1.
Над ним смеялись все, кому не лень. Хохотали безбожно, не стесняясь того, что объекту веселья уже минуло семьдесят, и что в городе он довольно известен и пользуется уважением некоторых высокопоставленных лиц. Может быть, именно поэтому он вызвал такое бурное веселье: зачем известному, уважаемому художнику писать такие глупые, бездарные вирши, да и еще издавать их? Причем за чужой счет, в таком отличном качестве, на мелованной бумаге и в полноцвете, что Пушкин вздохнул бы да вызвал его на дуэль: зачем звание поэта позоришь?
И не было в тот год темы более заразительной, более веселой, чем стихи великого Че, как художника прозвали в публике. Их цитировали, учили наизусть, чтобы щегольнуть при случае и повеселить компанию, а редкие обладатели его книги (стоила она дорого, поэтому немногие могли похвалиться счастьем иметь ее) гордились приобретением. Ее даже заказывали из других городов. Книгу стихов Че назвали «праздник, который всегда с тобой». Стоило в доме собраться гостям, которые были мало знакомы друг с другом, или просто разговор по какой-либо причине не клеился, как хозяин вынимал «угощение». И… мог быть свободен: ближайшие полчаса гости катались по диванам и креслам, затем еще долго, сдерживая смех, кашляли себе в кулак или переглядывались с соседом, делая усилия, чтобы не процитировать тот или иной перл.
Поскольку книгу Че могли приобрести только личности, приближенные к «тусовке» (простому люду она была не по карману), то новая слава Че разошлась в основном среди литературной тусовки, людей искусства, журналистов, а также спортивной элиты: Че решил посвятить свои стихи именно спортсменам. Наверное, потому, что в спорт тогда пошли большие вливания, и Че изрядно погрел на деньги спонсоров свои старческие косточки, а также тщеславие, свойственное всякому художнику. Ну, а так как ранее писать стихи он никогда не пробовал, то вполне понятно, что получились они… так себе. Не очень. Но занимательные. Можно даже сказать, это был в своем роде шедевр графомании. Абсолютное непочтение к русскому языку (и то правда – зачем художнику язык знать? Подпись под картиной поставить и малограмотный сможет) привело к тому, что каждая строчка была кладезем для пародиста или юмориста. Чем немедленно и занялись молодые интеллектуальные волки, соревнуясь между собой в остроумии. Как сказал один великий классик в своей пьесе:
Ну, скверные стихи я сочинить бы мог.
Но их кому-нибудь читать – помилуй Бог!
Возможно, конечно, что высмеивали художника слишком жестоко. Журналисты написали в своих изданиях (под предлогом рецензий) целые оды о его стихах, над которыми читатели покатывались едва не сильнее, чем над самим стихами. Спортивная тусовка складывала эпиграммы, упражнялась в злоязычии, сочиняла довольно смешные пародии. Было даже несколько мини-пьес: например, о том, как сидит художник дома, и тут стучится к нему целая толпа… тусовщиков. Скромно просят открыть дверь, им надо автограф, и еще книжечек. Несколько. За деньги. Довольный Че скидывает цепочку, открывает дверь, получает по голове увесистым томом собственных произведений. И, лежа в прихожей, слышит бурный топот удаляющихся ног. И так далее. Все это сочинялось между делом, для щекотки ума, тогда как Че выдавал свои стихи натужно, и сами строчки скрипели, как неровно сбитый пол.
Его не щадили, и "волков" можно понять. Среди тех, кто прочел великого Че, были спортсмены, которым не нашлось денег на новую экипировку, болельщики местной команды, сожалеющие о том, что правление клуба сократило расходы, и некоторые игроки были вынуждены отказаться от продолжения карьеры в Городе. Были поэты, которых не издавали, писатели, живущие от гонорара до гонорара. Журналисты, которым не повышали оклад уже давно. Тренеры, покупавшие своим ученикам форму за свой счет и на свои деньги посылавшие их на соревнования. Каждый из них понимал, сколько стоят городу игрушки великого Че, и на свой лад компенсировал свалившееся на него счастье. Мало того, что художник жил, сколько хотел, на базе спортсменов, ожидая, когда к нему придет вдохновение (как станет ясно впоследствии, к нему оно так и не пришло, но в то время Правление клуба, об этом знать не могло). Мало того, что издание этой игрушки ушла сумма, равная годовому окладу игрока не последнего уровня, так автор еще и получил весьма приличный гонорар за свое творчество. Чужие деньги всегда жгут карманы окружающим, а добытые таким способом – тем более. Дело в том, что художник, пользуясь своими давними и дружескими связями, сумел пролезть в Правление клуба и беззастенчиво наглел, пользуясь своими неожиданно свалившимися на него правами. А как бы иначе он мог издать такую белиберду, да еще за такие бешеные деньги? Разумеется, реальному правлению он был нужен как третий глаз: ничего не делает, ничем не помогает, но и не мешает вроде, так что пусть будет. Может быть, членам Правления льстило наличие в совете клуба известного художника, или они заранее рассчитывали свалить на него то, что готовилось давно, но втайне?
А произошло вот что: никого не спрашивая, ни о чем не извещая, Правление решило до основанья разрушить старую команду, уволив тренера и большинство игроков, а также сменить старое, до костей родное название, которое столько лет наводило трепет на команды других городов и наполняло гордостью сердца местных болельщиков. Любовь к команде доходила до того, что болельщики объединялись в группы и за свой счет колесили по стране вслед за командой, поддерживая ее в трудных выездных играх. И этих болельщиков в одночасье лишили всего этого. Решив распрощаться со всем старым, отжившим, Правление не пощадило и командные цвета, старательно убивая все, что напоминало о прежней команде, грозной и неустрашимой. От прежней жизни остались лишь несколько игроков да стадион, который помнил, как десятки тысяч зрителей в едином порыве поднимались, чтобы вместе кричать прежнее, родное название.
Когда стало известно о готовящемся убийстве, эти самые болельщики в единочасье поднялись, чтобы отстоять то, что у них отнимали. Правление, рассчитывавшее все сделать под сурдинку, не ожидало такой реакции. О переменах еще ничего официально не было сказано, но люди, столько лет существующие вблизи команды, не могли не иметь оттуда информации. Поднялся шум. Правлению срочно понадобился козел отпущения. Им и стал великий Че. Тогда еще – просто художник, чья фамилия начиналась на эту букву.
Вскоре в прессе появилось некое «Письмо болельщика». Никак не подписавшийся тип горько сокрушался, что прежнее название мало соответствует духу народной игры, что частичку души мы отдаем прежнему спонсору, который поднял когда-то «нулевую» команду из руин, но теперь, увы, дело сделал, щелчком его откатили подальше, пусть катится, и негоже честным людям поминать это слово, когда на поле идет Народная игра, играет Народная команда. Весь этот бред был слезливо обмочен патриотическими лозунгами, и т.д., и т.п. И лаконичная подпись: 44 болельщика. Без указания имен и автографов этих храбрых спартанцев. Вместо собственного имени автор предпочел поставить просто закорючку.
Интересно, получил ли великий Че за это премию? Наверное, иначе зачем ему все это. А может, и не получил, во всяком случае, эта информация оказалась еще более закрытой, чем переходы игроков в трансфертный период. Даже для меня, хотя я в то время работала в прессе, и от меня секретов почти не было. «Не для печати» мне рассказывали практически все. Но насчет гонораров Че просветить оказалось некому. Их размеров просто не знали, даже команда. И то верно: а вдруг они оказались бы больше, чем премиальные игроков? Тогда жди бунта!
О том, что автор письма – именно Че, стало известно очень быстро. Народ, разумеется, не сомневался, что заслуга Че в этой ситуации примерно такая же, как у Герострата в вечной славе храма Артемиды. Кто-то поставил, а кто-то поджег, но в целом прославились и те, и другие. Никто и не сомневался также, что если уж Правление захотело – то сделает все, что угодно. Грубо говоря, кто девушку ужинает, тот и танцует, или, еще ближе к жизни: вышла замуж – сменила фамилию, вот и все. Либо зарабатывай на себя сама, либо носи имя того, кто дает деньги. Просто и понятно, и вовсе необязательно было кидать народу эту подачку в виде пожилого художника Че. Но эту кость народу кинули. Видимо, нельзя безнаказанно быть причастным к разрушению святынь, если только ты не сам принял решение ее разрушить. А, может, Правление мудро понимало, что в эпоху Перемен, чтобы избежать бунта, надо дать народу посмеяться. И Че вместе с его стихами отдали на поругание. Конечно, с общечеловеческой точки зрения ему сделали благо: приняли в свой круг, выделили денег, дали шанс прославиться. Но ведь знали, кому отдают. И Че, что называется, попал. Признаюсь, что я тоже приложила руку к этому.
(Я сознательно избегаю цитирования стихов, так как боюсь увлечься. Они все одинаково хороши, а книга толстая. Боюсь, что не сумею становиться вовремя. Однако я сделала это в статье, посвященной выходу книги, которая совпала с презентацией нового названия команды).
А перед этим было вот что. Че, желая сильнее закрепиться в команде, предложил нарисовать с каждого игрока дружеский шарж. Спортсмены, не привыкшие подолгу находиться без движения, с трудом выдержали пытку позированием. Ради чего!... Излишне высокий, ненормальный лоб дауна, злобный, подозрительный взгляд, того, и гляди, бросится, – это, стало быть, нападающий нашей команды, которого в стихотворении, сопровождающем шарж, художник еще и сравнил с табуном лошадей. Особенно не повезло женщинам – сотрудницам клуба. Их изуродовали так, что родная мама не узнала бы и попросила документы.
Че хорошо рисует. Правда. У него шикарные пейзажи, вдумчивые полотна. Весенний снег на его картинах ноздреват и колется, багульник пахнет, а вода в осенних речках тихонько плещется и слегка теплая на поверхности, если коснуться рукой. Я много бывала в тех местах, которые он пишет, и знаю, что увиденное он просто переносил в свою мастерскую, как охапку веток с черемухой. Сиди и обирай в тепле, как делали мы с сестрой в детстве. Но вот с портретами у художника почему-то не ладилось. Даже членов Правления он не пощадил.
Изуродовав, как Незнайка, всех тех, кто, фигурально выражаясь, сам дал ему краски и кисточку, Че решил заработать еще немного. Идея была проста, как все гениальное: разместить всю команду (вернее, то скопище инопланетян, которое он изобразил под видом людей) по кругу или по периметру листа, в центре изобразить что-нибудь еще и выпустить это в виде плакатов. Продавать по пятьсот рублей штука. В скобках заметим, что в то время плакаты стандартного размера, выполненные в полноцветном изображении, продавались по сто, максимум – сто пятьдесят рублей штука. Но самое ужасное в этой истории то, что этим «чем-то» середине должна была стать именно я. Причем в обнаженном виде. Вроде как в футболе называют болельщиков – «тринадцатый игрок», так и я, по замыслу, должна была символизировать нашу торсиду.
Ладно. Я уже молчу про то, что на стадион болельщики в таком виде не ходят. Разве что вспомнить совсем древние времена, когда на Олимпиаду, чтобы поболеть за сына, просочилась женщина в мужском платье, и с тех древние греки приняли решение ходить на стадион раздетыми, чтобы избежать повторения конфуза. Но, я думаю, в наше время мужчины не пойдут на такое. Во-первых, климат другой, а во-вторых, с женщинами на игре удобнее: и закуску возьмут, и домой, если что, дотащат.
Признаться, от предложения Че я слегка запаниковала. Муж был в отъезде на два месяца, иначе он смог бы убедить Че в том, что тот неправ. Тогда как зрительная память у художника отличная, и моего лица для позирования вовсе не требовалось. «А натуру пририсуем любую», – пообещал он. Я с ужасом представила, что приду однажды на игру и увижу столпившихся, гогочущих болел вокруг плаката с моим… или не моим изображением? В том, что он изуродует меня как Бог черепаху, я не сомневалась. Пришлось рассказать все знакомому боксеру. Мы выпили пива, и боксер вознамерился немедленно идти бить художнику физиономию. На счастье обоих, я не знала адреса. В целом ситуация обошлась благополучно: Че не дали денег на его затею. Но перед этим коллеги-журналисты обкатали тему от души, решив предложить клубу встречный вариант плаката: по периметру – игроки, а в центре – великий Че. Безо всего. Авторов идеи остановило только то, что за пятьсот рублей никто не станет покупать это.
Когда подошло время объявить о новом имени команды, я уже знала, что я напишу в своей статье. Человек, давший новое имя нашей команде! Это он так долго думал и наконец придумал назвать клуб в честь близлежащего водоема! (Так, для справки, добавлю, что именем этого водоема у нас в области разве что только детей не называют. А может, где-нибудь в глухих деревнях до этого уже и дошло. Собак точно называют). Трубите, фанфары, этот человек не желает себя афишировать, и он даже стеснялся расшифровать свою подпись под «Письмом болельщика». Но от нашей газеты, известно, невозможно что-либо скрыть (небольшой пиар), и мы не позволим творцу остаться неизвестным! Вот он, скромный гений нашей эпохи. К тому же он пишет стихи. Вы только послушайте… Далее моего вмешательства уже не требовалось. Стихи сказали сами за себя. Редактор долго и недоуменно вглядывалась в строки, видимо, решив, что зрение ее подводит. Потом с недоумением спросила: «Что, ЭТО – стихи?!». Я умолила не выбрасывать ничего. Редактор перечитала и согласилась.
Статья понравилась всем. Кроме Че. Я так думаю, что больше всего ему не понравилось там присутствие собственного творчества. Он звонил в редакцию и громко кричал: зачем я опубликовала этот «гнусный пасквиль»?!! Неужели не ясно, что это была всего лишь шутка, попытка позабавить игроков? Это сочинялось не для общественных глаз. Позвольте, холодно поинтересовалась я, зачем же в таком случае это издавать? И, кроме того, разве он считает опубликованные стихи гнусными? В таком случае все претензии стоит направлять автору. Или тому, что выложил книги людям на всеобщее обозрение. Последний аргумент Че метнул, словно дротик: там, на презентации, не было людей! Только игроки и журналисты. Мне стало ужасно весело. Внутренне ликуя оттого, что теперь-то он точно не пожелает писать меня в обнаженном виде, я сухо и раздельно продиктовала ему одно из правил жизни: хочешь обнародовать что-либо – покажи это журналистам. Исчерпав запас аргументов, оскорбленный художник прокричал, чтобы я не смела больше показываться ему на глаза! И, опасаясь услышать от меня что-то еще, поспешно бросил трубку.
Наверное, в жизни каждого журналиста бывает такое, когда оскорбленные герои публикаций или их родственники звонят на работу и орут в трубку разные нелицеприятные вещи. Это всегда неприятно. После таких звонков остаются испорченные отношения с человеком или всем его сообществом. Это дурное настроение дня на два как минимум, это сочувственные взгляды коллег, иногда не лишенные ехидства. Но сейчас я положила трубку, глуповато улыбаясь, как студент, неожиданно выигравший в лотерею. Я поняла, что затея удалась. И коллеги смотрели на меня не сочувственно и не прятали глаза в стол, а улыбались весело, как будто в предвкушении очередной байки или сплетни.
2.
Мы долгое время не встречались с Че. Не потому, что я испугалась его угроз. Напротив, и мне, и моим знакомым было безумно интересно, что он мне сделает, если я все же попадусь ему на глаза. Но Че не попадался мне на глаза. Думаю, что он вовсе не ходил на игры, хотя и утверждал при встрече (это было еще до «гнусного пасквиля»), что мы делаем одно дело, болеем душой за одни вид спорта, и поэтому нам стоит держаться вместе. «Маша? Я Люся. Будем держаться вместе». Это из неприличного анекдота.
А потом сменили председателя Правления, того самого, который обеспечивал Че отдых и бесплатное трехразовое питание на спортивной базе за счет клуба, публикацию книг и почетное место в Правлении. О Че забыли. Остались только его книги, которые вскоре стали раритетом, ведь спрос на них был по-прежнему велик, а о переиздании не могло быть и речи. Оставшийся тираж водитель клуба хотел выбросить, но, увидев меня (я как раз заходила в клуб по какой-то надобности), спросил, не нужно ли мне несколько штучек – ну, для друзей, к примеру… Раздать кому-нибудь... Он, конечно, понимает, что там один бред, и тем не менее, может быть… Книги были основательные, видимо, водителю не улыбалось тащить одному всю тяжесть, и он решил схитрить, переложив часть ее на меня. От такой радости я слегка растерялась. Сумки у меня с собой не было, и я пошла к секретарше – просить у нее пакет покрепче. Раздать!.. Как бы не так! Отныне я стала единоличной владелицей творческого наследия великого Че. На одной из игр у всей нашей компании кончились деньги. Впереди была еще половина матча, после которого обычно шло продолжение банкета, а взятые с собой напитки улетучились быстро: мы не только сами праздновали встречу, но еще угощали соседей – тех, кто пришел с пустыми руками. Такая у нас на играх традиция. Праздник – он для всех. Один из нашей компании, парень находчивый и без комплексов, попросил несколько книжек. Бедняга Че, он в свое время не мог продать и трех экземпляров за игру, так как уверял: «Хорошие стихи, про нашу команду! Берите…» Люди видели, что стихи плохие, и не брали. Другое дело – мы.
-- Вы такую комедию больше нигде не найдете! – убеждал наш товарищ по трибуне, – это не издается больше! Вы только представьте – придут гости, а вы им… Вместо книжечки анекдотов!..
Люди рассматривали, хохотали, брали. За семь минут ушло пять книг. Че продавал их, вернее, пытался продавать (судя по оставшемуся тиражу) по двести рублей. Мы безбожничать не стали, с нас и половины довольно. На продолжение банкета хватило. В баре деньги закончились, и мы благополучно толкнули в очереди еще три штуки. За раритеты нам говорили спасибо. А что мы? Спасибо великому Че.
3.
Однажды летом клуб преподнес нам, болельщикам, царский подарок: поездку на базу, где проходит предсезонную подготовку команда. С правом посмотреть тренировку, а после пообщаться с игроками и вдоволь нафотографироваться. Мы были в восторге. Почти всех особо активных болел игроки уже знали в лицо и не отказывались общаться. Тем более им, запертым на базе, было скучно. И вообще, летом совсем не то – ни тебе праздников-игр, ни оваций трибун, одна только муторная, однообразная подготовка. А тут – поклонение, автографы, хотя в этом сезоне, по сути, ничего еще не сделали и ни у кого не выиграли. Так что команда ничего не имела против нашего посещения, а уж как болельщики-то были рады!.. Я, конечно, как представитель прессы могла приехать к ним в любой день. Но так неинтересно. Я хочу, как все, на троллейбусе.
Тем не менее как все, на троллейбусе (то есть на клубном автобусе), у меня не получилось. Президент клуба пожелал привезти представителя прессы самолично и на своей же машине увезти. Видимо, опасался, не спросила бы я там ничего лишнего и не написала бы, как я это люблю. Вся остальная пресса вместе с телекамерами поехала как все – с пивом, с песнями. Признаться, я им завидовала. В этом обратная сторона повышенного внимания к моей скромной, но безбашенной персоне.
Первый, кого я увидела на базе, был Че. Я слишком хорошо воспитана, чтобы спросить у него или еще кого-либо: а что это он тут делает? Че подошел сам, снова завел старую шарманку о том, что надо забыть былое, все мы болеем за одну команду, и поэтому действовать нам надо сообща. Мне было не по себе – во-первых, я стыдилась того, что стою рядом с ним, и все это видят. А во-вторых, мне чрезвычайно хотелось пообщаться с игроками. С ними мы толком не виделись со времени окончания прежнего сезона, и нам было что порасспросить друг у друга. До меня раньше доходили некоторые новости, которые от игроков держали в тайне. Например, то, что деньги для поездки на Кубок Правление рассчитывает им выделить из их же собственной зарплаты. Игроки, в свою очередь, охотно рассказывали мне трогательные мелочи, которые так хорошо смотрятся в статье: кто в выходные наловил больше всех рыбы, кто упал с лодки или попал в шторм, и кто является любимцем местной бродячей кошки, которая каждый день приходит к столовой. Я тоскливо поглядывала в сторону игроков, которые готовились через пять минут приступить к тренировке и тоже поглядывали на меня, недоумевая, чего это я, против обыкновения, не подхожу. Самим подойти им дисциплина не разрешала, а со мной тренеры устали бороться еще два года назад. Но Че не унимался, послать его подальше мне не позволяла врожденная чуткость, и игроки, бросив укоризненный взгляд, направились в спортзал.
-- Вы здесь сейчас живете? – кисло спросила я, считая минуты до приезда болельщиков. Вот уж кто повеселится от души, увидев здесь эту полузабытую фигуру. И тут Че поразил меня второй раз, объявив, что написал новый гимн для команды, и приехал специально, чтобы присутствовать на его презентации.
Кого-то из болельщиков, возможно, и смутила бы такая перспектива: приехать отдыхать и вместо этого слушать гимн, в нужных местах делая отважное, патетическое лицо. Но только не наших. Я уже поняла, что сейчас будет гигантский анекдот, который я перескажу в редакции. Извинившись как можно вежливее (насколько это позволяла ситуация), я немедленно отошла в сторонку и принялась писать с телефона сообщение болельщикам. Я представляла, какой там сейчас поднимается восторг. Может, даже выпьют за это.
Болельщики вывалились из автобуса, шумные и довольные, некоторые уже подогретые пивом. После спустилась пресса с камерами, стараясь держаться более скромно. Погуляв немного по территории (с разрешения Президента), все вновь прибывшие тоже направились в спортзал. Великий Че был уже там. Болельщики хихикали и переглядывались, предвкушая, какая сейчас будет потеха. Между тем сам герой предстоящей акции был серьезен, теребил работников базы, требуя найти ему то розетку, то магнитолу. С собой он привез только диск и себя. Розетку нашли, но магнитола от нее почему-то не работала. Народ с восторгом созерцал игроков, качающих пресс и ноги, а я, так как основную часть работы уже сделала, украдкой наблюдала за Че. Мне было удивительно, как он мог снова втереться в доверие к Правлению, после того, как оно распорядилось выкинуть его книги на помойку? Не знаю. К книгам у меня отношения как к еде – не могу видеть, когда выбрасывают.
Че неутомимо таскал тяжелую магнитолу (и кто-то же сбегал за ней на базу!), подключая ее то к одной розетке, то к другой. Прижавшись ухом, слушал: громко включать, видимо, не хотел, боясь испортить сюрприз, а может, не разрешили – тренировка все-таки. Презентации я ждала особо. Тренировка бывает каждый день, а здесь можно дать нестандартный подход: пару строчек процитировать, воодушевленное лицо автора на снимке. Наконец игроки положили свои штанги, сняли с них чугунные «блины», надели мастерки на мокрые тела. «Сейчас начнется», – решила я и шепнула подруге, чтобы та не уходила. Но презентация не начиналась. Я позвала еще одного болельщика, чтобы он не пропустил момент. Мы весело переговаривались, а один из игроков уже направился ко мне, чтобы поздороваться и поболтать, когда Че подошел и тронул меня за плечо.
-- Я там настроил, – тихо попросил он, – пойдем, Ника, хоть ты послушаешь.
Признаться, мы настраивались на другое. Но мы пошли. Втроем. Гимн был исполнен в неплохом качестве – вокал, патетическая музыка. Слова, конечно, забавные. Я читала их раньше в его книжке, только тогда это писалось под прежние цели и высокие задачи, которые с переменами в составе команды потеряли актуальность. Автор переделал уверенность в «золоте» чемпионата страны на размышления о том, как же трудно пробиться к пьедесталу. Примерно как сталинский гимн СССР переделывали под каждую новую власть. Смешно. Только что-то мешало смеяться.
Автор ничего не замечал. Он стоял с патетическим лицом, словно подсказывая нам, как надо держаться. Гимн доиграл.
-- Ну как? – обратился автор ко мне. Я вздохнула, вспомнив сцену из любимого рассказа Лавренева: революционерка читает свои стихи пленному офицеру.
«Как казаки наступАли –
Царской свиты палачи,
Мы встренУли их пулЯми –
Красноармейцы-молодцы! ..»
И я ответила, как тот офицер:
-- Хорошие стихи. Экспрессии много.
«Очень много тех казАков –
Нам пришлося отсупать…»
И мы пошли на солнечный свет – игрокам вскоре предстоял обед, и мы спешили пообщаться и сделать снимки. Че, склонившись в углу, сматывал шнуры, вынимал диск. Ему еще предстояло нести магнитолу на базу.
Обратный путь я рассчитывала проделать в компании болельщиков и журналистов, но меня вновь пожелали сопровождать представители Правления. Пригласив предварительно на обед. Автобус уехал без меня. Часовая задержка огорчила, но не слишком: я знала, что болельщики сейчас организовывают небольшой пикник на берегу в честь первой встречи сезона и меня непременно дождутся. А я наберу и привезу всем с собой закуски от Правления клуба. По дороге я задала так интересовавший вопрос:
-- Кто же все-таки заказал художнику этот гимн?
-- Кто его вообще на базу пустил? – возмущенно спросил директор клуба, – он с меня за свой гимн двадцать тысяч затребовал!
-- С меня – семьдесят! – вставил президент клуба.
-- Так у вас и должность выше! – пояснила я. Остаток дороги прошел весело.
4.
Потом у меня была встреча с бывшим Тренером. Тем самым, который ставил перед клубом высокие цели и задачи и потом оказался клубу не нужен, как и книги художника.
-- Зря вы так, – задумчиво сказал тренер, в свое время известный тем, что мог найти общий язык с любым из игроков, в том числе и с дорогостоящими, которые в итоге оказались слишком дорогими для клуба. Болельщики обвинили тренера в том, что он не смог договориться. – Он художник, и отношение к жизни у него… не такое, как у всех. Многим он странным кажется. А художник он хороший. И за команду болеет искренне.
-- Но он запросил за свой гимн семьдесят тысяч! – возмущенно возразила я, – если ты болельщик, так делай для своей команды, что можешь, и не пытайся на этом нажиться! Вот люди за свой счет ездят в другие города команду поддерживать! Или весной – наши болельщики набор открыток выпустили с игроками, сами средства нашли, и ни с кого их получить не пытались…
Я тоже немного поучаствовала в этом проекте: набор был необычный, для каждого игрока – персональный, с его игровыми снимками и стихами о нем на обороте. Несколько стишков там было и моих. Я гордилась тем, что для меня нашлась возможность поучаствовать, не остаться в стороне.
-- У него выставка картин должна скоро быть, – продолжал тренер, будто не слыша, но я знала, что он всегда слышал все, что хотел услышать, – а организовать не на что. Он бы хотел, чтоб ты про него статью написала. Интервью с ним сделала.
-- Да?.. – растерянно спросила я, – не знала. Мы же с ним вроде как… того, не в ладах. Он мне сам тогда сказал, еще звонил в редакцию и ругался…
-- Да ну, брось. Хорошо он к тебе относится. Ты позвони ему.
Я не стала звонить. Не знаю, почему. Вообще-то наша газета о выставках не пишет, но я знаю себя, и могла бы подать это под другим соусом, в другом издании… Не знаю. Почему-то не стала, и все. «Но будет день, и нищий с паперти протянет тебе пятак – я не хотел бы быть тобой в тот день»*.
-----------------------------
* «Аквариум», «Я не хотел бы быть тобой в тот день»