Я задержалась в фойе магазина, замерла перед огромным витринным стеклом, завороженная кипящей и бурлящей снаружи жизнью.
Я не спешу выйти наружу. Я разглядываю желто-коричневых людей, бурые машины и серо-зеленое небо. Люди, они не видят меня. Я им не нужна. Потому что не представляю ровно никакого интереса, если со мной ничего не происходит.
- Извините, можно?.. – Передо мной стояла высокая, худая девушка в пальто и причудливой шляпке, с неуклюжей коробкой в руках. Она хотела выйти из магазина, и я, очнувшись, посторонилась.
Помедлив ещё немного, я только успела взяться за ручку и распахнуть дверь, как с улицы, в мою сторону камнями полетела ругань. Было настолько громко и неожиданно, что я зажмурилась, и сжалась в комок, ожидая звона битого стекла, криков ужаса, скрипа тормозов.
- Ты дрянь! Сука! Какое ты имела право!
Дорогая дама, лет сорока, грузно надвигалась на ту самую девушку, с дурацкой коробкой с настольной лампой. Женщина шла медленно, подавшись всем телом вперед, сжав кулаки и губы. Она была страшной: багровое лицо, в ореоле жиденьких пергидрольных локонов, дергающееся левое веко, перекошенный накрашенный рот. Она невыносимо медленно и страшно плыла мимо меня…
Вдруг женщина, резко вскинув руки, сильно толкнула девушку в грудь, потом снова и снова, пока та, поскользнувшись каблуками на гладкой плитке, не упала на спину.
- Мама!!!
С другой стороны крыльца, расталкивая зевак, выскочила, по всей видимости, дочь женщины. Она кинулась к матери, тянула её за рукава, за полу норковой шубы, пытаясь оттащить от девушки с лампой. Когда девушка упала, женщина налетела на неё и принялась отчаянно молотить руками, приговаривая:
- Дрянь! Дрянь! Дрянь!..
Больше всего поразило лицо девушки: отстраненное, кротко улыбающееся, влажное от слез. Она лежала на спине, вытянувшись в струнку, и обеими руками прижимала к себе коробку; периодически смаргивала удары, глядя куда-то далеко-далеко, мимо этой несчастной женщины, мимо её заплаканной, уговаривающей дочери, мимо зудящей, угрюмой толпы, взирающей на расправу.
У тротуара притормозила машина и из неё вышел мужчина средних лет. Раскидывая толпу, он бросился к женщинам. Когда на импровизированной сцене появилось новое лицо, забурлившая было толпа замерла. Тяжело дыша, мужчина оттолкнул в сторону жену, поднял за локоть девушку, молча достал платок и вытер её разодранную, кровоточащую щеку. Девушка продолжала улыбаться. Слезы катились по лицу, застилая глаза и делая их ещё больше. И сколько страдания и смирения было в этих глазах!..
В стороне, дочь держала под руки мать. Они были поразительно похожи, словно один человек, но в разном возрасте. Дочь плакала, а мать только всхлипывала.
В полной тишине женщина произнесла:
- Как я тебя ненавижу… Ты сломал жизнь всем: мне, дочке… - она помолчала, - ей, - кивнула в сторону девушки. - Скотина… Какая же ты скотина…
На последних словах она как-то вдруг обмякла вся и начала оседать на пол, выскальзывая из рук дочери. Она не потеряла сознания, она сама потерялась, вывалилась из времени, из жизни, и из шубы, обнажая красивые, в изящных, дорогих сапожках ноги. Краснота давно спала с расслабленного лица, теперь оно было просто белым, чистым, без единой эмоции, а глаза - мучительно тоскливыми.
- Папа!!!
Высокий, крепкий, коротко стриженный брюнет, названный «папой», стоял с опущенной головой, продолжая одной рукой поддерживать девушку.
Девушка все так же двумя руками сжимала коробку и улыбалась.
Дочь смотрела умоляюще.
Мать, по кукольному расставив руки и ноги, чуть слышно выла, повиснув на дочкиных руках.
Наконец отец отодвинул девушку с лампой и вышел на середину крыльца. Он смотрел поверх толпы, потом выше, в небо, тяжело вздыхая и глотая слезы, сделал пару стремительных шагов вперед, но, опустив голову, вернулся назад.
Толпа заворожено ждала. Никому и в голову не приходило остановить их.
- Отдай мне ключи… - Не поднимая головы, мужчина протянул руку в тонкой черной перчатке в сторону девушки. Я, почему-то особенно запомнила эту руку, как в кино, когда медленно надвигается камера. Издалека протянутая рука. Она была выставлена с вызовом, жестко, даже жестоко. И все смотрели на эту руку, на раскрытую ладонь. Девушка, не сводя глаз с черной перчатки, дрожащими руками начала доставать ключи. Они предательски цеплялись за содержимое сумки, за подкладку, вытягивая за собой перчатки, часы, домашнюю ключницу. Наконец она положила ключи на его ладонь. Рука сжала связку и исчезла в кармане.
Мужчина поднял голову и оглядел всех вокруг: своих женщин, людей перед крыльцом.
Взгляд бродил по толпе, тяжело, осязаемо, наполненный глубокой, беспредельной тоской и болью. Люди опускали глаза, прятались за спины впереди стоящих, молча, медленно расходились.
Спектакль окончен. На «сцене» остались четверо. Потом женщины ушли, а мужчина сел на ступени. Он оперся локтями на колени, уронил голову на руки и продолжал держать ключи, периодически сжимая их до дрожи в руке.
Жизнь шла мимо, не беспокоя, не тревожа, не дыша.
Через некоторое время кто-то из прохожих случайно задел мужчину и он упал.
Он умер.