Жил-был в одной деревне молодой парень, единственный сын у родителей, здоровый да пригожий, но до того ленивый, что, бывало, и к столу с печки слезть не хочет – просит, чтоб матушка туда калач подала. Пока родители в силе были, холили сынка, лелеяли, лишь бы ему пилось да елось, а работа на ум не шла. Пусть, мол, отдохнёт, - век долгий, работы крестьянской и на него хватит, поработаем сперва мы, а как состаримся, и его очередь придёт. Думали-то они так, ан вышло инак. Вырос парень, в силу вошёл, но только и разницы, что не ради одной еды с печки вставать стал, а ещё и ради гулянья. Родители к тому времени постарели, ослабли, стали сына просить в работе помочь, а у него один ответ:
- Недосуг мне и неохота. Завтра сделаю. Дело не медведь, в лес не уйдёт! – наденет нарядную рубаху, заломит набекрень шапку и на гулянку пойдёт.
Затужили, загоревали родители, друг друга попрекают, что такого лентяя вырастили, на судьбу сетуют. А тут и нужда подкрадываться стала: нет уже у стариков силы и сноровки урожай убрать-смолотить, за скотиной ходить, крышу чинить. Скоро новая беда пришла: захворала мать-старуха, слегла. Совсем худо в доме стало – старик весь день то на поле, то в лесу, вернётся к вечеру, а дома и печь нетоплена. Старуха на лавке стонет, а сынок за околицей песни поёт либо на печке семечки лузгает да отца же и спрашивает, когда ужин будет.
Видят старики, дело худо, и решили парня женить. Может, думают, невестка работящая попадётся, всё в доме помощь, хоть и женские руки. А может, вместе с молодой-то женой и их лежень с печки слезет. Парень жениться согласился, а как был высок и лицом пригож, то и заслал сватов к самой красивой да работящей девушке. Но та, как узнала, кто её сватает, заявила, что лучше в омут бросится, чем за лежня замуж пойдёт. Да и родители её лентяя в зятья взять не захотели. Пошёл парень в другой дом – а и там то же. Ни один отец не захотел за него свою дочь отдать, ни одна девушка его суженым не назвала.
Обиделся парень, идёт по улице, камни пинает. Пришёл домой и говорит:
- Да ну её к чертям, женитьбу эту! Женись – жена работать заставлять будет, ворчать да подолом мести. Мне и так хорошо, - и на печь полез.
Прошло немного времени, родители опять разговор про женитьбу завели.
- Сходи, - говорят, - в соседнюю деревню, туда ещё слава о тебе не дошла, авось женишься.
- О, ещё и в соседнюю деревню идти! Да вы меня совсем уморить хотите! И далась же вам эта женитьба!
- Вот помрём мы, и ты с голоду околеешь, ведь и каши себе сварить не сможешь. А жена, худо-бедно, кашу-то сварит. Не хочешь пешком идти, возьми Серка, он тебя мигом домчит.
Еле уговорили сына. Покряхтел он, слез с печки, обулся-оделся, взял в дорогу пирогов побольше и из избы вышел.
Соседняя деревня недалеко была, вёрст семь, но парень полдня до неё ехал. То подпруга ослабла, то спина зачесалась, то есть захотелось. Серко бы и рад побыстрее бежать, да парень в седле сидеть не умеет – только конь шагу прибавит, лежень на бок сваливается. Ну, долго ли коротко, а доехал парень до деревенской околицы. И так-то он устал, так притомился, что и в деревню не пошёл, прямо у поскотины спать завалился.
И приснился лентяю сон – будто взял он за себя писаную красавицу, и ставит эта красавица на стол чугун с кашей, смотрит на парня ласково и говорит:
-Кушай, милый, кушай, да поспешай, солнце высоко уже. Пойдём с тобой сегодня рожь жать, я уж и серпы приготовила, - и показывает ему серп с хороший обруч величиной и цепь железную.
- А цепь-то зачем? – спрашивает лежень.
- А тебя, милый, погонять, тебя, - ласково говорит красавица, улыбается и цепью позванивает.
Проснулся парень от дурного сна, вскочил, не сразу вспомнил, где он, почему не на печке, что это ещё за закат горит. А когда вспомнил, что жениться приехал, да как во сне красавица на него цепью звенела, тут же решил, не заезжая в деревню, домой вернуться. «На что мне жена? - думает. – Лучше уж я научусь у матушки кашу варить. А старикам скажу, что не нашёл никого».
Так и порешил. Но сначала надумал к речке спуститься, воды попить да сон дурной с себя смыть. Спустился к речке, видит – на берегу под ветлой девица спит. Сарафан измятый, лента в косе грязная, по щеке муха ползёт, а личико ничего, пригожее. Тронул парень девицу за плечо, разбудил:
- Эй, ты чего на закате спишь? Голова болеть будет, - сказал, как ему матушка не раз говаривала, хотя у него-то ни от закатного, ни от рассветного сна голова никогда не болела.
Девица села, потянулась, зевнула сладко, к нему повернулась:
- А тебе что за печаль? Когда хочу, тогда и сплю, надо мной начальников нету!
- Эк, тебе повезло! – восхитился парень. – Одна живёшь? А меня старики нудят, никакого покою нет.
- Мои померли. А то тоже – то пряди, то жни, то кашу вари.
- А кто же теперь тебе кашу варит?
- Сама и варю. Если охота. А неохота, так сижу – никто не неволит. Нынче вот я и квашню поставила. Пойти разве поглядеть, может, не вся ещё на пол вылезла? – и девица встала на ноги.
Сарафан её оказался не только измятый, но и разорванный сбоку. Росту девица была небольшого, но складная - даром, что кашу редко едала, не исхудала ещё.
Приглянулась девица парню, а пуще того речь её по сердцу пришлась. Он и говорит:
- А не пойдёшь ли ты за меня замуж? Я как раз приехал невесту себе искать.
Поглядела она на него, налипшую травку с сарафана стряхнула и отвечает:
- Замуж не напасть, да как бы замужем не пропасть! Поди, заставлять станешь и прясть, и ткать, и хлебы печь, а я этого не люблю.
- Да я и сам не люблю! Я песни петь люблю, семечки лузгать да сны смотреть - так интересно: лежишь и думаешь, что же мне на этот раз приснится? Вроде уже всё пересмотрел, ан нет, что-нибудь новенькое да будет.
- Это я тоже люблю. Ещё разгадывать сны люблю. Авось, мы и поладим.
- Конечно, поладим! – обрадовался парень, но девица головой качает:
- С тобой-то поладим, а как твои старики? Они-то, поди, помощницу в дом ждут?
Почесал парень в затылке:
- Вестимо, ждут. Затем меня и жениться неволят. Да авось мы вдвоём-то с ними справимся. Ну, как будет охота, поможешь матушке кашу сварить, а я когда-нито с отцом в поле схожу. Проживём!
- А коль свекровка меня поедом есть станет?
- Не станет, она у меня смирная. Ты ей сны будешь разгадывать, она тебя и полюбит.
- Ладно, пойдём, избу свою покажу, чтобы со сватами потом не заплутал.
Идут они по деревне, парень Серка в поводу ведёт, разговаривают. Деревенские в окна пялятся, дивятся, что за молодец к их ленивице в гости пожаловал?
Подошли к избе девициной - ворота незаперты, на крыльце худой пёс дремлет. Согнала его девица с крыльца, парня заходить пригласила. Квашня и вправду из дежи на стол вылезла, со стола на пол сползла, но не вся ещё – и на столе тесто осталось, и в деже немного. Собрала девица тесто с пола, псу на крыльцо вынесла. А то, что на столе было, обратно в дежу затолкала и велела парню дров принести и печь затопить, она, мол, хлеб печь будет.
- Да я печь-то топить не умею, - растерялся парень.
- Ну, этому тебе придётся обучиться, неровен час, помрут твои старики – не замерзать же нам! Принёс парень дров неровных да нерубленых, кое-как с печкой управился. Накатала девица калачей, испекла на углях. Кривые получились калачи, кислые, не то что матушкины, но поел парень, спасибо сказал и стал домой собираться.
Через недолгое время сыграли свадьбу, продали девицину избушку, и переехала молодая к мужу. Стали они жить-поживать, как и хотели, на печке лежать да ногами болтать, семечки лузгать да сны друг другу рассказывать. Видят старики, что вместо помощницы нахлебницу бог дал – совсем загорюнились. Да делать нечего, не с голоду же рядом с ними помирать – встала старуха с лавки, стала щи да каши варить. Старик худо-бедно в поле управляется, кой-когда и сына с собой вытащит хоть сноп на телегу поднять.
Так и повелось у них: старик хлеб жнёт, а сынок стоит ждёт, когда можно готовый сноп на телегу положить. Дома старуха щи варит, а невестка сидит на печке, сны ей рассказывает да песни поёт. А надо сказать, песни молодая пела хорошо и знала их великое множество. За это да за характер незлобивый, ласковый прощала старуха невестке её лень беспросветную. Но порой и в беспросветности просветы случались – вскакивала невестка с печи ни свет ни заря, избу убирала, посуду чистила, обед варила, да такой, что пальчики оближешь, как-то даже мужу рубаху вышила васильками по вороту. И всё с песней, с прибаутками весёлыми. А спросит старуха, где научилась так шить-варить, засмеётся и скажет:
- Чай, у меня матушка была! Да и на тебя я с печи недаром гляжу, примечаю – я приметливая!
Обрадуется старуха, засуетится, не знает, как любезной невестушке угодить, а та наутро зевнёт, потянется, поест нехотя да вновь на печь заберётся с мужем в загадки играть.
- Что, доченька, может, пироги к обеду заведём? – робко спросит свекровка.
А она в ответ:
- Нынче мне, матушка, неохота. Я лучше посплю. А как высплюсь, спою тебе про бедного бобыля – то-то жалостная песня!
Вздохнёт старуха да по воду пойдёт. А вечером сядут все четверо на крыльце, невестка песни поёт да мужнины кудри гладит, старуха деду рубаху чинит, старик лапоть плетёт – вроде и хорошо всё, дружно да ладно. А о том, что коровку продать пришлось от бескормицы, что ржицы нынче мало посеяно, никто не говорит – молодые и помнить про это не помнят, а старые душу бередить не хотят. Поглядит только старуха на сына долгим взглядом да скажет со вздохом:
- Сынок, сынок, неуж так всю жизнь непутнем и проживёшь?
А он обнимет мать за плечи и рассмеётся:
- Матушка, да хорошо ведь мне! Вольно! А что непутень – так с меня и спросу меньше, меньше к работе неволят. Счастливый я, матушка!
- Так скоро мы совсем нищими станем. Что есть-то будешь, счастливый?
- Ну, матушка, будет день, будет и пища. Коли сегодня есть, что в рот понесть, неуж я про завтра печалиться стану? Да никогда!
Махнёт мать рукой и станет невесткину песню слушать. А спать укладываясь, скажет старику:
- Видать, нищета-то прочнее богатства, богатство прожить легко, а нищету и прожить нельзя, и избыть трудно.
Вздохнёт старик:
- Сами мы с тобой, старуха, сына непутнем вырастили, не на кого сетовать. Ладно ещё, что незлобивый уродился да непривередливый.
- И то правда. Будем уж жить, как бог даст.
Прошло лето, вот уже и осень жёлтыми огоньками по берёзкам прошлась, ночи холодными стали. Хлеба нынче убрали мало, а и то: что было убирать? – к весне запасы кончились, так молодые давай семена на еду таскать. Старики стали останавливать, мол, что сеять будем? – так куда там, и слушать не хотят, только смеются. Пришел старик к Амбарнику, со слезами просил сына вразумить.
Вышел Амбарник из своего угла, когда лентяй снова за семенами пришёл, зашумел-закричал, по полу застучал, напугать лентяя хотел, а потом, напуганного-то, и вразумить построже. А лентяй увидел Амбарника и спрашивает удивлённо:
- Это ещё кто такое? Что это ты в нашем амбаре делаешь? А ну, пошёл отсюда! – и на Амбарника, на хранителя-то! - палкой замахнулся. Не стерпел Амбарник такого надругательства, взлетел вверх, в волосы наглецу вцепился, , по щекам хлещет:
- Я те покажу, кто я такой! Я тебя научу и узнавать, и уважать меня!
Смекнул лентяй, что на Амбарника напал, давай прощения просить, на коленки упал. Отпустил его Амбарник, спрашивает строго:
- Ты как смеешь семена без времени таскать? Что посеешь, что в землю положишь, что весь год есть будешь?
Видит лентяй – успокоился Амбарник, стёр кровь с расцарапанных щёк и говорит своё любимое:
- Будет день, будет и пища. Съедим семена, зато жать – спины не ломать.
Подскочил тут Амбарник, опять в волоса лентяю вцепился, кричит:
- Нет! Не получишь ты больше семян! Не дам стариков голодом заморить! Лучше не подходи к амбару и жёнке своей накажи. Поймаю – глаза выцарапаю!. - и вытолкал парня взашей.
Тот отбежал подальше, волосы пригладил, рубаху оправил, крикнул храбро:
- Берёза не угроза: где стоит, там шумит! – знал, что за дверями амбара Амбарник силы не имеет.
- Храбр после рати, как залез на полати! – проворчал ему вслед Амбарник. – Погоди ужо, я тебя проучу! И вымучу, и выучу, и либо человеком сделаю, либо со свету сживу!
Но, хоть и не стали с той поры молодые семена тратить, а глядит Амбарник – ровно и беречь больше нечего, совсем мало осталось. Поругал себя Амбарник, что поздно хватился, да делать нечего.
Так и вышло, что засеял весной старик одну узенькую полосочку. А тут ещё лето засушливое выдалось, вот и убрали урожай: каждого жита по лопате. На дворе ещё осень, а в амбаре закрома пустеют.
Амбарник, жалеючи старого хозяина, уже все сусеки подмёл, всех мышей к соседям спровадил, оставил для беседы только одну старую приятельницу, да она от старости и ела-то полтора зерна в день. Кручинится Амбарник, молодого хозяина ругает на чём свет стоит, а тому и горя мало. И стал Амбарник думать, как и лентяя проучить, и старикам не дать с голоду умереть. Думал-думал, много способов перебрал, ни на чём остановиться не может. Позвал на совет подругу свою, старую мышь. Та и присоветовала:
- Парень он хоть ленивый, однако не злой, кое-какую жалость имеет. Давай-ка попробуем вот что…
На том и порешили.
Тут снежок первый выпал, денёк выдался такой славный, такой свежий, что и лентяю захотелось с печки слезть, по снежку прогуляться.
- Жёнка, - говорит, - пойдём за околицу, в снежки поиграем!
- Не хочу, - отвечает жена, - я не выспалась. Да у меня и валенки худые.
И пошёл лентяй один. Идёт по улице, голову высоко держит, соседям кланяется важно – ни дать, ни взять хозяин. Вышел за околицу, а там так-то хорошо – снежок пушистый сверкает, солнышко с голубого неба ясно светит, воздух такой чистый: дышишь не надышишься, не то что дома на печке. Стоит лентяй, любуется и вдруг слышит вроде писк тонкий. Наклонился к земле и видит: мышь в сухом репейнике запуталась, никак выбраться не может.
- Эк тебя чёрт занёс, - удивился лентяй.
А мышь говорит ему человеческим голосом:
- Помоги мне, добрый молодец! Я у тебя в долгу не останусь.
Рассмеялся лентяй:
- Да какая мне от тебя корысть? – но вытащил мышку из репейного куста, даже репьи со спины снял.- Ну, беги теперь! Чай, тоже жить-то охота.
Но мышь не побежала, а села у ног лентяя, мордочку лапками почистила и говорит:
- Пойдём со мной, я тебя награжу.
- Если далёко, то мне неохота, - отвечает лентяй. – Да и чем ты меня наградишь – разве сухой корочкой?
- А ты заранее не отказывайся, есть у меня для тебя награда. И не далеко совсем.
Пошёл лентяй за мышью, и привела она его к небольшому сугробу.
- Копай здесь, - говорит.
Разгрёб лентяй снег, а там блюдо лежит, большое, деревянное, а по блюду всё цветочки да ягодки вырезаны.
Взял лентяй блюдо, поклонился мышке:
- Спасибо тебе. Это моей жене понравится, будем с ней на печке цветочки разглядывать.
- Да погоди ты! – говорит мышь. – Это не простое блюдо-то. Вот скажи, чего бы ты сейчас поесть хотел?
- А блинков бы горяченьких, да с маслом бы!
Глядит - на блюде стопка блинов выросла, пар от них идёт, а рядом в чашке топлёное масло дымится.
Вскрикнул лентяй радостно:
- Вот это подарок! Вот это награда так награда! Ну, спасибо тебе, Мышенька! Теперь-то мы заживём! Теперь никто меня на работу не погонит! – и давай блины уплетать.
А мышь исчезла, будто её и не было. Да лентяй на радостях про неё и не вспомнил. Наелся он блинов, сунул блюдо за пазуху и домой припустил. Бежит, припрыгивает, до ушей улыбается. Открыл дверь и закричал на всю избу:
- Радуйтесь! Я счастье нашёл! Вот, глядите! – и блюдо из-за пазухи достаёт. – Теперь заживём! Ни на что нам и поле!
Старики ближе подошли, жена с печи голову свесила, а лентяй поставил блюдо на стол и говорит:
- Хочу щей горячих с мясом! И хлеба пшеничного.
Откуда ни возьмись, появился на блюде чугун, и такой дух от него пошёл, что все с шумом слюну проглотили. А возле чугуна каравай хлеба лежит, пышный да белый.
Захлопал лентяй в ладоши, вскрикнули старики, завизжала и птицей слетела с печи жена. Схватили все по ложке, расселись вокруг чугуна. Первым, как и полагается, опустил ложку в чугун старик. Поднёс ложку ко рту и вдруг, плюнув, бросил её на пол. Старуха свою ложку в рот взяла и тоже заплевалась, заохала. Невестка, едва глянув на вынутый из чугуна кусок, визгом зашлась. Один лентяй уписывает щи за обе щеки и на родных дивится.
- Вы чего?
- Ай, ты сам не видишь, что ешь? Это же помои. А вместо мяса, гляди, хвосты мышиные да головы лягушачьи!
- Да вы что, одурели? Где головы? – и показывает свою ложку, а в ней добрый кусок мяса лежит и капустка рядом. И пахнет щами наваристыми.
Взяли все ещё по ложке – и опять плевки да визги. Лентяй ничего понять не может.
- Возьмите хоть хлеб, - говорит он.
Взял старик ломоть, а ломоть тут же в лягушку превратился. Вздрогнул старик, уронил лягушку, та за печку упрыгала и расквакалась недовольно. Старухин ломоть в камень обратился, а невестка и брать не стала , закричала на мужа:
- Где ты это чёртово блюдо взял? Неси его обратно!
- Ну да, неси! Я уж лучше поем, - взял лентяй хлеб и в рот отправил. – Эк, вкусно!
- Ну, и ешь сам! – сплюнула жена и опять на печь залезла. – Свари-ка, матушка, лучше каши с мякиной.
Сварила старуха кашу, поели втроём, а сытый лентяй спать на печку залез. Старуха посмотрела на него с опаской: не захворал бы с поганой еды.
Но нет, ничего, не захворал лентяй и на другой день с блюда наелся. Пожили они так недолгое время: старики с невесткой с капустки на мякину перебивались, а лентяй с блюда мясо да блины уплетал.
Но скоро не по себе стало лентяю, не стал сладкий кусок в горло лезть. Хлеб в амбаре совсем кончился, есть в доме стало нечего. Старики слабли день ото дня, старуха уж и с лавки вставать перестала. Жена молодая тоже весь день на печи – да и то сказать, слезать-то стало незачем. Песен она больше не пела, а когда доставал муж своё блюдо, она отворачивалась и тихо плакала. Не раз пытались они с блюда поесть, но в их руках еда тут же превращалась то в камень, то в лягушек, а то и в червей. Лентяй уж и за околицу ходил, ту мышь искал, что блюдо дала, да где найдёшь.… Невмоготу ему стало хлеб-кашу есть, когда родные люди на глазах с голоду помирают.
Вышел он как-то во двор за дровами – отец уже не вставал, и лентяю пришлось-таки самому топить печку – видит, и дров только на день-другой осталось. Сел лентяй на чурку, на которой дрова кололи, и заплакал. Вдруг слышит:
- Эй, спаситель, ты чего?
Отнял лентяй рукавицу от лица и видит, сидит мышь на полене и на него чёрными бусинками смотрит.
- Так это ты? Ну-ка, говори, что за проклятое блюдо ты мне подсунула? Почему никто, кроме меня, с него есть не может?
- «Проклятое!» - обиделась мышь. – То-то я вижу ты с этого «проклятого» какой гладенький стал! Блюдо тебе дадено, ты с него и кормишься. Никого больше оно кормить не обязано. Ай, тебе невкусно?
- Да вкусно! Только они-то как же? Жена моя, матушка с батюшкой?
- А уж это не моё дело. Ты спас меня, я – тебя, вот мы и квиты. А про них мне ничего не ведомо.
- Не надобно мне тогда твоего блюда! Выброшу я его! Лучше помру с ними вместе, чем этак маяться!
- Твоё дело, помирай, коли хочешь, - сказала мышь и исчезла.
Посидел ещё лентяй недолго, потом встал, вздохнул, набрал поленьев и в избу понёс. Затопил печку, заглянул в пустые чугуны, достал блюдо и хотел его в печь кинуть. Но потом надумал изрубить его топориком помельче – лучше гореть будет.
Увидала старуха, как сын топор над блюдом занёс, крикнула:
- Что ж ты делаешь, сынок? Что же есть-то потом станешь?
- А то и стану, что вы едите! Не желаю больше смотреть на муки ваши! Не лезет мне в горло кусок этот проклятый!
- Не делай этого, сыночек! – умоляет старуха. – Нам не поможешь, так хоть ты живой останешься. А то нас и похоронить некому будет.
- Ништо, соседи похоронят. – И вдруг заплакал лентяй горькими слезами, упал на колени перед лавкой, где старуха лежала. – Не могу я больше, маменька! Нету силы, как жалко на вас смотреть! И ведь я этому голоду виной, я семена не сберёг, я на поле работать не хотел. Простите меня, ради всех богов! И ты прости, жена моя милая! Видать, не слышать мне больше песен твоих звонких. Лучше я с вами с голоду помру, чем хоть кусок съем с блюда этого проклятого!
Тут старик голос подал, от слабости еле слышный:
- Зачем же помирать, сынок, когда жить можно? Может, оно, блюдо-то это, ещё добрую службу сослужит. Ты лучше поешь, оденься потеплее да в лес за дровами сходи. Коня, правда, теперь нету, но помаленьку и сам навозишь, коли тебе впрямь нас жалко. Голод - плохо, а когда голод вместе с холодом – и того хуже. Авось, в лесу-то мёрзлой ягоды найдёшь, сварим с водичкой и попьём кисленького.
- И то правда, батюшка! – обрадовался лентяй, - и как это я сам-то не догадался? Сейчас и пойду.
- Поешь сначала, сыночек, - прошелестела старуха.
- Я, матушка, с собой хлеба возьму, там и поем, на вольном воздухе.
Оделся лентяй, снял с блюда кусок чёрного хлеба, сунул за пазуху и из дома вышел.
В лесу хорошо, вольно, снег чистый под ногами хрустит, еловой смолкой пахнет. Идёт лентяй и дивится, ровно никогда зимнего леса не видывал. Присматривает сухостоину, слушает, как снегири на кустах перекликаются, и хорошо у него на душе, тихо. Нашёл берёзу сухую, стал рубить, а как дела не знал, то намаялся с непривычки, семь потов с себя спустил. Но странное дело, от усталости этой на душе у лентяя всё светлее да веселее становилось, а когда стал дрова на сани складывать, даже песню запел.
Проголодался лентяй за работой, достал хлеб, что с собой взял, поднёс ко рту да так и замер, вспомнив голодные глаза матери. Не стал есть, покрошил хлеб снегирям:
- Ешьте, птахи, это вам за песни ваши!
Слетелись снегири на крошки, расшумелись радостно. На шум белочка из дупла выглянула, лентяй оставшийся кусок ей протянул:
- Поешь и ты, белочка, чай, тоже несытно живёшь.
Взяла белка хлеб двумя лапками, села на берёзовый пенёк и стала есть, ну, прямо, как человек. Глядит на неё лентяй, и так-то ему радостно, даже про голод забыл. А белка съела хлеб и в дупло нырнула, однако тут же выпрыгнула, села опять на пенёк и подаёт лентяю три орешка сросшиеся. Так лапками и подаёт - человек, да и только! Взял парень орешки, поклонился:
- Спасибо тебе, зверушка лесная! Знать, и ты добро понимаешь. Вот жене про тебя расскажу, порадуется.
Тут снегири стали вокруг парня виться, один даже на голову сел.
- А вы чего, птахи?
Снегири щебечут наперебой, то отлетят, то опять возле лентяя сядут.
- Зовёте, что ли куда?
Снегири радостно зашумели и полетели всей стайкой между кустов. Пошёл лентяй за ними. Привели его снегири к дикой яблоньке, и столько на ней яблочек крошечных, что всё деревце красным кажется. Обрадовался лентяй, стал яблочки рвать, Полную шапку нарвал, полные рукавицы, низко снегирям поклонился и вернулся к саням. Долго думал, куда яблочки положить, потом всё же догадался: свернул кулёк из бересты. Впрягся в сани да потихоньку домой двинулся.
Дома печку натопил, достал из кармана белкино подаренье, разделил жене да матери с отцом по орешку. Рассказывает про белку, как она ему орехи давала, глядь, а на столе опять три орешка лежат. Удивился парень, своим показывает на чудо такое, Только возьмёт орешки со стола, отдаст старикам да жене своей, а на столе уж новая троечка лежит. Накормил он всех орехами досыта, сам поел да всё белочку нахваливал:
- Ай, да белочка! Ай, да зверушка лесная! Ай, да наградила! Дай бог, чтобы у тебя самой орехи не переводились!
Поставил лентяй на огонь чугун с яблочками, водой залил, и скоро вся семья пила кисленький отвар – сытные орехи запивала. А напившись, слезла жена с печки, кружки вымыла, села на лавку рядом с мужем и тихо песню запела.
Про блюдо лентяй в этот вечер и не вспомнил.
Наутро пошёл он в амбар, остановился в дверях, оглядел пустые закрома, позвал тихо:
- Батюшка Амбарник, жив ли ещё? Прости меня за обиду! Вот, я тебе орешков принёс.
Вышел Амбарник из тёмного угла:
- А как же не жив? Я, чай, не человек, меня голод не донимает. А за орешки спасибо. Ну что, понял теперь, за что я ругал тебя, непутня?
- Понял, батюшка Амбарник. Да поздно понял – до нового хлеба далеко, не знаю, как семью прокормить. Спасибо белке за орехи, да ведь одними орехами не прокормишься. А у нас и капуста кончилась. Не присоветуешь ли чего? Может, работа какая есть?
- Ишь ты, про работу заговорил! Эх, жалко, отец тебя берёзовой кашей не кормил! Да что уж с тобой делать – помогу ради стариков твоих. Ну-ка глянь, что в том сусеке лежит?
Наклонился лентяй:
- Два веника, батюшка Амбарник.
- Вытаскивай их!
Вытащил парень веники, на пол положил. А Амбарник в ладоши хлопнул и позвал:
- Иди сюда, подруженька, совет держать будем.
Выбежала из угла мышь, села возле веников, говорит:
- Здравствуй, спаситель., Что, отдумал с голоду помирать?
- И ты здесь? – удивился лентяй. И вдруг вскрикнул, догадавшись, - Так это вы вместе надумали мне блюдо-то подсунуть! Только не уразумею я, зачем? Лучше бы родителей, чем меня-то, кормили.
- А ты бы раскинул мозгами-то! – усмехнулся Амбарник. – Родителей твоих мы и так знаем, а вот тебя испытать надо было. Но ничего, не такой уж гнилой ты оказался, потому и говорим с тобой. Как думаешь, подруга, стоит ему помочь?
- Поможем да поглядим, что он с этой помощью делать будет, - сказала мышь, - потом и решим, простить его или наказать по заслугам..
- Что ж, приступим, - Амбарник хлопнул в ладоши, сел на веники и забормотал какие-то непонятные слова. Мышь принялась бегать вокруг него, всё быстрее и быстрее, лентяй не успевал и глазами за ней следить. Но вот Амбарник выкрикнул последнее слово, мышь остановилась и в изнеможении упала на пол. Глядит лентяй – а Амбарник-то уже не на вениках сидит, а на снопах, полных золотых колосьев.
Не сдержал лентяй радостного крика, заплясал по амбару:
- Вот так чудо! Вот так чудо!
- Возьми снопы, - говорит ему Амбарник строго, - отнеси в овин да обмолоти там. С Овинником я договорился, он тебе мешать не станет. Цеп-то держать умеешь?
- Не умею, - опустил парень голову.
- Ну, учить тебя теперь некому. Сам разумей, как знаешь. Запомни: сколько успеешь до захода солнышка намолотить, столько и домой понесёшь. Другой еды сегодня не будет.
И пошёл лентяй молотить. Сперва-то не знал, с какого конца за цеп взяться, потом приноровился. Но так как всю жизнь привык делать всё по конец пальцев, а цеп и вовсе сроду в руках не держал, времени у него на молотьбу ушло много. Когда солнышко закатилось, снопы снова превратились в веники, а на полу осталась невеликая кучка зерна. Но лентяй и этому рад без ума – шуточное ли дело, первый раз своими руками хлеб добыл. Собрал он зерно в лукошко и домой понёс.
Так и повелось – каждый день лентяй с утра в овин уходил хлеб молотить, а вечером приносил домой зерно. Там его старики на ручной мельнице мололи, а то в ступке толкли, порой и невестка им помогала. Сначала зерна только на затируху хватало, потом и лепёшки печь стали, а когда сосульки с крыши свесились, поставили старуха с невесткой квашню и хлеба напекли. Никогда, даже в самые сытные времена, не было в избе такой радости. Невестка весь день песни поёт, старуха ей подтягивает, старик у окошка лапти плетёт, а в печи хлеб поспевает – как раз к приходу молодого хозяина готов будет. А пришёл молодой хозяин и ещё радости прибавил. Отрезал он от горячего каравая краюху и говорит:
- Пойдёмте, батюшка с матушкой, и ты, молодая жена, со мной в амбар, поблагодарим Амбарника за добро его. Да и показать мне вам кое-что надо.
Нашёл лентяй в сенях давно заброшенное волшебное блюдо, положил на него краюху и пошёл впереди всех.
Приходят в амбар, парень родным и показывает почти полный закром ржи:
- Поглядите, это я сверх того, что мы съели, намолотил. До сева, глядишь, и на семена наберётся – а всё спасибо Амбарнику да подруге его.
Повернулся парень к тёмному углу, поклонился:
- Выйди, батюшка Амбарник, выйди и ты, мышь амбарная, всею семьёй пришли мы вас благодарить. Не откажите нашего хлебушка отведать, - и поставил на пол блюдо с краюхой.
Вдруг посветлело в тёмном углу и вроде свежим ветерком повеяло. Вышел оттуда Амбарник в новом армяке, вышитым пояском подпоясанном. А за ним серым шариком мышь выкатилась, на хвосте ленточка алая в крохотный бантик завязана. Поклонились они людям, а со старым хозяином Амбарник обнялся и расцеловался.
- Ну, старый, кое-как приучил я твоего лежня к работе. Коли б ты сам раньше за него взялся, хорошего бы хозяина вырастил. Но у него ещё время есть, захочет – наверстает. Погляжу теперь, каково твоя невестка хлебы печёт, - и наклонился, чтобы краюху взять.
- Не одна я пекла, батюшка Амбарник, - говорит невестка, - с матушкой. Её и хвали.
- Что ж, вкусно испекли! – говорит Амбарник, проглотив кусок. – Как тебе кажется, подруга?
- Вкусно! Стало быть, дружно пекли да в радости. Про нерадивую да недовольную хозяйку хлеб сразу скажет. Не так ли? - повернулась мышь к парню да хитро в глаза поглядела.
Вспомнил парень, каким хлебом его невеста угощала, когда он свататься приходил, поглядел на жену, рассмеялись оба и кивнули.
- Задание тебе дам, молодайка, - говорит Амбарник, дожевывая краюху, - вышей мне к лету рубаху васильками да колосьями – да чтоб как живые были! Сама вышей, без матушки! Коли понравится мне, дам вам на семена и гречи, и гороху, и проса. А ржи твой муженёк пусть сам намолотит.
Поклонилась Амбарнику молодайка, говорит тихо:
- Я бы вышила, да ниток у нас таких нету, чтоб колосочки да васильки живыми глядели.
- Ну, за этим дело не станет, - сказала мышь и забегала по краю опустевшего блюда. Глядь – на блюде мотки разноцветных ниток лежат, на них рубаха белая и в неё иголка воткнута.
- Спасибо, - наклонилась невестка, взяла нитки с рубахой, подбежала к свекрови: - Погляди, матушка, красота какая!
Поклонились хозяева Амбарнику и мыши, к выходу направились.
- Не знаю, как и благодарить тебя, - говорит Амбарнику старик, а тот смеётся:
- А ты не помирай подольше, чтобы успел внука уму-разуму научить, коли сына не сумел.
А мышь подскочила к парню, за ногу дёргает:
- Эй, спаситель, ты блюдо забыл!
- Ни к чему мне оно, Мышенька. Прошёл я уже блюдную науку, спасибо. Теперь мне дарового хлеба не надо.
- Люба мне твоя речь, спаситель! Но угощенье-то, чай, возьмёшь? Да не бойся, не только тебе – всем!
Пробежала опять мышь по краю блюда, и появился на блюде чугун щей наваристых и кусок масла, в чистую тряпицу завёрнутый.
- Вот вам и обед к вашему хлебу. А мы пойдём с Амбарником к себе, он мне сказку не досказал.
Исчезли мышь с Амбарником, потемнел угол. Пошли хозяева домой, на блюде щи понесли.
Когда же село Весну встречало, когда вознеслось над Красной горкой горящее колесо, вышли старик со старухой на крыльцо, долго стояли и глядели на огонь, слушали прилетавшие издалека песни и вытирали тихие счастливые слёзы. А молодые хозяева тем временем, разведя костёр побольше, чтобы и их поле согрелось, чтобы больше жита уродило, ходили с сельчанами вокруг огней и пели вместе со всеми:
- Весна, Весна красная! Приди, Весна, с радостью! С радостью, с радостью, с великою милостью!
И звонче, и чище всех звенел голос молодой хозяйки.
Наступил месяц Травень, зазеленели пригорки, распустились листья на берёзе. Зазвенели над полями жаворонки. Пришла пора сеять жито. Семян лентяй намолотил полный закром, жена искусной вышивкой так Амбарнику угодила, что он дал и проса, и гречи, и овса, и гороха. Другая забота теперь спать не давала: не было в хозяйстве коня, не на чем было землю пахать.
Пошёл парень по соседям помощи просить, а за то обещал весь год в работниках ходить, на чужом поле уму-разуму учиться. Да беда – знали люди, какой он работник, отказывались. Наконец нашёлся добрый человек, справный хозяин, согласился лентяю поле вспахать.
- Как же ты на весь год нанимаешься, а твоё поле кто обихаживать станет? – говорит он лентяю.
- Стараться буду. Скотины у нас нет, с одним полем как-нибудь сладим. Чай, у меня жена есть, отец ещё помочь может, а по дому мать одна управится.
- Ладно, погляжу, что ты за работник. Если толк с тебя будет, осенью жеребчика дам, будет у тебя к весне свой конь.
На том и порешили.
Лето пришло ясное, тёплое. Дождички шли в меру да вовремя, ветерок ласковый колоски качал, в колосках зёрнышки наливались. Лентяя уж никто лентяем не звал, видели люди, как он то на хозяйском, то на своём поле спину гнул, как старался и за скотом ходить, и крышу чинить, и забор ставить. Да всё с песнями, с прибаутками. А если какой работы не знает, так по пятам у хозяина ходить будет, просить, чтоб научил. Жена от него не отставала: и полола, и поливала, и рыхлила, успевала и по дому свекрови помочь и на всю деревню песни пела. Совсем забыли молодые про долгий сон да семечки, и не то что нужда заставляла, а вроде и самим не хотелось. Бывает, проснётся молодайка на заре, вставать неохота, повернётся на другой бок – посплю, мол. И вдруг вспомнит, как сейчас на дворе хорошо, свежо, росно, в небе солнышко встаёт, у колодца муж умывается, загорелый да статный – птицей выпорхнет из постели и вот уже льёт холодную воду на мужнины плечи и первую утреннюю песню поёт.
Старики не нарадуются, на них глядя, даже помолодели от счастья. Проводят молодых в поле, сами с огородом управятся, старуха обед сварит, потом сядут на порог амбара и ведут долгие беседы с Амбарником, молодость вспоминают.
А зимой у старика и старухи внук родился – шустрый, горластый, улыбчивый. Мать с отцом души в нём не чаяли, а про бабушку с дедом и говорить нечего. Пришли и Амбарник с мышью на младенца поглядеть да не с пустыми руками – с подарками. Поднял отец малыша к потолку, смеётся!
- Ну, с таким помощником, батюшка Амбарник, закрома у нас всегда полны будут. Он у меня не будет семечки лузгать да на печи валяться – нынешней же весной в поле возьму уму-разуму учить!
- Эк, ты разошёлся! Сперва на ноги поставь!
Наклонился Амбарник над ребёнком, подул на золотые волосики, сказал довольно:
- Хороший хозяин вырастет!
И все счастливо заулыбались.