1
Новый день, беспощадный как правда, неистово разгорался на холодной бесплодной земле, окрашивая жизнь в ее привычные цвета, чтобы затем, усладясь собственным творением и, узрев в нем нечто, что порочит шедевр, одним разом превратить перо созидания в неудержимо разрушающую десницу палящего все на своем пути гнева.
Новый день тщательно иссушил влажную тьму прошлого, оставив лишь ничтожные пятна бледных воспоминаний. Юное настоящее в полный голос заявляло о своей победе, не замечая, как само уже начинало стариться, чтобы вскоре испытать горькую участь прошлого и уступить место еще не народившемуся будущему.
Новый день не сулил ничего доброго двум безмятежно спавшим людям, уединенным в своем маленьком счастье и даже не подозревавшим о том, что недремлющая беда уже начала свою дикую охоту, с каждым кругом медленно, но верно приближая момент удара, все крепче затягивая смертоносную петлю на своих жертвах. И она злорадно щелкала острыми зубами, зная, что не оставила им ни единого шанса на спасение.
Сэнди проснулся от собственного движения во сне. Он улыбнулся, обнаружив, что Нора по-прежнему тихо спит на его груди, живая и реальная. Аккуратно освободившись от ее объятий, он тихо встал и, потянувшись, обнаружил, что рана в боку, обработанная чудодейственной мазью Норы совсем перестала болеть. Секреты древней магии и знания современных достижений в медицине сделали Нору поистине великой колдуньей. Сэнди оставалось только гордиться этим бесспорным фактом.
Он напился и, заслышав шорох, обернулся. Нора уже не спала, рассматривая его сонными глазами.
- Ты уже встал. Еще очень рано.
- Нам пора собираться в дорогу, иначе очень скоро может оказаться поздно... слишком поздно.
- О чем это ты?
- А почему, как ты думаешь, этой ночью я заявился к тебе со здоровенной дыркой в боку. А? Я убил двух стражников, и меня, наверняка, давно уже ищут... если, конечно же, Ксартул не простил мне эту невинную выходку.
Сэнди вспылил. Он виновато улыбнулся и обнял Нору.
- Прости, но я боюсь снова потерять тебя, дорогая.
- Здесь мы в полной безопасности. Я поверяю этим людям.
- Если Ксартул задействует вооруженных солдат, они ничем не смогут нам помочь. Мы должны уйти. По крайней мере, я не собираюсь оставаться в этом месте до конца своих дней. Эта планета никогда не станет моим домом.
- Что ты можешь предложить. Модуль безнадежно испорчен. Мы даже не можем послать сигнал о помощи. Даже если нам удастся найти истребитель, на котором прилетел ты, то вероятнее всего его также не получиться восстановить. У нас нет выбора, Сэнди. Нужно смириться.
- Есть еще один выход.
- ?
- Посох Этеров.
- Посох Вездесущих!?
- Именно. Вижу, ты слышала и о нем. Думаю, в нашей ситуации, только он сможет помочь нам убраться подальше от этой ничтожной планеты.
- Но посох надежно спрятан в лабиринте Ароксинотского замка. Как ты надеешься его заполучить?
- Я вырву его у Ксартула силой.
- Не смешно. Ксартул - очень могущественный маг, уж поверь мне. Он запросто уничтожит любого из известных мне волшебников.
- Кое-что, все-таки сделать можно. Нора недоверчиво посмотрела ему в глаза.
- Старый колдун, - продолжал он, - сказал мне, что я смогу одолеть Ксартула, от начала, до конца преодолев все испытания цикла становления Властелина ключа от священного Начала.
- Никто не знает, как это сделать и где пролегает путь к Ключу.
- Никто, кроме Монаха Гозо.
- Ты знаешь о Гозо!?
- Как видишь, я времени тоже зря не терял. Старый слепой монах укажет мне верный путь к Ключу. Так сказал старик.
- Гозо сам пытался достигнуть цели, которая едва не стоила ему жизни, и лишился глаз. Неужели, ты думаешь, я спокойно отпущу тебя на верную гибель?
- Это наш единственный шанс.
Она промолчала, но Сэнди отчетливо услышал тяжелый стон в ее душе. Путь этот не из легких. Не многие храбрецы смогли отважиться пройти по дороге смертельных опасностей, но всем она стоила жизни. Всем, кроме Ксартула.
- Если Ксартулу удалось пройти цикл становления?
- подумал Сэнди, - то и мне удастся сделать то же. Это твой единственный шанс, Сэнди.
2
Молчаливое расставание не породило привычных слез, лишь призрачный отголосок робкого неуверенного поцелуя затерялся в каменных объятиях надежды. Ночь пришла быстро, нетерпеливо расхаживая за дверью легкой поступью ветра, словно верный скакун, ожидавший своего ездока.
Под покровом темноты Сэнди спешно покидал кварталы ароксинотской бедноты, сопровождаемый стремительными тенями своих таинственных проводников. Он заметил их сразу, как простился с Норой, мысленно оценивая их намерения. Однако его спутники собирались лишь оградить Сэнди от нежелательных встреч со своими приятелями, которые по незнанию могли снести ему голову. Они незаметно оставили его, как только Сэнди покинул их владения, оказавшись возле черной пустыни городской площади, посреди которой зловеще красовался в своей неподвижности каменный монстр замка Ксартула. Пустые бойницы с холодным спокойствием взирали на покорно расстилающийся подле него город, выбирая свою жертву с неторопливостью умудренной опытом змеи, оказавшейся в гнезде с еще неоперившимися птенцами.
Сэнди выпрямился и всмотрелся в темноту, стараясь уловить малейшие звуки спящего города. Тьма поглотила взгляд и молчанием отозвалась в ушах, означая отсутствие опасности, но нечто неосознанное, беспокойно шевелящееся внутри, настойчиво твердило об обратном. Он постарался успокоить себя тем, что, вероятно, чувствовал неуверенность из-за отсутствия определенного плана действий. Ему удалось убедить Нору в необходимости этого шага, обещав ей скорое возвращение. Он должен попытаться узнать что-нибудь полезное, в то время как Нора будет тревожно ожидать его возвращения, стараясь не подвергать себя ненужному риску. Они условились встретиться через неделю, по истечении которой их прежняя жизнь бледными огнями воспоминаний останется за сумрачными холмами прошлого, у подножия которого начинается ухабистая дорога в манящую сверкающими звездами неизвестность.
Что можно успеть за такой короткий срок? Возможно, он уйдет в пустыню, разыщет Талиссу и расскажет обо всем, что с ним произошло. Ей наверняка трудно будет поверить в его историю, но в помощи она не откажет. По ее словам, в пустыне живут прорицатели и ведуны, которым наверняка известна дорога в далекий монастырь слепого Гозо. Может быть, ему даже удастся отыскать истребитель и, возвратив его к жизни, навсегда покинуть эту варварскую планету.
Сэнди глубоко вдохнул прозрачный, пропитанный ночной прохладой воздух. Несмотря на заманчивость задуманного, он сильно сомневался, что сможет осуществить свой план хотя бы наполовину. Тем более что исход событий в этой неразберихе абсолютно непредсказуем.
Амнезия. Нора прочла ему целую лекцию о том, что может повлечь частичную потерю памяти. Сильное потрясение. Шок. Травма головы... А, может быть, его сознание не выдержало некого паранормального перехода. Оставалось только догадываться. Форма амнезии, по счастью, была нетяжелая, поэтому было достаточно одного толчка, чтобы процесс восстановления памяти начался. Процесс долгий, но верный. Пройдет еще немало времени, прежде чем она обретет былой объем. Яркость свежих воспоминаний не сможет затмить тени его прошлого.
Что-то тихо хрустнуло за его спиной. Сэнди резко обернулся, но сквозь плотную завесу темноты ничего не смог разглядеть. Он напрягся, готовый к нападению. Ядовито прошипел вынимаемый, из ножен меч. Звук повторился, но уже с противоположной стороны. Затем все смолкло.
- Кто здесь? - От тревожного предчувствия голос стал низким и хриплым.
Ему не ответили. Впереди, он услышал приглушенное дыхание. Прямо в лицо. Сэнди не выдержал, сделав выпад вперед. Меч не достиг цели. Он оступился. Чьи-то цепкие пальцы сжались на запястье. Сдавленный крик невольно вырвался из груди, когда он почувствовал мощный удар в затылок. Потеряв равновесие, Сэнди упал. Попытавшись встать, он получил удар в лицо. В голове потемнело, во рту появился соленый привкус. Что-то тяжелое навалилось на грудь, сдавливая дыхание. Сэнди ударил и сумел освободиться от нападавшего, но выронил, при этом, меч. Он отчаянно лягнул темноту ногой и угодил во что-то твердое. Послышался стук падающего наземь тела. Молчаливое нападение продолжалось. Он получил новый удар в голову, от жуткой боли выступили слезы, но Сэнди остался в сознании. Следующая попытка встать также не увенчалась успехом. Стальные объятия сковали ноги, мешая движениям.
Кристалл! Тебе нельзя его потерять! В нем твое спасение.
Сэнди зарычал подобно смертельно раненому зверю и обрушил всю мощь своей ненависти на атакующих. Еще один из них упал на землю. Воспользовавшись заминкой, Сэнди нащупал холодные грани кристалла, и в одно мгновение тот оказался у него во рту. Он, что было силы, сжал челюсти и остервенело заработал руками, пытаясь разбросать наседавших врагов.
Острое жало впилось в шею. Сэнди подавил крик боли и бессильной злобы, поняв, что проиграл. Еще через мгновение, яд сковал мышцы, лишив сил к сопротивлению. Сжимая онемевшие челюсти, он почувствовал, что его волокут куда-то за ноги, отчего он больно бился головой о неровную мостовую площади. Молотом отдававшаяся боль быстро отступила. Он погрузился в полную тишину.
3
Тяжелые удары монотонно капающей воды заглушили давящий звон тишины, разбудив дремавшую боль. С каждым разом капель все усиливалась, заполняя пространство и время, теряющие всякий смысл перед ее настойчивостью.
Сознание вернулось. Сэнди ощутил горечь влажного воздуха и осторожно открыл глаза. Единственное, что он увидел, тонкую струйку света, пробивавшегося сквозь крошечное отверстие над головой. Одинокие блики света едва заметно пробегали по скользкой, покрытой мокрым грибком стене. Остальная часть помещения, о размерах которого Сэнди мог судить только по приглушенному звуку падающей воды, была погружена во мрак, оставаясь недосягаемой для зрения. Попытавшись пошевелиться, он, наконец, понял, что с ним произошло. Сэнди лежал на боку, а заведенные за спину руки были прочно скованы металлическим обручем, который, в свою очередь, вероятно, крепился к стене. Это обстоятельство усугублялось еще и тем, что связывающая его цепь была слишком коротка и совершенно исключала какие бы то ни было перемещения. Такое положение вещей не обещало ничего хорошего.
Он в плену! В Ароксинотском замке.
Эта мысль обожгла его разум, болью отозвавшись и в без того гудевшей голове. Сэнди пошевелил языком и с облегчением вздохнул, обнаружив, что бесценный для него предмет по-прежнему находился во рту. Потеряв сознание во время ночной схватки, он все же сумел сохранить рунный кристалл. Это несколько успокоило его, давая возможность без эмоций оценить создавшуюся ситуацию.
Первым делом Сэнди придвинулся вплотную к холодной стене и ощупал свои путы. Массивный обруч больно царапал распухшие запястья, короткая цепь, однако, позволяла узнику сесть. Сильно изогнувшись и опираясь на локти, он медленно поднялся и прислонился к стене. Только теперь Сэнди почувствовал, как ему холодно. Ко всему прочему дико ломило затылок и сосало под ложечкой. Он расслабился, как учил старик, и сконцентрировался на биении собственного сердца, отгоняя боль и голод. Постепенно ему стало лучше, но тревожные мысли по-прежнему метались в возбужденном мозгу.
Что ждет его в этой мертвой камере? На что он может надеяться? На медленную мучительную смерть или спасение? Если ему будет дарована жизнь, то какая она будет? Ничтожная участь побежденного, лишенного возможности сражаться и думать о победе воина?
Сэнди думал и ждал. Ждал, что где-то рядом раздастся тяжелый скрип невидимой двери, открывая путь гулким шагам, и с невыносимо мучительной неизвестностью будет, наконец, покончено. Возможно, его подвергнут мучительным пыткам, куда более нечеловечным, чем он может себе представить. Но даже самый страшный исход, заключавший в себе медленную смерть, не мог сравниться с изнуряющим, доводившим до безумия неведением.
Он ждал, но удушающая темнота сохраняла безмолвие. Влажный холод настойчиво проникал в каждую пору тела, вызывая болезненные судороги. Не в силах сдерживать дрожь, перемешанную с беспомощной злобой, разрывающей грудь, и тошнотой, Сэнди поймал себя на том, что он тупо уставился в одну точку, мерно раскачиваясь в такт капающей воды. Безумие, уже стоявшее рядом - величайший из палачей и первоклассный мастер по части пыток, было готово уничтожить воспаленный разум, взорвать его изнутри и безраздельно завладеть волей, превратив человека в безмозглое животное. И чем яростней сопротивлялся разум, тем стремительнее он погружался в трясину безумия, тем крепче сжимались его зловещие челюсти. Оставить все попытки противостоять неизбежному было единственным спасением в стремительном падении рассудка. И он отрекся от самого себя, от своего сознания и почувствовал, как слабость завладела всем его существом, увлекая во мрак нескончаемого забвения.
4
Где-то глубоко во Вселенной, в безмолвном мраке межзвездного тупика оглушительным взрывом нервно проскрипела открывающаяся дверь. Проникновенные потоки прохладного дыхания омыли полумертвое тело человека, почти сросшегося с дремлющей бесконечностью тьмы. Он почти стал тенью своей тени, отбрасывающей плоть тела. Тени век дрогнули, человек медленно открыл глаза - тени, еще больше углубившие мрачную душу нехотя просыпавшейся тьмы.
Это был не сон. Оглушенный внезапным шумом, непривычным в вечном безмолвии каменного склепа, Дезаль почувствовал приближение невидимых шагов, изящных в своем неуклюжем великолепии. Ожившая цепь за спиной тихим звоном отозвалась на жесткое прикосновение, неловкий щелчок оторвал ее от незыблемого союза с холодной стеной. Связь оборвалась, но подхваченный конец цепи напрягся с новой силой, увлекая за собой своего отяжелевшего от бессилия пленника. Сэнди молча повиновался, понимая, что любая попытка что-либо предпринять неминуемо приведет к новому потоку боли. К тому же, он уже давно пережил ужас ожидавшего его финала, долгие дни терзавший воспаленный от безысходности угасающий рассудок.
Его грубо выволокли из черной пасти камеры. Сэнди едва не ослеп от яркого света, на деле оказавшимся сильно коптившим масляным светильником. Он так и не сумел осмотреться по сторонам, так как уже через мгновение кто-то сильно ударил в живот. Сэнди со стоном согнулся, на голову был натянут жесткий влажный мешок, и, подгоняемый жалящими уколами копья или меча, он поплелся в полной темноте, еле передвигая тяжелые от истощения ноги. Через некоторое время его остановили, потянули за цепь, давая понять, что он должен нагнуться. Тело не слушалось, и Сэнди лишь едва покачнулся. Кто-то счел это недостаточным; от сокрушительного удара в спину подкосились ноги, и он упал на колени.
Впереди загремел отпираемый замок, прошаркали чьи-то уставшие, но еще достаточно сильные ноги, и низкий спокойный голос прохрипел нечто на незнакомом Сэнди диалекте. Говорившему недовольно ответили, Сэнди получил грубый толчок и, с трудом поднявшись, снова двинулся вперед. Внезапно, его схватили за шею и толкнули в сторону. Сэнди потерял равновесие и упал, сильно ударившись о пыльный каменный пол. Цепь вновь натянулась, принуждая подняться. Превозмогая острую боль от вывихнутых рук, Сэнди встал на ноги, почувствовав холодное прикосновение железного лезвия, разрезавшего шнурки его куртки. Как только она оказалась сорвана с плеч, Сэнди едва не потерял сознание от страшной боли, обжигающей грудь. Ему захотелось закричать, но он лишь выдавил напряженный хрип, изо всех сил сжав челюсти. Запахло горелым мясом.
Боль отрезвила его. Сэнди был готов к пыткам, но мучители совершенно сбили его с толку. Вопреки ожиданиям, все закончилось также внезапно, как и началось. Никто не хотел заставлять его говорить, никто не собирался причинить ему новую боль. Именно это и показалось ему страшней любой пытки, отняв остаток сил. Старик научил его противостоять боли, но не ожиданию страданий. Нельзя отказаться от борьбы, если ее просто нет. Ожидание несуществующей угрозы непременно ее породит. Подстерегая боль снаружи, Сэнди вдруг почувствовал, как та в одно мгновение поднялась из самой глубины сознания и безраздельно овладела захваченным врасплох телом.
Прошел еще один беспокойный, наполненный тревожным неведением день... а может два или три. Счет времени и исполнение самых важных желаний потеряли для Сэнди всякий смысл, настолько истощился он в темном сыром подземелье Ароксинотского замка. Даже когда после долгого заключения во мраке, Сэнди, наконец, в первый раз снова увидел свет, это не вернуло ему сколько-нибудь сил и уверенности.
Невольничий корабль. Не было ни малейшего сомнения, что длинное путешествие в стонущей от груза и старости повозке привело его и еще нескольких узников на борт одного из судов, печально известных в народе как "караван на тот свет". Тысячи людей отправлялись такими караванами на каторжные работы, для того, чтобы своими костями укрепить благополучие и обеспечить процветание Великой Пустынной Империи. И никому, с тех пор, так и не удалось вернуться из страны Ниоткуда живым.
Корабль, на котором Сэнди предстоял путь без возврата, внешне напоминал, по крайней мере, военный флагман; высокие деревянные борта, обшитые двойным слоем чешуйчатой брони и надежно скрепленные множеством массивных арок, колоннада которых образовывала помещения для невольников и весельные ряды, толстый настил верхней палубы и, наконец, устрашающие формы несущего смерть любому противнику метательного орудия - все предназначалось для того, чтобы уберечь судно и груз от внезапных посягательств хорошо вооруженных быстроходных пиратских кораблей, коих в изобилии промышляло на бескрайних океанских просторах. И хотя дальнейшая судьба пассажиров каравана даже отдаленно не блистала благосклонностью, она показалась бы нежней матери в сравнении с участью тех, кому по воле рока довелось пройти через ужасы разбойничьего плена.
Прежде чем начать погрузку на корабль, всех невольников (а их оказалось сотни три) согнали в одну большую толпу и, выволакивая по одному, остриями копий прогоняли их через плотный строй вооруженной охраны. У самого входа на борт каждый получал "очищающий" душ, состоящий из ведра морской воды и щедрую порцию липкой массы кислой и холодной бобовой каши прямо в ладони.
В лицо ударил холодный колючий поток, заставивший Сэнди зажмуриться и глубоко вдохнуть. Когда он открыл глаза, перед носом появился деревянный черпак с бобами. Хотя Сэнди не ел уже много дней, и голод туманил рассудок, он боялся обнаружить то, что он прятал во рту, и поэтому, даже почувствовав подступившую тошноту, Сэнди сглотнул, так и не протянув ладоней. Получив вместо еды порцию плетей, он шагнул на борт корабля.
5
Величественный Тороц молчаливо опустился за размытый ветрами облачный горизонт, окрасив усталым багрянцем лиловые спины далеких гор. Громадный корабль - монстр ожил, ощутив тяжесть живого человеческого мяса, наполнившего его неуютное брюхо. Чешуйчатое веко медленно поднялось, разжигая слепящий свет гигантского фонаря. Захлопали крылья парусов, подняв в воздух распуганных птиц. Покой дремлющих сумерек был бесцеремонно нарушен шумной возней проснувшегося чудовища; успокоенная гладь океана невольно всколыхнулась, разбежавшись испуганными волнами. Лишь сгущавшийся ночной туман упорно противостоял тяжелому натиску окованного железом тела.
В темном сыром трюме было тесно, но настолько тихо, что если бы не тяжелое дыхание и периодические взрывы надрывного кашля Сэнди могло показаться, что он снова остался в кромешном одиночестве. Невольники сидели молча, и только редкие вспышки света отражались в белках глаз, когда с раскачивающейся палубы падали скудные полоски солнечного огня.
Изможденное долгим застоем тело заныло, и Сэнди пошевелился, отчего короста на груди лопнула, и из заклейменного тела стала сочиться свежая кровь. Сэнди выдохнул короткий стон и внезапно напрягся, почувствовав тяжелый взгляд в упор. Он медленно повернул голову и в проникавшем сквозь щель палубе скудном свете увидел твердое, словно высеченное из камня лицо немолодого и, несомненно, очень сильного человека. Его холодный неподвижный взгляд буквально дробил измученное сознание Сэнди, хотя это на время и позволило забыть о навязчивой боли.
- Кто ты? - Лицо смотрящего на Сэнди человека ожило, но не стало от этого мягче.
- Ты не похож на горожанина из Ароксинота.
- Мое имя Сэнди. Старик, нашедший меня на Пустошах дал мне имя Дезаль...
- Сын неба.
Сэнди кивнул. Язык, изрезанный об острые грани кристалла, распух и едва ворочался во рту.
- Кто бы ты ни был, надеюсь, что ты мне не враг. В противном случае, я обычно ломаю шею тому, кто пытается выдать себя за друга. Но в твоих глазах нет лжи.
- Спасибо.
- Мое имя Кут. Я - бывшим начальник ароксинотской охраны.
Сэнди вгляделся в суровое, обросшее бородой лицо Кута. Это был, несомненно, человек несгибаемой воли, привыкший к опасности как к ежедневной трапезе, человек смеющийся в лицо предстоящей смерти, несмотря на очевидную неизмеримость жажды к жизни. Сэнди внезапно почувствовал невероятный покой, находясь с этим грозным, но, как ему показалось, справедливым человеком.
- Как же ты, являясь знатным горожанином, нашел место на невольничьем корабле среди сосланных на смерть каторжников?
Кут тихо рассмеялся, и что-то в его смехе показалось Сэнди почти по-детски искренним.
- Я всего лишь осмелился пойти вопреки Закону, пожалев женщину, обвиненную в колдовстве, только потому, что она была беременна, как раз в то самое время, когда моя собственная жена готовилась разрешиться моим ребенком. Лицо Кута вдруг стало серьезным.
- Но ведь и ты, как я вижу, не из простолюдинов?
- Я не вижу разницы между людьми с разными титулами и с неодинаковыми по толщине кошельками.
Сэнди показалось, что он сам начинает злиться. Кута же, напротив, это снова развеселило.
- Все понятно, незачем дольше задавать тебе вопросы. Уже за одно это легко оказаться на костре. Но Ксартул посчитал великодушным отправить нас туда, откуда нет возврата, вместо того, чтобы изжарить на сухих поленьях.
- Как знать, может тебе еще доведется увидеть свою жену и ребенка, когда ты искупишь вину перед Законом, Кут.
Это, казалось, рассмешило его еще больше.
- Глуп и смешон тот, кто ищет выход там, где его нет. Уж поверь мне, Сэнди - Дезаль, Куту, тому, кто сам некогда сопровождал караваны на тот свет, тому, кто не встречал еще человека, который, попав на Землю без Возврата, окончил свои дни за ее пределами. Даже известные своей свирепостью охранники обречены на смерть вместе со своими назираемыми. Там, где на троне восседает смерть, жизнь зачастую исчисляется днями. Человек рожден для того, чтобы умереть, так говорит Ксартул.
Сэнди на миг вспомнил жестокое жертвоприношение на городской площади, мысленно согласившись с Кутом, назвавшим великодушием гибель в борьбе за жизнь в сравнении со смертью в беспомощности под кинжалом хищного жреца - убийцы или в беспощадном пламени костра под взглядами ликующей от собственной трусости перед смертью толпы.
Сэнди посмотрел в сторону Кута. Тот отвернулся, и его наполовину прикрытые тяжелыми веками глаза блестели, но отнюдь не от слез или безысходной тоски. Сэнди вдруг осознал, что меньше всего хотел бы оказаться на месте человека, кому был адресован сейчас этот взгляд. Никто бы не осмелился назвать Кута трусом, и уж если он сам говорил об ожидавшей их участи, как о фатальной неизбежности - не было ни единой причины сомневаться в его словах.
6
Штиль наступил внезапно. Он обрушился такой всепоглощающей тишиной, что, казалось, затмил саму жизнь. Больше не слышались вскрикивающие голоса птиц, прекратилось тяжелое хлопанье парусов на ветру, смолкли скрипы корабельных снастей и глухие удары волн об толстые стены трюма, наполненного полуживым невольничьим грузом, также не издававшим теперь ни единого стона или хрипа. Даже уже давно привыкшая к внутренней тишине душа Сэнди испуганно насторожилась при встрече со столь величественным безмолвием. А тишина продолжала нарастать, и, казалось, не было предела ее недоброй власти.
На верхней палубе послышалась возня. За тревожным криком впередсмотрящего почти сразу послышались далекие, но ясно различимые удары многочисленных весел о воду, с каждым разом становившиеся все громче. К невольничьему судну очень быстро приближался корабль. Пираты! Это не вызывало сомнений, судя по реакции корабельной охраны, которая своим беспорядочным топотом обрушила на узников трюма целую тучу пыли и песка. Вскоре тяжелые двери трюма со скрипом распахнулись, и впустили с десяток воинов, которые с громкими окриками принялись выволакивать каторжников на палубу. Когда очередь дошла до Сэнди, и, после грубого толчка в спину, он зажмурился от слепящего солнечного света, его взору предстала ужасная картина: вся палуба корабля была вымазана скользкой кровью, повсюду лежали истыканные пиратскими стрелами тела охранников и весельных рабов, которые умирали, повисая на оковах, связывавших их с огромными веслами. А всего в нескольких сотнях метров от корабля плыл параллельным курсом быстроходный разбойничий галеон, ощетинившийся вздымавшимися и опускавшимися веслами и непрерывно изрыгавший шквал смертельно жалящих стрел.
Рабов погнали к весельным рядам, но после нескольких вражеских залпов лишь половина добралась до весел. Охранники, отчаянно отстреливаясь, спешно освобождали погибших рабов от цепей и кое-как заковывали живых, часто нанося увечья на руки и ноги невольников. Все корабельное воинство пребывало в панике от внезапной атаки, и только один огромный лысый голый по пояс воин, казалось, презрел саму смерть, спокойно расхаживая вдоль весельных рядов и, размахивая оглушительно громким бичом, заставляя рабов налегать на весла.
Сэнди сидел, прикованный изъеденной морской солью цепью, и чувствовал, будто наблюдает за всем происходящем со стороны. Он отчаянно боролся с непреодолимым желанием что-либо предпринять, дабы не быть вовлеченным в этот нелепый кошмар. Крики людей и свист стрел казались наваждением, и Сэнди ловил себя на мысли, что только это ощущение до сих пор позволяло ему избегать фатальной участи в хаосе происходившего.
Мгновения растянулись в целую вечность, точно во сне, позволяя видеть все малейшие детали действа с неоднократными повторами с разных позиций. В пылу сражения никто не вспомнил о грозном орудии, которое совершенно бесполезной грудой дерева и металла возвышалось на носовой площадке корабля, орудии, без которого бой превратился в бойню, в которой стража корабля играла отнюдь не самую выигрышную роль.
Сэнди едва уклонился от стрелы, которая пролетела так близко от лица, что он ощутил ветер, вызванный ее оперением. От рывка наспех зажатый замок цепи разомкнулся, и она соскользнула с запястья, Сэнди оглянулся на стражников, но к счастью те были настолько заняты собой, что ничего не заметили. Хотя Сэнди совершенно не знал, как ему поступить, он стал действовать настолько быстро и уверенно, будто в точности знал, что собирается сделать. Так как ноги по-прежнему оставались закованными, Сэнди вставил один конец цепи в щель в скамье, другую придавил ступней и, что было сил, рванул на себя. Проржавевшая насквозь цепь лопнула, и Сэнди, потеряв равновесие, рухнул вместе со скамьей. Схватив широкую доску скамьи и прикрывшись ей подобно щиту, Сэнди метнулся в сторону носового орудия. Что-то подсказывало ему, что необходимость добраться до носовой площадки было делом не сколько спасения корабля, сколько его собственного спасения.
Путь в два десятка метров показался Сэнди длиннее всех дорог, когда-либо им пройденных. Истощенные голодом ноги едва передвигались, и ко всему прочему, приходилось тащить на себе отяжелевшую от вонзившихся стрел скамью, стараясь также не попадаться на глаза стражникам. Когда же, наконец, ему удалось добраться до орудия, он с досадой обнаружил, что воспользоваться им было почти невозможно. Хотя орудие было заряжено, и тугая тетива пела на поднявшемся ветру, готовая метнуть чудовищную стрелу, начиненную зажигательной смесью, механизм пуска оказался безнадежно выведенным из строя. Перекошенные шестерни намертво заблокировали орудие, отчего оно становилось совершенно бесполезным. Сэнди не оставалось ничего другого, кроме попытки выстрелить единственный раз, разрушив механизм до основания и уповая на то, что одним ударом он сможет решить все проблемы разом. Колебаться не было времени, и Сэнди вонзил конец скамьи между заклинившихся шестерней, и, действуя ей как рычагом, сорвал механизм с места. Освобожденная стрела глухо ухнула и, спустя мгновение, с невероятной силой поразила цель, вспоров чешуйчатое брюхо разбойничьего корабля, пронзив палубу и надвое расщепив мачту. Последняя рухнула, увлекая за собой весь груз такелажа и парусов, под которыми, тем временем, уже занимался огонь пожара. Через несколько мгновений его алчные языки перекинулись на паруса и совсем скоро отчаянные крики заживо погребенных под полыхающим покрывалом парусов людей смолкли в гуле бушующего пламени.
Орудие сделало то, для чего было предназначено. Враг был повержен, хотя Сэнди это по-прежнему не сулило ничего хорошего, и даже вместо вполне заслуженного одобрения он был удостоен сокрушительного удара по голове, от чего мир для Сэнди вновь пошатнулся, растаяв в вечной темноте, вне времени, вне пространства.
7
Всю оставшуюся дорогу до самого прибытия Сэнди пребывал в полусознательном состоянии, то приходя в себя на непродолжительное время, то снова погружаясь в забытье, начисто теряя всякое ощущение реальности. Недавний удар в дополнение к ослабленному голодом здоровью вызвали лихорадку, и если бы не забота проникшихся к нему уважением товарищей по несчастью, Сэнди бы вряд ли удалось дотянуть до места каторжных работ. Вполне вероятно, что сама Судьба не была склонна отпускать его так скоро, уготовив ему известное только ей предназначение. Поэтому, в очередной раз открыв глаза, приведенный в чувство потоком морской воды, Сэнди обнаружил, что плавание, которому, казалось, не было конца, завершилось.
Тороц клонился к закату, медленно опускаясь за остроконечные зубья высоких гор, кои образовывали мрачный остров, бесформенной гигантской глыбой возвышавшийся над морем. Земля без возврата. Кладбище для живых мертвецов, чье пребывание здесь нельзя было назвать даже существованием. Последнее пристанище для обреченных на медленное, мучительное угасание в настоящем аду еще при жизни. И невольники, и их мучители были здесь в одинаковом положении, за тем лишь исключением, что последние оставались живыми несколько дольше своих жертв.
Корабль бросил якорь недалеко от берега, таким образом, чтобы исключить любую возможность проникновения на борт со стороны острова. Каторжники, запасы продовольствия и несколько стражников были погружены на грубо сбитый бревенчатый плот, привязанный к толстому канату, который, в свою очередь, крепился к вбитому в каменистый берег столб. Заскрипели тяжелые блоки, и плот двинулся к берегу, сопровождаемый блеском наконечников стрел, направленных с борта корабля. Такая предосторожность не была случайной. Земля без возврата олицетворяла собой только одно - смерть, неотвратимую и мучительную, и потому всякий раз, когда невольничий корабль доставлял ненасытному каменному монстру очередные несколько сотен жертв, обязательно находились те, кто в отчаянии искал спасения. Бросаясь в воду, предпочитая быструю смерть от стрел мучительному угасанию в горниле зла, созданном во славу жестокого правителя Ароксинота.
- Пошевеливайтесь, грязные ублюдки!
Хищный бич угрожающе прошипел, вспоров воздух, едва плот коснулся берега. Эхо прогрохотало в вязком как желе жарком мареве, точно наглухо захлопнувшиеся ворота, за которыми осталась последняя надежда на спасение. Казалось, будто сам остров насторожился, заслышав звук, сигнал к кормлению. Для всех вновь прибывших невольников, за исключением нескольких несчастных, чью кровь уже почти слизали соленые волны со скользких досок плота, был уготован прием, достойный самого ада, чья безграничная, нечеловеческая жестокость, в сравнении с которой смерть казалась блаженством, являлась единственной нормой отношений в Земле без возврата.
- Живей! - Несколько задыхающихся от злобы охранников неистово размахивали огромными бичами, извергая непрерывный поток гнусной брани, щедро приправленной бесчисленными побоями.
Несколько сотен ног перетирали шагами песок, наполовину состоявший из перемолотых временем и непогодой человеческих костей, среди которых время от времени встречались довольно крупные фрагменты. Торопливая и обессиленная поступь каторжников, с каждым шагом приближавшая их ничего не стоившие жизни к концу, тяжелое, молчаливое дыхание, порой переходившее в хрип, казалось, просто сокрушали настороженную тишину острова, перекрывая свист бичей и окрики надсмотрщиков, которые и кричали ради того, чтобы заглушить собственный страх перед явью неизбежности, притаившейся в тени каждого камня, в каждой расщелине скал.
- Живей, если хотите дожить хотя бы до заката.
Безысходность. В Земле без возврата она была, пожалуй, единственным, чего было в абсолютном изобилии, уступая лишь молчаливой незыблемости самого острова, который простирался над океаном, словно нетленный хребет природы. Безысходность витала в знойном воздухе, густом и тягучем из-за практически постоянного безветрия, ею дышал великий и беспощадный Тороц, выжигающий на спинах каторжников неизлечимые клейма поверх кровавой росписи, оставленной бичами надсмотрщиков, Тороц, чей невыносимый жар не прекращался даже тогда, когда бездна горизонта в очередной раз пожирала его последние лучи. Безысходностью до краев были наполнены глубокие лабиринты рудников в недрах острова, кишевшие смертоносными бактериями, ядовитыми паразитами и хищными тварями, вечно голодными при многочисленном, но скудном невольничьем мясе, безысходность издревле накапливалась в камнях острова, испепеляющих снаружи и подобных льду в пещерах и каменоломнях. И среди этой безысходности человеческая жизнь казалась полным абсурдом и нетерпимым противоречием, несмотря на то, что без ее присутствия все каноны, на коих до сих пор зиждился весь чудовищный мир мертвого острова не имели бы никакого смысла, потому что все его разрушительные старания были направлены только на саму суть жизни.
Сегодня в земле без Возврата был настоящий праздник; свежее пополнение не было особенно обильным, но было вполне достаточным для того, чтобы отправить в мир иной десяток каторжников ради потехи изголодавшихся по зверствам тюремщикам. Истязания и казнь невольников являлись частью рациона, в дополнение к пополнившимся запасам пищи и вина. Наступающие сумерки, озаренные чадящим светом факелов, обещали пролиться багрянцем терпкого вина и сладкой крови. И те, на кого не выпадет в эту ночь роковой жребий, могут воистину насладиться жизнью, оставшись лицом к лицу с танцующей смертью.
Вопреки смелым предположениям, с трудом перенесшие изнурительный путь каторжники не удостоились не только пищи, но и отдыха. Под свист бичей и окрики надсмотрщиков невольники были немедленно согнаны в сырые, полные смрада каменоломни, где гремела скрипящими шестернями оковами и кирками и дышала едким дымом адская машина рабства. И многие в тот день уверовали в существование вещей страшней самой смерти.
8
Шло время. В Земле без Возврата у времени, как и у всего прочего, был свой особенный привкус, делающий его невыносимой пыткой; день и ночь, неразличимые в вечно темных подземельях острова перестали быть мерилом времени и проходили незаметно, сменяя друг друга, в то время, когда мгновения тянулись невыносимо долго, заполняя болью пустоту бесконечной безысходности. Лишь постепенно худеющая надежда отбрасывала в сумраке неизбежности слабую тень, едва провоцируя подобие времяощущения.
Сэнди не потерял счет времени. С момента прибытия на остров прошло, вероятно, около месяца, так, по крайней мере, ему казалось. За это время ему удалось приспособиться к невыносимым условиям существования в Земле без возврата; он вывел себе целый кодекс правил поведения в хаосе каторги, который помогал ему успешно избегать сложностей, включая смерть, в самых разных ситуациях. Он нашел свой ритм в монотонном невольничьем труде, сделав бесконечные удары увесистой кирки и перетаскивание не желающей двигаться повозки с камнями не столь утомительным и нескончаемым. Природная осторожность Сэнди, как нельзя кстати, сыграла добрую службу в жестокой борьбе за выживание в настоящей преисподней, ставшей внезапным испытанием судьбы. Постоянная нехватка пищи, превращавшая некоторых из его товарищей по несчастью в настоящих каннибалов, раскаленный газ, время от времени вырывавшийся из недр глубоких пещер и заживо сжигавший невольников, регулярные нападения отвратительных тварей, уносивших в свои жуткие норы зазевавшихся или просто неспособных сопротивляться каторжников, постоянные побои и унижение, причиняемые тюремщиками - лишь часть прелестей смертельного аттракциона под названием Земля без возврата.
Время двигалось к окончанию работы, когда Сэнди, навьюченный грудой бесформенных камней, тянул свою тележку вдоль узкой тропы мимо страшного озера, в которое в наказание сбрасывали нерадивых работников. Озеро кипело мелкими, но невероятно кровожадными существами, которые расправлялись с попавшими к ним несчастными за считанные минуты, доставляя своим жертвам неописуемые страдания.
Озеро ожидающе сверкало неподвижной гладью, подстерегая возможную добычу, и если таковой доводилось угодить в его кровавые воды, оно буквально закипало, издавая при этом жуткие чавкающие звуки, перемешанные с треском разрываемей на части плоти. Сэнди старался не смотреть на озеро, всякий раз проходя со своей тяжелой ношей и всякий раз невольно сжимался, всем телом ощущая дыхание смерти, исходившее из глубин озера.
Сэнди остановился. Несколько крупных валунов, сорвавшихся со скалы, перегородили дорогу. По несчастью под камни угодил один из каторжников. Его тележка разлетелась в щепки, а сам несчастный лежал под грудой осколков поменьше. Сэнди вмиг оказался рядом, по дороге споткнувшись о камень. Потерев саднившую лодыжку, он принялся растаскивать каменные осколки, освобождая пострадавшего. Тот вдруг начал шевелиться и тихо стонать. Он повернул к Сэнди запорошенное каменной пылью лицо; его дрожащие губы, перепачканные рвотой, искривились гримасой боли и отчаяния, каторжник протянул руку, призывая к помощи. Сэнди отвернулся и снова стал работать, срывая ногти и кожу.
Большой, расколовшийся надвое, камень не желал двигаться с места, несмотря на все усилия Сэнди. Когда Сэнди почувствовал, что силы начинают оставлять тело, камень вдруг заскрипел и опрокинулся, освобождая раненого каторжника. В отчаянной схватке с непокорной твердыней Сэнди не заметил подоспевшего на помощь человека. Поверженный страшной усталостью, Сэнди рухнул на колени, стараясь восстановить сбившееся дыхание. Спасенный пришел в себя иступлено пополз прочь от завала. Ему основательно перебило обе ноги, и теперь они безвольно волочились по земле, оставляя слабый кровавый след на каменистом грунте.
Сэнди вздрогнул, когда невдалеке прогремел грозный рык надсмотрщика. Сэнди с трудом встал. По здешним законам сидящий или даже опершийся на одно колено узник рассматривался, как неспособный работать, что было почти всегда равносильно смертному приговору. Здоровенный, с головы до самых ног поросший густой шерстью охранник без малейшего промедления занес руку с бичом, чтобы одарить невольников увесистой порцией порядка только лишь за то, что им не посчастливилось попасть ему на глаза не запряженными в тележки с камнями. Сэнди напрягся, ожидая удара, который растянулся на целую вечность. Его товарищ, напротив, стоял невозмутимый, спокойно глядя в самые глаза свирепого стража, рука которого, при этом, заметно дрогнула. В эти бесконечные мгновения Сэнди осознал, что удар предназначается не ему, и его рука инстинктивно рванулась к стоявшему рядом человеку, отталкивая его с траектории бича. Гибкое жало впилось в предплечье, сокрушая весь окружающий мир в черную, бесконечно холодную бездну.
Его удержали на ногах, когда на несколько мгновений Сэнди потерял ощущение реальности. Охранник был уже занят пострадавшим под завалом. Он легко поднял несчастного за шиворот и поволок к краю скалы, за которой притаилось хищное озеро. Тот, почувствовав, что конец его уже близок, стал отчаянно сопротивляться. Его ослабевший голос жалобно звучал среди прерывистого дыхания, тело по-змеиному извивалось, отчего мертвые ноги болтались из стороны в сторону. Надсмотрщик взглянул через край пропасти, бросил камень, и озеро отозвалось нетерпением, а еще через мгновение, вслед за камнем в адское озеро полетело тело несчастной жертвы.
Сэнди опустился на землю, чувствуя дурноту от жгучей боли в рассеченной руке. Он поднял глаза на склонившегося над ним человека, встретившись взглядом с суровым блеском, исполненным справедливого гнева. Сэнди узнал Кута. С того недавнего момента, когда он впервые встретился с этим взглядом, это особенное выражение в глазах Кута прочно въелось в его память. Кут здорово постарел за то время, что они находились на острове. Хотя он заметно изменился, его внешность по-прежнему внушала непоколебимую волю и бесспорную волю. В его бороде добавилось серебра, лицо рассекли глубокие морщины и шрамы, но глаза все так же сверкали, излучая суровый, но человечный свет.
- Этот удар предназначался мне, - сказал Кут, глядя Сэнди в глаза.
- Надеюсь, ты не очень расстроен, что он достался мне. Сэнди неуклюже подмигнул. Предплечье горело огнем, рассеченная кожа слегка кровоточила.
Кут улыбнулся; и улыбка его выражала скорее горесть, нежели симпатию. Сэнди понимал, что Кут не принадлежал к тем людям, чьего расположения можно добиться одним смелым поступком. Кут, и подобные ему, были всегда замкнуты и недоверчивы и держались настороже даже с теми, с коими были достаточно близки. Но шаг к отношениям, которые, впоследствии, вероятно могли перерасти в искреннюю дружбу, был, несомненно, сделан.
- Вставай, - сказал Кут, протягивая Сэнди руку. Ты смелый человек, а это редкость в Земле без возврата. Если ты готов драться, тебе не к лицу лежать, покорно ожидая милости у кровожадного тшера.
Сэнди мгновенно оказался на ногах, и ему показалось, будто его подняли только слова Кута, а не помощь его сильных рук.
- У нас небольшой выбор - протянуть еще несколько месяцев, безропотно подчиняясь безжалостным мучителям или достойно умереть.
- Или жить! - Кут смотрел прямо и, казалось, его взгляд постигал бесконечные пространства, будто он ясно видел то, что неподвластно самому зоркому глазу.
- Чего уставились, придурки, - раздалось раскатистое эхо. Охранник, наблюдавший ужасную гибель несчастного каторжанина, повернулся вполоборота к Сэнди и Куту, сверля их свирепым взглядом и накручивая бич на ладонь. - Разгребайте завал и поживее, иначе один из вас последует за тем ублюдком. Он кивнул в сторону пропасти.
Сэнди собрался повиноваться приказу, но остановился, видя, что Кут остался стоять неподвижно, глядя в глаза охранника. Его взгляд стал невероятно спокойным, и Сэнди забеспокоился, что Кут может попасть в крупную неприятность, проявляя подобную дерзость по отношению к своему соглядатаю.
Охранник так рассвирепел, что не мог произнести ни слова. Он сделал шаг по направлению к Куту, сжав рукоять бича с такой силой, что та затрещала. К изумлению Сэнди, Кут тоже двинулся навстречу грозно сопевшему стражу, в глазах которого заблестело сомнение и нерешительность.
Оглянувшись, будто ища поддержки, надсмотрщик взмахнул бичом и с отчаянным рыком бросился на Кута. Последний схватил конец бича и вырвал его из рук охранника, а еще через мгновение кожаное жало впилось в горло своего хозяина и повергло его наземь. Кут навалился на громилу, но тот лягнул его и отбросил в сторону, спешно разматывая плененное горло. Кут, по всей видимости, разбил при падении голову, и это мешало ему встать. Он поднялся на колено, но тут же упал снова, словно был пьян. Охранник уже почти освободился от пут и, судорожно хватая ртом воздух, стал распрямляться, когда Сэнди, собрав все силы, ударил его головой в живот. Охранник охнул и, потеряв равновесие, попятился назад. Не давая ему опомниться, Сэнди наносил ему удары ногами до тех пор, пока тот не оказался перед самым обрывом. Прочитав в глазах Сэнди его намерение, он оглянулся через плечо и уже собрался нанести Сэнди сокрушительный удар, когда из-под его пяты сорвался тяжелый камень. Рев потерявшего опору стража сотряс воздух.
Сэнди подошел к краю пропасти и взглянул вниз. Озеро кипело от вонзившихся в тело надсмотрщика невидимых челюстей, его тяжелые воды стали багровыми от его крови. Пена, перемешанная с кусками внутренностей вздымалась и опускалась над поверхностью, подобно закипавшему желе. Сэнди смотрел, поймав себя на мысли, что отвратительное зрелище, сопровождаемое истошными воплями терзаемого и еще живого охранника совершенно не трогало его совершенно, напротив, навевало полное безразличие. Сэнди отвернулся. Через несколько мгновений крики смолкли, и насытившееся озеро издало протяжную клокочущую отрыжку.
- Есть вещи пострашнее, чем смерть, - услышал Сэнди за спиной.
Кут стоял, пошатываясь и растирая ушибленную голову. На седых волосах появилась еще не запекшаяся кровь. Его взгляд теперь почти светился, будто от удара на него внезапно снизошло озарение.
Сэнди обернулся. Огромный Кут был на голову выше его, и изрядно похудевший Сэнди еще больше подчеркивал его величие.
- Ты не так прост, раз одолел такого мощного противника.
- Мне помогла только случайность.
- Ничего случайного не бывает под лучезарным Тороцом.
- До сих пор, самое страшное, что я видел, была смерть близких мне людей, - тихо сказал Сэнди, отводя взгляд, - воспоминания продолжают мучить меня и сейчас... для них нет ни пространства, ни времени.
- Ради этого стоит жить.
Кут положил свою тяжелую ладонь на плечо Сэнди.
- Жить!? - Сэнди скривился в улыбке. - Мы обречены в этом гиблом месте... жизнь уже стерла нас со своих страниц.
- Ты уже потерял надежду? - спросил Кут серьезно, будто испытывал Сэнди. - Может быть будет проще прыгнуть в пропасть и покончить со всем разом?
Сэнди промолчал. Только теперь он по-настоящему почувствовал, насколько ничтожным и беспомощным он стал.
Кут подошел к краю пропасти и посмотрел вниз.
- Может быть, ты и прав, если в твоей жизни не осталось ничего, что бы заставляло за нее цепляться... но у меня еще есть моя жена и дитя, те, что нуждаются во мне, так же сильно, как и я в них... Ты сам говорил мне об этом там, на корабле. Разве не помнишь?
Сэнди отважился посмотреть в глаза Кута. Они блестели от ярости, перемешанной с нежностью, и Сэнди подумал, что, вряд ли, нашелся бы смельчак, который решился поспорить с этими глазами.
- У тебя есть выход?
- Я знаком с человеком, у которого он есть.
- ???
Кут огляделся, словно их кто-то мог подслушать.
- Как, по-твоему, добытая руда доставляется в Ароксинот?
- Я никогда не видел, чтобы ее поднимали на поверхность или грузили на корабли.
- Это потому, что весь груз отправляется через Нижний мир - царство ужасных эргхов, которые грызут плоть умерших грешников после того, как от них отворачивается Тороц. Эргхи настолько сильны, что способны руками обращать в песок целые горы. Самый маленький из них, не моргнув, проглотит крупного тшера, а любой человек вмиг окаменеет, если встретится со взглядом эргха.
- Если эти эргхи так сильны, почему же они служат Ксартулу?
Кут устремил взгляд в темноту.
- Верховный жрец Ароксинота - Властелин ключа от Священного начала, и это обстоятельство позволяет ему повелевать всеми, включая эргхов. Даже Великий Тороц внимает его воле, одаривая светом, теплом и урожаем или испепеляя своим гневом все живое.
Кут замолчал, только желваки его ходили взад-вперед, будто озвучивая гневные мысли.
- Кут, а ты сам видел хотя бы одного из них?
- Нет, спасибо Тороцу, но у меня есть человек, кто знаком с храбрым героем, который ослеп, встретившись с эргхами лицом к лицу...
- Монах Гозо?
Кут повернулся. Его суровый взгляд буквально пронзил Сэнди, и тот непроизвольно отвел глаза.
- Кто ты? Ты явно благородных корней. Речь твоя безупречна и помыслы высоки. Ты совсем не похож ни на одного, с кем мне приходилось встречаться в мире под сияющим Тороцом.
Сэнди сомневался. Кут доверял ему, и то, что его терзали сомнения, могло повернуть его благородную мощь против него, а Сэнди, теперь, нуждался в столь сильном союзнике как никогда прежде. Его подмывало показать Куту кристалл, но слова старика - колдуна останавливали от поступка, который мог все испортить. Никому не показывай кристалл! Ксартул - очень могущественный маг. Он повсюду, он знает все.
Сэнди посмотрел в глаза Куту, вложив во взгляд все мужество, что осталось в нем после всего, что пришлось пережить в аду Земли без возврата.
- Если ты предложил мне путь к спасению - это означает, что ты мне веришь... веришь без лишних слов. Поэтому мне бы хотелось, чтобы обо мне поведали мои поступки, а не слова.
Кут не сказал ничего, но свет в глубине его глаз означал одобрение.
9
Глубокой ночью, которая, как и все прочее была лишь условностью в вечном мраке подземелий острова, Кут привел в условленное место маленького старца, который назвался Онумом. Онум долго изучал Сэнди, молча глядя в глаза, словно видя сквозь них сами мысли, прежде чем согласился, наконец, посвятить Сэнди в план побега. План оказался на редкость прост и дерзок. Им предстояло изготовить три деревянных щита и укрыться под ними на дне повозок под грузом руды. Охрана никогда не следила за погрузкой повозок, поэтому реализация первой части плана не представляла трудности. Самым опасным, несомненно, было путешествие через Нижний мир - царство ужасных эргхов. Онум раздал снадобье собственного приготовления, завернутое в тряпицы, такое, какое, по его словам, использовал сам Ксартул во время своего путешествия в Нижний мир. Грубо размолотый порошок корня демонического дерева Крокка при правильной дозе на некоторое время прекращала всякие признаки жизнедеятельности, создавая иллюзию смерти, что как ни странно, могло сохранить жизнь в мире эргхов. Онум не знал точно, сколько порошка было необходимо, чтобы не умереть навсегда, и Сэнди даже усомнился в рассудочности его плана.
- Какая, собственно, разница, - говорил Онум, - прожить еще несколько месяцев и погибнуть от истязаний и истощения или получить какой никакой шанс обрести вожделенную свободу.
Уже свыкшийся с превратностями судьбы, Сэнди колебался, хотя иной возможности вырваться из ужаса каторги не было. Кут принял мысль о предстоящем невозмутимо, его решение созрело давно и было бесповоротным. Одержимость Онума и уверенность Кута, в конце концов, сломили сопротивление разума Сэнди, и он совершенно безрассудно вошел в призрачные воды, всецело отдавшись на волю течения, обещавшего привести его к цели, владевшей его мыслями все последнее время. Просветленный разум, терзаемый воспоминаниями, которые упорно убеждали в бессмысленности происходившего, все настойчивее требовал пробуждения от слишком затянувшегося фантасмагорического кошмара и уже сам Сэнди верил, что миг, когда он раскроет глаза и все встанет на свои места близок, как никогда. Весь остаток времени, разделявшим его от долгожданной свободы, Сэнди прожил с этой единственной мыслью, которая вселила в его тело невероятную силу, и наделила дух рвением. И когда настал момент, Сэнди без тени сомнения позволил захоронить себя под грудой камня и принял смертоносное снадобье Онума. И когда остывающее тело и слабеющий разум возвестили о наступлении пугающей неизвестности, он откровенно верил в скорое и бесспорное воскрешение...