Карадаг- Коктебель

       

   В начале июня 2004г., наконец освобожденная от 15-летнего тягостного домашнего плена, каким-то фантастическим способом совмещаемого с работой, подруга моих еще студенческих лет впервые за эти годы собралась в отпуск. Совершенно внезапно свалившийся ей на голову.
Просто коллега предложила пожить в ее доме пару недель, пока он пустует. И абсолютно задаром. А дом ее располагался в предгорье Карадага в Коктебеле!
Сашка мучилась раздумьями недолго, тормозило ее только то, что никто из домашних ехать с ней не мог. И она позвонила мне – а вдруг? И это «вдруг» случилось. Мне предстоял отпуск, вторая половина которого была уже запланирована, а первая катилась коту под хвост.
И мы радостно отправились в неизведанное для нее и изрядно подзабытое мною одно из лучших мест на Земле.
 Полупустой не сезонный еще поезд..., мы вдвоем в купе в состоянии эйфории, полны неведомо откуда взявшегося авантюризма ( были когда-то у нас с ней поездки – приключения, с моей бесстрашной и невозмутимой Сашенькой...)Конечно, мы стали изрядными занудами, каждая в своем роде, но тут вся эта накипь возрастная растворилась в предвкушении полной свободы и освоения «новых земель»...

   Не доезжая до Феодосии, мы сошли на какой-то станции, что поближе к Коктебелю, и за смешные деньги домчались до подножия Карадага, хотя расстояние там не маленькое. Но какая дорога! Склоны холмов – сплошь виноградники, то степь, то неглубокие ущелья, - все в разнотравье. Воздух, солнце, теплынь, запахи! Мы смотрели, дышали и почти не разговаривали...
Дом разыскали с трудом. Он находился на свежеиспеченной улице частного новостроя, но уже с гордым названием - им.А.Блока, представляющей из себя глинисто-грунтовой, разъезженный и разбитый тракт между холмами с редкими строениями на пологих их спусках разной степени готовности.

«Наш» дом был достроен, но подъехать к воротам было невозможно, так что дальше с помощью водителя мы добрались, обходя мусорные кучи и лягушачье болотце.
 И тут Саша гордо вытащила связку ключей.
Никогда такой не видела. Самый огромный был от ворот, на остальных разнокалиберных были наклейки с указаниями, какой – для чего.
Это была нелегкая работа, не думаю, что открыть сейф было бы труднее. Система запоров и задвижек всех дверей, окон и ставен была довольно хитроумной, но полдня нам хватило на раскупоривание и проветривание изрядно отсыревшего жилья и на то, чтобы отыскать хорошо закамуфлированные от глаз холодильник, электроплитку, посуду и белье.
Все было надежно спрятано, так как за зиму дом обычно разворовывался. Особенным спросом пользовались холодильники( этот был уже третьим). Но нам повезло. Все на этот раз было на месте.
Саше удалось даже разыскать старосту поселка и договориться о водовозке, потому как воды в огромном черном баке у торца дома оказалось совсем мало, кто-то из соседних домов вовремя подсуетился ее откачать... И надо было видеть, как мы забирались по железной лесенке на боку этого бака, сдвигали с него крышку, чтобы увидеть уровень воды(!)
Там было темно и ни черта не видно. И тогда кто-то из нас вспомнил, что уровень воды можно определить простукиванием - ну просто - "Эврика!". Как мы были горды, что додумались, вспомнили хоть что-то из забытых школьных запасов знаний или хотя бы из детективов...

       И мы не только успели в этот первый день облазить близлежащие холмы с пасущимися на них лошадьми и кое-где привязанными на длинных веревках козах среди буйно цветущих горно-степных трав, но и подняться тропой на вершину одного из них, самого высокого.
И замереть над заливом в радостном трепете, и спуститься вниз к набережной, галечному пляжу, к морю.

...И снова на узкой набережной мы толчемся у прилавков с разной чудесной мелочью сувенирной, и оттащить от них одичавшую Сашку нет никакой возможности. Не было дня, чтобы она упустила это захватывающее удовольствие. Снова и снова перебирала она любовно все глиняные и деревянные дощечки, фигурки, а я заодно унюхивалась - упивалась ароматическими маслами и выискивала две подходящие по размеру к моим старым четырем нефритовые игральные кости( для покера нужны шесть!)...
Купили мы все, что хотели, к концу нашего пребывания, так что процессом Сашка наслаждалась долго и со вкусом, обсуждая каждую понравившуюся фиговину с продавцами с таким искренним детским интересом, что никакой досады ее непокупание не вызывало,- наоборот, все стали знакомыми, все радостно встречали ее, показывали новинки, охотно с ней трепались. А я в это время устраивала себе перекур на лавочке, глядя в море, всматриваясь в отроги Карадага, «уплывая» куда-то совсем далеко...

Иногда мы загорали, Сашка даже окуналась пару раз в воду, было не больше 16 гр.,
но чаще мы шли босиком по краю моря, пытаясь каждый раз дойти до Лисьей бухты, но так и не доходили, уставали и возвращались.
В маленькие бутылочки мы набирали с собой воды, к концу набережной она заканчивалась, и тогда мы радостно заполняли освободившиеся бутылочки сухим «Каберне» из огромной бочки, что неизменно венчала собой этот конец набережной... Легкое вино нас замечательно бодрило, и мы продолжали исследовать побережье, осторожно обходя пляж нудистов и глядя в морскую даль...
Саша настойчиво интересовалась, смогла бы я загорать нагишом, да еще в компании таких же голых? И, не дожидаясь ответа, категорически заявляла: "Я - нет! Ведь противно!"
А я смеялась..., вспоминая Евпаторию с ее лечебными пляжами - женским, мужским и детским, где с 50 до 80-х годов все и загорали и купались абсолютно голыми, только что отделенные призрачными заборами, зато вход в море был совершенно беззаборным, и обзор был прекрасен, к тому же мужики вечно висели на этих самых заборах, а дамы стояли на берегу обнаженные, причем самые толстые и грудастые руками поддерживали могучие бюсты, чуть не забрасывая  их на плечи, чтобы под ними хорошо лег загар...
Саша не верила... Но это было истинной правдой.
Помню себя маленькой на этом женском пляже, судорожно удерживающую трусы, которые мама норовила снять. Я спасалась в море, болтаясь там до синевы и дрожания губ, но и выходя на берег, не давала снять с себя мокрые трусы даже под видом переодевания в сухие.
Меня пугало это обилие женской плоти, я потом и баню из-за этого не выносила. Тогда не было моды на изящество дамской фигуры, ценилась упитанность тела, из года в год она росла, эта полнота и приобрела устрашающие размеры после долгих голодных лет...
Но уже в середине 80-х - на том же пляже мы с дочкой с удовольствием загорали и купались топлесс, и женские фигуры вокруг по большей части приобрели эстетически радостные формы.

... «Знаешь, если не слишком стар, не слишком толст и при этом не мужик, то ничего страшного» - отвечала я Саше...

       И вот  однажды  мы поплыли на катере в дельфинарий. Мимо скал Карагада, мимо "Золотых ворот", таких маленьких на его фоне, мимо гротов с крошечными полосками песка у скал... Саша фотографировала без устали.
А я внезапно перенеслась в свои 16 лет,в другую жизнь, другое измерение.
Когда впервые попала в Коктебель на Карадаг, что не был еще запретной зоной, где по его узким козьим тропам над морем, над ущельями, над пропастью иду за ловкой и бесстрашной своей мамой, стараясь не смотреть ни вниз, ни вверх, ни влево, прижимаясь правым боком к скале, а она несется вперед, изредка оглядываясь и торопя меня с презрением и досадой –«Не будь трусихой! Не держись, не смотри вниз, только – вперед!... Посмотри, какая красота! Что ты там застряла?!»... И я, боясь мамы больше любого обрыва, иду все легче, все свободнее, и начинаю незаметно обретать легкость и бесшабашное счастье от того, что у меня это получается, а потому ужасно горжусь собой. И благодарна маме.
...А еще Карадаг для меня – это одно невероятное заколдованное место, затерянное в одном их его ущелий, куда мало кто знал вход и откуда незнающий не смог бы выйти никогда.
Его называли -«ХАОС». Устрашающее название, не правда ли? И оно себя оправдывало. Возможно и скорее всего, когда-то оно было вулканическим кратером.
Тогда, в мои 16 лет я впервые добралась до Коктебеля в сопровождении своего мальчика, заботливо и нежно опекавшего меня всю долгую дорогу в такси –
до Симферополя, потом - Феодосии и дальше, поскольку меня безудержно тошнило, и приходилось останавливать машину, выходить, а попутчики терзались волнующей мыслью - не беременна ли я, что было для меня, пока еще девственницы, совершенной дичью..., просто мой вестибулярный аппарат не признавал никакого транспорта, кроме собственных ног.
Мы ехали через Крым от западного побережья к восточному к моей маме, отдыхавшей там на частной квартире по соседству с Домом отдыха Союза Советских писателей, куда
зазвала ее приятельница бывших лет.
Ей очень хотелось познакомить, сосватать свою одинокую красавицу-подругу, овдовевшую в 34 года. Годы собственных ее бедствий были позади, теперь она была восстановлена в правах, как писательская репрессированная в прошлом жена-вдова. Несколько лет после лагеря она провела в Крыму, обласканная нашей семьей. Возвращение в Москву ей тогда еще было запрещено. Но это совсем другая история...
   Мама знакомилась, но не более того. Сосватать ее удалось, но значительно позже, другой приятельнице, и не в писательской среде.

   На набережной перед писательским домом меня тоже заодно знакомили с уцелевшей частью этого творческого союза или показывали кого-то из "великих" писателей издали.
Я трепетала.
Особенно от знакомства с двумя друзьями – любимыми мною детскими писателями –
Виктором Драгунским и Ильей Зверевым. Конечно, я не помню, что они говорили, перебрасываясь между собой шуточками, но то, что это было уморительно смешно и тонко, осталось в памяти. Отойти от них было невозможно, они вообще были центром притяжения, магнитом.
К магниту этому подтянуло и М.Шагинян ( в сопровождении молчаливой дочери) -
довольно ехидную, хоть и глухую старую уже тогда даму. Она пользовалась очень не совершенным тогда слуховым аппаратом, а потому вещала слишком громко, рассчитывая не только на собеседника, к которому обращалась, но и на собравшуюся публику.Помню с каким гордым достоинством и как бы в укор другим – ленивым, сообщала она о своих походах в горы с клюкой. Ей меня тоже представили. Ни она ни я не поняли, зачем?
Зато Драгунский со Зверевым внезапно предложили всем желающим на следующий день после обеда отправиться с ними в «Хаос» - самое загадочное место Карадага!
На завтра в условленное время мы( человек 10, наверное) собрались на набережной
и, предводительствуемые Виктором Драгунским, двинулись к ущелью. Илья Зверев замыкал шествие. По сравнению с Драгунским , Зверев был более сдержан и тих, но остроумен не менее. И нравился мне даже больше - видимо, загадочностью.
И всегда так - кто-то скажет, - между прочим, без акцентирования, что-нибудь умное - остроумное, и я уже тихо влюблена.

 ...Петляя в подножьях горной гряды, мы углублялись в расщелины цепочкой
друг за другом. Молча просачиваясь сквозь скалы, которые становились все выше и грозно нависали на нами, много раз заворачивая за их уступы, мы внезапно оказались перед огромной площадью, окаймленной остроконечными красно-терракотовыми глыбами, и по всему этому пространству были хаотично разбросаны, навалены такие же валуны, огромные красные камни – обломки скал, обломки какого-то невероятного крушения. Жерло вулкана?...
Мы бродили, ошалевшие, в предзакатных лучах солнца, пробивающихся сквозь вершины и расщелины скал, меж валунов, ощущая себя на другой планете, в другом измерении. Реальность уплыла , казалось, безвозвратно, о ней просто забылось.
И внезапно стало страшно, потому что в этом пространстве, за этими глыбами мы потеряли и не видели друг друга. Темные уже внизу камни, высокая плотная стена подсвеченных красных скал вверху, – «небоскребы, небоскребы, а я маленький такой...», только не в городе, а в вечности...
Еще никто не закричал, но у меня где-то в груди уже зарождался этот крик ужаса и безысходности, когда на одном из валунов внезапно возник Драгунский с бодрым и грозным кличем: «Ну что, страшно?!!!»...И эхо...
Как радостно облегченно все сбежались к нему...И были мы пересчитаны, и снова выстроены в цепочку, и Драгунский спросил: «Кто-нибудь запомнил, как мы сюда зашли?» Все галдели от испуга, конечно, никто ничего не помнил. И больше он нас не терзал. Просто повел за собой в скалу.
Выйти оттуда, не побывав там много раз и не оставив меток, было невозможно.
Проход был за одним из выступов скалы и, чтобы его найти, надо было бы наощупь
обойти все это огромное замкнутое пространство "Хаоса" по периметру, заглядывая за каждый уступ. И каждая расщелина, принятая за проход, могла оказаться тупиком...

       Вот таким мне запомнился Карадаг. И когда мы проплывали мимо прекрасно-мрачных его вулканических терракотовых скал, вспомнились и узкие тропы вершин и «Хаос» в его недрах...
А сейчас там прокладывают туристические маршруты, он снова перестал быть абсолютно запретной зоной, какой был много лет, так что есть возможность снова проникнуть хоть в какие-то его тайны.
       Мы блаженствовали с подругой, несмотря на трудности переходов, холод моря,
эпизодические дожди, когда глинистую нашу «улицу» им.А Блока размывало так, что вытащить ноги можно было только без обуви, а отмыть ее потом... – даже не буду об этом.
Вечерами мы сидели у крыльца, глазели на звезды, темную стену Карадага под боком, слушали бешеное кваканье лягушек в сочетании с отдаленными звуками дискотеки, курили и попивали 4-х-зведный «Коктебель»...
       
А за два дня до отъезда, спускаясь с пологой Волошинской горы, Саша сломала лодыжку.
Как я отговаривала лезть ее туда! Нет, уперлась- «ты тут была, а я – никогда!»...
И счастье, что день был воскресный, народу к Волошину наехало уйма, даже «Скорая» дежурила на всякий случай. И мы предоставили ей этот случай...
Отказавшись взбираться вместе с толпой на вершину, где была могила поэта, и где молодежь собиралась читать его стихи, я поднялась на маленький зеленый холм над заливом, на холме этом стоял маяк, скрытый полупрозрачным строением, а перед глазами полукругом весь залив от Карадага в дымке далеко справа до Лисьей бухты поближе слева, и простор моря впереди, редкие белые катера и яхты в его синеве...
Я устроилась там на скамье, загорая, глядя в море и посматривая на противоположный склон высокой Волошинской горы, по которому сновал народ, и внизу у подножия вдруг увидела эту "скорую"... И возник вдруг тот неуловимый проблеск, - мгновенно промелькнувшая мысль-предчувствие, из тех, что не задерживаются, вызывая беспокойство, а улетают, казалось бы, бесследно..., и только потом, когда все уже случится, ты вспомнишь ее...:
"Скорая" - Сашка!- это внезапное соединение проскочило в голове и испарилось...
А тревога началась позже, после часа ожидания, все нарастая...И я увидела, как ее несут с горы, сидящую на скрещенных руках двух мужчин где-то на середине склона, и встретила уже внизу. Обезболивающее ей ввели еще на горе, но боль все равно были жуткой.
И поехали мы в этой "Скорой" в Феодосию в Гор.больницу, где тут же Сашеньку усадили в кресло-каталку и после мгновенного осмотра повезли на рентген, потом к травматологу.
    Тут мы узнали, что сегодня большой праздник - день мед.работника и, видимо в честь него, переломов сегодня навалом... На юге люди теплые, любопытные, и нам пришлось признаться, что обе мы тоже - "врачихи" , чем очень насмешили дежурного доктора, быстро и деловито гипсующего Сашкину ногу, и конечно, обменялись взаимными поздравлениями (хотя Сашка и шипела мне в ухо, что никогда не знает, когда этот праздник и сомневается, что это праздник вообще)...
Радостно, с самыми добрыми напутствиями мы были отправлены восвояси - Саша снова в кресле-каталке до такси, уже подъехавшее к входным дверям по вызову из больницы.
    И как-то все организовалосьсамо собой: у соседа одолжили костыли, наладили быт, ели клубнику с рынка, запивали коньяком, шутили и смеялись,-т.е., мужественно продолжали радоваться жизни. Вот только звонить домой Сашке ужасно не хотелось, все она могла выдержать, но огорчать своих было выше ее сил...

И нам очень повезло, когда накануне отъезда внезапно заехал к нам водитель, что привез нас сюда, - просто был поблизости, захотел уточнить – не изменились ли наши планы. Нам хватило мозгов договориться с ним по приезде об обратной дороге( к поезду). Увидев наше положение, проникся, сказал, что не подведет. И не подвел.
Посадил в поезд и костыли обещал вернуть хозяину при оказии (и вернул, как потом выяснилось). И сутки в поезде получились не такими страшными. После легкого шока Саша приноровилась прыгать на одной ноге, опираясь на меня и на стенки, и допрыгивала не только до туалета, но и до тамбура, - а покурить?

     С лодыжкой Сашенька маялась около года, перелом был паршивый. Но от поездки
все равно была в восторге, не могла налюбоваться фотографиями – Карадаг с моря, Карадаг с мола - с профилем Волошина бородой в море и тонким профилем Пушкина чуть позади, уже над сушей, холмы в разноцветье, табун лошадей на склоне, Коктебельский залив, рассветы, закаты, и мы обе - две «старые клячи»
- скромно, дальним планом, чтобы не портить вид...