Ночью мне стало плохо. Так плохо, как никогда не было. Не знаю, от чего. Может оттого, что спали не дома. Я был молод, только что пришел из армии, и мы с женой спали у ее родителей. По правде говоря, неважно, где ты спишь, важно – с кем. А с нами где-то рядом спал мой сын. Спал тихо и спокойно, потому что знал, что папа и мама рядом. Поэтому я не мог громко стонать, когда мне стало плохо.
Я проснулся, потому что мне было больно. Очень больно. Поэтому я даже не думал, что где-то рядом спит мой маленький сын. Я вообще ни о чем не мог думать. За что? Только вчера мы переезжали, перетаскивали мебель, вытаскали пианино, тяжелое как рояль. Устали и легли спать. А тут такая боль! Я так стонал, что всех разбудил. Может быть, и маленького сына, не знаю. Почему-то не работал в доме телефон, чтобы вызвать «скорую». Всегда работал, а тут отказал. Закон подлости. Я не могу объяснить почему, но так всегда бывает.
Умница жена никогда не видела меня таким – больным и слабым. Посреди ночи она выбежала на улицу и из телефонной будки вызвала «скорую помощь». Главное, мне надо было продержаться до их приезда. Терпеть и не стонать. Но я не мог не стонать – боль пронзала меня насквозь. Про малыша-сына я больше не думал, мне просто было больно. Я на все был согласен, лишь бы она исчезла, тупая невыносимая боль.
Я успокоился лишь, когда меня увезли врачи. Посреди ночи меня определили в палату, взяли анализы и велели ждать обезболивающего укола. Боль прошла раньше, чем медсестра появилась делать тот самый укол. И я молча уснул в палате, куда меня определили.
Больничная палата сродни тюремной – от тебя не зависит, какие люди рядом. Мне повезло: сосед помог мне застелить простынку и занять свободную койку. Не важно, что он был глухонемой – без него я бы не управился! Медсестра с уколом пришла уже под утро, когда боль давно отошла. Но я на нее не в обиде: от укола я успокоился и уснул.
Поспать мне не дали – утренние процедуры. Всё, как положено! Нежданно в больнице появились коллеги по работе: никогда не думал, что я им необходим. После обеда пришла жена с сыном – принесла мне книжки, как я просил. Молодчина, что сказать! Правда, больше она не появилась…
На ночь миловидная молодая медсестра попросила у меня книжку. Почитать. Ее глаза нагло просили внимания. Я помнил жену и не поддался. Наверное, я тогда ее еще любил. Про сына я не думал. Когда нет боли, ты чувствуешь себя счастливым. Я был благодарен своему глухонемому соседу. С ни можно было не разговаривать. Когда появился очередной больной, сосед перенес мой матрас на свободное место к окну. После вчерашнего сеанса пианино я ничего не мог таскать.
Нового больного привезли из психушки с аппендицитом. Он был моим тезкой и ожидал очереди на операцию: могучий и опасный дебил с обритой наголо головой. Мне это не нравилось, но я ничего не мог поделать – соседей не выбирают. Мое высвобождение пришло нежданно: меня направили на диагностику. В присутствии целой группы студенток я лежал на операционном столе, распятый как Христос. Холодная простынка подо мной отпечатала мои мокрые телесные профили – определили почечные колики. Правда, для этого мне, голому, пришлось претерпеть все процедуры на глазах у юных медичек.
…Милый доктор сказал мне перед выпиской, что жить буду, есть можно всё, что захочу. А сын, когда подрос, признался, что скушал все пирожки с картошкой, когда шел с мамой ко мне в больницу:
- Помнишь, у тебя тогда спина болела…
Да, помню, несмотря на то, что жена давно ушла. Видимо, не она тогда испекла пирожки. Мои любимые. Я их так и не испробовал…