Часто думаю, что все мы – женщины – воспринимаемся противоположным полом как куклы… От грудастых хищниц Браби до трогательных пупсов. От высокотехнологических роботов-собачек до пластмассовых формочек для песочных пасок. И в зависимости от количества функций в каждой из нас меняется и стоимость, а так же форма оплаты за нас. Кто платит деньгами, кто – нервами, кто - свободой. А кто- кровью… И в этом игрушечном магазине нас выбирают – но за очень большие деньги.
За Эмку платили, что называется, натурой, физически. Она выжимала из своих кукловодов пот, нервы, достоинство. Она была чем-то средним между Барби и плюшевым мишкой. Зеленоватые глаза куколки источали все виды яда – от легких доз до смертельных. С языка этой игрушки слетал то мед, то дёготь. Не многие выдерживали долго – кому приятно меняться со своей куклой местами. И ее снова и снова возвращали обратно в магазин. Но при этом цена на ярлычке и в зеленоватых глазах не уменьшалась.
С этой куклой я познакомилась уже придя работать в университет. Кукла зашла в кабинет, зеленоватые глаза скользнули по моему лицу, алые губы тягучим, как патока, голосом изрекли нечто обыденно-рабочее. После чего она вильнула бедром и не спеша скрылась за дверью . Я осталась беззвучно глотать воздух открытым ртом и хлопать глазами. В тот момент я думала, что наши полки в магазине игрушек находятся в разных секциях. Причем на моей написано «Скидка, прошлогодний товар». Неприятно так о себе думать, но уж лучше я сама о себе составлю подобное мнение, чем это сделает кто-то другой.
Тем же вечером Эмма сама подошла ко мне. Зеленые глаза прикрывала поволока дружелюбия, алые уста улыбались, а патоковый голос вливался в уши фразой «Пошли прогуляемся». И я, уцененка, только робко соглашалась…
В тот день я поняла, что эта кукла любить падать в грязь – и в прямом, и в переносном смысле. Любит падать в отчаяние, в уныние. И мужественно из всего этого потом выбираться. Мы сидели в крошечном, темном подвальном барчике с неким названием, не отложившимся в памяти, и разговаривали. Вернее, говорила она. Она рассказала мне многое из своей жизни, но еще больше осталось скрытым…
Эмма выросла в промышленном шахтерском городе на востоке Украины. Семья ее, как я узнала, была богатой, но ее доходы колебались на меже властно-чиновничьих и криминально-мафиозных.
Промышленный город с его суровыми четкими технологиями, безработицей, махровым криминалитетом взрастили и закалили в маленькой кукле жесткий и непреклонный характер, выделили два цвета жизни – черный и белый, да и нет. Ее логика зачастую поражала, но она была пронизана острым ощущением системы. Все строилось по четкому алгоритму: если да – то один вариант, если нет – то другой. Если юбка короткая, ботфорты до колен, вырез до не могу – то сексуально. Если бросившего поклонника дразнить видом своего приемника – то вернется, если кукла с кем-то спорит – то права она…
Не знаю, что нашлось у нас общего, но мы сошлись. С моей стороны была жалость к девочке моложе меня, много потерявшей в жизни и по не понятным для меня причинам высланная семьей из родного города в незнакомую крымскую столицу.
А с ее стороны – интерес, желание попробовать нечто новое. Потому как с куклами моего сорта она еще не сталкивалась.
Думаю, что даже она не обидится, если в дальнейшем я буду называть ее Барби.