Продолжение 18 моисей. война

Самуил Минькин
       
 
                ВОЙНА.
         В воскресенье с утра Полина сбегала на рынок, где  уже  появилась черника, испекла черничный пирог, занялась генеральной уборкой и  услышала по радио страшную вещь, что началась война. Максим Григорьевич пришёл вечером, он был озабочен новыми обстоятельствами в связи с войной. Полина, которая  долго  готовилась  поговорить  о  Моисее, так ничего и не сказала. Весь вечер проговорили о войне.
       На заводе с первых дней войны молодых рабочих начали призывать в армию. На их место стали приходить новые люди, которых нужно было обучать. Геннадий возложил на Полину обязанность заниматься с новыми рабочими. Максим Григорьевич теперь вообще не показывался, на заводе начали осваивать новую продукцию для войны.
    В конце июля из Харькова эвакуировались сын и родители Лены, разместились в её квартире. Сын заявил, что займёт комнату Максима Григорьевича, так у него восьмой класс, и ему нужно  серьёзно  заниматься. Придя, домой поздно вечером, директор понял, что ему негде было приткнуться. В своей квартире он чувствовал себя  чужеродным  телом. Родители  жены  сразу  начинали  предъявлять  претензии,  что  он  плохой отец, не уделяет внимание сыну, а ему нужно улучшенное питание, и им не нравится школа, куда его определили учиться.
       Жена где-то пропадала в театре, и, придя поздно ночью, долго укладывалась, не  давая  спокойно  поспать.  Сама  затем  спала  до  полудня. Когда он начинал ей говорить, она отвечала:
- Кто хочет спать, тот спит.
Когда он начинал ей говорить, что её родители создали их сыну  тепличные условия. Что он растёт эгоистом и потребителем, она  начинала  его упрекать:
- Нашёлся мне воспитатель из деревни. По твоим понятиям, если  бы  он пас свиней в деревне, то тогда был бы культурным человеком.
      С первого дня их совместной жизни родители Лены, несмотря на  то, что он окончил институт и  пользовался  уважением  на  работе, считали его неровней их единственной дочке, избалованной  вниманием, называли его деревней. И, несмотря на то, что в настоящее время он  был директором завода, это мнение родителей и Лены сохранилось. Даже теперь, живя в его квартире, находясь в зависимости от него,  и  видя, что  отношения у Максима и Лены не складываются, считали во всём виноватым его. А то, что их дочь абсолютно не смотрит за своим  мужем, не  имело ни какого значения, они говорили:
- Ну что можно с него взять? Деревня - нет никакой интеллигентности.
       Теперь, во время войны, Максим Григорьевич мог неделями  не  появляться дома, и это никого особенно не беспокоило, даже ему казалось, что без него в доме спокойнее.  Когда  хотел  больше  уделять  внимание сыну, то тот старался отмалчиваться, и у него  не  было  никакого  желания общаться с отцом. Главное, от отца, требовалось обеспечение семьи всем необходимым.
     Максим Григорьевич старался выкроить вечер и отправлялся к Полине, принося с собой что-нибудь сладкое для  детей  и  продукты.  В  этой семье он чувствовал, как рады его приходу. Полина  безоговорочно  заставляла его покушать, внимательно выслушивала его и сама охотно  ему рассказывала свои новости.  Общение  с  Полиной  было  для  него  одно  удовольствие. И дети воспитаны в скромности и уважении. В девять  часов вечера Полина говорила:
- Дети, пора спать!
Несмотря, что все находились в одной комнате, и был в доме гость, дети беспрекословно шли укладываться в свои постели. Максим Григорьевич в этой семье ясно ощущал, что счастье не в богатстве, а когда рады  твоему приходу и тебя понимают, и во взаимоотношениях между людьми.
      Однажды, придя в гости, он, как обычно, принес с собой гостинцы, и продукты, Сергей вдруг сказал:
- А папка нам тоже приносил конфеты и печенье.
Полина покраснела и решила сегодня же рассказать правду. Она  приказала детям в девять часов лечь спать, а сама предложила  Максиму  Григорьевичу пойти прогуляться. В Новосибирске,  хотя  ещё  было  начало сентября, уже  чувствовалось  наступление  осени.  Полина  предложила пройтись до парка, который был недалеко от дома. Они сели на лавочку, и Полина сказала:
- Не знаю, как начать.
- Говори всё как есть, можешь не бояться, я уже давно догадываюсь, что у тебя что-то случилось с мужем, – спокойным голосом  сказал  Максим Григорьевич.
- У меня арестовали  мужа.  Он  был  политруком  дивизии,  прошёл всю гражданскую. Это мой самый дорогой, любимый человек на  свете – высочайшей культуры, добрый, сдержанный, никому не делал зла, он абсолютно ни в чём не виноват. Он мне приказал, если его  арестуют,  чтобы забрала детей и сбежала, чтобы  нам  избежать  преследования. Вот  уже больше года прошло, я совсем извелась. Боюсь, кому-нибудь рассказать, посоветоваться. Я не знаю, что с ним, живой ли он.
       Я не нахожу себе места - зачем сбежала, не дождалась, не  выяснила до конца, каково было решение суда, первым  делом  бросилась  спасать свою шкуру. Максим Григорьевич, Вы первый, кому я рассказываю  это после ареста Моисея. У вас более высокий кругозор, вам приходится общаться в верхах. Посоветуйте, что мне делать?
Вдруг Полина, столь длительно державшая в себе свое горе,  не  сдержалась и неожиданно для себя разревелась.
      И когда Максим Григорьевич стал её успокаивать, приступ истерики из-за этого разразился с ещё большей силой. Ей ужасно  было  неудобно за свою слабость, никак не могла себя успокоить и прийти  в  себя. Максим Григорьевич прижал её к себе и чувствовал, как она вся содрогается от плача. Вволю наревевшись, Полина почувствовала, что ей стало легче. Она отстранилась, перестала плакать и сказала:
- Всё, хватит распускать нюни, продолжим разговор.
       Они сидели и молчали, Максим Григорьевич знал, что с НКВД  свяжись, самого заберут. Он видел и знал, что в стране творится, идут  массовые аресты, исчезают ответственные руководители,  военные  начальники, воевавшие за Советскую власть, передовая интеллигенция. Он боялся на эту тему даже разговаривать с кем-либо.
- Знаешь, дорогая Полина, – сказал он, - пойми меня правильно, мне, как руководителю предприятия, встревать в это дело  никак  нельзя,  пользы никакой не будет, только могу себя поставлю под удар.  Дай  мне  время подумать, что можно предпринять. Прежде надо выяснить, живой он?
- Что Вы, Максим Григорьевич, я не думала, чтобы вы  бежали  в НКВД. Я отлично знаю, что вас тут же заберут, я никогда этого не допущу. Мне просто не с кем  даже  посоветоваться.  Может,  мне  самой  обратиться? Только не знаю куда?
 - Честно говоря, я и  сам  не  знаю,  куда  нужно  обратиться,  наверно, в Москву, в главное управление по делам заключённых. Сейчас идёт  война, немцы рвутся к Москве, вряд ли  кто  будет заниматься  такими  дела ми. А может быть, наоборот, самое время, Не до преследования им  сейчас жён и детей политзаключённых. Честно говоря, страна  находится  в тяжелейшем положении, неизвестно, что будет, со страной, если  немцы возьмут Москву.
     Максим Григорьевич проводил Полину до дома. Теперь  он  знал, что с ней случилось, и понимал - если её муж жив,  то  шансы  связать  свою жизнь с Полиной нулевые. За время их знакомства эта  семья  стала  ему близкой, а к себе домой не хотелось даже идти. Здесь его понимали, были рады каждому его приходу.
- Хорошо, я подумаю, что можно будет предпринять по твоей проблеме, вопрос настолько сложный, что опасно с кем-либо разговаривать, – сказал на прощание Максим.
   Завод  полностью  перешёл  на  выпуск  военной  продукции. Работать приходилось по 12 -14 часов, в сутки, без выходных. Геннадия призвали в армию. Полине предложили – приказали быть мастером. Оказалось, что  самым знающим работу цеха и  теоретически  просчитать  конструкцию, оказалась, может только Полина.  Забота  о  Сергее  полностью  легла  на Женю. Она отводила Сергея в детский сад, сама шла в  школу,  забирала из детского сада, сама готовила еду. Они приходили к  проходным  завода, вызывали Полину. Несколько минут она общалась с детьми и бежала в цех, а дети шли одни домой.
      Полина, придя поздно домой, топила печь и готовила еду на следующий  день.  Иногда  Максим  Григорьевич  приходил  поздно,  приносил  продукты, с которыми становилось всё  труднее,  и  что-нибудь  сладкое для детей. О прежнем разговоре он ничего не напоминал, как  будто  его не было. Полина тоже ничего не напоминала, она понимала,  что  у  него нет никакого решения и нечего сказать.
      После разгрома немцев под Москвой в конце января 1942 года, Максим Григорьевич, который не появлялся больше месяца  по  производственным причинам, сутками не выходя с завода, выкроил время  и  как-то вечером пришёл. После  того,  когда  дети  улеглись  спать,  он  сообщил Полине, что ходят слухи, будто после Ежова наркомом  внутренних  дел СССР стал Берия, ситуация изменилась. Принято постановление  о  соблюдении уголовно-процессуальных  норм.  Возможно,  многих  невинно арестованных амнистируют, что почти  полностью прекратились аресты с тех пор, как началась война.
       Имеет смысл написать запрос в Москву  Нарком внутренних дел, да к тому же в связи с разгромом немцев под Москвой руководство  наркомата демонстрирует свою важность и ответственность При  сложившейся ситуации, должны ответить на запрос.
- Так как мне много приходится работать с документами,  давай  бумагу, помогу, сейчас составить письмо, - добавил Максим Григорьевич.


                ТРЕТИЙ МУЖ.
       Тяжёлая зима 1941–42 года. Стало трудно с  продуктами  питания, с дровами, когда весь день на работе, а дети предоставлены сами себе. Без крепкого мужского плеча все вопросы и проблемы нужно решать самой, тяжёлые думы, что с Моисеем, жив он или? Полина совсем извелась.   
     Она сдружилась с одной из работниц  цеха  Любовью  Семёновной, у которой было пятеро детей. Ее муж был на Фронте, дом и все  хозяйство лежало на детях. Старшей дочке было шестнадцать, дети учились,  готовили пищу, кормили поросенка и занимались младшими, а начиная с весны, на них был и огород.
   Любовь Семёновна - её с первого дня появления в цехе звали  по  имени и отчеству - обладала огромным оптимизмом и не  допускала  мысли, что немцы могут победить. Её предки из  вольнодумцев,  еще  в  царское время высланные в Сибирь,  передали  ей  по  наследству  благородство, стремление к знаниям и трудолюбие. Она считала, что любой  труд  благороден, и люди должны сами себя обеспечивать всем, работая на земле, как простые крестьяне. Любовь  Семёновна  бралась  за  любую  работу, вникала в суть и быстро её осваивала. В её руках всё делалось  быстро  и качественно.
      - Смешно подумать, – говорила Любовь Семеновна, - как  может  какая-то Германия победить Россию? Она по территории  в  пятьдесят  раз меньше, ну могут быть какие-то временные успехи, но победить – никогда. Гитлер просто ненормальный маньяк, что решился воевать с Россией, от своих успехов решил найти здесь свою погибель.
      Полина и Любовь Семёновна как-то сразу  понравились  друг  другу. Полине понравилось трудолюбие, доброта, с которой Любовь  Семенов- на относилась к окружающим, желанием помочь, чем может. Ее  житейская мудрость, в таких вопросах, как воспитание детей, в отношениях с людьми, и общие взгляды на жизнь, совпадали взглядами Полины,  они частенько обменивались мнениями.
     Когда перед новым годом Любовь Семёновна заколола поросёнка, то принесла к празднику гостинец Полине,  килограмма  два  свинины. Полина возмутилась и сказала:
- Забери немедленно, Ты, что мне как мастеру  принесла  взятку, хочешь иметь от меня поблажку, но не дождёшься!
- Глупенькая, мне не нужна твоя поблажка, в  жизни  никогда подобным не пользовалась. Я же вижу, как ты маешься с малыми детьми - ни кола, ни двора, ни родни никакой, и мужик на фронте. Письма получаешь?
Полина не любила и не умела врать и ответила:
- И не на фронте, и не получаю, и не знаю - живой ли он.
И поняв, что сказала лишнее, добавила:
- Больше ни о чём меня не спрашивай о моём муже.
- Я и не хочу любопытствовать, я знаю другое - у тебя  не  должно  быть никакого сомнения - ты должна быть  убеждена,  что  он  жив,  здоров  и обязательно к тебе вернётся. Ты же посмотри, какая красавица  и  приятная женщина!
Любовь Семёновна продолжала:
- Вот провожала я мужа и строго-настрого ему наказала, чтобы у него не было никакого сомнения, что с ним что-то случится. И  что  у  самой  не будет никакого сомнения, я твердо знаю, что воевать будешь  хорошо, и обязательно вернёшься с победой. И сейчас  убеждена,  что  с  моим  мужем ничего не случится, получаю от него письма и дождусь, что вернётся, когда кончится война. А свинину возьми - это от души гостинец  твоим детям. И принесла тебе за то, что честная и  толковая  баба.  Приходи ко мне с детьми, пускай подружатся, без родственников и хороших  друзей тяжело жить.
     Полина несколько раз в течение зимы и весны была с детьми у Любови Семёновны, где была простая дружеская обстановка, вместе обедали. Можно было поговорить по душам, а дети сразу стали играть между  собой. Жили они в рубленном деревянном  доме.  Видно  было  сразу,  что дом находился в хороших хозяйских руках, с сараями,  подсобными  помещениями, с огородом. И хотя дом находился  в  городе,  обстановка  и уклад в доме больше был похож на сельский.
       В начале июня Полина получила письмо  из  Наркомата  внутренних дел СССР. Прочитав, Полина обомлела, в письме сообщалось, что  Винников Михаил Сергеевич скончался в  лагерной  больнице  Магаданской области и похоронен на лагерном кладбище. Дальше указывалось  место захоронения. Всю ночь она проревела. Утром пошла к  директору  Максиму Григорьевичу, показала письмо и попросила  три  дня  увольнения, чтобы прийти в себя. Максим Григорьевич подозрительно посмотрел на неё и сказал:
- Полина, смотри не делай никаких глупостей, у тебя дети.
   Полина зашла в цех, попросила Любовь Семёновну побыть за неё. Она ушла в лес, ревела весь день, валялась на  траве, и  так  все  три  дня - ни есть, ни пить не хотелось, она с трудом  проглатывала  несколько  ложек супа. Полина заметила, что за эти три дня юбка  на  ней  не  держится,  и вся одежда стала велика, и сказала сама себе:
- Все - хватит, надо жить дальше.
    Как же жить дальше, одной растить детей? Трудно будет без мужской опоры всю жизнь посвятить детям. Задумалась  насчет  Максима  Григорьевича, хороший мужик, если позовёт идти за него, надо  не  задумываясь – соглашаться. Такие мужики на  дороге  не  валяются.  А  вдруг  дети будут против? А что они понимают? Им же будет лучше? Затем она стала стыдить сама, себя и решила выбросить эти мысли.
- Как мне не стыдно, только получила сообщение о смерти  мужа, и  уже думаю о другом мужчине. Никаких мужиков  мне не  надо,  у  меня  есть дети, которые дороже мне всего на свете. Надо идти к детям.
      Женя и Сергей сидели дома и смотрели на Полину с  перепуганными глазами, они привыкли одни сидеть  дома,  но  теперь,  после  получения письма, переживали за мать. Полина, увидав их глаза,  расчувствовалась и стала причитать:
- Ох, родненькие мои сироточки, мамка ваша совсем  сдурела, забросила своих деток. Нет больше нашего папки, да я же вас никогда в  жизни  не оставлю.
Полина обняла и прижала к себе детей, так они сидели и плакали.
  - Мама мы видим, как ты переживаешь, мы будем тебя всегда слушаться и во всём помогать тебе. Я уже большая, мне  уже  двенадцать  лет,  я могу пойти работать. Мы всегда будем вместе, – плача, утешала Женя, - у меня есть знакомая девочка, ей четырнадцать лет, работает на заводе.
     В цеху все знали, что Полина получила похоронку  с  фронта,  высказывали свои соболезнования, старались утешить, сказать  добрые  слова. Любовь Семёновна стала ей говорить:
- Смотри, на кого ты стала похожа за эти три дня! Не забывай, что  у  тебя есть малые дети, которых надо поднять.
Весь день Любовь Семеновна поглядывала в сторону Полины, подходила к ней, переживала за неё, старалась угодить и подбодрить.
    Шла война. Решить проблему с питанием с каждым днём становилось всё труднее. Любовь Семёновна при всей своей занятости несколько раз прибегала к Полине, приносила что-либо с огорода, хотя у  самой  стало трудно кормить  своих  детей.  Ей  нравилась  Полина,  которая  была  её мастером, непосредственным начальником, с большим уважением к ней относилась. Она считала, что ей жить легче, так как у неё  есть  своё  хозяйство, и больше приспособлена к трудностям. Но, когда поговорив  по душам, узнала, что Полина родилась и выросла в деревне, была удивлена, считая её сугубо городской. На, что сказала:
- Я родилась и выросла в городе, родители нас  с  малолетства  воспитывали в строгости, доброте и порядочности, я знаю, что и среди   сельского населения, имеется много людей обладающих трудолюбием,  житейской мудростью, и добротой.
    Максим Григорьевич иногда появлялся  поздно  вечером  и  приносил что-нибудь из продуктов. Его вызвали в Москву в командировку, он заскочил к Полине, принёс пакеты с сахаром и мукой. И Полина ещё не успела убрать пакеты, как в квартиру забежала Любовь Семёновна, принесла кулёк картошки. Она растерялась, увидев директора, и тут же хотела убежать. Но Максим Григорьевич все понял, остановил её и сказал:
- Оставайтесь, я уже ухожу, опаздываю на поезд. Приеду не раньше, чем через неделю.
Полина отсыпала сахара и муки и сказала:
- Заберешь, а то я у тебя ничего больше ни грамма не возьму.
Визит директора к Полине сразу стал предметом разговора. Любовь  Семеновна сказала:
- Скажу тебе прямо, не обижайся на меня, баба ты красивая, интересный человек, ещё найдётся хороший мужчина. Я знаю, что ты очень любишь своих детей, но не вздумай идти у них на поводу.  А  Максим  Григорьевич, хороший мужик, да я слышала, что в семье у него нелады. Испокон известно, что дети вырастают. Если родители  всю  свою  жизнь  отдают своим детям, то они  вырастают  эгоистами,  а  родители  становятся  им обузой. В данный момент, может, это звучит неуместно и некрасиво,  но жить нужно и для себя. Дети вырастут, поймут и скажут, что  правильно мамка сделала в своё время. Смотри, Полина - сама должна  всё  решать, жить нужно не чувствами, а разумом.
     На октябрьские праздники пришёл Максим Григорьевич, принёс продукты и предложил Полине вместе сходить в кино.
- Слушай, Поля, я развёлся со своей женой, ушёл из  дома,  все  оставил, сыну буду помогать. Делаю тебе предложение - выходи за  меня  замуж. Как директору завода, как  члену  партии,  мне  нужен  был  обязательно развод, иначе в наше время у меня  могли  быть  большие  неприятности по партийной линии. За распутство, многожёнство и прочее могут  прицепиться - дай только повод. Подумай над тем, что я тебе сказал.
- Что думать? Мужчина ты хороший, мне нравишься, но как дети  к  этому отнесутся? Могут плохо подумать и, возможно, будут против.  А  как мы будем жить? – задумчиво сказала Полина.
- Главное, решить основной вопрос. Женщина  ты  умная, все  проблемы будем решать вместе. Детей твоих обижать я не буду. Я люблю тебя, буду любить и твоих детей. Считаю, что и им будет  лучше  и  легче  жить, когда я буду жить с вами. Переберусь к вам, как только появится возможность, выбью квартиру. В данный момент очень сложно. Разговаривал с председателем райисполкома, город забит эвакуированными, есть  люди, которые живут в ужасных условиях.
     Вернувшись, домой, Полина стала рассуждать:
- Моисея не вернёшь. Уже наступили холода, детям нужна тёплая  одежда, обувь, нужно доставать дрова, с питанием с каждым  днем  становится всё труднее и труднее. Надо посоветоваться с Любовью  Семеновной, она женщина толковая и практичная. Да что советоваться? Если  я  буду жить эмоциями, и ждать понравится ли малым детям, то  этим  я  ничего не добьюсь. Некрасиво сейчас выходить замуж, когда идёт война, мужики на фронте воюют, ежедневно, то здесь, то там  приходят  похоронки, а у меня свадьба. Никаких свадеб,  и  хорошего  мужика  упускать  нельзя.  Нужно подумать о себе - откажусь  выходить  замуж - останусь  круглой дурой. Найдёт себе Максим Григорьевич другую бабу, и буду  тогда  кусать себе локти.   
   На следующий день в обеденный перерыв Полина  подозвала  Любовь Семеновну, хотя для себя она уже  всё решила, рассказала ей, мол, так и так.  Максим Григорьевич сделал ей предложение, как быть?
- Полина, и думать нечего, думай о себе, прежде всего детей нужно поставить на ноги. Максим мужик толковый, вы как раз друг  другу  подходите, а что бабская жизнь без мужика, ни пригреть, ни приласкать,  пропащая жизнь. Соглашайся, и хватай его пока он тёпленький.
- Люб, как-то неудобно против людей, идет война, люди на фронте  гибнут, а тут свадьба, да и ему, как директору как-то неприлично.
- Тут, ты права Полина, это дело  надо  обмозговать.  Первым  делом  ты соглашайся, жить он в твою комнату не пойдёт, Женька уже всё понимает, да и вместо твоей койки двуспальную кровать ставить  негде. Пускай думает. А чтобы получить своё удовольствие, он как директор  пошлёт тебя в командировку, по обмену опытом, и сам туда приедет.
- Люба, ты что сдурела, а как же дети останутся одни, да это же не  честно в такое время. Я думаю, что и Максим Григорьевич на это не пойдёт?
-Пойдёт, пойдёт, а за детьми я посмотрю.
       Вечером, придя домой, Полина сказала детям, что выходит замуж, и что Максим Григорьевич будет жить с ними. Сергей вроде бы как  обрадовался и сказал:
- Вот теперь будет больше еды!
Но Женя насупилась и сказала:
- А если папка наш жив, то я его не променяю ни на каких Максимов. Ты, так решила, потому что он директор завода. Я не хочу, чтобы ты за  него выходила замуж. Быстро ты забыла папку.
Женя разревелась:
- Если он придёт сюда жить, я убегу из дома.
- Глупенькая, никого я не забыла. Я папку всегда  любила  и  люблю,  но что сделаешь, если так случилось от нас независящее, я прежде всего забочусь о вас. Ты уже большая девочка, я работаю по двенадцать часов, а жизнь, смотри, какая тяжёлая. А вас надо накормить, одеть, учить, что я одна смогу сделать? Обо мне ты подумала? Ты ещё ребёнок и ничего  не понимаешь в жизни. По твоим понятиям, я должна отказаться от  нормальной жизни ради твоих капризов. Вот ты лет через  семь – восемь  выйдешь замуж, а с кем я останусь?
- Будешь жить со мной, я тебя никогда не  оставлю. Только  три  месяца, как получили письмо, ты уже за первого попавшегося выходишь  замуж, – всхлипывала Женя.
Как ей объяснить ситуацию, что сейчас такое сложное время, да и  вообще без мужчины трудно  жить,  что  можно  упустить  представившуюся возможность, и что нечего ждать лучшего? Полина, решила покончить с этим разговором, и поставить Женю на место, сказав:
- Дорогая Женечка, ты моей жизнью не  распоряжайся, вырастёшь,  распоряжаться будешь своей. Мне здесь истерики не устраивай, сама решу, как мне поступать. Как решу, так и будет.
      После последнего разговора, когда Максим Григорьевич сделал предложение, не появлялся больше двух недель, Полина не знала, что и  думать. То ли он передумал и испугался, что она сразу согласилась, то  ли дал время на обдумывание.  А  здесь  вдруг  понадобилась  его  помощь. Ударили холода, и  возникла проблема с дровами. Теперь уже у Полины пропали всякие сомнения, ей необходим именно такой муж, на которого можно опереться, ей даже стало казаться, не передумал ли он. Зачем ему нужна старуха с двумя детьми, вон, сколько молодых без хвостов. 
       Максим Григорьевич знал,  что  особенно  торопиться  некуда,  если Полина не дура, и что бы у неё на душе ни было, деваться ей некуда.  За это время она уже всё обдумала и безропотно согласится.
- А мне нужна именно такая жена; статная, красивая, умная, заботливая, хозяйственная, трудолюбивая. За год освоила профессию не только практически, но и теоретически. Её присутствие всегда меня  радует,  с  ней не стыдно показаться на людях. Она сразу  привлекает  внимание,  окружающих. С ней охотно заводят беседы. Своей  правдивостью  и  простатой очаровывает собеседников.
Когда Максим Григорьевич, в  очередной  раз  вечером  пришёл,  принёс продукты, подарки, то, не теряя времени на лишние разговоры, как  будто вопрос уже решённый, и разговор идёт о вопросе на заводе, при детях спросил Полину:
- Когда пойдём в ЗАГС?
Она тихо ответила:
- Когда, Вам, будет угодно.
Дети, сидели, молча, не проронив ни слова.
- Я думаю надо обсудить детали, - взволнованно сказала Полина, - сейчас поужинаем и пойдём, погуляем.
- Слушай, Максим, мне ужасно неловко, - и Полина высказала свои сомнения, то  же о чём разговаривала с Любовью Семёновной.
- Знаешь, Полина, ты абсолютно права, я об этом  даже  не  подумал. Но есть одно но; чтобы выбить квартиру,  мы  должны  зарегистрироваться, чтобы на заводе знали, что у  меня есть семья, и нет жилья. Я  уже  договорился, с заведующей ЗАГСа, что она нас  быстро, без  лишнего  шума оформит, и чтобы у меня была бумага. С этим тянуть нельзя.
- Смотри, тебе виднее, я на всё согласна.
      В ближайшее воскресенье с утра Максим Григорьевич вдвоём пришли, в ЗАГС, заведующая их уже там ждала. Их расписали и выдали  свидетельство о браке. Вечером в очень скромной обстановке отметили это событие. Полина пригласила Любовь Семёновну, со стороны жениха было два верных друга. Только Женя вест день и вечер  сидела  надутая. Когда гости  разошлись,  комнату  разделили  простынями;  закуток  для молодожёнов, закуток для кроватей детей.
       Шла война. Немцы рвались к Сталинграду. Максим Григорьевич сутками не выходил из завода. Кровать была узкая,  спать  было  неудобно вдвоём. Полина достала раскладушку, и когда Максим приходил домой, она его, издерганного за день, укладывала на койку, а сама спала на раскладушке. Любовью приходилось заниматься по воскресным дням,  когда детей отправляли в кино. Приходил плотник с завода. Вместо  простыней соорудил перегородки из тёса.
     В самое голодное время - 1942–44 годы - Максим  Григорьевич  через заводскую столовую доставал продукты.  Коммерческий  директор  брал его портфель, у заведующей столовой загружал продуктами и  приносил в кабинет. Уезжая домой  на  полуторке,  Максим  Григорьевич  забирал портфель. В доме, дополнительно к выдаваемой норме, всегда был хлеб, и ещё кое - что к хлебу.
       Так они прожили до начала 1944 года, когда  эвакуированные  стали возвращаться в районы, освобождённые от немцев. Председатель райисполкома, наконец, смог подыскать Максиму  Григорьевичу  подходящую трехкомнатную квартиру в престижном районе Кривощёкова в  трёхэтажном доме на втором этаже. Жильцы - старики этой квартиры  во  время войны умерли, эвакуированные выехали и сдали ключи.

19    Продолжение       http://www.proza.ru/2008/01/30/237