Северное море, переход Антверпен – Мурманск, четвёртый месяц рейса, профсоюзное собрание. Тема проста и животрепещуща – поведение на заходе матроса, ну, скажем, Пупкина. Поведение-то было более-менее в адеквате, но за день до отхода товарищ Пупкин, по старой российской традиции решил ужраться. Причём обязательно в говно. А так как у настоящего моряка слово с делом, как правило, не расходится, то задуманное тут же и было воплощено в жизнь. И всё бы ничего, но, как говорится, присутствовал один нюанс – через пару часов после возлияний, матрос Пупкин обязан был заступать на вахту к трапу. Надо отдать ему должное, до трапа он добрался, причём даже сам. Движения, правда, отличались какой-то особенной плавностью, а глаза ещё более особенной мутностью, но к месту вахты товарищ прибыл вовремя. И тут ему не повезло – к трапу вышли покурить вахтенный штурман и капитан. Если б мастера не было, то всё бы могло и обойтись – штурман отправил бы хроника спать, поставил бы за него другого матроса, потом бы упившийся вахту отдал. Прокол-то у него первый был за смену. Но, когда в резко распахнувшуюся дверь, прямо на фюрера выпало пьяное тело, тот слегка обиделся за такое нарушение субординации и решил это тело примерно выдрать. Что и было воплощено в жизнь. Невезучему любителю горячительного влепили выговор (что автоматом лишило его годовой премии), предупредили, что, мол ещё раз и писец – домой поедешь и, для полного счастья и осознания, мастер предложил разобрать поведение Пупкина на профсобрании, благо тот в профсоюзе, в отличие от капитана и половины экипажа, состоял. Отошли рано утром, а собрание назначили на 16.00 судового времени. Членов профсоюза, кроме самого героя праздника, набралось восемь человек (почти половина экипажа). Все они в гробу видели все эти сборища, но приказ мастера не обсуждается. И вот, вся проф ячейка собралась в каюте электромеханика, по совместительству – профорга судна. На стуле, по середине кабинета тихонько примостился похмельный (вчера, решив, что всё равно пропадать, после того, как его сняли с вахты, он ещё добавил) виновник торжества. За столом уселся сам электромен, остальные расселись кто где. Особую пикантность ситуации придаёт состояние самого профорга. Оно, прямо скажем, не совсем трезвое. Короче, электромен сегодня, почти такой же, как Пупкин вчера. После отхода, розеточник успел ографиниться, а после этого приятного процесса и был проинформирован о предстоящем мероприятии. Он грустно косит на холодильник, где стынет початая бутылка, но, надо отдать должное, держится довольно не плохо. Опыт, его не пропьёшь.
Электромен откашливается, все умолкают. Профорг поднимает мутные глаза на собравшихся и веско произносит, - Итак…
Но закончить эту так нетривиально начатую фразу ему не дают. Раздаётся стук в дверь, и на пороге появляется третий штурман. Он пытался от собрания увильнуть, смылся в корректорскую и вовсю занимался корректурой карт, но был выявлен мастером и ласковым пинком направлен в сторону каюты электромеханика.
- Разрешите, - третий проходит в кабинет.
- Вы член профсоюза? - электромен решил поиграть в официоз.
- Я его мозг, - гордо цитирует старый анекдот третий и плюхается на диван между шефом и матросом-второклассником. Получается, что с одной стороны сидит молодняк до тридцати (шеф, третий, второклассник, третий механик, чтоб не путаться, будем обзывать штурмана – «третий», а механика просто «механик»), с другой люди постарше и посолиднее (вторые механик и штурман и, собственно, сам Пупкин).
Электромен кивает, что-то отмечает у себя в листочке и снова начинает, - Итак, первый вопрос нашего собрания – рассмотрение случая нарушения дисциплины матросом Пупкиным, второй вопрос – информация по профсоюзу.
- Третий вопрос – дискотека, - вполголоса добавляет шеф. Второклассник (пацан двадцати лет) громко прыскает. Электромен грозно смотрит на нарушителей спокойствия, но те тут же затихают. Профорг начинает зачитывать поочерёдно рапорт вахтенного штурмана и объяснительную проштрафившегося матроса. Объяснительная писалась ещё в весьма весёлом состоянии, кое-какие обороты речи в ней достойны увековечивания. Хотя бы этот: «Выходя на палубу, я задумался, в чём раскаиваюсь». В конце, как обычно: «Прошу простить, больше не повторится» и т.д. и т.п. Зачитывая всю эту ересь, электромен, по началу держался, но потом родимая стала брать своё. Речь, в начале такая плавная и правильная пытается жить своей жизнью. И в этой жизни ей явно не нравится такое большое количество согласных в Великом и Могучем. Ещё бы – такое впечатление, что все эти буквы для того и придуманы, чтобы на них запинаться, пытаться исправиться, запинаться ещё больше, а потом, плюнув на все «шипящие и скрипящие», шпарить дальше. Со стороны «молодых» раздаются сдавленные смешки, «старики» хранят торжественное, вполне приличествующее моменту, молчание. Наконец, и рапорт и объяснительная прочитаны. Электромен отрывает взгляд от бумаг и обращается к народу, - Ну, и ккие буддут предлжения?
Но народ проявлять сознательность не спешит.
- Смелее, - подбадривает профорг и добавляет, - Чем бстрее раззберём, тем бстрее раззойдёмсся, - следует вороватый взгляд в сторону холодильника.
- Предлагаю исключить товарища Пупкина, который оказался совсем не товарищем, из стройных рядов партии, - громко и торжественно подаёт голос третий.
От неожиданности, а может и просто с похмела, Пупкин громко икает.
- Какой? – профорг тоже опешил.
- Да любой, - третий разводит руками, - Какая на хрен разница-то? Ты за кого на последних выборах голосовал? – обращается он к матросу.
Тот задумывется, а потом несмело отвечает, - Ну, я это… Не ходил, в общем…
- Плохо, - третьего явно несёт, - Вот из-за таких, как ты, всё и происходит, - он укоризненно качает головой. Шеф, второклассник и механик ржут уже не стесняясь, остальные потихоньку ухмыляются. Все, кроме профорга и Пупкина, разумеется.
- А чо происходит-то? – с каким-то даже возмущением, интересуется Пупкин.
- Всё! – третий не выдерживает и сам начинает ржать, - И паровозы не летают, и самолёты тонут. Стыдитесь, батенька.
- А ты вообще когда-нибудь за кого-нибудь голосовал? – интересуется второклассник.
- Ну, дык… - Пупкин вздыхает, - Ну, за Жирика…
- Предлагаю исключить товарища Пупкина из кристально чистых рядов ЛДПР, дабы неповадно было всякому… - но что неповадно, второкласснику договорить не удаётся.
Оклемавшийся электромен бьёт кулаком по столу и рявкает, - Хорош клоунить!
Молодняк затихает. А профорг, убедившись, что порядок восстановлен, поворачивается к Пупкину, - Тврищ Пупкин, вы расскаивваетесь в совершшённом прстпке?
Пупкин с готовностью кивает
- Общаете, что поддобное нне пвторрится? – чувствуется, что электромену говоритьь всё труднее.
Пупкин вновь кивает и тяжело вздыхает.
- Дяденька, я больше не буудуу, - тоненькими голосами протягивают хором шеф и второклассник.
- Да успкойтесь вы, клоуны! – вновь взрывается профорг.
- Прикинь, - шеф толкает второклассника локтем, - Он тебя клоунами обозвал.
- Я б за такие слова, уже б полчаса над трупом издевался, - вступает механик. Остальные вновь начинают смеяться. Собрание их явно радует.
- Мудаки, - реакция электромеханика груба, но объяснима. Но разгулявшихся молодых уже не остановить.
- Матрос второго класса! – выкрикивает третий.
- Я! – тут же отвечает тот.
- Вы – мудак!
- Есть!
- Упал – отжался!
- Слушаюсь!
Теперь в голос смеются все, даже Пупкин безуспешно пытается согнать с лица ухмылку.
Электромеханик тяжёлым взглядом обводит всех собравшихся. Если бы от взгляда умирали, то одним штурманом и одним матросом на свете точно стало бы меньше – разлетелись бы в клочья. Но, к сожалению, одного взгляда для смертоубийства маловато.
- Тварищ третий помощщник кпитана, - официальнейшим тоном произносит профорг.
- Слушаю, - отзывается тот.
- Если вы нне угомонитесь, я будду внужжден васс уддалить, - голос электромена хоть не твёрд, но непреклонен.
- Виноват, был не прав, прошу простить, исправлюсь, - скороговоркой отвечает третий и действительно замолкает. Остальные следуют его примеру. Профорг ещё раз обводит всех тяжёлым взглядом и собирается уже продолжить собрание, но тут случается непоправимое.
Случайно он сдвигает листок, на котором всё время делал какие-то пометки, в сторону, и второклассник (он сидит прямо напротив электромена), скосив глаза, эту писанину прочитывает. В каюте раздаётся даже не хохот, а какой-то дикий, пардон, ржач.
Матрос даже не пытается сдержаться и не обращает никакого внимания не недоумённые взгляды окружающих. Лицо профорга кривится, как будто он проглотил целый лимон, а потом следует и словесная реакция.
- Да пшли вы все в… жопу! – профорг безнадёжно машет рукой, - Всё, сбрание скончено…
Народ не заставляет себя долго уговаривать. Первым из каюты вылетает Пупкин, за ним выходят остальные. В коридоре молодые обступают второклассника.
- Чё ты там вычитал-то? – спрашивает шеф.
- У него там: «Первый вопрос – поведение матроса Пупкина, второй вопрос – разное», - охотно делится информацией матрос, - А под этим вот такими буквами: «Пупкин – сука» и «Заебали!!!».
- Тяжела ты, жизнь профорга, - отсмеявшись со всеми, замечает механик.
- Ага, - соглашается с ним третий, - А щас будет истчо тяжелее.
Он подходит к дверям каюты электромена, стучится и тут же заходит, но дальше порога не двигается и дверь не закрывает.
Электромеханик уже достал из холодильника своё «успокоительное», нехитрую закусь и застан с рюмкой в руке. При виде третьего, на его лице появляется выражение просто нечеловеческой муки пополам с яростью.
- Товарищ председатель профсоюзного комитета, - третий делает вид, что ничего не замечает, - А как же второй вопрос повестки? Чем же живёт страна?
Электромен набирает полные прокуренные лёгкие воздуха, и выстреливает воплем: «НА!... ***!!...». Слово «ПОШЁЛ!!!...» ударяется в резко захлопнувшуюся дверь – третий предпочёл с линии огня смыться. Из-за дверей вновь слышится громкий многоголосый хохот, который, впрочем, быстро затихает – все расходятся. Электромеханик откидывается спиной на кресло, закуривает и вновь наливает себе «лекарства от нервов». Больше его никто не беспокоит.
На следующий день третий, после обеда вновь появляется в каюте электромеханика. Так сказать, с официальным визитом. Тот сидит на диване и страдает душой и телом, точнее головой. Треск больного мозга, кажется слышен даже в коридоре. Третий деликатно стучится и, не дожидаясь ответа вваливается в каюту, падает в свободное кресло и закуривает. Электромен приветствует его мутным взглядом и злобным молчанием. Но тому все взгляды явно пофигу. Сделав пару затяжек, третий сочувственно смотрит на электромеханика и задаёт самый тупой в этой ситуации вопрос, - Ну что, херово?
- Иннах, - бормочет тот и тоже закуривает. Тут же морщится и с силой вминает сигарету в пепельницу.
- Грубим, - глубокомысленно констатирует третий, - А я к тебе, можно сказать, со всей душой. Подлечить хотел. Но если вы так, то…
И он делает вид, что пытается подняться.
- Сидеть! – в голосе розеточника откуда-то появляется даже какое-то подобие металла.
- Сижу, - соглашается третий.
- Что, есть? - уже гораздо тише, с надеждой спрашивает электрический.
- А то! – ухмыляется третий, - НЗ как раз на такой случай. Но вот есть у меня к вам пара вопросов, товарищ электромеханик…
- Каких ещё? – тянет в ответ тот. Ему явно не терпится подлечиться, а тут вопросы какие-то…
- Ну, во-первых, - третий в свою очередь, явно никуда не торопится, - Что там на счёт «мудаков», «сук» и прочих словей, которые по своей интеллигентности даже и повторить-то стесняюсь?
- Был не прав, - быстро чеканит электромен, - Судовод человеку – друг, товарищ и брат!
- Вольно! – машет рукой третий, - Но вот понимаете, вчера у вас всё как-то искреннее получалось, а сегодня как-то вымученно. Надо бы потренироваться.
- Сука ты, - страдает в ответ электромеханик.
- Ага, - третий не возражает, - Не побоюсь этого слова, просто падла.
Он докуривает, встаёт и уже другим тоном, без подколок продолжает, - Ладно. Зайдёшь в каюту, возле стола в тумбочке в левом ящике. Только каюту мне не засирать, собутыльников не звать и ноутбук не трогать. Подлечишься и свободен.
- Не вопрос, - электромеханик тоже поднимается, хотя и намного медленнее и аккуратнее, чем третий. Такое впечатление, что голова у него стеклянная, так осторожно он её поворачивает.
- А ты что, не будешь? – интересуется он.
- Да ну нах, - следует ответ, - У меня ещё корректуры до ****ей. Балтика вообще нетронутая. Это тебе хорошо, лампочку вкрутил – рабочий день окончен.
- Сука, - обижается электрический.
- Не понял, - протягивает третий, - Бунт на корабле? Щас подавим.
- Никак нет, - перспектива облома тут же пробуждает вежливость, - Вам послышалось.
- Ладно, будем считать извинения приняты, - третий открывает дверь в коридор, перешагивает через комингс и оборачивается, - Только смотри, всё не выжри. Хоть треть пузыря оставь... Измеритель смазывать...
- Добро, - электромеханик готов на любые условия, лишь бы так волшебно появившаяся возможность спасения от похмелья не исчезла. И они расходятся каждый по своим делам.