Последние дни каждый раз после сна нахожу себя в разных телах. Вчера, например, открыл глаза и почувствовал острый запах старого, больного и давно не мытого тела. Чуть позже пришло осознание, что источником этой вони являюсь я сам. Голова кружилась, дышалось с трудом, где-то между легкими и трахеей плотным комом скопилась густая слизь. Немощные руки тряслись, а левая нога вообще не ощущалась. В потрескавшемся лакированном покрытии шкафа, стоящего напротив кровати, я разглядел свое отображение. Я был грузной седоволосой старухой с провисшими на шее складками и бесформенной массой, много десятков лет назад имевшей подобие груди, а теперь и вовсе утратившей всякую похожесть на анатомически положенный женщине орган. Первым делом я потянулся к стоящему на тумбочке стакану с мутной водой и лежащим на разодранной кружевном покрывале пачкам с лекарствами. Запустил в себя горсть, запил водой из стакана и вдруг усомнился в том, что я нахожусь в принадлежащем мне теле. Я не старуха! - хрипло выдавил из груди срывающийся звук и полез под линялый халат дряблой рукой. Нащупать подтверждение своим словам не удалось. Скорее, наоборот, все говорило об обратном. Пожалуй, больше всего меня возмутило не отсутствие признаков мужского пола, а неприятный запах, исходивший от моего тела. Еще мне отметилось, что рассуждать я стал все больше именно старушечьим разумом, а не своим, привычным. Так, к примеру, я невольно заворчал на громкие крики дворовой детворы, считая, что старому человеку нужен покой и тепло, а звуки бесноватой шпаны только ослабляют мое нехорошее здоровье.
Потом вдруг мне вспомнилась моя молодость, семья, мои покойные дети и трудовые друзья. Кажется, я даже участвовал в какой-то масштабной стройке прошедшего века и преуспел в заколачивании шпал, отплатив за это умение своим позвоночником, больной маткой и закрытой грыжей.
Мне было жаль свою матку, которая могла породить на свет очень много социально полезных детей, но в то же время, проблеском сознания я сожалел и об утраченном члене. Со временем я полностью самоосознал себя смертельно болящей старухой. Я был всеми брошен, запущен телом и духом, и стремительно погибал. Бесконечная тоска по прожитой жизни и неодолимая слабость нашли выход из моих глазниц соленым ручьем. Тело сотрясали спазмы и пронзала молниями острая боль.
Я разлагаюсь. И уже не первый год. Быть может даже несколько десятков лет идет процесс моего необратимого разложения. Я вдруг понял, что брошен людьми в лапы небытия уже очень давно. И представляю собой застывший мерзким узором раплавленной воск, во глубине которого испорченная болезнями матка, а снаружи выплывшая крупным пузырем грыжа. Я неприятно для себя рыгнул и вдруг с любопытством запустил в челюсть руку. Как и полагал, зубов в ней почти не обнаружилось. С досадой подумал, что всеми забытая и находящаяся в одном шаге от смерти женщина - это эстетически очень пикантное и даже терпкое зрелище. Как бы в подтверждение своей мысли я встала и еще раз взглянула на свое отражение в дверце старого шкафа.
Скоро меня небрежно уложат почти в такой же и вобьют железных червей в деревянные волокна.
Мне стало необъяснимо весело и я попыталась танцевать онемевшими ногами. Воздела крупные руки к потолку и засмеялась беззубым ртом.
Подошла к окну и взобралась на узкий карниз, различая внизу спешащих людей и мелькающие автомашины. Какие-то мелкие птахи, облепившие сбросившую листву березу волнительно щебетали и с любопытством смотрели на старуху, выдавливающую своим весом оконную раму. В безумном полете я присоединилась к их праздному щебетанию, влекомая законами физики на черный асфальт. Последней мыслью моей был восторг от неописуемой свежести, ворвавшейся в душу стремительным потоком, в один миг смывшим десятилетний смрад больного и немытого тела. Я попыталась взмахнуть толстыми руками словно воробьиными крыльями, но в этот момент меня страстно обнял шершавый асфальт, заполнив сознание сплошной чернотой..