Я просто не умею плакать...

Кира Соборнова
       Как тепло... Невольно улыбаюсь и сажусь на прогретый летним солнцем песок. Чувствую, как его крупицы просачиваются сквозь пальцы и греют кожу. Как хорошо... Кусочек рая...
       Где-то за спиной тихо шелестит листьями лес, ветер покачивает тонкие ветви деревьев. А впереди – море. Океан. Шумят волны, накатываясь на песчаный берег лёгкой пеной, так похожей на снег...
       Вспоминаю зиму. Загребаю пальцами песок и пытаюсь слепить из них некое подобие снежка, но тот лишь равнодушно рассыпается, сползая по ногам вниз.
       Встаю и иду к воде. Звук моря становится всё громче, и вот я уже чувствую, как волны слегка касаются моих ног, будто зовут поиграть. Даже вода тёплая...
       Я родилась не здесь, не на этом крохотном острове посреди океана. Мой дом – Россия. Слегка угрюмая мать, которая всё же никому не даст в обиду своих детей... Я любила зиму. Любила, когда ветер срывал у прохожих шапки, когда снежные хлопья кружились в своём сумасшедшем танце, заставляя всех зарываться носом в шарф, опускать голову, закрывать глаза и идти по наитию, не разбирая дороги. Россия учит жить слепыми...
       Шли годы, я окончила университет, получила профессию орнитолога и приехала сюда, чтобы продолжить свои исследования. В каком же я была восторге от этого прекрасного места! Мальдивы, мой маленький рай... Крохотный кусочек земли, который можно полностью обойти, всего лишь выйдя на прогулку. Невероятно яркое приветливое солнце, привлекающее туристов круглый год. Но и это солнце бывает коварным...
       Я помню лес, джунгли, как некоторые его называют. Огромные листья самых разнообразных растений, чудные переплетения лиан, яркие пятна тысяч птиц, их пение... Я действительно чувствовала себя счастливой среди всех этих красок. Я рисовала целыми днями... У меня уже накопилась целая кипа рисунков. Правда, сейчас они пылятся где-то в дальнем углу. Я уже давно не рисую...
       Иду вдоль кромки воды. Слышу звонкий щебет, переходящий в затяжную трель. Этот звук я уже выучила. Он означает, что солнце садится. Значит, уже вечер...
       Предсумрачную тишину вдруг пронзает крик:
--Мари! Иди сюда, к нам отдыхающие приехали!
--Уже иду!— ответила я на местном наречии. Это кричала тётя Нариша, встречающая всех приезжающих туристов и подбирающая рабочий персонал для их обслуживания. Тётя Нариша многому меня научила за те несколько лет, что я прожила здесь. Благодаря ей я выучила помимо начальных английского, немецкого и французского языков, ещё и язык птиц. Тётя Нариша звала меня Мари, хотя моё полное имя – Мария.
       Я подошла к своеобразному «приёмному пункту» по уже давно изученной, вплоть до мельчайшего камешка, тропинке, нащупала рукой столб, служащий границей от травы к деревянному настилу, изображающими пол, и вслушалась. Тётя Нариша что-то энергично объясняла новым постояльцам на немецком. Их было двое. Один – с глуховатым голосом и сильными руками. Это я поняла, когда тётя Нариша попросила их расписаться в каких-то документах, и его пальцы прошли совсем короткую дорожку по столу, отчего послышался тихий звук. «То ли работа трудная, то ли на гитаре любит играть»- оценила я.
       Второй был легче, что можно было понять по почти невесомым шагам, голос у него был более высоким.
--Приятного отдыха!— сказала тётя Нариша.— Мари, проводи наших гостей.
--Хорошо. Следуйте за мной,— обратилась я к постояльцам, повернулась и пошла.
       Гости отправились за мной и спустя несколько минут мы уже вошли в просторную комнату.
--Приятного отдыха! Может, вам что-то нужно?— на автомате поинтересовалась я и выжидательно замолчала.
--Как тебя зовут?— спросил тот, лёгкий.
--Мария. Можно просто Мари,— ответила я на немецком и опять замолкла.
       Парни о чём-то пошептались, а потом послышался звук расстёгивающейся молнии на сумке.
--Море тёплое?
--Да. Очень...
--Покажешь дорогу?
       Я кивнула.
--Буду ждать вас у входа.
       Я вышла из комнаты и закрыла дверь. Тоже, наверно, искупаюсь...
       Свежий ветер дохнул в лицо и принёс с собой солоноватый аромат моря. Жадно вдыхаю. Всё-таки это рай...
       Вскоре выходят парни, и я веду их к воде.
--Как вас зовут?
       Странное и, даже, немного удивлённое молчание.
--Не хотите говорить?
       Сзади послышался неуверенный голос:
--Я Том, а это мой брат, Билл...
--Ну вот и славно,— произнесла я, мгновенно уловив, что глухой голос принадлежит Тому, а более звонкий – Биллу.
       Наконец, я почувствовала под ногами песок, улыбнулась и пошла увереннее. Ходить босиком – это для большого города необычно, а здесь – привычное дело. Ветер играл с моей длинной шёлковой юбкой, «снежной», как говорила тётя Нариша. Она иногда называла меня «снегурочкой» или «снежком» - слишком уж часто я вспоминала о зиме и снеге.
       Ну, вот и море. Я зашла в воду по щиколотки. Порыв игривого, как никогда, ветра отбросил мои длинные кудрявые волосы на лицо, поэтому пришлось убрать их рукой. Том сразу залетел в воду и во все стороны разлетелись брызги. Билл усмехнулся.
--Спасибо, Мари,— сказал он мне и присоединился к брату, который вдруг впал в детство.
       Я улыбнулась и прошла немного в сторону, чтобы не попасть под водный «обстрел». Зашла в воду по колени. Юбка намокла и, наверно, слишком просвечивала, но снимать всё равно не буду. Так у меня, хотя бы, есть оправдание. Прошла ещё немного и провела ладонями по поверхности, чувствуя каждую мелкую волну. Вода была тёплая и такая лёгкая и мягкая, что совсем не чувствовалась. Я ощущала только ткань прилипшей к ногам юбки и щекотание в ногах от маленьких проплывающих мимо рыбок.
       Шум в стороне стих и рядом со мной послышались тихие всплески.
--Тебе юбка мешается...— произнёс Том.
       Я усмехнулась.
--И не надейся, что я её сниму.
--Как хочешь...
       
       Мы сидели на берегу и смеялись над историей об очередном любовном похождении Тома. Злосчастная юбка уже давно была отброшена в сторону, наплевав на все приличия. Всё равно мокрая – какая от неё польза? Ни прикрытия, ни тепла. Просто лишняя обуза.
       Билл заливался хохотом справа, а слева сидел сконфуженный Том.
--Ну хватит уже... Просто глупо получилось...
--Ага! Глупо! Ты прикинь,— обратился Билл ко мне.— Он ждал к себе в номер очередную девчонку. Девчонка опаздывала, он начал терять терпение, стоял у двери, готовый наброситься на неё... И тут вхожу я...
       При этих словах Том влепил брату подзатыльник, чтобы тот заткнулся, но это не помогло.
--И он как схватит меня! Я даже испугался! Думал – ну всё, свихнулся братец. Он прижал меня к стенке и засосал так, что я еле вырвался! Нет, ну ты представляешь?!— возмутился Билл.— Об этом какая-то фанатка узнала и даже фанф написала!
       Том обречённо вздохнул.
--Блин, ну я же просил прощения... Я же не хотел...
--Ты не хотел?! Значит, я тебе не нравлюсь?!— ещё более обиженным голосом пролепетал младший.
--Нет, нравишься... То есть... Я хотел сказать... Да, хрен с тобой! Надоело!
       Том вдруг сорвался с места, быстро прополз за моей спиной к брату и заткнул его поцелуем.
--ООО!!!— выдохнула я от неожиданности и усмехнулась.— Ну даёте...
       

       Билл лежал рядом с Томом. Я сидела ближе к морю, чувствуя, как волны то покрывают мои ноги, то отбегают назад. Запели ночные птицы, ветер стал чуть прохладнее, но всё ещё был тёплым.
--Извини, что тебе пришлось это увидеть...— скромно произнёс Билл.
       Я улыбнулась, чувствуя невероятный каламбур в этих словах.
--Ничего. Так веселее.
       Прошли несколько минут тишины.
--Я хочу остаться здесь навсегда...— вдруг сказал младший.
--Не надо, пожалеешь.
--Почему?
--Я тоже когда-то этого хотела. Но только тогда, когда могла вернуться назад. Теперь обратного пути нет, но сердце рвётся домой...
--Здесь же так хорошо...
--Слишком хорошо...
       Я прикусила нижнюю губу, чтобы болью заставить себя выйти из этих мыслей.
--Почему? Почему нет обратного пути?
--Возможно, и есть. Но я его не вижу,— произнесла я, встала, взяла с песка юбку и побрела в свою комнату, в которой жила уже несколько лет и которая стала мне вторым домом.

       Дневник Билла.

       26 июня 2009 года.
       Прошло уже две недели, как мы с Томом отдыхаем на Мальдивах. Послезавтра нам нужно возвращаться. Но так не хочется...
       И всё-таки это рай. Не знаю, почему Мари хочет вернуться в холодную Россию. Это очень странная девушка... Взгляд у неё всегда такой отрешённый, как будто ей плевать на всё, что происходит вокруг. Да, она добрая и очень милая, но... Всё же странная. Она не ценит того, что окружает её. Она слишком жалеет себя. Слишком всё драматизирует. Неженка...

       27 июня 2009 года.
       Вчера вечером умерла тётя Нариша. Говорят – сердце отказало...
       Мари говорила, кто тётя Нариша для неё – вторая мать... Но она стояла среди рыдающей толпы, не обронив ни слезинки. Она не умеет плакать, не умеет жалеть... Она щадит только себя, постоянно повторяя, что «назад пути нет» и этот остров для неё – тюрьма. Жестокая...

       Сегодня они уезжают. Я подошла к парням, когда те уже шли с вещами из комнаты.
--Жаль, что вы так быстро...
--Жаль?— почему-то переспросил Билл.
--Да. Я так к вам привыкла...
--Ничего, и к другим привыкнешь...
       Почему Билл так говорит? Чем я это заслужила?
--Зачем ты так со мной?
--Затем, что ты не можешь жалеть. Ты просто привыкаешь.— сухо ответил он.-- Пошли, Том.

       И они ушли. А я стояла на песке, так и не успев сказать, что я просто не могу плакать... Не могу...

       Том и Билл сидели в самолёте и ждали вылета.
--За что ты так обидел Мари?— спросил старший и внимательно посмотрел на брата.
--Она не заслуживает жалости, потому что сама не умеет жалеть. Ты никогда не замечал её взгляда? Такого, который лишь изредка останавливается на тебе, просто, чтобы сказать: «Да, да, я слушаю»?
       Том облокотился на спинку кресла и молча отвернулся.
--Она не умеет плакать.
       С переднего кресла послышался тихий разговор, очень похожий на сплетни.
--Ты видела ту девчонку, с каштановыми волосами?
--Мари?
--Да. Я ещё думала – почему она ходит так странно. Как будто сомневается в каждом последующем шаге. И знаешь, что я узнала?
--Что?
--Не поверишь! Она слепая!