Мальчик увлечённо расставлял солдатиков в своей комнате. Небольшие фигурки из коричневого пластика уже стояли на своих местах, осталось расставить только зелёные фигурки, и можно начинать игру…
А генерал Андрей Владимирович Клохов внимательно смотрел на высоту- вглядывался в точку на карте и думал:
-Вот ведь малость. Такая малость, а всю местность под себя загребла. Высота довлела над местностью, контролируя две важных дороги, и сейчас она была не в наших руках. Сегодня высота была у них. И взять, отобрать её у них нужно было любой ценой. Потому, что потери связанные с утратой этой высоты не шли ни в какое сравнение с прогнозируемыми потерями в дальнейшем. Докурив трубку, Андрей Владимирович, принял единственно возможное решение- штурмовать высоту. Штурмовать и удерживать любой ценой.
-В пять часов сорок минут нам приказано атаковать и занять высоту. Приказ ясен?
Полковник Василенко, оглядев своих подчинённых, нахмурился:
-Знаю, всё знаю. И нечем и некем. И налегке. Но приказ есть приказ. Штурмовые группы укомплектовать разведкой и …
Полковник поморщился и продолжил:
-И бойцами из пополнения. Всё ясно? Вопросы есть? Выполняйте.
И сорвавшись неожиданно, ударил кулаком по карте:
- Если увижу хоть одну бля рожу без каски, в берете бля увижу, трубочкой бля берет тот сверну и в жопу хозяину задвину! Говна не тащить с собой! Всё проверю! Сам проверю! Мне лишние двухсотые ни к ***м! Умники бля, опытных на зачистку угнали, а мне с этим мясом высоту брать ****рот на!
Ещё раз длинно выматеривщись полковник обернулся ко входу на рапорт.
-Разведка подтянулась, Василий Фомич.
Доложил вошедший в блиндаж ординарец.
- Давай ко мне. Все свободны.
Пожав руку одетого в ещё пахнущий землёй и сыростью камуфляж командира разведчиков, Василенко вместе с ним склонился над картой:
-Вот здесь и здесь доты, траншеи по периметру в гнёздах минометы. Сидят бля плотно, и не спят ни разу.
Докладывал разведчик.
- И по оперативным, танки на подходе. Часа четыре у нас Василёк на всё про всё. Никак не больше. Если бы не туман с дождём…
-Если бы у бабушки *** был бы – была бы дедушка.
отрезал Василенко, и добавил:
- Если бы не туман мы бы их огоньками перекрошили бы. Видал, каких орлов пригнали, высоту брать?
- Видал …
Отозвался протяжно разведчик, прикуривая протянутую майором сигарету:
-Кино ,вино и немцы ,бля.
-Так что туман то нам на руку сейчас Серёга.
Посмотрев на разведчика, сказал полковник.
-*** его знает Василёк, что нам сейчас на руку. Наше дело телячье - обосрался и стой.
Выдохнул дымом разведчик.
-Нет, Серёга, обосраться то нам никак нельзя. Не возьмём высоту- нас и с плацдарма подотрут. А отступать то нам и некуда – сам знаешь.
Задумчиво проговорил Василенко.
-Да уж хватит наотступались бля. Заебало уже бегать то. Ладно, пошёл я готовиться Василёк.
-Давай Серёга. С Богом, мужчина!
-С Богом!
согласился разведчик и, пожав полковнику руку, отправился к своему взводу.
Около прибывшего с бронёй пополнения лейтенант Петрович вёл воспитательную беседу с личным составом:
-Ну и хули мы этого говна набрали? Сухпай духам понесём? Всё к ****ям выкидываем! Двойной боезапас и гранаты! Остальное забыть и не вспоминать! Боец что это?
-Альбом товарищ лейтенант.
Отвечал вспотевший солдатик.
-Ах, альбом бля? Фамилия?
-Сержант Кифарук!
- Еремеев, сержанту Кифоруку как особо отличившемуся за время срочной службы премия в размере двух цинков с патронами дополнительно! Исполнять!
-Есть.
отозвался прапорщик. И улыбнувшись пролетевшему сержанту, вручил два цинка с отечески напутствуя:
-Не растряси, сынок.
Петрович продолжал осмотр имущества выгруженного на земле рядом с вещмешками хмурыми солдатиками.
-Так бойцы, у кого ещё альбомы есть? А биотуалет никто не прихватил часом? А дембельскую форму может? А?
И вдруг, словно устав, как бы обращаясь к себе, добавил:
-Сегодня ничего лишнего, только фляги и боекомплекты. Это война сынки, кончилась учебка. Сегодня воевать будем, мужчины.
В пять сорок, пять броня с десантом выдвинулась в сторону высоты. Роскоши артподготовки перед наступлением ввиду отсутствия полковой артиллерии ждать не приходилось. Первой ласточкой и провозвестником начинающегося штурма явились визжащие свисты мин уходивших на позиции врага из миномётов расположенных у подножия высоты.
-С Богом, бойцы! Спрыгнули.
Скомандовал Петрович и штурм начался.
Миномёты заменяли артподготовку полковой артиллерии и явились полной неожиданностью для штурмовых групп пробиравшихся в тумане к позициям окопавшегося на высоте неприятеля.
-Вот ебическая сила …
откомментировал близкий разрыв мины командир разведчиков Сергей Лукьянов. И махнув рукой, туда, в сторону неприятельских позиций, скомандовал:
-Не останавливаться, покосят пулемётами! Вперёд бойцы!
И словно услыхав предостережение Лукьянова, с высоты, из тумана заговорили пулемёты. Заводили вслепую, обшаривая спорыми жерлами склоны, отправляя навстречу вжимающимся в землю штурмующим, рой за роем жузжаще - свистящих смертоносных светляков - трассирующие пули. Мины ложились вразнобой: словно расшалившийся мальчишка кидал навесом камушки, летящие с мерзким заунывным визгом и чавкая падающие в сырую раскисшую под дождём землю. Мины падали в землю и рвались с громким приглушённым хлопком, осыпая всё вокруг себя кинжальным градом осколков, комьями сырой липкой глины и мелкими камнями. Сергей переполз к вжавшемуся в землю бойцу, несшему рацию. Стукнул по каске, парень вжался в землю ещё больше.
-Не спи, замёрзнешь.
Тряхнул его Сергей и, рванул из рук переговорник.
-Связь боец!
Сквозь грохот и жужжание Лукьянов спокойно и чётко заговорил в переговорник:
-Розмарин, я первый, приём! Какой долбоёб ***чит по нам?! Выше на семьдесят берите! А то мы тут башки поднять не можем: с двух сторон бля- и в рот и в жопу! Наступление задерживаете! Конец связи!
Сергей пихнул переговорник бойцу в руки и скомандовал:
-Вперёд воин!
Подгоняемые яростным матом командира солдаты упорно продвигались вперёд - в глубь сырых объятий тумана, навстречу бешеному огню пулемётов, и вторящих ему разноголосо-нестройному стрёкоту стрелкового оружия. Метров через двадцать землю среди наступавших начали взрывать ложащиеся в разнобой заряды из подствольных гранатомётов.
-Не спать, бля! Не спать! Вперёд, пацаны: туман уйдёт и ****ец котёнку!
С весёлым остервенением командовал Сергей движужимся средь смертоносного пения светляков-трассеров солдатам.
И чем ближе подбирались штурмовые группы к позициям врага, тем реже становился отступающий в низину туман.
-Огонь ,еби его мать! Вперёд!
заорал в полный голос Лукьянов, когда до позиций врага оставалось тридцать перекрученных путаницей колючей проволоки метров.
-В проходы! Вперёд! Резче! Сопли не жевать, бойцы! Доты вырубать! Вперёд!
Только сейчас польза от миномётного огня стала очевидна: в бестолково накрученной егозе разрывами миномётных мин были проделаны сносные ходы к вражеским траншеям. Мины продолжали рваться то тут то там, вселяя панический ужас, а противник теперь бил прямой наводкой, ясно разглядев, наконец, штурмующих.
Самый опасный момент. Сейчас важно забыть, всё забыть и не обращать, внимания на бешено колотящееся в адреналиновой скачке сердце. Не поддаваться дремучему инстинкту самосохранения, не жалеть о том что было, не думать, не сомневаться в себе и своих силах. Сейчас важно не залечь, а сходу перепрыгивая через воронки, и пригибаясь под ураганным огнём ворваться в траншеи неприятеля, где подавив его отчаянное сопротивление, уцепиться за высоту, вгрызться в неё зубами, штыками и сошками пулемётов. Сейчас важно не оставить врагу ни единого шанса.
Лишь одно мгновение нерешительного раздумья, лишь одна уступка леденящему сердце ужасу и ты уже двухсотый. Ты уже не воин, не боец, а груз двести едущий домой к убитым горем родным в оцинкованной упаковке казённого гроба. Потому то не даёт очухаться своим подчинённым капитан Серёга Лукьянов, потому то бросает он их нечеловеческим матом вперёд на пули, на разрывы мин и гранат:
- Вперёд ****ый в рот ! Разёбистейтей воины! В атаку, ****ь! Вперёд! Выебем духов в глаза! Еблом не торговать! Вперёд! В атаку! Ура!
-Ур-а-а-а-а-а-а!!!!
Разжимаются криком стиснувшие, скрежещущие эмалью о эмаль зубы, открывая сдавленное кошмаром происходящего вокруг горло , выпускающее на воздух скопившийся ужас криком:
-Ур-р-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!!!!!!
Липкая земля под ногами мешает, налипая на сапоги и берцы тяжёлыми комьями. Путаются ноги наступающих в егозе и развалах почвы. Но медлить нельзя и бойцы рвутся вперёд, поливая всё вокруг себя огнём автоматов, и на бегу швыряя гранаты туда, где их встречает огненным заслоном бешенное ураганное пламя, не желающего сдаваться противника.
Серёга швыряет вперёд себя эфку и поклонившись разрыву рывком запрыгивает в траншею, поливая всё впереди себя огнём из автомата, сдабривая каждую очередь неизменным матом:
-Вот ****ь! Вот так ****ый в рот! Так сука!
Ударив наотмашь прикладом калаша первое чужое лицо, попавшееся на пути Серёга звереет от вида крови брызнувшей из под металлического задника приклада, зверским рыком посылает спрыгивающих бойцов в два прохода траншеи:
-Пулемёты зачеркнуть бойцы! Чтоб не одна падла не палила! Вперёд!
И сам, перескакивая через мёртвых врагов, Лукьянов с такими же шальными от упоения боем бойцами устремляется к ближайшему блиндажу, где, сорвав кольцо, швыряет в створ ещё одну эфку. Вслед за последовавшим разрывом пулемёт умолкает и Серега, отбросив умолкнувший калаш, рвёт из кобуры «бердыш», и в правую руку его ложиться длинный кавказский кинжал. И уже молча, Лукьянов стремительно движется вперёд, по вражеской траншее, перескакивая через трупы застигнутых атакой штурмовой группы людей.
Теперь без мата, теперь сжав зубы до хруста, сосредоточено на одном, превратившись в стремительную молнию смерти, Серёга бежит по траншее, не пригибаясь и не уворачиваясь от летящих в него пуль. Слепая ярость действует и думает за него – нет сейчас капитана Серёги Лукьянова, разведчика, командира штурмовой группы, есть лишь семьдесят килограмм плоти, есть «бердыш» плюющийся очередями во всё что движется и выкрикивает что то незнакомо-гортанным голосом ,есть длинный острый кинжал взлетающий маховыми движениями вместе с рукой и вспарывающий всё что попадается на его пути, есть бешеный натиск атакующего, и смертоносная ярость взгляда. Не как учили, не как отрабатывал, как случай, как именно эта ситуация требует, как велит тело, как никогда не бывает в кино - лаконично и жёстко без красивых картинных движений только взмах и тычок, рубящий удар порхающего вокруг Сереги кинжала и беспощадные плевки « бердыша». И вчерашние пацанчики - солдатики бегущие вместе с командиром, заражаются этой отчаянной отвагой рукопашной, и наравне с неудобными, полутупыми штык-ножами, в ход идут старые проверенные в разных войнах сапёрные лопатки. Хрустким ударом высекающие сквозь плоть в проломленных костях оскаленных ртов неприятеля, старую, слышанную, где то давно фразу:
-Лопата- друг солдата, солдатом быть ****ато!(ц)
И эти пацаны, лишившиеся перед штурмом своих дембельских альбомов, и банок со сгущёнкой из своих вещмешков, сброшенных, где то в незнакомых переходах вражеских траншей, проникаются завораживающей до тошноты магией убийства: рубят тёплую человеческую плоть рёбрами сапёрных лопаток, колют штык-ножами и бьют в мягкие незащищённые металлом лица прикладами автоматов, грызут врага, давят кадыки, рвут на части, не ведая пощады и страха. И нет сейчас больше ничего вокруг - только они и ненавистный враг, только сжатое двумя стенами траншеи противостояние двух миров, двух ветвей человеческой расы ,двух религий и двух мировоззрений.
Рукопашная в чужих траншеях, под огнём своих же миномётов, под крики боли и брызжущую на лицо чужую кровь под стоны товарищей по оружию, тех ,кому не так повезло в этот раз как тебе , под отражение неба в мёртвых голубых среднерусских глазах, под булькающее хрипение перерезанного командирским кинжалом вражеского горла . Бегут пацаны по траншее. Вырезая , выкорчёвывая чужую жизнь из этой земли, рвут глотки матерным криком и не задумываются о том ,что будет потом . Да и будет ли оно это потом? Для многих оно уже не наступит никогда. Многие не сядут за стол после дембеля, и не станут пить водку вспоминая как это было сейчас. Те кто лежит сейчас разбросав кишки по штурмуемой высоте никогда больше не обнимут тех, кто ждал их эти два бесконечных года . А те кто вернётся уже никогда не останутся такими же как были до этого боя. И на вопросы матерей:
-Что с тобой, сынок?
Они будут опрокидывать стакан водки с тем, что бы никогда больше не слышать этих вопросов. Как рассказать тому, кто никогда не видел, что здесь сейчас твориться, что с ним происходит потом? Никак не расскажешь. И полетит ответом пустой стакан в угол и рассыплется мелко брызгающим стеклом.
-Что с тобой, милый?
И вновь льётся в горло огненной набившей оскомину влагой поминальная стопка. И пьяная слеза однополчанина:
-А помнишь?
И вновь сотка :
-За пацанов!
И вновь призрачное жидкое забвение наполняет рюмку:
-За капитана!
А капитан Серёга Лукьянов пить уже не будет, потому, что лежит он сейчас на мёртвом враге, вцепившись в него такой же мёртвой хваткой, как и он сам. Потому что, увидав в пороховом дыму упавшего сержанта Кифорука, вцепился в направленный на него ствол и, принимая в нутро очередь свинца, выпускаемую врагом, всадил из последних сил, на последнем выдохе длинный кавказский кинжал под ключицу духу, да так и остался лежать с ним в неразрывных объятиях.
А жена капитана будет плакать, отправив сынишку в другую комнату, слушая нескладный рассказ сержанта, деревянно излагающего факты этого боя. И когда уйдёт, неся, всё тот же камень, на сердце спасённый в этом бою Серегой, сержант, будет ночью выть в подушку двадцатипятилетняя вдова. И её померкший свет будет озарён только лепетом её маленького сынишки, так похожего улыбающегося Серегиными ямочками на щеках. Это потом.
А сейчас вторая волна штурмующих зачищает окопы, укрепляясь на высоте, собирая своих раненых и добивая чужих. Обживаясь в занятых такой дорогой ценой, траншеях и блиндажах. Ожидая подкрепления и готовясь к встрече вражеских танков.
-Андрюш-а-а-а-а! Обедать сынок, суп стынет!
Доносится с кухни голос матери.
-Иду мам.
не сразу откликается мальчик, и, вздохнув с сожалением, покидает свою комнату, отправляясь на кухню, оставляя выстроенных, в лишь ему известном порядке, солдатиков…