Когда-то давным - давно дочери Израиля были дочерьми своего отца.
Жён и наложниц было в избытке, и все они отнюдь не были иудейками...
Но дети, дети считались отцовскими, и отцы выделяли среди них своих – не так по крови, как по духу.
«Иеффай и его дочь» Л.Фейхтвангера...
Когда я прочла этот роман в том же томе, где – «Иудейская война», а было это уже в зрелом моем возрасте, я просто ошалела от близости понимания наконец собственного своего самоощущения, до сих пор невнятного отчасти.
Потеряв своего отца в возрасте 10 лет, я долго не могла понять, отчего на протяжении всей своей жизни, он для меня - всё.
И любовь, и совесть, и благородство, и ум, и чувство и, в какой-то степени даже – божество, потому как гнев его я тоже воспринимала, как нечто стихийно-праведное, не осуждаемое...И готова была принять от него любое наказание, не сомневаясь, что оно – заслужено.
В 16 лет, после 6 лет без него, я должна была получать паспорт. И к ужасу своей русской мамы настаивала, что буду еврейкой, – от нескончаемой любви и памяти об отце. Скандалы, уговоры в конце-концов подействовали, и я стала Т.Е.Голдовской, русской по национальности(?).
По иронии или издевке судьбы, дальнейшее моё продвижение по советской действительности было крайне затруднено, в отличие от «настоящих» евреев, - по материнской линии, благополучно существующих при смешанных браках, как Ивановы, Петровы и Сидоровы..., с подобными же легко проходящими отчествами.
Им были открыты пути в высшее образование и устройство на работу без особых преград.
В чисто еврейских семьях все было по-другому. Приходилось втискиваться в лимит поступления в институт для евреев( еврейскую квоту, существующую тогда негласно), и семья делала все возможное для преодоления этих препон,- чтобы ребенок получил высшее образование,- находя ниши и смягченные слои противостоящей породы.
А вот когда ты – ни то ни сё, «принц-полукровка», чужой среди своих и свой среди чужих, вот тогда ты наглотаешься сполна, если не сменишь фамилию и отчество свои любимые, т.е не мимикрируешь полностью, затаившись.
С еврейскими мальчиками мне не везло, они на меня не реагировали( кроме одного, который оказался первым мужчиной в моей жизни), не говоря уже о Семье, - здесь было на редкость дружное сопротивление, гораздо тверже, чем при видах сыночка жениться на «шиксе». Мне до сих пор не совсем ясны были эти движения души. Русские, украинские, армянские, грузинские девочки обычно принимались более-менее легко, а вот микст – никак...Конечно, есть у меня догадки и разгадки сейчас, но тогда – нет.
Сейчас мне кажется, что все дело было в разных целях – у кого-то ассимиляция, спасение хотя бы внуков, и тогда чужая кровь приветствуется, а у кого-то – упорное сохранение чистоты крови предков,- выстоять не смотря ни на что...
Ни тем ни другим полукровки - еврейки по отцу были не нужны, разве что тоже полукровкам, но большинство их давно затаилось, им тоже хотелось какой-то определенности, т.е, - если собираться из страны вон, то пригодится материнская еврейская кровь, а если ассимилироваться, то к чему эти еврейские фамилия-отчество?
Да и характер у меня был, проглядывался,- на лидерство я не тянула, но, несмотря на застенчивость и уважение к старшим, совершенно не умела быть комплиментарной, фальшивить, "смотреть в рот". Мое отношение к словам и поступкам немедленно отражалось на лице, и ошибиться в моей реакции было невозможно, даже если приходилось стискивать зубы, чтобы не выдать всего, что думаю по этому поводу. Так что не подарок была - дочь своего отца.
И вот я выходила замуж, как вступала в комсомол - на последнем издыхании, т.е. в «последнем классе» , когда все уже вступили в это во все, а меня как-то не тянет. Но надо поступать в институт, без комсомола не примут, и надо выходить замуж, не то останешься старой девой - не девой, неважно, но - одной, изгоем опять же.
Времена были не те, что сейчас, когда все эти матримониальные заботы на втором - десятом плане, а на первом – учебно-карьерный рост, а потом уж свадьбы-женитьбы, если ты, конечно, что-то представляешь из себя хотя бы частично самодостаточное.
В итоге, на последнем курсе института – первый русский муж, облегчённый вариант, через 2 года - второй русский муж, и на долгие мучительные годы.
А первые любви, первые страсти, детско-девичьи, настоящие, искренние, - позади.
...Года три назад ко мне обратилась пациентка с сопутствующим, но совсем не относящимся к делу вопросом: «Скажите, Т.Е., а ваша приятельница – доктор М.В., не еврейка? Уж больно волосы темные и вообще...».
Подруга моя - еврейка по матери, но отчество ее - Васильевна, фамилия мужняя – украинская, о своих корнях еврейских она никогда не упоминала до знакомства со мной, и никто об этом не знал...
И я ответила, вдохновенно легко и быстро: «Да нет, у нее украинские корни, украинки часто бывают темноволосы и на редкость красивы! Это я - полуеврейка со своими светлыми волосами и глазами!» Надо было видеть ее выражение лица, - она , дура такая, покраснела сразу пятнами и немедленно начала уверять меня, что она не об этом, и что я не похожа, и что у нее лучшие друзья – евреи и среди них есть замечательные люди... Ну, в общем весь набор, который я слыхала не впервые на всем своем профессиональном пути свыше 36 лет.
И как часто меня удивляло, что когда я пыталась говорить с полноценными иудеями на эту тему, часто встречала искреннее(?) удивление и отрицание – "нет, нет, что вы!...",- в их окружении, среди знакомых и коллег они не сталкиваются с антисемитизмом, их ценят как специалистов и как порядочных людей..., и даже обижались на меня.
И мне трудно было разочаровывать их тем, что в «приличном обществе» среди более-менее образованных людей высказывать в лицо человеку, с которым постоянно общаешься, свою неприязнь, мягко говоря, по поводу его национальности, невозможно. Найти выход своему физиологическому или привитому антисемитизму можно только среди казалось бы «своих», а я им часто казалось "своей", и потому со мной пытались делиться своей ненавистью, брезгливостью и страхом...
Моя реакция всегда была однозначной. Я сообщала, что сама такая,и реакция на это была почти одинаковая( см. выше), после чего часть знакомых и пациентов тихо отсеивалась, а часть оставалась, как ни странно. И вот это было приятно.
Это был мой вклад, моя маленькая победа и над собой, и. хоть частично, - над тотальным почти антисемитизмом.
А уж как я попала в мединститут и потом в ординатуру, это совсем отдельная и очень непростая история...