Поезд «Алматы-Астана» медленно отошёл от перрона. В купе тепло, чисто, накрахмаленные занавески, хрустящие простыни, даже не верится, что возможен такой комфорт. Но он налицо, и это я еду домой в Астану, очень хочу успеть встретить Новый год в кругу семьи. За окном всё быстрее и быстрее мелькали пристанционные постройки, деревья, дома. И вот он – простор степей, видно далеко-далеко, и везде степь, заснеженная, таинственная, прекрасная. Я часто езжу, уж привыкнуть бы пора, ан нет, всё равно не могу наглядеться, вобрать в себя эту красоту. Она просто чудо, наша земля!
Весной вдоль полотна дороги маки, яркие звёздочки в траве, машут – приветствуют, а потом машут – прощаются.
Летом белесые кисточки ковылей сливаются в сплошной ковёр, который зовёт, манит, притягивает. И трудно оторваться, а иногда засмотревшись, такие в своих фантазиях вижу картины, что долго потом удивляюсь: приснилось ли, привиделось ли, или было наяву. То гулянье у реки – с качелями, песнями, скачками. То настоящие битвы со звоном клинков, глухими ударами булав, ржаньем лошадей. То вдруг в мареве медленно бредущий караван верблюдов, нагруженный тюками, свёрнутыми коврами, бурдюками с водой. И почти всегда слышу песни, впитываю в себя мелодии, то звонкие, весёлые, то напевно-грустные, то нежно-задорные. Под пение легко думается, легко вспоминается; легче воспринимаются рассказы попутчиков, иногда пустые, и вспомнить потом нечего, а иногда такие откровения…
Под перестук колёс, под звон стаканов на столике засыпаю.
* Такого снегопада,
Такого снегопада
Давно помнят здешние места.
А снег не знал и падал,
А снег не знал и падал,
Земля была прекрасна,
Прекрасна и чиста.
Радио? Нет, не похоже. Подняла голову, посмотрела в окно и ахнула. Снежинки огромными звёздочками именно падали, делая землю сказочной, волшебной.
* Миллион, миллион алых роз. Нет, не радио. Потихоньку, чтобы не разбудить соседку, поворачиваюсь. А она и не спит вовсе. Закрыты глаза, рука подпирает щеку, слёзы, как бисеринки, медленно скатываются к уголкам губ.
* А звонкий мальчишеский голос раздавался из маленького магнитофончика, пел голосом то Аллы Пугачёвой, то Надежды Кадышевой, то Валерия Леонтьева. Были и фальшивые, подпускал иногда «петуха», но в общем пел хорошо, приятно было слушать. Казахский Робертино Лоретти? Перевожу взгляд на лицо женщины. Слёз, как не бывало, счастливая улыбка украсила лицо сорокалетней моей спутницы, сделала его светлым, привлекательным. Почувствовала ли мой взгляд, услышала ли скрип, сразу открыла глаза, приветливо улыбнулась.
- Вы уж простите, это я вас, наверное, разбудила?
- Нет, нет, не беспокойтесь, давно проснулась, думала радио.
- Мой сынок Кирюшка.
- ?
- Да-да, сынок, четырнадцати лет. Такой талантливый, умный. Хорошо учится в общеобразовательной и музыкальной школе. Освоил два музыкальных инструмента – аккордеон и баян. Голос хороший. Педагоги отмечают широкий диапазон, чистоту. Заканчивает в этом году музыкальную школу. А как любит выступать на концертах, пересказать не могу. Рубашку то одну наденет, то другую; то обычный галстук, то бабочку; а уж перед зеркалом и поёт, и позы различные принимает. Не знаю, что у нас с ним получится.
Вы бы уснули после этого? Вот я не смогла. Привела себя в порядок, столик к чаю накрыла, пригласила соседку. А за чаем, как водится, завязался разговор-ручеёк, сначала «да-нет», скупо, с интервалами, а потом… потом было не остановить этот поток, прерываемый показом фотографий, вздохами, иногда слезами, а то и счастливым смехом.
- Зовут меня Галина Алексеевна Сударушкина. Такая красивая фамилия, правда? Очень горжусь. Исконно русская, воронежская. Прадеды мои из Воронежа. Приехали на эти земли в конце 19 века – землю пахать, хлеб растить, детей рожать – обживать эти бескрайние степи. Хорошо помню рассказы моего деда Касьяна. Работали они с бабушкой на бая Ильяса. На месте Технопарка тогда были озёра, глубокие, чистые. Гуси, утки водились. Рыбы было не считано. Одним этим прокормиться можно было. Да ещё пшеницу сеяли _ поля глазом нельзя было окинуть. Бай держал аул на берегу озера. Красивый был, строгий, но справедливый. Сам работал от зари до зари и от других того же требовал. Деду Касьяну с прабабушкой Матрёной домик на другом берегу озера отдал за первое же лето работы.
- Живи, Касьян, хозяйство держи, детей заводи, кумом буду. За домик дед из благодарности готов был сутками работать. Очень старательный и ответственный был. Сыновья тоже под стать деду – крупные, красивые, работящие. Семь их было у деда, да у каждого из них по пятеро-шестеро, представляете, какая орда Сударушкиных живёт на этой земле?
Из рассказов деда Касьяна особенно в память запали некоторые факты, поразившие моё воображение.
- Зимы, слышь-ка, были суровы, ох суровы; иногда воробьи на лету мёрзли и камешками падали на землю. Прикинь, какие морозы были, а? Снегу-то, снегу, страсть смотреть, избу заметало под крышу. Поняла ли?
- Лета все были жаркие, знойные. Арбузы вызревали большущие, килограммов по десять. Теперь уж этого нет, поменялся климат. Озёра повысыхали, зимы потеплели, лета попрохладнели, арбузы таки теперь только на базаре покупаем, с югов всё больше, своих нет. Вот так-то, касатушка.
Галина Алексеевна поменяла кассету и мальчик задорно вдруг запел пионерскую песню из моего далёкого детства. Даже сердце защемило.
* Встань пораньше, встань пораньше,
Встань пораньше,
Только утро замаячит у ворот.
Ты услышишь, ты услышишь,
Как весёлый барабанщик
С барабаном вдруг по улице идёт.
- А как эта песня появилась в репертуаре? Теперь никто не поёт таких песен.
- От моей мамы. Она иногда поёт для Кирюши. Многие ему нравятся, заучивает и поёт потом на школьных концертах.
- На концертах часто поёт?
- Когда школа встречает гостей, или какие-то комиссии, Кирюшку обязательно включают в программу. Он в 1999 году получил приз за исполнительское мастерство в конкурсе «Хрустальный башмачок», а вот привезти в Москву на программу Юрия Николаева «Утренняя звезда» я не смогла. Что можно на учительскую зарплату? Побегала, поискала спонсоров, да тем дело и кончилось. Не сформировался ещё у нас «класс» меценатов. Засмеялась. А мальчик пел. У мамы снова заструились слезинки-бисеринки по щекам. Как могу успокаиваю её, и под пение снова пьём чай.
- Я почему так стремлюсь успеть домой 30 декабря? – продолжала Галина Алексеевна. - Это святой праздник в нашей семье, длинная и интересная история.
- У моих родителей шестеро детей, четыре старших моих сестры: Надя, Лида, Катя и Мария и младший брат Вадим. Представляете семейку? Самые интересные истории в нашей семье случались под Новый год. Судьба ли так подыгрывала, само собой ли случалось, трудно сказать.
Под пение я услышала интересную историю, порой трагичную, порой курьёзную, счастливую и обнадёживающую.
- Наш дом родители построили сами и был он на месте теперешнего Дворца «Жастар»; пять больших комнат, веранда, дворовые пристройки. Не у многих была гостиная, а у нас была и называлась она «зала». Папа работал машинистом на железной дороге, мама была «на хозяйстве». Огород был большой, работали на нём все усердно, играючи, зато и запасали много, на всю зиму хватало. Два погреба забивали до отказа. Чего только не готовили впрок! Но обязательны были кадка с мочёными яблоками и большущая кадка солёных арбузов. Их на больших блюдах ставили на середину праздничного новогоднего стола. Пеклись огромные по 3-4 кг пироги с капустой, картошкой и мясом, рыбой, яблоками; винегрета делали целое ведро, а холодец варили в 2-х ведёрной кастрюле. Представляете? Нет? А у меня все эти события так и стоят перед глазами: вот мы с Нюрой, перепачканные мукой, возимся с тестом, Мария, как самая старшая, убирает дом, Катя и Лида наряжают ёлку, а Вадькина задача – следить за печью, вовремя приносить дрова, подсыпать уголь. Всем этим субботником командует мама. Разрумянилась, следит за тестом, дошивает кому-то платье, гладит и раскладывает наши наряды на кроватях, готовит начинки для пирогов. К приходу папы огромный стол накрыт в зале, мы чинно рассаживаемся и каждый находит под своей тарелкой по 10 рублей. Это папа одаривал нас к Новому году. Дружная была семья, весёлая. Не помню, чтобы мы когда-то серьёзно ссорились. Поползновения, конечно, были, но стоило маме услышать бурные эмоции, как сразу всё становилось на свои места.
- Так кто там и чем недоволен? Быстро ко мне, ну-ка одевайся, да снег чистить, охолонёшь немного, не до ссор будет. Или: - Бери-ка вёдра, дружок, да полей грядки, вот и будет время поразмыслить. – Никогда никто маму не ослушался. Никогда! Потому что знали: вернётся отец из поездки, потребует отчёта, а выглядеть хуже других в глазах отца желания не было ни у кого.
- Теперь я с такой грустью вспоминаю те далёкие, счастливые годы. А с Новым годом связано одно из самых драматичных событий в семье. В 1963 году начали сносить наши дома под строительство Дворца Молодёжи. Уже всех соседей переселили, а папа никак не хотел покидать своими руками построенный дом. Чего только не придумывал на комиссиях в Горисполкоме! Председателем жилищной комиссии тогда была Заря (не помню её имени-отчества). Сначала папа категорично отказался от первого этажа; следующей причиной стали проходные комнаты, затем – окна на северную сторону; последней же каплей терпения комиссии была заявочка: - Нет, в угловую квартиру заселиться не могу, мне секта не разрешает. – Какая ещё секта? – и у Зари случился даже гипертонический криз. Засовестился папа и 30 декабря 1964 г. мы переселились в две 3-х комнатные квартиры на одной лестничной площадке в белом ленинградском доме на Проспекте Победы. А 31 вместо праздничного стола стояли на месте нашего снесённого дома. И с этого времени жизнь нашей семьи пошла по другому: сёстры одна за другой повыходили замуж и разъехались по всему Казахстану, кстати, и сейчас живут на родной земле, ни в Израиль не потянуло, ни в Россию, все здесь, - пошутила, - Хоть визы оформлять не надо.
Мальчик всё пел. Сколько песен записано на кассетах, сколько времени потрачено на запись, с какой целью это делалось? Я не решалась задать эти вопросы своей спутнице.
Да она сама сказала. Постояла у заснеженного окна, вздохнула, и рассказ плавно под стук колёс посвятил меня ещё в одну историю.
- Замуж я вышла через месяц знакомства с Иннокентием, по великой, всепоглощающей любви. Ничего и никого не видела кроме Кеши. Он был самый умный, самый красивый, все его поступки были правильными. Не послушала уговоров отца, что надо, как у сестёр, расписаться в загсе, отыграть свадьбу. От слепой любви не заметила и не прислушалась к каким-то перешёптываниям между Кешей и свекровью, которые прекращались при моём появлении, не обратила внимания, как свекровь собирала какие-то узлы с женскими нарядами и игрушками и уносила куда-то. Мне было не до этих житейских мелочей. Я любила, горела и жила только своей любовью. Я видела только Кешу – большой, сильный, красивый, самый лучший на свете.
Я заканчивала педучилище, Иннокентий работал на насосном заводе. И грянул гром. Перед Новым годом – 30 декабря. Помню этот день, как сегодня. Вымыла весь дом, начала украшать ёлку. Без стука открылась дверь (как Полкан пропустил?), вошла в комнату женщина с мальчиком лет трёх. На меня глянули чёрные Кешкины глаза.
- Вы кто?
- Я Галя, Кешина жена.
- А я Тая, тоже Кешина жена, а это Костик, его сын.
- ?
- А есть ещё Люба и Вера, тоже бывшие жёны, правда они без детей. Да что ты, что ты, Галя, что с тобой? А со мной ничего, вдруг Кирюшка ножонкой ли, головкой ли так ударил в живот и заторопил: - Принимай решение, не стой. Заметалась я по комнате, не знала, что взять в руки, что делать.
- Да, садись же, Галя, что ты так растерялась? Как же замуж выходила? Неужели ни мать, ни сынок ничего не сказали?
- Нет, - села, слёзы дождём, себя не помню, толи говорю, толи молчу. Только помню одно и очень ясно – толкает, толкает меня мой сынок, а ведь ему только три с половиной месяца, почему так рано? И решение пришло само собой. Собрала вещи свои, учебники и домой к родителям.
Мальчик пел: - Берега, берега
Берег этот и тот.
Между ними река
Моей жизни течёт.
Пел голосом Александра Малинина. А мамин рассказ дальше.
- Запретила отцу, упросила, выплакала никаких разбирательств не устраивать, перед подлецом не унижаться. Училище закончила, диплом получила, а в конце мая Кирюшку родила. Радость, счастье, смысл моей жизни.
- А как же отец? Неужели…
- Никак, нет у нас отца. Как ушла я перед Новым годом, сколько их уже промчалось этих годов, так ни разу не пришёл, не позвонил, не поинтересовался. У сынишки и отчество, как у меня – Николаевич. С гордостью: - Сами растём, сами живём и никто нам не нужен. Слеза-предательница снова ручейком по щеке. Смахнула.
- Знали бы вы, как тяжело было, молодая была, любви хотелось, ласки, мужчина чтобы в доме, хозяин, муж. Но так боялась снова негодяя полюбить, так страшно было: я-то кому-то ещё может быть и буду нужна, а Кирюшка? Сама растила, жизни не замечала: в детский сад, из детского сада, в школу, из школы, он на каток и я с ним, а теперь на дискотеку приноровилась; а чтобы мальчики не посмеивались, всегда им говорила: - Я со всеми вами, всех вас оберегаю, разве плохо? А с пятого класса пристрастился парень на хор ходить, да так полюбил! День забит до отказа: уроки, занятия по баяну, хор; а потом как-то выделил его руководитель хора Борис Дмитриевич, прослушал и стал заниматься с Киркой вокалом. Большие они друзья, большие. Эту фразу Галина Николаевна произнесла как-то задумчиво и нежно. Заметив моё удивление, пояснила:
- И со мной подружился вначале, а потом дружба переросла в нечто большее, глубокое.
- Любовью назвать боитесь?
- Боюсь.
Помолчали. Тихая улыбка порхала на лице женщины.
- Вы думаете, я куда ездила? Борис Дмитриевич научил Кирюшку всем этим песням, он их и записывал. А мне посоветовал, как буду в Алматы, дать прослушать их специалистам. Была в командировке, нашла музыкальную школу-интернат, попросила прослушать. Педагоги в один голос посоветовали привозить мальчика на следующий учебный год. Будет учиться сначала у них, а затем в консерватории. И снова слезинки-спутницы по щекам.
- Так почему же вы плачете? Радоваться нужно.
- Я и радуюсь. Не представляете, как я счастлива. Чётко определяется линия жизни сына. Да и моя, похоже, тоже определилась. 30 декабря идём в загс с Борисом Дмитриевичем. Он один и я одна. А Кирюшку он полюбил раньше меня, значит, и отцом хорошим будет! А вы приходите к нам на вечеринку, - вдруг неожиданно пригласила Галина Николаевна. А? – А что, и приду.
А утром уже было не до бесед. Попили чаю, собрали постели, всё переговорено. Только в поезде, да ещё и в больнице можно услышать такое откровение от совершенно незнакомого человека, ставшего вдруг близким, родным даже. Приближаемся к Астане. Белая пуховая чистая пелена покрыла всё вокруг: деревья в инее, крыши домов такие нарядные, праздничные. Этой же белоснежной шалью покрыта земля, такая необъятная, такая могущественная. И я вспомнила песню мальчика:
- А снег не шёл, а падал,
Земля была прекрасна,
Прекрасна и чиста!
И я с восторгом, со слезами на глазах сказала: - Будь благословенна, Земля! Ты даёшь нам силы и в горечи, и в радости. С Новым годом, Земля. Всегда будь прекрасна и чиста!