Зарисовка из жизни. Ноябрь 2005.
Их лица, словно карты странствий дальних
Испещрены дорогами времён,
И свет в глазах туманный и хрустальный
Скрывает связь событий и имён.
В их памяти лежит тяжёлым вкладом
Эпоха ожиданий и надежд,
Тревоги и восторги Петрограда,
И ужасы нашествия невежд.
И шаркают они по листьям жёлтым,
Шепча и щурясь и качая головой,
И хлеб насущий в сереньких кошёлках
Касается намокшей мостовой,
И в магазине долго и спокойно
Считают мелочь медную с руки -
В нелёгкий мир и в тягостные войны
Ценить они учились медяки.
(А. Дольский).
К дому я подхожу нарочно медленно. На последних метрах уже совсем еле-как переставляю ноги, у подъезда долго отряхиваю прилипший к ботинкам снег, поправляю спутавшиеся полы плаща, всё это время пристально вглядываюсь в светлое кухонное окно на пятом этаже, в котором издалека заметен сгорбленный силуэт копошащейся в комнате старухи. Настраиваю себя на неё. Нет, не суметь. Если сейчас поднимусь по лестнице, то сорвусь, обязательно сорвусь…
В унылом молчании обхожу два круга вокруг дома, благо сегодня есть время. С брезгливостью отодвигаю от себя приставшего с ласками соседского слюнявого бульдога, (нашёл время подлизываться) и почти в отчаянии поднимаюсь с уличной приподъездной скамейки. Надо идти. Долго не решаюсь нажать на звонок, но дверь в конце-концов открывается сама мне навстречу, в дверях меня встречает похожая на худого сгорбленного карлика старушонка:
-А я смотрю-смотрю тебя в окошко, думаю, что такое, не идёшь. Алёна, тут твоя мама приходила мне журнал принесла лечебный, сейчас разденешься, посмотришь...
Дальше, не сделав никакого перерыва между фразами, не замечая моего необщительного на сегодня настроения, она продолжает дальнейший разговор самой с собой и, увлекшись, неожиданно делает резкий переход с лекции о народной медицине на обзор политических дебатов:
-Дед старый приходил, посмотри какую статью в газете прочитать дал, там написано что президент то наш нынешний не иначе как от антихриста власть имеет, всё научно обосновано, так говорят психологи.
Я все еще пытаюсь держать себя в руках : "Алёна, спокойно, только спокойно, сейчас тихонечко раздеваешься, идешь в свою комнату на несколько минут, а потом в садик за Иришкой". Но неугомонная собеседница настойчиво преследует меня до дверей гостинной, продолжая неумолимо тараторить первое, что прийдет ей в голову:
-Масло я купила «крестьянское», а майонез оливковый, какой ты любишь, и ещё знаешь, там в магазине такая чудная маслёнка продаётся с двумя поросятами по бокам, следующий год собачий, но я думаю поросята тоже пойдут, мы же маслёнку не на год покупаем, а старую Коленька разбил помнишь когда вы с ним за столом баловались, я тогда уже говорила что не нужно детям чересчур много позволять.
В бессилии я медленно сползла по стенке, и, пытаясь сделать вид, что ничего не случилось, стала неторопливо сидя на полу как детсадовский ребёнок снимать с себя вдруг ставшие тесными новые махеровые носки.
В ванной не было света и неуёмно тёк кран. Пока мыла руки, прикидывала про себя варианты ликвидации местной бытовой катастрофы и выслушивала историю перегоревшей лампочки.
-Я ничего не делала, только попыталась протереть плафон и нечаянно капнула немного воды на лампочку. Раньше в деревнях знаешь как было, ни света, ни огня тебе никакого нельзя было зажигать в бане, пользовались только лучинками или свечками, позже керосиновыми лампами. Знаешь как зажигать керосиновую лампу, берёшь…
Больше уже ничего не слыша, пулей вылетев из тёмного помещения, я успокоилась только тогда, когда в изнеможении упала на застланную пятнистым пледом кровать и всем телом прижалась к своим собственным согнутым коленкам. К несчастью забыла закрыть дверь.
-Ну ты пустырника выпей, Алёна, ведь нельзя так сильно напрягаться, нужно расслабляться иногда. Я смотрю, ты по ночам спать не можешь, а ведь против бессонницы такое средство замечательное есть. Берёшь водку, мешаешь её с чесноком, выдерживаешь месяц и по капелькам пьёшь, сильно помогает, помнишь у меня такое было на нервной почве…
От предложенного рецепта или от расшалившихся нервов меня чуть не вырвало, внутри было неприятное ощущение тошноты, кружилась голова как от солнечного удара, хотелось есть. Сделав над собой почти нечеловеческие усилия, я взяла себя в руки и медленно растягивая слова с трудом выговорила кажется разумное на тот момент предложение:
-Пошли, Лёля, пить чай.
Самая неприятная, больная для меня тема, которую часто затрагивает мужнина крёстная, это взаимоотношения в распавшейся семье его родителей в которой она прожила всю жизнь, исключая четыре последних года. Похожая на домовёнка Кузю, хозяйственная пронырливая старушка была настоящим хранителем семейного очага и сейчас, лишённая смысла существования жизнь, всё ещё неудержимо ищет новой тихой гавани, куда могли бы причалить оставшиеся после отбушевавшего шторма благородные веяния и надежды. Когда есть силы и возможности я довольно таки легко направляю её энергию в нужное русло, но вот сегодня после насыщенного разными событиями неудачного дня сил у меня попросту не осталось и я пытаюсь только и всего, что сдержать свою раздражительность, чтобы зря не обидеть беззащитного, полностью зависящего от меня человека. Увы, судьба не оставляет мне шансов на удачное разрешение вопроса, потому что взбаломошная старушка продолжает предаваться волнующим воспоминаниям:
-Ну разве так делают, Алёна, представь себе, баба пятидесяти лет вдруг ни с того ни с сего как взбесилась, всякий срам потеряла, нашла себе миллионера, плохо ей видите ли жилось, денег захотелось, вот теперь сидит не налюбуется на окошко за которым снег падает. Плохо было! Куриные мозги.
К тому моменту я почти потеряла контроль над своими чувствами и сквозь мутную завесу бешенства, затуманившую мне глаза наблюдла как неторопливо, очень неторопливо течет время, смутно отражаясь в бесконечных делениях минутной стрелки на наших соломенных кухонных часах. Как в замедленном кино передо мной прокручивались, казалось с кем-то, но только не со мной, происходящие события центром которых была так хорошо знакомая крючковатая фигура . Вот она берёт чашку, осторожно подносит её ко рту, дует на кипяток, пьёт. И опять, берёт, подносит, дует, пьёт. Тошнота усилилась, я отставила свой стакан подальше от края, чтобы не опрокинуть, и прислушалась. Мне показалось, что что-то внутри меня все еще продолжало ласково, но занудно твердить: "Алёна, держи себя в руках, слышишь, держи себя в руках, держи в руках, держи…
-Андрей пришёл бледный весь трясётся, ему на медкомиссии сказали, что такой группы крови как у него не может быть, если у обоих родителей…
Продолжение я знала слишком хорошо, чтобы выслушивать ещё раз:
---ЛЁЛЯ!!! ЗАМОЛЧИ!!! Я не желаю слушать сплетни. Это их дурдом. Это их жизнь. Не лезь в неё. Понимаешь ты, или нет. Дай покой в конце-то концов.
Резко отставив стакан в сторону, я мгновенно покинула комнату. А потом, уже выходя на лестничную площадку, я увидела в её глазах недоумение непонимание и обиду. «Ну и пусть», - решила я.
Ветер рвал и метал ошмётки белого пенопласта, в большом количестве разбросанные возле мусорного бака; дул в лицо, отбрасывая назад со скользкой утоптанной за день дороги; словно горячей струёй ошпаривал руки, из которых так и норовил выскользнуть под ноги мусорный пакет. Зная, что суеверная старушка не велит выносить сор из избы после заката солнца, сегодня я назло пренебрегла её советами.
Свет проезжающий мимо машины на несколько секунд ослепил меня, и какое-то время предметы расположенные дальше чем освещённый её фарами удаляющийся круг, имели расплывчатые неопределённые очертания. Когда глаза снова привыкли к темноте, я обнаружила возле ног белую совершенно круглую тявкающую собачонку комнатной неопределённой породы. Тотчас хриплый старческий голос у меня за спиной негромко прошамкал
-Фунтик, ко мне.
Резко оборачиваюсь и… замираю от неожиданности.
Эту пару я не видела никогда в нашем дворе. Длинный, высокий, худой, сгорбленный старик в старомодном вытертом пальто с высоким поднятым воротником и во много раз намотанном вокруг шеи шарфом, и такая же высокая, несколько более дородная под стать ему старушка: аккуратненькая, в вязаном пупырышками берете с милой пампушкой сверху, одетая в длинное, некстати облегающее фигуру пальто с поясом и обутая в валенки, поверх которых красовались блестящие галоши.
Какое-то время мы стояли и просто молча смотрели друг на друга: я растерянно, удивлённо; они внимательно, уверенно. Недолго, всего одно мгновение, но спокойно уйти я уже не могла. Поэтому, отойдя несколько шагов от прежнего места пребывания вглубь двора, осталась молчаливым наблюдателем дальнейших нехитрых событий.
Мусор они привезли на санках. Дедулька долго отвязывал верёвку, которой были привязаны к двум крайним деревянным перекладинам санок вёдра. Неторопливо снимал варежки с трясущихся рук и несколько раз ронял на землю салазочные поводья, не в силах совладеть с дрожью в ослабших конечностях. Как будто совершая некоторую таинственную процедуру, он сосредоточенно, аккуратно взял ведро; некоторое время ещё постоял над оставшимся, как будто одобряя свой выбор, наконец, решившись, направился к мусорному баку. Его спутница тем временем пыталась подманить неугомонную собачонку, всё ещё довольно не то тявкающую, не то хрюкающую где-то в глубине мусорных контейнеров.
-Фунтик, мальчик мой, пойдём милый, домой. Пойдём, заинька, мамочка тебе рыбки приготовила, покушаем и спать ляжем, покушаем и спать. Ну где же ты, Фунтик, иди мой лапонька сюда.
И столько тревоги, столько ласки, тепла и человеческой доброты слышалось в этом голосе, столько надежды, столько нежности, что я стояла как ошпаренная кипятком, не в силах вынести бешенный ритм, в котором неслась по жилам разогретая кровь и чувствовала горячие струйки солёной влаги слезинками стекающие у меня по щекам.
Старик между тем освободил оба ведра, привязал их к санкам всё той же верёвкой и как истинный кавалер взял свою даму под руку (в скользких галошах она то и дело спотыкалась на гладком зеркале оттаявшей дороги). Фунтик засеменил следом, трусливо оглядываясь на выпрыгнувшую из соседней мусорки кошку. Так они и пошли, рука об руку: старые, ссутулившиеся, трогательные, беззащитные… Уже почти исчезнув из виду, очевидно почувствовав на себе взгляд, дед оглянулся и некоторое время близоруко всматривался в темноту. Я помахала ему рукой.
Если кто-нибудь бы только мог понять в тот момент, какой урок человечности преподнесли они мне, какой подарок. Из головы не шла почти забытая мелодия Александра Дольского первый раз слышанная ещё в детстве:
Их одиночества достойны поклоненья
И в безнадёжности своей и в чистоте,
Но равнодушны молодые поколенья
К их краткой и печальной красоте…
В два счёта справившись с неугомонным, всё ещё болтающимся в руке мусорным пакетом, норовящем улететь при каждом очередном порыве ветра, я побежала к киоску покупать любимые Лёлины конфеты, после чего быстро, как на крыльях долетела до последней площадки пятиэтажного дома и позвонила в дверь.
Она стояла посредине кухни, протягивая мне новенький гематитовый браслетик: «врач сказал, от нервов тоже помогает». Я достала конфеты:
-Лёля, пойдём – ка мы с тобой чаёвничать.
И теперь каждый раз, когда ситуация дома начинает выходить из-под контроля, я иду в знакомый киоск, покупаю там завалящиеся стариковские любимые ириски. И проходя мимо мусорных бачков, несколько раз оглядываюсь в надежде увидеть: не вошкается ли там грязно - белая круглая собачонка неопределённой комнатной породы - Фунтик, и не стоят ли рядом знакомые деревянные санки с двумя мусорными вёдрами. Но странная пара так больше никогда и не показывалась в нашем дворе…