Ты лежишь на полу ничком, совершенно голый. Ты устал, ты очень устал – много работы, вереница чужих лиц, возникающих из тумана повседневности и тающих в нем.
Привычные нелепые вопросы, пошлое мелкое любопытство – «по чьей вине вы расстались?», «вы знаете, что теперь входите в десятку самых сексуальных холостяков?», «сколько вам заплатили за ваш новый фильм?».
Будни, совсем другие, чем у меня, но, в чём-то, значительно более монотонные и тяжёлые: 4 часа на стуле не двигаясь, пока наносят грим; двадцать дублей – то плохо поставлен свет, то режиссёру не нравится материал, то партнёр споткнулся. Вечером – очередная важная тусовка с ненужными людьми.
Всё счастье – в новых ролях, в шансе раскрыться, влезть в шкуру другого человека, разворотить свое нутро и показать его всем – яростно бьющееся сердце в клетке рёбер – нате, держите.
Держим. Но этого – недостаточно. Душа – не тело, от постоянных упражнений она не тренируется – изнашивается. Ты приходишь домой, неся в себе следы всех болей и страданий своих героев, их безумия и страстей, любвей и ненавистей. Ты приходишь домой, и у тебя нет плеча, на котором ты мог бы выплакать свою тоску. Никто не поцелует твои раны, чтобы снять боль. Никто не разделит с тобой жизнь.
Для всех ты бодр и весел, твои полосатые носочки, драные футболки и вечная лохматость – причина мягких насмешек. Поклонницы умиляются, глядя на твои фотоснимки с дочкой на плечах.
И никто не может понять, насколько ты одинок. Насколько ты был одинок. Все мы одиноки, но некоторые, те, кто держит все в себе – намного больше, чем другие. Я тоже одинока. Еще более одинока теперь, без тебя.