Из консервной банки неудобно есть. Ни ложкой, ни вилкой. Можно корочкой хлеба, но мы с братишкой были слишком малы и не умели. Перед этим мы приехали к бабушке, а родители там рассорились. И отец забрал нас от мамы. Мы подумали, что навсегда. Мне страшно хотелось кушать, и я чувствовал себя виноватым.
Сначала мы шагали с папой в ногу – я и мой братишка. Мы топали в ряд, с отцом посередине. Братишка даже успевал при этом подпрыгивать в такт. Это потому, что отец неловко держал его за ладошку. Но так мы прошагали недолго. Нам было слишком мало лет, чтобы успевать в ногу с отцом. Потом мы долго шли гуськом, по росту или по возрасту: отец, за ним я, а потом братишка. Когда младший слишком отстал, отец остановился, подождал нас и взял его на руки. И мы пошли дальше. Так мы ушли от мамы.
У малышей часто спрашивают: кого ты больше любишь, папу или маму. И они по началу теряются. Они же не знают, что выбирать необязательно. Что можно любить и маму, и папу. По-разному. Потом их учат правильно отвечать: мол, люблю одинаково. Но это неправда. Суть не в том, кого ты предпочитаешь. Дело в том, что папа и мама – это совершенно разное. Примерно, как луна или солнце, река или море, или как небо и земля. Что бы ты выбрал?
Мне тогда было лет пять. Отец хлопнул дверью и сказал, что забирает детей. Попутных машин не было, потому мы топали пешком. До села, где ходили автобусы. На остановке стояли люди в ожидании рейса. Отец не знал, что с нами делать дальше. Он сообразил, что детей надо покормить и завел нас в пристанционный буфет. А еще он не имел понятия, что едят дети, и открыл нам баночку «Кильки в томате». А может у него не хватало денег, или в буфете не было ничего подходящего. Мы молча и неумело ели кильки в томате. Старались не испачкаться. Я чувствовал, что отец хочет быть хорошим с нами, но у него плохо получалось.
Они были совершенно разные, мои родители. Точно земля и небо. Только, кто был небо, а кто – земля? Мама была ближе, понятней, проще – словом, земля-кормилица. Сказать: люблю родную землю – очень легко. И я очень просто любил свою маму. А как же небо? Как быть с ним? Оно далеко, но оно всегда с тобой.
Отец часто уезжал на заработки из дома, от семьи. При этом как бы всегда незримо присутствовал с нами. Прикрывал нас, навроде неба. Оно будто здесь и при этом очень далеко. Таким был и мой отец. Его труднее было любить. Всегда можно наклониться к земле, дотронуться или прилечь. До неба нельзя дотянуться, можно всю жизнь к нему идти и не дойти. Может поэтому я подростком долго не знал, как отношусь к отцу.
…А потом сам стал отцом. И когда сильно поссорился с женой, забрал сына-первоклассника с собой и поехал в бабушкин дом. Благо, пришло лето и были каникулы. Заодно прихватил и племянника лет пяти. Они обрадовались друг другу и радостно зашагали за мной на остановку. Мы хотели выехать на переполненном пригородном рейсе. Толпа при посадке оторвала меня от детей. Они поехали зажатыми посреди набитого салона. А меня вывез другой автобус, который ни за что не хотел остановиться и подождать пригородный. До деревни я доехал раздосадованный и без детей.
На попутке тут же выехал обратно. На сельской автостанции, куда они должны были доехать своим рейсом, их никто не видел. Я пешком пошел по дороге искать детей. Оставалось одно – они могли сойти раньше. Через километр моих волнительных шаганий они вышли мне навстречу из-за поворота.
- А мы лягушку видели в луже по дороге, но играть не стали… - успокоил меня племянник. У автостанции мы зашли в сельский буфет. Выбор был небольшой. Я отчего-то взял им баночку килек в томате. Мальчишки с удовольствием вычистили баночку. Хотя они уже нашлись, я по-прежнему чувствовал себя виноватым.
… В старой луже в колее расплескалось небо. Похоже, быть дождю.