Корни

Галина Харламова
       Теплым весенним вечером вышел Прохор Кузьмич из душной хаты на воздух. Остановился на крыльце, достал из кармана кисет, клочок старой газеты и ловко свернул «козью ножку». По этой части он был большой мастер!
       Табак дед Прохор выращивал сам на делянке за картошкой. Каждый год сажал не больше, не меньше, а чтоб до нового урожая хватило. Созревший табак перетаскивал на чердак, там же сушил и мелко рубил, а потом ссыпал все в чистый холщовый мешок. Хоть и хлопотно, зато бесплатное курево и всегда отменного качества. Соседи недоумевали: «И зачем тебе это надо? В наше-то время столько сигарет в магазине, выбирай любые и кури на здоровье». Но дед никого не слушал, у него на этот счет было свое мнение. «Какой в ваших сигаретах прок? Трава одна! Ни духу, ни крепости! Да и что ишо курить старому казаку? Самосад он же до самых пяток пробирает. Уж ежели курить, так чтоб польза была, а нет, то и нечего дым зря пускать». Многие посмеивались над чудаковатым стариком, но когда Кузьмич угощал кого-то из них своей фирменной «козьей ножкой», шутки тут же и заканчивались.

       Хата Кузьмича стояла на пригорке, аккурат посреди хутора. С крылечка вся округа как на ладони. Глянул старик на Дон, на зеленевшие заливные луга, на хутор свой родной, да так и остался стоять с нераскуренной цигаркой, позабыв обо всем на свете.
А в хуторе буйно цвели сады.  Солнце уже зашло, но еще было довольно светло. Сизый туман стелился над Доном и рваными хлопьями тянулся к прибрежным кустам. На берегу, возле самой воды, неугомонные мальчишки запалили костер. Они подбрасывали в огонь охапки сухого бурьяна, и в чистое вечернее небо вздымались клубы густого едкого дыма. Мальчишки наловили в реке мелких краснопёрок. Сейчас поджарят их на палочках над огнем и тут же съедят. Даже без соли и хлеба эта рыбка
просто объедение!
Вдалеке показалось облако пыли, в вечерней тишине раздалось дружное, многоголосое мычание. Это пастухи пригнали стадо коров. Хозяйки в белых платочках, открыв калитки, выходили встречать  своих любимиц.
«Красота-то какая, Господи! Кажный день на это гляжу, а все не налюбуюсь никак. Как хорошо у нас, и зимой, и летом, и осенью, а уж весной… и говорить нечего! Такой красоты, как у нас на Дону, нигде нет!» - подумал Кузьмич.
Вышел дед со двора, пристроился на старой, расшатанной скамейке, привалившись спиной к забору. Он только сейчас вспомнил, что собирался покурить. «Ну, вот, дожил до весны, слава Богу, теперь можно и помирать», - подумал он. «Хотя нет, рановато ишо! А хто ж картошку сажать будет? А потом придет пора деревья опрыскивать, пчел на луг перевозить. А там жуки на картошку полезут… Да и сено надо заготовить! Чем бабка корову зимой кормить будет? А ишо надо бы у курятника крышу перекрыть, забор кое-где подлатать, половицу на крыльце поменять, хату побелить, новый почтовый ящик на калитку повесить, и дорожку хотелось бы зацементировать, чтоб не месить грязь по осени, да и лавку вот эту надо бы заменить, чтоб ишо на много лет хватило. Во делов сколько! Ну, и когда ж тут помирать? Некогда! Придется погодить до холодов. Хотя помирать в холод тоже плохо. Придут люди могилу копать, замерзнут, обижаться будут, скажут: «Нашел время, старый дурак, поморозил совсем». Вот ведь закавыка какая получается: летом вроде помирать некогда, а зимой – неохота. Как же быть?»
       Задумался дед и не заметил, как на дороге показался Егор Пантелеев, живший неподалеку, рядом с церковью.
-Здорово, Кузьмич! – услышал он знакомый голос.
-Здорово, Алексеич! Ну, ты куды на ночь глядя намылился?
-К внукам, куды ж еще! Одна у меня дорога! Кваску вот им несу.
-А что ж у них своего кваса нет?
-Да откуда ему взяться-то?
       Пантелеев пристроился на лавке рядом с Прохором и протянул руку:
       -Табачком не угостишь? Сыпни трошки. А то от энтих сигарет одна горечь во рту! Бабка берет в магазине какие-то дешевые, а я от них так кашляю, спасу нет!
       -Взял бы семянов у меня, да и посадил свой табак. Я ж тебе уже предлагал, кажись…
       -Так за ним же ходить надо, а я ленюсь, бабку мою тоже не заставишь, ей и огорода хватает.
       Пантелеев закурил и с удовольствием причмокнул – хорош табачок, нечего сказать.
       -А чего молодые вам не помогают, стало быть? – спросил Прохор.
       -Кому помогать-то, Кузьмич? У людей дети как дети, а у меня одна антиллигенция! Ты про сноху-то нашу слыхал? Это ж горе нам с бабкой! Ить указывали нашему дураку – жанись на нашей, хуторской. Сколько девок у нас справных, одна другой лучше! Помнишь, как по нему Любава Скопинцова сохла? А он взял и городскую нашел. «Она, мол, умная!» А толку-то что от энтого ума? Корову доить не могёт, огород не садит, как арбузы солить не знает, даже квас детям не делает. Не получается у нее! Ну, и для чего она нужна, энткая жена, она ж для жизни никак не приспособленная? Расстройство одно! Зато книжки читает и цельными днями пыль в хате трет. «Слишком грязно тут у вас, в деревне», - морщится. Никому не пыльно, а ей пыльно. Никаких терпениев на нее не хватает! Один раз прихожу к ним, а она сидит, и пятки каким-то камнем трет. «Чаво ты их трешь? – спрашиваю. – Чешутся, что ли?» А она обиделась, гутарит: «Да что вы! У женщины ножки должны быть красивыми». Во как! А помнишь, Кузьмич, как раньше-то, невест выбирали?
       Кузьмич кивнул:
       -А то как же, помню! По пяткам и выбирали! Вот хочешь верь, хочешь нет, а я свою бабку по пяткам и разглядел. Да-а! Как сычас помню, на сенокосе это было. В обеденный перерыв сели все кружком обедать. Она сняла чирики и ноги вытянула. Глянул я, а ноги у нее, как у взрослой женщины, натруженные. Хотя было ей тогда всего семнадцать годков. Поглядел я, как ловко она с сеном управляется, и понял, что лучше жены мне не сыскать. Как приклеенный за ней ходил, так и пожанились. И всю жизню живем.
       -Ну, вот и я снохе гутарю. А она в ответ: «Вы отстали от жизни, сычас, мол, все наоборот!» Да что там… Умная дюже! Детям вместо компота колу американскую берет. А что в ней хорошего, один только пшик! Попробовал я один раз энту колу. Цельную ночь потом в животе бурчало. Ну и бурдохлыст, скажу я тебе! Чистая изжога! Сколько раз им гутарил, не давайте вы ее детям, здоровье попортите, а они смеются: «Ничего ты не понимаешь, отец». Совсем из меня дурака сделали! Но у нас-то с бабкой душа болит, вот и ношу квас внукам. Сноха серчает: «Что вы нас позорите!» Но я никак не пойму, что тут зазорного? Ее б воля, так вообще бы детей к нам не пускала, боится, что дурному чему научим. Вот ведь как, Кузьмич, дожился я до чего. Это ведь с детства надо учить уважению к старшим-то, а ее, видать, родители проглядели. Не научили! Ей слово, а она десять поперек. Опять же квас энтот… Ну, что ей чижало к бабке прийтить да научиться его делать? Ведь не чижало же и дело-то тьфу, пустяковое, а не идет. А внуки-то квасок любят, пьют с удовольствием! Так что, Кузьмич, пока мы с бабкой живы, пока ноги ишо ходят, нехай детки попьют кваску вволю, буду носить. Куды ж деваться?


-Так, может, и дожили мы с тобой до наших годов, потому что не пьем всякую дрянь заграничную, - говорит Кузьмич.
-А что ж? Как не крути, оно так и выходит: квас натурально из хлебушка делаем, взвар - из сухих фруктов варим, молоко – опять же от своей коровы. Все ж свое, родное! Ну, и зачем энта кола ишо нужна, не пойму? Ладно, пойду я потихоньку, а то назад потемкам чикилять придется.
-Собак, что ли, боишься? – спросил Кузьмич.
-Да каких там собак! Меня ж кажная собака в хуторе знает! Глаза-то уж не видят. Днем нормально, а в потемках, как слепой кутенок, все кочки соберу. Восьмой десяток скоро разменяю, что ж ты хочешь. Ну, будь здоров, сосед!

Пантелеев ушел, а Прохор задумался. Все же счастливый мужик – сын и внуки рядом с ним в одном хуторе живут, можно видеться хоть каждый день. А вот дети Кузьмича после института остались в городе, так и живут там до сих пор. Внуки могут приехать погостить только на лето, да и то не всегда. Да и что оно лето? Вроде, кажется, что три месяца, так долго, а оно пролетит незаметно. Не успеешь оглянуться, как вот он, сентябрь, внукам в школу пора. Уедут в город и опять старики остаются одни.
       Внуков Кузьмич очень любил и страшно скучал. Осенью и весной вроде ничего, хлопот в огороде много, за работой обо всех горестях забывал, а вот зимой – беда. Зимой-то дел никаких: вышел по хозяйству управиться, воды набрать, покурить и домой. Сядет у печки, сеть рыболовную вяжет или семечки жарит. Но иногда такая тоска нападет, хоть волком вой. Тогда возьмет Кузьмич фотографии внуков, уйдет в спальню, чтоб не мешать бабке телевизор смотреть, поставит их на столе в ряд и начнет с внуками разговаривать, как будто они могут слышать:
-Ну, что, внучики мои жалкие, как у вас дела? Все ли вы здоровы? Как вы там живете – поживаете? А что родители часто вас в угол ставят? Но вы уж на них не серчайте! Заслужили, стало быть. Родители же не будут зазря обижать. Вы уж потерпите, мои дорогие, до лета! Летом приедете к дедушке, зараз все мне расскажете. А мы с бабкой скрипим помаленьку да вас поджидаем. Скучаем вот только дюже.
       Я вот тут на днях бабу снежную во дворе слепил. Здоровая получилась, с меня ростом! Были бы вы тут, порадовались, а так соседи ходят мимо, смеются: «Впал, мол, старый Прохор в детство, снеговиков лепит». Они ж не знают, что это я для вас. А ишо я новую сеть связал, летом на рыбалку за сазанами поедем на всю ночь. Вот где нагутаримся! Главное, вы не болейте и приезжайте поскорей!
       Смахнет старик набежавшую слезу и убежит в коридор курить. В другой раз бабка подойдет к фотографиям, долго смотрит, любуется и вздыхает:
       -Цветочки мои лазоревые, голубчики ясноглазые!
       Покатятся слезы по морщинистому лицу. Утрет она их фартуком и пойдет внукам носочки да варежки вязать. Так и коротают старики долгие зимние вечера.

       Дети давно зовут родителей в город: «Хватит, мол, вам в деревне мучиться! Хоть на старости лет поживете с удобствами». Но старики всегда отказываются. Вот и сейчас подумал Кузьмич о переезде и покачал головой. «Нет, не смогу я там. Родился я на этой земле, тут и помирать буду!»
       -Да что это я опять о смерти на ночь глядя! – одернул себя старик. Хотел было перекреститься на церковные купола да вовремя вспомнил, что крестика сроду не носил. Крякнул с досады и снова полез в карман за табаком. Вот и в церковь сколько раз собирался, а так и не сходил до сих пор...

       На хутор опустилась ночь. С Дона потянуло прохладой, зазвенели комары. Горьковатый дымок от затухающего костра стелился по земле и терялся в густой пене цветущих садов. В темном небе дружно высыпали звезды. Где-то на краю хутора лаяли собаки. То здесь, то там загорался свет в окошках. Закончился полный весенних хлопот день, пора было на покой.
-Дед, ты там не уснул? Иди вечерять, - позвала бабка.
Глянул Кузьмич еще раз на засыпающий хутор и сказал себе: «Нет, рано я помирать собрался! Поживу ишо трошки!»

*чикилять - хромать
*трошки - немного
*жалкий - любимый
*кутенок - щенок
*вечерять - ужинать
*нехай - пускай
*чирики - летняя обувь из мягкой кожи