Отец часто ходил со мной в детстве в лес на лыжах. Я, как правило, отставала, а отец уходил вперед, а потом меня поджидал.
Как-то мы шли по накатанной голубой лыжне. В лесу было светло и чисто, снег лежал на ветках елей и сосен, и я сбивала его, дергая за ветки, и ветки словно выстреливали снегом, и я еле успевала унести ноги, чтоб снег не насыпал мне на голову и за шиворот. Потом догоняла отца. В очередной раз я к нему подъехала и спросила, чего он задумался. Он смотрел на лыжню, а затем говорит: «Слушай, как это они так делают?», - лыжня возле ствола сосны раздваивалась, так, вроде левая лыжа обогнула дерево слева, а правая – справа, а затем, сразу за деревом, сходилась и приобретала прежний вид. Мы осмотрели дерево снизу вверх, обошли его кругом и поехали дальше. Опять та же картина: лыжня огибает дерево с двух сторон, затем полосы становятся снова параллельными.
Я отстала значительно, потеряв отца из виду.
А когда его догнала, очень испугалась: мне казалось, что на отце Земля держится, а тут он лежал плашмя спиной на снегу, а ноги с лыжами на стволе дерева. Подъехав ближе, я увидела, что он смеется, но все еще перепуганная, спросила, что случилось. Он ответил: «Да вот, хотел тоже так проехать», - лыжня опять раздваивалась перед деревом, а потом сходилась. Я его спросила, на что он рассчитывал, а он ответил: «А вдруг!».