- …а где Шевцова? Нету? Лен, иди ты.. Там немец приехал от ЭрнстэндЯнг.. – шеф выхватил Лену из-за стола и поволок ее к двери, совершенно задохнувшуюся в его хугобоссовском облаке.
- да я тут при чем? – семеня в воздухе ногами и пытаясь одернуть задранную мягкой рукой шефа водолазку на талии, сипела Лена. – У меня валютная позиция…
- Твои молодцы с позицией разберутся, а немцу надо компанию составить.
- У меня начальник Шевцова, пусть она с ним и встречается. А у меня позиция и, вообще, сегодня пятница…
- Причем тут пятница? – шеф поставил ее на пол.
- дресскод Ваш чертов… Я в джинсах сегодня.
- ну и что? Ой, да брось ты… Пощебечешь с ним пока Шевцова не объявится. Он, хоть и немец, а нормальный. По-русски говорит как Пушкин. Понимаешь, там только Суворов… Он же ему сейчас «Базелем» весь немецкий мозг засрет. А ты, пока хлопцы из айти сеть настраивают, выспросишь, что и как он проверять будет. А там и Шевцова подоспеет. Где ее носит?!...
- А вот наша такследи – шеф втолкнул Лену в кабинет и мелко-мелко стал пощипывать ей спину.
- Да я не такследи… У нас Шевцова…
Суворов с немцем пили шампанское и ни о каком Базеле не говорили. Немец вежливо пожал Лене руку, сказал, что ему «весьма приятно», так же вежливо улыбнулся и, оставив для дамы необходимый кусочек галантности, без особого к ней внимания, т.е. не повернувшись к ней окончательно спиной, продолжил прерванное с Суворовым…
- …какие женщины! Я – знаете – сначала был весьма скептик. А потом был интернет, и это самое восхищение. Такая – знаете – талантливая и романтичная. Совсем – Тургенев. Такая – знаете – Соня. Нет, ее не Соня зовут, а по-другому, но она – вундербар. И это всё – знаете- в вашем городе!
Лена еще постояла с бокалом шампанского, который ей всучил шеф. Уныло посматривала на желтый завиток немецких волос над мягкой мочкой большого розового уха и думала о валютной позиции, о том, что надо будет сегодня бессовестно вовремя свалить с работы, оставив все расчеты на Валерку, потому что у них с дочкой бассейн, и, если она и сегодня не пойдет, дома будет нытье и несъеденная в знак протеста каша. Тут кстати прибежала Шевцова, и Лена вышла.
Бассейн был в двух остановках от дома. В хорошую погоду они с дочкой возвращались пешком. Сегодня было ветренно, и они не побрезговали троллейбусом.
- Я так счастлива! – услышала она сквозь троллейбусный лязг дребезжащий женский голос. – Это такое счастье!
Лена посмотрела в сторону голоса и увидала немца из ЭрнстэндЯнг. Он неуклюже громоздился на высоком сиденье на колесе в хвосте троллейбуса, а рядом с ним, прижимаясь к нему и заглядывая ему в глаза, сидела рыхлая женщина с неровно стриженными волосами, выкрашенными в стиле жуткого провинциального «креатива», когда верхушка, наподобие кипы – черная, а остальное – неизвестного полынного колера. Этот дятел имел пронзительный голос и все повторял, перекрывая грохот трясущегося железа, не обращая внимания на окружающих:
- Это счастье! Счастье… - и воротник ее плаща вздрагивал на тугом жирном бугорке на холке.
Пассажиры угрюмо в упор разглядывали эту пару. Немца было видно изо всех углов троллейбуса. Он застыл в объятьях своей спутницы вместе с улыбкой в опущенных глазах…
- Мам… - дочка потянула Лену за сумку. Троллейбус дернулся, двери, грохоча, стали раздвигаться. Перед тем, как выйти, Лена еще раз посмотрела на немца. И поймала из-за немецкой головы веселый азиатский взгляд. Смуглый узбек конкретно и смачно подмигнул ей…