- До сегодня, - говорит Пит, и уходит от меня далеко за полночь, чтобы вернуться уже через пару часов, утром. Вытащить меня из кулька одеяла и затолкать в душ.
Потом я иду на работу. А в обеденный перерыв ухожу в закусочную и уже не возвращаюсь в офис.
Я уже не помню, когда последний раз провела нормальный рабочий день.
Своему сорокапятилетнему начальнику я напоминаю его первую жену, поэтому он терпеливо складывает в стол мои бесконечные справки о болезни, задержках рейсов, ДТП и скоропостижных смертях родственников, которых, судя по количеству моих отгулов, у меня не меньше полусотни.
И безропотно подписывает заявления на отпуск, которые я подаю ему чаще, чем квартальный отчет.
Сегодня в обеденный перерыв я снова ухожу в закусочную, запрограммировано съедаю сэндвич с тунцом и иду гулять по городу с Питом.
- Будешь? - хрипло спрашивает меня он, доставая из кармана пальто маленькую бутылку виски.
И я пью.
В два часа дня. Прогуливаясь по центральной улице.
При своем кокаине и случайных связях Пит выглядит раз в десять бодрее меня с моей бессонницей и скучной работой.
Вообще как так вышло, что среди моих друзей одни небрежные и овеянные наркоманским шиком бездельники творческой направленности, а не директора фирм или, по крайней мере, специалисты по маркетингу, я до сих пор не понимаю.
Деньги на моем личном счету за последние месяцы уменьшились весьма существенно. И я знаю, что когда их там останется ровно на один авиабилет, я уеду. Я знаю, что когда-нибудь я буду нелегалом в Стокгольме, продавцом дури в Амстердаме, а может и напишу Питу смс с берега Индийского океана.
Уже ноябрь и ужасно холодно. На сухой асфальт падают первые мокрые снежинки. Осень всегда исчезает так внезапно.
В этот день ко мне приходит Алекс. Точнее мы случайно встречаемся на полупустынном бульваре. На пятой лавке в третьей аллее, где я сижу и жду Пита, который ушел за сигаретами.
Вчера Пит сказал мне, что Алекс передает мне привет. А сегодня мы уже сидим втроем с ноябрьским ветром на лавке и молчим.
Я не помню, когда мы виделись последний раз и о чем тогда говорили. И сейчас я тоже не имею представления, о чем мы можем поговорить.
Кажется, мы пили пиво в сентябре. Или он показывал мне наброски к новым песням, пока я жевала свой неизменный сэндвич в обеденный перерыв. Может, даже было пару сообщений на автоответчике в октябре. Я их не слушала. Я вообще выкинула в октябре телефон.
Алекс выглядит странно. В сером мятом пальто с косо поднятым воротником. С серым лицом. С серыми волосами. Нет, мне не показалось, у него и правда появилась проседь. Едва заметная - роса на паутинке.
Алекс выглядит мертво.
- Как Николас, - спрашиваю я, и голос улетает куда-то в сторону вместе с ветром.
На самом деле, мне все равно – как. На самом деле, ему тоже.
На самом деле, они сами уже устали от своего вранья. На самом деле, мне сложно представить, что когда-то мы были лучшими друзьями и болтали без умолку.
По-хорошему, мы оба должны быть мертвецами сейчас. Но я, кажется, успела родиться еще раз.
Я облизываю и без того обветренные губы и прячу кулаки в рукава. Я не знаю, чего боюсь сейчас больше: что крестные отцы оставят меня, или что однажды утром Пит не придет вытряхивать меня из постели и оставит наедине с крестными отцами.
Алекс встает и уходит так же беззвучно, как появился. Здесь вообще пугающе тихо. Я боюсь быть в тишине последнее время. Мне надо, чтобы воздух вокруг постоянно вибрировал сигналом смс на телефоне, блямканьем «мессенджера» на лэптопе, короткими репликами ай-пода.
Да. Фрэнк любит меня. Да. Элвис говорит со мной. Да, голосовая почта от крестных отцов тоже приходит мне на ай-под.
Я думаю, куда пошел Пит за сигаретами. В Штаты? Или на Кубу? Мне надо чтобы он срочно вернулся и искромсал эту тишину своим хриплым голосом, спросив меня какую-нибудь ерунду.
Я выгляжу туманно-бледно, как и этот город. У меня синяки под глазами от бессонницы, у меня тусклые волосы от неправильного питания, у меня обветренные губы и потрескавшаяся кожа на пальцах. Моя семья не может определиться между ненавистью и презрением ко мне.
- Мать твою, ты не околела тут, - говорит Пит, подходя ко мне, закусив уголком рта плохо прикуренную из-за ветра сигарету. - Немедленно пей этот долбанный виски…