СЛОЖНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ.
Иван Васильевич не видел концерта. На сцене выступали артисты, что-то говорили, пели и плясали, а он сидел, раздумывая, как она могла так быстро его забыть. Что ему теперь делать? Как ему теперь жить? Он сбежавший из Колымы, где, возможно, его ищут, каторжника, живущего по чужим документам? По беглому взгляду ясно, что она устроила свою жизнь неплохо. А что он может ей дать? Сердце его разрывалось на части. Иван, не сводил глаз с её аккуратно подстриженной и красиво уложенной причёски, он видел, как она слушала своего спутника, склоняя голову к его плечу. Она даже не похожа на прежнюю Полину, наверно, она сейчас общается в каком-то элитном обществ. Зачем он теперь ей нужен? Как могла она меня так кинуть?
В антракте он вышел из здания театра, чтобы случайно не попасться на глаза Полине, обдумать дальнейшие свои шаги. Он обязательно должен увидеть детей. Первым делом надо проследить, где она живёт. Иван Васильевич стал ждать выхода зрителей после концерта, чтобы не пропустить, когда будет выходить Полина. Она появилась обаятельная и привлекательная, держа под руку того же мужчину. Они направились к стоящей новенькой «Победе». Мужчина открыл заднюю дверцу, усадил Полину, а сам сел рядом с водителем. Иван Васильевич тут же вскочил в стоявшее такси и попросил водителя следовать за «Победой».
Эта ситуация говорила о многом: по-видимому, мужчина крупный руководитель, и «Победы» только появились в стране, манера усаживания в машину говорила о многом. Ивану Васильевичу, имевшему знакомства с руководителями. Было понятно, что эта машин а служебная закреплена за спутником Полины, и его место, рядом с водителем.
«Победа» переехала мост через Обь и в Кривощёковском районе остановилась около красивого трёхэтажного дома напротив парка. Мужчина вышел, из машины, открыл задние дверцы, подал руку Полине. Полина весёлая улыбающаяся, что-то говорила мужчине, они оба улыбались. Мужчина дал какие-то указания шафёру. Машина уехала. Полина взяла под руку мужчину, они направились к дому и скрылись в подъезде. Иван наблюдал из такси за любовным сюжетом своей жены, и сердце у него обливалось кровью.
Всю ночь Иван Васильевич вертелся и крутился, засыпал и тут же просыпался, не зная, что предпринять. Часов около четырёх он подхватился и сел на кровати. Первоначально он хотел зайти в квартиру Полины и убить этого мужчину, который обманул и переманил его жену. Негодование, злоба и отчаяние переполняли его душу. Вдруг он понял, что находится в данный момент на грани важных событий. Он стал молиться, просить Всевышнего, чтобы дал ему разум и мудрость принять правильное решение. А может быть, этот мужчина сделал доброе дело, оказав помощь Полине и его детям в трудный момент, спас от голода и холода? Может быть, оставить все как есть не тревожить души Полины и детей?
К утру принял решение, при любых обстоятельствах нужно встретиться с Полиной и детьми, Полина не виновата, что на него навалилась такая беда. Прошло семь лет, как его арестовали. Он знал, что многие арестанты, отбывшие срок в пять –десять лет и сумевшие выжить, в лагерях потеряли свои семьи. Жёны и дети ради своего благополучия отреклись от них. Неужели его постигла такая же участь?
- Теперь я знаю, где живёт Полина, видел собственными глазами. Перед тем, как пойти на встречу с ней, с детьми и с её теперешним мужчиной, мне нужно искоренить из себя вражду, злобу и обиду, надо оставаться цивилизованным человеком, - рассуждал Иван Васильевич.
Он стал вспоминать библейские учения:
- Полюби ближнего, как самого себя. Как будешь относиться к другим, так будут относиться к тебе.
В данный момент душа не принимала эти изречения. Он понимал, нужно очистить душу, покаяться, поговорить с надёжным человеком. Найти бы раввина или порядочного еврея, открыться ему, успокоить душу. Нельзя все переживания держать в себе! Раввин не оттолкнёт, не предаст, не побежит в НКВД. Он помнил, еще мама говорила, что стоит рассказать человеку о своих переживаниях, сразу становится легче. Где можно найти евреев в этом чужом сибирском городе? В часовых мастерских, в парикмахерских, в ателье. Он вспомнил, что за углом видел вывеску - «Ателье верхней одежды». Там должен найти еврея, это сугубо еврейская профессия, и лучшие мастера пошива - евреи.
В Смоленске боялся спросить, имеется ли там миньян (79). Синагоги были закрыты в 1928 – 39 г.г. Что бы о нём подумали, если бы узнали, что он ходит молиться в синагогу? Здесь, в Новосибирске его никто не знает, и он может позволить себе эту роскошь. Уже одни эти рассуждения немного успокоили Ивана Васильевича.
Сидеть в квартире Иван Васильевич не мог. Выйдя на улицу, совсем рано, он стал ходить около ателье в ожидании, пока оно откроется.
- Да, я люблю, и всегда любил Полину, она мне дорога, как никто, без неё и детей не могу жить. Но что я могу ей дать? Я прячусь, хотя нет на мне никакой вины. И она с детьми теперь должна будет прятаться, разве это жизнь? – Рассуждал Иван Васильевич.
Он стал просить Всевышнего сотворить чудо. Чтобы быть вместе с женой и детьми, всё зависит от Него. Это разве не чудо, побывав на Колыме и пройдя всю войну, он остался жив, теперь вся надежда на Господа Бога - он мне не откажет в своей милости.
Проходя очередной раз мимо ателье, он увидел, что дверь уже открыта. Приёмщица, сидевшая за столом, сказала, чтобы он посидел, подождал, мастер ещё не пришёл. Вскоре пришёл мастер, и стоило только на него взглянуть, сразу можно было не сомневаться в его национальности.
- Ви ко мне, молодой человек? – спросил мастер с еврейским акцентом, хотя сам был не намного старше.
Иван Васильевич кивнул.
- Подождите, я сейчас переоденусь, – и пошёл в помещение цеха.
Вскоре мастер вышел с сантиметровой лентой на шее и спросил, что клиент хочет сшить. Иван Васильевич обратился к нему на идиш, что ему нужно с ним поговорить наедине. Они вышли на улицу. Иван Васильевич сказал, что он только приехал, имеется ли в городе миньян и раввин, что ему нужно с ним поговорить, исповедоваться и пойти помолиться. Мастер с сантиметром на шее вначале смотрел подозрительно, но видя, что человек свободно говорит на идиш, неместный и нуждается в духовной поддержке, стал объяснять:
- Миньян имеется в частной квартире, где по пятницам и субботам собираются человек пятнадцать–двадцать пожилых людей. В праздники собирается больше. Раввина у них нет, но имеется старик, раньше был шейхед (80), он и сейчас к праздникам режет кур. Он хороший доброжелательный человек, грамотный, знаток Торы (81), и мы каждую субботу читаем соответствующую главу. Но, Ви, знаете, какое у нас теперь время может быть, мне нужно било, Вам, ничего не говорить? Оглядываясь по сторонам и сомневаясь, правильно ли поступил, сказал мастер.
- Где живёт шейхед? Не будет большой наглостью, если я сегодня схожу к нему домой, мне очень необходимо исповедоваться,- просил Иван Васильевич.
Мастер снова стал подозрительно смотреть и спросил:
- Скажите честно, Ви, не из НКВД? - и затем на идиш, - Их мен, ду бист аид, их даф нит дир зайн мейре? (Я думаю, ты еврей, и мне не стоит тебя бояться).
- Меня можешь не бояться, я не из НКВД - я сам их ужасно боюсь.
Мастер рассказал, что шейхед живёт в своём деревянном доме, и если пойти к нему с благими намерениями, то он никогда ни в чем не откажет хорошему человеку. Иван Васильевич решил, что очень рано не стоит идти, и лучше подойти, где-то к обеду. Зайдя в калитку, которая не была закрыта, поднялся на небольшое крылечко и постучал в дверь. Дверь открыла молодая женщина и с порога спросила:
- Вы, к дедушке?
- Да, – ответил Иван Васильевич.
Женщина провела его в дальнюю комнату, где за столом сидел старик в кипе (82)и в очках с круглыми стёклами в железной оправе, склонившийся над еврейскими книгами. Оторвавшись от книги, старик посмотрел на гостя через стёкла очков с большим увеличением, увеличенными глазами, добрыми и приветливыми, предложил сесть на рядом стоявший венский стул. По-видимому, этот стул был поставлен специально для посетителей. Чтобы сразу старик понял, с кем имеет дело, Иван Васильевич сказал на идиш:
- Моё имя, которое дали мне родители - Моисей. Я пришёл к тебе, ребе (83), чтобы исповедоваться, я в настоящее время нахожусь в трудном положении. Как тебе легче будет со мной разговаривать, на русском или на идиш? Я правда, много лет не говорил на языке моей мамы.
- Зог аф идыш, их голд мамелокшен (84). Майн номен Залмен. Русишер их эйхет вейс. (Говори на идиш. Я люблю свой родной язык. Моё имя Залмен. Русский язык я тоже знаю).
Рассказав Залмену о всех своих приключениях, Моисей попросил:
- Дай мне, ребе, разумный совет, что мне делать в моём положении?
- Я вижу, что ты очень расстроен и здорово переживаешь. Прежде всего, тебе нужно успокоиться, найти в себе силы и взять себя в руки. Я не вижу, что произошло что-то ужасное, всё спокойно, всё на своём месте, все живы и здоровы. Поступать ты должен так, как подсказывает тебе твоё сердце. Но, на мой взгляд, нужно считаться с мнением жены, и она не виновата, и должна она принять решение.
Древний философ Рамбам (85) говорил: «Любой свой поступок человек совершает сознательно, ибо Всевышний наделил его свободой воли, то есть способностью выбирать между добром и злом».
Если нужно тебе, чем помочь, скажи – в субботу будет миньян (79), мы соберёмся, обсудим и чем сможем, поможем. У нас здесь есть влиятельные люди, молиться они не ходят, боятся, но через их стариков можем повлиять, можем собрать немного денег. В нашем учении человек, спасающий другого человека, спасает весь мир, а также ведет к выдержке, пониманию, миру и добру.
Залмен рассказал библейскую историю:
- После сильного шторма на морской берег было выброшено множество живых существ, которые пытались добраться до воды. Маленький мальчик - несмышлёныш ходил по берегу, подбирал их и бросал в воду. По берегу шёл пожилой мужчина и спросил:
- Зачем ты это делаешь, все равно всех их не спасёшь, смотри - ими усыпан весь берег - всё равно они все погибнут.
- Я не знаю за всех,- сказал маленький мальчик, - но вот этот хочет жить - смотри, как он трепещет в моих руках.
Залмен продолжал:
- Хочу тебе прочитать ещё цитату из великого Рамбама: (Верую полной верой, что Творец, благословенно Имя Его, воздает добром соблюдающим заповеди Его и карает преступающих заповеди Его).
И ещё две цитаты: (Верую полной верой в пришествие Мешиаха (86) и, хотя он медлит, при все том, буду надеяться каждый день, что придет. Верую полной верой, что произойдет воскресение мертвых в то время, когда будет на то воля Творца, да благословится Имя его и да превозносима будет память о Нем всегда и во веки веков).
В моём понимании - придет время, всем будет отдано должное – тираны будут уничижены, безвинно погибшие будут превознесены и прославлены. Одного тирана уничтожили, придёт время и уйдёт скоро другой, тиран. Все безвинно обвинённые, будут оправданы.
- Почему же Всевышний правосудный карает мой народ, который верен Ему, миролюбивый, не делает никому никакого зла, творит добро, соблюдает заповеди и законны Его, постоянно живёт в молитвах и покаянии?– спросил Иван Васильевич.
- Я думаю, что за грехи наши подвергает Он тяжким испытаниям народ наш, за наше отступничество от предназначений, данных нашему народу Господом Богом нашим, который обязался их выполнять. Тяжкие испытания объединяют наш народ, делают его доброжелательным, способным сочувствовать, сознательным, – ответил Залмен.
Залмен продолжал говорить:
- Великий греческий философ Сократ говорил: (Человек – уникальное творение. Мир вокруг уникален. Каждый индивидуум на земле появляется, развивается, живет и умирает, по определенным установленным законам. Человек, наделенный разумом, может познавать и создавать уникальные творения. Значит, обязательно должен быть высший разум, создавший и управляющий человеческим разумом и этим уникальным миром).
Уходя, Иван Васильевич почувствовал огромное облегчение, как будто сбросил тяжкий груз.
На следующий день Иван Васильевич пришёл к дому Полины, стал прогуливаться в парке. Где-то в половине восьмого к дому подъехала та же «Победа» и пару раз пикнула. Из подъезда вышел мужчина, который был в театре с Полиной, сел в машину и уехал.
- Надо идти, – сказал себе Иван Васильевич.
Его бросило в жар, он почувствовал усиленное сердцебиение перед встречей с Полиной и детьми.
- Надо взять себя в руки, что я так разволновался?
Он подошёл к дворнику, подметавшему улицу, и спросил, в какой квартире живет мужчина, отъехавший только что на машине.
- Максим Григорьевич? Второй этаж, дверь налево,– ответил дворник.
На звонок дверь открыла сама Полина. Она внимательно посмотрела на пришельца и произнесла:
- Моисей, – и стала пятиться назад, оставив открытую дверь. Она пятилась по прихожей, спотыкнулась, чуть не упала и остановилась у дверей комнаты. Она не понимала, что случилось, может он ей снится, или он с того света.
- Так ты живой,- произнесла Полина, не веря своим глазам.
Иван Васильевич закрыл дверь, подошёл к Полине, поцеловал её. Она стояла, как деревянная, потом они прошли в комнату. В это время в дверях появилась Женя. Она уже стала барышней семнадцати лет - копия Полина в этом возрасте. Она с криком:
- Папка,– бросилась на шею Ивана Васильевича, приговаривая, - я всегда знала, что ты живой, знала, знала, знала!
В комнату вбежал Сергей посмотреть, что случилось. Ему было пять лет, когда Иван Васильевич видел его в последний раз. Теперь это был подросток, красивый парнишка, он также подбежал, обхватил, прижался к отцу тоже постепенно, глядя на Женю, начал тихонько плакать. Иван Васильевич сморкался, и слезы градом катились из глаз. Только одна Полина опустилась на стул и сидела, как каменная.
Наревевшись вволю, Иван Васильевич спросил Полину:
- Почему не сообщила Иосифу о своём существовании? Я уже два года тебя ищу!
Полина ответила:
- Я получила письмо из Управления Лагерей, что ты похоронен в Магаданской области, сейчас пойду, поищу письмо, – оправдывалась Полина.
Когда закончили рассказывать каждый о том, что пережил за эти годы, Женя и Сергей не отходили от отца ни на шаг, как, бы боясь, чтобы он снова не исчез. Полина сказала:
- Ты, Моисей, не простишь мне, что не дождалась тебя?
- Совсем нет, за кого ты меня принимаешь. Если мне за эти годы пришлось столько пережить, то теперь я тебе буду мстить и портить жизнь. Раз в это трудное время ты сумела выжить и сохранить детей, низкий поклон тебе. Наши мудрецы, философы, знатоки Торы всегда, когда нависала угроза жизни моему народу, а это в период всей истории происходило многократно, советовали бежать, отрекаться от своей веры, прятаться, делать всё возможное и невозможное, чтобы сохранить жизнь. Я вас всех люблю и не могу творить вам зло. Ты, Полина, не виновата, что судьба так распорядилась.
- Что же делать с Максимом, он так много для нас сделал за эти годы? Может, ты сегодня уйдёшь, а я его подготовлю? – спросила Полина.
- Нет, никуда я не пойду, я так долго вас искал, не могу теперь оставить. Если только, когда он придёт, и позвонит куда следует, вот и телефон у вас тут имеется...
- Нет, это исключено, – сказала Полина, - Максим очень порядочный человек, он отлично понимает ситуацию. На него это не похоже, Максим так не сделает, он это знает, и это не в его интересах. Он тоже из ваших, из Украины. У него огромный опыт руководителя. Такой звонок подвергнет смертельной опасности все наши жизни, и его тоже. Если ты остаёшься, то пусть дети не присутствуют при разговоре, им не за, чем быть при таких разговорах, – просила Полина.
- Я не вижу в этом необходимости, от моих родных детей не желаю ничего скрывать, я ничего не сделал преступного. Они уже взрослые, все понимают и вместе с родителями переживают за всё хорошее и плохое. Мои родители от меня также ничего никогда не скрывали, – сказал Иван Васильевич.
Максим Григорьевич позвонил поздно, сказав, что скоро будет. Ещё с порога понял, что-то произошло. Полина его не встречала, как обычно, в прихожей не было прежнего идеального порядка, в комнате сидел незнакомый мужчина с рыжеватой щетиной на щеках. Полина с дрожью в голосе произнесла:
- Максим, познакомься - мой муж, оказался живой.
Максим Григорьевич внимательно посмотрел на гостя, не подавая вида удивления, неожиданного появления мужа Полины, и своего неудовольствия, как руководитель, обладающий соответствующим этикетом и де- ловыми качествами, протянул Ивану Васильевичу руку. Ведя себя по хозяйски, сказал Полине, чтобы накрывала на стол. Сам подошёл к дубовому резному буфету и достал бутылку коньяка.
Иван Васильевич стал рассматривать пришедшего мужчину. Открытое деловее лицо, интеллигентный вид. Такой мужчина не может, не понравиться. За несколько часов пребывания в кругу своей семьи он многое узнал, про этого человека, который в трудное время помог его семье.
- Я думаю, мы люди цивилизованные, и убивать друг друга не будем?
Рассказывайте о своей жизни. До ареста я о вашей жизни я всё знаю, Полина рассказывала, – сказал Максим Григорьевич.
- Что рассказывать? Если в двух словах? Год был на Колыме, добровольцем пошёл на фронт, попал в плен, из плена попал в партизаны, войну окончил под Берлином. Вот уже два года ищу жену и детей и, наконец, нашёл. Живу в Смоленске в коммуналке, комната двенадцать метров.
После распитой бутылки, разговор принял более откровенный характер. Иван Васильевич понял, что здесь ему бояться нечего и подробно рассказал, про лагеря, и каким образом сбежал из Колымы. Все внимательно слушали Полина, и Женя не могли сдержаться от слёз.
- Да история потрясающая, когда-нибудь, напишут об этих репрессиях. Какое теперь отношение с властями? – спросил Максим Григорьевич.
- Если откровенно, - ответил Иван Васильевич, - живу под чужим именем, в коммуналке четыре семьи, комната двенадцать метров, начальник ГОРОНО. Хорошее отношение с обкомом. Секретарь был командиром партизанского отряда.
- Что будем делать? Куда ты потащишь семью в двенадцать метров под чужой фамилией? – спросил Максим Григорьевич.
Иван Васильевич ответил:
- Да, мы люди цивилизованные, дуэли не будет. Я думаю, что решающим словом будет решение Полины и детей, и плюс, что ляжет в основу решения; материальная заинтересованность или родственные отношения и любовь. Эти слова Ивана Васильевича сразу перевесили чаши весов. Присутствовавшие при разговоре дети, особенно Женя, готовы были ехать куда угодно и прямо в данный момент. Полина, которая весь вечер молчала, сказала:
- Мужики, сейчас уже поздно, нужно укладываться спать. Я, предлагаю, всем нам троим взять три дня для размышления. Вот через три дня соберёмся и примем окончательное решение. Правильно вы мужики сказали, что мы люди цивилизованные и решить эту сложную проблему должны достойно, по-человечески.
Через три дня, когда все собрались, Полина приготовила обед. Вначале все молчали, не желая начать разговор. Все поглядывали на Полину, понимая, что решение зависит от неё, но Полина ничего не говорила, какое она приняла решение. Наоборот, была радостная, говорила о пустяках. Но когда Максим Григорьевич, наконец, спросил у Полины, каково её решение, она ответила:
- Прежде мужчину нужно накормить, дать ему отдохнуть, только потом начать говорить о желании женщины.
Как Полина ни старалась создать обстановку непринужденности, обед прошёл в напряженной обстановке. Молча ели, каждый думал о своём. Когда Полина убрала посуду со стола, вытерла стол, села и сказала:
- Мужчины, говорите, что вы решили.
Максим Григорьевич начал первым:
- У меня нет никакого решения, но я знаю точно, что Полине с детьми, в данный момент, ехать никак нельзя. Человек находится в бегах, живёт под чужой фамилией, не решён жилищный вопрос, неизвестно, как будут развиваться события, но известно другое, что семья будет находиться в постоянном страхе перед разоблачением. Детям нужно учиться, получить образование. Пускай Моисей меня простит, я уважаю его за те трудности, которые выпали на его долю, он воевал, защищал страну в то время, когда мы здесь отсиживались в тылу, но подвергать опасности семью - это безумство и неоправданный эгоизм.
- Большое спасибо, Максим Григорьевич, за хорошие добрые слова, за заботу о моей семье. Ты абсолютно прав. Я благодарен Полине и преклоняюсь перед ней, что в такое трудное время сохранила моих детей, сумела найти такого замечательного покровителя. Ещё раз я беспредельно благодарен за то, что в сложившейся ситуации вы с Полиной поступили абсолютно правильно. Я благодарен Полине за её мудрое решение, дать нам время на раздумья. Я много думал, и в настоящее время выходит, что с точки зрения здравого смыслы им выгоднее оставаться с тобой Максим Григорьевич, но сегодняшнее решение определит всю дальнейшую нашу жизнь.
Со мной ситуация сложная, не могу дать никаких гарантий и обещаний. Я не буду настаивать, чтобы Полина и дети всё бросили, где они уже прижились за столь длительное время, и уехали со мной. Когда я увидел вас в театре, мне хотелось подойти и убить обоих. Но моя религия учит, что нельзя держать в душе обиду и злость, но я видел, что сам не смогу с этим чувством справиться. Я нашёл мудрого старика, где исповедался, и он меня на вёл на путь истинный, теперь я готов смириться с любым вашим решением.
Что ни говори, я их родной отец. В данном вопросе, прежде всего, должно быть желание каждого. Философ Рамбам (85) говорил: «Любой свой поступок человек совершает сознательно, ибо Всевышний наделил его свободой воли, способностью выбирать между добром излом».
Послушаем, что скажут Полина и дети, ведь они уже взрослые, при любом решении ни у кого не должно остаться в душе ни злости, ни обиды, - высказался Иван Васильевич, - но решение, принятое в данный момент, которое определит нашу дальнейшую жизнь, должно быть взвешенным, мудрым и разумным.
- Мне с моей бабьей головой думать нечего. Огромное спасибо тебе, Максим Григорьевич, за поддержку, за заботу, за то, что встретила тебя, замечательного человек. С огромной болью в сердце я хочу сказать, что приходится нам расстаться. Дети я знаю, захотят остаться с отцом, а мне без них куда деться? Мы уезжаем с отцом, если Моисей прощает мне моё легкомыслие, что будет, то будет. Мы постараемся преодолеть вме- сте все трудности, к которым нам не привыкать. Ещё раз огромное спасибо тебе, Максим Григорьевич, за твою доброту, за заботу, за верность.
Сказав последние слова, после прошедших напряженных дней Полина вдруг разревелась, да так, что мужчины никак её не могли успокоить.
Через неделю Максим Григорьевич, который сильно переживал, что Полина уезжала. Отвёз всех на вокзал, посадил в поезд. Прощание было скромным, Полина и Максим Григорьевич вели себя, как чужие люди.
№---№сноски
79--46 Молитвенный десяток (миньян) – необходимый кворум (десять мужчин в возрасте старше тринадцати лет) для совершения иудейского обряда или синагоганального богослужения.
80--66 Шейхед – резник – имеет специальное, религиозное образование, перед убоем птицы и рогатого скота – произносит молитву. Специальный, острый нож, как бритва, чтобы не ощущалось боли, истекали кро- вью, для снятия стресса.
81--52 Тора -Танах - Библия – Пятикнижие – учение пять книг Ветхого завета. Бытиё, Исход, Левит, Числа, Второзаконие. Авторство этих книг традиция приписывает Моисею.
82--55 Кипа – покрытие головы, шапочка диаметром до десяти сантиме- тров. Религиозные евреи обязательно покрывают голову.
83--5 Ребе – учитель хедера.
84--85 мамалокшен – Родной язык, переданный с материнским молоком.
85--92 Рамбам – раби Моше бен Маймон (1135 – 1204) – выдающийся еврейский философ и богослов.
86--24 "...мессия пришёл!..."- догмат еврейской религии о наступлении лучших времён и надежда на избавление от невзгод, при помощи божьего помазанника, небесного мистического посланца Мешиеха.
21 Продолжение http://www.proza.ru/2008/01/31/124