Подарки

Посвящаю тому, кто хоть раз
дарил ближнему фуфло.

       Яна относилась к подаркам специфически, чисто по-бытовому. Каждый подарок она рассматривала сугубо с практической точки зрения: нужен – не нужен, достаточно ли хорош, чтобы оставлять его дома. Зачем же, думала Яна, дом барахлом захламлять? А с самооценкой, надо отметить, у Яны было всё в порядке. Она была не то что некоторые. Одна Янина знакомая даже специальную тумбочку для подарков учредила. Туда она складывала презенты, которые было жалко выбросить. Складывала из уважения к тем людям, которые вложили в эти вещи свои эмоции.
Некоторые подарки Яне нравились. Ну, предположим, тётя Тая позапрошлым летом подарила ей старинные ножницы.
Резать ими было невозможно: затупились от времени, но зато на них сохранилось старинное клеймо 1826 года. Видимо, его поставил кузнец. Ножницы были небольшой величины, изящно выкованы – предназначались явно для женских рук какой-нибудь именитой портнихи. Цвета они были тёмно-грунтового, шоколадно-металлического. Потемнели от времени и словно впитали в себя настроение какой-нибудь комнаты, сплошь заставленной коробками с пуговицами да кружевами. Яна любила старинные вещицы. Они словно позволяли погладить мышиный хвост времени от вчера до сегодня.
       Когда кто-нибудь дарил Яне неподходящую помаду или духи, которые не радовали ни запахом, ни дизайном флакона, Яна не долго думая отправляла их в мусорное ведро. Однажды двоюродная сестра Инга подарила ей на Новый Год тарелку, сплетённую из древесной коры. Тарелка была так себе, отметила Яна, – дешёвая, и к тому же безвкусная, корявая какая-то. Она здорово попахивала то ли лаком, то ли клеем. Наморщив нос, Яна прикинула в уме, сколько Инга заплатила за подарок. Да уж! Сама бы Яна постеснялась такое дарить… Лучше уж не дарить ничего. Выкидывать тарелку Яна не стала, и, вздохнув, положила в неё хлеб. Но как ей стало противно, когда она почувствовала от ломтиков хлеба всё тот же дрянной запах лака! Выложив всё на фарфоровую тарелку, Яна с раздражением подставила подарок под струю воды. Возможно, удастся смыть неприятный запах, подумалось ей. Не хотелось обижать Ингу – она частый гость в доме и непременно заметила бы отсутствие своей плетёнки. От воды тарелка стала липкой и податливой, словно это была не кора дерева, а плохо проклеенный картон. Терпение Яны лопнуло. Какая бесполезная вещь, подумала она. – С ней будут одни проблемы! – и опустила тарелку в мусорное ведро, почувствовав облегчение. Сколько раз она уже говорила Инге, намёком, как бы про других людей, и та соглашалась, что не надо дарить людям фуфло! Возникает вопрос: что же такое фуфло? А фуфлом, по мнению Яны, было всё некачественное, дешёвое, безвкусное или ненужное. Лучше уж ничего не дарить, думала в таких случаях Яна. Она считала, что своим подарком человек, прежде всего, определяет цену сам себе. “Стоимость моего подарка – это моя стоимость”, – говорила себе Яна. Что касается отношений между людьми, то Яна давно заметила одну любопытную деталь. Люди ценят не то, что сделано для них, а то, что они сами сделали для кого-то. Иными словами, человек ценит свои вложения в других людей. По этой-то причине мужчина никогда просто так не оставит женщину, которой он подарил квартиру или хотя бы оформил на неё автомобиль. А то ведь бывают и виртуальные подарки – обещанные, но так и не преподнесённые. К таким вот “подаркам” могут относиться не только вещи.
       Был в студенческие годы у Яны один молодой человек. Звали его Романом. Занимался он ничем. Учёба на заочном была только видимостью. Каждую сессию Романа отчисляли за неуспеваемость. Он то брал академический отпуск, то приходила к декану его бабушка и умоляла дать оболтусу “ещё один последний шанс”. Так и тянулась эта вялотекущая шизофрения, как говорила Яна. Роман любил модные вещи и, надо признать, знал в них толк. Носочки у него всегда были однотонные, с подвёрнутым краем, как положено; бельё белоснежное, из чистого хлопка, с модными лейблами известных фирм. Костюмы он предпочитал с жилетками – “тройки”, и всегда точно знал, сколько пуговиц модно в этом сезоне и какой должен быть у ботинка носок. Роман любил вспоминать, что Александр, мол, Сергеевич верно заметил: “Быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей”. Только о красе ногтей Роман и думал. Ещё он часто жалел себя и говорил, что у него никогда не было дорогого пальто, которое было бы тёплым и лёгким одновременно, чтобы зимой не нужно было напяливать на себя десять одежд, как капуста. Он мечтал, самым настоящим образом мечтал о дорогом пальто! Как-то раз он нарыл пальто в секонд-хэнде. Правда, оно было не зимним, но зато недорогим и с претензией. Столько лет прошло, а Яна всё ещё помнила его костяные, классической формы пуговицы цвета какао и в тон им – мягкую драповую ткань, которая делала её друга мальчиком с обложки. Денег у Романа обычно не было даже на сэконд-хэнд. Он то и дело “стрелял” их у Яны. Бывало, выберет какую-нибудь вещь, подойдёт, посмотрит щенячьим взглядом в глаза и скажет:
– Давай купим… Смотри, как мне идёт!
Яну всё это ужасно раздражало. Она получала грошовую стипендию и много просиживала над переводами, чтобы заработать. Приходилось и репетиторством подрабатывать, и иногда просить денег у родителей, которым тоже приходилось нелегко. Роман обычно не работал. Целыми днями он гулял, смотрел телевизор, пытался подбирать песни на гитаре, но больше трёх аккордов так и не выучил. Он был красивым, по-натоящему красивым парнем. И он хотел красивой жизни! Красивой во всём, и особенно в вещах, которые были на нём и окружали его. Он всегда мечтал разбогатеть, но как-то не особенно связывал свои мечты с работой. В нём была бесконечная тенденция брать. Брать ото всех – от матери, от бабушки, от друзей, от своих девушек, которые его любили, видимо, за красоту и нежность в постели. А за что ещё любить-то было? Ах, да: обещания. Красивые обещания. Не менее красивые, чем и сам Роман. Однажды гуляли они неподалёку от ТЮЗа, проголодались. Было лето, и прямо на улицах торговали с лотков мороженым и фруктами.
– Давай купим бананов, а то есть очень хочется. Вон, смотри, какие спелые! – сказал Роман.
Денег у него, как всегда, не было даже на бананы. Когда он просил купить что-нибудь, то всегда использовал оборот “давай купим”. Яну это злило, но она по неопытности никак не могла себе самой объяснить, что же именно её злит. “Мне что, бананов для него жалко?.. Или я обеднею, если заплачу за его пальто из секонд-хэнда? Может, я жадная? Ведь если бы у него были деньги, наверное, он бы на меня не пожалел…” Примерно такие мысли вертелись у Яны в голове. Роман, однако, заметил недовольное выражение на лице спутницы и сказал с обидой в голосе:
– Да, у меня нет денег, и ты об этом прекрасно знаешь! Тебе что, веточку бананов жалко купить?..
И тут Яну понесло:
– Представь себе, жалко! Я всё время должна платить, и ты меня к этому так умело подводишь! Когда ты-то за меня, наконец, хоть раз заплатишь?! Да ты вообще платил хоть за кого-нибудь или только в друзья набивался? Я устала от твоих “давай купим”. Это всегда означает одно и то же: заплати за меня!
Если Яну несло, то останавливаться она не умела. Такой уж у неё был характер:
– Это же твоя сущность, Роман! Вон, тебе бабушка полдня котлеты лепила, а ты всё схавал один, ничего не оставил ни ей, ни матери, да ещё грязную сковороду в раковине оставил! Проголодался он, видите ли! Да с чего тебе голодным-то быть? Целый день шляешься, ничем не занят. Пошёл бы хоть на бензозаправку работать – хоть какие-то деньги.
Признаться, Яна была самокритичной и даже занималась самоедством, если говорила какие-то резкозти, пусть даже справедливые. Почему-то ей вспомнилось одно замечание, которое обронил в институте преподаватель на семинаре по экономике. Это замечание – всё, что осталось у Яны в голове от курса. А сказал лектор вот что. Восемьдесят процентов семейных скандалов случается из-за денег. “Ну вот, и я угодила в эти восемьдесят процентов. Не дай Бог мне такого муженька. Мне нужен муж, а не сын”. Тут Яна сама удивилась ясности диагноза, который она поставила Роману.
       К этому моменту они молча дошли до угла старинного дома, в котором когда-то жил Достоевский. Есть хотелось обоим всё сильнее. У Яны даже начал булькать живот. Как назло, прямо перед ними были распахнуты двери бистро, откуда аппетитно пахло свежей выпечкой. Какая-то парочка выходила из дверей кафе. Высокий молодой человек со счастливым выражением лица обнимал за талию девушку с рыжими волосами. Та засмущалась, а он поцеловал её в щёку и что-то прошептал на ушко. В руках у девушки был букет свежих-пресвежих белых роз, и вся она излучала радость.
– У парня классные кроссовки! Мне бы такие, – хмуро вздохнул Роман. Тут недалеко есть фирменный спортивный магазин. Давай зайдём, что-нибудь примерим?..
Яной начала овладевать самая настоящая злость. Хотелось убежать куда-нибудь от этого трутня и просто наесться досыта, чтобы не платить за двоих и не чувствовать себя при этом униженной. “Ходить с ним вот так и делать вид, что я не хочу есть? Зайти в дешёвую забегаловку, чтобы меньше пришлось платить за двоих? Или зайти вместе с ним в нормальное место и опять платить за двоих? Одно другого лучше…” Яне захотелось остаться одной. Рано или поздно всему наступает предел. Мучило Яну то, что она испытывала к Роману нежность, ей нравилось гладить его чёрные сияющие волосы, ощущать запах, любоваться его совершенным, мускулистым телом. Но Яна думала про себя: не могу вспомнить ни одной жещины, которая бы вышла замуж за красивые мужские ножки…
Тут Роман сказал:
– Здесь есть неподалёку одно кафе, там настоящие русские блины пекут, такие, что можно взять за край и держать. Корочка хрустящая, румяная такая… и много дырочек! Очень хорошее, домашнее, тесто. Ты ведь любишь блины? Я тебя обязательно туда свожу, когда деньги будут.
Что испытывала Яна, слушая подобные обещания? Она стала называть их виртуальными подарками. Подарками, которых нет, но они обещаны. Дарить будущее!! “Ах, как это романтично,”– усмехнулась Яна. Роман был великим дарителем. Дарил он преимущественно клумбы, вечера и закаты. На декламацию стихов и то был не способен. Что же в нём притягивало? С ним было интересно поговорить. Ох уж эти разговоры! Так странно, но за три года ухаживаний у Яны от Романа не осталось ничего, ни одной памятной вещицы. Запомнился только один цветок. Красная гвоздика.
       В Романа была влюблена одна девочка-подросток. Она пела вместе с ним в хоре. Звали её Илона. Крашеная блондиночка, наивная, с грустными глазами и пухлым розовым ротиком. У неё были тоненькие, как сабельки, ножки, но ничего: она умело скрывала это высокими голенищами модных сапог и не слишком короткими юбками. Поговорить с ней было не о чем, зато она умела слушать и преданно смеяться. Самым главным её бонусом был богатый, авторитетный отец. Жила семья Илоны в интерьерах, от которых у Романа дух захватывало. Он, которого бросил отец из-за того, что мать оглохла и перестала интересовать его как женщина, был прямо влюблён в Илониного отца и его возможности. Однажды, на вечеринке у друзей, внимательно глядя на передвижения Илоны по залу, Роман вдруг сказал с улыбкой своему приятелю Мишке:
– Вон, смотри, дочь хозяина жизни. Жениться на такой – и всё само собой станет налаживаться, пойдёт как по маслу.
На что Мишка сказал:
– А спать ты тоже с её батей будешь?.. Ну-ну… Смотри, ты ей нравишься.
В общем и целом, Илона была ничего, симпатичной, и одевалась не бедно. Не зря говорила Коко Шанель, что одежда делает женщину. Так оно в случае с Илоной и было. У Илоны была подружка Оля, с которой они всюду появлялись вместе. Оля чем-то походила на неё, но была гораздо симпатичнее, и в чёрном цвете. Губы поярче, глаза с огоньком, на ноги смотреть поприятнее, только вот мама в кафе уборщицей работала. И надо же: Оля тоже была влюблена в Романа, правда, не догадывалась, что шансов у неё нет. Ведь Роман достоин налаженной, обустроенной жизни! Всё это не мешало общаться, весной играть в снежки, а летом ездить на Вуоксу кататься на лодках с компанией. Оля была эмоционально посдержаннее, а вот у Илоны написано было на лице, что она сохнет по Роману.
       Роман жил в пригороде. Однажды он опоздал на электричку и пришёл к Яне домой, когда было уже совсем поздно. Обычно она не позволяла ему оставаться. Ну что ж, опоздал так опоздал. С кем не бывает. Вечер выдался хороший, настроенческий, располагал к разговору. В комнате у Яны была старинная каминная печь, облицованная белой плиткой. Яна иногда топила её, и в тот вечер тоже горел огонь. Роман вдруг разоткровенничался:
– Яна, я нравлюсь Илоне… – произнёс он выжидательно.
– Да, я знаю. Это же очевидно. Ну, а она тебе – как, тоже нравится?..
Роман сидел в кресле, опираясь локтями на колени. Это была его любимая поза.
– Да, нравится. Даже очень…
– Приплыли. Тогда что ты тут делаешь?
– Но дело в том, что ты тоже мне нравишься, Яна. Я очень долго не мог выбрать.
– Ну и что, выбрал?
– А разве непонятно, если я здесь?
– Да уж! А что в твоём понятии означает “выбрал”? Зачем ты мне это сейчас говоришь?
Роман опустил взгляд и стал рассматривать свои, как всегда безупречные, носки. Яна начала заводиться.
– Хорошо, Рома, давай поговорим, раз уж ты начал. Тебе Илона нравится внешне? Давай сравним! Кожа у неё белая, чистая. Думаю, получше моей. Губы мои, пожалуй, тоже проигрывают, у неё более чувственные. Мужчины такие любят.
Роман начал хмурить брови, но его взгляд говорил, что разговор интересен, хотя и несколько смущает. Яна продолжала считать очки:
– Волосы у нас, как ни странно, очень похожи, грудь одного размера, насколько я могу судить… Так, что ещё? Задница у меня точно лучше, ну хотя бы потому, что красивее, чем у меня, я за всю жизнь не видела, а уж про ноги-то и говорить нечего. В больнице сказали бы, что у Илоночки твоей саблевидные голени! Одна большая дырка между ног. А на мои ноги все оглядываются, так что сапожки её не спасут.
По всему было видно, что женское самолюбие Яны задето.
– Яна! Ты ревнуешь!!
– Не смеши меня! К кому? К ней? С её куклячьими-то мозгами. Может, потому ты ей и нравишься?
– А тебе я нравлюсь?
– Слушай, меня начинает всё это напрягать, к тому же, Мишка вчера позвонил. Он рассказал мне про твои виды на Илонкиного папочку!
Роман встал с кресла:
– Ты слишком много об этом думаешь, Яна!
– Я вообще много думаю! Я думаю, например, что Оля посимпатичнее будет, чем Илонка, но только вот ей не светит, потому что мама у неё в кафе работает, каждый день в грязном ведре возится, а ты мечтаешь жить красиво!
– Яна, остановись, что ты говоришь?! – закричал Ро¬ман.
– А я говорю то, до чего ты сам ещё не дотукал! Ты хочешь жениться на приданом. Ты привык брать, брать, брать… от всех! Может, ты и на меня, как на скаковую лошадь, поставил?! Я не отрицаю, что ты меня хочешь, но ты же не дурак всё время ездить у меня на хвосте! И ты, Ромочка, прекрасно видишь, что я в жизни многого добьюсь. Так что, я думаю, кроме моих разговоров, тебя привлекает моё будущее, ведь своё ты давно похоронил. Уходи, уходи, пожалуйста, я не могу больше с тобой общаться, мне очень больно – Яна почувствовала, что голос её сейчас задрожит.
– Уйди! У нас ничего не будет! Уходи навсегда!
И Роман ушёл. Вечером следующего дня в дверь раздался звонок. На пороге стоял Роман – высокий, бледный, с алыми запекшимися губами. Яне запомнилось тогда, как чётко они были очерчены.
– Яна, можно, я зайду? У меня очень болит живот.
Из-за спины он достал цветок:
– Это тебе, гвоздика…
– Вижу, что гвоздика. Скажи ещё: красная.
Похоже было и впрямь, что Роману плохо. Яна молча пропустила его в комнату. Роман положил гвоздику на подоконник рядом с кактусами, сел в кресло у окна в своей обычной позе, опершись подбородком на руки. Яна молчала, отвернувшись к этажерке с книгами, слов¬но что-то выискивая. Вдруг Роман заплакал навзрыд, закрыв лицо руками и уткнувшись в колени:
– Я сегодня сделал Илоне предложение!
Читатель уже понял, что Яна много думала, может быть, даже слишком много. Всё подвергала анализу. Став взрослой, она задалась вопросом: почему, когда мужчина верен, он дарит себя, а когда изменяет, то преподносит бриллианты? И нашла ответ...
У одной Яниной подруги, Ларисы, был муж бизнесмен. Звали его Веней. Зарабатывал Веня много, ездил на бомбах последних моделей, вкладывал деньги в недвижимость и всегда говорил Ларочке, так он называл жену, что он её любит. С её слов, он с ней даже спал иногда, старался. При этом у его секретарши Лены регулярно появлялась то норковая шубка, то золотые часы, то вдруг – новые Жигули. Кроме как с Веней, в обществе других мужчин Лена замечена не была. Явных улик не было, но Ларочка приходила в ярость при виде ухоженной, всегда безупречно одетой Лены и чувствовала себя оскорблённой. После любой попытки выяснить отношения, Веня непременно приносил домой букет цветов больше его самого. И какой-нибудь бриллиантик с числом карат в зависимости от уровня скандала. Ларочка горько усмехалась и шутила:
– Мой вчера мне опять бриллиант притащил! Я по кольцам могу сосчитать все его измены. Одного не пойму: столько раз выгоняла, почему не уходит он от меня, старый хрен? Любит, что ли, как это говорят, по-своему? А я хочу, чтобы было по-моему! – жаловалась она подругам.
       Ларочка родила двух девочек, воспитывала их и сидела дома, несмотря на высшее музыкальное образование. Характер у неё был непростой, а кто-то бы даже сказал, что мегеристый. Любовь, как говорила Ларочка, давно увяла, ради детей, мол, вместе живём. Когда однажды она вернулась из Египта на день раньше запланированного, то застала своего Веню дома с целой толпой мужиков и баб в сауне. Схватив тряпку, лежавшую у входа и дико выпучив глазищи, Ларочка с трёхэтажной бранью обрушилась на гостей, сидевших в полотенцах в обнимку кто с пивом, кто с сиськами. Она хлестала тряпкой по телесам и ревела так, словно защищала от фашистов родину. В ярости Ларочка спустила с лестницы пару девиц, вцепившись им в волосы и отобрав у одной полотенце. Две другие в панике пытались собрать по квартире свои вещи, но одну шубу Ларочка бросила в камин, а две других и ещё чьё-то кожаное пальто полетело на снег прямо с балкона. Веня ползал на коленях и хватал жену за ноги, слюняво бормоча своё любимое “Ларочка-я-всё-объясню-моя-девочка”, но не тут-то было. “Да, милые бранятся – только тешатся”, – подумала Яна про Ларочкину историю. А на следующий день та со вздохом не то удовлетворения, не то презрения, сама, видимо, не разобралась, демонстрировала Яне самый крупный из своих бриллиантов – аж в семь карат! “Когда мужчина изменяет, жене он дарит бриллианты, а если верен – клумбы, вечер и закат…” – сложилось в рифму в голове у Яны. Да, положительно вредно подвергать всё анализу! Вот так создашь себе неверные установки – и что потом с мужиками делать?
“Э-ээх! Где ты, мой Карузо? Кто выкинет мой старый чемоданчик вещей:
– Любимая! Тебе нужно обновить гардероб! – отведёт меня в лучшие магазины и скажет: выбирай, милая, я за всё заплачу! И мы уйдём, а за нами унесут в машину семьдесят новых платьев, девять шуб, пятьдесят пар туфель, сто шляп и девятнадцать бриллиантовых колье. И мой Карузо скажет мне:
– Моя бедная девочка! У тебя было так мало игрушек и нарядов! Я сделаю всё для тебя! Со мной ты будешь счастливой – весь мир у твоих ног!
Яна бы не хотела, чтобы читатель подумал, что она так меркантильна. Она давно думала на тему войны полов. Вот, скажем, что имеют в виду женщины, когда говорят: им от нас нужно только это? Или почему мужчины заявляют:
– Им нужны от нас только деньги!
Почему? Яне казалось, что всё очень просто объясняется. Если мужчина не заботится о женщине, не делает подарков, не угощает, не платит, тогда не то чтобы она мстит ему отсутствием постели. Мужчины воспринимают это именно так. На самом же деле, когда мужчина перестаёт носить женщину на руках, – размышляла Яна, то женщина перестаёт желать его. Ведь она ценит в мужчине прежде всего его личностный ресурс. А ресурс этот очень часто проявляется в способности и, главное, в желании платить за женщину. Яна любила афоризмы, и один из её любимых был таким: мужчина – это источ¬ник всех благ, в том числе и материальных. Некоторые мужчины, по наблюдениям Яны, опошляли эту важную истину и вели себя так, будто за ужин в ресторане женщина должна непременно расплачиваться постелью. Неужели непонятно, думала Яна, обращаясь к какому-то усреднённому образу мужчины, к некой бесплотной Мужской Сущности:
– Когда ты платишь в ресторане, на самом деле, ты платишь за себя! Это что, объяснять нужно?
Мужская Сущность задумалась, а Яна продолжала:
– Интересно, а ты хотя бы догадываешься, что женщина всегда оценивает стоимоть подарка, который ты ей преподносишь? Думаешь, прокатит отделаться пробником духов – три миллилитра? Да это же убого, даже если ты студент! Себе-то на клубы и компьютер всегда отыщется! Скажи-ка мне, сколько среди вас таких, как Карузо или хотя бы Бедных Художников, способных на жест? Слыхал песню – “Миллион алых роз”? Ну, давай, отвечай в процентном отношении! И сколько жмотов, которые даже за кольцо обручальное заплатить подушатся? Сколько процентов, я тебя спрашиваю?!
       Почему-то с досады Яна вспомнила про бабушку Ингвара Компрада, Франциску, которая покупала за самые настоящие деньги у своего малолетнего внука, будущего хозяина Икеи, всякое барахло: старые сломанные ручки, фантики от конфет, самодельные сувениры. До самой смерти бабушка Фанни хранила “покупки” в коробке. Именно она и подарила своему внуку веру в его предпринимательский талант. Яна вдруг удивилась мысли, досадно сверкнувшей в голове: почему сердце женщины даёт, а сердце мужчины берёт? “Но это же не система, я необъективна,” – сказала она себе. А разве нет? Обрати внимание на то, что в мужские тюрьмы – всегда очередь, а в женские тюрьмы очередей нет, а если и есть, то они из женщин: матери, сёстры, дочери… А где же братья, отцы и сыновья? “Деньги, наверное, зарабатывают,” – съязвила Яна сама себе.
       Ради восстановления справедливости к Мужской Сущности она решила немедленно припомнить несколько случаев и женского жлобства. Вначале на ум ничего не шло, но постепенно… Ей вспомнился один из Дней рождения Ромы. Как читатель уже понял, Роман трепетно относился к подаркам и всегда ждал добротных, интересных вещей. Не книжку там какую-нибудь! Яне запомнился тот День Рождения. Встречали за городом, в бабушкиной квартире. Бабушка и глухая мать Романа прислуживали за столом. Гостей было человек двенадцать. Яна подарила Роману парфюм, который ему давно хотелось. Позже она случайно узнала, откуда такое пристрастие: это был любимый аромат Илоночкиного отца, на которого имел виды Рома. А может быть, это было и случайным выбором Романа. Яна устала видеть во всём причинно-следственные связи. К тому же, у Яны с Романом тогда были ещё очень тёплые отношения. Яна сгоряча потратила все имевшиеся у неё деньги, почти семьдесят пять долларов, так что с трудом наскребла на электричку. Завтра, к счастью, должна была быть стипендия. В гостиной толпились гости, играла любимая музыка Романа в исполнении группы “Дружки”. Яна потащила Романа в ванную и повернула его к зеркалу, сказав:
– Смотри, какой ты красивый!
Роман стоял и смотрел, пока вдруг не увидел на стеклянной полочке большой пузатый флакон.
– Ух, ты! Это мне?! Спасибо…
Яна испытала удовольствие, видя, как доволен Роман. Позже она думала: почему такое удовольствие он не хочет испытать сам? Ей тогда вспомнилось: блаженнее давать, нежели принимать. Блаженнее. Что значит блаженнее? Это значит, испытываешь блаженство большее, чем когда принимаешь подарок. Яна видела, что Роман ждал подарков. Он надеялся на что-то особенное. И вот начали вручать. Бабушка подарила конверт, сказав, что это от них с мамой. Роман сложил его пополам и убрал в карман, сухо поблагодарив с видом, что так и должно быть. Лучший друг Романа, полноватый здоровяк Стас, подарил песню собственного сочинения, чем только вызвал у Романа вздох и вымученное “Спасибо, Стас, ты молодец”. И зачем-то добавил:
– Ведь главное – не подарки, а то, что мы встретились.
Валя, отдалённо чем-то похожая на Уитни Хьюстон, достала из пакета набор фигурных свеч, чем явно разочаровала Романа. К ним в придачу она поставила на стол собачку из синей резины, наподобие тех, которые покупают домашним животным для укрепления зубов. Больше всех мне понравился подарок Дины, нашей местной красавицы. Дина тогда была солисткой в молодёжном ансамбле и пела красивым, задорным сопрано. Она всегда улыбалась, красила густые волосы в медный цвет и звонко смеялась. Яне было известно, что года три назад Стас с Романом курили всякую дрянь, ели грибы и болтались, вечно обдолбанные, по дискотекам. А Дина тогда работала волонтёром в одной душеспасительной организации. Она выбрала для себя очень интересное служение. Приходила на дискотеку, танцевала, привлекая к себе внимание, строила глазки парням, знакомилась, заговаривала с ними первая, а потом звала их в местечко, как она говорила, поинтереснее. С ней, разумеется. И назначала встречу в воскресенье в одиннадцать утра. Требовала, чтобы были трезвые и не обкуренные, а то, мол, она с ними никуда не пойдёт. Те, конечно, удивлялись, зачем это так рано встречаться, но, сражённые Дининым обаянием, всё же шли. Встречаясь, она всячески подавала им надежду дальнейшего общения (дружеского, разумеется), если они будут себя хорошо вести. За этими разговорами Стас и Роман в одно воскресенье дошли до здания, где проводилось… богослужение. Парни были шокированы настолько, что задержались, да так задержались, что и грибы побросали. Вот эта самая Дина нарисовала акварелью для Романа картину. А на картине – что-то цветное, похожее на переливающийся мыльный пузырь. Не все сразу поняли, что это рыба с голубыми глазами и золотым хвостом. Она была прикольная, это уж точно! Дина постаралась. Держа картину в руках, со счастливым выражением лица, спасительница двух человеков произнесла речь, смысл которой был таким:
– Я хочу, Роман, чтобы ты, как эта рыба в воде, находился в Божьем слове и совершал только мудрые поступки! Дина была похожа на учительницу, а на лице у Романа Яна почему-то снова увидела разочарование. Так странно. Динин подарок показался ей куда лучше, тоньше и душевнее собственного. Кто-то из гостей принёс цветы, кто-то торт, подарки других ускользнули от внимания Яны. Рома погрустнел. И тут на пороге появилась Веруня, ещё одна гостья, которая вечно куда-то спешила и всегда опаздывала. В компании она была самой обеспеченной, старше остальных лет на десять, что-то вроде моложавой старой девы, уже взрослой, но слегка инфантильной в своих шутках, которые не все понимали. Она, бывало, смеялась не в тему, но все тактично не подавали вида. В целом Веруня была не злой, даже доброй и наивной. Её было жаль, и все знали, что ей очень хочется замуж, но почему-то никто не зовёт. Одно время она челночила, потом доучила финский и стала неплохо зарабатывать переводчицей в одной чухонской, как говорил Роман, конторе. Одевалась Веруня безвкусно, но дорого, купила себе две квартиры, в одной жила, другую сдавала. Могла дать денег в долг, при этом фанатично требовала, напоминала, чтобы в срок вернули. Проштрафившихся заносила в список и громко, наивно, по-детски обижалась. Некоторые говорили про неё, что она богатая дурочка, но Роман этого мнения не разделял и почему-то симпатизировал Вере. Прямо с мороза она внесла свой подарок и с громкими поцелуями, полная восторга от себя, вручила его Роману. Это был огромный круглый шар, пышный и лёгкий, весь в бантах. Роман стал развязывать банты. Он улыбался в предвкушении сюрприза. Ведь люди любят быть заинтригованными, и Роман не был исключением. Яна точно знала, что Роман надеется на какой-нибудь серьёзный подарок, достойный тех денег, которые зарабатывала Веруня. Обёрточная бумага таяла, дарительница хлопала в ладоши. Дина тянула шею, и все неотрывно следили за тем, как Роман разоблачает замысел. Бабушка, держа на подносе запечённую курицу, застыла в дверях и тоже ждала. Постепенно большой шар уменьшился до размера кулака, но обёрточная бумага и не думала кончаться. Дина с Валей переглядывались, заинтригованные гости оторвались от тарелок и словно смотрели немое кино. Веруня стояла с открытым ртом, довольная, готовая завизжать от счастья. В какой-то момент мне показалось, что подарка не будет. Но нет, он был! Все выдохнули – в руках Роман держал игрушечный футбольный мячик, чёрно-белый, как и полагалось. Это был даже не брелок. “Просто фигня какая-то”, – подумала Яна. Вера завизжала и захлопала в ладоши, как полоумная.
– Да уж… подарила так подарила! – пробубнила Валя на ухо Дине, а Роман сказал:
– Спасибо, Вера. Ты очень хорошо это придумала.
Яна видела, что внешне он неплохо справился со своей детской обидой, а Веруня со свойственным её инфантилизмом продолжала повизгивать:
– Ромочка! Я знала, что ты оценишь!! Тебе ведь понравилось? Правда, здорово?
“Ну что, теперь довольна?” – спросила Яна у Мужской Сущности. Та неопределённо повела плечом. А Яна стала анализировать, почему люди так ждут подарков, так на них надеются и переживают, если с ними что-то не то.
       Отдельной разновидностью жлобства Яна считала так называемые “виртуальные” подарки. Да, эта интересная тема для тех, кто с ней не знаком. Яна её для себя даже систематизировала и определила понятия. Она читала подругам лекции на эту тему. Например:
– У меня для тебя есть отличный свитер, тебе пойдёт, я всё равно не ношу (за этим ничего не следует; кстати, Яна никогда не считала подарками отданные старые вещи или то, что кому-то не подошло. Так что своим знакомым она, смеясь, говорила: никогда не называйте подарками то, что вы отдаёте. Подарок – это то, что выбирают специально для конкретного человека, и обычно вкладывают в это душу, время и, да-да, деньги).
– Я покупаю тебе автомобиль! Держи ключи! Он твой! (При этом автомобиль оформлен, естественно, на “дарителя”, так что в любой момент его можно потребовать назад, если жертва вздумает вести себя слишком вольно или будет недостаточно благодарной и преданной).
– Слушай, а я знаю, что подарю тебе на Восьмое марта. Часы! Точно! Ты не представляешь, какие клёвые! (Дальше расписываются в красках достоинства подарка и, естественно, ничего не дарится, словно не было об этом даже речи).
Наступает разочарование. В следующий раз можно услышать:
– Пойдём, примерим шубу. Я просто хочу знать, какой фасон тебе идёт. (Прямого обещания не даётся, но у жертвы иллюзий обычно возникает устойчивая ложная надежда).
Яна обычно уточняла, что ложная надежда – совершенно особенный продукт на рынке человеческих отношений. Ложная надежда – всё же надежда, и греет уже сама мысль о шубе, раз. Расставаться с надеждой, то есть верить в её ложность, жертва не хочет, два. Мучимая подозрениями, она, наконец, расстается с иллюзиями и мужественно говорит себе, что шубы не будет; тут возникает боль, а для людей, склонных впадать в эмоциональную зависимость, дозированная боль – это кайф. Вот они и кайфуют, жалуясь друзьям и обливаясь слезами, это три. Ну а четвёртая особенность ложной надежды – то, что ей переболевают многократно, не так, как корью. Впадут в ложную надежду – и ходят, ходят по одному и тому же кругу десятки раз. А вдруг в этот раз всё будет иначе? Ложными надеждами кормят в основном или нищие мужики (так было с Романом) или богатые родственники,и начальники, “хозяева”. Для них ложная надежда – один из основных рычагов воздействия на людей (некоторые из них это наверняка осознали, другие делают интуитивно). Яна часто думала: “А почему люди прогибаются перед богатыми?” – и отвечала себе так: они чувствуют запах денег, и у них возникает ложная надежда, что им перепадёт лакомый кусочек, а его ведь нужно заслужить. Чем? Преданным взглядом, прогибом в поясничном отделе, услужливостью, покладистостью и нахождением “при”…
       Яна вспомнила и ещё кое-что о жлобстве и из справедливости к жлобству про себя отметила, что оно не имеет ни пола, ни национальности, ни возраста. Прямо как вечная ценность! А как-то раз под Новый Год Яне пришел в голову афоризм, который она ехидно адресо¬вала Мужской Сущности: “Возлюби любимую твою всеми деньгами твоими!”