В эту комнату никто и не заходил. По плану, она была последняя, и кроме хлама, оставшегося от прежних хозяев, нескольких мешков цемента и огромной оконной рамы, в ней ни чего не было. Рама из метала и стекла стояла в дальнем углу, закрывая собой добрую половину стены. На запыленном стекле, пальцем, было написано несколько телефонных номеров и наспех нарисована веселая рожица.
- Слышь, пойдем!
Саныч подвел меня к раме, остановился, примеряясь с какого бока к ней подойти.
- Далась она тебе!
- А что, уголки порежу, в гараж на полки пойдут, а стекло на парник. Давай от стены оттащим.
Рама была тяжелая. Тяжелее чем я и Саныч. Сваренный металлический каркас, толстое старое стекло. Скорее оттащив, чем, отодвинув на пол метра, в глубине комнаты, прямо в стене я увидел камин. Старый, запыленный, с лепниной по бокам, с подгоревшим вензелем сверху и двумя маленькими коронами по углам. Сколько же ему лет? Кое-где треснувший, потерявший былой лоск, как детский секретик, надежно укрытый от чужих глаз, как напоминание о прошлом, заботливо оставленное нам.
- Давай, ты с низу, а я здесь. На раз, два, три. Делов то копейки. Раз, два, три!
Раз, два, три, раз, два, три.
Маленькие ладошки, как у ребенка. По сути, она и была еще ребенком. Чуть вздернутый носик, румянец на щечках. Наивное создание, еще не испорченное суровой реальностью. Почему я ее раньше не видел?
- Вы хорошо танцуете.
- У меня был хороший учитель. Француз.
Глаза в глаза. Друг на друга. Не замечая остальные пары кружащие по блестящему полу. В свете множества горящих свечей, в звуках наполнивших зал, я чувствовал ее легкость, чистоту ее дыханья.
- Вам когда ехать?
- Завтра выдвигаемся.
- Ах, как это наверно интересно, защищать государство, где-то в дали, на чужой земле, знать, что тебя ждут, писать письма.
Мне не писал никто. Из тех родных, что остались, мама, предпочитавшая ночами молиться за меня и ставить свечки, и дядя, командовавший полком в котором я служил. В те редкие дни, когда почте удавалось добраться до нашей позиции, я старался как-то отвлечься, обойти укрытия, проверить кухню.
- Вам же, наверное, много пишут?
- По разному.
Музыка заканчивалась и начиналась заново. Пары менялись, лакеи разносили шампанское. Колонна, другая, лакей, пара, снова, колонна, музыканты, колонна, лакей. Мы завтра уезжали. Утром в штаб. На север. А в руках ладошки. Маленькие как у ребенка.
- Не сочтите меня глупой, или легкомысленной, хотя маменька так и считает. А можно я вам напишу? Если вы не против.
Раз, два, три, раз, два, три.
- Раз, два, три! Студент! Я тебе напишу! Я тебе в конце месяца такое напишу! Ты, что, мне тут дурака валяешь?! Что ты мне кланяешься?! Не хочешь помогать, так и скажи, я Ваньку попрошу. Поклоны он мне отбивает! Лодырь!