Жизнь не парашютный шёлк…
===========================
«Приготовиться! Пошёл!»
Стала вечностью минута.
За спиною лопнул шёлк
Основного парашюта.
В океан небесный брошен,
Я лечу на дно, скользя.
На земле я был хорошим,
В небе хуже стать нельзя.
Где судьбы тугие стропы,
Купол, как сиянье дня?
Жизнь мою никто не гробит,
Всё зависит от меня.
Леденит и сердце сушит
Воздух, сталью налитой.
Жалко тело, а не душу,
Хоть уже не молодой.
Слышу жалостное пенье,
И земля манит весной,
Жизнь мелькнула светлой тенью…
И рванул я запасной.
Сам в себе ищу спасенье,
Ведь судьба не гладкий шёлк.
В миг борьбы и потрясений
«Приготовиться! Пошёл!»
===================================
Передо мной записная книжка многолетней давности. Адреса, имена, фамилии, города…За каждой записью судьба конкретного человека, приходит на память, где, когда и при каких обстоятельствах произошла встреча.
Мария, Валентина, Галина…С ними долго переписывался, встречался, перезванивался, с одной из женщин поддерживаем связи до сих пор.
Январь, областная больница, отделение нейрохирургии. Меня доставили в отделение санитарным самолётом. Прошли всего сутки, а по палатам уже разошлась весть: поступил новенький, состояние – хуже не бывает. Я действительно был плох, но многочасовое путешествие выдержал на удивление сопровождающей медсестры легко. Сначала на «скорой», потом на «кукурузнике», потом снова авто…
«Тебя здесь быстро поставят на ноги! Видишь, какие молодые и красивые девчата!» - заметил водитель-дальнобойщик, койка которого у окна напротив.
Дождь за окном сменился резким похолоданием, и в палате упала температура. Наш дальнобойщик Алёнушкин где-то раздобыл лишнее одеяло и упаковывает окно на ночь. Я с улыбкой наблюдаю за его активными действиями: мне, выросшему при открытых окнах и форточке в любую стужу, не знавшему, что такое тёплые пальто и головной убор, смена погоды на пользу.
...Капельницы, уколы, дополнительное питание…Массаж, гимнастика…
«Счастливый ты человек, - замечает Фёдор, койка которого рядом. – У тебя доноры одни женщины! Какие ощущения?» Мы ржём, как застоявшиеся кони. Фёдор тоже пытается изобразить улыбку, но губы и рот ползут в сторону; последствия черепно-мозговой травмы.
Галина, Валентина, Мария…Они стали меня опекать на 2-3 день, как только им самим позволили вставать. Девчата помогали санитарочкам перестилать мою кровать, мыть голову, доставали через родственников книги. К нам всегда кто-то заглядывал, намывали полы до блеска, чтобы было свежо и чисто, меняли воду в графине, на столе часто появлялись живые цветы. Знали, приходят ради меня, а праздник был для всех.
....А однажды до завтрака вбежала Валентина и прямо с порога: «К нам сегодня ночью ворвался мужик…Голый!» Мы округлили глаза, в палате наступила пауза…
У нас в отделении случалось всякое, но чтобы мужики голыми бегали по женским палатам!!!
Оказалось, что это был поступивший накануне «десантник». Мужика выкинули в окно из общежития, а может, сам выходом ошибся, поскольку был мертвецки пьяным. Но в последний момент он, видимо, всё-таки понял, что это не совсем дверь, и уцепился руками за карниз. Проходившая внизу женщина увидела на высоте пятого этажа висевший предмет, похожий на человека, и вскрикнула. Наш будущий пациент расценил крик, как сигнал к приземлению и рухнул вниз мешком.
Мужичишку поместили в пустующую палату, раздели догола для порядка, укрыли одеялом, по краям кровати установили доски. На голову грелку с холодной водой. Постояли с минуту: не жилец, до утра не дотянет.
Однако наш «парашютист среди ночи пришёл в себя, залпом вылил внутрь содержимое грелки, пощупал себя вокруг: доски. И на всё отделение на понятном русском языке: «Вы зачем меня в гроб положили!» Сбежались санитарочки и медсёстры, стали успокаивать «планериста». Но едва те ушли, ему приспичило в туалет. Накинув одеяло на плечи, он направился в первую попавшуюся дверь. Одеяло сползло на пол, женщины услышали возню и включили свет….Перед ними стоял мужик, похожий на Адама…
«Ну, как наш моряк? – часто интересуется лечащий врач Юрий Гургенович. Меня уже успели «перекрестить», и я теперь для всех «морж», «спортсмен», «моряк». И откликаюсь на них чаще, чем на данное после рождения имя «Виктор». Слышу и удивляюсь, откуда всем это известно, а потом догадываюсь: Юрий Гургенович. Он часто приезжал ко мне в район, читал медицинскую карту, которая впервые была оформлена к моему 18-летию. Удаляли зуб. С тех пор документ в один листок лежал и пылился на полке регистратуры, пока не эта трагедия с позвоночником.
«Не спит он по ночам, мучается от боли, но никого беспокоить не хочет», - заметил Алёнушкин.
«Может, болеутоляющие прописать? – спросил доктор. – Хотя, если можешь терпеть – это к лучшему. Не стоит привыкать!»
«Когда будем поднимать на ноги?»
«С сегодняшнего дня можно!» - уверенно отвечает Андрей, мастер по гимнастике и массажу.
Готовились к моменту вставания всем отделением, меня побрили, принарядили, девчата брызнули лёгкими духами.
«Ну, и как ощущения? – суетится Андрей и соседи по палате.- Переступить ногами сможешь?» Я замер и молчу, перед глазами плывёт, я уже стал забывать, как выглядит мир с высоты человеческого роста.
«На первый раз достаточно! Теперь каждый день сидеть, гимнастика по полной программе! – обращается нейрохирург к массажисту. – Не ударь в грязь лицом перед такими девчатами!» Последние наставления ко мне. Мы снова смеемся всем миром.
Зима перешла в весну, и у нас за окном зазеленело. Я продолжал оставаться в отделении, став своего рода «старшиной-долгожителем» палаты. Одни уходили, другие занимали освободившиеся койки. С теми, с кем успел подружиться, продолжали меня навещать.
«Ну что, пора на выписку! – заметил однажды врач. – Вот путёвка в санаторий. До Москвы, до Курского вокзала, на нашей «скорой», а там поездом. С тобой поедет наша Татьяна, мне будет спокойнее, вдруг потребуется медицинская помощь».
Последние дни весны, часы раннего утра, всё отделение на улице, вниз спустились даже «глазники» со второго этажа. Мы тепло расстаёмся, меня целуют и желают доброго пути.
…Пройдут годы, но эти самые трудные дни останутся в памяти. Я закончу ин-яз, помогу с переводами моему врачу, и он защитит докторскую и пойдёт на повышение. Переедет в Москву.
В Крыму в тот год я пробуду почти два месяца. И в записной книжке появятся новые записи. Снова усиленная работа врачей и медперсонала в отделениях грязелечения и ванн, в залах ЛФК, по палатам. После продолжительного времени моё тело снова ощутило тепло солнечных лучей, и я вернулся домой загоревший.
…Сентябрь. Я снова в пути. На этот раз в Латвию, в Юрмалу, санаторий «Латвия». Нас тепло встречают в Риге, и через полчаса мы оказываемся на месте. Корпус небольшой: на первом этаже пищеблок, на втором мы, колясочники, над нами те, кто уже встал на ноги.
Лечение традиционное, отношение к нам гостеприимное.
Мы успеваем окрепнуть, находится время для поездок по городкам Прибалтийской республики. Особые впечатления от улиц Риги, от посещения детского лагеря смерти Саласпилнс. Детей использовали в качестве доноров для забора крови, а потом бросали умирать от голода. Трава вокруг и кора на деревьях на высоту детского роста были съедены подчистую.
Вспоминаю жизнь в Калининграде, где ещё недавно жили немцы и куда мои родители переехали вскоре после войны, и ловлю себя на мысли: «Чистота и порядок во всём!» Чтобы не вытаптывать газоны с травой, повсюду заасфальтированные дорожки. В парк, в лес, к домам и постройкам, на лесную поляну к «Дубу любви». Мне так и не удалось установить, кто и когда дал лесному великану такое имя, но, часто бывая на этом месте, замечал: молодые пары идут сюда, чтобы подняться вверх по винтовой деревянной лестнице и несколько минут посидеть среди ветвей дерева.
…Начались дожди. За окном всё набухло от влаги. Мы читаем книги, просиживаем часы у телевизора, три раза в неделю кино прямо в коридоре, натянув экран. А ещё изучаем латвийский язык. Главный мастак по предмету – Виктор из Ленинграда. До переезда в город на Неве он жил с родителями в Олайне, изучил латвийский как свой родной – русский.
Нас в палате трое. Виктор, я и Михаил из Молдавии. Мы дружим. Я в Юрмале во второй раз, и уже могу общаться с теми, кто нам помогает в лечении. Всего-то и требуется с десяток-другой слов, но лица женщин при этом улыбаются и светлеют. Подумалось: «Здесь ценят свой язык, обычаи, культуру, старину, народное творчество»…
«Лаб деен, лаб рит, палдиес, лудзу, масыня», - диктует Виктор.
Михаил пишет и шевелит губами.
«А это не ругательные слова, а то вы меня подставите?» - недоверчиво замечает он.
Заходит медсестра Бригитта, и мы излагаем суть проблемы.
Женщина улыбается и успокаивает.
…»К Вам можно? – тяжёлая штора, заменяющая дверь, отбрасывается в сторону, и мы видим на пороге палаты высокого брюнета с побитыми сединой висками. На костылях. – Мне сказали, что здесь мой земляк!» Чувствуется, молодой человек недавно встал на ноги, сильные руки напряжены.
«Валера, это ты!» - бросается к гостю санитарочка Элза. И пытается обнять Валеру.
«Осторожно, Элза, я второй день на ногах!»
Так мы узнаём ещё одну судьбу. Интересную и поучительную.
В Молдавии сёла большие, и живут здесь одной дружной семьёй.
Валера и Марина жили на улицах по соседству. Ходили в одну школу. А «узнали» друг друга к окончанию школы. Парень пригласил девушку на танец и вдруг понял: красивее её нет. Окончив курсы водителей при ДОСААФе, Валера улетел в Сибирь служить. Марина продолжала учиться в медицинском.
В автобате парню завидовали: чаще всего писали письма Валерию. Марина писала и ждала. В селе знали, у молодых всё по - серьёзному, и будет большая, весёлая свадьба.
Валера отслужил, вернулся, устроился на хорошую должность, а Марина к тому времени защитила диплом.
...Наступил март. Шёл второй день праздника. Марина вспомнила, что одна из родственниц приехать на свадьбу не смогла, и они решили её навестить.
«Копейка» хорошо повиновалась хозяину, но на скользкой трассе водитель-лихач подрезал авто, и Валера с друзьями оказался под колёсами встречного автопоезда. Удар был страшным. Все получили травмы, но пострадал больше всех Валерий.
«Зайдите ко мне в кабинет», - попросил перед выпиской нейрохирург.
«А у меня нет секретов от мужа!»
Мужчина приоткрыл дверь, и пропустил Валерия и Марину в комнату.
«Он будет ходить, доктор!» В слове стоял не вопрос, а уверенность. Седой профессор снял очки, долго искал на столе какой-то документ.
«К сожалению, моему великому сожжению, не сможет. Мы делали ревизию спинного мозга. Полный разрыв. При такой травме не каждый выживает…Мы сделали всё, что смогли!»
«А я верю в обратное!»
«Тогда я сожгу диссертацию!»
Через год после Юрмалы мы встретились в санатории в Саках. Я узнал Валеру и Марину по их голосам. Он играл на гитаре, она подпевала. Валера УВЕРЕННО СТОЯЛ НА НОГАХ. Движения не вернулись, но массаж и гимнастика руками жены и своя сила воли помогли укрепить мышцы ног, держать равновесие, передвигать непослушные ноги за счёт корпуса. За все полтора месяца я ни разу не видел Валерия в инвалидной коляске.
И всё-таки были сомнения, насколько верны были слова санитарочки в санатории «Латвия». Среди спинальников особенно не принято делиться подробностями.
Вот здесь и произошла встреча с заведующей латвийского санатория Зентой Эдуардовной. Мы переписывались с ней, при встрече обсуждали проблемы инвалидов. Я знал, что опытный терапевт – автор нескольких книг о реабилитации инвалидов. В самых высоких кабинетах много говорилось о том, что подошла пора и у нас не только создавать общественные организации инвалидов, но и активно вовлекать их в спорт, трудоустраивать, помогать в учёбе…То, что у других не говорили, а уже давно делали. В крымский городок собрались представители различных лечебных учреждений для обмена опытом. У каждого из медиков было немало историй, что могут в жизни люди на колясках. Постепенно перешли к медицинской тематики и стали вспоминать случаи, которые опровергали все научные достижения.
...Зента Эдуардовна назвала фамилию Валеры. Ей не поверили, мужчину пригласили в зал на втором этаже. Попросили сделать несколько шагов, потом все вместе поднялись этажом выше. Умные приборы показали: диагноз установлен правильно.