьмите.
- Я навсегда ухожу.
- Как так? – Только сейчас Сергей заметил, что Перепёлкин совершенно мокрый, с головы до ног. Вода стекала с него целыми ручьями и уже успела образовать довольно большую лужу.
- Да вот так, - шмыгнул носом Костя. – Неудачно получилось. – Он прислонил спиннинг к перилам и вынул из кармана небольшой предмет. – Узнаёшь?
Сергей сразу узнал свой перочинный нож с наборной ручкой и выкидывающимся лезвием. Он приобрёл его на Московском вокзале в Питере у стриженого субъекта с типичной внешностью уголовника за червонец и аудиокассету “Sony” – сверху. А, спустя два месяца, на рыбалке с ребятами, нож благополучно испарился, и все последующие поиски успехом не увенчались.
- Где ты нашёл его? – Серёжа протянул руку и взялся за тёплую, чуть шершавую ручку. Нажал на кнопку, и полированный металл выпрыгнул из своего убежища. – Ещё работает.
- Я украл его у тебя, - вдруг заявил Перепёлкин и переступил на месте ногами. Лужа, которая уже достигала коленей, гулко чавкнула.
- Украл? Это шутка, да? – Удивление было таким сильным, что Сергей даже не обратил внимания на свой изменившийся внешний вид. Теперь он тоже стоял в больших резиновых сапогах старой дерматиновой куртке. – Как ты мог? Ещё друг называется. Подожди, - Сергей в упор посмотрел на Костю, - а зачем возвращаешь?
- Извини, Серый, уж очень он мне нравился. Не устоял перед соблазном. Хотел перед девчонкой покрасоваться, крутым прикинуться. Погоди, не перебивай.
Сергей, пытавшийся что-то сказать, замолчал. Вода уже доходила до пояса, но он не чувствовал её, потому что вновь оказался переодетым, на этот раз в жёлтый гидрокостюм, такой же, как у героя американского боевика “Спасите «Конкорд»”, недавно просмотренный в кинотеатре.
- У меня совсем не осталось времени, - продолжал Перепёлкин. – На прощание, чтобы ты не держал зла, хочу сделать тебе подарок.
Он разжал кулак, и Сергей увидел на Костиной ладони брелок. Обыкновенный брелок для ключей, украшением которого служил миниатюрный кубик на стальном карабинчике.
- Кубик, - фыркнул Сергей. – Зачем мне эта игрушка?
- Это не игрушка, Серый, а твоя судьба. Запомни: когда их станет…
Костя вдруг замолчал и потрогал рукой лоб. В том месте, где пальцы коснулись кожи, появилась маленькая чёрная точка. Через мгновение она начала расти с невероятной скоростью, завоёвывая себе всё большую территорию. Не смея от испуга сдвинуться с места, Сергей наблюдал, как лицо его друга превращается в бурлящую, словно кипящий битум, массу. Особенно жутко смотрелись губы, которые оставались единственным нетронутым местом и, даже когда чёрные пузыри захватили шею и плечи и начали плавить одежду, продолжали грустно улыбаться. Прежде чем всё скрыла вода, раздался утробный голос:
ОДИН КУБИК – НЕ БЕДА.
БОЙСЯ, ЕСЛИ ВСТРЕТИШЬ ДВА.
Вздрогнув, Сергей проснулся.
Вокруг мельтешили медсёстры, завозя из коридора какой-то громоздкий аппарат. Двое врачей склонились над койкой деда Матвея.
- Плохо старику, - шепнул Серёже Сева-художник. Он стоял у своей кровати, с интересом наблюдая за происходящим. – Сердечный приступ, наверное.
Дед умер около шести утра.
После завтрака пришёл Юрасик и рассказал, что вместе с отцом и дядей пропал Костя Перепёлкин. Местные, из деревушки, поведали, что они вышли на двух моторных лодках в Ладогу пять дней назад, несмотря на усиливающийся ветер, и до сих пор не вернулись. А вчера на небольшом острове были обнаружены обломки одной из моторок. Вторую лодку и людей пока не нашли.
- Найдут, - уверял Юрка. – Ладога большая; может, бензин кончился, а на вёслах далеко ли уплывёшь.
- Конечно, найдут, - отвечал ему Сергей. – Куда они денутся?
Его пробирала дрожь. Ведь если бы не несчастный случай с мопедом, они с Юрасиком наверняка оказались бы в этих моторках. Да ещё этот сон, будь он не ладен. Но надежда всё равно оставалась. Надежда – она такая, умирает всегда последней.
- Кубик, - прошептал Серёжа и снова вынырнул Тенью в Междумирье.

Глава четвёртая.

- Ты готова, Тень?
- К чему?
- К переходу в новое тело.
- Это болезненно?
- Нет. Скорее, немного неприятно. Но зато ты увидишь рай. Вернее, то, что называют раем живые.
- Ну что ж, тогда я готов.
Междумирье продолжало лихорадить, но уже не трясло крупной бешеной дрожью. Унылое окружение столь же уныло успокаивалось. Тишина, тоска и дикая скука вновь навалились на Тень.
- Эй, Ангел, а где же обещанный рай. Жду - не дождусь.
Вместо ответа последовал внушительный толчок. Потревоженная серость начала вращаться. Вначале медленно, но с каждым кругом всё быстрее и быстрее. Наращивая скорость, круговорот стал терять свою однотонную окраску. Кое-где появились пятна жёлтого, синего, зелёного цвета и постепенно стали заполнять всё пространство вокруг. Они набухали, растягивались, соприкасались друг с другом, издавая оглушительный треск рвущейся материи. Там, где пятна смешивались, образуя сумасшедший цветовой коктейль, возникали чистые и прозрачные лучи. Их можно было сравнить с солнечными, долгожданными после недельного разгула грозовых туч.
Лучей становилось всё больше. Они не вращались, а висели на одном месте, распарывая, словно хорошо отточенные лезвия, унылое серое покрывало. Отрезанные лоскуты тут же крошились и исчезали без остатка. Вскоре Междумирье настолько преобразилось, что Тень не выдержала и воскликнула:
- Ух ты! Вот это да!
Блёклый мир был раздавлен и уничтожен. Сдерживающие его серые оковы рухнули, освобождая место грандиозной и фантастической по своим меркам свободе, не сдерживаемой никем и ничем.
- Так вот ты какой, рай! Невероятно!
Вырвавшаяся Тень бросилась сразу во все стороны, словно свет от рождения сверхновой звезды, и вознеслась над всей Вселенной с её многочисленными нитями миров. Миры были самыми разнообразными: похожими на наш и не похожими, пышущими жизнью и безнадёжно мёртвыми, рождающиеся и распадающиеся. Они двигались, путались друг с другом, Образуя огромный живой клубок, повисший в абсолютной пустоте. И над всем этим – она, Тень! Время и расстояние перестали для неё существовать. Нить эпохи динозавров проходила рядом с нитью периода образования планет. Миры людей сосуществовали бок о бок с мирами разумных насекомых и даже пересекались где-то на закате правления первых и на заре могущества вторых.
- Я свободна! Свободна! Абсолютно! Такое может чувствовать только Бог. Значит, я – Бог? Ну конечно же, конечно! Я – Бог! Вечный и всемогущий! Я! Только я!
Все её предыдущие жизни раскрылись перед Тенью как на ладони. Даже не жизни, а смерти, точнее – моменты освобождений.
Вот она в образе крестоносца насаждает истинную веру и погибает от арбалетного болта, пробившего горло. А вот - в теле пожилого астронавта торгового флота, который умирает от непонятной болезни, подхваченной на одной из недавно освоенных планет. И этот слепой, только что родившийся котёнок – тоже. Он тыкается в густую тёплую шерсть матери в поисках молока и нежности, пока грубая человеческая рука не сграбастывает его за шкирку и кидает в ведро с холодной водой, где, пискнув пару раз, он идёт ко дну с полными жидкости лёгкими. (Вот он – тот детский сон.)
И ещё сотни, тысячи судеб на пике своего убогого существования. Тени не было их жалко, напротив, ей стало смешно. С каким неистовством они цеплялись за жизнь. За свою любимую плоть, которая по сути - лишь оболочка, тюрьма для души, решётка на окне, за которым прячется Вечность.
Свобода. Истинная свобода. Что может знать о ней тот парень, что мечется сейчас в горящем доме, оберегая своё тело от языков пламени? Глупец! Как страшится он смерти, как боится боли. А ведь именно боль является ключом к великой тайне могущества.
- Жалкий, низкий человечишка. Неужели это я? Не сопротивляйся,отдайся дыму и огню, свободе и величию…



Запах дыма подействовал сильней Людкиного визга и шлепков по щекам. Сергей почувствовал его за секунду до того, как до него дошёл смысл возгласов: “Горим, Серый! Проснись же, гад, горим!”
Людка орала ему в самое ухо, пытаясь пробиться в замутнённое алкоголем сознание. Парень закашлялся и, оттолкнув подругу, вскочил на ноги. Всё вокруг заполнял белый удушливый дым. Он поднимался целыми клубами снизу, сквозь щели в недоделанном полу. Опьянение как рукой сняло, но мозг работал тяжело, как бы в замедленном действии. Несколько секунд ушло на то, чтобы осознать происходящее, и ещё столько же, чтобы вспомнить, где он и как сюда попал.
…Уже больше двух месяцев прошло после возвращения Сергея Смирнова из армии. Он появился на пороге своей квартиры дождливым октябрьским утром в новой, с иголочки, форме, украшенной аксельбантами и честно заслуженными значками отличника боевой и политической подготовки. В одной руке – черный пижонский дипломат, через другую лихо переброшена свёрнутая в скатку шинель. На плечах – погоны с золотистыми сержантскими лычками, на лице – широкая лучезарная улыбка. Во всём этом великолепии он предстал перед глазами ошалевших от радости родителей в неполные семь часов пополудни.
Слёзы, поцелуи и суетливые сборы праздничного стола. Это было преддверие уже почти забытой гражданской жизни – без подъёмов и отбоев, без комбата майора Карле, немца по национальности и солдафона по жизни, без старшины роты прапорщика Линькова, вора с белыми холёными ручками, не державшими ничего тяжелее гранёного стакана. И много ещё без чего, так надоевшего за два года.
       На следующий день Сергей навестил почти всех своих друзей и подруг, знакомых и родных. Бывшая любимая девушка Ирка Савина уже давно была с другим; честно прождав солдата ровно год, она выскочила замуж за команди-ровочного из Сочи и укатила с ним на Черноморское побережье. Но это не огорчало Сергея ни в коей мере, он давно уже смирился. Жаль только, что не застал Юрку Сомова. Неделю назад того проводили на службу в доблестную Российскую Армию на смену Смирнову и другим дембелям. Юркина мать сказала, что сын позвонил три дня назад из аэропорта “Пулково” и сообщил о будущем месте службы: Где-то под Хабаровском, у чёрта на куличках; вот пока и вся информация.
На первой же дискотеке Сергея познакомили с Людкой Прониной, девушкой с очень приятной внешностью. Он как-то сразу проникся симпатией к девчонке с пышными рыжеватыми волосами и неяркими веснушками на вздёрнутом носике, которые совершенно её не портили, а наоборот, придавали лицу некий волнующий шарм.
После их знакомства время полетело для Сергея вдвое быстрее обычного. Чтобы хоть как-то зарабатывать, он принял предложение своего школьного товарища и устроился к нему в салон видеопроката. Конечно, не бог весть, какой доход, но зато у Сергея появилось много свободного времени, которое он целиком посвящал подруге. Люде было шестнадцать лет, она училась в девятом классе. Рядом с этой весёлой, по-детски наивной девушкой Смирнов чувствовал себя крутым, умудрённым опытом мужчиной, многое познавшим и столь же много испытавшим. Он одаривал её недорогими подарками, водил по своим мальчишечьим “местам боевой славы”. По выходным были дискотеки и молодёжное кафе с ласкающим девушкам слух названием “Золотое кольцо”, где за чашкой кофе, а иногда и бокалом вина Сергей рассказывал подруге об армейской жизни, немного приукрашенной ради восторженного взгляда её зелёных глаз.
Так пролетело два месяца. И вот на пороге – Новый год. Отмечать его решили в деревне с друзьями. Дело в том, что у Витьки (того самого, у которого работал Сергей) остался от почившей в прошлом году бабки дом, пяти-стенок на семь комнат; пять в самом доме и две – на чердаке.
Никто, наверное, не ждал праздника так, как Сергей. Однажды Людка, разогретая в кафе красным вином, намекнула, что в новогоднюю ночь надеется узнать его получше. Из-за этого всю последнюю неделю Сергей ходил сам не свой.
Утро тридцать первого декабря прошло в сборах. Витька через своего знакомого нанял автобус, который должен был отвезти всех на место, а также забрать оттуда второго вечером.
Сергей купил “повешенное” на него шампанское и мясо для шашлыков, затем забежал за Людой, где пришлось выслушать от её отца длиннющую проповедь о том, как следует себя вести, что можно и что нельзя делать. Отмучавшись, они заскочили ещё за одной парочкой и направились к месту сбора.
Автобус прибыл без опоздания. Молодые люди спешно погрузили продукты и, весело шумя, отправились в путь.
- Далеко ехать? – спросила Людмила, когда они заняли два места в конце салона.
- Не-а, - ответил Сергей, - километров тридцать, не больше.
- А спиртного-то нахапали. – Подруга указала взглядом на сложенные рядом коробки. – Куда столько? Одной водки двадцать бутылок, не считая вина.
- Это не водка, а самогон, - усмехнулся Смирнов. – Водки сейчас днём с огнём не сыщешь.
- Какая разница. Не многовато ли на шестнадцать человек.
- По-моему, так в самый раз.
Люда сначала замолчала, отвернувшись к окну, но затем вздохнула и спросила:
- Ты ведь не напьёшься сегодня, правда?
Сергей улыбнулся, нежно обнял подругу и прошептал ей прямо в ухо с интонацией заправского ловеласа:
- Не волнуйся, детка, всё будет “тип-топ”.
Не прошло и полчаса, как показалась деревня. Тёплый, протопленный приехавшим с утра на такси Витькой дом, весёлая компания – всё это способствовало расслаблению и оттягу в полной мере, поэтому отмечать начали задолго до полуночи. Сначала за встречу, потом за ёлку – её, росшую прямо во дворе, нарядили старыми побитыми игрушками, хранившимися на чердаке бог знает с каких времён. Потом захмелевший Сергей предложил помянуть Костю Перепёлкина, пропавшего на Ладожском озере. Затем за тех, кто в сапогах, затем ещё за что-то и за кого-то. В общем, к ночи компания, особенно её сильная половина, подошла на довольно высоком градусе веселья.
Людмила почти не пила. Она и Сергею всё время делала замечания по поводу спиртного. Вначале его умиляло такое беспокойство за свою персону, но чем больше опрокидывалось рюмок, тем разительней менялось отношение. Приятное становилось утомительным, постепенно перерастая в раздражение.
- Что она доколебалась до меня, как до маленького: не пей, не пей, - жаловался Сергей друзьям на заснеженном крыльце во время перекуров.
- Правильно, - поддерживали те, - нельзя бабам уступать, а то на голову сядут – не скинешь. – И они, покачиваясь, шли в дом, уверенные в собственной правоте.
Не будучи профессионалом в деле поглощения алкоголя, парень быстро сдал позиции и оконфузился самым постыдным образом. Последним, что Смирнов помнил, было то, как во время одного из тостов его качнуло и повело в сторону. Пытаясь удержаться, он схватился за скатерть и потащил за собой содержимое всего стола. После в сознании повисла тяжёлая, тошнотворная пелена, из которой его выдернули крики подруги и запах гари…
- Где мы?
- На втором этаже!
В отличие от друга, Людка находилась уже на грани паники. Снизу, откуда поднимался дым, слышался пугающий треск и глухие хлопки. Внезапно в небольшом, сантиметров двадцать в диаметре, оконце, через которое выходила труба печки-буржуйки, показалось чумазое Витькино лицо, смотревшее сквозь ступеньки деревянной лестницы.
- Людка, Серый, где вы?! – начал было он, но, увидев Сергея, поперхнулся на последнем слове. – Фу ты, слава богу, очухался.
На Витькином лице даже сквозь дымную завесу читалось облегчение.
- Через гостиную вам не пройти, там всё горит. Придётся через вторую комнату, там окно большое, пролезете. – Тут что-то отвлекло его внимание. – Куда, придурок ненормальный?! Задержите его! Тьфу, зараза. – И вновь обращаясь к Сергею. – Петруха тебе на помощь побежал, псих. Прямо в огонь нырнул. Давай, Серый, чешите быстрее. В той комнате Тоська с Оськой в отключке, пьяные, помогите им.
Последней фразы Сергей уже не слышал. Не мудрствуя лукаво, он разбежался и вышиб дверь вместе с косяком, вывалившись прямо под ноги Петьке Свиридову. Тот был голый по пояс и без обуви.
- Тоська, Оська, - пытался позвать Петруха чёрными потрескавшимися губами. Судя по крикам, они уже проснулись.
- Давай вместе! – крикнул Сергей, и они вдвоём без проблем вынесли и вторую дверь.
Здесь дыма оказалось поменьше. Ребята уже сообразили, что надо делать, разбили окно, и Тоська пыталась протащить на улицу свой объёмный зад. С той стороны стояла лестница, с которой кто-то помогал ей.
Сергей поискал взглядом Люду. Она стояла, прикрыв рот и нос подолом длинного, когда-то зелёного, а теперь чёрного свитера. Её белые индийские джинсы тоже превратились в грязную тряпку. “Хорошо хоть, по пьянке никто раздеться не смог”, - подумал Сергей и глупо хихикнул, представляя себе эту картину.
- Ты чего? – удивился Петруха.
- Да так. Нервы. Давай Оське поможем.
Когда тот тоже вылез, Сергей крикнул, чтобы все посторонились, и привычным ударом ноги выбил раму наружу. В ставшее гораздо шире окно вылезла и Людка.
А жар нагнетался не на шутку. Сквозь щели в полу проскакивали яркие языки пламени. На первом этаже что-то с грохотом рушилось. Слышался не прекращающийся вой и треск. Затем раздался взрыв – разорвало газовый баллон.
Когда это случилось, в комнате оставались только Сергей и Петька Свиридов. Один из них уже перекинул ногу через окно, когда обжигающая волна подняла его над подоконником и, продержав в таком положении долю секунды, показавшуюся вечностью, выбросила на улицу. Второго же парня взрыв сбил с ног, перевернул в воздухе, словно тряпичную куклу, и ударил о стену, после чего ослабил свои смертельные объятья и швырнул на пол. Горящие доски разверзлись, и огненный ад первого этажа принял к себе уже бездыханное тело.
…На Петрухиных похоронах Сергея не было. Он лежал в Питерском ожоговом центре, будучи всего в двух шагах от Междумирья. Удержавшись на этом свете благодаря чуду, а также очередному вмешательству Ангела.

Глава пятая.

- Что происходит? Что? Ответьте!
- Не кричи. Ты мне мешаешь.
- Я? Мешаю? Я велик и свободен.
- Прощай, Тень. Твоё величие обманчиво, свобода – надуманна. Тебя уже ждут.
- Мне страшно, больно! Я никуда не хочу! Нет!
- Рождаться так же тяжело, как и умирать. Успокойся, скоро всё кончится.
Вселенная стремительно теряла краски. Она притягивала их к себе, всасывала в своё прожорливое нутро, выворачивала наизнанку, комкала, мяла мощными тисками, вызывая у Тени поистине адские страдания. Свободное пространство уменьшалось с катастрофической скоростью.
Вселенная была огромна, безгранична. Только потянись и нырни в её бесконечность, стань ею; оцени своё могущество, силу, величие. Тень стремилась к этому, но была не в силах прорвать стены прозрачного шара, который неумолимо сжимался вокруг неё.
- Отпустите, - всё тише причитала Тень. Она глядела на ускользающий мир и чувствовала себя в огромном океане тяжёлого и вязкого вещества. Её крутило, вертело, несло по течению и давило, давило, давило. Постепенно все ощущения сконцентрировались в одной наполненной болью точке. Вселенная, такая близкая и такая далёкая, вдруг взорвалась, расплываясь гигантскими волнами, оставляя после себя серое и блёклое Междумирье. В эпицентре же этого взрыва открылся портал, вход в один из миров, где рождалась новая жизнь.
- Прощай, Тень, - повторил Ангел. – Ты видела ад, ты прошла через него. Ты познала великую свободу, а теперь вновь окажешься запертой в зависимом теле. Но кто знает, что лучше…
Тень хотела ответить и не смогла. Она стала живой. Пусть пока клеткой, но живой. Организмом, развивающимся в строгом порядке, предписанном природой. Загнанная в угол душа смирилась. Сливаясь со своим новым образом, проваливаясь в его сущность, она постепенно утрачивала воспоминания и о прошлой жизни, и о Междумирье, и о рае, на самом деле оказавшемся адом. Новый мир принял её в свои объятья, убаюкал, успокоил… и приступил к лепке тела. Очень осторожно, чтобы не навредить.
В мягкой утробе хорошо и уютно. Как раз то, что нужно для роста и развития. Безопасно, и от этого спокойно. Правда, иногда в ошмётках старой памяти всплывает нечто громоздкое, шумное, пропитавшееся табачным дымом.



- Апчхи! Тьфу ты. Апчхи! Да откройте кто-нибудь окно, сдохнуть же можно.
- Куда открывать? Холодина на улице, не май месяц.
Действительно, был далеко не май и даже не апрель, а самое начало марта. Погода стояла мерзопакостная – сырая и промозглая. Атлантический циклон, уже в который раз за эту зиму давал о себе знать шквальными, наполненными влагой порывами ветра, пронизывающими до самых костей не хуже ледяного северного. Противно и неуютно, но только не четверым друзьям во главе с Сергеем – виновником торжества.
Машина неслась на предельно допустимой в такую погоду скорости, расшвыривая по сторонам брызги грязного талого снега. Сергей находился на почётном переднем пассажирском сиденье, вглядываясь в темноту, с трудом пробиваемую фарами. Тщательно отутюженные брюки, белоснежная сорочка, галстук-бабочка и гвоздика в лацкане пиджака выдавали в нём жениха, кем он в действительности и являлся на данный период. Завтра днём свадьба, а сегодня последний всплеск холостяцкой жизни – мальчишник. Будущий муж намеревался провести его с самыми близкими друзьями в одном из баров Великого Новгорода, благо древнерусский город был всего в двух часах езды. Ночь обещала быть весёлой и незабываемой… если, конечно, они не сойдут с ума от табачного дыма. Курили все без исключения, так что глаза резало.
- Витька, - вновь промямлил с заднего сиденья Юрка Сомов, - открой хоть на секунду, загнёмся ведь.
Стекло заскользило вниз, но тут же вернулось назад, перекрывая дорогу вееру мелких холодных брызг, ворвавшихся непрошеными гостями в салон автомобиля.
- Курите по одному, - посоветовал Серёга, стряхивая капельки воды с рукава пиджака.
- Верно. А то дымят, как паровозы, - согласился Витька. Он исполнял роль водителя, поэтому именно ему приходилось тяжелее всех.
- Так скучно же, - пожаловался Юрка Сомов, прикуривая очередную сигарету. – Говорил, надо пива в дорогу взять. Сейчас бы ехали и посасывали.
- Размечтался, - на секунду отвлёкся от дороги Витька. – Он, видите ли, пивко будет лакать, а я – вози его и облизывайся.
- Ты лучше вперёд смотри, а то ещё в канаву завезёшь, - рассмеялся Сергей, вытащил из кармана портмоне и, заглянув внутрь, причмокнул. – Потерпите, ребята, будет вам сегодня и пиво, и водка, и девочки в придачу. Оттянемся как надо. Не шутка ведь, последний день свободной жизни.
- Да уж, что правда - то правда, - произнёс четвёртый участник предстоящего мероприятия Димка Копытин. Самый старший в компании, он успел уже дважды жениться и развестись, оставив каждой жене по живому подарочку. Теперь, с высоты богатого семейного опыта, горе-папаша любил раздавать советы своим не умудрённым в этом деле друзьям. – И чего тебе не хватало? Ну, ладно я, дурак этакий, оба раза по залёту дал себя уговорить. Типа “посту-пил, как настоящий мужчина”. Тьфу ты, какой идиот придумал это выражение. А ты куда полез? Всё вроде чин-чинарём, и вдруг нате вам – женюсь. Может, конечно, у вас и любовь, как у Ромео с Джульеттой, но послушай меня. Большинство девчонок, выйдя из ЗАГСа, старается побыстрее загнать мужа под каблук. Это обыкновенная лотерея, и участвовать в ней… Слишком большие ставки. Гулял бы, пока гуляется, а там видно будет.
- Ты бы помолчал, “герой нашего времени”, - прервал его тираду Юрка. – Передумает парень, и прощай, мальчишник?
- Почему прощай? – возразил Димка. – Попьянствовать мы всегда повод найдём.
- Это точно, - подтвердил Витька, резко выворачивая руль вправо. С задних сидений послышалось сдавленное кряхтение, постепенно сменившееся тоненьким визгом:
- Раздавите, черти-и-и-и.
- Извините, парни. – Витька с улыбкой выровнял машину. – Поворот крутой. Никто там не расслабился, салон чистый?
- Ещё одна такая шутка, и салон твой менять придётся. Кстати, придурки, кто воздух испортил? Юрка, ты что ли?
- Да сам ты вонючка. Откройте вы окна, чёрт возьми, плевать на дождь.
Сергей давился смехом. Он сидел, согнувшись в три погибели и зажав пальцами нос. Вместо звуков у него получался только какой-то писк. “Задохнусь ведь”, - подумал он и в этот момент, наконец, смог сделать большой вдох и проблеять сквозь новый приступ хохота:
- Витёк, останови. Задохнёмся.
- Уморили вы меня, бабоньки, - прогнусавил Витька, прижимаясь к обочине. При этом он управлял одной рукой, потому что другая тоже использовалась, как прищепка для носа.
Как только машина остановилась, тотчас распахнулись все четыре двери. Ветер хозяином прошёлся по салону, изгоняя дурные запахи и закидывая пассажиров мокрым снегом.
- Ну, раз тормознулись, заодно и заправимся, - сказал Витька после того, как двери вновь захлопнулись. Он включил печку на максимум и тихонько подрулил к заправочной станции, до которой оставалось метров сто.
- Ничего себе заправочку отбухали! – искренне удивился Димка Копытин, когда жигулёнок подкатил к крайней колонке. – Всё по “евро стандарту”. Давно ли цистерна из земли торчала, а в неё шланг вставлен – и вся любовь. Плати, заправляйся, отчаливай. А теперь, смотри-ка, магазинчик, банкомат, даже сортир не забыли пристроить.
- А как же? – ответил ему Витька. Он заглушил двигатель и теперь разминал затёкшую за время поездки спину. – Капитализм шагает по стране. Жить стало весело, хоть и страшно. Деньги теперь правят балом. Точно, Серый? Серый, ау, ты где?
Сергей не слышал своих приятелей и не видел ничего, кроме некоего сооружения, всецело завладевшего его вниманием. Это были два неоновых куба, установленных в качестве рекламы на блестящем диске, который, в свою очередь, медленно вращался на крыше магазина. Каждая сторона этих гигантских кубиков горела разноцветными призывами:
БЕНЗИН ЛЮБОЙ МАРКИ КРУГЛОСУТОЧНО.
ПОСЕТИТЕ НАШ МАГАЗИН.
КОФЕ, ПИВО, КРЕПКИЕ НАПИТКИ.
ЗАПЧАСТИ К ИНОМАРКАМ И ОТЕЧЕСТВЕННЫМ АВТОМОБИЛЯМ.
БОЙСЯ, ЕСЛИ ВСТРЕТИШЬ ДВА.
Сергей, ничего не понимая, смотрел на повернувшуюся надпись. Не может быть. Он зажмурился, а когда открыл глаза, кубы уже развернулись. Показалось что ли? Ну, конечно, показалось.
Диск тем временем крутанулся на триста шестьдесят градусов, и из темноты вновь выплыло: БОЙСЯ… у Сергея внезапно закружилась голова… ФАЛЬШИВОК – ПОКУПАЙ ТОЛЬКО У НАС.
- Серый, ты что, уснул?
Сергей обвёл друзей взглядом, вспоминая, где находится.
- Всё нормально? – спросил его Витька.
- Да вроде, - ответил он. – Мерещится чепуха всякая.
- Ты не заболел? – подал голос Юрка. – На тебе лица нет.
- Ерунда, не обращайте внимания. Хотя… Витька, у тебя горючки много ещё?
- Хватает.
- Тогда давай в другом месте заправимся.
- Желание жениха – закон. Но ты хотя бы объясни, почему.
- Поехали, по дороге расскажу.
- Историю? – поинтересовался Юрка. – Страшную?
- Нет, сон. Давнишний.
И они вновь понеслись на полной скорости навстречу бессонной ночи.
- Ну, рассказывай, - устроился рядом Димка. – Только покороче, уже через полчаса в город приедем.
- В общем, этот сон мне приснился, когда я в больнице лежал с переломом. Помните то лето, когда Перепёла с отцом на Ладоге пропали?
И он подробно пересказал друзьям свой сон. В его памяти, несмотря на прошедшие годы, сохранилось всё до самой мелкой детали, будто это случилось с ним не во сне, а наяву и не далее как вчера. А когда Сергей рассказал про дурацкий стишок, привидевшийся ему сегодня, повисла тишина.
- Что скажете? – нарушил он её.
- А что говорить-то? – первым отозвался Юрка. – Просто совпадение.
- Совпадение?
- А что ещё? Знак свыше? Не смеши меня. Приснился Костя Перепёлкин, а когда ты проснулся, то узнал, что он пропал и вбил себе в голову ерунду всякую.
- Я так тоже думал до того Нового года, когда Петруха сгорел.
- Серый, пощади! – взмолился Витька. – Костя утонул, Петруха сгорел. Не мальчишник, а похороны.
- И всё-таки, - словно не слыша его, продолжал Сергей. – Знаете, что делал Петька по дороге на дачу? Собирал “кубик Рубика”.
- И что из того? – воскликнул Юрка. – Тогда каждый второй этим развлекался. К тому же сон-то тебе приснился, а не Петрухе.
- Но и я был на волосок от смерти.
- Погиб же не ты, а он!
- Так и кубиков было не два, а один!
- Кошмар. – Юрка, отчаявшись, пожал плечами. – Взрослый человек, а зациклился на чепухе.
- Да не зациклился я! И не вспоминал об этом никогда! – повысил голос Сергей. – Просто увидел сейчас рекламу на заправке, и как будто душем холодным окатило. Даже страшно стало.
- А я считаю, что Серый правильно поступил, что предложил нам уехать оттуда, - поддержал его Димка. Бережёного бог бережёт. Ведь сколько в мире ещё непознанного, необъяснимого. Я вот читал в одном журнале про северных шаманов. Представляете, они…
- Хватит тайн, - перебил его Витька. – Знаете, во всей этой истории есть одна замечательная особенность.
- Какая?
- Благодаря ей мы незаметно добрались до Новгорода. Времени всего одиннадцать, и у нас впереди ночь кутежа. Пропьём товарища в женское рабство?!
- Пропьём! – хором заорали все, напрочь забыв о мистике.
- Серый, там, в бардачке кассета с весёлой музыкой. То, что нам сейчас нужно, заряжай. Завтра твоя Людка увидит настоящего мужчину – с красным носом и мешками под глазами. Пусть привыкает.
Смеясь, Сергей открыл бардачок. В это время машину тряхнуло. Из бардачка что-то выскочило, ударилось об его колено, потом об рычаг переключения передач и замерло между передними сиденьями.
Сергей опустил глаза. Улыбка медленно сошла с его лица, когда он увидел, что это. Два кубика для игры в кости лежали на резиновом коврике двоешным дублем кверху.
- Чёрт. – Витька глянул на костяшки, затем посмотрел на Сергея.
“Дорога!” – хотел закричать тот, но не смог выдавить из себя ни звука. Всего на одну секунду отвлёкся Витёк, всего на одну, но секунда эта стала роковой.
- Столб! – завопил кто-то сзади.
Дальше Сергей видел всё, как в замедленной съёмке. Вот Витька круто выворачивает руль, избегая столкновения с фонарным столбом, и тот проносится в каком-то сантиметре от машины. Вот пытается выровнять машину и ему это почти удаётся. Жигулёнок выскакивает на встречную полосу и останавливается. А из темноты медленно наползает жуткое чудовище с огромными горящими глазами. Оно ослепляет, а затем бьёт. Боже, как больно…
Удар оказался несильным. Водитель “КАМАЗа” успел погасить скорость и этим спас почти всех, кто находился в потерявшей управление машине. Кроме одного.
Сергей висел на ремнях безопасности с разбитой об бампер грузовика головой. Тоненькая струйка крови капала с виска на руку, стекала по ней и срывалась с кончиков пальцев, образуя небольшую лужицу, в центре которой лежали два кубика.

Эпилог.

- Ну, вот и всё. Принимай новенького.
- Сколько годков отмерили?
- Пятьдесят два.
- Понятно. А с тобой-то теперь что?
- Всё, как и задумывал. Восемдесят лет под индивидуальным наблюдением.
- Значит, получилось?
- Ещё бы. Тройное вмешательство в судьбу – не шутки, кара неминуема.
- Не понимаю, зачем это тебе было нужно. Миллиарды миров за пазухой, с вечностью на ты, и снова, по собственной воле в клетку. Скажи, чего тебе не хватало?
- Боли.
- Чего?
- Ты знаешь, что такое боль? Обычная физическая боль; например, если порежешь палец. А как пахнут весенние цветы, помнишь? Нет? Вот и я забыл. Ведь чувства нам неподвластны. Радость и горе, любовь и ненависть, отвага и трусость, ложь во имя чего-то и просто так. Они - пустой звук для нас. Для чего нужны миллиарды миров без всего этого? Мы всюду и одновременно нигде. И кто знает, может быть, я оказал услугу той Тени, что уберёг её от ранней смерти. Нагрешил он за свои четверть века достаточно. Не много, не мало, как раз, чтобы не задерживаться здесь надолго. Я могу ошибаться, но кто-то же должен был помочь мне осуществить мечту.
- Почему именно он?
- После смерти в десять лет он должен был стать Ангелом, а теперь… сам видишь. За такую корректировку судьбы я гарантированно получаю необходимое мне наказание.
- Глупость и никому не нужное бунтарство. Что может быть ужаснее жизни?
- Вечность. Ужаснее жизни может быть только вечность. Во всяком случае, для меня.



Женщину разбудил ранний звонок
- Кто там? – спросила она, подойдя к двери.
- Дорогая, это я. Открой.
- Ты?! Не может быть. Я сейчас, подожди.
Она долго возилась с замком, что-то причитая, а когда наконец открыла, перед ней оказался молодой мужчина в военной форме. Они крепко обнялись и долго стояли так прямо на пороге.
- У меня мало времени, - сказал он, легонько отстраняя женщину.
- Опять уходишь, - спросила она, вытирая слёзы.
- Милая, потерпи ещё немного. Через месяц я вернусь навсегда, и мы больше никогда не расстанемся.
- Я подожду, - понимающе кивнула головой она и вдруг спохватилась. – Может, поешь?
- Некогда, - ответил мужчина. – Я на минутку. На тебя посмотреть да на дочек.
- Пойдём. Они ещё спят.
Они вошли в детскую.
- Большие стали, - тихо, чтобы не разбудить близняшек, сказал он.
- Полтора года.
Они немного помолчали.
- Ну, мне пора.
- Может, всё-таки, поешь?
- Не могу, родная, честное слово, не могу. Да, чуть не забыл. Я же подарок дочкам привёз.
Он порылся в карманах и извлёк оттуда двух пупсов.
- В куклы-то играют?
- Играют, - усмехнулась женщина. – Особенно разбирать любят.
- Через месяц ждите, - сказал он, поправляя фуражку. – Что тебе привезти?
- Не надо мне ничего, сам поскорее возвращайся, - вновь смахнула слезу женщина.
- А дочкам?
- Они любым подаркам рады, особенно от папы. Только вот знаешь что... кубиков не покупай.
- Почему?
- Не знаю, как обьяснить. Кажется, они их просто боятся.
- Странно, - пожал плечами мужчина.
- Странно, - согласилась женщина. – Интересно, какие в их маленьких головках хранятся секреты.
Когда он ушёл, женщина закрыла дверь и отправилась в комнату. Дочери уже проснулись. Мама осторожно взяла их на руки, одну на левую, другую на правую и поднесла к окну.
- Вот и выспались, - ласково сказала женщина. – Пожелаем солнышку доброго утра.
Девочки сидели на руках у матери и, засунув в рот по указательному пальцу, с интересом наблюдали за рождением нового дня в недавно обретённом мире, где им предстояло прожить ни много, ни мало, восемдесят, и пятьдесят два года на двоих, зависимой жизни.
Что значит зависимой? Ответ на этот вопрос могут дать лишь те, кто находится по ту сторону от нас. За границей смерти.


Ноябрь 2003 г.