Средневековые мыслители и Узбекистан

Арслан Таксанов
       С древнейших времен среднеазиатские этносы административно и территориально входили в разные типы сложных по структуре и неустойчивых в системной целостности империй, царств, государств – Ахеменидов, Македонского, Селивкидов, Греко-Бактрии, Кангха, Кушанское, Эфталитское, Тюркский каганат, Саманидское, Караханидское, Темура и т.д., а в феодальный период – в отдельные друг от друга Бухарский эмират, Хивинское, Кокандское ханства. После завоевания Россией Средней Азии здесь сформировалось Туркестанское генерал-губернаторство.

Иначе говоря, на протяжении тысячелетий узбекский народ исторически де-юре и де-факто не имел собственной и самостоятельной национальной государственности. И в советскую эпоху, входя в состав Союза ССР, Узбекская республика, по сути дела, не обладала всем комплексом черт и признаков, необходимых для конституирования ее как независимого и суверенного государства с четко выраженным национальным обликом и правовыми атрибутами.

Но с тех времен, насколько это позволяют определить письменные источники, на опыте изучения и осмысления возникающих и исчезающих империй и ханств, формировались философские и правовые взгляды и идеи мыслителей Средней Азии о государстве, власти и правлении. Именно их наследие в этой области в совокупности с выработанной концепцией о человеке закладывали основы представлений о разумном обществе, о справедливости монархов и законов, о социальном равенстве всех граждан государства, об управлении страной и воспитанием. Многие из изложенных в трактатах и рукописях положений и мнений, отражающие, в сущности, народные идеалы, чаяния и устремления, и сегодня не утратили своей свежести и значимости.

       Освещению социально-политической жизни своей эпохи посвятил свои труды Фараби, немало места и внимания уделивший разработке принципов добровольного общества, основу которой составило учение об идеальном государстве. Несмотря на утопизм своих воззрений и иллюзий, он в теоретическим аспекте сумел построить более или менее развернутую конструкцию своего феномена, включающую в себя ряд элементов, предвосхищающих на многие века вперед структурные и содержательные качества демократического устройства государства. Так, приводимым им же перечне форм правления как монархия, аристократия, диктатура, он выделял и демократию, то есть народовластие, при которой, согласно его убеждению, “нет в действительности ни руководителя, ни подчиненного”[1]. В таком государстве “жители помогают друг другу в достижении самых превосходных вещей, с которыми связаны истинное бытие человека, его существование, пропитание и сохранение жизни” и где “все должны получать свою долю благ по заслугам, в противном случае, это будет не справедливо”[2].

       Учение Фараби положило начало восточному утопическому воззрению на государство и общество, которое в дальнейшем было развито целой плеядой ученых. Ими было внесено немало новых существенных моментов, уточнены и конкретизированы ряд положений и принципов, исходя из реалий тех времен. Например, Кашифи не представлял государство и общество без политики, без управления, ибо без них “важные дела мира не упорядочиваются, если не будет закона о воспитании и наказании, дела государства испортятся”[3]. В управлении он выделял два вида: управление своей душой и управление подданными. Кашифи обращал внимание на сложную структуру государственного аппарата, огромную трудность управления им. Давани же считал, что без государства невозможно навести порядок в обществе. По его мнению, при отсутствии управления “взаимная поддержка не упорядочивается, ибо каждый для своего личного интереса причиняет ущерб другому, все борются друг с другом, занимаются развратом и взаимоуничтожением”[4].

       Следует отметить, что большинство мыслителей в своих взглядах на государство зачастую управление отождествляют с деятельностью правителей и связывают с их личностными качествами. Так, Фараби подчеркивал, что идеальный правитель может управлять своим государством при условии, если он соединяет в себе двенадцать или хотя бы шесть положительных качеств, среди которых наиболее важными считается мудрость, совершенная рассудительность, умение убеждать, способность к воображению и т.д. При определении качеств такого правителя, он исходил из принципа справедливости, из необходимости осуществления равенства и всеобщего счастья. По Каши, дело государя заключается в том, что действовать по закону справедливости, каждое сословие он должен оценивать, исходя из достоинств, не допускать господства одних над другими Джами же утверждал, что мудрость монархов проявляется в справедливости и правосудии, а не в блеске и великолепии царствования[5]. По мнению Навои, “царь должен иногда быть милостивым, а иногда суровым, чтобы отличать друга от недруга, он должен быть опытным и разумным”[6]. Давани в свою очередь утверждал, что правитель должен внимательно следить за “состоянием всего общества, жизнь которого идет нормально, а если отклоняется от правильного пути, он приводит его в нормальное состояние”[7]. Далее, государь должен обеспечить равноправие всех групп и сословий в обществе, отдавать предпочтение тем людям, которые своим трудом приносят большую пользу государству.

       В своих трудах мыслители на передний план функционирования государства выдвигали идею о верховенстве закона, об отношении правителей к закону. По Навои, справедливость и законность - основа благоденствия народа и страны. Они выше и важнее “догм, религии и молитв”[8], что даже султан, если он провинился, может быть предан суду[9]. “Велик тот шах, - писал он, - который словно щит на страже правосудия стоит”[10]. Если же нормы закона и обычного права были не таковы, если они устарели, являются несправедливыми, жестокими, то их следует отменять и заменять новыми, справедливыми нормами, которые давали бы пользу людям.

       Мыслителями предлагалась и своего рода кадровая политика, основанная на разумном подборе сановников, блюстителей закона, городских правителей и т.д. Джами считал, что “приближенными падишаха должны быть люди добродетельные, правдивые, обо всем ему поведывающие”[11]. Согласно мнению Кашифи, монарх не должен допускать к службе семь групп людей: завистников, скупых и скряг, ничтожных и подлых, людей, занимающихся зловонием, неблагодарных и изменников, лжецов, болтливых и рассеянных. По Хавафи, “у каждого царя, если приближенные являются завистниками и клеветниками, государство придет в упадок и правитель сменится”[12].

       Необходимо подчеркнуть, что на протяжении длительного исторического периода в общественном сознании людей формировался стереотип, согласно которому, якобы, основные идеи о государстве и обществе были развиты западноевропейскими мыслителями, например, Б.Спинозой, Т.Гоббсом, Д.Локком, Ш.Монтескье, Д.Дидро, П.Гольбахом, Вольтером, Гельвецием и т.д. В учебных заведениях республики изучались законы Хаммурапи и Уложения Петра Первого, римское право и “Русская правда”, а также другие источники, имеющие в своей основе опыт иных народов и стран. Между тем, ученые под воздействием официальной идеологии игнорировали или же подвергали обструкции идеи Темура о централизованном государстве, которые по своей содержательности и правовой нагрузке значительно превосходили другие концепции и взгляды. В его “Уложении” отражены не только особенности восточного представления о государстве, но и рекомендованы ряд положений, которые в силу своей прогрессивности могли бы занять достойное место в любой современной теории государства и права. Среди них наиболее существенными являются выделенные им двенадцать основных принципов управления, деление подданных на двенадцать классов, тезисы, согласно которым опорой государства является народ.

       Одновременно необходимо добавить, что в идеях Темура помимо авторитарных взглядов уже просматривались элементы демократического подхода к управлению. Например, он считал, что в делах султаната нужно следовать четырем правилам: совет; обсуждение; твердое решение и предприимчивость; бдительность и осмотрительность, а также фраза “где царит закон, там и есть свобода”[13]. Своеобразием отличается и его суждения о налоговой и кадровой политике, защите имущественных интересов подданных и информированности правителей, укреплении порядка и дисциплины в стране, законности и справедливости.

       Изложенные материалы из исторического наследия народа - не самоцель, а возможность еще раз утвердиться во мнении, что идея национальной государственности с ее особенными и отличительными чертами вынашивалась в ходе становления, развития, смены многих государственных образований на территории Средней Азии, а ряд положений находили свою практическую реализацию. Более конкретные очертания она приняла в материалах деятельности джадидов, которые видели в реализации этой идеи, прежде всего, необходимость национального самоопределения узбекского народа. Наличие на территории Средней Азии Туркестанского губернаторства, Бухарского и Хивинского ханств не позволяло создать единое и целостное государство, без которого немыслимо было ставить вопрос о едином политическом, экономическом, культурном и духовном пространстве. Но, не смотря на это, они стояли на позиции установления, например, в Туркестане конституционной монархии как наиболее демократичной и приемлемой для мусульман формы правления, дающей возможность для участия представителей местного населения края в управлении государством, в разработке и принятии законов[14].

С победой февральской революции в России их взгляды стали отражать идею образования в составе Российской республики отдельной территориально-автономной Федерации, организованной на началах национально-культурного самоопределения всех народностей под наименованием “Туркестанская Федеративная Республика”.

       Но при таких условиях джадиды считали, что Туркестанская Федерация может делегировать Российской республике лишь такие функции и полномочия, как охрана внешних границ в военное время, управление уголовными и гражданскими судами, культурно-просветительскими учреждениями, почтой, телеграфом, железной дорогой, внешнеполитическими связями и отношениями, оборона. Все остальные вопросы, связанные с социально-экономической, политико-правовой и культурной жизнью, по их мнению, должны находится в распоряжении Туркестанской Федеративной Республики, и решаться самостоятельно органами государственной власти, управления и суда[15]. Среди них - издание законов, отнесенных к компетенции республики, создание своих государственных структур, собственной милиции, казначейства, федерального банка, чеканка своей валюты и выпуск кредитных билетов. В случае реализации данной идеи джадидов, Туркестан уже в те годы имел реальную возможность в осуществлении республикой национальной государственности.

       Однако, они не получили правовой поддержки и политического развития при национально-государственном размежевании Средней Азии и образовании Узбекской ССР. Тоталитарное централизованное государство допускало в Узбекистане национальную государственность в тех границах и сферах, которые обеспечивало ему лишь формальное конституирование суверенности и самостоятельности. Другими словами, в определенный исторический период у узбекского народа был шанс для достижения национальной независимости и национальной государственности, который был подавлен державной политикой Центра.

       Ныне Узбекистан получил возможность самореализовываться в своей исторической и традиционной самобытности, используя в полном объеме прогрессивные учения и идеи мыслителей прошлого о государстве, управлении и власти. Как подчеркивает Президент Республики Узбекистан И.А.Каримов, “мы намечаем свой путь развития, которым сможем привести республику к национально-государственному совершенству”[16], “но время сейчас неоднозначное, переходный период сложен, подчас не просто бывает сориентироваться”[17]. Такое заявление вполне правомерно. Ведь, во-первых, в настоящее время весьма сложно и трудно выйти на те точки общего соприкосновения, которые позволили бы применить в современной концепции национальной государственности рациональные моменты в социально-правовом наследии прошлого; во-вторых, восточные и европейские модели при их соединении не всегда могут породить оптимальный вариант государственного формообразования. Но так или иначе, принятый республикой образец можно рассматривать как результат творческого и научного обоснования преемственности опыта прошлого и влияния настоящего.

       Выбор узбекским народом Президентской формы государственности и правления следует расценивать как следствие приверженности его демократическим идеалам и сильной власти. Искать здесь нечто генетическое и наследственное с любых точек зрения не имеет смысла. Безусловно, что это далеко не одно и то же, что предлагали восточные утописты в лице идеального государства и не то же самое, что насаждала в республике советская партийная диктатура. Но это и не реализация идеи глубоко централизованного государства Темура и взглядов на парламентскую монархию джадидов. Очевидно, на начальных этапах своей независимости Узбекистан не надеялся лишь на зыбкие конструкции демократии. Авторитарный характер государства переходного периода - не фатальная неизбежность. В тех странах, где демократическая среда и устои отличаются высокой степенью развитости и уровнем зрелости политической и правовой культуры населения и государственных служащих, он не подлежит дискуссии и не принимается в качестве исходного, стартового момента в развитии государственности.

       Для Узбекистана - это иной случай. Президентская модель здесь оказалась наиболее вероятной формой осуществления демократии и сильной власти. Как глава государства Президент формирует аппарат исполнительной власти и руководит им, обеспечивает взаимодействие высших органов власти и управления, образует и упраздняет министерства, государственные комитеты, ведомства, назначает и освобождает состав Кабинета Министров, судей всех уровней, хокимов областей и города Ташкента, приостанавливает, отменяет акты органов государственного управления республики, а также хокимов, подписывает законы Узбекистана и т.д. Он обладает правом по согласованию с Конституционным судом роспуска Олий Мажлиса. Иначе говоря, обладая достаточно широкими функциями и полномочиями, глава государства выступает в качестве гаранта соблюдения прав и свобод граждан.

       В одном из принципов Темура, изложенного в “Уложении”, записано: “действия и слова лица повелевающего должны вполне принадлежать ему, то есть народ и войско должны быть уверены, что все, что ни делает и ни говорит государь, он делает и говорит от себя и что никто не руководит им”[18]. В тоже время он замечает, что “неизбежно для монарха соблюдать во всем справедливость... Опыт показал мне, что власть, не опирающаяся на религию и законы, не сохранит на долгое время свое положение и силу”[19]. Приведенное созвучно с конституционным статусом Президента Узбекистана, избранного народом и ответственного перед народом, поборником справедливости и закона. В них видится главная цель авторитарности правления в переходный период. “Идея высшей справедливости, - считает И.А.Каримов, - красной нитью проводится в нормах шариата, положениях, определяющих государственное устройство, требования к должностным лицам в прошлом. Без учета этих особенностей мы не сможем построить сильное демократическое государство и в настоящем”, “мы строим правовое государство, где все и вся будет подчиненно закону”[20]. Увязывая идею справедливости и законности как своего рода мостик, соединяющий прошлое и настоящее, он тем самым еще раз доказывает незыблемость и непреходящность исторических ценностей народа. Иначе говоря, в национальную государственность ранее и ныне закладываются человеческие интересы. “Из всех мировых ценностей, - подчеркивает И.Каримов, - мы выделили самое великое - человека и на этой основе стремимся найти рациональное правовое решение взаимоотношений между гражданином, обществом и государством”[21]. Президентская республика и правление есть как раз та форма, которая способна гармонизировать интересы всех трех сторон при условии протеста личности.

       Гуманистический характер национальной государственности берет своими истоками заповеди древних мыслителей. Касани, в частности, был вполне уверен, что “у правителя, который следует по пути справедливости и шариата, имеется неисчислимое количество милости”[22]. Хавафи же утверждал, что “порядок мира и времени связан со справедливостью правителей, от результатов справедливости зависит благоденствие войск и процветание государства”[23]. По мнению Давани, “когда бразды правления государством находятся в руках справедливого царя, все стремятся быть справедливыми и овладеть достоинствами, а в противном случае, народ проявляет склонность ко лжи, алчности и другим низким поступкам”[24]. Справедливость как ведущий элемент гуманности закладывается и в закон. Установить “закон добра взамен насилия, - считал Навои, - прямая обязанность правителя”[25]. Другими словами, в современном понимании и осмыслении, гуманизм президента-правителя должен проявляться в осуществлении им политики правовой и социальной защиты населения. “Идея справедливости, - отмечал И.Каримов, - должна охватывать все области общественной жизни. Формирование всех отраслей законодательства должно начинаться и заканчиваться по этой идеей”[26]. Под этим подразумевается, что любой законодательный или нормативный государственный акт должен включать в себя положения или статьи, гарантирующие охрану и защиту интересов человека и обеспечивающим ему социальную поддержку в реализации конституционных прав и свобод, жизненных интересов и потребностей. А без этого немыслимо в равной мере и раскрепощение человека, и гуманизация государства. “Общество, - считает узбекский президент, - которое не сумело по закону и на практике обеспечить права человека, не смогло дать для этого гарантий, не может считаться демократическим обществом”[27].

       Надо признать, что в реальной действительности имеют место не только существенные отклонения от принципов законности и справедливости, но и намеренно-продуманные искажения их содержательности. Дело в том, что в начальных стадиях своего становления власть делает попытки установить те демократические пределы, которые выгодны, прежде всего, ей, допускает те демократические институты, которые могут контролироваться ею. Указанная сфера не составляет исключения. Дозирование границ правовой и социальной защиты, произвольное интерпритирование справедливости и закона может иметь своими последствиями серьезные симптомы болезни общественного организма. Именно в этих случаях президентская власть способна сформировать защитные механизмы от посягательства государственных учреждений, правоохранительных органов, должностных лиц на права, требования и запросы населения. Предотвращение возможных деформаций в структуре рациональных норм потребления, доступности людей к материальным, культурным и духовным ценностям, в осуществлении своих гражданских обязанностей, в реализации своих патриотических чувств и долга - одна из самых характерных черт национальной государственности, проводимой через президентскую власть.

       Необходимо подчеркнуть, что элементы, определяющие своеобразие национальной государственности, при всей своей догматической условности и устойчивости, все же обладают свойствами внутренней мобильности в развитии. Примером того может служить конституирование государственного языка. На первый взгляд, казалось бы, что в подобном акте закрепления права национального большинства республики нет ничего противоестественного и противозаконного. Оно является средством самоутверждения нации в рамках собственного государственного образования. Придание узбекскому языку такого статуса не может рассматриваться как попытка ущемления других этнических групп или как механизм правового и политического давления на них. Хотя следует видеть в языковой политике не только лингвистические процессы. Дело в том, что обретение узбекским языком статуса государственного сопровождается, с одной стороны, нежеланием признавать внутри сферы своего применения за каким-либо другим языком подобного права, например, русского языка как языка межнационального общения, а с другой, резким отмежеванием узбекского языка от русского, от его влияния и зависимости путем перевода алфавита на собственную или иную графику (арабистику или латиницу). Такого рода односторонность нельзя считать удачным выходом из прежнего языкового пространства. На наш взгляд, национальная государственность республики нисколько не пострадает, а статус государственного языка не утеряет своих прав и значимости, если в пространство общения, информации и т.д. будет допущено иное языковое средство. В данном случае вопрос не стоит о введении в законодательном порядке режима двуязычия, а о свободном и бездискриминационном пользовании каждым и всеми тех языков, которые более удобны, привычны и активны с точки зрения общения.

       Говоря о государственном языке, как элементе национальной государственности, следует иметь в виду не только его территориально-пространственную монополию, но и то, что в перспективе, по мере его закрепления в сферах экономики, политики, культуры и т.д., он может приобрести качества межнационального. Народ Узбекистана - это не только коренное население, но и множество других, различных по численности и компактности проживания, этнонациональных групп, и они вправе без внешнего давления и принуждения, на добровольной основе опираться в своей жизнедеятельности на близкие им языковые системы. Исторически народы Узбекистана жили в многоязычной среде, и их отношение к иным языкам всегда отличалось терпимостью и лояльностью. Поэтому в соответствии с Законом Республики Узбекистан “О государственном языке” декларировано, что на территории республики обеспечивается развитие и свободное пользование русским языком как языком межнационального общения, создаются благоприятные условия для развития национально-русского и русско-национального языкового общения. Такой подход создает своеобразие качеств национальной государственности, ибо этим самым подтверждается многонациональный характер государства, стремление сохранить сложившуюся межнациональную структуру общества. Истоки такого внимания и отношения лежат в исторических корнях предков.

       В своих откровениях Темур, в частности, замечал, что он тонко изучал характер и настроение различных национальностей, с добрыми, к какой бы национальности они не принадлежали, он обходился с добротой, и “на управление в завоеванных странах давал правителей, свыкших с их нравами и обычаями и которые пользовались у них одобрением”[28].

       Взаимоуважение и взаимодоверие народов составляют одну из основ национальной государственности. “В обществе, которое станет жить, - подчеркивал И.Каримов, - будут преобладать такие качества, как дружба и согласие между гражданами, присущая нашему народу человечность, уважение к общечеловеческим ценностям... традиции братства народов, принципы добрососедства”[29]. Данный тезис не только подтверждает взгляды мыслителей прошлого, но и расширяет и углубляет понимание национальной государственности новым смысловым содержанием. Народ, достигший независимости, не может, используя государство, угнетать, не может допустить их унижения и оскорбления. “Справедливое отношение к представителям всех наций и народностей, проживающих в республике, забота о них становится у нас нравственным долгом”[30], - таково мнение Президента Узбекистана.

       В этом контексте стоит упомянуть о новация идеи в качественно иной интерпретации понятия “узбекчилик”, который ранее трактовался как национализм. Восстановление его на основе культурных ценностей мусульманства на деле означает возврат к истокам национального характера и духа - доброте, милосердию, взаимной терпимости и уважению, состраданию к другим. Другими словами, “узбекчилик” - это своеобразная философия, менталитет, образ жизни народа, закрепленных в мировоззренческих, социальных, правовых и этических нормах и проявляющегося в его практических действиях и поступках, связях и отношениях. Без этого идея национальной государственности выглядела бы аморфной, иррациональной как образ без лица.

       Один из показателей национальной государственности - наличие представительных органов власти. В Узбекистане они нашли отражение в форме Олий Мажлиса и Советов народных депутатов. Первый из них даже по своему наименованию более всего соответствует национально-традиционным образованиям и уходящему в глубину веков. Существенные отличия имеет Олий Мажлис от прежнего Верховного Совета. В своем докладе “Основные принципы общественно-политического и экономического развития Узбекистана” И.Каримов раскрыл структурные, функциональные и другие различие между ними, социальную природу их формирования. Например, прежний Верховный Совет избирался, исходя из социально-классового подхода и в соответствии с устанавливаемыми квотами на количество рабочих, колхозников, интеллигенции, молодежи, женщин и т.д., в то время как на выборах в Олий Мажлис принималось во внимание не социальное происхождение кандидатов в депутаты, а, прежде всего деловые, моральные качества, их социальные программы. Осуществление выборов на многопартийной основе, а не как ранее - в блоке коммунистов и беспартийных, еще одно проявление новаций в развитии государственности.

       Безусловно, что аналогов подобному органу представительной власти нет смысла искать в историческом опыте прошлого. Появление такого прецедента намечалось в статьях, выступлениях, проектах и программных документах джадидов. Так, в “Резолюции краевого съезда мусульман о будущем политическом устройстве Туркестанского края” указывалось: “Законодательная власть по вопросам внутреннего управления Туркестанской Федерации и самоуправление принадлежит Туркестанскому парламенту, избираемому на основании всеобщего прямого, равного и тайного голосования сроком на пять лет, с обязательным пропорциональным представительством в нем всех народностей, населяющих Туркестанский край”[31]. Однако, при всей позитивности данной резолюции в ней все-таки не была включена идея независимости представительного органа республики от Центра. В несколько измененном виде она, по сути дела, перекочевала и в Конституцию Узбекской ССР. И здесь в перечне функций и полномочий Верховного Совета ее участие в законотворчестве ограничивается обеспечением законодательного регулирования на всей территории республики и толковании законов. И никакой самостоятельности в выработке и принятии собственных государственных и нормативных актов, имеющих законодательную силу. Утверждаемые же здесь законы по соответствующему шаблону копировали союзные, привнося в них лишь незначительные и несущественные изменения.

       Правами законодательной инициативы выступали народные депутаты, постоянные комиссии, общественные организации в лице их республиканских органов, Академия наук. Согласно же Конституции независимого Узбекистана, Олий Мажлис является единственным законотворческим и законодательным органом, а право законодательной инициативы предоставлено лишь депутатам, Президенту, Кабинету Министров, Конституционному суду, Верховному суду, Высшему хозяйственному суду, Генеральному прокурору, Республике Каракалпакстан в лице ее высшего органа государственной власти. Но, как отмечалось ранее, за Президентом сохраняется право подписи законов республики, возврата их с соответствующими возражениями в Олий Мажлис для повторного обсуждения и голосования.

       Иной характер и структуру приобретает Олий Мажлис с точки зрения его внутреннего строения и регламента. Принцип выборности на многопартийной основе открыл путь для формирования и деятельности партийных фракций, через которые те или иные политические силы имеют возможность влиять на законотворчество, а значит, участвовать в управлении государством. В силу этого Олий Мажлис становится своеобразной ареной столкновений плюрализма взглядов и мнений, концепций и программ партий и движений по проблемам общественно-политического и социально-экономического развития государства и общества. Однако ни одна из них, как декларировано Конституцией, не может выступать от имени народа, прерогативу и право на это имеют лишь Олий Мажлис и Президент.

       Рассматривая вопросы соотношения президентской и представительной властей, необходимо обратить внимание на то обстоятельство, что первая в полном объеме сохраняет свойства авторитарности. Еще Темур считал, что “в управлении, при обнародовании приказов, монарх должен остерегаться признать кого-нибудь сотоварищем, и он не должен принимать к себе товарища при управлении”[32]. В Конституции Республики Узбекистан данная идея изложена с позиции того, что “Президент не вправе передавать исполнение своих полномочий государственным органам или должностным лицам”[33]. В тоже время глава государства, согласно “Уложения” Темура, несет на себе нагрузку и исполнительной власти. “Какие бы ни были приказания монархов, - записано в нем, - должно, чтобы последовало исполнение их; ни один подданный не должен быть настолько могущественным или смелым, чтобы остановить их исполнение, если бы даже казалось, что эти приказания должны иметь прискорбные последствия”[34]. По Конституции РУ Указы, постановления и распоряжения Президента имеют обязательную силу на всей территории республики[35].

       Приведенное сопоставление и сравнение двух документов различных эпох не самоцель, а возможность выявления органической взаимосвязи исторической традиционности с современным государственным строительством. Тем более что они в той или иной мере характеризуют особенности и своеобразие нарождающейся национальной государственности. Причем, что важно, в системе отношений президентской и представительной высшей государственной власти законы и постановления, принимаемые Олий Мажлисом, по своей значимости составляют первооснову для разработки нормативно-законодательных актов, утверждаемых на уровне Президента. Но и в том, и в другом вариантах исполнение законов, соблюдение их и реализация на всех уровнях есть непременное условие сохранения единства и целостности общественно-политической системы общества.

       Самостоятельная и независимая внешнеполитическая деятельность - одна из существенных проявлений национальной государственности. Без института дипломатических отношений невозможно обеспечить, с одной стороны, равноправное положение суверенной республики в структуре мирового сообщества, а с другой, национальную безопасность. Основные принципы внешней политики независимого Узбекистана изложены в ряде трудов и выступлениях Президента И.Каримова, они затрагивают наиболее узловые вопросы и проблемы экономической интеграции, культурных связей и обмена, добрососедских отношений, научного и технического сотрудничества и т.д. В союзном государстве все вопросы, связанные с проблемами мира и войны, защиты суверенитета, охраны границ, организации обороны, представительства в международных организациях и иностранных государствах, внешняя торговля и других связей и отношений республикой были делегированы Центру. В Конституции же Узбекской ССР в перечне компетенций республики было определено полномочие в представительстве Узбекской ССР в международных отношениях. Иначе говоря, понятие “внешняя политика” как атрибут и качество государственности принадлежало исключительно союзному образованию, без согласия и ведома которого Узбекистан не имел прав и возможностей выхода на международную арену, устанавливать двух- и многосторонние договора и соглашения с другими странами.

       В условиях независимости Узбекистан становится полноправным субъектом международных отношений, и ее внешняя политика строится исходя из принципов суверенного равенства государств, неприменения силы или угрозы силой, нерушимости границ, мирного урегулирования споров, невмешательства во внутренние дела других государств и иных общепризнанных принципов и норм международного права. В настоящее время республика признана 140 странами мира, с 95 из них установлены дипломатические отношения. Самостоятельными стали и внешнеэкономические связи. Сегодня сотрудничество развиваются со многими компаниями и фирмами зарубежных стран, в 1997 году было зарегистрировано более 3,5 тыс. совместных предприятий. И это притом, что республика начала осуществление независимой внешней политики с нулевой стартовой базы.

       Становление национальной государственности немыслимо без создания собственных вооруженных сил и развития военной доктрины. Эти компоненты являются важнейшей частью общего государственного строительства с целью обеспечения суверенной республике возможностей для защиты национальной безопасности. На формирование своих войск для охраны в мирное время границ Федерации Туркестана с иностранными государствами настаивали еще джадиды. В советское время делались попытки по организации национальных частей Красной Армии, но в силу передачи функции защиты и обороны республики союзному государству необходимость в них отпала. Однако ныне, когда Узбекистан обрел государственную независимость и когда в окружающем неспокойном мире есть силы, пытающие любыми доступными ими методами, в том числе военными, втянуть Узбекистан в сферу своего влияния, как подчеркивает И.Каримов, “мы должны иметь мобильную, хорошо обученную и оснащенную армию, способную обеспечить защиту наших границ, нашу независимость и суверенитет”[36].

       Нет надобности давать подробную оценку значимости армии деятелями прошлого, в частности, Темуром, с точки зрения их защиты государством. Но все же следует отметить, его внимательное отношение к военному строительству. Так, в своих “Уложениях” он отмечал, что “войска и народ были одинаково дороги мне. Армия всегда наготове и получала содержание даже раньше требований”[37]. Не менее важны и его взгляды на характер оценки государства к потенциальным способностям военнослужащих. “Я всегда с уважением относился к солдатам, - отмечает Темур. - Если простой солдат высказывал благоразумие и неустрашимость, то я всегда соразмерял повышение его с его талантом и заслугами. Я старался удержать всех солдат на их местах, и ни один из них не смел выходить из границ ему указанных”[38]. Иначе говоря, армия с точки зрения государственной значимости была из наиболее важных.

       Для независимости Узбекистана реализация проблемы национальной безопасности через формирование собственного военного института наталкиваются на серьезные трудности. Во-первых, у государства в настоящее время нет достаточных вооруженных сил; во-вторых, отсутствуют в достаточном количестве профессиональные военные кадры и специалисты; в-третьих, материальные и финансовые ресурсы республики, научные и технические возможности не могут оперативно и на соответствующем уровне восполнять тактико-техническую базу вооруженных сил; в-четвертых, психологически и физически призывная молодежь не подготовлена к осуществлению своих обязанностей по защите государства; в-пятых, в общественном мнении и сознании престиж воина и солдата в системе профессиональных ценностей не имеет высокой оценки. Изложенное никоем образом не умаляют истинные патриотические чувства, нравственные качества народа. Еще мыслители прошлого отмечали присутствие у него таких черт, как бесстрашие и стойкость, храбрость и самоотверженность, и другие военные качества. У узбеков, по мнению И.Каримова, любовь к родной земле поднята до уровня культа, они традиционно привержены родному очагу. Военная доктрина республики в своей основе опирается и на другие идеи, высказанные мыслителями прошлого. Бируни, например, считал войны большим бедствием и утверждал, что “взаимные раздоры и распри одолевают все народы”[39]. Навои в свою очередь мечтал, “чтобы в покое, в мире жил народ”[40] и призывал: “в добром мире живите, народы, дружба - дело людей”[41]. Другими словами, миролюбивость составляет одну из черт национальной государственности.

       Нынешняя концепция национальной государственности базируется на исторических, национально-традиционных идеях государственного строительства. Безусловно, в современных условиях и на сегодняшнем уровне развития мировой цивилизации невозможно воплощение ряда рекомендаций, так как по характеру и содержанию их утопическая сущность не вызывает сомнений. Другие мысли не могут быть реализованы по причинам их устарелости. Не следует забывать и того обстоятельства, что многие предложения мыслителей были органически привязаны к феодальному государству и были, по сути дела, направлены на его совершенствование. Но, тем не менее, очевидно и то, что в своих представлениях и надеждах народ не может полностью отказаться или пренебречь тем наследием, которое ему оставили и завещали предки.





[1] Фараби. Гражданская политика. В кн. Аль-Фараби. Социально-этические трактаты. Алма-Ата, 1973, с.156

[2] Социально-утопические идеи в Средней Азии, Ташкент, Фан, 1993, с..37, 38

[3] Там же, с.121.

[4] Там же, с.120

[5] Джами. Весенний сад. Душанбе, 1964, с.76

[6] Навои. Собр. соч., т.10, с.10-11

[7] Социально-утопические идеи в Средней Азии, с.123-124

[8] Навои. т.3, с.228

[9] Навои. т.3, с.59

[10] Навои, т.7, с.20

[11] Джами. Весенний сад, с.72

[12] Социально-утопические идеи в Средней Азии, с.130

[13] Уложения Темура. Ташкент, 1992, с.16-19

[14] См. Истикбол, 1993, № 1, 2, 3, с.85

[15] Истикбол, № 1, 2, 3, с.88

[16] Народное слово, 1992, 9 декабря

[17] Правда Востока, 1994, 22 марта

[18] Уложения Темура, с.20

[19] Там же, с.10, 20.

[20] Народное слово, 1995, 24 февраля

[21] Народное слово, 1992, 9 декабря

[22] Социально-утопические идеи в Средней Азии, с.123

[23] Там же, с.124

[24] Там же, с.125

[25] Навои, т.3, с.52

[26] Народное слово, 1995, 24 февраля

[27] Народное слово, 1993, 8 сентября

[28] Уложение Темура, с.9, 49, 50

[29] Народное слово, 1992, 9 декабря

[30] Там же

[31] Истикбол, 1993, № 1, 2, 3, с.87

[32] Уложение Темура, с.21

[33] Конституция Республики Узбекистан, с.33

[34] Уложение Темура, с.21

[35] Конституция Республики Узбекистан, с.33

[36] И.Каримов. Основные принципы общественно-политического и экономического развития Узбекистана. - Народное слово, 1995, 24 февраля.

[37] Уложение Темура, с.10

[38] Там же, с.17-18

[39] Бируни. Индия. Избранные произведения. т.2. Ташкент, 1963, с.67

[40] Навои, т.7, с.28

[41] Навои, т.1, с.146