-Света у вас тут мало, - сказал он нам, развернулся и ушел. Сказал, как плюнул. Мы потом еще долго стояли, смотрели на чуть заметную тропинку, которой он ушел, и молчали. Да и что мы могли сказать? Человеку, который пришел неизвестно откуда, практически спас нас от голодной смерти, а потом ушел. Осенью! Когда даже мой дядька, которого никто не посмеет назвать трусом даже в шуточной перепалке, всегда возвращался в это время до наступления темноты. И, право слово, не только в холоде тут дело.
А этот ушел, и мы стояли, чувствуя, что происходит что-то необратимое. Нет, не для него. Для нас. Мне, тогда еще совсем малявке, показалось, что с его уходом действительно стало темнее. Я тогда прожила от силы двенадцать зим, и, естественно, была в него влюблена. Да что я – все наши девки по нему сохли! И старше, и краше меня. Только он на нас лишнего раза не взглянул. Все в лес, точно волк... А волк, как известно, с людьми не живет. Вот он и ушел. Вот он и ушел. Я тогда, помню, еще месяц ревела. Дура девка, любовь свою оплакивала! А через месяц любовь вся и вышла. Тогда-то я и поняла, что зря. Что о другом надо было переживать. Света-то у нас действительно мало. Я к тому времени, видно, все глаза уже выплакала, вот и задумала бежать. Благо сразу не рванула, ума хватило подготовиться. На пять лет эта подготовка затянулась... Только все равно я ушла. Осенью, как тот человек. А что делать, если я с его уходом будто прозрела? Если деревня и вправду как в погреб заключенная – ни проблеска света, ни живого вздоха?
Дура девка. Сбежать-то сбежала,а куда дальше идти? Осень... Каждый вечер думала, доживу ли до утра. Как-то так получилось, что доживала. И шла куда-то, шла, шла... Просто чтоб дать себе какую-то цель. Деревни поначалу все больше огибала – боязно было своих-то встретить. А потом заходить начала, да про того человека спрашивать. И что бы вы думали? Приходил, говорят. Ушел. И расскажут еще что-нибудь такое, что я сразу понимала: он!
А сейчас вот сижу, смотрю на на стоящую в низине деревеньку и понимаю, что он там. Когда столько месяцев идешь за человеком след в след, начинаешь его чувствовать совсем иначе, чем при простом общении. Бежала за ним, боялась проглядеть, ошибиться... А теперь сижу, смотрю, и не тороплюсь подойти. Господи, да что ж это со мной?! Зимой в прорубь ныряла – не трусила, а тут? Я встала и пошла прочь от деревни, на ходу додумывая зародившуюся мысль. Знаете, бывает так, когда боги смотрят на нас, и мы сначала делаем, а потом понимаем, что мы сделали. А раскаиваемся или нет – это уже зависит от того, светлые то были боги или темные. На меня, видно, смотрел кто-то хороший, потому что я шла, ощущая, как с каждым шагом приходит невиданная до этого легкость. Я поняла, что порой нельзя встречаться со своим идеалом, что нужно оставить в душе что-то светлое и недостижимое, что он наверняка не такой, каким я его себе представляю. А еще – что нельзя превращать чужую дорогу в свою. Я знаю, что смогу найти свой путь. И если наши тропинки пересекутся, то я буду рада его видеть... И попрощаюсь с ним без горечи. Да что там, я с ним уже простилась.
Удачи тебе! И спасибо...