Была бессонница и беспокойство, и так легко было поверить самым заскорузлым предсказаниям, в которых сам же подозревал химеры. Утомляла дряблая кожа, утомляло дрожащее веко, глупость напуганной челяди. Храпели за портьерой. А жизни другой не было.
– Только бы пережить зиму, – думал, свирепея; старик, сам не узнававший своей руки, вцепившейся в подлокотник кресла.
Ждали хотя бы слова, и когда рухнули те, беззвучные, надтреснутые, искрой в лицах мелькнуло облегчение, и только было разочарование в зрачках и нервах его рыхлого отпрыска:
– Особенно следить за путями в Египет, – старик говорил.