Лавка противоречий. Я

Клавдия Мадесон
У человека есть те качества, которые он сам признает за собой, не дожидаясь комплиментов или укоров со стороны. И хорошие, и плохие. Зачастую, человек не может разобраться – хорошие они или нет. Но он всегда признает их значимость.
Разбирать свою собственную натуру не очень легко – всегда есть повод и возможность слукавить, умолчать, приукрасить. Поэтому я с раннего возраста выделила в себе свое приоритетное качество. Жестокость. Именно жестокость, а не жесткость, упрямство или еще что-то из общепринятых обозначений моей сути.
Я жестокая… Во всем, к каждому, к любому процессу. И к себе в первую очередь. Это чувство, равно как и ненависть, всегда были антиподами основным показателям человека доброго и хорошего. Любовь и доброта. Нет, не про меня…
Тем не менее, я человек все равно хороший. Это говорят даже те, кто хорошо меня знает. Кем бы я была, если бы не моя жестокость. Если бы я была доброй, жалеющей я бы не вылечила ни одну из своих болевших собак – мне было бы тяжело делать уколы, капельницы, вливать в их пасти лекарства. Если бы не моя жестокость, сколько бы ошибок я наделала в своей жизни? Если бы не моя жестокость моя мать до сих пор лежала бы с неразгибающеуся спиной – добрая дочь не заставляла бы мать шевелиться, видя ее слезы и слыша крики от боли. Я таскала… Заставляла вставать, насильно сгибала и разгибала руки ноги . Кричала, ругалась… Даже ненавидела.
Можно сказать, что все это я делала из большой любви к матери, и я не права, говоря о своей ненависти. Да, такую любовь – к матери, к брату, к отцу, к подругам и друзьям я не отрицаю. Для меня это высшая форма отношений рода людского. Я имела в виду то романтическое чувство, которое столь часто воспевалось всеми и во все времена. Но об это после.
О себе… Я отношусь к той категории женщин, которая не любит себя – и в то же время знает, что стоит много. Я себя не люблю – да, под мои вкусы не попадает ни моя фигура, ни лицо, ни волосы. Но я знаю, что это все востребовано, и этим можно пользоваться. Когда мне говорят комплименты, я морщусь – не от смущения. Я как тема разговора (точнее, моя внешность) – это самое мерзкое, что я могу придумать. У меня достаточно достоинств кроме внешнего образа. Да и его я не считаю достоинством.
Всегда было жаль молодых людей, которые испытывали ко мне романтические чувства. Нет, ни симпатию. Во всем, что не касается этой самой «любви», я – идеальное существо. Лучшая подруга, лучший друг, лучший слушатель и лучший рассказчик. Никогда у меня не было врагов. Мелкие недоброжелатели и завистники – были, но врагов – настоящих, тех, что стоят лучшего друга – нет.
Выбери Мисс Симпатию – могла спокойно говорить я и собирать в свою пользу подписи. Подписались бы все, кто меня знал хотя бы минуту.
Мисс Жестокая Симпатия – это тоже я. Но это тайный, закрытый протокол, в котором тем не менее все равно много подписей…
Можно было бы сказать, что жестокой я стала в результате жизненных неурядиц, а в детстве я была счастливым кудрявым ребенком, восторженно рисовавшим зайчиков и цветочки. Я рисовала… Но ярким фломастерам и карандашам всегда предпочитала черный грифель. Зайчики у меня выходили умудренные опытом, взрослые и серьезные. Цветы росли в том инфернальном мире, в котором преобладают три цвета – черный, белый, красный. Кто-то скажет, что я страдаю шизофренией. Нет, если бы. Я нормальна до ужаса. На нынешнем месте работы основная моя задача – создание рекламы с упором на цветовые решения. В моих работах нет ничего мрачного, однобокого или недосказанного – это признанно многими. Стилистика и цветность – это мой талант. Но только для работы. Внутри себя я дитя черного цвета, жестких профилей, резких штрихов и полных теней…
Отвлеклась, закончу мысль про молодых людей… Они интересовались мной, кто-то просто из азарта, кто-то строил более серьезные планы, кто-то предлагал выйти замуж. И всем не везло. Потому что объект для любви они выбрали ошибочно, по внешнему признаку.
Знаете, в моем лице есть нечто иконописное, благостное – не подумайте, что я себя восхваляю, к лицам на иконах я всегда относилась скептически. Может именно потому у всех я вызываю желание рассказать о своей жизни, попросить совета, быть прижатым к груди и утешенным. Иногда я действительно проделываю подобное – но только с теми, кто относиться к категории родственников и друзей. С поклонниками все иначе.
Я долго смотрю на человека, узнаю его, анализирую – а анализировать и делать выводы я люблю – после чего теряю к человеку интерес. Кроме одного случая, о котором расскажу отдельно. И объект исследования, ни в чем не виновный, искренне открывший душу или же предложивший свои чувства, недоумевает по поводу моей жестокости. Кто-то смиряется и уходит, кто-то понимает суть проблемы и переходит в категорию друзей, кто-то не смиряется и продолжает дальше давать мне поводы для рассмотрения. И каждый надеется, что эта непонятная девица с лицом Мадонны с полотен Рафаеля, окажется иной, доброй чуткой и понятливой.
… из всего высказанного сумбура я не смогу вывести для себя прозвище в одно слово. Даже ругательства не отобразят моего мрачного нутра. И назову я себя сочетанием двух абсолютно противоположных слов. Жестокая Мадонна.