Ночь

Эдуард Резник
Вот, вы убивали под утро того, кто истерзал вашу плоть и разобрал по винтикам душу?
Если да, то вы меня поймёте.
Она шептала:
- Не дёргайся, пролетит.
Я её услышал. А этот - нет.
Первый волдырь я снёс, простил, затих и прислушался.
Ну а какой уже сон? Это же такая... Он моё ухо облюбовал!
Я снова снёс. Опять затих.
Мимикрировал в простыню, слился с цветочками. Лежу в незабудках, а этот гад как-то разглядел, и в самую...
Уж я так прикрывался, а он - в самую-ю...
Она мне:
- Не чешись!
Я попробовал. Честно. Но как можно, если зудит?
Она мне:
- Если ты, ещё раз...
Тут я его - бац!
То есть, себя - бац!
А он уже на отлёте мне пискнул, вроде того что - свидимся.

Ну и притворился я тогда мёртвым. В кино показывали - у львов это работает.
Она уже посапывать начала. А тут этот. Опять. Но уже в глаз.
Оба вспухли почти одновременно!
Он меня - в правый, я себя - в левый, на опережение.
Траекторию вроде высчитал. Но по быстроте - сбой и мимо.
То есть, как раз точно, просто мимо него.
Она шипит:
- Ещё раз меня разбудишь...
Так я прятаться стал.
Под одеяло ушёл. Дышу, чем попало.
И тут вдруг он... Откуда-то снизу! Видимо мы с ним вместе под одеялом прятались.
То ли ему ждать надоело, то ли кислорода не хватило, и он меня... прямо...
И как они чуют? Это ж анатомию знать надо! Их, наверное, обучает где-то, кто-то?!
Ну, как тут не почесать? Тут бы и Будда почесался!
В общем, вспухло. Одно, но как оба глаза. И зуди-и-ит!
А эта:
- Прекрати! - орёт. - Перестань!
Кому? Он же её не слышит.
Охотится я начал.
Себя, как приманку. Живца оголил... И спикировал он.
И вот, звук вроде справа, а эта сволочь уже в левое - вгрызается.
Тут я очередью и дал - на звук, на боль, на опережение... по той, что сопела.
И она, как заорёт:
- Ты...!
Это она про меня.
- Ты...!
А про него не слова.
Я свет зажёг.
- Уйди, - говорю, - от греха, у нас серьёзный разговор намечается. Эта... мне вызов бросил. Два глаза и два не глаза подбил, не считая уха. Пусть, - говорю, - кровью искупит!
- Ну-ну! – кивает она, и голову - под подушку.
И снова оттуда, глухо так:
– Му-му!
- Прячься, прячься! – злорадствую.
Щёлки век разлепил. Тапку - в руку, полотенце - в другую. И, как мастер кунг-фу, аж пыль вихрем!
А этот как-то со спины. И под лопатку... Боль, аж слёзы!
Зудит - умираю. Прямо в узел. В нервный.
А там такая точка – ни рукой, ни зубами... Только об косяк!
В общем, налёг я. Извиваюсь. А дверца возьми да откройся. Распахнулась, короче, и впустила меня аккурат затылком об раковину.
В голове - гул! Звон!..
Лопатка прошла, раковина треснула.
- Ну,...! – кричу. – Ну,...!
И тут эта подскочила.
- Живой?!
- Что, - ору, - о нём печёшься?!!
Отталкиваю её, и в бой.
Проснулся во мне кто-то.
Где логово?!.. Где гнездо?!.. Крови мне, мяса комариного!
Занавески - в пух. Одеяло - в перья.
В движение пришёл – в хаотическое. Руки - лопасти. Мат извергаю. Искры сыплю.
Торшер ухватил и, как факелом!   
А он, гад, на потолке. Кровью надутый.
Моей кровью!!!
- Э-э-э-х!.. - кричу. – А-а-а-х!..
И подушку, как ядро...
Лампу до проводов сбрило!
- Что?.. Где?.. Да ты!.. Да я!..
Это она мне - в темноте.
Это она меня - на ощупь!
- Сколько – ору, - ты ему заплатила?!
И на кадык ей. Правда, несильно. Ну, чтоб постепенно, как они со мной.
В общем, она хрипит, от кожи меня, как от кожуры, очищает.
А этот из окна таращится и крылышками ехидничает.
Ну и бросил я её. А в него - вазу!
Стекло – дзинь!
И тут эти - как попрут... Как зажуж-ж-жа-а-а-ат!..

А утром мою истерзанную плоть увезли, чтобы лечить развинченную душу.
Ну а эта - что? Эта навещает.