Умер вчера сероглазый король...

Маша Тополь
Это была очень романтичная история. Мне было 16 лет, и меня приняли на работу в бюро машинописи. Там я и встретила ЕГО. Все было очень просто, как удар молнии – открылась дверь, он вошел и попросил меня отпечатать какие-то документы. И все. Я влюбилась окончательно и бесповоротно, с пылкостью и восторженностью маленькой идеалистки, воспитанной на произведениях Тургенева. Мне, выросшей без родителей, у бабушки, он казался принцем. Мой любимый был гораздо старше меня, считался знатоком английского языка, имел высшее образование и считал, что женщина должна быть независимой. Одевался он, по моим понятиям, шикарно, вел светский образ жизни – опять же по моим понятиям, щеголял латинскими поговорками и мог поддерживать разговор на любую тему. А я училась тогда в вечерней школе, носила перешитые на меня теткины платья и перелицованное бабушкино пальто, смотрела на него с замиранием сердца, как Золушка на своих разряженных сестер перед балом, осознавая, что такой замарашке на бал не попасть никогда. Но ни разница в возрасте, образовании, жизненном опыте не существовала для меня. Я любила – вот и все.

Моего сказочного принца поразило мое экзотическое, как он выразился, имя – Рома. Так назвал меня папа, слегка «повернутый» на всем итальянском.
- Почему не Венеция? – ворчливо спрашивала бабушка, - больше бы подошло имя Венеция...
- Рахель Сигизмундовна, Венеция получилось бы слишком вычурно! Рома в самый раз! – неизменно отвечал папа.

Мой принц называл меня «Ромашка», уверяя, что я похожа на этот полевой цветок – такой же невзрачный и незаметный, как я сама.

Отвечал ли мой любимый мне взаимностью? Тогда я именно так и думала. Он принимал мой восторг как само собой разумеющееся и разрешал себя любить. Когда он поцеловал меня в первый раз, мне показалось, что мир осветился тысячами ярких вспышек. И как же мне нужно работать над собой, чтобы сохранить это счастье!

Прошло 6 лет. Я тянулась изо всех сил, чтоб мой любимый мог гордиться мной.
Английский был выучен, попутно испанский и немецкий, я училась на юридическом факультете, получала повышенную стипендию, работала ассистентом на кафедре административного права и занималась научной работой. Я дарила ему цветы. И не только цветы. Я устраивала уют в его доме. Вела там хозяйство, хотя жила отдельно. Наши отношения стали портиться когда я была на втором курсе. Ненаглядный мой начал отдаляться от меня. Он насмешливо относился к моим успехам, никогда не приходил на студенческие научные конференции, мои статьи не читал сразу, только после долгих уговоров; прочитав, вяло откладывал в сторону, всем своим видом показывая, что ничего нового он не узнал. Мне казалось, что достижения мои были мизерными, это заставляло меня идти вперед с ещё большим усердием. Каждый день и час я сдавала экзамен перед самой собой – достойна я ЕГО любви или нет.

Бабушка, не одобрявшая нашего романа, но желавшая мне счастья, принимала моего возлюбленного у нас дома, терпела мои ночевки у него, покупала ему подарки на 23 февраля и дни рождения. Она называла его «швицер»:
- Ромочка, иди, там твой швицер пришел!
Я очень обижалась, а бабушка всегда просила прощения. Правда, особого раскаяния при этом я не замечала.

Бабушка и тетя уехали за океан. Я же отказывалась ехать наотрез – мой возлюбленный ни за что не уехал бы со мной. Жизни без него я не мыслила.

Наш роман закончился как-то странно и неожиданно. Однажды мой принц просто исчез. На работе о нем ничего не знали. Квартира его была закрыта, телефон молчал. И – ни строчки, ни звонка. Поболев год, я тоже собрала манатки и уехала вслед за бабушкой и теткой в США.

Прошло еще 6 лет. Адаптация, учеба, стажировка, работа. За мной ухаживали, завязывались романы, но замуж я не вышла. Ведь никто не мог сравниться с НИМ. Я каждый день думала – что же произошло тогда? Почему он пропал, не сказав ни слова? Как он? Жив ли? Здоров? Письма, отправленные ему, остались без ответа. И, наконец, объявление на сайте поиска: «Разыскивается Петровский Андрей Викторович, 19... года рождения, проживающий там-то и там-то. Разыскивает...» - и мои координаты

Это, собственно, присказка. Сказка будет впереди.

Телефон зазвонил ночью. Мой четырехмесячный мастино Джанфранко неожиданно откликнулся на звонок басовым лаем. Я вскочила с бешено бъющимся сердцем: бабушка! Шлепая босыми ногами по полу, я пыталась сообразить, где же стоит телефон – спросонья не могла сориентироваться. А телефонная трель не прекращалась, Джанфранко вкладывал в лай всю свою душу. Наконец-то я нашла в темноте телефон:
- Алло, ба? Тебе плохо?

В ответ я услышала обрывки собственных фраз, шипение международной телефонной линии, потом хорошо поставленный мужской голос по-русски произнес:
- Можно к телефону миссис Векслер?
- Мисс, - поправила я, - я у телефона.

Дальше опять – шипение, шипение, которое, казалось никогда не закончится, и вдруг тот же голос, но уже тихий и нежный, произнес:
- Как ты там, Ромашка?
- Господи, - казалось, меня перестали держать ноги – ведь я узнала его, - Андрей? Андрюша... я... я хорошо... как ты? - тут у меня голос задрожал, и я расплакалась.

Я не ручаюсь за то, что передам точно содержание последующего разговора, я его попросту почти не помню. Андрей рассказывал о своей жизни за прошедшие годы, говорил о своей работе, употребляя иностранные слова – риэлтор, реализатор, дистрибьютор – говорил, что был потрясен, когда ему сообщили, что его кто-то ищет, как был счастлив, узнав, что это я. Я рассказала о себе.
- Ромашка, - заканчивая наш разговор, сказал Андрей, - я пришлю тебе письмо по интернету, ответь, ладно?

Письмо пришло на следующий день. Вот оно – слово в слово:
«Ромашка, дорогая. Какой же я был дурак! Мне уже 50, и никого в моей жизни родней тебя нет. Если я тебе еще дорог – давай начнем все сначала. Я люблю тебя. Андрей.»

Я взяла на работе двухнедельный отпуск, отправила Джанфранко в собачий пансионат, и, пообещав бабушке звонить каждый день, вылетела в родной город.

После приземления я была в числе первых, кто сошел с трапа и сел в автобус. В здании аэропорта Андрея не было. Я уже начала беспокоиться. И вдруг...

- Ромашка, солнце мое! – пронеслось над толпой и я увидела... его.

Это был небритый, плохо ухоженный, подержанный джентльмен в старом черном плаще. Цвет стоптанных туфель невозможно было определить. Неопрятное сальное лицо светилось восторгом. С ним был какой-то мужчина, выглядевший точно так же, но немного ниже ростом и с бородой.

- Ох, ты прекрасно выглядишь, королева моя французская, царица полей! Sic transit gloria mundi! Ну и счастливец же я... А это Гера, наш главный спонсор, – и тут же, помрачнев, - Мамочка, Ромашка – тут такое дело... Извини, что нашу жизнь приходится начинать с такой прозы, но это реальность... Мамочка, я с работы был сегодня, важная встреча, я не успевал к тебе и меня Гера подвез, а это его заработок, обычно он требует расплаты долларами, а у меня сейчас нет, не захватил сегодня, ну знаешь, ну не думал, думал, что доеду на автобусе, а тут такое, контракт на большие деньги, не мог раньше уйти. Надо деньги ему отдать, мамочка... Dura lex – sed lex.

Мне показалось, что я ослышалась, настолько неожиданной была эта просьба после стольких лет разлуки, и эти поговорки, употребляемые им некстати, вносили большую неразбериху. Я подумала: буду решать проблемы в порядке поступления, ведь всякое бывает, в конце концов:
- Сколько?

- 100 баксов, но мамочка, я отдам сегодня же, когда приедем домой – ты же знаешь меня, гусары денег не берут. Pecunia non olet! - и он расхохотался.
- 100 баксов? Почему так дорого? - удивилась я. «Долго же не была я в родном городе, такие цены на транспорт!»
На помятом лице моего визави мастерски отобразилось изумление:
- Сто? Я сказал – сто? Ой нет, мамочка, пятьдесят. Пятьдесят и ни копеечки больше. Сто – это туда и обратно, но мы же можем и на автобусе. – Тут Андрей прижал руку к груди и посмотрел мне в глаза долгим, многообещающим взглядом, - Я отдам тебе все до цента, мамочка, честью клянусь! Omni omnium mecum porto!

Я смотрела во все глаза. Неужели именно этот мужчина и есть мой Андрей?

- Ну что смотришь? – грубо обратился ко мне его друг, - ты деньги собираешься давать или нет?
Сердце мое бешено заколотилось, во рту пересохло.
- Вы не похожи на автовладельца, – сказала я и сама подивилась тому, как спокойно звучал мой голос.
- Да ты что, Ромашка, Герин мерин, - тут Андрей улыбнулся своей удачной шутке, - стоит здесь на стоянке!
- Да что ты с ней говоришь, не любит она тебя! Если любишь, то доверяешь... ну... во... – снова встрял Гера, - а она – неееет... не доверяет... – и Гера презрительно скривился.
- Гера, ты подожди, подожди, отойди на минуту, я ей все объясню.

Гера, бросая на меня уничтожающие взгляды, отошел.
- Надо заплатить, неудобно, – убеждал меня мой принц.

На душе у меня было мерзко.
- Я хочу взять такси, – сказала я и направилась к выходу.
Я услышала, как Гера говорил Андрею:
- Если она не дает денег – на фига тебе это надо?
- Гера, да подожди ты. Она даст.. – и Андрей попытался меня задержать. Если бы дело было лет 7 назад – то я дала бы денег, и извинилась бы за беспокойство. Но сейчас не только он – даже железные решетки не смогли бы удержать меня. Во мне было столько решимости, что мой суженый отступил, покорно бормоча:
- Ну ладно, ну иди, таксист, жлоб, тебе нахамит, сама же будешь виновата... – и, подойдя к Гере, начал ему что-то быстро говорить. Я услышала слова «завтра» и «железно».

Я подошла к группе таксистов, стоящей у входа в здание:
- Сколько стоит доехать до центра?
Таксист посмотрел на меня оценивающе.
- Кому надо?
- Мне, - ответила я.
- 20 долларов, – и по лицу было видно, что цену он назвал несусветную.
- 10. Согласны?
- Ладно, садитесь.

Андрей уже спешил к нам со сладкой улыбкой.

- Ой. Я уже здесь. Тот, что деньги требовал, уехал уже. Вот жлоб, главное – 100 баксов просит. И главное – наглый такой, требует, я ему говорю...
- Сделай отдолжение, замолчи, - попросила я, садясь в машину. Только сейчас я вспомнила, что не спала и ничего не ела с момента вылета из Нью-Йорка. Я ничего не понимала, кроме того, что сгоняла из Феникса сюда совершенно зря. Я почувствовала безразличную усталость. «Черт с ним, сначала высплюсь, а потом буду думать.»
- Ой, правда, чего это я. Бог с ним, со жлобом. Он свое найдет, не беспокойся! Слышь, шеф, какая женщина ко мне приехала! Я так ждал её, так ждал... Я на ней женюсь. Какая женщина! Это же море наслаждения!
- Господи, да замолчи же, – простонала я.
- Ой, да ладно, - продолжал жених, толкнув меня в бок локтем, - чего застеснялась? Встречу надо отметить! Шеф, отвези нас в ресторан. Самый дорогой! Такая женщина этого стоит! Ну, - это уже ко мне, интимным грудным голосом и наклонившись в мою сторону, - у тебя мужики там были? Рассказывай, я не сержусь.
- Куда везти? – не поворачивая головы, спросил меня таксист.
- Я ж сказал – в ресторан. Я же сказал! – с нажимом на слове «Я» произнес Андрей.
- Платит она, - спокойно отметил водитель.
- Отвезите меня в ближайшую гостиницу, - попросила я.

Мой герой зашептал мне на ухо:
- Мамочка, ты же знаешь – сейчас у меня денег нет. Гостиницу оплачивать не смогу. Ты нанимала такси, ты и плати – я предлагал на автобусе, если помнишь. Только не расплачивайся с ним сама! Дай мне 100 баксов, я ему заплачу – я знаю, как с ними говорить, не беспокойся, пару долларов он мне уступит.
- Не дам, - сказала я. «Вот и все.» - пронеслось у меня в голове.
- Нет? Воооот как ты заговориииила, - меряя меня взглядом и растягивая слова, произнес Андрей, - Ну, не нааадо, - Андрей сделал вид, что собирается уйти. На его лице было написано праведное негодование. - Ты чувствуешь, как из-за этих паршивых денег ты потеряла меня? Ты уже осознала это или нет?

Я внимательно посмотрела на мужчину, о котором мечтала столько лет. Мне было очень грустно, но в то же время спокойно, как будто прошла боль, мучавшая меня долгие годы.
- Осознала, - ответила я.
И – таксисту:
- Вот Вам деньги, как договаривались. Отвезите этого господина куда ему нужно. Извините, я никуда не еду.

Через час с небольшим я вылетела в Москву, а через три дня уже была дома.

По приезде я позвонила бабушке.
- Ну и слава Богу, - резюмировала она, выслушав мой рассказ.

Джанфранко встретил меня негодующим и радостным лаем.
- Слышь, итальянец, - сказала я своему псу, держа его за мягкое ухо, - былых возлюбленных на свете нет...