Территория добра

Территория добра


Вера Петровна


1

…Почему от нас все время требуется кого-нибудь прощать? Кто требует? Бог? Или его именем не прощаемые люди? Мне кажется, прощение увеличивает количество зла в этом мире. Ребенку известно, что моральные рамки – возможный пряник за «хорошо» и обязательный кнут за «плохо» - заставляют человека держаться подальше от нравственного края. Так зачем же прощать зло? А затем, чтобы ему вольготно жилось в нашем мире! Непорядочность одних существует только за счет порядочности других. Кого же мы, добрые люди, собою кормим?!
А ведь так просто научиться видеть доброе, отличать его от злого и не прощать последнее. Обличать его. Уличать зло. Мир создал Бог, и не праведники должны ходить по Земле в изгоях!
Что уж говорить, изменили мы планетку… По образу и подобию сотворенные, не имеем силы в духе нашем. Добрые – простодушны, циники – умны, а Зло – цинично. Концентрированный практицизм – отсутствие в эмоциональном спектре души розового цвета – не может быть частью вселенского Добра, пусть даже живущего где-то на нулевой отметке. Но его отчего-то нынче празднично пропагандируют. Ох уж эти наши пограничные состояния и судьбы… Мы ускоренно теряем территорию Добра, отступаем, как трусы. Мы – это человеки, божьи твари ( от слова творение). Нужно иначе жить, требовательнее относиться к себе. К примеру, праведники, люди чистые духом, они уходили в скиты, прятались в пещерах от себе подобных. Особенно в дни смутные, непонятные и тревожные. Почему? От кого бежали? За святостью бежали, за чистотой – в одиночество. Человеку одному лучше!? Неужели мы все так измазаны, что скопище наше пачкает и смердит?! Вместе мы, значит, зло, а порознь – святые? Н-да!… Хотя толпа, действительно, безобразна и глупа, а герой – всегда одиночка. Великие старцы становились сначала изгоями, пестовали в отрыве от общественных устремлений свой дух, а потом к ним за мудростью и здоровьем текла разноязыкая биомасса. Чтобы кого-нибудь одарить собой, надо себя создать из неверия, страха, болезни и мистики. Сформироваться в активного сильного борца, вооруженного знанием цели собственного бытия. И только потом – к людям.
Да здравствует организующая сила одиночества! Господи, где же столько пустынных мест найти?! А-а, экологические катастрофы сами себе устраиваем в гуманитарных целях, чтобы через искусственные пустыни прийти к искусственным садам!


- Остановка « Площадь Смирнова». – Скоро мне выходить. Пронзительный голос водителя оторвал от привычных дорожных размышлений. Мне слегка за тридцать, я убежденная горожанка, приписанная в настоящее время к прелестному месту трудной исторической судьбы – Смоленску.
Я еду с работы домой, уставшая от невозможности устать. Оглядевшись, в который раз убедилась, что вокруг нормальные люди, никто не погружается в философию. О картошке, о ценах на тряпки, о жуликах в правительстве говорят, и никто о Боге. Народ живет другим. Да уж, не с голоду начинаешь о вечном задумываться, не с голоду. Того и гляди трактат напишу « Как обустроить Россию – 2». Ой, держите меня, люди добрые! Ей-ей, напишу! Немедля! Но в трамвае неудобно. Да и приехала я. Выхожу. Привет, Россия! Пока не до тебя. Нас, философа, мужчина дома ждет. Дома не любят до борща философствовать. Главное, мужу перед ужином лишнего не сболтнуть. В форме себя надо держать, в форме. Муж, он тоже на работе устает. Губы подкрасила, глазки глу-у-у-пенькие, кофточка расстегнута. Вот так. Хорошо.
- Это пупсик твой пришел, солнце мое!…


2
Каждое утро муж смотрит на меня вчерашними глазами. Я ему не интересна. Он ничего во мне не видит. И почему мне так не везет? Встретишь мужчину, (или это они меня встречают? Ай, все равно), полюбишь за что-то необыкновенное. Кстати, что я в них нахожу необыкновенного? Вот в этом, например? Нахальный, ленивый, ограниченный. Конечно, чтобы это понять, надо пожить с ним какое-то время. Издержки, так сказать, бытия. Но годы тому назад я его любила сумасшедшим образом. Во мне кровь кипела. Я плакала вечерами, если не видела его за день хотя бы раз, мельком. А его прикосновения, поцелуи! Это же огонь и мед! И случайное пожатие пальцев. Он стихи мне посвящал! «Непостижимая и неземная!..» Это все обо мне. Удивительно, но пока мужик не наложил на тебя лапу, ты загадочна и мила. Когда мы успеваем превратиться из королевы в кухарку? Как им это удается сделать? Ухаживают они за нами явно, как игроки на бирже за валютой. Почему же потом им выгодно понижать наш курс изо дня в день? У мужиков отсутствует экономическое сознание, ой отсутствует. Проверять в очередной раз на практике ничего не станем. Лучше откроем глаза.
- Доброе утро, дорогой.
Встанем и сделаем этому брокеру-неудачнику завтрак. Кстати, если я вам еще не успела сообщить, у меня есть от него дети. Тоже мужеского пола. И я их очень люблю. А встаю все равно самая последняя. Из принципа. Одна я у них. Они не понимают, что я у них одна. Но кто-то должен быть в этой семье мудрее остальных. Вот и берегу себя. Для них!
…Отгремели ложки, вымыты плошки. Пора заняться своим фасадом. Я вообще-то красавица. Редкий тип женщины. Ну то, что я умница, (все размышляю, размышляю), вы уже, надеюсь, поняли. Узнайте же, что я еще и красивая. Труженица на службе, добрая мать своим детям, недоступная мечта всех окружающих мечту мужиков, нежная жена своему неблагодарному… Черт, испачкала глаз тушью. Сколько раз обещала себе не хвастаться у зеркала в спешке! Хвалить себя – это ювелирная работа. Ваяние собственной психики. Созидание имиджа. Надо быть честной: я не скромная женщина. А что делать? Из меня так и выпирает необыкновенность. Все. Готова. Щелкнула замком, а ключи, как всегда, забыла. Ладно, Шурик все равно первым придет. Теперь бегом!…

Успела. Даже место возле окна заняла. Еду. Первая минута пошла – все тихо. Вторая минута пошла. Начинается…
«Самое страшное и одновременно самое высокое, что есть в человеке – его достоинство. От гордости до гордыни – пропасть. Гордость – это всегда за что-то, а гордыня – необоснованные претензии мелочи на величие. Во имя лучшего в человеке, во имя его достоинства, совершались самые ужасные преступления. Убийства, например. Кого-то лишали жизни за то, что наступил на достоинство другого. И нечего хихикать. Достоинство стоит жизни. Это равноценные категории. Человек взращивает в себе личность долго и трудно, позволить кому- либо ее унизить – все равно, что растоптать саму жизнь. Попадая во власть необузданного циника, уже делаешь выбор: оставить жизнь ему – потерять себя, отстаивать себя – убить обидчика. Опасная стезя у подлецов. Уверена, что дуэли придумали благородные люди, а отменили негодяи. Добились, коррупционеры. Их мало уже оставалось. Однажды они могли потерять свой генофонд. И вот вывернулись. Примем такую версию, чтобы не пришлось соглашаться, будто большинство граждан перестали пестовать в себе личность и утратили потребность в ее защите. Иначе станет грустно. Уже становиться. А если подумать, так сказать, о текущем моменте?! Вчера плакала в своем кабинете Ленка. Ей изменяет муж с секретаршей нашего шефа. У Ленки с мужем двое детей. И вообще, Ленка – прелесть. Все ее любят. Она потрясающе сексуальна! И, надо же, как повезло ее хорьку, патологически порядочна. Не может, видите ли, предать. Он – может, у него на этот счет никаких моральных цепей на характер не надето. Ни в чем не стесняет себя, урод. Думаете, скрывается от общественности? Вовсе нет. Связь свою не таит. Гордится даже. Не потому, что любит, а потому, что грешить стало модно. Не мучает его судьба женщины, которая ему доверилась, судьба его собственных детей не волнует. Получается, он кругом подлец. А Ленка из-за такого негодяя сама издергалась и детей извела. Плачущая мать в семье страшнее диатеза! И на развод не подает. Представляете, жалеет мужа! Да разве можно с таким ничтожеством стариться? Это же чужой человек, опасный. Своих предал. Пустячный мужик, а тоже себе думает: за меня, мол, бабы борются. Бороться надо за классного мужика, настоящего. А с этим любая наплачется дважды: первый раз, пока не разглядит, а второй раз, когда разглядит за кого боролась. Ленке просто повезло. Всего в тридцать два года так удачно и так быстро поняла, что рядом вовсе не принц. Привалило счастье девке! Надо ей сегодня сказать об этом. Другие далеко за сорок обнаруживают, что не с тем пробыли за одной дверью лучшие годы, не с тем копали картошку и не у того отбирали получку. Да и сколько там было-то раз в месяц! Крохи!
Приехала что ли? Нельзя мне задумываться о других за три остановки до выхода. Батюшки, кошки под ноги бросаются. Повезло тебе, пушистая, что на тропе я, а не Светлана Петровна. Есть у меня неприятельница по соседству, которая втаптывает в грязь всякий хрупкий хорошенький организм».
- Какой пропуск? У меня сто лет его никто не спрашивал!
Чуть дверью не убил, балбес. Мода на охранников дошла и до нас. Ну, денек начался!

3

- Егор Андреевич, я не буду этим заниматься за такую зарплату! Врать людям надо за большие деньги.
- Верочка, ваши должностные обязанности предусматривают занятие рекламной политикой в интересах фирмы.
Цветисто выражается, правда? А все потому, что Егор боится свою мысль проще излагать. Он военный, полковник в отставке, а матерится, как генерал. Мне вначале казалось, что шеф, лейтенант запаса, кайф ловит оттого, что на него ишачит полковник, но потом поняла – за редкое умение говорить с народом взяли Егора директором по кадровым вопросам. Слыхали. Это он в офисе свои способности скрывает, чудак. Вжарил бы вчера на полную катушку, глядишь – бухгалтерия с отчетом за полдня справилась.
- Все же я стесняюсь за свою зарплату излагать клиентам идеи президента. Добейтесь прибавки, Егор Андреевич, тогда покривлю. А пока мою совесть еще никто не купил.
У нас в рекламном отделе в понятие «политика фирмы» включено виртуозное оболванивание клиента. Это, как говорит наш шеф, осознанная им необходимость. Шеф молод, но не глуп. Кто же ему по собственной инициативе денежки принесет? И жаден шеф до безобразия. По-бабьи.
- Реклама должна быть сказочно заманчивой. Обещайте, сколько можете. Человек, представив, что хотя бы на треть обещанное выполнят, не знает куда деваться от счастья. Поэтому следите за текстом. Не умничайте. Сводите все к тупому короткому лозунгу. Тогда в приемной не переведется интеллигентный клиент. Наши люди привыкли к емким в своей тупости призывам. Но начинайте как-нибудь по-корчагински, позадиристей. К примеру, «Даешь 2000 процентов годовых!!». И берите их деньги без страха!
- Ой, Сан Саныч, сколько веревочке ни виться…
- Не каркать мне тут! Но в чем-то вы правы. Пора, пора нам в депутаты. Во власти не хватает порядочных и энергичных. Зайдите ко мне вечерком в кабинет, Вера Петровна. Подготовим публикации в прессе.
Насвистывая простенький мотивчик про плюшевую юбочку, шеф уходит. Ну и жук! Но красивый. У нас в конторе все бабы в него влюблены. Ходят слухи, что многие прошли через его постель, прежде, чем их приняли на работу. Но я не верю. К примеру, я в постели шефа не была. Почему другие должны быть где-то раньше меня? И вообще, шеф женатый человек. А взглядом женщин раздевает от скуки. Делать-то ему абсолютно нечего! Честно говоря, в наших фирменных тетках только тело интересно, потому что разнообразно. В остальном все типично: тряпки с одной барахолки, новости из одних газет, воспитание от советской школы. Так что, только раздевать наших баб, глазеть на них и быстро-быстро одевать, потому что в голом виде они не работники. А как наши тетки свою наготу ценят! Это что-то! И чем старше обнаженная плоть, те дороже она обходится обществу. Рассказывают, что сорокапятилетняя женщина пришла в один из банков за материальной помощью. Квартиру что ли сын проиграл или вовсе ему на операцию пять миллионов надо было, я сейчас не помню. Так вот, эта дама управляющему банком так и сказала: «Если вы мне поможете, то я…то я…согласна с вами полгода спать!» Управляющий, молодой мужик, просто озверел:
- Что вы обо мне думаете?! Да я за десять долларов в нашем городе нимфетку себе куплю!
Не понял, пацан, что ему самое дорогое отдавали. Не чуткий оказался человек, не интеллигентный. А мог бы и потерпеть. Всего-то полгода…
- Вера, я его боюсь! – ворвался в кабинет рыжий вихрь.
- Тьфу на тебя! Кого боишься? – Новенькая. За художественную рекламу у нас отвечает. Хорошенькая.
- Шефа я боюсь. Мне к нему сейчас с отчетом надо, а ноги не идут. Веришь, он меня взглядом замораживает. На днях от нервного возбуждения все коронки с зубов слетели прямо на совещании. Я рот рукой зажала и – вон из кабинета! В приемной кое-как запихнула все по местам и назад: « Простите, - говорю, - зубы вдруг выпали». А сегодня мне с ним говорить нужно! Пропаду!!
Мне жаль неуверенных в себе людей. Сколько раз я этой хризантеме говорила: «Юля, у тебя уникальное образование и высокая профессиональная категория. Почему ты считаешь, что Сан Саныч вправе тебе указывать как надо работать? Ах, он для тебя крутой бизнесмен? Тогда найди в чем ты его круче и смотри на шефа свысока. Что бы он тебе ни говорил, как бы ни отчитывал, помни о своих высотах и снисходительно улыбайся. Мол, что с ребенка взять».
Совместными усилиями мы нашли в юлькиной биографии такие пики, хоть святых выноси! Судите сами, она за два года до бизнес-карьеры шефа уже мухлевала с талонами на сахар. Печати подделывала или слово «крупа» заменяла на понятие «сахар» не суть важно. К ней очереди выстраивались из пострадавших от трезвости Горбачева!
Снисходительности, однако, не вышло. Страх у Юльки перерос в панику.
- Не мучайся, - успокаивала я ее, как могла, - Давай отредактируем твой отчет. Вставим кое-где умные словечки. Вот. Теперь это уже можно заучивать или читать с листа. Не торопись. У тебя есть время. Сейчас у шефа Натали в потрясающем мини отчитывается, а в подобных ситуациях он не следит за регламентом.
Художественная реклама перестала трястись и благодарно мне улыбнулась.
Должна отметить, что я считаю себя чутким руководителем. Трое моих подчиненных, всеми признанные бездельники, держатся в штате фирмы год. Если принять во внимание, что и я на работе не особенно устаю, то… Но шеф работой отдела неизменно доволен. А я люблю работать весело, легко, по возможности с удовольствием. Ненавижу психическое давление на подчиненных! Нагнетание любой напряженности считаю преступлением перед человечеством. Раньше в таких случаях говорили, что при талантливом организаторе колесо крутится без толкача. Но в нашей конторе у большинства иное мнение – менее талантливые руководители отделов завистливо указывают на неполную загрузку коллектива. А для чего мы затевали перестройку? Для чего позволили таким, как Сан Саныч, бросить институты, уйти из армии и КГБ, чтобы впрячься в в телегу российского предпринимательства? Не для того, чтобы за гроши на них горбатиться. Если бы лично я только предположила, что наш миллионер-двухлетка будет меня так эксплуатировать, никогда не позволила ему выйти из рядов КПСС. Он бы у меня до сих пор взносы платил. А то моду взяли! Ни налогов с потребления, ни партийных взносов! Удивляюсь, почему ЦК КПРФ до сих пор своих бывших в суд не потянул?! Представили бы иск об упущенной выгоде. Партия – это же акционерное общество! Нет, в ЦК не дураки. После развала такого АО, каким была КПСС, с акционерами нужно собственностью делиться. Так что, как всегда, урвать удалось только учредителям, а рядовые – пролетели.
Спина затекла. У нас обеденный перерыв. Это время встреч с поклонниками. Кто сегодня дозвонится до меня первым?

4

Мои поклонники особенные люди. С каждым из них я познакомилась по служебной необходимости. Фирма учредила свою газету, для которой мне вменили в обязанность организовывать материалы. Я обожаю интервью. Выбрать собеседника, придумать тему разговора, раскрутить ее в вопросах и ответах, и - в печать! Но интервью – опасный жанр для привлекательной женщины. Журналист должен сокращать дистанцию между собой и собеседником, чтобы общение стало максимально искренним. Так же журналист должен уметь заинтересованно слушать человека. Все выше перечисленное сделать не трудно, потому что мне по-настоящему интересны люди. Но вот сидит перед тобой такой «людь», самовыражается, получает удовольствие от того, что его слушают, и незаметно сокращает расстояние между собой и женщиной с диктофоном. Тут уж держи ухо востро. Мужчина готов на романтические поступки.
Чаще всего мне удавалось из поклонников делать друзей. Все мои приятели – порядочные люди, умные и добрые. Уверена, что они мне благодарны за то, что не воспользовалась их минутной слабостью. По собственному опыту знаю: пока отношения не привели вас в постель, нет предела для их совершенствования. Лучшее чувство на Земле – это дружба. Любовь мучительна для обоих. Это недуг. И никогда любовники, остыв друг к другу, не будут друзьями. Так стоит ли, стремясь к временному трудному чувству, перешагивать через вечное?!
Звонит телефон. Сегодня первым на проводе оказался Степушка. Мы идем в кафе что неподалеку и пьем горячий чай с пирожками. Смеемся.
- Вера, я только с тобой понял что такое дружба между мужчиной и женщиной. Это наши с тобой литературно-фригидные отношения.
У Степушки в кабинете на столе под стеклом лежит ксерокопия моей поэмы о любви. Он говорит, что я полезная для народа поэтесса. В их епархии после прочтения моих виршей у сотрудников резко обостряется влечение к противоположному полу. А так как стихи в целом о хорошем, то все с обострением этим бегут домой, а не куда попало.
Мне Степушка очень нравится. Интеллектуал, хорош собой, с раннего детства отчужден от пошлости. Жену свою понимает. Многие ли сыны Адама за годы своего супружества спрашивали себя: «А счастлива ли с ним его женщина?» Степушка знает точно – несчастлива. И старается искупить вину. Устраивает праздники своей Маришке раз в сорок пять суток, потому что психологию вдумчиво изучал. И подарки дарит со смыслом. Только единожды за все время нашего знакомства Степушка меня шокировал. Он вдруг пожаловался на жену. Мол, она экономит на белье, а его тошнит от пузырящегося советского трикотажа.
- Радуется, что трусы дешевые. Она меня, как мужчину, не уважает.
- Дурак ты, милый, - разозлилась я. – О таких вещах ни с кем говорить нельзя. А жена тебя любит. И верна тебе. Когда она начнет бельем интересоваться, тогда и будешь переживать. А пока купи ей сам чего-нибудь, если уж так злишься на советский трикотаж. Всем приятно будет.
- Думаешь?
- Уверена.
Степушка заботливый отец. И старомодный к тому же. Взрослого сына стесняется. Однажды убивался из-за пустяка: сын увидел, как он заигрывал с коллегой по работе! Подумать только, какое у парня нежное воспитание. Не дай бог придет в нашу фирму работать!

5

Рабочий день заканчивается. Шеф ни на шутку решил развлечься политикой. Изо всех сил стремится испортить мне вечер разговорами о ней. Нет, в его кабинете я свои вечера проводить не стану. Нам сверхурочные не платят. И еще у меня есть дом. Кстати, серьезная проблема для общества встает в полный рост: отчуждение от семьи, отсутствие влечения к близким людям. Многие свежеиспеченные руководители собственного дела живут так, будто они вечно командированы куда-то. Налегке живут. И от подчиненных такой же легкости требуют. У соседей по административному корпусу. например, шеф с утра появляется не для того, чтобы определить объем работы служащим, а чтобы отмерить им срок пребывания в здании. Ночами там люди сидят. Может быть этот человек таким образом господское чванство в себе холит и прививает холопские привычки персоналу? Все-таки больше его поступки похожи на месть за будущее. Ведь рано или поздно господинчик, что справа по коридору, сядет за ущерб Родине в особо крупных размерах. А пока у него «сидят» другие.
- Вера Петровна, вас просят в кабинет к начальству. Что-то срочное. – Секретарша меня поймала.
Какое дело может срочно появиться за десять минут до конца рабочего дня? Не иначе новый лозунг придумали.
- Вызывали, Сан Саныч? – вежливо спрашиваю я.
- Вера Петровна, вы должны сделать большой материал строк на триста или пятьсот, не меньше, о фирме и ее руководителе. Убьем сразу двух зайцев: отрекламируемся за счет государства и заявимся как перспективный политик. Я прав?
Два с половиной часа Сан Саныч, уткнувшись в мой диктофон, бессовестно хвастал своим уровнем жизни, молодостью и здоровьем, а также пониманием проблемы, (наверное, ему просто нравилось это слово), призывая всех трудящихся потерпеть до лучших времен и обещая посадить всех жуликов в тюрьму.
Сан Саныч не обращал внимания на досадные мелочи. Например, не смотря на сто раз самопризнанную честность, шеф патологически боялся прокурора. О служителях закона он говорил с дрожью в голосе. А как же иначе? Финансовая компания Сан Саныча второй год обещала населению инвестировать во что-то собранные с него копейки, оформившиеся в сумме в капитал. Солидные счета фирмы притягивали также средства городского и областного бюджетов. В конце концов деньги Сан Санычу стали приносить в коробках прямо в кабинет. Не имея опыта работы с деньгами, не создав производственно-коммерческой базы, фирма обязана была вызывать подозрение у властей. Но ни граждане, ни власти не интересовались, каким образом будут «оборачиваться» денежные ресурсы. Правда, по разным причинам.
Люди, продавшие квартиры и дачи, чтобы вручить свои кровные первому встречному с офисом в центре города, достойны статьи в энциклопедии. Сотрудники фирмы систематически нарушали инструкцию, отговаривая клиентов вкладывать крупные суммы в проекты шефа. Никто не обещал вернуть вклады населению, кроме огромного транспаранта и двух-трех рекламных щитов. Шеф смотрел сквозь пальцы на то, что его служащие уговаривают пенсионеров открывать накопительные счета в Сберегательном банке. Более того, Сан Саныч премировал в конце квартала особенно отличившихся в обливании имени фирмы из ведра недоверия. Причина? Высокая доходность стихийного почина низов. Пенсионеры после подобных уговоров вкладывали деньги в процветание Сан Саныча с невиданным доселе энтузиазмом, приводя за собой родных и знакомых. Лозунг – «Мы сделали богатыми себя, а теперь возьмемся за вас!» – сработал на сто процентов.
Неглупые люди, каждый со своей хитринкой, пали жертвой системы, в которой воспитывались. Это по ней, родимой, начальник всегда прав. Он потому и над тобою, что умнее, профессиональнее тебя. В прошлой системе координат лозунг был придуман и вывешен от имени государства. Тогда наши лозунги охранял Закон.
Бабушки и дедушки вообще безоговорочно верили смелым и решительным людям, которые не побоялись ответственности за чужие деньги и судьбы. Они восприняли армию сан санычей, как добровольцев, спасителей экономики, подставивших свою грудь под ветры перемен. Еще не прислонившись к Богу, балансируя между верой в партию коммунистов и надеждой на новых героев страны – бизнесменов, еще не погладив Богатство по круглому сытому боку, не попробовав состоятельности на вкус, наши люди нежно полюбили большие деньги и канонизировали их обладателей. Честный, чистый, доверчивый народ, который за всю жизнь не взял чужой копейки, не любил влезать в долги, отмерил Сан Санычу по себе, увидел ответственность зрячего перед слепыми, которых тот ведет к процветанию. Но впереди колонны шел, увы, не Данко, а А.А.Ветров. Подобные типы не вырывают своих сердец из груди. Они не любят боли. И сделают все возможное, чтобы подольше испытывать только положительные эмоции.
Оградить себя от грядущих неудобств собирается шеф при помощи власти. Отдавшие деньги, отдадут и голоса, укрепив позиции радетеля о нуждах избирателей в новой системе ценностей.
Вечерние посиделки шеф закончил умно:
- Вам, Вера Петровна, остается сочинить мне концепцию экономического развития региона, и дело – в шляпе!
Вы спросите, почему я занимаюсь все этим идиотизмом? Во-первых, потому что я у Сан Саныча Ветрова работаю, и мне, либо нужно уходить из фирмы, либо кое на что закрывать глаза. Во-вторых, уровень власти, к которой мечтает иметь отношение шеф, ничего в жизни страны и нации не решает. Из всех претендентов на мандат депутата Сан Саныч не самый противный. Да и программу мы ему сочиним, и все выступления подготовим таким образом, что если он обещанное выполнит, то огромную пользу принесет, а если ни одним пальцем не пошевелит, то хуже тоже не сделается. Словом, я влезла в политику вместе с шефом, повесив на свою совесть его победу и его поражение.

Домой приехала на машине начальства. Было темно и пахло скандалом. У ссоры запах кислой капусты, изрядно протухшей к тому же. Как можно тише стучу в дверь. В коридоре меня ждут трое, кто с чем в руках. Оказалось, что у старшего сына не выстирана парадная рубашка к завтрашнему дню, у младшего – не утихает боль в кариозном зубе, а у мужа не было нормального ужина не только сегодня, но и все наши десять лет! Словом, как я, дрянь такая, посмела сверхурочно бездельничать?! Семья мне этого не простила: мужчины, изъеденные непосильным трудом, ушли спать, а я, такая–сякая, стираю, мою посуду, вычищаю полы в коридоре. Табун прошел через мою квартиру! И каждая лошадь была в грязных сапогах.

6

Не спится. За окном то ли уличный фонарь сияет, то ли нестерпимо блестит Луна. В такие минуты я думаю о нем. Ужасно стыдно перед мужем за поселившуюся в сердце радость. Влюбилась? Несомненно. И неожиданным для себя образом. Нам бы с Шуриком развестись еще год назад следовало, но мы мучаемся вдвоем ради детей. Сыновья должны вырасти в полной семье. Это не мое убеждение, а решение мужа. Ну почему Шурик никогда не искал путей ко мне? Не строил мостов и дорог для совместного похода по жизни? Шурик так устроен, что ощущает семьей себя. И требует, чтобы дорожили им, уважали его, любили как стержень дома. По-настоящему ни во мне, ни в детях он не нуждается. Живет с нами, потому что одна на всех квартира, одна на всех дача, и машина тоже одна на всех. Шурик так обожает все эти вещи, что всякое упоминание о разводе и разделе имущества вызывает в нем ярость. Мы непозволительно отдалились друг от друга. Ничего удивительного, что у него появилась женщина, а у меня – Олег.
Олег Николаевич Земцов. Наша первая встреча была необыкновенной. Мы мельком взглянули друг на друга, чтобы надолго зацепиться сердцами. Коснулась протянутой руки и потеряла равновесие от нахлынувшей истомы. Со мной приключилась настоящая любовная лихорадка. О, я испытала, что такое страсть! Впервые я так жадно целовала мужчину, мечтала о близости с ним. Когда дело касается взаимоотношений полов, я прежде проявляла себя скромницей. Мое кокетство всегда знало жесткие рамки. Только я всегда подозревала, что верность мужу держится на не разбуженной женственности. К ухаживаниям мужчин чаще всего я бывала холодна. Обуздывать интерес к какому-нибудь особенно пылкому товарищу удавалось быстро. И вот снегурочка растаяла. Холод отступил перед обаянием Олега.
Мы с ним патологически несхожи. Он – седеющий в свои тридцать шатен с искристыми серыми глазами. Сильный, жестокий, плохо образованный, но хорошо воспитанный, циник. Я – молодящаяся наивная брюнетка, с особым желанием все романтизировать. Но вот пролетела над нами птица-Любовь, обронила перышко-счастье, и мы тратим время на его совместные поиски. Мы часто молчали вдвоем. Нам нечего обсуждать. Мой внутренний мир Олега не интересовал. В нем только плоть была взбудоражена. Да и я с ума сходила по его мужскому естеству, пьянея от поцелуев. Однако, ничего любимому не позволяла. Почему? Потому что замужем, потому что боялась его последующего презрения к себе. Но скорее потому, что не научилась брать с прилавка жизни все, что хочу и могу позволить себе взять, что само в руки просится. Всегда мне мерещится кто-то еще, с обоснованными претензиями на понравившийся предмет. Это как двойные билеты в вагон поезда. Все имеют право, но нижние полки у самых несентиментальных.
Любовь к Олегу меня деморализовала. Я понимала, что разрушаю свою жизнь, могу потерять работу, ломаю его мир. Мы оба страдали. Каждый по-своему. Он – физиологически, с повышениями давления и головными болями, я – нравственно. Как ни привлекательна животная страсть, мою личность оскорбляло безучастие Олега. Хотелось на трон. Но увидеть у своих ног Олега?! О, это невозможно! Мое грехопадение остановила гордость. Чудовищная гордость! Пришлось поменять место работы, чтобы не встречаться с Любовью. Я оказалась в штате фирмы, а Шурик заметил только мою новую зарплату. Вот так в очередной раз я отказалась от любви. И в который раз исключительно по глупости. Из приверженности к построенным воображением моральным башням и крепостям. Сейчас в моде другой архитектурный стиль. В юности у меня был парень - здоровенный длинноволосый студент, умница и спортсмен. И музыкой он увлекался, и танцевал превосходно. Везде был первым. У нас закручивался серьезный роман. Я сама объяснилась ему в любви, ничего не ожидая взамен, но неожиданно получила почти все. Почти. Дело в том, что мой студент числился женихом другой девушки, с которой он встречался три года. У них все к свадьбе шло, а тут моя любовь! Мне самой с таким сильным чувством было тяжело существовать, любовь к студенту оказалась не по плечу юности: слишком страстная, слишком всерьез. Мы встречались в тайне от всех и в то же время у всех на глазах, будто вокруг нас распускался непроницаемый для чужих купол. И вот по сей день я жалею, что ничего не отобрала от первой любви на память, не родила от этого человека ребенка. Мы расстались: его девушка сказала, что беременна. Он подчинился требованию своего внутреннего кодекса порядочности, а я, подсчитав по календарю, убедилась, что мой единственный с ней спал, когда уже говорил мне о любви. Не простила я парня. Потом выяснилось, что девушка солгала, но что это меняло?.. Наверное, нужно проще смотреть на вещи, быть ближе к жизни, а не витать в облаках. Только и Шурик, и Олег, и мой студент любили меня за сложность.

Необходимо заснуть. Завтра я должна выглядеть свежей. Мне нужна энергия уравновешенного человека, с изрядной долей оптимизма в характере. Мой девиз – морщинки только от смешливости, круги под глазами из-за бурных ночей. Нелегко убеждать себя, что спать я укладываюсь счастливой. Но иначе невозможно абсолютно счастливой проснуться. Спокойной ночи, гордая женщина. Легких тебе снов… Да уснешь ты, наконец, дура?!!

Сан Саныч

1

- Вера Петровна, разве об этом мы с вами разговаривали? Это – отсебятина, а не интервью.
Шеф был взбешен. От гнева его бесцветное лицо уроженца русского севера стало пунцовым. Казалось, он сейчас затопает ногами, разобьет все стеклянное или… заплачет. Отпечатанное на компьютере интервью, которое принесла ему на подпись его пресс-секретарь, его начальник отдела пропаганды, его имиджмейкер, его штатная стервь, было разметано по кабинету. Как он удержался, чтобы не бросить ей в лицо разорванные клочки?!
Ненавидел и боялся Сан Саныч эту непонятную тетку. Ненавидел за независимый характер, боялся за умение легко сходиться с людьми и держать всех на дистанции, которая ей самой потребна. Вот он – босс, работодатель, шеф! Его пытаются приручить, соблазнить, улестить. А эта... за двести пятьдесят тысяч рублей держится так, что хочется встать, когда она входит в кабинет. Черт возьми, собственную робость перед зависимой от него человекоединицей Сан Саныч никому не простит. Уволить стервь! И дело с концом.
- Что вы имеете против умного, скромного и цельного человека, образ которого я, замечу, с трудом вылепила из того, что мне вчера довелось услышать?
- ???
- Я не хочу вас обидеть, Сан Саныч, но нельзя же травмировать общественность своей оголтелой успешностью! Как после этого рассчитывать на то, что за вас проголосуют в пролетарском округе?!
Сан Саныч успел взять себя в руки. Но раздражение на Веру Петровну за спокойный, почти материнский, тон и жесты, сводившие его с ума своей бесцеремонной самоуверенностью, не исчезло, а даже удвоилось. Пусть она в чем-то права. Но могла бы преподнести свою правоту как-нибудь по- другому. Стервь! Именно это слово произносил Сан Саныч с особенным удовольствием, когда дело касалось Крамской. Его партнеры по бизнесу отметили журналистку сразу. Мол, никогда не был дворняжкой. Интересовались, кто у нее в кокер-спаниэлях ходит. Намекали на его особый статус в ом деле. Конечно, он гримасы всякие двусмысленные себе позволял. От этого еще больше злился на Веру Петровну. Она его лет на пять старше. Ничего всерьез от начальства не принимает: ни комплименты, ни зарплату. И нет в ней ничего такого, чтобы так себя носить! Еще учит, как надо поступить, чтобы тебя принимали не за то, что ты есть на самом деле. Да он на вранье деньги делает, а эта с…
- Ладно, вы правы. Кстати, почему на всех встречах с избирателями я должен быть без жены? Она не поймет. Да и я не понимаю. Почему? Семья – это звучит. Должно прозвучать!
- Если бы вы были женаты лет двадцать, то я первая настаивала бы на лирической ноте в формировании вашего образа. Но…У вас слишком молодая и красивая жена. Слишком нарядная. Ее возненавидят сразу все женщины, не разбираясь за что. Будет, знаете ли, не до тонкостей. А мужчины возмутятся вашей персоной, решив, что у вас всего через чур: и богат, и президент фирмы, и жена-красавица. Люди не захотят прибавить к этой цепочке власть. Я считаю, что ваша жена будет упомянута в анкете и довольно. Кампания ее отсутствие переживет.
- Мне тоже нужно опроститься, чтобы мужики не завидовали? Может, костюмчик кримпленовый откопать где-нибудь?
- С ума вы сошли! Мы лишим ваш образ органичности. У вас, Сан Саныч, пластика не для кримпленового костюма. Вы быстро привыкли к одежде из бутика. Хотите нелепо выглядеть?
- Не отличаться от толпы. Стать человеком из одной среды с избирателями. Разве это плохо?
Шеф уже спокойно, без прежней нервозности, расположился в кресле. В другом давно сидела Вера Петровна. Кресла привезли в кабинет недавно. Для непринужденного общения. Предполагалось, что Сан Саныч сам будет выбирать место для беседы. С Крамской он предпочел бы другую мизансцену. Он – во главе стола для заседаний, она – мнется возле входной двери. Однако Вера Петровна сама режиссирует спектакли, в которых у нее есть роль. Вот и сейчас она уселась в кресло и заставила переместиться в неофициальную зону собеседника.
Сан Саныч закурил. Злость прошла. Им завладевало игривое настроение. Захотелось ни с того ни с сего побыть светским львом, поухаживать за дамой. «Как ей это удается? – искренне удивился про себя шеф. – Черт возьми, вроде бы о делах говорим, но ведь, действительно, отдыхаю?!» Сан Саныч поймал себя на мысли, что Крамская такая штучка!… С ней занимательно поговорить…
- Нам нельзя сливаться с толпой, - будто издалека донесся до него приятный ласковый голос. – Вы для избирателей неизвестный человек. Если вы при этом будете походить на окружающих, то они предпочтут дядю Васю из соседнего подъезда, о котором знают все. Это на прошлых выборах успешны были народные отпрыски. Сейчас другое время на дворе. Через три-четыре года, возможно, опять войдут в политическую моду стоптанные башмаки и кепки, но сейчас… нет.
- Значит?..
- Приезжайте к людям на шикарной машине. Свиту себе сочините солидную. Одежда от кутюр, парикмахер – ежедневно, парфюм – лучшее французское. К примеру, я предпочитаю Сальвадора Дали. Главное, ни каких колец, золотых цепей и часов с бриллиантами. Я вас уважаю за несклонность к декору «от братвы».
- От меня должно вонять деньгами? Я правильно понял?
- Да. Но интеллигентное лицо, хорошая русская фамилия, подтянутый живот тоже немало стоят.
- Вы меня смущаете, Верочка.
- Я ваш врач. Болейте в моем присутствии спокойно. Кстати, Сан Саныч, вы о себе мне все рассказали? Нас никакие сюрпризы не ожидают?
- Всего о себе я не могу рассказать даже вам, Верочка.
- Вы дважды обратились ко мне по имени. Могу ли и я вас называть теперь Сашком?
- Не понял?!..
- И я. То ли вы за мной так ухаживаете, то ли перестали уважать?!
Сан Саныч взбесился. Выскочил из кресла, пробежал по ковровой дорожке до массивного стола руководителя. « Да как она смеет!? Голос не повысила, жестикулирует, как будто не испытывает никакой внутренней напряженности! Воспитывает что ли? Стервь!» Возле большого сейфа он еще раз закурил, согнал с лица досадный в его положении румянец негодования, взял со стола блокнот с ручкой и довольно грациозно поместил себя на прежнее место.
- Считайте, что пытался ухаживать. Но понял, Вера Петровна, что времени на вас у меня нет. Я ведь страшно занятой человек. А впрочем, позвольте откровенно?
- Пожалуйста. Что за церемонии с подчиненными. Не выбивайтесь из стиля.
- Для вас не секрет, что все телефоны в нашем офисе прослушиваются?
- Что вы такое говорите!? Это незаконно.
- Пусть так. Но у меня сложилось мнение, что вы не слишком строги с мужчинами. О вас у тут разное говорят. Я думаю, что без огня не бывает дыма. А для меня важно, чтобы рядом со мной находились люди с безупречными репутациями. Представляете какие сплетни возникнут вокруг меня и вас, если…

Крамской было неловко. Она не умела оправдываться. Сейчас придется выдать что-то вроде «я не такая!» Сан Саныч ликовал! У Крамской есть больное место – ее репутация. Как же он мог забыть, что больнее всего бьет несправедливое обвинение! «Давай, королева! – с удовольствием ждал Сан Саныч сопливой бабьей слезы. – Оправдывайся! Покраснела? Нет, ну точно покраснела!»
- Эх, товарищ, - скорбно вздохнула Крамская. – Неужели нестрогая с мужчинами женщина упустила бы шанс, который вы ей неоднократно давали? Разве подобная дамочка не вцепилась бы в вас и коготками и зубками? Мне ли вам рассказывать, как это делается. Вы до сих пор пару-тройку зубастеньких никак стряхнуть с пиджака не можете. Я свободно обращаюсь только со словами. При этом даже такой неделикатный человек, как вы, вынужден со мной считаться. Что уж о других говорить. Но от сплетен я вас, действительно, оградить не смогу. Поэтому на всех наших с вами совещаниях будет присутствовать ваша жена. Это мое требование. До свидания, Сан Саныч.
И не дожидаясь разрешения шефа, Вера Петровна вышла из кабинета. Не выскочила. Вышла. Ну не стервь, а?

2

Оставшись один, Сан Саныч расслабленно развалился в кресле. Он сбросил яркий галстук, как змея кожу, на важные бумаги, ворохом лежавшие на столе, потянулся, огляделся. Роскошный кабинет! За стеной жужжит штат на все готовых служащих. Всему этому исполнился год. Ровно год…Уже год. Целый год. В России живем. Здесь время идет по-иному. Если для существования фирмы в другой стране год ничего не значит, то в России… Да… Для России середины 90-х удержаться в финансовом котле на год в качестве самостоятельного игрока -–много. Много!
Раньше Ветров был частью стада. Он и себя и окружающих считал баранами. Новое время, вернее его неожиданный зигзаг, позволило вырваться в иную жизнь. Сбросил погоны вместе с зависимостью от чужой команды.
По природе Сан Саныч не был защитником. Просто в армии лет десять было уютно: зарплата высокая, отдельная благоустроенная квартира, кормят и одевают, как родного. Мир можно было посмотреть за счет государства! Неудобства кое-какие тоже были, но в других цехах народного хозяйства выбиться в руководители труднее.
Если бы его первая жена захотела жить в военном городке, согласилась мотаться за ним по степям и лесам необъятной Родины, то, возможно… Но она его бросила. О большом городе мечтала, дура. По асфальту хотела каблучками стучать!
Как он ее любил!! Романтиком был когда-то…
Нынешняя из другого теста. Наташку Сан Саныч подцепил в ресторане. Заплатил полсотни баксов за месяц. Со скидкой. Ездить приходилось в то время много. Нужно стрессы вечерами снимать. Наташка красивая. Без претензий. Укладывалась когда и с кем скажет. Если надо. Он ее ценил за терпение и нетребовательность. Тихо с ней ему было. Спокойно. И вдруг – беременность! Бог послал. Родила дочку. Потом сына. Ветров женился. Не то чтобы пришлось, а захотелось однажды жить дома. Наташка сама не своя от радости была! Не ждала такого поворота судьбы. Он сам не ожидал, что подпалит опять где-нибудь очаг. Кто же знал, что не получится дома?.. Наташка пасет его все время. Из-за нее вокруг одни старые грымзы. Разогнал бы всех Сан Саныч, но… Вот и жалуется сам себе иногда: « У других в офисах девчонки в мини. Молодые! А у меня? Опытный персонал.»
Пусто на душе у Сан Саныча. Наташке деньги нужны. Он их приносит. Если бы этой сороке кто-нибудь другой золотые побрякушки таскал, она другому заваривала свой вонючий витаминный чай. « Эх-йе, - вздыхал Ветров, - и эта не любит. За деньги любовь самой пустяковой бабы все-таки не купишь.»
 Работа спасала Сан Саныча от необходимости бывать в квартире, в которой жили ненужные ему люди. Дети?.. Нет. Отцовство не грело. Не интересно быть Сан Санычу отцом. Чего же ему хочется? Чем обжечь нервы? Ветрову захотелось власти. Понадобился иной масштаб жизни. Потянуло на …большие дела. Энергии у Сан Саныча хватит. Он сам завел предвыборную механику старым ржавым ломиком, шарахнув заявлением в городскую избирательную комиссию.

В дверь постучали, выдернув Ветрова из полудремы – полусна.
- Войдите. – разрешил вторжение Сан Саныч.
В кабинет вошли двое. Начальник службы безопасности пропустил вперед неопрятного щупленького мужичонку. Впечатление такое, будто незнакомца конвоировали, а не сопровождали. Впрочем, как всегда.
Этот Чирков даже внешне походил на немецкую овчарку: любил провожать людей. Вообще-то он серьезный человек. Зря начальство своим лицом не мучает. Его визиты – всегда чрезвычайное происшествие.
Сейчас на его невыразительной умной физиономии нескрываемая радость! Сан Саныч затрепетал. Ему подумалось, что в жизнь вторгается значительное событие. Этот беззубый мужичок перевернет все вверх дном!
Ветров мог остановить мгновенье. Ему даже захотелось это сделать в первую секунду. Вдруг что-то кольнуло в сердце и… Но Судьба привела щупленького в кабинет авантюриста.
- Эрнст Григорьевич Маньков. – представился незнакомец.
- Саня, у него аппарат. Всего два миллиона просит. – зашипел Чирков в ухо боссу. – Дай ему деньги! Он не понимает что изобрел! Это переворот в общественной жизни!
Два миллиона… Многовато. Чирков знает, что эти деньги принесли мальчонки с наколками и понятиями. Знает и предлагает отдать из «общака»… Значит, аппарат – серьезное дело. Такие люди, как Чирков, убьют родную маму, если потребует хозяин. Им азарт не свойственен. Кто у Чиркова хозяин? Считается, что он, Ветров. А на самом деле? Ладно выкрутимся, если не выдадут свои проверенные кадры.
И Ветров без дальнейших расспросов подошел к сейфу и достал банкноты.
- Возьмите. Бумаги на передачу авторских прав и владение прибором вами подписаны?
- Конечно, конечно. Спасибо вам. – Маньков пятился к выходу, шмыгал носом, прижимая к себе полиэтиленовый пакет с рублями.
- Мудак. Пакетик приволок с собой. Расплакался от радости. – брезгливо усмехнулся Ветров, когда Маньков закрыл за собой дверь.
- Этот чудик придумал бомбу! – забегал по кабинету Чирков. – Правда, сам об этом не догадывается. Пришел продавать прибор связи. Мой заместитель ради хохмы его игрушку взял. И представляешь, на нашей антенне прибор испускает нечто, воздействующее на психику. После облучения массы выполняют команды. Два месяца мы машинку гоняли! Проверяли. Народ слушается. Не веришь?
Сан Саныч давно был внимательнее некуда.
- Мы с тобой об одном и том же думаем?
- О власти, Саня! И не о твоей кампании по пролезанию в городскую Думу.
- А о чем же, Чирков? – голос Ветрова снизился и задребезжал.
- Если нашу антенну усилить, мы всю Россию накроем. Никто не спрячется. Никто.
- Так не бывает. Всегда есть свое «но». – Ветров посмотрел на Чиркова в упор. – Выкладывай что там у тебя в контрольном экземпляре?
- Ерунда, Саня. Всего 2% из 100% не поддаются. Крамская, например. Но она вообще с заскоками.
- И в чем же дело?
- Люди должны быть жадными. Алчные без проблем маршируют. С народом надо поработать. Нужен толковый пропагандист. Почва и сейчас хорошая. Но лучше сработать без осечек.

3

Главный бухгалтер фирмы озабоченно вглядывалась в чеки, завалившие ее стол:
- Вера, на рекламу Сан Саныч слишком много потратил. Твоя заслуга? А банковский счет не резиновый. Потом меня же ругать станете, когда зарплату вовремя не выдам. Глазки строите, очаровываете начальство, а за оплатой труда ко мне придете.
- Покажите чеки. Нина Федоровна, наш отдел не занимался этим проектом. – задумчиво сказала Крамская, заинтересовавшись пачками цветных буклетов. – Цветная печать. Бумага высокого качества. Что это такое?
- Хорошая жизнь. – откликнулась Нина Федоровна. – Еще и видеоролики сделали. Ты посмотри! Машины, туризм, каталоги с одеждой. И все вроде бы можно приобрести в нашей Фирме. Во всех газетах объявления поставили, по телевизору с завтрашнего дня пойдет реклама. Как же мимо тебя-то прошло?!
- Он сошел с ума!.. У него же предвыборная кампания идет! Это же мошенничество. Зачем? Так бестолково лгать…
- А знаешь, Верочка, - мечтательно вздохнула главный бухгалтер. – Я бы все отдала, чтобы в таком доме пожить. Всю жизнь мечтала иметь машину. Считаю, сберегаю чужие деньги, а хожу бог знает в чем! В мои-то годы хорошего платья не имею. И шубы не имею. Многое хотелось бы иметь. Многое…
Лихорадочный блеск глаз освежил лицо Нины Федоровны.
- Что вы заладили – «иметь» да «иметь»?! Странно звучит это. Будто не русская душа выражается. Не ваша.
От воспитания руководителя бухгалтерии Веру Петровну отвлек шум в коридоре и гул за окнами. Крамская посмотрела в окно. У входных дверей выстроился весь штат службы охраны. Несколько тысяч горожан, зажав в руках «сторублевки», теснились перед зданием Фирмы. Из огромных окон на толпу с изумлением взирали офисные муравьи. Вера Петровна выглянула в коридор. По зеленой дорожке к своему кабинету быстрым шагом шел Ветров. Ему навстречу выбегали служащие разных контор, размещенных в пятиэтажном здании НИИ чего-то там. Суета вокруг персоны Сан Саныча удивила Крамскую. Будто кинозвезда приехала – не меньше! Заметив Веру Петровну, Ветров махнул рукой, предлагая подойти. И когда, наконец, она протиснулась к нему, сказал:
- Прошу ко мне в кабинет.
- Что происходит, Сан Саныч?…Я…
Ветров шел быстро. Свита торопилась в ногу. Перед дверью в кабинет процессия остановилась. От нее отделилось трое.
- У нас большие перемены, Вера Петровна. Но вы допущены. Вам все сейчас объяснят.
- Когда что-то успело произойти? Я всего лишь ночь без вас провела и на тебе – уже перемены. К лучшему ли?
- Ночи без меня даром ни для кого не проходят. – усмехнулся Ветров. – Развей туман, Чирков.
Крамская видела Чиркова впервые. Слышала о нем все самое нелестное. И вот теперь «мистер Тайна» приглашает ее в свой мир. В нем существует подслушивание, читка чужих писем, подкуп, промышленный шпионаж. Только Веры Петровны там и не хватало…
- Нам вас не хватало, госпожа Крамская. – задушевно начал Чирков. – У вас прекрасные рекомендации. Правда, вы неестественно болтливы, а у нас наметилась некоторая секретность. Ну да ничего, договоримся? Нам понадобится ваша способность играть словами. Вы в этом деле виртуоз. Не так ли? Заставите население возжелать достатка.
- То есть?
- Нам нужно посеять в народе семена жадности. Вещизм, зависть, мещанство, понимаете? Эмоции такие. Без этого дело у нас не пойдет.
- Можно точнее?
Сан Саныч вмешался прежде чем Чирков придумал способ уничтожения Крамской.
- Вера Петровна, отдел Чиркова два месяца испытывал одно интересное устройство. Эффективно работает.
- Какое устройство?
- Психотронное оружие. Да вы не бойтесь! Это не больно. Так вот, для стопроцентного результата нам нужна особая эмоциональная почва. Человек должен быть или стать жадным. Тогда машинка заставит его сделать все, о чем я … попрошу.
- Вы хотели сказать прикажу? Я, кажется, поняла. Вы хотите заставить город избрать вас в Думу. Да?
- Город? Россию, крошка. Целое государство, милая.
- Что?!!
- Мы встанем у руля страны. Это реально.
«Ну вот, - думала Крамская. – допрыгалась! О как не случайно я здесь оказалась! Попытка весело и бесконфликтно жить в искривляющемся мире дала плоды. Постоянные уступки, компромиссы привели к тому, что повсеместно торжествует чуждая мне мораль. Я никогда ни с кем не боролась. Даже за себя. Красиво отступала, сохраняя оружие и знамена. А в результате, смешное прежде чванство Ветрова с моей помощью выросло в стремление к диктаторству. Научила, надоумила, поддержала.» Не чувствуя больше опоры, Вера Петровна опустилась на пол.
- Словно в страшной сказке… Сан Саныч, все это было! Сталин, Гитлер… Зачем вам такая сила? У вас и целей нет никаких!
- У меня машинка есть, которая буквально нацию объединит вокруг единого лидера. Разве этого мало? Мы создадим общество без диссидентов. Без лагерной плетки. У страны будет единый Бог и общий для всех Закон.
- Так не бывает, господин Ветров. Просто вы еще не просчитали последствия работы вашего аппарата.
- Она машинку имеет в виду, - успокоил Сан Саныча Чирков. - Недаром же мы прибор назвали «Милый друг»! Все будет наше.
- Вы должны быть с нами, Вера Петровна. Это шанс. Долой старую элиту! Да здравствует новая! – Ветров будто только сейчас заметил сидящую на полу Крамскую, которая грустно разглядывала свои коленки. – Почему же ты не радуешься, чертова баба!? У тебя будет все, что могут дать деньги! Загонишь под свой каблук любого! Попробуй власть на вкус! Она сладкая!
- А если я не соглашусь, Саша?
- Уволю. Прогоню. Что может быть страшнее? Прозябание – это круто! Я жестокий. А что делать? Пропагандиста я себе найду, но моралиста в наших рядах не потерпим!
- Я должна подумать. Дай мне хотя бы час одиночества!
- О-кей. Через час встречаемся, птичка.

Но через час Крамская не пришла. Ее вообще не было в офисе.
- Шеф! Она сбежала! Ведь все растрепет…
- Не ссы, оперативник. Врубай на полную катушку! Пошла родимая… Ничего уже не скроешь. Ни к чему. Пришло время моего сапога!!

4

По улицам Смоленска шагало Время Иллюзий и Предательств. Сокращенно имя читалось очень современно – ВИП. В нем ничего не было мистического или страшного. Напротив, Время выглядело привлекательно, сексуально. Одето ВИП лучше своего брата – Времени Великих Строек, а сокращенно ВВС. Словом, спешил моложавый, стройный мужчина в костюме от Диора по своим делам. Небрежно наброшенный плащ – дань осени, а не моде – чудом удерживался на нем. Было ли у ВИП лицо? Безусловно. У всякого Времени - собственное лицо. Правда, у нашего черты какие-то неясные, размытые. То ли невыразительная жесткость, то ли энергичная усредненность доминировала в его выражении, сразу не скажешь.
Мужчина торопился, направляясь в сторону главного городского парка. Под его ногами шелестело сухое золото осени, придающее городскому пейзажу цельность, достоинство. Взгляд не царапался о неоштукатуренные спины пятиэтажек, а благодаря осени, замирал на желто-коричневых каштанах, березах, тополях. Провинциальный городок осенью приобретает европейскую неброскую элегантность. Даже тротуары, не тронутые дорожными службами лет 15, осенью кажутся совершенными.
Не случайно два брата решили встретиться в сентябре. Осень располагает к размышлениям. Сегодня в парке они должны, наконец, решиться…
Холодало. В пустом парке медленно приближались друг к другу двое мужчин. Все. Состоялось. Они встретились.
- Меньше всего я ожидал увидеть здесь тебя. - испуганно прошептал один из них. – Во сне не мог представить, что за ключом придешь ты.
- Ждал кого-то в белом, брат? Время Великих Строек прошло.
- Нет. Не верю. Еще существуют мои адепты. Они не дадут…
- Тебя предали, брат. Сдали в утиль. И сам ты знаешь кто сдал и за сколько. Отдай ключ. Мне некогда.
- Что их ждет, брат? – волнуясь, спросил ВВС, торопливо роясь в портфеле.
Металлическая отмычка перешла в руки ВИП. Красавчик равнодушно бросил ключ в карман.
- Что их ждет? То, что заслуживают!..


Олег Николаевич

1

- Учиться должны те и только те, у кого есть возможность заплатить за учебу. Остальные должны вкалывать!
- А ты сам, господин демократ, выучился бесплатно? А дети твои? Конечно, теперь для вашей семьи образование – вещь не актуальная. Вас социалистическое государство обеспечило дипломами! Вы хотите купоны стричь с дипломов-то!
- Зачем ругаться? Молодежь учиться все равно не хочет. Пусть ребятки поработают, деньги в дом несут. Надо просто дать им такую возможность. И говорить следует о снижении возраста для начала трудового пути. Пусть с 14-15 лет понимают почем хлебушко.
- Образование и культура – вещи принудительные! Это необходимость, которую дети не понимают! Общество 50 лет настойчиво прививало привычку к культуре, а вы теперь хотите!.. нельзя идти на поводу у желания молодежи! Мы превратимся и очень скоро из страны институтов в … зоопарк!
- Бабы есть бабы… Особенно бывшие училки.

Программа регионального отделения Общества Принципиального Протеста писалась трудно. Основные положения были приняты большинством голосов на конференции, но, как обычно, в кратчайшие сроки изменялись секретариатом до неузнаваемости. У вождей зудело в одном месте из-за мелких нестыковочек. Интересы конференции и руководителей ОПП не совпадали в деталях. Как быть, если деньги на политическую деятельность давали те, против кого требовал протестовать Устав ОПП?! Не простое дело – политика. Политик – это освежитель воздуха для помещений без форточки! Побрызгали кое-где и ОППисты. В городе запахло.
- На выборы мы пойдем единой колонной во главе протестного электората. Наш кандидат – А.А. Ветров, президент финансовой корпорации «РОС», единогласно поддержанный конференцией. Бюджет предвыборной кампании – бездифицитный, то есть денег много. Хватит на всех. Гм, хар, хм… На все в общем хватит.
- Одумайтесь, соратники! Ветров нам классово чужд. Он исповедует не наши моральные ценности. Как мы потом будем людям в глаза смотреть?! Нельзя так безответственно транжирить политическое доверие масс!
- Люди за Ветровым пойдут. Во-первых, он не еврей. Во-вторых, у него есть деньги на выборы и в-третьих, оргтехнику для партийной печати нам подарил Сан Саныч, а не крикуны тут разные. Олег Николаевич, вы что ли скажите веское слово! У вас есть опыт. Я тоже всю жизнь с массами, но как теперь надо… Сдадут десятку раз в месяц и просто мутят воду! Зла не хватает!

Олег Николаевич Земцов, вынужденный сидеть во главе стола для заседаний, в глубине души презирал собравшихся. Неврастеники, неудачники, профессиональные болтуны, лишившиеся в новые времена кормушки – вот его войско. Что выиграешь с такой армией? Опыт бывшего сотрудника аппарата обкома КПСС долго заставлял его «отсиживаться в секретах, нападать на зазевавшегося противника, мародерствовать и угонять скот».
Развал СССР – могучего неколебимого колосса – потряс Земцова. Он, единственный из партийных функционеров, был арестован и препровожден в места предварительного заключения. Потому что выказал себя вполне идейным дураком. Дворец Власти в тот день был брошен на произвол судьбы. Самые бойкие из новых уже хозяйничали в левом флигеле, а Земцов, вместо того, чтобы симулировать инфаркт или отсидеться на загородной даче, вполне возможно для таких целей и выданной прежним начальством, сжигал документы под грифом «Совершенно секретно». Когда ему предложили покинуть здание наглецы в потертых кепках, он неуважительно отозвался о российской демократии и даже кому-то заехал по лицу увесистым кулаком. Но наручники и одиночка – это был перегиб.
Когда его выпустили « за отсутствием состава преступления», Земцов зашел на прежнее место работы. А там – знакомые все лица! Но уже со значками красно-сине-белого цвета. Руки ему никто не подал, помощи в трудоустройстве не предложил. Его бывшие подчиненные «прозрели», сбросили с себя «коммунистическое ярмо» и занялись построением новой вертикали власти с персональной ступенькой на карьерной лестнице. С буржуазной идеологией наперевес.
Они делали головокружительные политические карьеры на той же самой территории, на которой Земцов строил развитой социализм! О, как он ненавидел всех этих «заднепровских комсомольцев»! За что? Не за умение служить разным богам. За прозорливость! Как же он сам-то вовремя не сообразил?! Ему ли не знать, что государства разрушаются сверху! Как он мог принять происходящее за бунт незрелых умов?! Это бородато-техническое быдло с кляксой на пятом пункте не могло наделать столько дыр в системе. Системе был отдан приказ о ликвидации. Из нее эмигрировали опоры.
Олег Николаевич тяжело переживал утраченное влияние и общественное положение. Спустя несколько страшных лет между сумасшествием и нищетой, он получил шанс вернуться со щитом.
Перспективы Ветрова Земцов вычислил быстро. За этим мальчиком стояло что-то иррациональное. Может быть сам дьявол! Но что теперь Олегу Николаевичу до того, кому продал душу Ветров? Сделка была выгодная. Это сразу видно. За неделю сообразил высочайший рейтинг не только в области, но и за ее пределами! В Москве заметили. С телеэкрана не сходит. Без промежуточных малых политических побед рванул сразу к заветной высоте: на Кремль замахнулся.
Решившись вкусить от щедрот Ветрова, Олег Николаевич сумел пробраться к заместителю Сан Саныча. Каково же было его удивление, когда в кабинете Ветрова он встретился нос к носу с ретивым следователем, который когда-то пытался заставить подследственного подписать собственное сочинение на тему «Земцов и политический терроризм на Смоленщине»! Никогда он не забудет эту сволочь Чиркова. Бывший «портной», узнав Олега Николаевича, обрадовался. Схватил его за руку, пытался пожать и представил Ветрову как крепкого, волевого и верного человека!
- А ведь я искал тебя, Николаич, - радостно, с влагой в глазу, сказал Чирков. – Редкий ты мужик. Не забываю таких. Сейчас нам необходимы свои Дантоны. Я для тебя все сделаю! А за прошлое прости. Ну работа была такая!...
Земцову выдали наличными пятьдесят тысяч долларов на первое время. Определили фронт работ: организация массовой политической партии, идеалом которой должен стать Ветров.
Массовку собрали быстро. Олег Николаевич обладал притягательной внешностью, внушительным баритоном, был хорошо обут. К нему потянулись люди. Сначала собралось человек двести. Крепкие молодые мужчины. Откуда-то прознали женщины про такое количество временно трезвых. Зачастили на собрание ОПП. Влились в организацию.
Если бы не политический заказ, Земцов никогда не осквернил бы партию присутствием в ней женщин. Олег Николаевич был страшно зол на россиянок. Он считал, что носители общественной морали, каковыми на Руси всегда были женщины, предали свой народ и свое Отечество. Они презрели свою роль охранительниц твердынь и побежали по кривой дорожке за легкими деньгами и сомнительными удовольствиями.
- Замуж хотят выскочить – вот и рыщут по собраниям. Тревожат мини-юбками и духами, – подумал Земцов, подавляя желание «поиграть» ноздрями. – В политике требуются мозги. А какие мозги у бабья? Умной голове прическа не нужна. Эти сплошь с прическами.
Олег Николаевич не представлял, как можно думать, имея четвертый размер бюстгальтера и пышную задницу?! Мыслительный процесс не вязался в его сознании с колыханием плоти.
- Губы накрасит и вперед. В нашем деле нужны люди-гвозди, а тут..!
Дело в том, что Земцов был страстным и влюбчивым мужчиной на ответственной работе. Это сочетание определяло его личную трагедию: Олег Николаевич не разрешал себе любить. У него была жена и дочь. Они дружно жили вместе 15 лет. Но Земцов природой не создан для моногамии. Натура требовала свое. А он противостоял ей со всей большевистской беспощадностью.

Отдавшись на миг внутренним переживаниям, Олег Николаевич вернулся к происходившему в малом зале для заседаний:
- Ветров выиграет выборы не только для себя, но и для партии. А свое стремление к политической власти мы отразили в Уставе. За Устав все голосовали? Все. Каждая партия мечтает о такой успешной выборной кампании. Конечно, Ветров не член ОПП и это напрягает многих. Но он финансирует нашу деятельность. Благодаря ему партию знают в стране. За короткий срок мы привлекли на свою сторону половину электората коммунистов! Это заслуга политсовета ОПП. В стране преступность вот-вот сомкнется с властными структурами. Этого нельзя допустить. Иначе конец придет нашей необъятной Родине. Поэтому задача ОПП – вытеснить верхних. Ветрову нужна политическая доктрина. Без нее он несерьезно выглядит в глазах дипломатов. Мы дали Ветрову идеологию. Впоследствии ему понадобится мощная поддержка организованных низов. Это тоже ОПП. Так что, партия в политической игре даже такого масштаба не потеряется.
Пухлогубая брюнетка, не сводившая с Земцова восхищенных глаз, зааплодировала. Ее поддержали. Олег Николаевич грустно улыбнулся:
- За овацию спасибо. Но перейдем к скучным подробностям. Доложите, товарищ Староверов следующий пункт повестки дня.

2

« Я – женщина!
Тонка моя не девичья, но для тебя хранящая упругость, талия.
К ее изгибу прикоснись рукой,
Согрей теплом объятия мой стан,
Губами прикоснись к груди высокой.
И дай мне ощутить желанья трепет в лоне.
Ты – мой! Молчи. Не надо слов. Пусть тело говорит твое.
Оно красноречивей.
Правдива терпкость твоей плоти, упруго воспарившей ввысь,
Суля любовь и наслажденье.
Я верю телу твоему, манящее мое.
В желаньях наших утихнет буря грешной страсти.
Простим друг друга за владенье бесценными творца дарами –
Телами теплыми и разными настолько.
Что рвутся они слиться воедино!»

Земцов читал стихи Веры Крамской, которые она посвятила ему в период своей смешной влюбленности. Сколько здоровья ему стоила эта Вера! И вот исчезла, растаяла…
Жена жарит картошку к ужину, а он прячется в туалете, как школьник, с запрещенной его возрасту литературой. Ой, поймает мама! Ой, будет скандал!
- Олег! У нас папа сегодня в гостях! Зайди к нему, – позвала жена.

Отец – Николай Исаевич Земцов – всю жизнь прожил в деревне. Он работал учителем в средней школе. После ранней кончины жены, Николай Исаевич не приветил ни одной женщины и знал долгое время только работу и домашние хлопоты одинокого человека. Состарившись, предпочел жить у старшего сына Ивана. Душой у него отдыхал. Иван был прост и трудолюбив. Воспитывал трех забавных мальчишек вместе с доброй и понятной Аннушкой. К Олегу отец приезжал разговаривать. Младший считался в семье самым умным. С кругозором. С его кочки всегда было дальше видно.
- Здравствуй, папа. Я и не знал, что ты дома. Затаился.
- На троих у вас комнат многовато. Я всегда тебе говорил. Излишество это. Вот и отца без доклада найти не можешь.
- Земцовы, к столу. – строго позвала Нина.
- Пойдем, отец. Я, честно сказать, страшно проголодался.
- С твоим аппетитом нынче не трудновато? Ого! Вот это стол! Вписался, выходит, сынок, в рыночную экономику?
- А мне, отец, стыдно ходить по городу-герою в рваных туфлях. И холодильник держать пустым в такой квартире тоже стыдно. Приходиться крутиться.
- Говорят, ты на прежней площадке выступать начал? Верно ли?
- Я больше ничего не умею делать, отец. Всю жизнь массы организовывал. Массовик я. Мне, как Ивану, не фермерствовать. У него в этом году пасека появилась. Вот и у меня кое-где свои «ульи» стоят.
- С людьми беда стряслась, Олежка. А вместо спасителей и наставников «массовики», «пчеловоды» какие-то.
- Брось, отец. С людьми все в порядке. Искренно народ жить стал. «Лучшие» свои качества нация скрывать перестала. Помнишь, как ты возмущался, когда я приезжал в деревню работниц на утреннюю дойку поднимать. Да, приходилось партии заставлять коров доить в некоторых хозяйствах. Теперь нет уполномоченных. И что? Фермы закрыли, скот прирезали, колхозное имущество растащили. Посмотри вокруг – деревни, словно, войну пережили! Нина, расскажи отцу, как у вас на работе о приметах времени отзываются.
- Я не могу, Олег. Там слова есть неприличные.
- Видите, Николай Исаевич? Слова-то неприличные. А речь идет о символе нашего времени. Интеллигенция не понимает, почему сегодня куда ни бросишь взгляд, всюду подросшие последователи знаменитого брюссельца?! Да-да. Писающие мужики! Да полно, была ли наша страна когда-нибудь культурной!
- Перестали восхищаться душевным складом добрых людей, сынок. «Добрый человек – это не профессия», говорят. Оскорбительно звучит. А ведь есть и вторая часть фразы: « Это – мировоззрение!» Добрый человек – это мировоззрение.
- Сейчас другое время. Не для добрых людей.
- Это уже не время, Олежка. Значит, сейчас безвременье. Пустодушие, пустословие…И всем от этого не радостно. Особенно молодых жалко. Какой характер может выковать безвременье?.. Жадные стали люди, мелочные. Мы были до дела жадные. Душу нараспашку держали: «Заходи, добрый человек! Черпай силушку!» Вы так не умеете. Отдавать – привилегия сильных. Ваше поколение слабое. И дети ваши тоже хотят капитал в карманах иметь, а не в душе. Я внучкины журналы полистал немного. Рассказы о жизни вещей. Женщина, которая поет, на фоне камина. Крупным планом камин и ценник от платья, в котором она разместила свое тело. При платье муж-вещь, вещь- ребенок…
- Ты хочешь сказать. Что мы с Ниной идолопоклонники? Наши вещи – наши божки?
- Ты не обижайся, сынок. Я ведь за вас переживаю. Погонишься за удобной жизнью, она тебя потом в лепешку-то и раздавит. За все ведь платим. Кто жизнью платит, кто – честью. Тебе в 1991 году трудно было. А уж в 1993 году и вовсе… Но глядел ты весело. Уютно тебе жилось в мире тогда.
- Ага, в тюрьме уютно. Там нары мягкие.
- Себя ты уважал тогда. А нынче – крутишься. За деньги людей морочишь.
- Не бойся, отец. Земцовы – народ крепкий. Прорвемся.
- Главное, Олежка, не лги. Ложь – это штука с последствиями. Она мир кривит и снаружи и внутри. Больно мне, что вот учил, воспитывал, а брезгливости к неправде и подлости не выработал даже у своих собственных детей. Как же надо было вас растить? По каким книгам учить?
- Может быть, не по Макаренко, а по Библии? – тихо спросила Нина и, не дожидаясь ответа, вышла из-за стола.

Олег Николаевич жалел отца. И всегда хотел сделать его жизнь полегче. Но разве в его силах снять груз нравственного долга перед обществом, который полвека сознательно тащил Николай Исаевич? Сейчас смешно вспоминать, как стыдился отец глядеть людям в глаза, если по радио или в газете сообщалось о суде над расхитителем-коммунистом. Переживал за репутацию партии. И за криводушного человека тоже переживал: « Не увидели, вовремя не помогли остановиться. Коммунисты не должны быть равнодушными». Последние годы отец особенно мучился. Его Родину перестали любить.
Земцов всячески избегал разговоров на эту тему. Но однажды поймал себя на мысли: «А как надо любить свою Родину? Восхищаться всем что происходит? Или, будто щенка, ткнуть носом в лужицу и приговаривать: «Не делай так больше, Родина, не делай!»?»
Отец еще не знает, что школа, которую он строил своими руками и в которой отработал более сорока лет, сгорела. Подожгли пьяные дети. И тушить никто не выбежал! Как любить такую Родину?
Вчера приезжал человек из Москвы. С лекцией. Говорил о революции в искусстве управления. Методики передовые предлагал взять на вооружение. Мол, лозунг – Мы живем так, как работаем! – ложный. На самом деле мы живем так, как нами управляют. Диссертацию на эту тему написал. Голова! А то, что в России об этом несколько веков к ряду народ вопит, так это мелочи. Слушая лектора, Земцов подумал: « Если Кремль в очередной раз сменил ориентацию ради «модернизации» экономики, то на днях потеряем космос, фундаментальную науку и оборонку!»
В самом деле, кое-как дожили до европейского принципа построения карьеры, когда руководители страны перестали гордиться тем, что «академиев не кончали» и на тебе! Опять на заводах выборы директоров! Снова исполнительную власть формирует толпа, а не Университет! Чего ж дивиться, что культурные ценности ваяют в тренажерных залах, а финансово-политическое влияние того и гляди уплывет насовсем к уголовникам.
Нет, Олег Николаевич был честен перед самим собой, когда решил работать с Ветровым. Чувствовал, что России все равно кто на скале в орлиной позе – Ветров, Ельцин, Жириновский… Страна давно уже ничего не выбирает. Положила страна на все с прибором.

3

Резиденция Ветрова теперь располагалась в отдельно стоящем двухэтажном здании на тихой улочке. К особнячку зачастили черные автомобили. Длиннополые пальто от Кардена мелькали у парадного входа столь же часто, сколь и черные турецкие кожанки. В фирму «РОС» прикатила фартовая Русь.
Посетителей попроще встречал огромный портрет Сан Саныча. С лощеного плаката строго смотрел Ветров на соотечественников. «Что ты сегодня сделал для России?» - вопрошал текст на галстуке. Входящие в новый офис перспективного политика должны были подозревать, что многое для России делается именно здесь.
На первом этаже вторую неделю теснятся группы поддержки. С каждым днем людей становится все больше. Фанерные перегородки разделяют социальные прослойки и творческие союзы. На каждой микроприемной – табличка. Прочтешь ее и понимаешь нужен ли ты тут кому-нибудь или нет.
В кабинете №1 не пускают НАТО на восток. Здесь тусуются офицеры. Ветров обещал повернуть военную реформу лицом к майорам. Но, зная скудость военного бюджета, а также то, что недофинансированная реформа фактически «без штанов», не сомневаемся – майоры увидят страшное.
«Жертвы Уголовного Кодекса» или «ЖУК» занимают самое просторное помещение. Вначале на месте «Жуков» были группа «Закон», ( в нее входили работники милиции), объединение – «Прокуроры за демократию» и практики, знакомые с Кодексом лично. Воссоединение состоялось во время работы над новым Уголовным Кодексом. Подтвердилось умозаключение философа ОПП: «Общие интересы быстро побеждают межведомственные разногласия».
На второй этаж вела ковровая дорожка, наступить на которую можно только с разрешения гренадера в бронежилете. Постовой время от времени щелкал тумблером на железной коробке и сообщал информацию о посетителях. Одних выходили встречать красивые девушки, других – строгие юноши. Но путь наверх по красной дорожке, окаймленной зеленым геометрическим орнаментом, начинался все-таки с благосклонности гренадера.

Незнакомец с кейсом подмышкой медленно положил сверкающую золотом визитку на стол: «К Земцову. Меня не ждут».
У гренадера вспотел бронежилет. Парень вытянулся в струнку и пропустил визитера без доклада.
- Олег Николаевич, мне поручено ознакомить вас с некоторыми документами и сделать лично вам интересное предложение.
Земцов не удивился появлению в своем кабинете незнакомого мужчины. С первого взгляда он понял, что перед ним быстроногий курьер из Москвы. И, видимо, этот человек имел серьезные полномочия. По законам жанра за полгода до выборов его должны начать переманивать и подкупать, за три месяца до голосования – запугивать, а еще через месяц – покуситься на жизнь. Этот начал с документов. Странно.
Пока Олег Николаевич изучал фотографии и тексты, москвич терпеливо молчал. Наконец, Земцов обратился к нему:
- Вы утверждаете, что рейтинг Ветрова держится на мифическом кодирующем устройстве, которое скоро начнет работать на вашего кандидата.
- И еще мы утверждаем, что можем лишить вашу партию регистрации, с юридическими последствиями лично для вас, Олег Николаевич.
- Можете, но не хотите. Верно?
- Да. Не хотим. Все не так просто, вы правы. У нас оценили ваш подход к работе с электоратом, интеллектуальный вклад в программу Ветрова. Достигнутые успехи, наконец. О вас мы знаем все. Поэтому принято решение быть с вами максимально откровенными.
Москвич испытующе посмотрел на Земцова, потом снисходительно оглядел его кабинет и вежливо продолжил:
- Все, что лично вам может дать победа Ветрова, можем дать и мы. Но не потом, а уже сегодня. После выборов Ветров – не предсказуем. Вы уверены, что он в отношении вас сдержит свои обещания?
- Уверен. Ему трудно вычеркнуть ОПП из политического процесса. А партии трудно обойтись без меня. С другой стороны, ОПП с вами ничего не связывает. Партия власти, кажется, называется по-другому?
- Олег Николаевич, дорогой мой! Никакой партии власти нет вообще! Есть политики с государственными должностями. Мы понимаем, что вам удалось создать настоящую политическую организацию. У нас только касса и лидеры. Но признательность низов нужно уметь поддерживать. В случае победы вам будет не до партии и ее программы. Возможно, придется менять название и так далее. Вы начнете жить совершенно другими проблемами. Вы же знаете, как это бывает. Мы можем помочь вам красиво уйти. Зачем хоронить свое будущее, а я уверен – блестящее будущее, либо под обломками выборной кампании Ветрова, либо под тяжестью связанных с победой надежд простых людей!?
- Я предавать не умею. Пойду с Ветровым до конца.
- Хорошо. Скажу больше, чем мне разрешено вам сказать. Ветрова не будет у финишной черты. У господина предпринимателя вашей закваски нет. Он сдастся. И тогда вы станете в глазах народа провокатором, предателем. Зачем вам это? Подумайте, на какую изначально хрупкую конструкцию вы опираетесь! В команде Ветрова вы уже сейчас – «белая ворона». Вас уберут при любом исходе дела. И потом, Олег Николаевич, вы же патриот. Неужели вы на самом деле хотите отдать Россию таким, как Ветров?
- А ты, мальчик, кому Россию отдал? – разозлился Земцов. – Плохо ты свою речь закончил. Непрофессионально. Я тебе не юнец. У меня в крови гормоны не бунтуют. Ударить тебя очень хочется.
Земцов обхватил себя руками, будто удерживая от драки. Москвич горько прошептал:
- Потому что я сказал правду?
- Да, - помолчав, ответил Земцов.
Он закурил. Его светлые глаза потеряли зрачки. Олег Николаевич в эту минуту был по-настоящему страшен…

Москвич достал еще одну папку.
- Здесь инструкции. Если будете им следовать, все для вас разрешится быстро и удачно. И простите, - незнакомец достал из кейса пухлый конверт, - это компенсация за нервотрепку. – Потом добавил тепло. – Я очень хорошо понимаю ваше положение. Знаю, как вам сейчас трудно. Еще раз простите, что пришлось в этом участвовать.
Земцов внимательно посмотрел парню в лицо. Молод, но не наивен. В изгибе тонкогубого рта поселилась грусть. Может быть… Нет! Играет, артист. Не нужно искать чувства в неживом.
- Хорошо вас готовят, – отмел последние сомнения Олег Николаевич. - Я согласен с вашими логическими выводами. Согласен…
Земцов взял папку и конверт. Кончился герой…


Чирков и его хозяин


1

Время иллюзий и предательств обожал созидать идолов. Кризис религиозности способствует успеху его занятий. Люди уничтожают истинные ценности в угоду современным божкам и называют это историческим прогрессом. Видимо, человечеству необходимо периодически отказываться от индивидуальных особенностей, сдирать кожу с кумира и прикладывать эти кровоточащие лохмотья к себе – вдруг прирастут? Так происходит замещение многообразия чувств и представлений трафаретом с несовершенства.
ВИП не считал из-за этого людей глупыми. Он уважал подопытных. Думал, что иллюзия слияния в единый организм, с общим на всех лицом, телом, интеллектом, излечивает от одиночества. Создает иллюзию общности, дружелюбия, теплого братства.
С наступлением зимы идолотворение сходило на нет. На белом фоне всякий яркое пятно. Именно зимой Время встречалось с биосистемой Ч-13485Х1.
Первого декабря, а вовсе не в новогоднюю или рождественскую ночь, активировали новую программу. Дело простое: вставляешь ключ в прорезь и …перед тобой человек своего Времени. Преданный, не рассуждающий, бесчувственный, умный. Кто-то усмехнется:
- Такие встречи случаются в Нескучном саду или возле Царь-колокола. Что делать Времени в Смоленске?
Иллюзия, которую несет с собой ВИП, как раз и состоит в том, чтобы казалось, будто центр событий где-то далеко, что от тебя ничего не зависит. И люди начинают верить в то, что пришло не их Время, что потом, когда-нибудь, их дети или внуки станут жить по-другому, в лучшее Время. Таким образом, ВИП собирается царить вечно.
Биосистема Ч-13485Х1 – это многочисленная группа человекообразных, посредством которых Время оставляет свой след в истории человечества. Достаточно активировать одного члена группы, чтобы изменить деятельность системы в целом. Теперь вы понимаете почему при жизни одного поколения могут так резко меняться времена?..
- Я пришел, хозяин. Приказывайте.
- Сейчас, дорогой. Не больно? Ключик давненько не использовали. Так что потерпи. Ну вот и все. Надеюсь, справишься быстро?
- Не сомневайтесь, хозяин. Сделаю так, как велите.
- Послушай, Чирков, а тебе не жалко уже проделанной работы?
- Вы забыли, хозяин, я не умею сожалеть.
- Ну-ну. Иди. Приступай, голубчик.

2

«Господин Ветров, вас называют самым популярным человеком уходящего года. С кем бы вы хотели разделить свой небывалый успех у россиян?..»
- Овсов, выключи телевизор. Надоел этот парень, понимаешь… Сколько голосов у него может быть летом, как думаешь?
Молодой человек с грустным тонкогубым ртом спокойно заметил:
- Это Ваш основной соперник, господин Президент.
- Что, Овсов, не нужен стало быть я России? Выскочка Москву берет…
- Вам ни к чему волноваться. До 2000 года у России Президент есть. А что касается Ветрова…Не помню случая, чтобы избирательные комиссии не справились с инициативой снизу.
- Хорошо говоришь, Овсов. Непонятно. Но успокаивает. А за мальчонкой все же приглядите. Мне второй тур не нужен. Страна-то непредсказуемая. Мало ли что?…

* * *

Олег Николаевич закрылся в своем кабинете. События вокруг фирмы «РОС» и штаб-квартиры ОПП не давали возможности отыграть лицом требуемые эмоции. Земцов отключил телефоны, радио и телевизор. Опустил жалюзи.
« 9 декабря в Москве возле собственного дома был застрелен известный предприниматель Ветров. Пуля оборвала жизнь и карьеру перспективного политика общероссийского масштаба. Господин Ветров через два дня должен был получить удостоверение кандидата на должность Президента Российской Федерации. Правоохранительные органы не связывают убийство Ветрова с его политической деятельностью», – доносилось с улицы. Кто-то включил громкую связь на полную катушку.
Олег Николаевич открыл папку, которую ему вручил курьер в середине ноября. В ней лежали несколько конвертов. На пакете с номером один ярко выделялась дата – 9 декабря 1995 года.
После отъезда москвича Земцов чувствовал себя подписавшим смертный приговор невиновному. Все эти дни он ждал: «Когда же?» Встречаясь с Ветровым, пожимая ему руку, Олег Николаевич страдал и боялся. Прав отец. За все платим страшную цену. Только кто в данном случае заплатил дороже? Ветров? Конечно, если считать, что жизнь самая большая ценность, а после смерти – пустота. Но вдруг все-таки существует лучший из миров?! Тогда Сан Саныч сейчас в полном покое. Ему ничего не надо. Или надо? За чертой смерти такой простор для амбиций! Можно рвануть в архангелы или в заместители Сатаны. Это уж как повезет.
Земцову как дальше жить?! Знал ведь чем закончится для Ветрова его альянс с москвичом. Чтобы сохранить заработанный Ветровым и ОПП политический капитал, нужен Сан Саныч – страдалец, а не предприниматель «в бегах» и не политический эмигрант. Олег Николаевич еще тогда, в ноябре, понял что означает выражение «задействованы все рычаги». Он не спас бы Ветрова. Не смог бы спасти. Но душа болела бы сейчас по-другому: общим горем, а не потаенным страхом, стыдом и презрением к себе.
Земцов достал порошки, запил горькую смесь водой из графина. Привел нервишки в беспробудно равнодушное состояние. Начал заучивать текст из конверта номер один.

* * *

«…Когда совершаются подобные злодеяния, мы спрашиваем: «За что? Кому эта смерть выгодна?» И понимаем – убийство Ветрова - политическое преступление! Что бы нам не говорили правоохранители. Мы знаем, что кандидат в Президенты России реально претендовал на второе место в рейтинговой таблице на выборах, вытесняя из второго тура выдвиженца коммунистов».
Великолепный баритон Земцова крепчал. Пресс-конференция превратилась в манифестацию, митинг, героем которого был Олег Николаевич. Ему, как всегда, аплодировали…

Организация Принципиального Протеста, внезапно лишившаяся кандидата в Президенты, собралась на внеочередную конференцию. Резолюция была заготовлена заранее. Олег Николаевич списал ее с листа из конверта номер два. Секретарь ОПП Староверов по привычке предварительно побеседовал с каждым руководителем делегаций, добился одобрения несуществующего еще документа. Проект резолюции Староверову был неизвестен. Секретарь предпочитал в сложных ситуациях доверять начальству. Тем более, что при неблагоприятном раскладе, всегда можно рассказать правду и «сдать» толпе вождя.
Когда одобренная конференцией резолюция была опубликована во всех газетах, Земцов достал конверт номер три и принялся объясняться с электоратом.
- Как же так? Почему? Отдать голоса нынешнему Президенту?
- А вы предлагаете, чтобы ОПП своим неучастием в выборах помогало убийцам Ветрова?! Все-таки программа организации выступает за реформирование страны. Выполнить программу – наш долг. Надеюсь, что вы меня понимаете… есть важное, а есть второстепенное. Нужно использовать достигнутый потенциал. Главное, что мы все объединились. Мы – вместе! Мы – горы свернем! Нас будут еще не раз пытаться разъединить и запугать, но мы…
* * *

«Вы смотрите программу «Новости России». Главная политическая новость уходящего года: Организация Политического Протеста приняла трудное для себя решение. Члены ОПП призывают своих сторонников участвовать в выборах Президента России! Несмотря на трагический уход из жизни выдвиженца ОПП господина Ветрова, соратники по борьбе полны решимости провести в жизнь экономическую программу, с которой их кандидат шел на выборы. Народ и ОПП голосуют за реформы!»

* * *

- Поздравляю, господин Староверов. Конференция сделал правильный выбор. Надеюсь на вас.
Земцов пожимал руку новому лидеру партии, старательно уклоняясь от радостных объятий карьериста.
Олег Николаевич уезжал в Москву. Приглашение на работу в администрацию Президента находилось в последнем конверте. В нем же был номер телефона и кодовое слово. Кажется, из Чехова.
Привычно вскрыв в назначенный день конверт, он набрал номер. Услышав, « Алло! Вас слушают», сказал: «Овсов».
- Здравствуйте, Олег Николаевич, – откликнулся знакомый грустный голос.
Спина у Земцова непроизвольно прогнулась…

* * *

- Богдан Иванович! К вам изобретатель пришел. Неприятный какой-то…А я гнала!…Не уходит. Что? Да у него прибор! Фамилия?…Маньков. Да…Да…Сейчас спрошу.
Девушка-секретарь прервала доклад и обратилась к помятому мужчине со свертком:
- Маньков! Это вы Ветрову прибор связи продали?
- Да. Он был так любезен, царство ему небесное…
Девушка больше не слушала посетителя.
- Это его прибор. Впустить? И кофе!? …Ну входите, господин Маньков. Вас ждут…

* * *

- Вы слышали? Бомбили Грозный!
- Обстреливали из орудий.
- Бомбили! Это военные действия на территории России. Война против своих. У меня сестра в Грозном.
- Бесовщина напала на Россию. Страна интернационалистов! Страна, победившая фашизм! Со свастикой маршируют… Что делается!
- Облучают нас. Вот стоим мы здесь в ожидании автобуса, а кругом антенны, антенны...
- Стгашное вгемя. Утюг стгашно включить.
- От утюга, Борис Моисеевич, нам хуже не станет.
- Вам, Иван Иванович, не станет, а нам – очень может быть…

* * *

Все, происходящее с нами, не отрицает существование Бога…