Словно как в детстве, в очень старой сказке – на город опускалась ночь. Вот уже линия горизонта покрылась россыпью фонарей, какая-то собака вдруг залаяла во дворе и люди заспешили к теплому дому.
Зимой, в тишине, которую нарушает лишь звук капающего крана, приходит необыкновенное чувство. Это таинство природы, которое тебе кажется, ты постигаешь, непонятная, щемящая сердце грусть и ощущение сопричастности себя к целому миру, которое способно в такие моменты растопить любую закостенелую льдышку, если кто-нибудь постучится к ней в дверь и попросит тепла.
Шел снег. На улице был мороз. Сверху заиграл телевизор, а я стоял и смотрел сквозь занавеску на засыпающий город.
Когда наступают подобные этому моменты, хочется кому-нибудь позвонить, сказать, здорово, как дела. Да холод жуть. Ну, ничего. Да отлично. Ну, созвонимся. Пока.
Если ты в такой момент оказался по какой-причине в дали от дома, то ты неизбежно почувствуешь себя самым грустным человеком в мире, который словно маленький одинокий спутник вращается вокруг огромного и далекого мира.
Еще хуже, если в этой далекой стране праздник. Например – Новый Год. Сверху вдруг могут запеть люди. На улице начнут взрываться питарды и фейерверки.
Как-то зимой я в такой же ситуации сдавал экзамены. Был первый курс. Зимняя сессия.
Все нормальные и здоровые люди уже давно спокойно праздновали самый любимый праздник, а я торчал в холодном сером институтском здании с Натальей Михайловной, которой пытался сдать зачет по информатике. Дело даже не в том, что я был неизмеримо глуп или ленив. Как-то все так быстро произошло. Вот вроде лето, солнце – ветерок ласкает лицо – и ,бац, уже тучи, снег, холод и грозные учителя, которые испытывают настоящий праведный гнев, вдруг завидев твой силуэт в конце коридора.
И вот ты уже куришь сигарету за сигаретой и думаешь, как же так, все так быстро произошло. Пытаешься себя успокоить. Например, сравнить себя с ветром, который гуляет по крышам или с небольшой сосулькой, что отражает мимо проезжающие троллейбусы и трамваи.
Варишь сосиски в огромной столовой. Где ничего нет, кроме твоей фигуры, плиты и двух огромных окон со старыми советскими рамами. Папа стоит и смотрит на тебя, оперевшись о стену. Ну не волнуйся. Ну если не сдашь, пойдешь работать, потом поступишь еще куда-нибудь в конце года. Все будет хорошо.
Соседка отмечает, что она никогда бы в жизни не смогла курить при родном отце. И что сосиски нужно варить совершенно иначе. Сначала сосиски и пока не закипят.
А потом я мчался за Натальей Михайловной по коридору. Она поджав губы и свой огромный черный портфель стремительно спускалась по лестнице. Я умолял ее поставить мне зачет.