Семь счастливых дней Алёнушки

Валентина Мелисова
       Полная седая дама удобно устроилась в глубоком кресле. Красивая причёска, очки, ноги прикрыты пледом. Солнце заливает квартиру ярким светом. Его блики играют на мебели, посуде, в зеркале. Тепло, красиво и уютно.
       В ногах клубком свернулся кот, мурлычет, поёт, убаюкивает; приподнимет голову, лениво приоткроет один глаз, проследит за порядком и снова сольный концерт. Идиллия…
В руках у дамы спицы, которые машинально, быстро мелькают, шарф, кажется, вяжется сам по себе, а рукодельница толи думает, толи мечтает. Вспоминает…
       Ей шесть лет. Как только её не называет старший брат: Машенькой была, Настенькой была, почти целый год ходила в Мальвинах, всё ждала, когда вырастут голубые локоны. Надоело ждать, возмутилась: «Всё Мальвина, да Мальвина, а локоны где?! » Смеётся брат. Прочитал ей сказку «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка» и решил: «Ну, раз я - Иванушка, то ты будешь Алёнушка.»
       - Алёнушкой - это хорошо, может, вырастет русая коса до пояса.
       - Вырастет, вырастет, будешь ты у нас красавица - ни в сказке сказать, ни пером описать.
       Понравилось девочке, хихикает.

День первый
       Пропала кошка. Уже 3-ий день её нет. Мечется Алёнушка, ищет. Пропала. Нет в доме, нет в сарае, нет в хлеву, в дровяннике нет. И мать искала, и брат - не нашли. От горя Алёнушка даже не плачет, всхлипывает судорожно да носом шмурыгает: «Где, где Мурка? »
Примерно через неделю мать зовёт девочку и ведёт на огород. Там лежит большое колесо от машины. У колеса старательно умывается Мурка: намочит лапку, потрёт мордочку, снова намочит ушко, потом второе, потом шейку. Даже дыхание остановилось у Алёнушки - нашлась её красавица! А в разрезе колеса кто-то шевелится, пищит. Нет, даже не пищит, мяучит тоненько-тоненько, жалобно-жалобно. Котятки! Два маленьких, сереньких, таких же, как Мурка. Шёрстка реденькая, еле покрывает тушки, лапки кривые, еле держат, поднимутся котята, качаются из стороны в сторону, снова падают на войлок. Хвостики длинные, тонкие, глаза закрыты. Подошла Мурка, легла рядом, котята к её животу припали, сопят, чмокают. До чего же интересно! Так вот куда пропала Мурка - котят родила.
Целыми днями девочка у колеса: Мурке то молока принесёт, то хлеба, воду меняет в плошке. Котят то на руки берёт - баюкает, то ходить учит, чтоб не падали, а то кутает в свой платок и нянчит, как кукол. До чего же забавные, мягкие, тёплые. К концу лета такие красивые выросли. Разные. Котик серый, полосатый - Тигрёнок, кошечка серенькая, дымчатая - Дымка. К зиме большими стали, Мурка уже прогонять стала их от себя. Дымку соседи к себе взяли, а Тигрёнок остался Алёнушке - её собственность, её радость, её игрушка. Даже спал с нею. Счастливые мгновения.

День второй
Зима в этом году выдалась суровая, снежная, метельная. В иные дни даже страшно на улицу выходить. А Тигрёнок хоть бы что: стоит под дверью, царапает её и громко, сердито мяучит - выпустите! А если в дом хочет- стучит лапкой в окно - Алёнушка научила.
Приболела девочка, видно простудилась. Спать мать положила на широкую тёплую печь.
- Грейся, прогоняй простуду.
Разгулялась ночью вьюга, разбушевалась. Ветер в печной трубе хулиганит: то заслонкой стучит, то воет, то хрипит- пугает. Все спят. Не может уснуть Алёнушка, горло болит, голова тяжёлая, ногам жарко. Высунула ногу из-под одеяла, а мороз хвать её, морозит, ломает. Спрятала ногу. Вдруг стук услышала в окно. Там метель снегом швыряет, толи разбойники стучат, девочку пугают. Приподняла голову, выглядывает, а в окошко лапка серая стучит, достучаться не может.
- Эй, эй, где ты там, Алёнушка, впусти скорее, а то замёрзну, и шубка серая не спасёт.
Прыг- скок с печки, босая в сени, откинула крючок.
- Иди, иди скорее, серенький. Иди, погрей меня, полечи, а то я на тёплой печи и то мёрзну.
       Снова на печь с верным другом; прижались, отогрелись, и засопели оба. Теперь уж все спят в доме.
Наутро здорова: и голова ясная, и горлышко не хрипит, и ножки не мёрзнут, вылечил котик. Счастливая ночь.

День третий.
Тоже зима, тоже метель. Алёнушка - первоклассница. Учиться любит, ребят любит, в школу ходить любит. Утром встаёт сама, собирается в школу, одевается. Что бы поесть? Нет ничего. Не беда. Налила в кружку воды, отрезала ломоть хлеба, достала сахарницу. Хлеб в воду, в сахар; в воду, в сахар. Сыта. Вышла. А ветер с ног валит, назад в дверь толкает: «Куда ты, непутёвая, вернись сейчас же! Вернись!» А как вернуться, мать в школу велит каждый день ходить.
Шла, шла, ничего впотьмах не видно, куда идёт неведомо. Сражалась со снегом, сражалась, ветер просила, стыдила: «Не толкай, не толкай, видишь, какая я маленькая, упаду - замёрзну, тебе стыдно будет?» Никак не может победить этих злыдней. Ветер под пальтишко задувает, под кофтёнку, платок с головы рвёт. Забивает снег лицо, рукава, даже в валенки прыгнул. Обледенела вся. Еле ноги из сугроба вытаскивает. Выбилась из сил. Присела на какой- то пенёк отдохнуть, съёжилась, голову к коленям прижала, лицо прикрыла. Потеплее стало, спать захотелось. И уснула. Так тепло, так уютно! Но помешал кто-то, тянет за руки, поднимает. Воет девочка, отбивается, больно рукам, больно ногам. А этот кто-то кутает в шубу, посадил на лошадь. Везёт… Куда? Зачем?
Отогрелась под шубой, завозилась, кулачками бьёт куда-то. Смеётся всадник:
- Овец искал, девчонку нашёл. Пойдёшь ко мне жить?
Смотрит Алёнушка, совсем незнакомый аксакал, старый, с усами; глаза щурятся, добрые, весёлые. На голове малахай из корсака, шуба таким же мехом подбита.
- Так пойдёшь ко мне жить?
- Не-а, мамка заругает.
Смеётся аксакал.
- Будешь у меня жить, отобьёмся от твоей мамки.
- Не-а, домой хочу.
- А дом где?
- Не знаю.
Поехал всадник дальше. Как дорогу находит? Встрепенулась девчонка.
- Вот элеватор, его знаю. От него надо прямо мимо базара и там дальше к речке.
Едут, а мамка уж навстречу. Пока корову доила, самостоятельная дочка уже в школу ушла. Вот и бегает бедная мамка по селу часа два - пропала дочка. Увидела на лошади, припала к попоне, плачет - нашлась, нашлась её пропажа.
Разве не счастливый день?

День четвёртый.
Утром, пока солнце не осветит порожек, на завалинке прохладно. Тут и сидит по утрам Алёнушка- вышивает, картошку чистит, корм утятам рубит. Без дела сидеть нельзя, их, этих дел, невпроворот.
В полдень уже так раскаляет солнце воздух, из дома выйти не возможно. Солнце жжёт изо всех сил, чтобы ничто не могло выжить на этой скудной земле: ни травинка, ни жучок- паучок. Везде песок. Только песок. У дома песок, у реки песок, за рекой песок .Стоишь на крутом берегу и кажется: дальше нет ничего. Край земли. Песок да верблюжья колючка. Единственное спасение- речка.
Но до неё ещё добежать надо. А песок, как раскалённая печка. Обуви нет, её купят только в августе, к школе. Как только не ухитрялась ребятня! Картонки с собой носили. Картонки перекладываешь с места на место, ноги переставляешь, как на четвереньках идёшь. Или рвали брунец у озерка, делали из него маленькие венички и их перекладывали так же, как и картонки. Чёрные, загорелые, счастливые.
В реке всё кипит от ребячьих тел: плещутся, визжат, пищат, ныряют, друг друга топят, едут друг на друге. Красота и хоть какая-то прохлада.
В один из таких знойных дней загорелся у соседей сарай. Взрослые набежали, суетятся: кто воду из озерца носит - огонь заливает, кто баграми растаскивает доски, брёвна, чтобы не всё сгорело. Ребятня тут же вьётся, наша красавица - в первых рядах, как пропустить такое событие?
Бегала, бегала и нечаянно пяткой на большой ржавый гвоздь наступила. Больно, а реветь боится, как прогонят с пожара, когда ещё такое увидишь?
На 3-ий день разболелась нога, на пятку не наступить. Да надо усыпить бдительность матери – заругает: зачем на пожар бегала, зачем про гвоздь сразу не сказала.
На 5-ый день уже совсем невтерпёж - стопа опухла, температура поднялась. Пошла к соседям: Нинке с Генкой.
- Спасайте, а то умру.
Генка- парень взрослый, посмотрел, присвистнул:
- Как ты только ходишь? Может в больницу?
- Что ты, что ты, что ты! И боюсь и не дойду. Делай сам что-нибудь.
- Ложись животом на лавку. Нинка, садись на неё, ноги держи, чтобы не дёргалась, а я инструмент приготовлю.
Нож раскалил да как чикнул! Визг звенел в ушах. А ещё больнее было, когда пятку давил. Водой промыл, тряпкой перевязал.
Дома мать с допросом:
- Что с ногой, почему перевязана?
- На колючку наступила, Генка выдернул, перевязал.
И, что удивительно, зажило быстро, даже следа не осталось. Точно под счастливой звездой родилась.

День пятый.
Дед Нинки и Генки - Назар, жил летом на огородах за рекой, работал там, караулил. Собрались внуки к деду, Алёнушку с собой зовут.
- Отпусти, мамка, к деду Назару в гости, сильно хочу на лодке через реку переплыть.
Отвела мать к соседям, Генке, как старшему, наказывает:
- Смотри за ней хорошо, малая ещё, чтоб чего не случилось.
Посмеивается Генка, обещает глаз не спускать.
- Знала бы твоя мать про гвоздь!
Река широкая, спокойная, лениво катит волны, тонны песка несёт, намывает отмели, смывает, перекатывается через них - играет. На берегах мощные столбы врыты, их соединяет стальной толстый трос, к тросу лодка крепится двумя металлическими крюками- с носа и с кормы.
Уселись. Генка замок отомкнул, лодка заскользила легко, играючи. Волны бьются о борта. И с лодкой река играет, журчит, зовёт купаться. Поднялась было Алёнка, да прикрикнул Генка, пригрозил. Тихо- мирно доехали, на огороды пришли. Обрадовался дед Назар, сушёным паслёном угостил.
Алёнушку любопытство разбирает, сунулась к деду в шалаш, интересно- то как, а не боится ли он тут спать? Сколько грядок много, а что на них растёт? Можно ли по арыку побегать? Когда дед поливать будет? Зачем это такое большое колесо, а?
- Угомонись, непоседа, даже воздух звенит от твоих вопросов.
Обиделась непоседа, пошла по дорожке. А поперёк дорожки верёвка лежит, серо- буро- зелёная, толстая. Никого нет, никто её не трогает, а верёвка шевелится, как-то извивается. Хотела схватить верёвку, отнести деду Назару, чтоб не разбрасывал добро где попало. Уже руку протянула, да остановил треск какой-то, звуки непонятные испугали. Кинулась к деду, про верёвку сказала. Видно знал он, что это за верёвка, схватил какую-то рогатину, побежал, нашел верёвку уже в морковной грядке, прижал, позвал посмотреть.
- Не верёвка, змея это ядовитая. Если бы схватила её, укуса не миновать. Не иначе девка в сорочке родилась. Смотри, запоминай, десятой дорогой обходи.
Запомнила, потом, даже если на картинках видела, кожа покрывалась пупырышками- от страха ли, от омерзения ли, от непонятной ли опасности. Матери про змею не сказала, побоялась, что в другой раз не пустит.

День шестой.
Каталась Алёнушка на коньках лихо: наклонится чуть вперёд, руками отмахивает, туловище как будто за руками скользит. Лёд на озере гладкий, ветры постарались, от снега отчистили. Каталась, каталась девочка, устала, присела отдохнуть, ремешок перевязать. Посмотрела под ноги и ахнула. Сквозь толщу льда увидела много рыбы; мечутся они, мечутся стаями из стороны в сторону. Сбросила коньки, бегом домой к брату.
- Там рыба, со мной разговаривала, на лёд просилась.
Поверил брат, схватил мешок, ведро, лом и топор. Бегут вдвоём к озеру, торопятся застать рыбу, пока не уплыла. Брат прорубь долбит, то ломом лёд откалывает, то топором подрубает. Готова прорубь, а рыба как будто ждала, чуть ли на лёд не выскакивает, устремилась к проруби - бери голыми руками. Брат черпает ведром, на лёд выбрасывает. Поскачет рыба, поскачет- угомонится. Какой только нет: сазаны, маринки, лещи, щука огромная, разевает пасть, пугает, съесть хочет! Смотреть и то страх.
Почти целый мешок принесли домой, целый месяц лакомились. А брат сестре объяснил; чтобы смышлёнее была, чтоб понимала:
- Воздуха почти не осталось надо льдом, рыбе дышать нечем, вот она и засуетилась. Как только наша прорубь пропустила воздух, рыбки и кинулись к ней, воздухом подышать, на белый свет посмотреть, себя показать. Видишь, красавицы какие.
       Побежала к соседям рассказать про такую интересную рыбалку. И Генка с Нинкой принесли мешок рыбы, и Кайрат у проруби рыбачил. А потом вечер пришёл, ночь привёл. Было всё как в сказке.

День седьмой.
Тихий тёплый осенний вечер. Устало солнышко донимать народ, отдыхать ушло. Мать постелила на землю мешковину, на неё старенькую домотканную скатёрку; разложила ложки, ломти пахучего свежеиспечённого хлеба, в большой миске поставила царскую еду- окрошку; это вам не просто хлеб с молоком или чаем - как часто бывает на ужин, а окрошка с картошкой, яйцами, свежим луком . вкуснотища! Степенно, по очереди достаёт семья окрошку, ест, не торопясь, с достоинством, оценивает качество царской еды. После такого ужина в дом идти не хочется, все сидят на лавке довольные, разморённые.
Отец встаёт, берёт маленькую плошку с молоком, уходит в палисадник, предупреждает:
- Что увидите, услышите, не шевелитесь, не вскакивайте, говорите тихо.
Каждый вечер так уходил, не предупреждал. Сидят, ждут.
Открываются ворота, отец задом, на коленках вползает в них; остановился, чуть продвинулся вперёд, снова остановился, у Алёнушки даже рот приоткрыт - ждёт чуда. А чудо вот оно: отползёт отец назад, плошку передвинет, а за ней шеренгой ежи ползут, один за другим, большой ёж, за ним поменьше, двое совсем малыши. Тихонько повизгивает Алёнка: какие хорошенькие, откуда взялись?
       Медленно, тихо поднялся отец, отступил, присел на лавку вместе со всеми, рассказывает:
- Давно заметил в палисаднике, решил приручить. Дело оказалось довольно лёгким: поставлю молоко у кустов, а они на запах выходят, попробовали, видать, понравилось. Каждый вечер всё ближе, ближе к воротам ставил; привыкли ко мне, без страха подходят, и вот решил вам показать.
Алёнушка, глаз не отрывая, смотрит, насмотреться не может. Мордочки у ежей остренькие, рыльца маленькие, на поросячьи похожи, ушки торчат, но больше всего необычны колючки, - какие они?
- А ты попробуй. Да только тихо- тихо подходи, ногами не топочи, не шаркай.
Не дыша, затаив от восторга дыхание, медленно подошла, присела. Оказывается, ежи лакают молоко так же, как кот Тигрёнок, как пёс Полкан. Язычки маленькие, ярко-розовые, глазки чёрные, как бусинки. Посмотрела девочка на отца.
- Трогай, трогай, не бойся.
Послушалась Алёнушка отца, руку протянула и тут же отдёрнула. Больно уколол ёж иголками, а сам от возмущения свернулся клубком, лежит круглый, как мяч, а иголки торчат во все стороны. От удивления девочка даже на землю села. Вот так превращение! Смеются взрослые, смеётся и девочка.
Встал отец, взял мяч и бросил его в большое корыто с водой. Для утят ставили, чтобы плавали. Развернулся ёж, стал, как маленькая лодочка, поплыл. И остальную семейку туда же – купайтесь! Казалось чудесам в этот вечер конца не будет. Особенный, счастливый вечер. Всю осень ходили ежи к порожку, у которого Алёнушка молоко ставила. А потом пропали. Хорошо брат предупредил, что с наступлением холодов ежи спрячутся в своё гнездо, уснут на всю зиму. Жалеть и плакать не надо, так природа придумала и нам её не исправить. Всё поняла любознательная девочка, приняла, как должное.

- Бабуля!
Подняла дама голову, очнулась от воспоминаний. Шарф почти довязан, солнышко-внученька закончила учить уроки, пришла звать пить чай. Обняла её, прижала к себе. Хорошая девочка, умница, учится хорошо, стихи пишет, с компьютером бойко управляется.
Я-то в её возрасте много глупее была, кроме чёрной тарелки на стене (радио такое было) да патефона никаких больше развлечений и источников информации. Да время такое было. Правильно учил братец уму-разуму: во всяком времени свои прелести, своё счастье.
- Пойдём, радость моя, пить твой чай.