5 ВОЕННОЕ УЧИЛИЩЕ.
В это время нас молодых специалистов стали вызывать в военкомат поступать военное училище. Нас трое ребят из общежития согласились ехать поступать Челябинское автотракторное училище. Терять мне было нечего, работа мне моя не нравилась, перспективы я не видел ни какой. Я уже представлял себя офицером, с золотыми погонами, красивая выправка. Я прихожу на танцы, девчата смотрят на меня с восхищением, или приезжаю в Мстиславль, все мои родственники поздравляют меня, больше всех радуется мама. Я там, в училище буду заниматься спортом, снова займусь гимнастикой. Я один из лучших курсантов училища. Нет этой изнуряющей третьей смены, и моего вечно недовольного начальника.
Нас рассчитали, выдали отпускные, выдали четырёхнедельное пособие, и я получил кучу денег. Оставив немного денег себе, остальные деньги и все свои вещи отправил домой почтой. Согласно повестке, мы явились на призывной пункт. Нас было двенадцать человек со свердловской области, и под командой сержанта, сели на вечерний поезд и отправились в Челябинск.
В Челябинск прибыли около восьми утра и направились в направлении училища. Проходя мимо рынка, сержант нам сказал:
- Я думаю, не стоит нам спешить в училище. Давайте зайдём в какую-нибудь столовую позавтракаем, как только попадёте в расположение, из расположения уже никуда не выйдите.
Мы с радостью приняли это предложение. На рынке нашли столовую, взяли на два человека бутылку водки, по литровой бутылке вина на каждого, и закуску. Часа в два дня мы подошли к училищу. Вся команда ели держалась на ногах, помню, нас долго не пропускали на проходной, мы что-то кричали на караульных курсантов, пока не пришёл офицер.
Нас привели в палаточный городок, и распределили по палаткам. Я залез в палатку, там лежали ватные матрасы. Я лёг, и сразу уснул. Только уснул, меня растолкали, команда:
- Выходи строиться.
Необходимо переписать вновь прибывших. Нас переписали. команда:
- Разойдись.
Снова только уснул, снова команда:
- Подъём, выходи строиться.
Пришли командиры знакомится с вновь прибывшими абитуриентами. Простояв полчаса в строю, команда:
- Разойдись.
Только снова уснул, команда:
- Подъём на развод.
Старшина – сержант Ивасько на украинском языке разъяснил, что ежедневно в четыре часа, дня все курсанты училища должны присутствовать на разводе, и нас повели и пристроили к стоявшей колонне курсантов. После развода привели к палаткам, команда:
- Разойдись.
Только я снова уснул:
- Выходи строиться.
Записываться на довольствие. Только уснул:
- Выходи строиться на ужин.
После ужина только я уснул:
- Выходи строиться, на вечернюю проверку.
Боже мой, так спать хочется, а тут дёргают каждую минуту. Куда я попал?
Старшина – сержант Ивасько, почему-то меня сразу не возлюбил. По-видимому, по тому, что язык мой – враг мой. Я решил, походить, посмотреть военный городок. Меня поймал Ивасько, влепил три наряда вне очереди и приказал, чтобы из расположения палаток никуда не смел отходить. Курсанты училища часами маршировали на плацу в кирзовых сапогах. Их останавливали, сержант подавал команду:
- Вольно, разойдись, перекур.
Курсанты бежали в курилку, закуривали. Не успев покурить, как сержант подавал команду:
- В колонну по четыре становись.
Курсанты, бросая недокуренные папиросы, сломя голову бежали в строй. В столовую, в учебные классы, вообще везде, только строем, и по команде. Такая жизнь мне что-то не понравилась, учитывая, что к такой жизни обрекаю я себя навсегда.
Первый экзамен по сочинению я получил двойку, решил, что в училище уже меня не примут. По этому, мне теперь особенно стараться нечего. И можно чувствовать себя вольно. Парню по па- латке, который очень хотел поступить и боялся математики, я предложил поменяться фамилиями, Он за меня получил вторую двойку, а за него пять балов. Остальные экзамены я сдал на тройки, не открывая книги. Каждый день поле вечерней проверки, с ребятами уходил в самоволку, через дыру в забое, где отодвигалась доска. Так мне удалось посмотреть Миронову и Минскера на открытой эстраде в парке. Мы проникали на танцплощадку. Патруль нас не трогал, так как мы были в гражданской одежде. Однажды Ивасько нас выследил, когда мы возвращались из самоволки - после чего дыру забили.
На мандатной комиссии полковник, который сидел в центре длинного стола, накрытого красной скатертью, с обеих сторон сидели офицеры, зачитал мою характеристику:
- Минькин Самуил Израилевич, появился в расположение части пьяным, имеет две двойки по ведущим дисциплинам математике и русскому языку, остальное тоже все очень слабенько. Бегал в самоволку, пререкался со старшиной, проявил себя недисциплинированным. Мы, товарищ Минькин, таких, в училище не принимаем.
Я был готов, что в училище меня не примут, да мне уже не очень хотелось, и сказал не задумываясь:
- Не принимаете, и не надо.
- Кругом, шагом марш на выход, – скомандовал полковник.
В тот же день нас, не поступивших, отправили домой.
ОТПУСК.
Вернувшись в Свердловск, я решил уехать домой. В отделе кадров завода, мне сказали, что могу съездить домой в отпуск, и вернуться, если не поступил в училище, то меня обязаны снова принять на завод.
Дома было положение тяжёлое. Мама болела, и строила планы поехать в Ленинград к хорошим врачам лечиться. Рассказав, как я проработал год, чем очень огорчил родителей, что уехал из Свердловска. Мама переживала, где теперь смогу найти такую работу. Отец ушёл из артели и практически почти ничего не зарабатывал, жили в основном с огорода. Он говорил, что ему повезло, что ему удалось получить будку на базаре торговать квасом и мороженым. В день он продавал два – три стакана кваса, и две – три порции мороженого. Основная работа была с утра в воскресенье в первой половине дня, когда был базар. В это время мы все торчали около будки, мама помогала отцу, я бегал за водой мыть стаканык колодцу, метров за 300.
Было начало сентября, и отец говорил, что мужики стали пить меньше, а что будет зимой неизвестно. Отцу разрешалось продавать только квас и мороженое. Но он держал под прилавком две – три бутылки водки, с другой стороны будки подходили знакомые пяньчужки, и он им тайком наливал. На каждой бутылке он имел пару рублей.
Отец всю жизнь работал заготовщиком, в артелях и сапожных мастерских, любил свою работу, больше ничего не умел делать. Когда у него была работа, он мог по двенадцать-четырнадцать ча- сов в день строчить заготовки. Когда работы не было, не знал чем ему заняться, бегал по городу. Оп пробовал на продажу сшить па- ру женских сапог, хорошо если он возвращал свои деньги, а чаще был в убытке. У него была совершенно не коммерческая голова.
После войны председателем райпотребсоюза стал Мейшка Метелица. Сам сапожник, ещё до войны, как члена партии, его продвинули председателем сапожной артели. Мейшка был худенький, невысокого роста очень энергичный. Он сумел так развернуться, что к началу 1953 года, у него в райпотребсоюзе работали сапожные, портняжные мастерские, парикмахерские. Он развернул работу мельниц и пилорам, в городе и в районе, мололи муку, пилили доски, работали коптильни и прочие организации, были свои магазины. Мейшка доставал товар, оборудование и всё время расширял производство, мастерские шили сапоги, туфли, пальто, костюмы. Люди имели работу, а клиенты удовлетворяли свои житейские потребности.
Летом 1953 года Мейшку вызвали в райком партии, приказали сдать дела в райпотребсоюзе, и направили в отдалённый колхоз председателем, поднимать сельское хозяйство. Немцы сожгли де- ревню, люди жили в землянках. Через полтора года вся деревня вылезла из землянок. Мейшка со своей энергичностью и деловитостью, используя свои связи, доставал лес, пиломатериалы, гвозди шифер, выбивал кредиты. Через несколько лет, колхоз стал миллионером. В городе у него был новый, хороший дом, где жила его семья. Мейшка мотался за двадцать километров, по бездорожью между городом и колхозом. Ему это всё надоело и он, ссылаясь на болезнь, правдами и неправдами сбежал из колхоза, нашёл себе тёплое местечко, и отошёл от больших дел. Райком прислал в колхоз председателем инструктора райкома партии, который за год развалил колхоз, и он стал одним из отстающих в районе. Это мне много лет спустя поведала учительница с этой деревни.
Председателем райпотребсоюза из райкома назначили полковника в отставке. Он был около двух метров ростом, боевой командир, вся грудь в орденах. Когда отец увидел нового председателя, то он придя, домой, сказал маме, что теперь у нас новый председатель, это не то, что «Мейшке дер сустер (сапожник)», теперь дела пойдут по-другому. И действительно дела пошли по-другому, первым делом он начал менять руководителей подразделений, назначать своих людей. После работы руководители подразделений собирались у него в кабинете, решали проблемы, и поздно вечером на бровях добирались домой.
Товар, который был заготовлен Мейшкой, выработали, в мастерских стало нечего делать, пилорамы остановились, не стало леса, мельницы перестали молоть. Рабочие перестали получать зарплату, стали разбегаться, кто куда. А новый председатель со своими помощниками заседал и каждый вечер…… И вот этот драматический период вернулся я домой. Отец упросил Галкина, пред- седателя горпищеторга, давешнего своего приятеля, и тот дал ему будку на базаре.
С первых дней приезда домой, встал вопрос, куда мне пойти работать? На кирпичный завод толкать вагонетки? Там в основ- ном работали деревенские бабы. На вин. завод? Там в резиновых сапогах стоять целый день в воде. Поехать в Могилёв? Там наш техникум ежегодно выпускает сотню молодых специалистов, все хотят остаться там работать. Мама была довольна, что я не посту- пил в военное училище, «всю жизнь на колёсах». Она слушать не хотела, чтобы я оставался дома, вся молодёжь, окончив школу, уезжали из нашего городка. Родители решили, что нужно возвращаться в Свердловск, и самостоятельно пробивать себе дорогу. Деваться некуда, и надеется, не на кого. (Сам я не знал, что мне делать, хотя в Свердловск мне ехать не хотелось).
Теперь вспоминая прошедшие годы, я осознаю, что мне нельзя было уезжать снова в Свердловск. Мне нужно было остаться около родителей, здоровье которых уже было подорвано, чтобы быть где-то рядом, и помогать им хотя бы морально. Я у них был один сын и должен был быть их опорой. Это судьбоносное решение на долгие годы оторвало меня от родных, нуждавшихся в моей помощи и поддержке. С тех пор, как я уехал из дома, мои родители жили тем, что ждали моих писем, и кратковременных отпусков.
Можно было устроиться где-то не далеко от дома, ведь в то время рядом было много новых развивающихся городов. Но мои родители, прежде всего, думали и беспокоились о моём будущем, и хотели, чтобы я жил в большом городе, и работал на большом заводе, не понимая, что спокойная, не городская жизнь гораздо полезнее для здоровья. Что люди, живущие в городских коммуналках, в этих клетках, мечтают о даче, о природе. Что в больших городах и на заводах, только смог и нервотрёпка.
ЕДУ РАБОТАТЬ В ДЕРЕВНЮ.
Умные люди учатся на чужих ошибках,
дураки на своих - собственных.
Вернувшись в Свердловск, снова на работу, на завод. Меня приняли на старое место, и на ту же койку в общежитии. Начальник цеха большой радости не проявил, приняв меня на работу. Я снова пошёл на три смены.
Проработав около месяца, ко мне подошёл парторг цеха и сказал:
- Товарищ Минькин, Ты, слышал постановление партии и правительства о подъёме сельского хозяйства. Что из промышленности нужно направить в село сто тысяч квалифицированных инженерно-технических кадров. Руководство цеха, и партийное бюро оказывает тебе доверие, и приняло решение направить тебя на работу в село.
Я понимал, что за доверие, отделаться от тех, кто не угоден, и ответил, что ни в какое село не поеду, что во время войны жил в селе, и знаю, что это такое.
- Вот и хорошо, раз знаешь, зачем посылать людей, которые понятия не имеют. Иди в партком, там откажешься – сказал парторг.
В парткоме нас собрали в конференц-зале завода, и выступил секретарь парткома, и поздравил нас, добровольцев, патриотов, лучших людей страны, откликнувшихся на призыв партии. Что нам там будут предоставлены большие льготы и отличные условия. Первоначально нам выдадут премию в размере четырёх окладов, и на месте подъёмные в размере оклада. Мы будем обеспечены жильём, занимать ответственные должности.
Я встал и заявил, что не желаю ехать, что меня направили добровольно - принудительно. Секретарь сказал, что раз цех направил, то отменить он не имеет право, что он посылает нас в райком партии, где и решат, тех, кто не хочет ехать, не поедет. Я думал, что в основном кандидаты на работу в сельское хозяйство не желают ехать, как я. Но оказалось, что многие изъявили желание ехать, особенно те, у кого родители жили в деревне, или те, кто не видел дальнейшей перспективы проживания в городе.
В райкоме партии, в актовом зале, нас собрали большую группу, где нас так же поздравили, как самых передовых и сознательных людей, откликнувшихся на призыв партии и правительства. Подняв руку, встал и заявил, что не желаю ехать в колхоз. Мне сказали, что если не желаю ехать, не поедешь, раз завод направил, райком отменить не может, в обкоме всё объяснишь. Нас посадили в автобус и повезли в Свердловский обком партии.
Когда подошла моя очередь, меня вызвали в кабинет заведующего отделом сельского хозяйства. В большом кабинете за столом сидела комиссия, с представителем от министерства сельского хозяйства. Мне предложили сесть в кресло, которое стояло перед столом, в котором я провалился, большое и мягкое. Меня стали расспрашивать, что кончал, где и кем работаю, моё семейное положение, куда, в какой район я желал бы поехать. Я ответил, что никуда не желаю ехать, об этом говорил в парткоме, и в райкоме, но с моим желанием не считались, направили в обком. Тогда мне сказали, что раз так, то могу быть свободным.
Вечером того же дня, в нашу комнату пришёл Станислав Иванович Коротков. Он кончил наш техникум на два года раньше меня, и работал старшим технологом в девятом цеху. У него была комната пятнадцать метров на втором этаже нашего общежития. В этой комнате была и кухня, и столовая, и спальня, и туалет в конце длинного коридора. Станислав был 1923 года, восемнадцати летним добровольцем ушёл на фронт (по его рассказам), прошел всю войну, был несколько раз ранен. Как все фронтовики пристрастился к спиртному. Ростом выше среднего, крепкого телосложения, светлые вьющиеся волосы, приятная улыбка с золотым зубом, тонкие благородные черты лица.
У него был шикарный итальянский аккордеон с многочисленными регистрами, он великолепно играл и пел под собственный аккомпанемент. Родом он был из приличной семьи, мать учительница, отец хирург, который погиб на фронте. Станислава всегда окружали друзья и приятели, он всегда знал, что сказать, и умел говорить, он притягивал к себе, как магнит, как мужчин, так и женщин, как к интересному человеку, собеседнику и балагуру и собутыльнику.
В этой же комнате он жил вместе с женой Тамарой Ивановной, и трехлетним сыном Юриком. Тамара была женщиной редкой красоты. Стройная блондинка, с большими, карими, лучистыми глазами, с приятной улыбкой и мягким голосом. Она была из сельской местности, её родители были потомственные учителя. Работая учителем, после декретного отпуска, сразу не вышла на работу, и потеряла её. А теперь работу в Свердловске нигде найти не могла. Живя на одну зарплату, из которой Станислав оставлял себе заначку, с аванса и получки, трудные бытовые условия, не видя перспективы найти работу, получить когда – ни будь приличное жильё, вынудили Тамару уговаривать Стасика поехать в деревню, раз предоставляется такая возможность. Тамара, деревни не боялась, где прошло её детство, рассчитывала, что в деревне она получит хороший дом, у неё будет работа в школе, у неё будет хозяйство, а Стасик, занимаясь хозяйством, бросит пить.
Станислав Иванович, был, выпивши, мы днём были вместе в обкоме, его вызывали раньше и, выйдя из кабинета, он ушёл. Он стал, мня спрашивать, куда меня направили. Я ответил, что отказался от предложения поднимать сельское хозяйство. Станислав стал рассказывать, что дал согласие ехать в село Южаково Петрокаменского района в МТС заведующим мастерскими с окладом 1100 рублей в месяц. Что там есть школа десятилетка, где будет работать Тамара. Что он уже узнал, там богатейшие и красивейшие места на Урале, что там рыбу в реке можно ловить голыми руками, что кругом тайга, и полно всякой дичи, грибов, ягод и пр. Что как только он получит деньги, первым делом купит ружьё. Он стал говорить о своей жизни, что его зарплаты ели хватает сводить концы с концами, что он ничего не может купить ни сыну, ни жене. Там в деревне ему предоставят дом, он заведёт своё хозяйство, расходы сократятся, кроме того, Тамара там будет работать, и он сможет жить, по-человечески. Что там ему заведующему мастерскими, будет предоставлена машина, «Газ 67» на ко- торой сможет ездить, на рыбалку, на охоту, даже приезжать сюда в Свердловск. Подъедет к общежитию. Кинет пацанам сотню – пускай смотрят и гуляют.
Станислав стал говорить мне, что я зря отказался, что здесь на заводе мне ничего не светит, у меня нет ни какой перспективы. Что он уж точно знает, проработав на заводе три года, и жить в общаге, даже ему фронтовику с семьёй, придётся ещё очень долго, так как в год заводу дают одну квартиру. Затем он стал уговаривать меня, чтобы я ехал с ним вместе. Что если я упущу эту возможность, то буду жалеть, а в общежитии придётся жить мне ещё долгие, долгие годы. Что есть еще там хорошие должности, что там мы развернемся, жить будем, как короли. Я отказался, но на душе у меня вкралось сомнение.
На следующий день после работы, Станислав снова пришёл, выпивши в нашу комнату, и стал меня продолжать агитировать. Он принёс газету, где писалось, что этой компании сто тысячникам направляемых партией и правительством из промышленности на работу в сельское хозяйство, будут созданы специальные условия. Выделяются огромные средства, будут обеспечены всем необходимым, строительными материалами, транспортом и пр.
- Ты будешь вкалывать на три смены, я буду разъезжать на «козле», – сказал Станислав.
Один из моих рабочих на пассивации мечтал приобрести машину «Москвич», долго собирал деньги, и когда купил, был самым счастливым человеком на свете. Я тогда не мог себе представить, что я смогу, когда ни - будь купить машину. Тут я вдруг представил, что я вхожу в число руководителей, мне предоставили новенькую служебную машину, бесплатно. Я разъезжаю на ней, как все начальники, куда хочу. Там будет приличная зарплата, расходы в деревне будут минимальные, смогу больше помогать родителям, главное не будет там этой изнурительной третьей смены, не буду видеть недовольную рожу своего начальника. И согласился.
На следующий день побежал в обком, в тот же кабинет, мне предложили сесть в то же кресло, я заявил комиссии, что согласен ехать, но только в Южаковскую МТС. Они стали смотреть сведения по Южаковской, и сказали, что нашли должность механика по сельхоз. машинам с окладом 990 рублей.
Вечером со Станиславом мы поехали в центр Свердловска на «платинку». Там зашли в кафе работников искусств. Заказали водочки по сто пятьдесят, шашлыки, потом ещё бутылку хорошего вина, потом еще и ещё. Я чувствовал себя уверенным самостоятельным человеком, в будущем руководителем, который может себе позволить, посидеть в ресторане.
Получив расчет на заводе, плюс четыре оклада, я немного денег оставил себе, остальные отправил домой. Погуляв, неделю по Свердловску (каждый день пьянка с Станиславом), разузнав маршрут, как добраться до Южаковской МТС. Решено было вначале поехать в разведку без вещей. Вечером, в конце октября, сели на вечерний поезд, в Нижний Тагил. Чтобы добраться до села Южа- ково, нам нужно, было из Нижнего Тагила автобусом шестьдесят километров добираться до районного центра Петрокаменска. А там ещё больше двадцати километров попутным транспортом.
В Нижнем Тагиле на автостанции мы узнали, что до Петрокаменска идёт ежедневно один автобус в семь утра. Было около восьми вечера, я предложил пойти в кино. Станислав не согласился, сказал, что не будь ребёнком, будь солидным мужчиной, теперь ты будешь руководителем. Пойдем в центр, посмотрим лучше город. Однако долго по центру мы не ходили. Около первого ресторана, Станислав предложил зайти, посмотреть. Открыв дверь, на нас пахнуло теплом и запахом пищи, я почувствовал, что голоден. Сняв в гардеробе, осенние пальто, а Станислав тёплую куртку, мы заняли свободный столик. Станислав, потирая руки, и улыбаясь своей улыбкой с золотым зубом, сказал:
- Эх, была, не была, неизвестно, что будет с нами завтра, в какое бучило мы попадём, давай сегодня посидим, как следует. Здесь тепло, хорошо, приятная музыка, спешить нам некуда, будем сидеть, пока не выгонят.
Для начала мы заказали бутылку водки и хороший обед, и
Станислав стал мне рассказывать истории о своих похождениях. Вначале я не совсем верил его рассказам, но, прожив с ним рядом год, я абсолютно убеждён в их правдивости.
Хотя он был пьяница и балагур, но никогда не врал, точно выполнял свои обещания и был хороший и надёжный товарищ. Его улыбка, сразу располагала человека к себе, особенно женщин, в то послевоенное время, когда мужчины его возраста были перебиты на войне, а одиноких женщин было неограниченное множество, хоть пруд пруди. Они сами к нему липли, а он своей мёртвой хваткой не упускал ни одной возможности.
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С ПОХОЖДЕНИЯМИ
СТАНИСЛАВА.
- Ты знаешь, у меня растёт ещё один сын, но меня к нему не подпускают близко, - с грустью произнёс Станислав.
Он стал рассказывать, что однажды, в театре музыкальной комедии, во время антракта, прогуливаясь с Тамарой в фае, он обратил внимание на молодую, статную женщину, с выразительными чертами лица, со вкусом одетую, в импортное одеяние, сидевшую на диване с подругой. Проходя мимо, он ей моргнул и улыбнулся. На следующем круге, она кивнула ему головой, поднялась и пошла в сторону курительной комнаты. Оставив жену подождать, Станислав пошёл за ней, она стояла у входа, курила сигарету. Прикурив у неё, она открыла сумочку, достала шариковую ручку, взяла у него из рук пачку папирос, и написала на ней номер телефона, и сказала:
- Завтра позвонишь, а теперь уйди и не стой около меня.
Вначале он подумал, что это экс – проститутка и на следующий день звонить не стал. Но день за днём, любопытство разбирало, да и проститутку, как-то не было похоже, так себя проститутки не ведут, не раз приходилось с ними иметь дело, её слова:
- Уйди и не стой около меня, – значит, она чего-то боится, а проституткам бояться нечего.
Да и женщина была привлекательна, ухожена, хороша собой.
Примерно через неделю, после работы, Станислав, спустился со второго этажа в общежитии к телефону и позвонил. В трубке послышался мужской голос. Он ещё несколько раз звонил вечером, трубку снимал мужчина. Тогда он решил позвонить днём из кабинета начальника цеха. И тут он попал на неё, она спросила:
- Почему не позвонил на следующий день? Теперь муж дома, а ты трезвонишь. Оставь мне свой телефон, я позвоню тебе сама. Вскоре она позвонила, указала адрес и время, когда придти.
Станислав сказал Тамаре, что у него ночное дежурство, и отправился к незнакомке. Она жила в самом центре города, напротив гостиницы и ресторана «Урал». Встретила она Станислава приветливо, в ярком, стёганом, шелковом, китайском халате. Огромная квартира, меблированная старинной мебелью, мягкая мебель оббита светлой кожей. По квартире и мебели можно было судить, что живут здесь состоятельные люди, в полном достатке. В большом зале, стояла чёрная, немецкая рояль, с поднятой крышкой. Рядом стоял аккордеон в футляре. Альбине, так звали хозяйку, было где-то за тридцать, шатенка, с классическим античным профилем лица. Ухоженная дама, по-видимому, постоянно посещала косметические салоны, строго следившая за своей внешностью. Она была привлекательна, сексуальна и желанна. Из разговора выяснилось, что она музыкальный работник, окончила консерваторию, работала когда-то учителем музыки, а теперь она была музыкальный критик.
Оказалось, что Станислава она видела, во дворце пионеров на концерте детской художественной самодеятельности, она сидела в комиссии. Она ещё тогда обратила на него внимание. Альбина пригласила Станислава в столовую, где был накрыт стол. Здесь были импортные вина, французский коньяк, шампанское, великолепная закуска, да всё такое, что уже давно ничего такого не видел, только во время войны иногда в Германии. После первого застолья, Станислав взял в руки аккордеон, его тянуло к нему с первой минуты, как он пришёл и увидел его. Стоило ему пробежаться по клавишам, как он сразу оценил, что это очень дорогой немецкий аккордеон.
Альбина села за рояль, и ни стали играть дуэтом. Любимым репертуаром у Станислава были блатные и дворовые песни, которые он очень даже неплохо исполнял. За эти песни в то время можно было получить срок. В компаниях обычно Станислава просили исполнять именно эти песни. И он их пел среди близких друзей и родственников. Как потом выяснилось, эти песни нравились, и Альбине. Но её положение, в той среде, где приходилось ей общаться, нужно было быть сдержанной, и заниматься популярной и классической музыкой. Играя дуэтом, Альбина на рояли, а Станислав на аккордеоне, они так спелись, что чувствовали себя единым целым, и самой счастливой парой на земле. Станиславу всё так понравилось, что он даже начал подумывать, не перебраться ли, сюда жить.
После второго застолья, Альбина дала Станиславу полотенце, чистое бельё и отправила в ванну. Такой страстной женщины (по рассказу Станислава), он никогда не встречал. Когда её спросил, что хорошо живёшь, и кто твой муж, она сказала, что нам нужно быть предельно осторожными, так как муж полковник КГБ, и добавила, не дай бог, если он что – ни будь, узнает. Станислава от такого сообщения бросило в жар, и он подумал:
- Ну, кажется, я влип.
Альбина рассказала, что муж намного её старше, и он импотент и ночью у них проблемы. У него ничего не получается, он злится, её обвиняет во всём. Он часто уезжает в заграничные командировки, иногда там бывает подолгу, привозит дорогие подарки.
- Но мне всё это ничего не нужно, я самая несчастная женщина, я птичка в золотой клетке, - жаловалась она.
Утром, когда нужно было бежать домой, Альбина обняла Станислава и, сказала:
- Я знала, что где-то живёт мой принц, и, кажется, я его нашла.
Уйдя от Альбины, Станислав решил, что если хочет жить, то сюда больше ни нагой. Но через некоторое время Альбина снова позвонила, и сообщила, что Сергей Иванович уехал в длительную командировку в Германию, что она ждёт его. Больше полгода они тайно встречались, каждый раз идя к Альбине, он боялся, что когда – ни будь это дойдет до полковника, и тогда его жизни придёт конец. Он способен был на риск, на романтическую ситуацию, но в данной ситуации, в сталинские времена, можно было бесследно исчезнуть. Станиславу нравилась женщина, обстановка, и особенно безграничная выпивка, и закусь, которую готовила Альбина. Это не убогая обстановка у него в комнате в общежитии, или пьянка с собутыльниками в забегаловке или где ни будь в подъезде, или под забором.
Однажды Альбина заявила, что она видно попалась, что у неё задержка, и что срочно нужен гинеколог, иначе нам будет конец. Аборты в то время были строго настрого запрещены, найти подпольного врача, было практически невозможно. Сложилась критическая ситуация.
Вдруг Станислав получает повестку, явиться в КГБ к полковнику Маслову С.И. Сердце у него оборвалось, он понял, что пришёл ему конец. Три дня до приёма, ходил и прощался с жизнью, он не мог никому ничего рассказать, посоветоваться, от страха и переживаний, у него появился клок седых волос. Тамара, видя, что с мужем творится что-то неладное, стала допытываться, что эта за повестка. Станислав, чуть было не признался Тамаре во всех грехах, но стал вешать на уши лапшу, что он идёт договариваться, чтобы перейти работать в КГБ, чтобы мог получить квартиру, и приличную зарплату, чтобы жить по-человечески.
Отправляясь на приём, он поцеловал Юрика, и Тамару, думая, что больше их уже не увидит. Полковник Маслов полненький, не- высокого роста, лет пятидесяти, как Станислав зашёл, сразу стал на него орать:
- Ты, что подлец, думаешь, не знаю, что уже полгода ходишь к моей жене? Ты, знаешь, что я могу с тобой сделать? Ты должен сделать так, чтобы она тебя возненавидела, в противном случае, Ты, знаешь, что может произойти. Пошёл вон мерзавец, и чтобы тебя больше не было ни видно, ни слышно. Станислав выскочил из здания КГБ, не веря, что он живой, не арестовали, что кажется, отделался легким испугом. Через пару дней, он позвонил Альбине, что нужно срочно встретиться, она обрадовалась и спросила:
- Что нашёл врача?
При встрече, Станислав сразу накинулся на неё, стал ругать самой отборной бранью, обвиняя её в том, что она заразила его венерической болезнью. Альбина от неожиданности была ужасно перепугана, не могла произнести ни слова. Затем стала клясться и божиться, что это он мерзавец прихватил у других женщин, что он поддонок и бабник. Что кроме его у неё кроме мужа не было других мужчин. Уходя, Станислав сказал ей, чтобы она не смела ему больше, никогда звонить.
Альбина разревелось, потом внимательно посмотрела на Станислава и спросила?
- А ты, дорогой Стасик, случайно не был у полковника? Я так и знала, что всё так кончится. Он только вернулся из командировки, ему уже доложили. А ты мразь таким образом, решил от меня избавиться, - повернулась и ушла.
Дальше Станислав стал рассказывать, что на днях случайно встретил Альбину в центральном универмаге с ребёнком в коляске. Она ему сказала, что её сыну уже годик, и её жизнь теперь принадлежит ему (указывая на пацана). Что Серёжа сына очень любит, и она благодарна полковнику за то, что он дал ей возможность приобрести такое сокровище. Что он Станислав, остался яркой звездой в её жизни.
- Пацан хороший такой, копия я, - и Станислав тяжело вздохнул.
Мы хорошо посидели в ресторане, было уже за полночь, публика разошлась, мы сидели одни. К нам подошла молодая официантка, и попросила нас уйти, т. к. ресторан закрывается. Станислав стал говорить комплименты официантке, и попросил её, что бы взяла нас на ночлег. Официантка, улыбаясь и шутя, сказала:
- Этого белобрысенького я бы взяла с удовольствием, но дома у меня есть такой же, белобрысенький.
Мы пошли на железнодорожный вокзал, коротать ночь.
6 Продолжение НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ. http://www.proza.ru/2008/01/23/391