Я бухгалтер.
Мне кажется, что одного этого достаточно, чтобы составить первое впечатление обо мне при встрече. Почему? Да потому что все бухгалтера старше тридцати, незамужем, с высшим образованием, окладом в 12 тысяч рублей, бойкой старенькой мамой, дачей по выходным и кино по вторникам (когда билет на любой сеанс за 50 рублей) похожи.
Я бухгалтер.
Когда мне было семь лет, я мечтала быть балериной. Я постоянно смотрела балет (благо в годы моего детства в самые непростые для страны дни по ТВ показывали не Леоньтева или Андрееву с пеной у рта и горячими сенсациями, а лебединое озеро). Я пыталась повторить все те невесомые прыжки и таинственные па. И у меня неплохо получалось, пока я случайно не наткнулась на стол и не выбила себе первый молочный зуб. Мама, увидев такое выходящее за пределы ее планов событие, отшлепала меня, отбив тем самым любовь к балету и привив любовь к покою и тишине. Я стала мечтать стать бухгалтером. Как мама.
Я бухгалтер.
Вот уже три года работаю бухгалтером на нашем «градообразующем предприятии», между нами на заводике. Я незамужем. Детей нет. И пока не намечается. Конечно, я, как любой из нас, влюблялась… в третьем классе и на третьем курсе. Это было одинаково необычно и страшно. Правда, на третьем курсе все зашло намного дальше, чем в школе. Но на том и закончилось.
Каждый день.
Я просыпаюсь за пару секунд до того, как тишину в моей квартире нарушает дикий звонок советского будильника. Ровно через пятнадцать минут по второму звонку будильника (правда, уже с мобильника) я встаю. Чищу зубы. Пью утренний чай с молоком и вафлями. Одеваюсь. Чищу зубы второй раз. И иду на работу.
В два я обедаю. В пять собираюсь домой. Мою голову. Укладываю ее. И ложусь спать.
Правда, по вторникам я после работы отправляюсь в кино. А после все по тому же сценарию.
Мест нет
Вот и сегодня я проснулась. Через пятнадцать минут встала. Почистила зубы. Выпила чай с молоком и двумя вафлями. Оделась. Почистила зубы второй раз. И пошла на работу.
Пропустив три набитые битком маршрутки, я забралась в автобус и заняла свободное место у окна.
Интересно, вот почему транспорта становится в городе все больше, рождаемость, по словам ведущих новостей, падает, а мест в маршрутках упорно не хватает всем. И их даже не становится больше…
Мои размышления прервала своим появлением немолодая и упитанная кондукторша.
И как можно за собой так не следить? Хотя у нее-то вот, наверняка, есть муж, а ты вот, стройная и еще пока молодая, - одна.
С этими мыслями я покорно протянула ей помятую десятку. Но кондукторша, внимательно рассмотрев проездной моего соседа, развернулась и ушла.
Странно, вроде я нормально выгляжу, - я еще раз осмотрела себя, - на больную или заразную непохожа… Может, она увидела усмешку в моем взгляде? Надо бы быть поосторожней с мыслями, - и я снова уткнулась в грязное окно.
Новость
На работе все было как всегда. Кто-то пил свой утренний кофе, кто-то доводил до логического завершения начатый дома макияж, кто-то просто болтал по телефону. Я сняла пальто. Поставила сумку на системный блок. Достала из тумбочки крем для рук, незаконченный месячный отчет и бумажные салфетки. Поудобней расположившись в своем кресле, я открыла отчет и начала втирать в руки густой крем.
Никто не обращал на меня внимания. И это было нормально.
Часам к 11 в офисе началась какая-то паника. В кабинет постоянно кто-то заходил, все говорили шепотом, кто-то постоянно искал платок и ревел. В этом странном празднике шума и гама участвовали все, кроме меня.
Через полчаса я не выдержала, встала и вышла в туалет. Вот уж правда, если хочешь знать, что происходит в коллективе, посети туалет или курилку. Так как я не курила, я пошла в туалет.
Как ни странно, но паника и беспрестанное шушуканье продолжилось и в коридоре, и в туалете. Две экономистки из планового отдела делали вид, что тщательно моют руки и подправляют макияж, хотя на самом деле они что-то оживленно обсуждали.
- Бедняжка! Мне ее жалко, - тяжело вздохнула полноватая Света.
- Ну, знаешь, мне тоже ее жаль, но если уж на то пошло, то она сама во всем виновата, - не унималась бойкая брюнетка (ее имени я не знала).
- Как это - виновата?
- Ну, кто ее заставлял жить, как затворницу? Да и потом от такой жизни, наверное, и, правда, это лучшее средство…
- Типун тебе на язык…
Меня разбирало любопытство, кого же так оживленно обсуждает наш обычно сонный и малоподвижный коллектив. Но я была слишком незаметной, чтобы кто-то начал делиться со мной своим мнением на этот счет, и слишком нерешительной, чтобы спросить о причине волнений напрямую. Ничего не оставалось, как идти в курилку.
Но, не дойдя до курилки, я услышала странную фразу, которая мгновенно все поставила на свои места. Начальник охраны, служивший на заводике очень давно и знавший не одно поколение его работников, громко пробубнил в трубку: «Бедная Иванова! Как же она это переживет!».
У меня все перевернулось внутри.
Мама! С мамой что-то случилось, а мне боятся об этом говорить.
Я бегом бросилась в кабинет, схватила пальто и сумку и помчалась домой.
Аспирин
В подъезде родного дома я была через 25 минут, но мне казалось, что я добиралась целую вечность. Видно, страх перед неизвестностью мешал мне сосредоточиться на дороге, рисуя в моей голове всевозможные беды и катастрофы. Но страх за маму был сильнее.
Оказавшись в подъезде, я отчаянно искала ключи.
Нет! Только не это! По-видимому, я их оставила на работе! Что же мне делать!?
Я немного постояла у дверей квартиры, нерешительно два раза дернула за ручку и обреченно села на лестницу.
Спустя двадцать минут дверь квартиры привычно заскрипела и на площадку вышли двое мужчин. Один из них был, судя по белому халату на плечах, медиком. Он вытащил из кармана пачку сигарет и закурил.
- Что скажешь, Иван Сергеевич?
- Все ясно и просто. Девчонке все надоело. Она взяла семь пачек аспирина и выпила их, - медик говорил так равнодушно, как будто обсуждал очередное поражение российской сборной по футболу.
- И что, прямо так, от аспирина можно умереть?
- Да всякое бывает. Можно все водой вымыть. А может, и сам организм побороться. Только, думаю я, не хотела она бороться. Убедила себя в том, что все это конец. Я думаю, если б она сама легла и просто сильно захотела умереть, то у нее это вышло.
- Жаль девчонку. Она совсем молодая была.
Я никак не могла понять, о ком они говорят. У нас, кроме меня и мамы, никого не было. А значит, молодой могла быть только я. Но я-то вот тут стояла, живая и здоровая.
Я решительно встала и заняла позицию у двери в квартиру. Как только кто-нибудь из нее выйдет, я попытаюсь прорваться во внутрь и во всем разобраться на месте.
Долго ждать не пришлось. Через пять минут дверь издала характерный скрип. Я, как прыгун на страте, приготовилась оттолкнуть выходящего и заскочить в квартиру.
Мои планы рухнули в одну секунду. Я увидела, как из квартиры двое в белых халатах бережно несли носилки. Я не могла поверить своим глазам. И не могла оторвать взгляд от своего мертвенно бледного лица. Я медленно спустилась за носилками, аккуратно протиснулась вслед за белыми халатами в машину, сев в самом темном углу.
Прощание
Мне было трудно в это поверить, но меня везли в морг. Я лежала такая бледная. Такая молодая. Такая нелепая в этой старой машине, провонявшей запахом бензина и лекарств.
Я грустно посмотрела на «санитаров».
Ну, ребятки, вы мой последний шанс!
- Ау, - я нерешительно смотрела на «санитаров». Но они безучастно продолжали думать о чем-то своем.
- Ау!!! – я впервые в жизни повысила голос: - Я к Вам обращаюсь!
На меня по-прежнему никто не реагировал.
Тогда я решилась на самый нелепый поступок в своей жизни. Я, крепко зажмурив глаза, протянула руку, как можно дальше, в сторону наглухо закрытого окна. Просидев так пару секунд, я открыла глаза. Половина руки, находившаяся за окном, была мне не видна. Но я не чувствовала ничего. Мне было ни тепло, ни холодно. Я резко одернула руку.
Видимо, я умерла по правде…
Мне стало так страшно… и одиноко. Впервые за много лет своей одинокой жизни я почувствовала, что такое настоящее одиночество. Я покончила с собой, но абсолютно не помнила, как все произошло.
Меня везли в морг, холодную и безжизненную.
И никто не мог объяснить мне, что же все-таки происходит.
Память
Я стола перед зданием городской больницы и мысленно прощалась со своим телом.
Я умерла. Я не в раю и не в аду. Я не вижу никакого тоннеля и яркого света. Меня не встречают ангелы и демоны. Что же мне делать? Кто я? Что я?
Собравшись с мыслями, я попыталась отвлечься от реальности (если мое теперешнее положение можно было так назвать). Я попыталась вспомнить детство. Как я танцевала перед огромным телевизором «Радуга»… Но в памяти были лишь мои слова и черные пятна.
Наверное, я, вернее то, что от меня осталось, - это память. Я все еще помню, как я выгляжу, как выглядит этот мир, как выглядит моя жизнь. Я помню свое любимое пальто, распорядок дня, автобус, который идет до работы. Но я уже не помню свое детство…
Наверное, если я буду постоянно подпитывать свою память, я буду жить… или как там это называется.
Я пришла домой. Сняла пальто. Мамы нигде не было: наверное, она на время переехала к подруге. Я аккуратно сняла и развесила свой костюм. Помыла голову. Уложилась и легла спать.
С утра я встала, как обычно, со вторым звонком будильника. Почистила зубы. Выпила чай с молоком. Хотела что-то взять к чаю, но забыла с чем его обычно пила. Оделась. Почистила зубы второй раз. И пошла на работу.
На лестнице я встретила женщину с очень знакомым лицом (наверное, наша соседка). Она, конечно же, не могла меня видеть. Но она будто бы что-то почувствовала и перекрестилась в мою сторону.
На работе было все как всегда. Кто-то пил свой утренний кофе, кто-то доводил до логического завершения начатый дома макияж, кто-то просто болтал по телефону. Я сняла пальто. Поставила сумку на системный блок. Достала из тумбочки крем для рук, незаконченный месячный отчет и бумажные салфетки.
На столе стоял мой портрет с черной ленточной в углу. Еще один источник воспоминаний.
Поудобней расположившись в своем кресле, я открыла отчет и начала втирать в руки густой крем.
***
Я всегда думала, что если мне скажут, что я смертельно больна и мне осталось жить пару дней, то я обязательно потрачу все свои деньги, напьюсь, найду молодого и красивого любовника, махну на Канары и там умру на золотом пляже, счастливая и свободная.
Сейчас же мне хотелось ходить на работу, ездить по выходным на дачу, укладывать голову и каждый вечер смотреть свои многочисленные и бессмысленные фотоальбомы. Все эти яркие фотокарточки: я и мама, я на фоне неба, мы с мамой в Анапе, мы с одноклассниками и т.д. – были наполнены особенным смыслом. Они были памятью обо мне, о моей пусть нелепой и не интересной, но такой дорогой и бесценной жизни.
Я твердо решила, что буду каждый день ходить на работу, ездить по выходным на дачу, укладывать голову и каждый вечер смотреть свои многочисленные и бессмысленные фотоальбомы. До тех пор, пока однажды не забуду их открыть…