Труп лежал на столе, но это было уже никому не интересно. Всех интересовала самая настоящая живая собака. Но вот только она была одна на всю группу, и каждый хотел оперировать. Вдруг выживет, всё-таки? Да и вообще – сможешь ли ты ровно, не дрожащей рукой провести разрез на коже? И какая она – настоящая живая кожа под ножом? Любой хирург помнит своё первое рассечение кожи скальпелем. Какое удивление вызывает она своей прочностью и неподатливостью! Живой коже позавидовала бы кольчуга. И такой специфический скрип, открывающий первые сантиметры белого подкожного жира, похожего на хрустящие шарики хлопка, который, словно губка, начинает плакать круглыми бисеринами горячей, пугающе быстрой живой крови. Да уж, труп был решительно никому не интересен. Его не хотелось спасать; а спасать – главная радость хирурга. Так кому же достанется собака?
– Решайте сами, доктора, кто из вас будет оперировать. Ещё будет нужна операционная сестра, анестезиолог и ассистент, – проговорила Тыква, пожелтевшая преподавательница, пропахшая формалином и кое-чем покруче. В метро ей наверняка уступали не только место, но и целую полку.
В группе было девять будущих докторов. Двое, Владик и Зина, собирались стать хирургами. Про Зину рассказывали, что она тренируется накладывать внутрикожные швы на кирзовых сапогах и лыжных ботинках. В общежитии у Зины была целая коллекция из разных лоскутков кожи, сшитых всевозможными нитками: нейлоновыми, шёлковыми и кетгутовыми. Она фанатично овладевала мастерством, шила лица для тряпичных кукол и затем пересаживала им носы, меняла форму ушей, пришивала руки и ноги на скорость, изо дня в день улучшая показатели. Зина тренировала левую руку, вырезая в темноте буквы из кожаных лоскутков и велосипедных шин.
Зина была яркая, напористая, стройная и ладная. У неё глаза были зелёные. Верите? Не сравнится даже море, а волосы – чёрные-пречёрные, и представьте: белая, слегка загорелая кожа. Зина смеялась, как колокольчик, так что нельзя было не залюбоваться ею. Во всех чертах её и движениях были и лёгкость, и изящество, и чувствовался грандиозный природный потенциал. Стриглась Зина экстремально коротко, а одевалась очень просто, но всегда легко и аккуратно, так что хотелось её разглядывать, любоваться. Она была то радостной, то серьёзной, умела слушать внимательно, а когда начинала говорить, в неё влюблялись. Зина блестяще училась, и преподаватели запоминали её надолго. Она была как маленькое золотое долото с алмазным краем – так вгрызалась во всё, за что бралась. На физкультуре ребята недоумевали и даже злились: как это ей, девчонке, удаётся бегать стометровку быстрее их всех?! У Зины был характер, да такой, что только немногие представители сильной половины готовы были сражаться за её внимание долгие месяцы, но так ничего и не добивались. Зина не разменивалась, а словно кого-то ждала, кто был бы по-настоящему достоин её. Казалось, учёба – вот всё, что интересовало Зину в жизни.
По секрету скажу вам, что после института Зина улетела в Штаты и умудрилась сдать там USMLE* (* USMLE -Unated States Medical Examination) по высшему классу и стала украшением одной из Вашингтонских клиник. Такой красавицы и умницы не сыщешь во всей Америке, это уж точно. И не только в Америке, но даже и в американском кино!
Зина подала голос:
– Оперировать собаку должны либо я, либо Влад, потому что остальные не будут хирургами. Собака одна, тут не до развлечений!
– Ну и чё, что одна? Все имеют право! Ишь, привыкла командовать, – буркнул староста.
У него была ещё со школы кличка Шуша. Он продолжал:
– Все будем жребий тянуть! Я сейчас бумажки сделаю, – и начал делать бумажки.
– Но это же неправильно, – снова заговорила Зина. Я призываю всех вдуматься: вы не собираетесь быть хирургами. Зачем вам участвовать?! А нам с Владом необходимо почувствовать живую ткань!
– Нам это тоже, как врачам, полезно! – сказала грузинка Хатя. Все должны участвовать в жребии! Во всяком случае, я тоже буду!
Влад молчал. Он, конечно же, разделял мнение Зины, но был совершенно не способен к каким бы то ни было спорам и, видимо, никак не верил в то, что хоть кто-то откажется от собаки. Уж он бы на их месте точно никому не уступил свой шанс.
– И правда! Наоперируешься ещё! – выпалила, точно обойму, толстая, с узкими крохотными глазками и огромадными щеками Ольга Лапотникова.
У неё был маленький, острый рот. В каком-нибудь русском селе сказали бы: осокой прорезанный. Зину распирало от возмущения. Девять человек! Шансы один к девяти, чуть больше десяти процентов! Тут Аня Степанова, которую в институте прозвали Степашкой, сказала довольно громко, хотя всегда была тихой и нерешительной.
– Я могу не участвовать, мне это не нужно. Пусть у ребят шансов будет больше.
Зина обрадовалась:
– Спасибо тебе, Аня. – Зине стало намного легче отстаивать свою правоту, когда хоть один человек поддержал её.
– Так откажется кто-нибудь от собаки, которая нужна нам с Владом больше, чем остальным?
– Это Степашкино дело, что она отказалась! Хорош давить!
– Жребий готов! Сказал Шуша. Кому достанется крестик – тот и будет оперировать!
Пока искали, куда сложить бумажки, Зина отошла к окну. За окном был март и только-только пробивалось солнце. Снег уже начал кое-где сходить; пахло весной. Зина почувствовала тревогу, так что даже жилка стала биться ручейком на шее и зашумело в ушах. Зине казалось, что она никогда, никогда, никогда раньше не желала так страстно, чтобы сценарий жизни был неукоснительно соблюдён в её пользу. Она верила в судьбу и в какую-то высшую справедливость. Эта справедливость непременно должна была отдать собаку ей. Зина собрала все силы своей дерзкой души и мысленно прижала бумажку с крестиком прямо к сердцу. Ей показалось на мгновение, что она уже вытянула этот жребий. Зина прошептала, глядя куда-то вдаль сквозь стекло:
– Спасибо…
Если бы кто-нибудь только знал, как нужен был ей тот листок с крестиком! Козлова, которая недолюбливала Зину, потому что не знала, к чему придраться, дёрнула старосту за рукав и сказала:
– Глянь! Поди, молится! Щас вытащит – посмотрим!
Зина вдруг резко развернулась от окна, подошла к коробке, которую Шуша держал в руках, и спросила:
– Кто первый? – Все переглянулись в нерешительности. Для них это была игра, она добавляла адреналина, а Зина волновалась за свои представления о вселенской справедливости. – Что ж, я буду первой… Зина вынула бумажку из коробки и тут же развернула её. В ней был крестик!
– Ну, вообще!! Охренеть! – сказала Козлова. – Полный облом!
– Нет, полный вперёд, – сказала Зина. – Надеюсь, никто не станет возражать, что оперирующую бригаду назначу я? Степашка, ты кем хочешь быть?
Операция прошла успешно. Шили рану на печени, которую искусно-искусственно нанесла усыплённой собаке Тыква. Из пяти собак, которых оперировали другие группы на соседних столах, только у Зининой пациентки рана была зашита по всем канонам, так что Тыква позволила вывести собаку из наркоза с тем, чтобы ей жить и страдать дальше. У одной собаки остановилось дыхание, двух зашили так, что они бы только мучились, а ещё одна издохла на столе от кровотечения.
Ровно через неделю Тыква сообщила, что выделяют ещё одну собаку. Что тут началось! Козлова сразу заявила:
– Зинка, ты в жребии не участвуешь! Надо, чтобы кто-то другой шил собаку! Хватит тебе твоих лоскутков! Ты и так всё умеешь, а мы тоже хотим научиться!
Все, кому не повезло в прошлый раз, были с этим совершенно согласны. Шуша стал готовить бумажки.
– Марина! Да ведь ты собаку зарежешь! Ты на трупе в прошлый раз полчаса не могла доковыряться до печени! Собаку не жалко? – Сказала Зина.
– Всё, короче. Ты не участвуешь. Отойди. Если я вытащу – будешь у меня на крючках стоять*, – сказал Влад. Ему страшно хотелось оперировать, и он чувствовал себя обделённым. (* Имеются ввиду хирургические крючки, которыми обычно ассистент растягивает края операционной раны, чтобы хирург мог работать. Студентов часто “ставят на крючки”, т.к. более сложное дело им доверять опасно.)
И вдруг Степашка, про которую забыли, спросила, обратившись ко всем:
– А я тоже имею право в жребии участвовать, правда?
– Ну конечно, давай, – сказал Шуша.
– Но только я свой шанс Зине передаю.
– Да-аа! Кино и немцы! – Хатя вытаращила на Степашку свои восточные глаза. – Ты уже свой шанс отдавала. Не хочешь – не тяни!
– Ну уж нет! Как хочу, так и распоряжаюсь моим шансом! Прошлый раз я не участвовала в жребии, так что у всех было больше шансов. А теперь я участвую. Пусть
Зина тянет вместо меня. Понятно!?
Тут уж завозмущались все хором. Степашка решила упереться, отстаивая свой шанс и право распорядиться им по личному усмотрению. Зина почувствовала, насколько она недооценивала раньше характер Ани. Та всегда хотела с ней дружить, но она казалась Зине не ровней. Зина на мгновение отвлеклась от заварушки; так бывет, когда сильно удивишься и мозг начинает переваривать информацию. Она смотрела на Степашкино лицо с курносым носиком и тоненькой нежной кожей, усыпанной веснушками. Зина поняла, почувствовала, как сильно Степашка хотела с ней дружить, но всякий раз не находила отклика и, тем не менее, сохранила верность своему выбору. Зине захотелось обнять Степашку за её узкие плечики и приласкать, пойти погулять с ней и обсудить всё, что только будет ей важно. “Я не разглядела в ней человека только потому, что она не яркая, не выдающаяся. Но она наверняка умеет дружить, – подумала Зина.– Как она бьётся за меня! Ведь я по отношению к ней этого не заслуживаю.”
Пока Зина раздумывала над всем этим, решили, что лучше её к коробке не подпускать. Пускай Степашка тянет свой жребий сама. Всем казалось, что у неё не может быть такой лёгкой руки, как у Зины. Тут Зина и в самом деле начала молиться. И хотя она делала это мысленно, про себя, все как будто почувствовали что-то и смотрели то на неё, то друг на друга, то на Степашку. Одна только Зина понимала, как важна была бы для Ани это маленькая победа над большинством. Каждый взял по бумажке и отошёл. Староста развернул свою бумажку и ухмыльнулся. “Неужели крестик у него?” – подумала Зина, но он молчал. И тут Степашка залилась таким смехом, которого от неё никто не слышал за три года, пока они вместе учились.
– Зина, снова ты!..
Вторая операция представляла собой кишечный шов. И опять оставили в живых только собаку Зины. Тыква с гордостью сказала, словно похвалив себя за хорошее преподавание, что заворот кишок жучке не грозит. В результате проведённой операции Степашка стала Зине подругой.
Когда был назначен операционный день, то к битве за третью собаку уже не допустили ни Зину, ни Степашку. Зина думала: “Неужели всё будет красиво до конца, и жребий достанется Владу?” Было интересно понаблюдать, чем всё это завершится. Шуша разложил бумажки и довольно потёр руки. Каждый взял одну бумажку на выбор, стали разворачивать… Жирный “+” оказался в руках будущего гинеколога Лёвки! Влад от переживания покраснел и так огорчился, что у него даже верхняя губа затряслась.
– Лёвка! Отдай мне, а? Тебе не этим нужно интересоваться.
Козлова захохотала:
– Нет в жизни справедливости, обломись, дедулька!
И тут Зина неожиданно для самой себя подошла к долговязому Лёве и говорит:
– Предлагаю состязание на руках: кто кого повалит – ты или я? Если я – то ты отдашь мне собаку.
– Нну-у, ты даёшь! Ты что это, серьёзно? Да я ж тебя, как малявку! Даже и тягаться смешно, девочка моя! – Лёвка подбоченился, а Козлова закатила свои крошечные глазки к небу, показав белки.
– Нет, Лёва, я серьёзно. В два счёта тебя завалю!
Это уже не лезло, как говорится, ни в какие ворота. Лёва вышел из себя и стал закатывать рукав медицинского халата, показушно забрызганного собачьей кровью. Степашка увидела в глазах Зины тот сумасшедший огонёк, который её так восхищал. Лёва сопел, ноздри его раздувались, лоб вспотел от возмущения, а грудная клетка от частого дыхания ходила ходуном.
– Ну, держись, Зинка! Я тебе устрою! Можешь двумя руками упираться, и секунды не простоишь!
Группа сгрудилась у мраморного, на высоких ножках, стола. Поставили два стула. Соперники уселись друг напротив друга. Зина крепко обхватила своей точёной рукой Лёвкину крупную руку и вдруг стиснула её так, словно у неё была не ладонь, а маленькие живые плоскогубцы. Лёвка обомлел. У него аж дыхание перекрыло. Он упёрся, что было силы, так что у него на одной половине спины мышцы вздулись колбасой, а жилы на руке натянулись синими верёвками. Зина смотрела прямо Лёвке в глаза – так, словно от этой схватки зависела вся её жизнь. Козлова всем своим видом давала понять, что готова выкатить белки, но глаза, к сожалению, сейчас очень нужны, чтобы видеть! Степашка восторженно смотрела на Зину. Фигурка её напоминала маленького оловянного солдатика, который был весь одно желание победить. Лёвке удалось нагнуть руку Зины градусов на десять, но дальше она не двигалась, как он ни старался. Так они пружинили, то туда, то сюда. Это напоминало нервную дрожь пистолета в бензобаке машины. Лёвкино лицо выражало крайнюю степень изумления по поводу того, что Зина столько времени держится.
– Да я тебя испытываю, поддаюсь, – захрипел он, – и все разом усомнились, что он поддаётся. На этой фразе его сопротивление дрогнуло, он зря растратил силы! Часть их ушла и на то, чтобы удивляться такой хватке и бесстрашию. И Лёвка рухнул!
– Как?! Не могу поверить! Давай ещё! Это случайность! Ты неправильно руку держала!! – Лёвке уже явно было не до операции на собаке.
Это был самый настоящий позор. Его завалила девчонка! Все были в шоке. Одна Степашка, казалось, другого исхода и не ждала.
– Собаку будет оперировать Влад! – сказала Зина.
В этот момент кости в её правой руке заболели так, словно их защемило дверью. Почему-то Зина выбежала в коридор. Третьей собаке Влад успешно удалил ребро, потом отмыл его в спирте, высушил, перетянул ленточкой, что-то выцарапал на нём и подарил Зине. Степашка успела прочитать начало послания: Esse quam videri*... (* Быть, а не казаться /лат./)
26 сентября 2006 г.