Когда я была девчонкой, наша семья часто отдыхала на Киевском море, в лесу, на базе отдыха от завода, на котором работали мои родители.
В субботу и в воскресенье в августе разрешалась охота на уток, и отец с сослуживцами (у них была постоянная компания) садились на моторные лодки и уезжали на острова, где обитала дичь. Я подолгу просила отца взять меня с собой, но он объяснял, что это было не принято, и отказывал. Но я не отступала и припоминала ему, как зимой, благодаря мне, мама отпускала его на охоту на зверя. Это происходило обычно так.
Я делаю уроки, а отец приходит и говорит: «Пойди, поговори с мамой, а то она мне опять десятку не дает, а мне перед товарищами на охоте неудобно». Я захожу на кухню, руки в боки и драматическим тоном, каким иногда говорят на собрании, выразительно спрашиваю: «Имеет ли право муж, который всю неделю работает допоздна, света белого не видит, да еще и не работа, а нервотрепка сплошная, раз в месяц поехать с друзьями на о…», - папа мне ободряюще кивал головой из коридора, а мама, не дожидаясь конца предложения, говорила: «Ладно, ладно, спелись, голубчики, пусть едет, но учти, Веня, надо картошки привезти…», - папа на все соглашался, мне благодарно подмигивал и отправлялся на охоту.
Как-то он не выдержал моего натиска, и мы поехали на уток вместе. Мне было примерно тринадцать лет.
Приключения начались сразу по прибытии на место. Меня оставили в катере, рядом пришвартовались остальные, и пошли разведать, не занят ли остров. Мужчин было человек 15. Они отсутствовали с четверть часа. А вскоре появились, все бежали, как наперегонки, и друг другу что-то кричали. Как потом оказалось, кричали мотористу Жоре(остальные были заводская номенклатура), чтоб он никого не обгонял, а то уволят, - за всеми гнался бык. А прикрывавший тыл Жора кричал в ответ заму директора по кадрам, чтоб тот снял модные красные носки, которыми тот очень гордился, тогда бык сам отстанет. Когда все позаскакивали в лодки и завели моторы, бык постоял, помахал хвостиком, развернулся и ушел.
Мы переехали на новое место. Уже вечерело, и начали раскладывать палатки. Потом сели ужинать. Охотники рассказывали много разных историй, ели и пили водку из стаканов, вырезанных из огурцов, и тут же этими же «стаканами» закусывали.
А меня отправили в катер спать. Становилось прохладно, и вся трава была в росе, я шла, и из-под ног в разные стороны отпрыгивали маленькие лягушечки. Над водой небо было светлое, и вода гладкая, как зеркало, очень тихо, и только слышно, как иногда покрякивают утки в камышах…
Меня разбудил зычный храп. Я впервые такое слышала. Это был настоящий оркестр: от тоненьких жалобных звуков до басистого, с похрюкиванием, храпа. Иногда некоторые тональности обрывались, но тут же вступали новые, и эта оптимистичная ода сну разносилась далеко над морем.
Я уже не могла заснуть.
Когда мне все же удалось задремать, донеслись звуки выстрелов: началась охота.
Пришел отец и сказал, что мы с ним поедем в другое место, чтоб было меньше народу. К нам немного позднее должен был присоединиться его друг, которому нужно было срочно поправить неполадку в моторе: накануне чиркнул о дно на мели.
Прибыв на место, мы расположились, приготовились к охоте, ждали уток, но они все мимо летали, резко сворачивали, завидев нас. Папа командовал, то смотри влево, то вправо, то тихо предупреждаешь о приближении уток, , то слишком громко, то спрячься, то где ты прячешься, что я тебя не могу найти. У меня совсем испортилось настроение: разве моя была вина, что утки летели уже перепуганные. А он, оставив мне свой резиновый костюм (сапоги, спаянные с комбинезоном) и ружье, поехал предупредить товарища, что надо менять место, поскольку вокруг полно других охотников. Мне же строго наказал оставаться тут и, если они с дядей Толей (так звали товарища) разминутся и тот приедет ко мне, то ждать вместе с ним. Он пообещал вернуться в течение получаса.
Был август, солнце пригревало, небо было ярко-синее, безоблачное, я сидела на берегу на песочке и ждала.
Когда прошло, по моим меркам, примерно два часа, а его все не было, я влезла в его резиновый комбинезон, мне по шею, взяла ружье и пошла по воде в том направлении, куда он уехал. Сквозь воду было видно, где глубоко, где мелко. Я шла, осторожно прощупывая дно, иногда переступая водоросли, обходила ямы и старалась не зачерпнуть комбинезоном воды. Ружье несла высоко, перекладывая с одного плеча на другое. Вскоре, когда я обернулась, нашего острова уже было не различить среди других, которые я обошла. Когда уставала, выходила на очередной кусочек суши посидеть отдохнуть. В последний раз отошла далеко от островка и до следующего расстояние было порядочное, мне все труднее было идти по мелководью, я даже пару раз черпнула воды, и одежда под комбинезоном была мокрая. Ружье стало казаться ужасно тяжелым. И тут, наконец, я услышала звук мотора. Я воспрянула духом, потому что не сомневалась, что это отец. Так и оказалось. Я была рада, что ничего не случилось, что он жив – здоров, и что окончился мой поход, и махала ему рукой, чтоб он меня заметил и подобрал.
Он подъехал ближе и говорит: «Тебе кто разрешил уходить с острова?». Я стала оправдываться, что испугалась за него. Я спросила, где дядя Толя. Он ответил, что поехал на другое место. Он был не то, что рассержен на меня, а ужасно рассержен, взял ружье, а сказал: «Иди давай обратно», - и уехал на наш остров.
А я опять пошла пешком.
Через некоторое время он всё же меня подвез к берегу, сел на песке и стал что-то рассматривать в ружье.
- Хочешь стрельнуть? – он подал мне ружье, - Только прижимай крепче к плечу.
Я прицелилась и стрельнула. Но поскольку не послушалась, побоявшись прижимать к плечу, сразу ощутила сильную отдачу, как будто меня ударили прикладом по плечу. Папа говорит, попробуй еще раз, может получится, но я наотрез отказалась, потому что плечо сильно болело.
Мы вернулись на стоянку к палаткам. Никого еще не было. Пока отец складывал вещи, я пошла в лесок, который находился тут же, у берега. Как только я раздвинула сухие ветки молодых сосен, передо мной сразу предстало с десяток крепких белых грибов. Я их выкрутила из земли, набрала, сколько помещалось в руки, и принесла, показала отцу. Он удивился, взял котелок, ножи и сумку и мы пошли собирать грибы. За час-полтора мы набрали несколько больших емкостей отборных молодых боровиков, сложили в катер и сели поджидать его товарищей.
Охотники постепенно подтягивались, все больше хмурые и недовольные. Как потом оказалось, на всех было всего пару застреленных чирков; охота не удалась: людей, помимо нашей компании, было больше, чем уток. Кто-то бурчал под нос, что не даром говорят, женщина на борту приносит несчастье (намекая на мое наличие). Мы с отцом молча переглядывались и паковали вещи. Когда мы поплыли, я попросила дать мне подержать руль. Лодка неслась, как ракета, я, согласно полученной инструкции, внимательно смотрела на воду, чтоб не налететь на водоросли и чувствовала себя капитаном дальнего плаванья. Потом оглянулась и увидела, что за нами тянется по воде кривой зигзагообразный след, и, пока никто этого не заметил, отдала управление. Так мы приехали на базу.
На берегу мужчин встречали их жены и дети - шум моторов слышен задолго до появления лодок. Мама тоже ждала нас. Мы стали подавать ей у всех на виду сумки с грибами, все, ахая, подбегали к нам смотреть на наш «улов», мы объсняли, что на острове собрали.
На следующий день охотники с женами поехали на остров за грибами, правда, там уже мало чего оставалось.
А отец с тех пор всегда, когда я просилась, брал меня с собой на утиную охоту.