©
Зейское «побоище»
...о братьях меньших и не только...
В лето 1974 года катапульта судьбы забросила меня с направлением из альма-матер если не на край света, то в места, откуда до него значительно ближе…
Дебаркадер* лежал у берега, в устье Брянты**, словно большое серо-зеленое привязанное животное. Июльский день догорал…
У самого входа на палубу возлежал роскошный сибирский кот чёрного мраморного окраса. Ветер разворошил на нем шерсть, и он приоткрыл большой внимательный темно-зеленый глаз. Другой был прищурено-прикрыт, но и он, я был в том уверен, смотрел на меня сквозь густые прядки все так же внимательно грустно и умно.
Я, было, нагнулся, чтобы «познакомиться», но кот легкой тенью, пренебрегая трапами и правилами приличия, махнул на берег, упруго приземлился на крепкие лапы и скрылся в прибрежных зарослях. Так состоялось мое «знакомство» с Парамоном…
И я стал жить на дебаркадере.
Об этом детище инженеров-корабелов стоит сказать несколько слов. На первой палубе-этаже весьма внушительного плавучего караван-сарая размещался штаб студенческого строительного отряда из Белоруссии (с которым мне предстояло работать в должности мастера) здесь же располагался камбуз - владения Витальевича шеф-повара и вальяжного любимца публики - кота по кличке - Парамон. В остальных помещениях первого этажа и на втором, жили студенты и рабочие, ниже палубы первого размещался трюм, где с потолка струилось нечто, не имеющее ни начала, ни конца во времени, там же сгрудили всякий хлам и там же обитали крысы, сказать неимоверных, ничего не сказать, размеров. Жили эти «неимоверные» в трюме, а бродили всюду, где вздумается. Если такая «строчила» по коридору мимо студентов, они цепенели. На крыс кидались только самые отчаянные.
Общеизвестно, если крыса бежит с любого корыта, жди беду. Другое дело, когда эти твари наводят шмон в кладовке, где хранятся продукты. Тут уж с ними надо бороться.
Поэтому в свое время Витальевич доказал необходимость наличия в отряде кота как штатной единицы. Благодаря стараниям того же Витальевича, малыш вскоре превратился в шикарного сибирского кота. И теперь взоры всех героев комсомольцев и иже с ними были прикованы к подрастающему Парамону.
Витальевич же всеми силами старался внушить Парамону его истинное предназначение и направить его на путь истинный, однако тот, с удовольствием уплетая кусочки мяса и рыбы, не проявлял никакого желания бороться с тварями. Казалось, что все старания шеф-повара были напрасными. Правда, кое-чего Витальевич добился, если ко всем Парамон относился ровно и независимо, то повара отличал, питая к нему особую симпатию. Позволял себя гладить и мурлыкал от удовольствия (этакий мурлыкающий трансформатор). Однако к своим кошачьим обязанностям не приступал ни в какую. Не той, видно был породы, слишком благородных кровей, а потому считавший: не царское это дело…. Кота пробовали натаскивать, как охотничью собаку, но от поднесенной дохлой крысы Парамоша с отвращением отворачивался.
Не известно чем бы все это закончилось, если бы на свою беду «инициативу» не проявили сами крысы…
Ах, как хорошо, как свежо было это летнее утро!
Воздух наполнял свежий смолистый запах. Свободно и радостно дышалось ароматным, свежим воздухом; и на тебе. Витальевич не мог и подумать, что такое приятное июльское утро подарит ему совершенно иные ощущения: пребывая в столь радужном настроении, шеф-повар обнаружил в пустом котле целый прайд трюмных обитателей. Насвистывая, он заглянул в котел, а эти самые "обитатели" смотрели на него оттуда снизу вверх.
Этого повар снести не мог и, ничтоже сумняшеся, сгреб за шкирку шикарного «сибиряка», тершегося тут же, кстати, ничего не подозревавшего и, швырнув обалдевшего от подобного обращения кота к крысам, моментально захлопнул котел. Кот отчаянно взвыл.…Но, как говорится: увы и ах!
Когда Витальевич вскрыл котел, сибирский красавчик с ревом взмыл оттуда свечой по параболе, второй конец которой уперся в ласковое Зейское море. Выбравшись на берег, котяра исчез в излюбленных зарослях. В котле лежали трупы. Кот передушил всех. Беднягу можно было понять: он спасал не только свою драгоценную шкурку, но и репутацию: последняя значила по большому счету для него не менее жизни. Витальевич тщательно вычистил и вымыл, а после надраил до блеска котел, затем, как ни в чем не бывало, приготовил обед, никого, впрочем, не посвящая в подробности разыгравшейся «трагедии».
Правда, обитатели дебаркадера обратили внимание на некоторые странности в поведении своего любимца и его опекуна.
- Витальевич перестал жаловаться на визиты крыс в кладовую.
- Парамон, ранее постоянно болтавшийся на камбузе, теперь тщательно избегал теа-тет с Витальевичем. На камбузе, впрочем, отмечался регулярно, но только в присутствии свидетелей.
- Крысы, еще недавно свободно разгуливавшие, где им вздумается, перешли на нелегальное положение.
Теперь, когда Парамон неторопливо, полный собственного достоинства, вышагивал по дебаркадеру, окидывая спокойным взглядом широко расставленных зеленых глаз свои владения, крысы вежливо исчезали и долго не появлялись. Кот, ранее жавшийся к ногам наиболее отважных обитателей караван-сарая, теперь чувствовал себя полным хозяином территории и гулял сам по себе, где ему вздумается…
Вообще Парамоша оказался компанейским котом. Он быстро приметил, что рано утром я встречаю солнце и вечером провожаю его на покой. Ему, видимо тоже очень нравились эти минуты. Немаловажным для него было и то, что я никакого отношения не имею к «злополучному» котлу. А потому, устроившись рядом, жмуря глаза и тихонечко напевая про себя, он терпеливо ждал, когда солнце свалится за сопку. Распухая на глазах и тускнея, солнце медленно сползало в тайгу. Казалось, вот сейчас, сейчас его пылающий край коснется вершин деревьев, и столб пламени и дыма взметнется к небу. Нет, все обошлось. Солнце скрылось, тотчас стало темнеть, и с берега послышались знакомые голоса птиц. Взглянув на меня, Парамон многозначительно щурил глаза, как бы желая сказать: «А все же это здорово, правда? Сколько раз мы уже видели все это, все равно здорово!»
А потом мы шли с ним на корму. Там тоже было приятно сидеть, подставляя лицо свежему ночному ветерку, и наблюдать за ночным небом.
Черное, все усыпанное крупными, подрагивающими от лютого, космического холода звездами, августовское небо словно раскачивалось над нашими головами. Вот звезды и созвездья покатились в одну сторону. Остановились и вновь покатились, но теперь в другую сторону (с ними раскачивалась и наша лайба). Красиво! Оп, одна звезда сорвалась и, чиркнув дугой, исчезла…
Достоянием общественности «блицкриг» со всеми его подробностями стал значительно позже. (В конце сезона, в аэропорту города Зея, Витальевич открыл мне тайну привязавшегося впоследствии ко мне кота, взяв с меня слово, молчать до поры до времени, хотя бы до отлета).
*Дебаркадер - то же, что плавучая пристань.
**Брянта – правый приток реки Зея.
«Герой» нашего времени, или об этом и вспомнить, с улыбкой, не грех....
Аркадий Витальевич наш шеф-повар-личность в некотором роде выдающаяся, а в своей профессии – Профи, с большой буквы. Он это заслужил: положа руку на сердце, торжественно заявляю: никогда я не питался так вкусно и разнообразно, как у него на этой посудине. Великолепные борщи и антрекоты, бефстроганов, плавающий в неслыханно вкусном соусе, нежный гуляш и изысканно приготовленная дичь, ароматнейшие компоты - бывший повар минского ресторана мог человека с полным отсутствием аппетита накормить до бесчувствия и превратить в отпетого обжору.
Но, как говорится, и светило не без пятен. Время от времени Аркадий Витальевич любил выплеснуть без дела блуждающий по организму адреналин и делал это своеобразно, правда, крайне редко. Но что было, то было.
Я уехал в Снежногорский (основной базовый поселок) сдавать наряды на выполненные работы. Аркадий Витальевич с ребятами: Алексеем (водитель вездехода) и Николаем (Николай Ковш - комиссар отряда) двинули в поселок новые Дамбуки (впоследствии поселок получил название - Береговой) за продуктами. По завершению продуктовой кампании ребяты заехали в местную столовую, прихватив горячительного, где и напоили уважаемого человека, до состояния, так сказать, полного бесчувствия. Витальевич ребят честно предупредил: "Вы знаете, я воздержусь: я пьяный не очень приятный собеседник", но парни не поверили. Через полчаса он уже пил без посторонней помощи. Почти литровый глоток водки Шеф-Повар подлакировал «сухеньким», затем Алексей угостил его из своей фляжки «слезой шамана» (какая-то дикая спиртовая настойка).
А далее… хлопчики заметили у испытуемого в глазах нездоровый блеск. Первое, что он сделал, - ухватил дефилирующую мимо буфетчицу, играющую рубенсовскими формами, за эти самые формы. Сжал в своем грейфере всю ее красоту и расслабленно, безо всякой тонкости восприятия, слушал, как она возопила, апеллируя к окружающим. Справедливости ради надо заметить, что Витальевич, несмотря на свою довольно интеллигентную внешность, имел ручищи мастерового: кулаки у него были едва ли не с ту гирю-пудовку, которой он «крестился» по утрам и вечерам.
Пришлось гвардейцам срочно сваливать. Вывели Аркадия Витальевича под белы рученьки и ведут, причем один переставляет ему ноги, однако он орет, пытается показывать приемы восточных единоборств. В целях конспирации, потащили его к вездеходу задами-огородами.
Но не тут-то было. На темной улочке набрели-таки на мужика с кобелем. Огромная такая помесь эвенкийской лайки, с кем, сказать затруднительно. Что кобель – точно (те еще кинологи). При виде этого кобеля Витальевич возликовал, в момент раскидал мужиков и поманил пса. Тот доверчиво подошел, не чувствуя подвоха и ощущая безмерную любовь Витальевича к братьям меньшим. Того, что произошло дальше, не ожидал никто, и пес в первую очередь…Шеф-Повар сгреб его одной клешней за хвост, другой - за холку, а посредине - Хрясь!!! - и укусил! От неожиданности у песика рефлекторную цепочку самозащиты перехватило.
Все же пес вырвался, взвыл и спрятался за хозяина, который тоже присел от неожиданности.
Аркадий пожелал укусить еще раз, но пес, памятуя о пережитом, уволок своего хозяина, в темноту прекрасной летней ночи. Вслед ему выл и скреб задними лапами землю наш одичавший Шеф-Повар…
Глубокой ночью вездеход прибыл к дебаркадеру. Парамон, как обычно, ожидал «патрона» у входа, но тут сразу почуял недоброе и ретировался в момент. Витальевич вывалился наружу, подошел к трапу (строго по синусоиде), остановился, тщательно примерился и с разгона врезается в правую стойку ограждения, отошел, не менее тщательно прицелился – и хрясть!…в левую. После этого он решил залететь по трапу с разгону. Разогнался изо всех сил, прогремел по гулкой палубе и, оставляя на пути свои очертания, с диким ревом: «Банзай! Вашу маму!», рухнул за борт. Его рев, сравнимый с ревом страдающего от одиночества косолапого "хозяина тайги", подхваченный ветром и разбудивший попутно остальных обитателей караван-сарая, пружиня и вибрируя, долго носился над акваторией будущего Зейского моря. Парни нагнулись через борт, тишина – неужто живота лишился? Дело в том, что посудина обсохла и воды здесь по колено Парамону, а камней уйма… Осторожненько так, не дыша, в воздух:
- Виталич!
Оттуда глухое мычание…
Не веря своему счастью, засуетились, выволокли сердешного, наклонились к нему, стараются угодить.
- Что, Виталич, что?
- и… пить…
Алексей тут же изрядно влил в него из своей неразлучной фляжки и корочку в рот вставил, чтоб зажевал….
Вроде очнулся, поставили. Стоит бедняга, в себя приходит, а изо рта корочка торчит. Постоял, постоял и пошел. Сначала медленно так, медленно, а потом все быстрее и свободнее, и вот уже рысцой побежал, спотыкаясь, бормоча что-то нечленораздельное, и исчез в темном чреве дебаркадера…
По вполне понятным причинам завтрак, обед и ужин на следующий день были отложены, герои комсомольцы перебились в этот день на сухом пайке.
Есть, что вспомнить…