Лично мне довелось впервые столкнуться с проблемой "удобств" на самолёте при весьма комичной ситуации. В тот период я в качестве инженера-экспериментатора только начинал летать по программам лётных исследований «человеческого фактора».
Причём, нужно было набрать обширный статистической материал. Т.е. и полётов, и выполняющих их лётчиков должно было быть достаточно много. Для этой цели очень подходили полёты слушателей школы лётчиков испытателей ЛИИ. Поэтому мои программы выполнялись в комплексе с полётами этой школы. Летали слушатели ШЛИ очень много и на разных самолётах, что и было нужно нам для наших научных целей. Командиром экипажа и, соответственно, инструктором был зам.начальника ШЛИ лётчик-испытатель Юрий Усиков. Этот изумительный человек и великолепный лётчик заслуживает отдельного рассказа, и может кто-то из его друзей решится на это...
Летал я с лётчиками ШЛИ только на гражданских или военно-транспортных машинах.
При выполнении подобных полётов в самолёт вместе с командиром-инструктором садилась сразу вся группа слушателей ШЛИ, т.е. более двух десятков лётчиков. Один за штурвал, остальные в пассажирском или транспортном отсеке. Скажу сразу: ни программой обучения, ни моей программой лётных испытаний наличие на борту двадцати пяти лётчиков-слушателей ШЛИ не предусматривалось... Но это экономило массу времени и ресурсов. Не надо было каждый раз выполнять посадку и заруливать на стоянку, чтобы высадить отлетавшего курсанта и посадить другого. Таким образом, после выполнения своего полётного задания лётчик не производил посадку, а делал лишь проход над полосой и, снова набрав высоту, уходил в зону. Смена же курсантов в пилотской кабине происходила прямо в воздухе. Отмечу и то, что всякий раз в полётных листах отмечались несуществующие, но запланированные программой посадки. Это всё делалось с молчаливого согласия руководства, которое шло на эти нарушения сознательно. Официально разрешить не позволяли правила, а особого риска в полётах на серийных самолётах нет (ведь летают же на них пассажиры!)
Полёты ШЛИ начинались очень рано – в шесть утра и продолжались без перерыва довольно долго. За это время все двадцать пять курсантов успевали выполнить сегодняшнее задание, будь то полёт на предельных углах атаки или полёт при имитации отказа двигателя, выполнение крутых спиралей или экстренное аварийное снижение…
Хочется избежать избитых рассказиков типа: «всякое бывало в этих полётах…» Но очень уж запомнился случай, когда неожиданно ухудшилась и без того плохая погода. Руководитель полётов дал команду садиться, но гроза нас опередила… Никогда я не видел молнии так близко. Одна из них ударила, видимо, совсем рядом с фюзеляжем самолёта. Необыкновенно резко запахло озоном… Видимость нулевая… На посадку шли практически вслепую.
Именно тогда я подумал: интересно, как наше руководство будет объяснять аварийной комиссии наличие трёх десятков трупов на месте катастрофы при том, что в полётном листе записано только шесть членов экипажа.
После "той" посадки наш командир Юрий Усиков отыскал на борту самолёта маленькую чёрную (обгорелую) отметину … Интересно, что это было?!
Отлетав по программе один тип самолёта курсанты переходили на другой самолёт и так далее. И вот наступил черёд полётов на военно-транспортном АН-26. Это был мой первый полёт на «собрате» пассажирского АН-24. Летали, как всегда, долго. Полёт и работа шли нормально, но под самый конец полёта мне здорово «приспичило» по малой нужде. Вышел из кабины в транспортный отсек, ищу туалет (ведь есть же он на АН-24!) Но никак не нахожу туалета! В хвосте, там где у АН-24 размещена заветная кабинка, ничего нет, кроме десантного откидного трапа. Стыдливо спрашиваю у бортмеханика, мол, где тут туалет? «А вот!», – механик указал мне на ведро, стоявшее в хвосте у самого люка. Делать нечего, сходил в ведро…
Приземлились… Зарулили на стоянку… Экипаж по одному стал выползать из самолёта. Когда и я собрался сделать то же, меня окликнул бортмеханик (хозяин самолёта): «Эй, друг, ты что, не знаешь основной закон авиации? Кто последний в ведро сходит, тот и выносит ведро из самолёта!» Громовой хохот экипажа подтвердил, что этого момента все давно ждали и не могли пропустить такого представления. Я взял вонючее ведро и с независимым видом вынес его из чрева самолёта. А весёлый бортмеханик сказал с напускной назидательностью:
«Самолёт – не сортир. Не можешь терпеть – не летай!»