Эгоистичный ген

Макарчук Наталья
Ричард Докинз: «Эгоистичный ген»
• Почему ГЕН - главный участник процессов жизни и эволюции, а вовсе не вид, не популяция, даже не конкретная особь и уж тем более человек? И в чем заключается эгоистичность гена?
• Почему эгоистичные гены допускают альтруистичное поведение?
• Как гены контролируют наше поведение?
• Как гены помогают друг другу, находясь в разных телах?
• В чем принципиальная разница между самцом и самкой и почему так отличается их поведение?
• ДНК – это вирус?
• В чем радикальное отличие человека от прочих существс точки зрения гена?

В этом тексте кратко и по возможности доступно изложены основные идеи этой замечательной книги. Тем, кто по-настоящему ими увлечется и поверит – просто необходимо прочитать работу Докинза в оригинале.
Из предисловия автора: «...эту книга задумана с целью поразить воображение. Но это не научная фантастика, это наука. Мы всего лишь машины для выживания, слепо запрограммированные на сохранение эгоистичных молекул, известных под названием генов. Это истина, которая все еще продолжает изумлять меня. Несмотря на то, что она известна мне уже не один год, я никак не могу к ней привыкнуть. Хочется надеяться, что мне хотя бы удастся привести в изумление других».

Итак, все животные – только лищь машины, создаваемые генами для собственного выживания. Основная единица, представляющая самостоятельны и главнейший интерес – это ген. Гены сумели выжить в мире с жесточайшей конкуренцией, значит, у них есть определенные качества. Докинз утверждает, что преобладающим качеством преуспевающего гена должен быть безжалостный эгоизм, а самое главное в эволюции – именно благополучие гена, а не вида, группы и даже индивидуума.
Эгоистичное – это существо, которое своим поведением повышает собственное благополучие в ущерб благополучию другого существа. Альтруистичное поведение приводит к противоположному результату. «Благополучие» - это «шанс на выживание», даже если его влияние на перспективы жизни и смерти так мало, что кажется пренебрежимым.
Чтобы развить и обосновать идею самостоятельности гена, начнем с самого начала – возникновения жизни.

Глава 1. Репликаторы
Существует закон выживания стабильного (более частный случай – закон Дарвина «выживание наиболее приспособленных). Стабильный объект — это совокупность атомов, которая достаточно стабильна или обыкновенна. Это может быть собрание атомов, существующий достаточно давно, чтобы имело смысл дать ему название. Или капли дождя, возникающие с достаточно высокой частотой, чтобы заслуживать общего названия, хотя каждая капля живет очень недолго. Все видимые объекты, сущность которых нам хотелось бы объяснить – это стабильные структуры. Кристаллы поваренной соли стремятся принять кубическую форму, потому что так достигается стабильная упаковка ионов натрия вместе с ионами хлора. Точная форма молекулы белка, такого, как гемоглобин, стабильна в том смысле, что две цепи, образованные одними и теми же последовательностями аминокислот, всегда будут принимать одинаковую трехмерную конфигурацию.
Самая ранняя форма естественного отбора состояла просто в отборе стабильных форм и отбрасывании нестабильных. В этом нет ничего таинственного. Это должно было произойти по определению.
До возникновения жизни на Земле, по всей вероятности, в изобилии были вода, двуокись углерода, метан и аммиак. Химики имитировали химические условия, существовавшие на юной Земле - помещали эти простые соединения в сосуд и подавали энергию, например ультрафиолетовое излучение или электрические разряды, имитирующие молнии. После нескольких недель такого воздействия в сосуде обнаруживали нечто интересное: жидкий коричневатый бульон, содержащий множество молекул, более сложных, чем первоначально помещенные в сосуд. В нем находили аминокислоты, из которых построены белки, составляющие один из двух главных классов биологических молекул. Недавно в таких опытах были получены органические вещества пиримидины, из которых построена генетическая молекула — сама ДНК.
Процессы, аналогичные описанным, должны были дать начало «первичному бульону», из которого состояли моря 3000-4000 млн. лет назад. Однажды образовалась особенно замечательная молекула - Репликатор. Она была способна создавать копии самой себя. Вообразить такую молекулу не так уж трудно, да и возникнуть она должна всего один раз. Репликатор – молекула, состоящая из цепи разного рода более мелких молекул, играющих роль строительных блоков. Эти блоки в изобилии содержались в бульоне, окружавшем репликатор. Каждый строительный блок мог обладать сродством к другим блокам. Всякий раз, когда какой-нибудь блок в бульоне оказывался возле той части репликатора, к которому у него было сродство, он там и оставался. Прикрепляющиеся таким образом строительные блоки автоматически располагались в той же последовательности, что и блоки репликатора. Постепенно один слой накладывался на другой. Но если две цепи разойдутся, то получатся два репликатора, каждый из которых будет продолжать создавать дальнейшие копии. Копии репликатора быстро распространялись по морям. Но запасы молекул для мелких строительных блоков истощались, и образование других крупных молекул стало происходить все реже.
Получилась обширная популяция идентичных копий. Но любое копирование несовершенно. Исходные репликаторы допускали гораздо больше ошибок, чем, допустим, современные ДНК. По мере того, как возникали и множились ошибки копирования, первобытный бульон наполнялся репликаторами разных типов. Для каких-то молекул вероятность распада была больше, чем для других, и их становилось больше потому, что они располагали большим временем для самокопирования. Поэтому долгоживущие репликаторы оказывались более многочисленными и, при прочих равных условиях, в популяции макромолекул должно было возникнуть «эволюционное направление» в сторону большей продолжительности жизни.
Также для рапространения репликатора важна скорость репликации. Если молекулы репликатора типа А создают свои копии в один раз в неделю, а типа Д — один раз в час, то очень скоро число молекул В сильно превысит число молекул А, даже если молекулы А «живут» гораздо дольше, чем В. Так возникло «эволюционное направление», ведущее к более высокой «плодовитости» молекул.
Третий признак репликаторов, сохраняемый отбором, — точность репликации. Если молекулы Х совершают по одной ошибке при каждой десятой репликации, а молекулы У — при каждой сотой, то очевидно, что численность молекул У возрастет, ведь молекулы Х в популяции теряют не только «заблудших детей», но и всех их потомков.
Следующий важный момент - конкуренция. С возрастанием численности репликаторов строительные блоки очень быстро оказались дефицитным и дорогостоящим ресурсом. Репликаторы разных типов конкурировали за них. Они боролись не сознательно, но в том смысле, что любая ошибка копирования, в результате которой создавался более высокий уровень стабильности или способ, позволяющий снизить стабильность противников, автоматически сохранялась и размножалась. Некоторые из репликаторов могли «открыть» химический способ разрушения молекул-противников и использовать освобождающиеся при этом строительные блоки для создания собственных копий. Другие репликаторы открыли способ защитить себя химически или физически белковой стенкой. Репликаторы стали не просто существовать, но и строить для себя некие носители, обеспечивающие им непрерывное существование.

Глава 2. Бессмертные спирали
Все мы служим машинами выживания для репликаторов одного и того же типа — молекул ДНК. Обезьяна служит машиной для сохранения генов на деревьях, рыба — для сохранения их в воде; существует даже маленький червячок, сохраняющий гены в кружочках, подставляемых в Германии под кружки с пивом. Пути ДНК неисповедимы.
ДНК состоит из пары нуклеотидных цепей, свернутых вместе в «двойную спираль». Нуклеотидные строительные блоки бывают только 4 типов А, Т, Ц и Г. Они одинаковы у всех животных и растений. Но последовательность блоков у данного человека отличается не только от их последовательности у улитки, но и от последовательности любого другого человека.
Каждая из клеток содержит полную копию ДНК, свойственной данному телу. Эта ДНК - как набор инструкций по построению тела, записанных с помощью А,Т,Ц,Г-алфавита. Представим громадное здание, где в каждой комнате стоит шкаф, содержащий чертежи, по которым это здание строилось. В клетке таким «шкафом» служит ядро. «Чертежи» для человеческого тела составляют 46 томов. Эти «тома» - хромосомы. «Лист» - ген.
Молекулы ДНК несут две важные функции. Первая - они создают копии самих себя. Взрослый человек состоит из 10 млрд клеток, но в момент зачатия он представлял собой всего одну клетку, наделенную одной исходной копией «чертежей». Вторая функция – реализация планов по построению тела. ДНК контролирует изготовление молекул другого вещества — белка. Белки не только составляют большую часть физической структуры тела; они осуществляют также чуткий контроль за всеми химическими процессами, происходящими внутри клетки. Гены косвенно регулируют построение организмов, и влияние это одностороннее: приобретенные признаки не наследуются. Гены используют тело для того, чтобы оставаться неизменными.
Построение организма — мероприятие кооперативное, и внутренние связи в нем так сложны, что отделить вклад одного гена от вклада другого почти невозможно. Данный ген может оказывать самые разнообразные воздействия на совершенно разные части тела. Данная часть тела может находиться под влиянием многих генов и эффект каждого отдельного гена зависит от его взаимодействия со многими другими генами. Поэтому важно понять, что каждое отдельное тело представляет собой лишь временное транспортное средство для короткоживущей комбинации генов. Комбинация генов, г. е. каждый отдельный индивидуум, может быть короткоживущим, но сами гены потенциально являются долгоживущими. Отдельный ген можно рассматривать как единицу, продолжающую существовать в ряду многочисленных последовательных индивидуальных тел.
Для дальнейший рассуждений необходимо вкратце изложить основные явления пола.
46 хромосом состоят из 23 пар. в ядре каждой клетки хранятся два альтернативных набора по 23 тома чертежей в каждом. Назовите их том 1а и том 1 б, до тома 23а и тома 236. Мы получаем каждую хромосому в целости и сохранности, от одного из наших двух родителей, в семеннике или яичнике которых она была собрана. Тома 1а, 2а… поступают, скажем, от отца. Тома 16, 26… - от матери. Каждый том, полученный от отца, можно считать альтернативой одного определенного тома, полученного от матери. Например, 6-й лист тома 13 а и 6-й лист тома 136 могут касаться цвета глаз; возможно, в одном значится «голубые», а в другом «карие». Что же делает тело, если они дают противоречивые «рекомендации»? Иногда одна инструкция перевешивает другую. Ген, который игнорируется, называется рецессивным, а противостоящий ему ген — доминантным. Гораздо чаще в тех случаях, когда два альтернативных гена не идентичны, тело создается по промежуточному или даже совершенно иному плану. Если два гена конкуренты, стремящиеся занять одно и то же место в данной хромосоме, их называют аллельными друг другу, или аллелями (соперниками).
Гены конкурируют за выживание со своими аллелями, содержащимися в генофонде, поскольку эти аллели стремятся занять их место в хромосомах последующих поколений. Любой ген, поведение которого направлено на то, чтобы повысить собственные шансы на сохранение в генофонде за счет своих аллелей, будет стремиться выжить (в сущности, это тавтология). Ген представляет собой основную единицу эгоизма.
НО. Как бы независимо и свободно ни совершали гены свое путешествие из поколения в поколение, их никак нельзя считать свободными и независимыми в роли факторов, регулирующих эмбриональное развитие. Они сотрудничают и взаимодействуют как между собой, так и с внешней средой неимоверно сложными способами. Никто не станет утверждать, что растение пшеницы можно получить из одного только нитрата. Очевидно, что для этого необходимы также семена, почва, солнечный свет, вода... Но если все другие факторы остаются на постоянном уровне, добавление нитрата улучшит рост пшеницы.
Поэтому аллели гена— его злейшие соперники, но другие гены — лишь часть его среды.

Это обычное деление клетки на две новые, каждая из которых получает полную копию всех 46 хромосом, называют митозом. Деление другого типа происходит только при образовании половых клеток - сперматозоидов и яйцеклеток. Это единственные клетки человека, содержащие только по 23 хромосомы. Мейоз — это клеточное деление, когда клетка, содержащая полный набор 46 хромосом, делится, образуя половые клетки с одним набором из 23 хромосом. Теоретически возможно, чтобы индивидуум наделил один из своих сперматозоидов целиком хромосомами материнского происхождения, т.е. томами 1б, 2б..23б. Но на самом деле такого грубого распределения на уровне целых хромосом не происходит. При образовании сперматозоида отдельные пачки листов из одного тома отделяются и обмениваются местами с соответствующими пачками из альтернативного тома. Поэтому каждый сперматозоид, образуемый данным индивидуумом, отличается от остальных. Подобным же образом в яичниках формируются яйцеклетки, каждая из которых чем-то отличается от других. Процесс обмена участками хромосомы называют кроссинговером.
Кроссинговер состоит в том, что из материнской и отцовской цепи вырезаются и обмениваются друг с другом соответствующие участки, независимо от того, что на них записано.
В заглавии этой книги слово «ген» — любая порция хромосомного материала, сохраняющаяся на протяжении достаточного числа поколений, чтобы служить единицей естественного отбора. Или ген — это репликатор с высокой точностью копирования.
При любом определении ген должен составлять часть какой-то хромосомы. Чем короче часть, тем дольше она имеет шансы выжить. И тем менее вероятно, что она будет разорвана при кроссинговере.
Случайное объединение в результате кроссинговера субъединиц — способ возникновения новой генетической единицы. Другой способ называется точковой мутацией. Это как опечатка в книге. Она случается редко, однако очевидно, что чем длиннее генетическая единица, тем скорее можно ожидать, что в ней возникнет изменение в результате мутации в какой-то ее точке. Другую редкую ошибку, имеющую важные долгосрочные последствия, назвали инверсией. Она возникает, когда участок хромосомы, выщепившись из нее, поворачивается на 180° и в таком повернутом положении вновь занимает свое место.
Если естественный отбор будет благоприятствовать новой сформировавшейся «генетической единице», то она распространится в будущей популяции. Один из лучших примеров этого касается явления, известного под названием мимикрии.
Некоторые бабочки обладают неприятным вкусом. Они обычно имеют яркую «предупреждающую» окраску. Птица, которая однажды попробовала съесть невкусную бабочку, избегает хватать всех похожих бабочек. В их число входят бабочки с подражательной окраской, так что естественный отбор благоприятствует генам, детерминирующим такую окраску. Данная бабочка может подражать лишь одному виду, а не всем сразу. Но у некоторых мимикрирующих видов обнаружено очень странное явление: одни особи данного вида подражают одному «невкусному» виду, а другие - другому. Промежуточные особи, подражаюище обоим видам сразу, не рождаются. Создается впечатление, что какой-то один ген определяет, будет ли данная особь подражать виду А или виду В. Но один ген не может контролировать столько признаков сразу. Однако в результате автоматического «редактирования», осуществляемого случайными перестройками генетического материала, большой кластер прежде обособленных генов объединяется в данной хромосоме в прочно сцепленную группу. этот кластер ведет себя как единый ген, и у него имеется «аллель», представляющий собой на самом деле другой кластер. Один кластер содержит цистроны, обеспечивающие подражание виду А, а другой - цистроны, определяющие подражание виду В. Каждый кластер так редко разрывается при кроссинговере, что в природе никогда не встречаются бабочки промежуточного типа, но они довольно часто появляются при массовом разведении в лаборатории.

Каждый организм должен существовать в большом числе копий, и по крайней мере некоторые организмы должны быть потенциально способны выжить — в форме копий — в течение значимого периода эволюционного времени. Этими свойствами наделены мелкие генетические единицы, а индивидуумы, группы и виды таких свойств лишены. Ген нельзя считать неделимым, но делится он редко. К тому же ген никогда не стареет; он с равной вероятностью может умереть в возрасте миллиона или ста лет. Гены бессмертны. Отдельная особь — слишком крупная и слишком преходящая генетическая единица, чтобы ее можно было назвать значимой единицей естественного отбора. Группа индивидуумов - вообще временные агрегации или федерации. Они не остаются стабильными в эволюционном масштабе времени. Популяции могут сохраняться довольно долго, но они постоянно смешиваются с другими популяциями, утрачивая при этом свою идентичность. Отдельный организм кажется достаточно дискретным, пока он живет, но, Боже, как недолго это длится! Каждый индивидуум уникален. Эволюция невозможна, если все, чем вы располагаете — выбор между организмами, каждый из которых имеется лишь в одном экземпляре! Половое размножение — это не репликация. Хромосомы также уходят в небытие, подобно пачке карт, полученных каждым из игроков и отыгранных вскоре после сдачи. Но с самими картами-генами при тасовке ничего не происходит. Гены не разрушаются при кроссинговере, они просто меняют партнеров и продолжают двигаться дальше. Они — репликаторы, а мы-машины, необходимые им для того, чтобы выжить.

Половое размножение может показаться парадоксальным для эгоистичного гена, поскольку это «неэффективный» способ размножать гены: каждый ребенок получает только 50% генов данной самки, а остальные 50% поставляет ее половой партнер. Однако, если рассматривать индивидуум как машину выживания, создаваемую короткоживущей конфедерацией долгоживущих генов, то «эффективность» с точки зрения индивидуума в целом окажется несущественной. Половое размножение и его альтернатива — размножение бесполое — будут рассматриваться как признак, контролируемый одним геном, подобно такому признаку, как цвет глаз. Ген, «определяющий» половое размножение, манипулирует всеми остальными генами в своих эгоистичных целях. То же самое делает ген кроссинговера. Существуют даже особые гены, называемые мутаторами, которые управляют частотой ошибок, допускаемых при копировании других генов.
Половое размножение и кроссинговер как бы обеспечивают сохранение современного эквивалента первичного бульона в жидком состоянии. Благодаря им генофонд все время хорошо перемешивается, а гены частично перетасовываются.

Глава 3. Генная машина
Эта глава посвящена поведению — умению быстро двигаться, которое широко используется животной ветвью машин выживания.
Одно из самых удивительных свойств машины выживания — ее явная целенаправленность. Оно тоже находится под контролем генов. Но Гены регулируют поведение своих машин выживания не непосредственно, а косвенно, подобно составителю программы для компьютера. Все, что они могут сделать, это заранее снабдить свои машины необходимыми инструкциями; затем машины действуют самостоятельно, а гены пассивно сидят внутри них. Пассивность, возможно, следствие проблем, порождаемых отставанием во времени.
Сложность в том, что все необходимые инструкции должны быть заложены в тело заранее. После того, как эмбрион сформировался, гены уже ничего не могут исправить. Программа должна быть создана таким образом, чтобы она могла работать во всех условиях, меняющихся день ото дня. Генам необходимо было создать инструмент, который бы изо дня в день принимал за них решения. Им стал мозг.
Гены обладают способностью, аналогичной предвидению. Гены белого медведя могут предсказать, что их еще неродившейся машине выживания придется жить в холоде. Они не думают об этом как о пророчестве: они просто создают толстую меховую шубу, потому что они делали это раньше, когда находились в других телах, и потому что именно благодаря этому они еще сохранились в генофонде. Если бы климат Арктики изменялся так быстро, что медвежонок родился бы на свет в тропической пустыне, то предсказания генов оказались бы ошибочными и им пришлось бы платить штраф: медвежонок умер бы, а вместе с ним и сами гены.
Гены обязаны заранее запрограммировать мозг таким образом, чтобы он в среднем принимал решения, которые обеспечивали бы выигрыш. Валюта — это выживание. Один из способов, позволяющих генам решать проблему предсказаний при достаточной непредсказуемости условий среды, состоит в том, чтобы снабдить машину выживания способностью к обучению. программа может быть, к примеру: «Ощущения, определяемые как вознаграждение: сладкий вкус во рту, оргазм, комфортная температура.перечень неприятных ощущений: боль, тошнота, чувство голода, плачущий ребенок. Если вы совершили какой-то поступок, за которым последовала одна из этих неприятностей, не делайте этого больше, но повторяйте все те действия, за которыми последовали вознаграждения». Преимущество такого программирования в том, что оно сильно сокращает число подробных правил; и позволяет справляться с непредсказуемыми изменениями среды.
Интереснейший способов предсказывать будущее - моделирование. Моделирование безопаснее и быстрее проб и ошибок. Моделирование — такая удачная идея, что машины выживания должны были открыть ее первыми. Ведь они придумали многие другие приспособления задолго до человека: фокусирующая линза и параболический отражатель, гармонический анализ звуковых волн, дистанционное управление, звуковая локация, буферная память и т.д.
Эволюция способности к моделированию привела к субъективному осознанию. Сознание можно представить как кульминацию некого эволюционного процесса, в итоге которого машины выживания стали способных принимать решение независимо от верховных хозяев-генов. Мозг теперь не только изо дня в день занимается всеми делами машин выживания; он способен предсказывать будущее и действовать соответственно.
Не забывайте, что эволюция происходит постепенно, путем дифференциального выживания генов, входящих в данный генофонд. Поэтому для того, чтобы тот или иной тип поведения — альтруистичный или эгоистичный — мог эволюционировать, необходимо, чтобы ген, определяющий этот тип поведения, сохранялся в генофонде более успешно, чем его ген-соперник.
Вот одно интересное исследование. Он служит моделью того, как могло бы наследоваться альтруистичное поведение. Медоносная пчела подвержена инфекционному заболеванию - гнильца пчел. Оно поражает личинок в ячейках. Существуют линии пчел с повышенной санитарной активностью, где рабочие особи выявляют зараженных личинок, вытаскивают их из ячеек и выбрасывают из улья. Другие линии не практикуют такое оздоровительное детоубийство, и подвержены эпидемиям. Связанное с этим актом поведение довольно сложное. Рабочие пчелы «санитарных» линий должны обнаружить все ячейки с больными личинками, снять с них восковые крышечки, вытащить личинку, протащить ее через леток и выбросить на мусорную свалку. У. Ротенбьюлер скрестил матку одной линии с трутнем другой, а затем наблюдал за поведением дочерних рабочих пчел. Он обнаружил, что в дочерних ульях первого гибридного поколения все пчелы вели себя как представители обычных линий; повышенная санитарная активность их родительской особи казалась утраченной, но ген санитарной активности лищь находился в рецессивном состоянии. Когда Ротенбьюлер провел возвратное скрещивание гибридов первого поколения с чистой «санитарной» линией, он получил замечательные результаты.
Дочерние ульи распались на три группы. В одной группе наблюдалось безукоризненное «санитарное» поведение, в другой оно совершенно отсутствовало, а в третьей было половинчатым - рабочие пчелы вскрывали восковые ячейки, содержавшие больных личинок, но не выбрасывали личинок. Ротенбьюлер высказал предположение, что у пчел имеются два гена: один определяет вскрывание ячеек, а другой выбрасывание личинок. Ротенбьюлер предположил, что в его экспериментальной группе могла быть подгруппа, обладавшая геном выбрасывания личинок, но неспособная проявить это, поскольку у ее особей не было гена вскрывания ячеек, и доказал это изящным способом — он вскрывал ячейки сам. Конечно, после этого у половины пчел, казавшихся «несанитарными», стало наблюдаться совершенно нормальное поведение, т. е. выбрасывание зараженных личинок.
История показывает, что можно говорить о «гене, определяющем такое-то поведение». Затем эта история иллюстрирует, что гены «кооперируются» в своих воздействиях на поведение «коммунальной» машины выживания. Ген выбрасывания личинок бесполезен, если его не сопровождает ген вскрывания ячеек, и наоборот. А между тем, как показывают генетические эксперименты, эти два гена вполне могут разделяться. В том, что касается их полезной деятельности, их можно рассматривать как одну кооперативную единицу, но в качестве реплицирующихся генов это два свободных и независимых фактора.

Глава 4. Агрессия
Для любой машины выживания другая машина (кроме детенышей или близких родственников) - часть среды обитания; это нечто, преграждающее путь, или что можно использовать. А естественный отбор благоприятствует тем генам, которые управляют своими машинами выживания так, чтобы те как можно лучше использовали свою среду.
Машины выживания одного вида более непосредственно покушаются на жизнь одна другой. Одна из причин в том, что половину популяции вида данного индивидуума составляют потенциальные брачные партнеры или потенциальные усердно работающие и пригодные для эксплуатации родители его потомков, трудами которых можно воспользоваться. Другая причина в том, что представители одного и того же вида, являясь машинами для сохранения генов в одинаковых местообитаниях и ведут один и тот же образ жизни, самым прямым образом конкурируют за все необходимые ресурсы.
Логичный образ действия для машины выживания, по-видимому, в том, чтобы убивать своих соперников, а затем лучше всего съедать их. Так почему животные при каждой представившейся возможности не вступают в бой, чтобы убивать соперников, принадлежащих к их виду?
Откровенная драчливость дает не только какие-то преимущества; за нее приходится расплачиваться, причем плата не ограничивается такими очевидными расходами, как потеря времени и энергии. Например, индивидуумы В и С мои соперники и я случайно встретил В. Мне как эгоистичному индивидууму разумно его убить? Но С также мой соперник, и одновременно соперник В. Убив В, я тем самым окажу услугу С, убрав одного из его соперников. Может быть, лучше не убивать В, потому что он мог бы в таком случае вступить в конкуренцию или в драку с С, что косвенным образом оказалось бы благоприятным для меня. Другая ситуация. Если В - морской слон, имеющий большой гарем самок, а я — другой морской слон — могу, убив его, заполучить этот гарем, то мне безусловно следует попытаться сделать это. Но даже такая избирательная драчливость сопряжена с риском и потерями. Решению о том, вступать или не вступать в драку, в идеале должны предшествовать сложные расчеты «расход-приход».
Мейнрад Смит совместно с Джоном Прайсом в своих исследованиях на эту тему используют теорию игр. Главная концепция Смита, — концепция эволюционно стабильной стратегии (ЭСС ). «Стратегия» — это предварительно запрограммированная линия поведения. «Нападай на противника; если он спасается бегством — преследуй его; если он наносит ответный удар — убегай от него». ЭСС, определяется как стратегия, которая, если она будет принята большинством членов данной популяции, не может быть превзойдена никакой альтернативной стратегией .
Поскольку каждый индивид стремится максимизировать собственный успех, единственной стратегией, способной сохраниться, будет та, которая, возникнув однажды, не может быть улучшена одним отклоняющимся индивидуумом. ЭСС будет сохраняться: отклонение от нее будет наказываться отбором.
Рассмотрим один из простейших гипотетических случаев. в популяции данного вида соперничающие индивидуумы используют две стратегии - ястреба и голубя. Ястребы всегда дерутся неистово и безудержно, отступая лишь при серьезных ранениях. Голуби же ограничиваются угрозами и никогда не наносят противнику повреждений. Если Ястреб сражается с Голубем, то Голубь быстро убегает, оставаясь невредимым. Ястреб дерется с Ястребом до тех пор, пока один из соперников не получит серьезной раны или не будет убит. Если Голубь сталкивается с Голубем, то ни один из них не страдает. Пусть индивидуум не может заранее знать, с кем ему предстоит драться — с Ястребом или Голубем. Произведем произвольную оценку результатов конфликта: 50 очков за выигрыш, 0 — за проигрыш, -100 за серьезную рану и -10 — за потерю времени в длительном поединке. Индивидуум, имеющий в среднем большой выигрыш, это тот индивидуум, который оставляет после себя большое число своих генов в генофонде.
Какая стратегия является стабильной — стратегия Ястребов или стратегия Голубей? Вычислим средние выигрыши. Допустим, популяция целиком состоит из одних Голубей. В их драках пострадавших не бывает. Состязания представляют собой что-то вроде игры в «гляделки», которые заканчиваются только тогда, когда один из противников отступает. Победитель получает 50 очков — цена ресурса, из-за которого возникла драка, но он платит штраф, равный -10, за потерю времени, так что его выигрыш равен 40 очкам. Побежденный платит штраф (-10) за потерянное время. В среднем следует ожидать, что каждый отдельный Голубь победит в половине турниров, а в половине проиграет. Его средний выигрыш за один турнир равен среднему между +40 и -10, т.е. +15. Каждый отдельный Голубь в популяции, очевидно, существует вполне благополучно.
Допустим теперь, что в популяции в результате мутации появился Ястреб. Поскольку этот Ястреб — единственный в округе, во всех его драках в роли противника может выступать только Голубь. Ястребы всегда побеждают Голубей, так что он получает 50 очков за каждую драку и его средний выигрыш равен + 50. Он обладает огромным преимуществом над Голубями с их чистым выигрышем +15. В результате гены Ястреба быстро распространяются в популяции. Но теперь уже Ястреб не может рассчитывать на то, что каждым его противником будет Голубь. В экстремальном случае все драки теперь будут происходить между двумя Ястребами. При драке Ястреба с Ястребом один из них получает тяжкие повреждения, в -100 очков, а выигрыш победителя составляет +50. Так что ожидаемая средняя оценка за одну драку равна среднему между -25.
Пусть теперь в популяции Ястребов появился Голубь. Он побежден во всех драках, но при этом остается невредимым. Его средний выигрыш в популяции Ястребов равен 0, тогда как средний выигрыш Ястреба в популяции Ястребов равен -25. Поэтому голубиные гены будут иметь тенденцию распространиться в популяции.
Впечатление, что в популяции непрерывно происходят колебания. Ястребиные гены достигают превосходства; затем, вследствие преобладания в популяции Ястребов, преимущество получают голубиные гены, численность которых возрастает до тех пор, пока ястребиные гены снова не начнут процветать, и так далее. Однако между Ястребами и Голубями существует стабильное соотношение. Для используемой нами произвольной системы очков стабильное соотношение между Голубями и Ястребами составляет 5/12: 7/12 По достижении его средний выигрыш для Ястребов точно равен среднему выигрышу для Голубей. Поэтому отбор не оказывает предпочтения ни тем, ни другим. Если число Ястребов в популяции начнет возрастать, так что их доля станет выше 7/12 у Голубей начнет возникать дополнительное преимущество и соотношение вернется к стабильному состоянию. Колебания вблизи стабильной точки, если они имеются, не будут слишком сильными.
Если каждый индивидуум способен вести себя в каждом отдельном состязании либо как Ястреб, либо как Голубь, то может быть достигнута ЭСС, при которой все особи с равной вероятностью могут вести себя как Ястребы, в данном случае - с вероятностью 7/12.
Этот вариант соперничества, как и многие другие – симметричен. Существует три главных вида симметрии. Первая - Размеры. Второй – величина выгоды, которую принесет победа. Например, старый самец, которому в любом случае осталось недолго жить, получив рану, потеряет, вероятно, меньше, чем молодой, который в течение долгого времени еще способен к размножению.
Третий тип симметрии представляет собой странное следствие из одной ассиметрии. Такая асимметрия возникает обычно в тех случаях, когда один из противников появляется на месте состязания раньше другого. Назовем первого «Резидентом», а второго «Захватчиком». Эволюционно стабильной могла бы стать следующая стратегия: «Если ты Резидент — нападай; если ты Захватчик — отступай». Противоположная стратегия: «Если Резидент — отступай, если Захватчик — нападай», также может быть стабильной. Какая из этих двух ЭСС будет принята данной популяцией, зависит от того, которая из них раньше завоюет большинство в популяции. Предположим, например, что все особи придерживаются стратегии «Резидент побеждает, Захватчик отступает». Это означает, что половину своих битв они выигрывают, а половину проигрывают. Они никогда не бывают ранены и никогда не тратят время попусту. Допустим теперь, что появился новый мутантный мятежник и он применяет стратегию Ястреба в чистом виде, т. е. всегда нападает и никогда не отступает. Он будет побеждать в тех случаях, когда его противник ведет себя как Захватчик. Если же противником окажется Резидент, то он серьезно рискует получить травмы. В среднем его выигрыш будет ниже, чем у индивидуумов, придерживающихся произвольных правил ЭСС. Мятежнику, пытающемуся нарушить конвенцию «Если Резидент — беги, если Захватчик — нападай», приходится еще горше. Он не только чаще оказывается раненым, но и реже выходит победителем.
Однако стратегия «Захватчик побеждает. Резидент отступает» несет в себе тенденцию к саморазрушению; в любой популяции, стойко придерживающейся этой ЭСС, индивидуумы всегда будут стремиться никогда не оказаться в роли Резидентов: они при каждой встрече будут стараться выступать в роли Захватчиков. Достигнуть этого они могут лишь с помощью безостановочного, и в остальном бессмысленного, перемещения! В популяции, стойко придерживающейся другого стабильного состояния — «Резидент побеждает, Захватчик отступает» — естественный отбор будет благоприятствовать выживанию индивидуумов, стремящихся быть Резидентами. Для каждого индивидуума это означает держаться за определенный участок земли, покидая его как можно реже и создавая видимость, что он его «защищает». Как хорошо известно, подобное поведение обычно наблюдается в природе и получило название «защита территории».
Наилучшую из всех известных демонстраций этой формы асимметрии в поведении предложил великий этолог Нико Тинберген. В одном из его аквариумов жили два самца колюшки. Эти самцы построили себе по гнезду на противоположных концах аквариума и каждый из них «защищал» территорию вокруг собственного гнезда. Тинберген поместил каждого из самцов в отдельную стеклянную банку и, сблизив банки, наблюдал, как самцы пытаются вступить в драку через стекло. Самое интересное: когда Тинберген приближал обе банки к той стенке аквариума, где находилось гнездо самца А, последний становился в позу нападения, а самец В пытался отступить; если же он приближал банки к территории самца В, то самцы менялись ролями. Оба самца, очевидно, действовали в соответствии с простой условной стратегией «Если ты Резидент — нападай, если Захватчик — отступай».
Итак, «Защита» территории, быть может, некая ЭСС, возникающая вследствие асимметрии во времени прибытия.
Каннибальская стратегия оказалась бы нестабильной потому, что слишком велика опасность ответного удара. В конфликтах между представителями разных видов это менее вероятно; поэтому-то многие жиротные-жертвы убегают, вместо того, чтобы дать сдачи. Это проистекает из того, что взаимодействию между двумя животными разных видов свойственна асимметрия — большая, чем асимметрия между членами одного вида. когда между противниками существует сильная асимметрия, эволюционно стабильными стратегиями, вероятно, будут условные стратегии, зависящие от данной асимметрии. Возникновение стратегий, аналогичных стратегии «Если ты мельче — убегай, если крупнее — нападай», весьма вероятно в стычках между представителями разных видов, потому что между ними имеется так много асимметрий.
Сверчки сохраняют в памяти общие представления о событиях, происходивших в прошлых стычках. Р. Александер (R. D. Alexander) с помощью моделей сверчков одерживал победы над настоящими сверчками. После таких испытаний настоящие сверчки чаще проигрывали битвы с другими настоящими сверчками. Если группу животных, действующих с учетом воспоминаний о прошлых битвах, содержать в течение некоторого времени вместе, не допуская к ним посторонних индивидуумов, в ней возникнет своего рода иерархическая структура. Индивидуумы более низкого ранга обычно отступают перед индивидуумами более высокого ранга. Даже если вначале все индивидуумы выигрывают и проигрывают по закону случая, среди них все равно устанавливается иерархическая структура. Кстати сказать, это приводит к тому, что число серьезных драк постепенно идет на убыль.
Генофонд— это та среда, в которой ген находится долго. «Хорошие» гены отбираются вслепую как гены, выжившие в данном генофонде. Интересно другое: что делает ген хорошим? В качестве первого приближения я высказал мысль, что ген попадает в категорию хороших, если он способен создавать эффективные машины выживания-тела. Эту идею следует несколько усовершенствовать. Генофонд становится эволюционно стабильным множеством генов, определяемым как генофонд, если в, него не может включиться никакой новый ген.
Большая часть новых генов, возникающих в результате мутирования, перестановки или иммиграции, быстро устраняется естественным отбором: восстанавливается эволюционно стабильное множество. Время от времени новому гену удается проникнуть в такое множество: ему удается распространиться в генофонде. Существует некий переходный период нестабильности, завершающийся появлением нового эволюционно стабильного множества, — происходит маленькое эволюционное событие. Прогрессивная эволюция — это, возможно, не столько упорное карабканье вверх, сколько ряд дискретных шагов от одного стабильного плато к другому.

Глава 5. Генное братство
Каждый эгоистичный ген старается стать более многочисленным в данном генофонде. Главная мысль этой главы - каждый ген, возможно, способен помогать своим репликам в других телах. Как гены «узнают» свои копии в других индивидуумах?
У близких родственников вероятность наличия общих генов выше средней. По этой причине столь обычен альтруизм родителей по отношению к своим детям. Это распространяется и на других близких родственников.
Допустим, что в вашем генотипе имеется одна копия гена G. Вы могли получить ее либо от своего отца, либо от матери. Пусть вы получили ген G от отца. каждый сперматозоид мужчины, содержит половину его генов, и вероятность того, что в сперматозоид, зачавший вашу сестру, попадает ген G, равна 50%. Если же вы получили ген G от своей матери, то из точно таких же рассуждений вытекает, что половина ее яйцеклеток должна была содержать ген G, и опять-таки вероятность получения гена G вашей сестрой равна 50%. Для удобства мы пользуемся коэффициентом родства, выражающим вероятность наличия данного гена у двух родственников. Коэффициент родства между двумя братьями равен ;. Это средняя цифра: в результате мейотического драйва у данных двух братьев может быть больше или меньше общих генов. Коэффициент родства между родителем и ребенком всегда равен точно 1/2.
Теперь мы имеем возможность рассуждать о генах кин-альтруизма гораздо конкретнее. Минимальное условие, необходимое гену самоубийственного альтруизма для успеха, состоит в том, чтобы спасти больше двух своих сибсов (или детей, или родителей), либо больше двух полусибсов (или дядьев, теток, племянников, племянниц, дедов, бабок, внуков) и т. д. Такой ген в среднем продолжает жить в телах достаточного числа индивидуумов, спасенных альтруистом, чтобы компенсировать гибель его самого.
Забота о потомстве — всего лишь частный случай кин-альтруизма. С генетической точки зрения взрослый индивидуум должен уделять столько же заботы и внимания своему осиротевшему брату-младенцу, как и собственным детям. Коэффициент его родства с обоими младенцами совершенно одинаков, 1/2. С точки зрения генного отбора ген, детерминирующий альтруистичное поведение старшей сестры, должен иметь столько же шансов распространиться в популяции, как и ген родительского альтруизма.
В действительности животные неспособны сосчитать, сколько родственных индивидуумов они спасают. Верное самоубийство и несомненное «спасение» жизни должны быть заменены статистическим риском гибели себя и других. Может, имеет смысл спасать четвероюродного брата, если риск для себя при этом очень невелик. Кроме того, Для каждого индивидуума существует некая «ожидаемая продолжительность жизни», которую страховая компания может вычислить с некоторой степенью точности. Спасение жизни родственника, который скоро умрет от старости, окажет меньшее влияние на будущий генофонд, чем спасение жизни столь же близкого родственника, у которого большая часть жизни еще впереди. Но можно ли ожидать, что бедная машина выживания будет способна произвести эти сложные вычисления, да еще в спешке! К счастью, животное может быть запрограммировано таким образом, что оно ведет себя, как если бы оно производило сложные вычисления.
Живые тела - это машины, запрограммированные теми генами, которые выжили. Гены, которые выжили, сумели сделать это в условиях, которые в среднем были характерны для среды данного вида. Поэтому оценки расходов и доходов основаны на прошлом «опыте», точно так же, как у человека, принимающего решение. Однако опыт в этом случае означает опыт гена или, точнее, условий, в которых ген сумел выжить в прошлом. До тех пор, пока условия изменяются не слишком сильно, эти оценки будут оставаться надежными оценками и машины выживания будут в среднем принимать верные решения. В случае коренных изменений условий машины выживания будут склонны принимать ошибочные решения и их гены будут расплачиваться за это.

Многочисленные исследования позволяют придти к выводу, что «подлинное» родство, возможно, играет меньшую роль в эволюции альтруизма, чем самая точная оценка родства, на которую способны животные. Этот факт, объясняет, почему родительская забота о потомстве настолько чаще встречается и гораздо более самоотверженна, чем забота братьев и сестер друг о друге, а также того, почему животные могут ценить себя выше, чем даже нескольких братьев. Помимо коэффициента родства, нужно учитывать индекс «уверенности». Несмотря на то, что генетическая близость между родителями и детьми не теснее, чем между братьями и сестрами, уверенность в ней больше. Человек гораздо более уверен в том, что сын или дочь — это действительно его дети, чем в том, что его брат в самом деле приходится ему братом. И еще больше он уверен в том, кем является он сам!
Я —единственный индивидуум, в котором любой из моих эгоистичных генов может быть совершенно уверен. И хотя в идеале ген, определяющий индивидуальный эгоизм, может быть вытеснен геном-соперником, определяющим альтруистичное спасение близкого родственника, ген альтруизма рискует либо допускать в отношении идентичности действительно случайные ошибки, либо попадаться в ловушки, намеренно подстроенные обманщиками и паразитами. Поэтому нам следует ожидать, что индивидуальный эгоизм распространен в природе гораздо шире, чем можно было бы предсказать на основании одного лишь генетического родства.
А почему родители больше заботятся о своих детях, чем дети о своих родителях, хотя уверенность в степени родства одинакова в обоих направлениях? Одна из причин в том, что родители практически имеют больше возможностей помогать своим детям, поскольку они старше и обладают большим жизненным опытом. Кроме того, дети всегда моложе своих родителей. Это означает, что ожидаемая продолжительность жизни у них больше. А это очень важная переменная, которую животные должны учитывать в своих «вычислениях», когда они «решают», стоит им или нет проявлять альтруизм.

Глава 6. Планирование семьи
Очень важно различие между рождением на свет новых индивидуумов и заботой об уже существующих индивидуумах — с другой. Называются эти два вида активности деторождением и заботой о детенышах. Забота и деторождение неизбежно должны конкурировать между собой за время и другие ресурсы данного индивидуума; он оказывается перед необходимостью выбирать: «стоит ли мне заботиться об этом детеныше или лучше родить нового?»
Эволюционно стабильными могут оказаться различные сочетания стратегий заботы и деторождения. Единственная стратегия, которая не может быть эволюционно стабильной, это стратегия заботы в чистом виде.
Теория эгоистичного гена согласна, что животные регулируют свою рождаемость. У каждого вида величина кладки или помета довольно постоянна. Но разногласия возникают в вопросе о том, почему она регулируется: какой процесс естественного отбора обусловил планирование семьи? Альтруистична ли регуляция рождаемости, т. е. совершается ли она на благо вида как целого или же она эгоистична, т. е. направлена на благо индивидуума, осуществляющего размножение?
Главным создателем теории о роли эгоистичного гена в планировании семьи был великий эколог Дейвид Лэк. Он изучал величину кладок у диких птиц. Для птиц каждого вида характерна определенная величина кладки. Например, олуши и чистики насиживают лишь по одному яйцу, стрижи — по 3, большие синицы — по 6 и более. Число яиц, откладываемых и насиживаемых самкой, по крайней мере частично находится под контролем генов. То есть существуют ген, определяющий откладку двух яиц, соперничающий с ним аллель откладки трех яиц, еще один аллель — четырех яиц и т.д. Может показаться, что ген откладки четырех яиц должен обладать преимуществом перед геном откладки трех или двух яиц. Но простой аргумент «больше — значит лучше» не может быть верен. Он подсказывает, что пять яиц — лучше, чем четыре, десять — еще лучше, сто — даже еще лучше, а бесконечно большое число — лучше всего. Абсурд! Очевидно, что откладка большого числа яиц дает не только выигрыш, но и требует расходов.
За увеличение числа откладываемых яиц неминуемо придется расплачиваться менее эффективной заботой о птенцах. Для любой данной природной ситуации существует, по-видимому, некая оптимальная величина кладки. Каждый эгоистичный индивидуум выбирает такую величину кладки, при которой он может довести число выращенных птенцов до максимума. Если оптимальная величина кладки для стрижей равна трем, это означает, что любой индивидуум, пытающийся вырастить четырех птенцов, вероятно, вырастит меньше птенцов, чем его более осмотрительные соперники, которые стараются вырастить только трех. Причина в том, что при распределении пищи между четырьмя птенцами каждому достается так мало, что лишь немногие из них достигают зрелости. Поэтому индивидуумы не прибегают к регуляции рождаемости для того, чтобы избежать истощения ресурсов, которыми располагает данная группа. Они практикуют регуляцию рождаемости с тем, чтобы максимизировать число выживающих из фактически имеющихся детенышей — цель, прямо противоположная той, которая у нас обычно ассоциируется с регуляцией рождаемости.
Родительские особи планируют семью в том смысле, что они оптимизируют рождаемость, а не ограничивают ее на всеобщее благо. Они стараются максимизировать число своих выживающих детенышей, а это означает иметь не слишком много и не слишком мало детенышей. Гены, детерминирующие слишком большое число детенышей у одного индивидуума, не сохраняются в генофонде, потому что детеныши, несущие такие гены, обычно не доживают до зрелого возраста.
О количественных аспектах семьи сказано достаточно. Перейдем к столкновению интересов внутри семей. Во всех ли случаях матери выгодно относиться ко всем своим детенышам одинаково или у нее могут быть любимчики? Должна ли семья функционировать как единое дружное целое или же мы ожидаем встретить эгоизм и обман даже внутри семьи?

Глава 7. Битва поколений
Слова «у этой матери есть любимчик» означают, что имеющиеся у нее ресурсы она будет распределять среди своих детей неравномерно. Пища, энергия, риск, время, затраченные на поддержание в порядке гнезда или убежища, их защиту от стихий и время, отдаваемое обучению детенышей, — все это ценные ресурсы, которые мать может распределять между детенышами равномерно или неравномерно.
Для оценки ресурсов, которые родитель затрачивает на детенышей, Р. Трайверс в 1972 г. выдвинул концепцию «родительского вклада»(РВ). Он определяется как «любой вклад родителя в отдельного потомка, повышающий шансы данного потомка на выживание за счет возможностей этого родителя вкладывать в другого потомка». Прелесть такой мерки в том, что она измеряется в единицах, которые действительно важны. Молоко, потребленное данным детенышем, измеряется не в литрах, а в единицах ущерба, нанесенного другим детенышам той же матери. Если, например, у матери два детеныша, Х и Y, и Х выпивает литр молока, главная часть РВ, которую составляет этот литр, измеряется в единицах возросшей вероятности гибели Y из-за того, что он не выпил этот литр молока.
Во что должна молодая самка вкладывать свои жизненные ресурсы? Может ли мать получить какой-то выигрыш при неравномерном распределении вклада между своими детенышами, т. е. должна ли она иметь любимчиков?
Генетических причин для этого не существует. Ее коэффициент родства со всеми детьми одинаков (1/2). Оптимальная для нее стратегия состоит в том, чтобы равномерно распределить свой вклад между максимальным числом детенышей, которое она сможет выращивать до тех пор, пока они не станут способны иметь собственных детенышей. Но на некоторых индивидуумов можно в этом смысле делать большую ставку, чем на других. У какого-нибудь слабого поросенка ожидаемая продолжительность жизни ниже, и, кроме того, ему необходимо получить от родителей больше, чем причитающаяся ему по справедливости доля их вклада, чтобы он мог сравняться со своими братьями. А мать может выиграть, отказавшись кормить такого поросенка, распределить всю его долю РВ между его братьями и сестрами. Может оказаться выгодным скормить этого поросенка его братьям и сестрам или же сожрать самой, т. е. превратить в молоко.
Если мать имеет возможность свободно выбирать, кому из двух детенышей спасать жизнь, зная при этом, что другой неминуемо погибнет, ей следует предпочесть того, кто старше. Это объясняется тем, что если она спасет младшего брата, то ей придется еще довложить в него какие-то ценные ресурсы только для того, чтобы он достиг возраста старшего брата.
Но если перед матерью стоит не такой жесткий выбор — жизнь или смерть, — то, может быть, ей следовало бы отдать предпочтение младшему сыну. Старший брат ведь скорее может раздобыть себе пищу без посторонней помощи. А младший, вероятно, погибнет, если мать отдаст пищу его старшему брату. Вот почему самки млекопитающих в какой-то момент прекращают кормление детенышей своим молоком, а не продолжают кормить их до бесконечности в течение всей их жизни. Но мать, которая каким-то образом узнаёт, что имеющийся у нее в данный момент ребенок — последний, может продолжать вкладывать в него все свои ресурсы в течение всей оставшейся жизни и кормить его своим молоком, пока он не достигнет половой зрелости.
Поговорим о менопаузе — резком прекращении функций половой системы у женщины. Различие между резким изменением жизни у женщин и постепенным угасанием способности к размножению у мужчин наводит на мысль, что в менопаузе есть какая-то генетическая «преднамеренность». Дело в том, что женщина связана родством со своими внуками, хотя и вдвое менее тесным, чем с детьми. Ожидаемая продолжительность жизни ребенка, рожденного пожилой матерью, меньше, чем ребенка молодой матери. Это означает, что если у женщины были сын и внук, родившиеся в один и тот же день, то ожидаемая продолжительность жизни для внука была больше, чем для сына. Когда женщина достигала возраста, при котором средние шансы дожить до зрелости у каждого ее ребенка были в два с лишним раза ниже, чем у каждого ее внука того же возраста, любой ген, детерминирующий вклад ресурсов во внуков, а не в детей, получал преимущество. Хотя такой ген имеется только у одного из четырех внуков, а ген-соперник — у одного из двух детей, это перевешивается большей ожидаемой продолжительностью жизни внуков, и в генофонде преобладает ген «альтруизма к внукам». гены, детерминирующие утрату репродуктивности в среднем возрасте, становились все более многочисленными, поскольку они находились в телах внуков, выживание которых обеспечивалось альтруизмом бабушек.
Посмотрим теперь на ситуацию с точки зрения отдельного ребенка. Он связан с каждым из своих братьев или сестер точно такой же степенью родства, как и мать с каждым из них - 1/2. Поэтому он «хочет», чтобы его мать вложила некоторую часть своих ресурсов в его братьев и сестер. На генетическом языке это означает, что он относится к ним так же альтруистично, как и его мать. Но его родство к самому себе вдвое сильнее, чем к любому из своих братьев или сестер, и это заставляет его желать, чтобы мать вкладывала в него больше, чем в любого из них, при прочих равных условиях.
Если я конкурирую со своим братом за порцию пищи и если он гораздо моложе меня, так что он мог бы получить от этой пищи гораздо больше пользы, чем я, то моим генам может оказаться выгодно, чтобы я уступил пищу ему. У старшего брата могут быть в точности те же самые основания для альтруизма, что и у матери или отца: в обоих случаях, как мы видели, коэффициент родства равен 1/2 и в обоих случаях младший индивидуум может лучше использовать данный ресурс, чем старший. Если я обладаю геном, детерминирующим отказ от пищи, то с вероятностью 50% у моего младшего брата имеется тот же ген. Хотя вероятность наличия этого гена в моем собственном теле вдвое выше — она равна 100% — моя потребность в этой пище может быть менее чем вполовину столь настоятельной. В общем ребенок «должен» захватывать большую долю родительского вклада, чем ему причитается, но до известного предела - до того, после которого чистый проигрыш его братьев и сестер, которые уже родились и которые потенциально должны родиться, равен удвоенному выигрышу, получаемому при захвате для самого себя.
Мать хочет прекратить кормить ребенка грудью, с тем чтобы подготовиться к появлению своего следующего ребенка. Однако ребенок не хочет, чтобы его отнимали от груди, так как молоко — удобная пища, не требующая никаких хлопот, а он не желает проявлять активность и трудиться, чтобы обеспечивать свое существование. Точнее, он согласен делать это впоследствии, но только тогда, когда сможет принести своим генам больше пользы, если освободит свою мать от забот о себе, дав ей возможность посвятить себя выращиванию его братьев и сестер. Чем старше ребенок, тем относительно меньший выигрыш он получает от каждого литра молока. Это объясняется тем, что он растет и литр молока составляет все меньшую долю его потребностей, а кроме того, он становится все более способным позаботиться о себе сам, если возникает необходимость. Поэтому, когда старший ребенок выпивает литр молока, который мог бы достаться маленькому, он забирает себе относительно больше РВ, чем когда этот литр выпивает младший ребенок. Ребенок становится старше, и наступает момент, когда матери выгодно перестать кормить его и начать вкладывать ресурсы в нового ребенка. Несколько позднее наступает время, когда ее старший ребенок также мог бы принести наибольший выигрыш своим генам, отказавшись сосать мать. Это тот момент, когда один литр молока может принести больше пользы тем копиям его генов, которые, возможно, содержатся в телах его братьев или сестер, чем тем генам, которые содержатся в нем самом.
Это расхождение между матерью и ребенком касается сроков. Мать хочет кормить молоком имеющегося у нее в настоящее время ребенка до того момента, когда будет исчерпана причитающаяся ему «по справедливости» доля ресурсов с учетом его ожидаемой продолжительности жизни и количества уже вложенных в него ресурсов. Вплоть до этого момента никаких расхождений нет. Точно так же и мать, и ребенок сходятся во мнении, что кормление грудью надо прекратить после того, как проигрыш будущих детей окажется выше удвоенного выигрыша уже существующего ребенка. Однако между матерью и ребенком возникают разногласия в тот период, когда ребенок по мнению матери получает больше, чем ему положено, но когда проигрыш других детей пока еще ниже его удвоенного выигрыша.
Многие виды птиц кормят своих птенцов в гнезде. Птенцы раскрывают клювы и кричат, а родители бросают в раскрытый рот одного из лакомый кусочек. Чем голоднее птенец, тем громче он кричит. Поэтому, если родители всякий раз дают пищу тому, кто кричит громче всех, все птенцы в конечном счете получают свою долю, потому что после того, как один из них получит достаточно пищи, он уже не кричит так громко. Так должны были бы обстоять дела, если бы индивидуумы не мошенничали. Но в свете концепции эгоистичного гена мы должны ожидать, что индивидуумы будут мошенничать относительно того, насколько они голодны. Ситуация будет обостряться, причем это окажется бессмысленным, поскольку может показаться, что если все их громкие крики — обман, то такой уровень громкости превратится в норму и, в сущности, перестанет вводить в заблуждение. Однако процесс этот нельзя повернуть вспять, потому что любой птенец, который попытается сделать первый шаг, понизив громкость крика, тут же будет наказан: он получит меньше пищи и ему, по всей вероятности, будет грозить голод. Бесконечно усиливать громкость своих криков птенцы не могут по другим причинам. Они затрачивают при этом много энергии, но, что важнее, — рискуют привлечь к себе внимание хищников.
Есть одна стратегия для матери, которая не может решить, какая величина кладки была бы оптимальной в нынешнем году. Она может отложить одно яйцо сверх того количества, которое, как она «думает», было бы оптимальным. Тогда, если корма окажется в данном году больше, чем ожидалось, она вырастит на одного птенца больше. Если же нет, она может хотя бы уменьшить свои потери – она может кормить самого слабого в послденюю очередьь или скормить его прочим птенцам. Это объясняет явление слабосильных птенцов - он подстраховывает ставки матери.

Глава 8. Битва полов
Если существует столкновение интересов родителей и детей, гены которых на 50% одинаковы, то насколько более жестким должен быть конфликт между супругами, вовсе не связанными родством? Все, что между ними общего, — это их генетические вклады в одних и тех же детей, по 50% от каждого из родителей. Если одному из родителей удастся вложить в каждого ребенка меньше той доли ценных ресурсов, которую положено внести ему (или ей), он окажется в лучшем положении, потому что сможет больше затратить на детей, зачатых с другим половым партнером, и тем самым распространить большее число своих генов. Таким образом, каждый партнер стремится эксплуатировать другого, пытаясь заставить его внести больший вклад в выращивание потомков.
В чем принципиальная разница между самцом и самкой? Имеется одно фундаментальное различие, которое позволяет отличать самцов от самок у всех животных и растений. Дело в том, что половые клетки, или «гаметы», самцов гораздо мельче и многочисленней, чем гаметы самок. Все прочие различия между полами вытекают из этого базового различия.
Сперматозоиды и яйцеклетки вносят равное число генов, но питательных веществ яйцеклетки вносят гораздо больше; фактически сперматозоиды вовсе не содержат питательных веществ. Поскольку каждый сперматозоид очень мал, самец может производить их по многу миллионов в сутки. Поэтому он потенциально способен произвести на свет очень много детей за очень короткое время, спариваясь с разными женщинами. Это возможно только потому, что питание каждому новому зародышу обеспечивает во всех случаях мать. Это обстоятельство ограничивает число детей, которые может иметь женщина, но число детей у мужчины практически неограничено. С этого момента и начинается эксплуатация женщины.
Как могла возникнуть такая ассиметрия? В те дни, когда все половые клетки были равноценны, среди них попадались клетки, которые чисто случайно оказались чуть крупнее других. В некоторых отношениях крупная изогамета имела преимущество над обычной, потому что она, благодаря большому начальному запасу пищи, закладывала хороший фундамент для развития зародыша. Так что возможно, существовало эволюционное направление в сторону увеличения размеров гамет. Однако возникновение в процессе эволюции изогамет, более крупных, чем было строго необходимо, открывало дорогу эксплуатации в эгоистичных целях. Индивидуумы, вырабатывавшие гаметы более мелких, чем средние, размеров, могли «заработать», если бы им удалось обеспечить слияние своих мелких гамет с чересчур крупными. Этого можно было бы достигнуть, если бы мелкие гаметы стали более подвижными и обладали способностью к активному поиску крупных гамет. Естественный отбор благоприятствовал образованию мелких половых клеток, которые активно искали крупные, чтобы слиться с ними. Таким образом, была стратегия большого вклада, или «честная» стратегия. Она автоматически открыла путь для эксплуататорской стратегии малого вклада. Промежуточные гаметы средних размеров оказывались в невыгодном положении, потому что у них не было ни одного из тех преимуществ, которыми обладала каждая из двух экстремальных стратегий. У эксплуататоров в процессе эволюции размеры уменьшались все больше, а подвижность все больше возрастала. Размеры «честных» гамет все увеличивались, чтобы компенсировать уменьшение вклада, вносимого эксплуататорами, и они стали неподвижными, ведь эксплуататоры и так активно охотились за ними.
Вернемся к брачной паре. Разногласия супругов возникают по поводу того, кто должен нести бремя расходов по выращиванию детей. Каждый индивидуум хочет, чтобы у него выжило как можно больше детей. Чем меньше приходится вкладывать в каждого из своих детей, тем больше детей он или она смогут иметь. Очевидный способ достигнуть этого желаемого положения вещей состоит в том, чтобы склонить своего брачного партнера внести в каждого ребенка больше, чем положенная доля ресурсов, а затем предоставить ему или ей свободу заводить других детей с другими партнерами. Такая стратегия была бы желательна для обоих полов, однако осуществить ее самке труднее. Поскольку мать с самого начала вкладывает в ребенка — в форме своего крупного богатого питательными веществами яйца — больше, чем отец, она уже в момент зачатия принимает на себя более серьезные «обязательства» в отношении каждого ребенка, чем это делает отец. Если бы она попыталась оставить ребенка на отца, а сама ушла бы к другому самцу, то отец мог бы за счет относительно небольших потерь для себя отомстить ей, в свою очередь бросив ребенка. Поэтому, по крайней мере на ранних стадиях развития ребенка чаще отец уходит от матери, чем наоборот. Кроме того, следует ожидать, что самки будут вкладывать в детей больше, чем самцы, не только в самом начале, но и на всем протяжении развития.
ДЛя матери, покинутой своим брачным партнером, лучше всего попытаться обмануть другого самца, «убедив» его, что он — отец ее детеныша. Конечно, детеныш несет половину ее генов и ни единого гена своего доверчивого отчима. Естественный отбор должен сурово карать такую доверчивость самцов и в сущности благоприятствовать самцам, которые, как только они вступают в брачные отношения с новой женой, предпринимали бы активные шаги, чтобы убивать потенциальных пасынков или падчериц. Этим, вполне возможно, объясняется так называемый эффект Бруса (Bruce): у мышей самец секретирует химическое вещество, запах которого вызывает выкидыш у беременной самки. Запах секрета ее первого брачного партнера такого действия не оказывает. Таким способом самец мыши уничтожает своих потенциальных приемышей и обеспечивает рецептивность новой партнерши к своим ухаживаниям.
Самец может достигнуть того же результата и навязав самке, прежде чем совокупиться с ней, длительный период ухаживания, в течение которого будет отгонять от нее всех других самцов и не давать ей убежать. Таким способом он может выяснить, не несет ли она в своем чреве чужих детенышей, и, если она окажется беременной, бросить ее.
Допустим теперь, что брошенная самка не сможет обмануть нового самца, заставив его усыновить ее детенышей. Что ей остается делать? Многое тут зависит от возраста детеныша. Если он только что зачат, то, хотя она вложила в зародыш целое яйцо, а возможно, и больше, ей все же может оказаться выгодным выкинуть его и как можно скорее найти нового брачного партнера. При таких обстоятельствах и ей, и ее потенциальному новому брачному партнеру будет выгоднее, чтобы произошел выкидыш, поскольку мы исходим из допущения, что у самки нет надежды обманным путем заставить своего партнера усыновить ее детеныша.
Другая возможность для брошенной самки — выставить свое положение напоказ и попытаться вырастить своего детеныша самостоятельно. Это может оказаться для нее особенно выгодным, если детеныш достаточно велик. Чем он старше, тем больше в него уже вложено и тем меньше ресурсов ей придется затратить, чтобы довести дело до конца.
Как это ни парадоксально, самке, которой грозит перспектива быть брошенной, может оказаться целесообразным бросить самца прежде, чем он бросит ее. Это может оправдать ее затраты, даже если она вложила в детеныша больше, чем вложил самец. Неприятная правда состоит в том, что при некоторых обстоятельствах преимущество получает тот из партнеров, который уходит первым, будь то отец или мать. Как пишет Трайверс, оставшийся партнер попадает в скверный переплет. Это довольно неприятный, но очень тонкий аргумент. Можно ожидать, что один из родителей покинет детеныша, когда он (или она) будет иметь возможность сказать: «Развитие этого ребенка достигло такого уровня, что любой из нас двоих мог бы в одиночку справиться с его дальнейшим выращиванием. Поэтому мне было бы выгодно уйти сейчас, если я могу быть уверен, что мой партнер не сделает то же самое. Если я брошу семью сейчас, мой партнер сделает то, что он считает наилучшим для ее (его) генов. Он (она) будет вынужден принять более радикальное решение, чем я принимаю сейчас, потому что к тому моменту меня уже рядом не будет. Мой партнер будет «знать», что если он(она) также уйдет, то детеныш наверняка погибнет. Поэтому, допуская, что мой партнер примет решение, которое будет наилучшим для его (ее) эгоистичных генов, я прихожу к заключению, что наилучшее решение для меня самого — уйти первым. Это тем более правильно, что мой партнер рассуждает точно таким же образом и может в любую минуту перехватить инициативу, бросив меня». Идея в том, что отбор будет благоприятствовать генам «первоочередного дезертирства» просто в силу того, что генам «дезертирства во вторую очередь» он благоприятствовать не будет.
Может ли самка предпринять какие-то действия, чтобы с самого начала ослабить эксплуатацию со стороны самца? У нее есть один надежный способ — она может отказаться копулировать. Она пользуется спросом, причем спрос превышает предложение. Это объясняется тем, что у нее есть приданое — крупное, наполненное питательными веществами яйцо. Самец, которому удалось успешно провести копуляцию, получает ценный запас пищи для своего потомства. Самка имеет потенциальную возможность отчаянно поторговаться, прежде чем она согласится копулировать. Существует ли какой-то реальный способ, с помощью которого под действием отбора могло возникнуть нечто, равноценное отчаянной торговле? Рассмотрим две возможности: стратегию Домашнего уюта (domestic-bliss strategy) и стратегию Настоящего мужчины (he-man strategy).
Стратегия Домашнего уюта такова. Самка изучает самцов и старается заранее определить, свойственна ли им верность. Самцы, входящие в данную популяцию, различаются по степени своей предрасположенности к роли верных мужей. Один из способов распознать это для самки — долго не подпускать к себе самца, разыгрывая скромницу. Самец, который не обладает достаточным терпением, чтобы ждать, вряд ли окажется верным супругом. Женская скромность, так же как и длительные ухаживания или помолвки, действительно часто наблюдаются у животных. Как уже говорилось, длительная помолвка выгодна и самцу в тех случаях, когда есть опасность, что его могут одурачить, заставив заботиться о детях другого самца.
Самка может отказаться копулировать, пока самец не построит ей гнездо или не скормит ей порядочное количество пищи. Она вынуждает самца вносить такие большие вклады в потомство, прежде чем допустить копуляцию, для того чтобы самцу было невыгодно покинуть ее после копуляции. Перспектива бросить ее мало привлекательна, если он знает, что любая следующая самка будет таким же образом тянуть время, прежде чем допустит копуляцию.
Однако ошибочно считать, что предварительный вклад обрекает индивидуума на дальнейшее вложение ресурсов. Самец всегда постарается выяснить, окажется ли ему выгодным в будущем, если он сократит свои потери и выйдет сейчас из дела, несмотря на то, что он уже много вложил в него. Если в популяции есть свободные самки, готовые принять самцов, которые покинули своих жен, то в таком случае самцу может оказаться выгодным бросить свою жену, независимо от того, сколько он уже вложил в ее детей. Нам следует найти какую-то эволюционно стабильную стратегию. Не забываем, что слово «стратегия» означает слепую неосознанную программу поведения. Стратегии самок мы назовем Скромница и Распутница, а стратегии самцов — Верный и Гуляка. Скромницы не будут копулировать с самцом, пока он не предпримет длительное и дорогостоящее ухаживание. Распутницы немедленно соглашаются копулировать с любым самцом. Верные самцы готовы к длительному ухаживанию, а после копуляции остаются с самкой и помогают ей выращивать детенышей. Самцы-гуляки быстро теряют терпение, если самка не соглашается копулировать с ними сразу; они бросают ее и отправляются на поиски другой самки. После копуляции они опять-таки не остаются с самкой и не ведут себя как заботливые отцы, а уходят, чтобы поискать себе новую подругу.
Допустим, что генетический выигрыш, полученный в случае успешного выращивания ребенка, составляет + 15 единиц. Расходы, связанные с выращиванием одного ребенка, равны -20. стоимость времени, затраченного на длительное ухаживание -3. Представим себе, что в популяции все самки скромницы, а все самцы - верные супруги. Самец и самка, составляющие каждую пару, получают одинаковый средний выигрыш. +15-10-3=+2.
Допустим, что в рассматриваемой популяции появилась одна самка-распутница. Она не расплачивается за потерю времени, потому что не требует длительного ухаживания. Ее средний выигрыш на ребенка равен +15-10=+5. Она получает на 3 единицы больше, чем ее скромные соперницы. Поэтому гены распутства начнут распространяться.
Если распутные самки добиваются такого большого успеха, что они начинают преобладать в данной популяции, в лагере самцов начинаются изменения. Теперь, если в популяции появляется самец-гуляка, он начинает добиваться большего успеха, чем верные. В популяции, где все самки представлены распутницами, возможности выбора для самца-гуляки воистину огромны. Он получает + 15 единиц в случае успешного выращивания детеныша, причем не несет никаких расходов. Чистый выигрыш для распутной самки, когда она встречает самца-гуляку, равен + 15 — 20 = — 5, а для самого гуляки +15. В популяции, в которой все самки-распутницы, гены гуляки будут распространяться с молниеносной быстротой.
Если число гуляк возрастает так быстро, что они достигают большинства среди мужской части популяции, то распутницы попадают в очень трудное положение. Любая скромная самка получает преимущество. Если скромница встречается с самцом-гулякой, то это кончается ничем. Самка настаивает на длительном ухаживании, самец отказывается и уходит от нее на поиски другой самки. Ни одному из партнеров не приходится платить за потерянное время. Ни один из них ничего и не выигрывает, коль скоро детеныша не было. В популяции, где все самцы-гуляки, итог для скромной самки равен нулю. Может показаться, что нуль-это немного, однако это лучше, чем -5, что составляет среднее число очков для распутной самки. Даже если распутная самка решит бросить своего детеныша после того, как от нее уйдет гуляка, ей тем не менее придется понести значительный ущерб — стоимость одного яйца. В результате гены скромности вновь начинают распространяться в популяции.
Этот гипотетический цикл завершается, когда скромных самок становится так много, что они преобладают в популяции, и самцы-гуляки, которым жилось так привольно с распутницами, попадают в трудное положение. Одна самка за другой настаивают на длительном и неутомимом ухаживании. Гуляка бросается от одной из них к другой и всякий раз сталкивается с одним и тем же. Чистый выигрыш для самца-гуляки, если все самки становятся скромницами, равен нулю. Если в таких условиях появляется верный самец, то он оказывается единственным, с кем скромные самки соглашаются спариваться. Его чистый выигрыш будет равен +2, т. е. превысит выигрыш гуляки. Итак, число генов верности начинает возрастать, т.е. мы проделали полный цикл.
На самом деле система перейдет в стабильное состояние, когда 5/6 самок скромницы и 5/8 самцов — верные.
Существуют, однако, виды, у которых самец принимает большее участие в заботе о потомстве, чем самка. Такие примеры отцовской преданности у птиц и млекопитающих исключительно редки, но среди рыб они обычны. Но и этот факт можно объяснить теорией эгоистичного гена.
Многие рыбы не копулируют, а просто извергают свои половые клетки в воду. Оплодотворение происходит в воде, а не в теле одного из партнеров. Однако наземные животные не могут прибегнуть к такому способу оплодотворения. Гаметы самца вводятся во влажное влагалище самки. Эмбрион находится в ее теле. Даже если она откладывает оплодотворенное яйцо почти немедленно после копуляции, у самца все еще есть время исчезнуть. ОН неизменно обладает правом первым принять решение о том, чтобы сбежать, заставляя самку решать, бросить ли детеныша на гибель или же вырастить его. Поэтому у наземных животных материнская забота распространена шире, чем отцовская.
Однако у рыб дело обстоит иначе. Каждый из партнеров может быстро удалиться и оставить другому только что оплодотворенные яйца. Существует даже причина, по которой нередко именно самцу грозит опасность оказаться покинутым. Тот из партнеров, который сумеет сделать это раньше, получит возможность оставить новые зародыши на другого. Однако при этом тот, кто первым нерестится, идет на риск, поскольку его предполагаемый партнер может не последовать его примеру. Если самка отнерестится слишком рано, т. е. до того, как самец готов оплодотворить ее икру, это не будет иметь большого значения, поскольку относительно крупные и тяжелые икринки, вероятно, в течение некоторого времени будут оставаться вместе, в виде единой кладки. Поэтому самка может пойти на «риск» и отметать икру раньше. Самец рисковать не может, потому что его сперматозоиды успеют уплыть далеко, прежде чем самка будет готова к икрометанию, а в таком случае она вообще не станет метать икру, так как это было бы бессмысленным. Таким образом, из-за проблем, связанных с диффузией, самец должен дождаться, пока самка не отложит икру, после чего он выметывает на нее сперматозоиды. Однако при этом у самки остается несколько секунд, чтобы исчезнуть и поставить его перед дилеммой Трайверса. Итак, эта теория изящно объясняет, почему отец часто берет на себя заботу о потомстве в воде, но редко — на суше.

Глава 9. Взаимодействия в группах.
Если животные живут группами, их гены должны извлекать из такого объединения больше пользы, чем они вкладывают в него. Жертва, которую может изловить стая гиен, настолько крупнее той, которую каждая гиена могла бы одолеть в одиночку, что каждому эгоистичному индивидууму выгодно охотиться стаей. Королевские пингвины сохраняют тепло, прижимаясь друг к другу; у каждого из них при этом атмосферным воздействиям подвергается меньшая часть поверхности тела, чем если бы они держались поодиночке. Рыба, плывущая позади другой рыбы, получает некоторое гидродинамическое преимущество благодаря турбулентности потока, создаваемого впереди плывущей рыбой. Это одна из причин, по которой рыбы собираются в косяки. Аналогичная уловка, связанная с турбулентностью, может служить объяснением V-образной формы птичьих стай.
Рассмотрим простую модель. Зза животными определенного вида охотится хищник, который всегда стремится напасть на ближайшего к нему представителя вида-жертвы. С точки зрения жертвы из этой стратегии вытекает интересное следствие: каждая особь-жертва будет постоянно стараться вести себя так, чтобы не оказаться ближе всех к хищнику. Если жертве удается обнаружить хищника заранее, она просто убегает. Но если хищник появляется неожиданно, то каждая жертва может все же уменьшить свои шансы оказаться ближе всех к хищнику. каждая жертва как бы окружена «зоной опасности». Например, если индивидуумы-жертвы перемещаются на некотором расстоянии друг от друга, образуя правильную геометрическую фигуру, то зона опасности вокруг каждой из них может иметь примерно шестиугольную форму. Если хищник затаился в шестиугольной зоне опасности, окружающей индивидуума А, то последний, по всей видимости, будет съеден. Особенно уязвимы индивидуумы, находящиеся по краям стада, так как их зона опасности не ограничивается относительно небольшим шестиугольником, а включает в себя обширную область, примыкающую к его открытой стороне.
разумный индивидуум будет стараться, чтобы его зона опасности была как можно меньше. Прежде всего он будет избегать находиться на краю стада. К сожалению, кто-нибудь всегда должен находиться с краю, но каждый индивидуум старается, чтобы этим «крайним» оказался не он! Происходит непрерывная миграция индивидуумов от периферии к центру. Если стадо вначале было рыхлым и разбросанным, то вскоре оно сбивается в плотную массу в результате внутренней миграции. Очевидно, в реальной жизни тенденция к образованию скоплений будет ограничиваться давлениями, направленными в противоположную сторону: иначе все индивидуумы сбились бы в одну извивающуюся кучу! Тем не менее модель эта показывает, что даже исходя из очень простых допущений можно получить агрегацию.
В модели эгоистичного стада нет места альтруизму — только эгоистичная эксплуатация каждого индивидуума другим индивидуумом. Но в реальной жизни случается, что индивидуумы предпринимают активные шаги к охране других членов группы от хищников. Например, крики тревоги у птиц. Они несомненно служат сигналами тревоги, поскольку побуждают услышавших их индивидуумов немедленно постараться скрыться. На первый взгляд, акт подачи сигнала представляется альтруистичным, потому что он привлекает внимание хищника к подающей его птице. Такое заключение косвенно можно сделать на основании одного обстоятельства, подмеченного П. Марлером (Р. R. Marler). Физические характеристики крика тревоги, по-видимому, идеальны для того, чтобы затруднить его локализацию. В природе подобные характеристики этих криков несомненно были выработаны естественным отбором, а это означает, что множество индивидуумов погибло из-за того, что их крики тревоги были недостаточно совершенны. Теория эгоистичного гена обязана указать на какое-то убедительное преимущество, которое дает подача сигналов тревоги и которое достаточно значительно, чтобы перевешивать эту опасность. У Докинза на этот счет есть две неплохие идеи.
Первая - «кей-ви»-теория, от латинского слова cave («берегись»). Она пригодна для птиц, затаившихся в густой траве, которые, почуяв опасность, замирают, припав к земле. Представьте себе стайку таких птиц, кормящихся в поле. На некотором расстоянии от них пролетает ястреб. Один из членов стайки заметил ястреба, но другие пока не знают о приближении хищника. Этот остроглазый индивидуум немедленно припадет к земле и застынет на месте. Это, однако, мало ему поможет, потому что его товарищи не пытаются скрыться, а продолжают шуметь и двигаться. Любой из них может привлечь внимание ястреба и тогда всей стайке грозит беда. С чисто эгоистичной точки зрения наилучшая политика для индивидуума, первым заметившего ястреба, состоит в том, чтобы быстро прошипеть предупреждение всем остальным, заставив их утихомириться и тем самым уменьшить вероятность того, что они невольно могут привлечь ястреба к тому месту, где находится он сам.
Другая теория - «Никогда не расстраивай рядов». Она применима к тем видам птиц, которые, заметив приближение хищника, улетают прочь, например взлетают на дерево. Представим себе снова, что одна из стайки кормящихся на дереве птиц заметила хищника. Она может просто улететь прочь, не предостерегая остальных. Но при этом она окажется предоставленной самой себе, а не будет частью относительно анонимной стайки. На самом деле известно, что ястребы преследуют одиноких голубей, но если бы даже этого не было, имеется множество теоретических причин, позволяющих считать, что расстройство рядов равносильно самоубийству. Гораздо безопаснее было бы оказаться на дереве, но при условии, что все остальные непременно поступят так же. Таким образом она не останется в одиночестве и не лишится преимуществ, которые предоставляет индивидууму членство в стае, но получит выгоду, перелетев в более безопасное место. Мы снова убеждаемся, что предостерегающий сигнал служит чисто эгоистичным целям.
Еще один очень интересный пример - пчелы-камикадзе, жалящие похитителей меда, но идущие при этом почти на верное самоубийство. Подвиги общественных насекомых легендарны, в особенности их поразительные свершения в сфере сотрудничества и их кажущийся альтруизм. Но самоубийственное поведение и другие формы альтруизма и сотрудничества между рабочими насекомыми перестают вызывать удивление, как только мы согласимся с тем, что они стерильны. Тело нормального животного управляется таким образом, чтобы обеспечить выживание его генов как в результате рождения потомков, так и в результате заботы о других индивидуумах, содержащих те же самые гены. Самоубийство в заботе о других индивидуумах несовместимо с рождением в будущем собственных потомков. Но у рабочей пчелы никогда не бывает собственных потомков. Все ее усилия направлены на сохранение своих генов путем заботы о других родственных индивидуумах, не являющихся ее собственными потомками. Гибель одной стерильной рабочей пчелы наносит ее генам не более серьезный урон, чем сбрасывание одного листа генам дерева.
Разберемся подробнее. Колойия общественных насекомых —большая семья, состоящая из потомков одной матери. Рабочие особи, которые никогда не размножаются, часто делятся на несколько различных каст: мелкие рабочие, крупные рабочие, солдаты и такая высокоспециализированная каста, как медовые бочки. Репродуктивных самок называют матками, а репродуктивных самцов-трутнями. Обеспечение пищей и защита целиком ложатся на рабочих, которые, кроме того, заботятся о молоди.
Для общественных насекомых характерно деление на два основных класса индивидуумов: одни рождают потомков, а другие выращивают их. К первым относятся репродуктивные самцы и самки. Вторые — это рабочие, т. е. стерильные самцы и самки у термитов и стерильные самки у всех других общественных насекомых. Как первые, так и вторые выполняют свои функции более эффективно, потому что им не приходится беспокоиться ни о чем другом. Но с чьей точки зрения это эффективно? Дарвиновской теории немедленно будет задан знакомый вопрос: «А какую выгоду получают при этом рабочие?» Конечно, матка поступает так, как ей угодно, управляя поведением рабочих с помощью химических воздействий в своих эгоистичных целях, т.е. заставляя их заботиться о ее собственных многочисленных потомках. И тут Гамильтон высказал блестящую догадку, что рабочие на самом деле связаны с этими потомками более близким родством, чем сама матка! Это привело его к одному из самых грандиозных триумфов теории эгоистичного гена. Вот его рассуждения.
Насекомые группы перепончатокрылых (Hymenoptera) обладают крайне своеобразной системой определения пола. В их семье обычно бывает только одна половозрелая матка. Она совершает в молодом возрасте один брачный вылет, запасаясь сперматозоидами на всю жизнь и использует их постепенно для оплодотворения яиц во время их прохождения по половым путям. Но оплодотворяются не все яйца. Из неоплодотворенных яиц развиваются самцы. Поэтому у самца нет отца и все клетки его тела содержат лишь один набор хромосом, все они получены от матери.
Что касается самки перепончатокрылого, то она нормальна в том смысле, что у нее есть отец и каждая клетка ее тела содержит обычный двойной набор хромосом. Превратится ли самка в рабочего или в матку, зависит не от ее генов, а от того, как ее выращивали. Это означает, что каждая самка несет полный набор генов, необходимый для того, чтобы стать маткой, и полный набор генов, необходимый для развития рабочего. Какой набор генов будет реализован, зависит от условий, в которых выращивают самку, а в особенности пищи.
Вычислим теперь коэффициент родства между матерью и сыном. Если известно, что у данного самца имеется ген А, то какова вероятность наличия этого гена у его матери? Эта вероятность равна 100%, так как у самца не было отца и все свои гены он получил от матери. Допустим теперь, что у некой матки имеется ген — Д. Вероятность того, что у ее сына будет этот ген, составляет всего 50%, поскольку сын содержит лишь половину генов матери. Это кажется противоречивым, но на самом деле противоречия здесь нет. Самец получает все свои гены от матери, но мать отдает сыну только половину своих генов Разрешение этого парадокса кроется в том, что клетки самца содержат лишь половину нормального числа генов. точки зрения матки ее потомки, независимо от их пола, находятся с ней в таком же близком родстве, как мать со своими детьми у человека.
Положение осложняется с сестрами. Родные сестры не просто дочери одного и того же отца: зачавшие их сперматозоиды идентичны по всем своим генам. Поэтому сестры в том, что касается генов, полученных ими от родителей, равноценны однояйцовым близнецам. Если у одной самки имеется ген А, то она могла получить его либо от отца, либо от матери. Если она получила его от матери, то с вероятностью 50% он имеется и у ее сестры. Но если он достался ей от отца, то вероятность наличия этого гена у ее сестры равна 100%. Поэтому у перепончатокрылых коэффициент родства между родными сестрами равен не 1/2, а 3/4.
Отсюда следует, что у перепончатокрылых самка связана со своими сестрами более тесным родством, чем со своими потомками как одного, так и другого пола. вполне возможно, что это обстоятельство предрасполагает самку ухаживать за своей матерью как за эффективной машиной, производящей сестер. Ген, детерминирующий создание сестер косвенным образом, реплицируется быстрее, чем ген, детерминирующий непосредственное произведение на свет потомков. В результате в процессе эволюции возникла стерильность рабочих.

Взаимоотношения между представителями двух разных видов, выгодные для них обоих, называют мутуализмом или симбиозом. Члены разных видов часто могут предложить друг другу много различных услуг, потому что каждый из них обладает различными «талантами». Такого рода глубокая асимметрия может привести к эволюционно стабильным стратегиям, основанным на взаимовыгодной кооперации. Взаимовыгодные симбиотические отношения часто встречаются среди животных и растений. На первый взгляд лишайник кажется отдельным растением, как любое другое. Но на самом деле лишайник состоит из гриба и зеленой водоросли, находящихся в тесном симбиозе. Ни один из них не может существовать без другого. Если бы их единение стало еще чуть теснее, мы уже не могли бы говорить, что лишайник состоит из двух организмов.
Автор выдвигает гипотезу, согласно которой каждый из наших генов представляет собой симбиотическую единицу. Люди — это гигантские колонии симбиотических генов. вслед за этим логично допустить, что вирусы — это гены, оторвавшиеся от таких колоний, как человек. Вирусы состоят из чистой ДНК (или аналогичной самореплицирующейся молекулы), окруженной белковой оболочкой. Все они паразиты. Предполагается, что они возникли из «взбунтовавшихся» генов, которые освободились и теперь путешествуют из тела в тело прямо по воздуху, а не более традиционным способом — в таких «экипажах», как сперматозоиды и яйцеклетки. Если это так, то мы могли бы с тем же успехом рассматривать себя как колонию вирусов. Некоторые из этих вирусов ведут себя как симбионты, переходя из тела в тело в сперматозоидах и яйцеклетках. Это наши обычные «гены». Другие ведут паразитический образ жизни и путешествуют любыми доступными им способами. Если эта паразитическая ДНК перемещается в сперматозоидах и яйцеклетках, то она, возможно, и составляет тот «парадоксальный» избыток ДНК – ведь молекулы ДНК содержатся в каждой клетке тела, тогда как в этом нет необходимости для размножения. Если же она перемещается по воздуху или же другими прямыми способами, то ее называют «вирусом» в обычном смысле.
Проблемы возникают, когда между предоставлением помощи и расплатой за нее проходит какое-то время. ведь у партнера, первым воспользовавшегося услугой, может возникнуть соблазн смошенничать и отказаться от расплаты, когда придет его очередь. Решение этой проблемы представляет интерес и заслуживает подробного обсуждения. Лучше всего сделать это на каком-либо гипотетическом примере.
Представим себе вид птиц, на котором паразитирует вредный клещ, служащий переносчиком какой-то опасной болезни. Этих клещей следует удалять как можно быстрее. Обычно каждая птица сама обирает с себя клещей, когда чистит перья. Однако одна часть тела недоступна ее клюву-макушка головы. Всякий человек быстро решит эту проблему. Хотя сам он, вероятно, и не сможет снять клеща с собственной головы, ему достаточно попросить об этом приятеля. Впоследствии он может отплатить этому приятелю тем же. Взаимные услуги такого рода действительно очень часто встречаются как у птиц, так и у млекопитающих.
Рассмотрим конкретную популяцию, состоящую из индивидуумов, использующих одну из двух стратегий, Простак и Плут. Простаки снимают паразитов с любого, кому это нужно, без разбора. Плуты принимают альтруистичные услуги со стороны Простаков, но сами никогда не оказывают услуг никому, даже тем, кто раньше оказывал аналогичные услуги им самим. Если частота нападения паразита высока, то каждый отдельный Простак в популяции, состоящей из Простаков, имеет шансы воспользоваться услугами своих сотоварищей примерно так же часто, как он сам оказывает им эту услугу. Поэтому средний выигрыш для Простака, находящегося среди Простаков, будет положительным. Допустим теперь, что в популяции появился Плут. Будучи единственным Плутом, он может рассчитывать на то, что все остальные члены популяции будут вытаскивать из него паразитов, а ему самому расплачиваться за это не придется. Его средний выигрыш выше среднего для Простака. Поэтому плутовские гены начнут распространяться в популяции, а гены простоты будут быстро элиминированы. Это объясняется тем, что, независимо от соотношения в популяции Плутов и Простаков, первые всегда будут в более выгодном положении. Рассмотрим, например, случай, когда популяция состоит на 50% из Плутов и на 50% из Простаков. Средний выигрыш как для тех, так и для других будет ниже, чем для каждого отдельного индивидуума в популяции, целиком состоящей из Простаков. Но все же Плуты находятся в лучшем положении, так как они извлекают все выгоды, какими бы они ни были, не расплачиваясь за это ничем. Когда доля Плутов достигнет 90%, средний выигрыш для всех индивидуумов станет очень низким: многие индивидуумы и одного и другого типа будут погибать от инфекций, переносимых клещами. Но опять-таки Плуты окажутся в лучшем положении, чем Простаки. Даже если популяция в целом дойдет до полного вымирания, никогда не настанет такой период, когда выигрыш Простаков превысит выигрыш Плутов. Поэтому до тех пор, пока мы рассматриваем только эти две стратегии, ничто не может остановить вымирание Простаков, а весьма вероятно, и вымирание всей популяции.
Допустим теперь третью стратегию - Злопамятный. Он удаляют паразитов с незнакомцев и с тех индивидуумов, которые раньше оказывали эту услугу им самим. Если, однако, какой-то индивидуум обманет их, они запоминают этот инцидент и затаивают против него злобу, отказываясь в дальнейшем вытаскивать из него паразитов. В популяции, состоящей из Злопамятных и Простаков, невозможно отличить одних от других. Индивидуумы обоих типов проявляют альтруизм ко всем остальным и извлекают из него одинаковый и притом высокий средний выигрыш. В популяции, состоящей исключительно из Плутов, один Злопамятный не добился бы большого успеха. Он затратил бы много энергии, удаляя паразитов с большинства встречающихся ему индивидуумов, поскольку ему потребуется известное время, чтобы выработать злопамятность по отношению к ним ко всем. При этом никто не будет оказывать ему ответную услугу. Если доля Злопамятных мала по сравнению с долей Плутов, то ген злопамятности будет элиминирован. Если же Злопамятным удастся повысить свою численность до некоторой критической доли, то их шансы встретиться друг с другом станут достаточно высокими, чтобы компенсировать напрасные усилия, затраченные на обирание паразитов с Плутов. По достижении этой критической доли Злопамятные начнут получать в среднем больший выигрыш, чем Плуты, которые со все возрастающей скоростью будут двигаться к вымиранию. Когда Плуты приблизятся к вымиранию почти вплотную, этот процесс замедлится и они могут довольно долго сохраняться в популяции как меньшинство. Это объясняется тем, что для каждого отдельного редко встречающегося Плута вероятность дважды столкнуться с одним и тем же Злопамятным очень мала; а поэтому доля в популяции индивидуумов, затаивших злобу на каждого данного Плута, будет невелика.
Автор проверил справедливость этих допущений, смоделировав весь процесс на компьютере. Стратегия Злопамятного действительно оказалась эволюционно стабильной относительно стратегий Простака и Плута в том смысле, что популяцию, значительную долю которой составляют Злопамятные, не смогут захватить ни Плуты, ни Простаки. Однако стратегия Плута также эволюционно стабильна, так как популяцию, значительную долю которой составляют Плуты, не могут захватить ни Злопамятные, ни Простаки. Популяция может существовать при любой из этих двух ЭСС. В конечном счете она может одним рывком перейти от одной стратегии к другой. Обратите внимание на то, что хотя шансы на вымирание у популяции Плутов выше, чем у популяции Злопамятных, это отнюдь не влияет на ее статус как одной из ЭСС. Если данная популяция достигает ЭСС, которая ведет ее к вымиранию, то она вымирает; тем хуже для нее.
Известно примерно 50 видов мелких рыб и креветок, питающихся паразитами, которых они снимают с поверхности тела более крупных рыб и других животных. Крупной рыбе выгодно, что ее очищают от паразитов, а чистильщики обеспечивают себя таким образом обильной пищей, т. е. между ними существует симбиоз. Во многих случаях крупная рыба открывает рот и разрешает чистильщикам заплывать в ротовую полость, чтобы почистить ей зубы, после чего они выплывают наружу через жаберные щели, очищая также и их.
Чистильщикам свойственны особая полосатая окраска и своеобразные танцевальные движения, служащие их опознавательными признаками. Крупные рыбы обычно не поедают мелких рыбешек, которые обладают такими характерными полосками и приближаются к ней, выполняя соответствующий танец. Эгоизм генов проявляется и тут. Существуют виды мелких рыб, внешне неотличимые от чистильщиков и демонстрирующие такие же танцы с тем, чтобы иметь возможность без опаски приблизиться к большой рыбе. Когда крупная рыба впадает в транс ожидания, такой Плут, вместо того чтобы вытаскивать паразитов, откусывает кусочек от ее плавника и быстро пускается наутек. Однако, несмотря на Плутов, взаимоотношения между чистильщиками и их клиентами бывают главным образом дружескими и стабильными. Польза, извлекаемая крупной рыбой, должна перевешивать потери, возникающие из-за того, что она не съедает чистильщиков. Поскольку чистильщики невелики по размерам, в это легко поверить. Присутствие Плутов, подражающих чистильщикам, быть может, косвенно подвергает опасности честных чистильщиков, оказывая незначительное давление на крупных рыб, с тем чтобы они поедали полосатых балерин. Свойственная настоящим чистильщикам приверженность к определенному месту позволяет их клиентам находить их и избегать Плутов.
Долгая память и способность распознавать отдельных индивидуумов хорошо развиты у человека. Трайверс высказывает предположение, что многие психологические свойства человека: зависть, чувство вины, благодарности, Симпатии, и т.п., - были созданы естественным отбором для того, чтобы повысить его способности мошенничать, обнаруживать обманщиков. Возможно даже, что большой головной мозг человека и его предрасположенность к математическому мышлению развивались как механизм для все более хитроумного мошенничества и для все более проницательного обнаружения обмана со стороны других. Деньги — это формальный знак отложенного реципрокного альтруизма.

Глава 10. Мимы — новые репликаторы
Имеются ли веские причины для того, чтобы признать исключительность вида Homo sapiens и не признавать его машиной выживания эгоистичного гена? Вероятно, да.
Большую часть всего, что есть необычного в человеке, можно вместить в слово «культура». Многие ученые пытаются найти «биологические преимущества» в человеческой культуре. Например, религии примитивных племен рассматриваются как механизм, помогающий укреплению группового самосознания; это очень важно для вида, который охотится стаей. Человек провел большую часть нескольких последних миллионов лет, живя маленькими группами, связанными родством. Возможно, кин-отбор и отбор, благоприятствующий реципрокному альтруизму, действовали на гены человека, создавая многие из наших основных психологических атрибутов и склонностей. И все-таки эти идеи пасуют перед грандиозной задачей объяснения происхождения культуры, культурной эволюции и огромного ее разнообразия.
Автор выдвигает смелую идею - одного гена как единственной основы наших представлений об эволюции слишком мало.
В чем главная особенность генов? Они являются репликаторами. Законы физики справедливы во всех доступных наблюдению точках Вселенной. А существуют ли такие же универсальные биологические законы? Докинз считает, что это закон о том, что все живое эволюционирует в результате дифференциального выживания реплицирующихся единиц. Реплицирующейся единицей, преобладающей на нашей планете, оказался ген — молекула ДНК. Но возник и новый тип репликатора. Он пока еще неуклюже барахтается в своем первичном бульоне, но эволюционирует с такой скоростью, что оставляет старый добрый ген далеко позади. Новый бульон — это бульон человеческой культуры. Нам необходимо имя для нового репликатора, существительное, которое отражало бы идею о единице передачи культурного наследия или о единице имитации. От подходящего греческого корня получается слово «мимем», или короче, мим.
Примерами мимов служат мелодии, идеи, модные словечки и выражения, способы варки похлебки или сооружения арок. Точно так же, как гены распространяются в генофонде, переходя из одного тела в другое с помощью сперматозоидов или яйцеклеток, мимы распространяются в том же смысле, переходя из одного мозга в другой с помощью процесса, который в широком смысле можно назвать имитацией. Если ученый услышал или прочитал об интересной идее, он сообщает о ней своим коллегам и студентам. Он упоминает о ней в своих статьях и лекциях. Если идея подхватывается, то говорят, что она распространяется, передаваясь от одного мозга другому. Посадив в мой разум плодовитый мим, вы буквально поселили в нем паразита, превратив тем самым разум в носителя, где происходит размножение этого мима. Мим «веры в загробную жизнь» реализуется физически миллионы раз, как некая структура в нервной системе отдельных людей по всему земному шару.
Рассмотрим представление о Боге. Как это древнейшая идея реплицируется? С помощью устного и письменного слова, подкрепляемого великой музыкой и изобразительным искусством. Почему эта идея обладает такой высокой выживаемостью в мимофонде? Выживаемость хорошего мима обусловливается его большой психологической привлекательностью. Идея Бога дает на первый взгляд приемлемый ответ на глубокие и волнующие вопросы о смысле существования. Она позволяет надеяться, что несправедливость на этом свете может быть вознаграждена на том свете. «Всегда протянутые руки», готовые поддержать нас в минуты нашей слабости. Вот некоторые из причин, по которым идея Бога с такой готовностью копируется последовательными поколениями индивидуальных мозгов.
Качества, обусловливающие высокую выживаемость мимов, должны быть такими же, как у репликаторов: долговечность, плодовитость и точность копирования. Для мимов, как и для генов, плодовитость гораздо важнее, чем долговечность. Если данный мим представляет собой научную идею, то его распространение будет зависеть от того, сколь приемлема эта идея для популяции ученых; приблизительную оценку ее выживаемости может дать подсчет ссылок на нее в научных журналах за ряд лет. Некоторые мимы, подобно некоторым генам, достигают блестящего кратковременного успеха, но не сохраняются в мимофонде надолго. Примерами служат шлягеры или туфли на шпильках. Другие, как законы иудейской религии, распространяются на протяжении тысячелетий, обычно вследствие долговечности письменных свидетельств.
третье важное условие успеха репликаторов: точность копирования. На первый взгляд вовсе не кажется, что мимы реплицируются с высокой точностью. Всякий раз, когда ученый слышит о какой-либо идее и сообщает о ней кому-то другому, он, вероятно, немножко ее изменяет. Мимы передаются в очень измененной форме. Но если взглянуть на наследование таких генетических признаков, как рост или цвет кожи человека, то они не кажутся результатом деятельности неделимых или несмешивающихся генов. Дети от брака между представителями черной и белой расы не бывают черными или белыми — они промежуточные. Это не значит, что гены, определяющие цвет кожи, некорпускулярны. Это лишь означает, что в определении цвета кожи участвует так много генов и эффект каждого из них так мал, что создается впечатление, будто они сливаются. К тому же далеко не очевидно, из чего состоит единичный мим. Что такое симфония? Сколько она вмещает мимов? Соответствует ли миму каждая ее часть, каждая различимая фраза мелодии, каждый такт, каждый аккорд или что-то еще?
когда мы говорим, что в наши дни все биологи верят в теорию Дарвина, мы не имеем в виду, что в мозгу каждого биолога запечатлена идентичная копия точных слов самого Чарлза Дарвина. Каждый индивидуум по-своему интерпретирует идеи Дарвина. И тем не менее существует что-то, некая сущность дарвинизма, которая содержится в мозгу каждого, кто понимает эту теорию. «Мим-идею» можно определить как некую единицу, способную передаваться от одного мозга другому. Поэтому мим дарвиновской теории — это та неотъемлемая основа идеи, которай содержится во всех мозгах, понимающих эту теорию. В таком случае различия в представлениях разных людей об этой теории не составляют, по определению, часть мима.
Продолжим аналогию между мимами и генами. Можем ли мы попытаться поискать эгоистичные или безжалостные мимы? Вступают ли они в конкуренцию со своими аллелями?
Любой пользователь цифровой вычислительной машины знает, как ценятся машинное время и объем памяти. Компьютеры, в которых живут мимы, — это человеческий мозг (6). Возможно, что время представляет собой более важный лимитирующий фактор, чем объем памяти, и что оно служит объектом сильной конкуренции. Мозг человека и тело, которым он управляет, могут выполнять одновременно не более одной или нескольких функций. Если какой-либо мим целиком поглощает все внимание мозга данного человека, то это должно происходить за счет мимов-«соперников». Другие предметы потребления, за которые конкурируют мимы, — это время на радио и на телевидении, площадь на рекламных щитах и на библиотечных полках.
После смерти от нас остаются две вещи: наши гены и наши мимы. Мы были построены как генные машины, созданные для того, чтобы передавать свои гены потомкам. Но с каждым поколением вклад ваших генов уменьшается вдвое. Очень скоро этот вклад становится пренебрежимо мал. Наши гены могут оставаться бессмертными, однако сочетание генов, имеющееся в каждом из нас, неизбежно погибнет.
Если, однако, вы вносите какой-то вклад в мировую культуру, если у вас возникла хорошая идея, если вы изобрели свечу зажигания, написали стихотворение, они могут продолжать жить в первозданном виде в течение еще долгого времени после того, как ваши гены растворятся в общем фонде. Никого не беспокоит вопрос о том, сохранились ли на свете хотя бы один или два из генов Сократа. Мимокомплексы же Сократа, Леонардо-да-Винчи, Коперника или Маркони все еще сохраняют полную силу.
У человека есть черта, присущая ему одному, развитие которой могло происходить через мимы или без связи с ними: это его способность к осознанному предвидению. Эгоистичные гены и мимы неспособны к предвидению. Это бессознательные эгоистичные репликаторы. Нельзя ожидать, что простой репликатор, будь то ген или мим, воздержится от использования кратковременного эгоистичного преимущества, даже если в далекой перспективе ему придется расплачиваться за это.
Еще одна черта, свойственная только человеку: это способность к неподдельному бескорыстному альтруизму. Даже если относиться к этому пессимистически и допустить, что отдельный человек в своей основе эгоистичен, наше осознанное предвидение может спасти нас от наихудших эгоистичных эксцессов слепых репликаторов. Человек обладает силой, позволяющей ему воспротивиться влиянию эгоистичных генов и эгоистичных мимов, полученных в результате воспитания. Мы построены как машины для генов и взращены как машины для мимов, но мы в силах обратиться против наших создателей. Мы — единственные существа на земле, способные восстать против тирании эгоистичных репликаторов.